Агрессия и катастрофа

      В итоге все более или менее согласились с мнением, что во время похода в Польшу война на Западе вряд ли начнется, но все-таки нужно быть готовыми и к худшему варианту.
      22 августа в Оберзальцберг были созваны все высшие военные руководители третьего рейха. В двух речах, следовавших одна за другой с перерывом на обед, Гитлер уточнил свои планы. Теперь еще увереннее, чем раньше, он подчеркивал реальность невмешательства Англии и Франции во время нападения на Польшу. Он с крайним пренебрежением отзывался о военных возможностях обеих западных держав: в Англии нет настоящего вооружения; флот не готов; армия тем более; зенитная артиллерия - всего 150 орудий. "В Англии надеются, что конфликт начнется только через 2-3 года... Это говорит о том, - делал он вывод, - что Англии не хочет действительно помогать Польше... Она не станет рисковать". Что касается Франции, то Гитлер теперь считал, что и она "не хочет влезать в эту авантюру"{79}.
      На основании таких политических мотивировок Гитлер потребовал немедленных смелых действий против Польши, независимо от позиции западных держав. "Будем обороняться на Западе, пока не завоюем Польшу"{80}. И далее: "В настоящее время еще возможно, что Запад не будет вмешиваться. Мы должны пойти на риск с непоколебимой решимостью... Уничтожение Польши на первом плане... Даже если на Западе начнется война, уничтожение Польши - на первом плане... Быть быстрым такова главная задача. Преследовать до полного уничтожения"{81}.
      Итак, перед началом войны генералы и Гитлер не исключали, что западные державы не вступят в борьбу. Их надежды могли быть верны лишь в том смысле, что довоенная политика попустительства агрессору и недостаточная готовность действительно могли удержать Англию и Францию от вступления в войну в ближайшее время. Но просчет крылся в оценке перспектив: резкое усиление Германии в Европе неизбежно задевало самые глубокие политические и экономические интересы империалистических кругов обеих держав. Раньше или позже, но развитие противоречий должно было привести обе страны к активному выступлению против Германии, а следовательно, к коалиционной войне.
      К такой войне германский фашизм в 1939 г. не был вполне готов, хотя добился за предвоенные годы очень многого на пути милитаризации страны. Из 100-тысячной армии в 10 дивизий он развернул в 1939 г. вооруженные силы в 2,75 млн. человек с 10 тыс. орудий, 3,2 тыс. танков и более чем 4 тыс. самолетов, значительный флот. Но и с такими силами вермахт не мог вести длительную войну мирового масштаба против коалиции держав. К ней оказалась недостаточно подготовленной и военная экономика Германии. Несмотря на "четырехлетние планы", в сентябре 1939 г. германская промышленность зависела от ввоза из-за границы: бокситов - на 99%, каучука - 80, меди - 70, олова - 90, никеля - 95, свинца - на 50% и т. д., не говоря уже о нефти, которой третий рейх вообще практически не имел{82}.
      Выпуск военной продукции также не отвечал требованиям длительной войны мирового масштаба. Если индекс производства вооружения в 1942 г. принять за 100, то в сентябре - декабре 1939 г. он составлял в среднем 63, причем по танкам - лишь 5, а по остальным видам вооружения - 63{83}.
      Силы флота рассматривались самими его руководителями как совершенно недостаточные для войны против Англии. По предвоенным расчетам командующего подводными силами Деница, требовалось 300 подводных лодок, а имелось только 57{84}. Германский генеральный штаб не смог согласовать оперативное планирование с военно-экономическими расчетами. Все надежды возлагались лишь на успешный "блицкриг".
      Известно, что только выдающиеся государственные деятели способны видеть далеко вперед. Гитлеровская диктатура, несмотря на ее претензии, не имела и абсолютно не могла дать людей подобного рода. Но генеральные штабы, опираясь на сумму имеющихся у них разнообразных данных, обязаны трезво оценивать хотя бы ближайшие перспективы, а главное - мыслить достаточно независимо, чтобы уметь доказать политическому руководству свое мнение. Германский генеральный штаб, во всем единый с гитлеровской диктатурой, нацистской идеологией и доктриной, органически не мог так мыслить. Он недооценил возможности вероятных противников и тем продемонстрировал присущий высшему органу германского милитаризма оказавшийся необычайно устойчивым авантюризм.
      Штаб верховного главнокомандования вооруженных сил предложил развернуть армию в составе 107 дивизий на Восточном и Западном театрах: против Польши 57 дивизий, 2 тыс. танков и 2 тыс. самолетов, на Западе - 33 дивизии, ни одного танка и 1,5 тыс. самолетов, в резерве ОКХ - 17 дивизий{85}.
      Направляя главные силы против Польши, ОКВ создавало на Западном театре только слабое сухопутное прикрытие, но зато оставляло там значительные силы авиации для борьбы с англо-французской авиацией в случае ее активных действий.
      Если Англия и Франция все же выступят сразу после начала германского вторжения в Польшу, предусматривалась переброска с востока на запад дополнительных сил авиации. Приказ Геринга командующим воздушных флотов гласил: "Если при возникновении войны на Западе не потребуется прекратить операцию "Вейс" (т. е. войну против Польши. - Д. П.), то предназначенные для нее силы нападения с воздуха будут держаться наготове для переброски их на Запад". "Силы нападения" включали авиацию 4-го воздушного флота - 550 самолетов.
      Очевидно, если бы Англия и Франция выполнили свои обязательства о военной помощи Польше, то ее положение в сентябре 1939 г. было бы существенно облегчено, так как свыше 25% состава германской авиации Гитлер направил бы на Западный фронт.
      Но события развивались иначе.
      VI
      Агрессией против Польши германский империализм надеялся сделать первый шаг к осуществлению своих давних намерений по колонизации Востока, порабощению славянских народов и стран Восточной Европы, расширению "жизненного пространства" за счет Польши, а затем - Советского Союза. Оккупация польских земель составляла первую фазу этого казавшегося вполне выполнимым плана, который одновременно предусматривал так называемую германизацию Польши, иными словами, истребление значительной части населения страны, эксплуатацию ее ресурсов. "Наш долг - обезлюдить страну", - говорил еще в 1932 г. Гитлер тогдашнему президенту сената Данцига Раушнингу о Польше{86}. Создав таким путем обширный плацдарм, фашисты предполагали, что в дальнейшем, накопив силы, они приступят к реализации второй, главной и конечной фазы "восточного плана" - нанесению удара из "немецкой Польши" по Советскому Союзу.
      "Задачей германских вооруженных сил, - указывало в директиве "Вейс" германское верховное командование, - является уничтожение польских вооруженных сил. Для этого необходимо подготовить неожиданное нападение. Тайная или открытая всеобщая мобилизация будет объявлена в возможно более поздний срок в день, предшествующий нападению"{87}.
      Сухопутным силам предстояло провести одну стратегическую операцию, чтобы окружить польскую армию восточнее Вислы. И этой одной-единственной "молниеносной операцией" ОКВ - ОКХ предполагали достигнуть полной победы. "Операцию надо подготовить так, - говорилось в плане "Вейс", - чтобы можно было выступить сначала наличными силами, не ожидая планомерного развертывания отмобилизованных соединений. Необходимо скрытно занять этими силами исходные позиции непосредственно перед днем начала наступления"{88}.
      Военно-воздушные силы обеспечивали "внезапное нападение авиации на Польшу, оставив необходимые силы на Западе"{89}. Помимо уничтожения в кратчайший срок польских ВВС, германской авиации предстояло воспрепятствовать проведению польской мобилизации и сорвать планомерное стратегическое сосредоточение и развертывание польской армии.
      Срок начала агрессии - 1 сентября - определялся не случайно. Гитлер говорил: "Нельзя терять времени. Чем больше мы будем ждать, тем больше трудностей мы встретим при проведении военных операций в Восточной Европе. После середины сентября условия погоды сделают невозможными какие-либо военно-воздушные операции над этой территорией. Состояние дорог таково, что они быстро превращаются в море грязи после осенних дождей. Это делает также невозможным использование дорог моторизованными силами"{90}.
      Генеральный штаб сухопутных сил рассчитывал уничтожить польскую армию прежде, чем она завершит мобилизацию и сможет сосредоточиться западнее линии Висла - Нарев. Инструкция по стратегическому развертыванию от 20 мая 1939 г. раскрывала суть замысла: "Командующий сухопутными силами намеревается вести наступление против массы польских войск, находящихся западнее линии Нарев Висла, концентрически, группой армий "Север" из Померании - Восточной Пруссии и группой армий "Юг" из Силезии". Задачи групп армий определялись следующим образом: "Группа армий "Север", выступив в "день игрек", прежде всего устанавливает связь между Померанией и Восточной Пруссией, одновременно продвигается значительными силами из Восточном Пруссии к Нареву и через него в направлении Варшавы. Группа армий "Юг" имеет задачу путем разъединения ожидаемого из Галиции наступления вражеских сил значительными силами продвигаться к Висле по обе стороны Варшавы"{91}.
      Другими словами, немецкая военно-стратегическая традиция представала здесь в идеально чистом виде: "клещи" с двух сторон, охват, окружение, дробление армии противника. Именно то, что завещали "учителя": Гельмут фон Мольтке со своей победой под Седаном, Шлиффен со своим "классическим" трактатом о "Каннах". Верные ученики действовали по старым проверенным рецептам: они создавали две ударные группировки на противоположных флангах. Наступать им предстояло по сходящимся - на Варшаву. Как только оба клина соединятся, Польша прекратит сопротивление, ибо вся ее армия будет окружена. Основным условием успеха ОКХ считало внезапность нападения "замаскированными, сосредоточенными вблизи границы силами". В оперативных документах генеральный штаб неизменно подчеркивал необходимость, быстрых, решительных действии, "беспощадного наступления".
      Главный удар наносила южная группировка, нацеленная, как говорилось в директиве от 10 мая, на "расширение жизненного пространства Германии путем захвата областей противника, имеющих особое значение для нашей экономики". Предстояло занять "по возможности неразрушенными" польские промышленные предприятия. "Быстрое овладение польской Верхней Силезией и Цешинской промышленной областью имеет, - указывала директива, - большое экономическое значение"{92}.
      Магнаты Рура еще с начала 20-х годов намеревались захватить Силезский промышленный район и неоднократно выдвигали соответствующие требования перед политической и военной верхушкой.
      Как мы уже упоминали, еще 30 января 1921 г. Гуго Стиннес пришел к генералу Секту и "разъяснил шефу войскового управления, что рейх должен занять восточную Верхнюю Силезию и Северобогемскую индустриальную область и таким образом начать войну с Польшей и Чехословакией". Этот план, по мнению западногерманского историка Халльгартена, "диктовался индустриальной экспансионистской программой Стиннеса"{93}. Конечно, тогда не могло быть и речи о развязывании Германией войны, но планы подобного рода не покидали умы германских промышленников и в последующие годы. Они влияли на военную программу Гитлера.
      Здесь мы впервые встречаемся с особым явлением в характере действий германского военного руководства во второй мировой войне, которое затем будем наблюдать неоднократно: связь военных планов с интересами экономической экспансии государственно-монополистического капитализма. Очень часто стратегические задачи ведения войны настолько совпадали с планами тех, кто мечтал о захвате прежде всего сырья, заводов, шахт, с расчетами монополий, что идеи стратегических планов временами превращались в некий синтез военно-оперативного планирования и экономических калькуляций, выражающих интересы финансового и промышленного капитала. Кстати отметим, забегая несколько вперед, что аналогичные интересы оказали непосредственное воздействие на характер стратегического планирования войны не только против Польши, но и против Бельгии, Франции, а если говорить о дальнейшем - то и против Советского Союза.
      Двумя группами армий - "Север" и "Юг", - которым предстояло вести войну против Польши, наступая основными силами на Варшаву, командовали генерал-полковники Бок и Рундштедт.
      Здесь уместно, хотя бы кратко, сказать об этих двух весьма выразительных фигурах, представлявших собой военную верхушку гитлеровского рейха, двух "специалистах по блицкригу", чья звезда ярко горела на небосводе фашистской империи в период относительно легких побед и очень быстро закатилась, как только "мастера блицкрига" попытались автоматически применить свои методы в борьбе против Советского Союза. Здесь перед нами элита прусско-фашистской военщины, которая после 1933 г. стала неотъемлемой составной частью руководящей системы фашистской диктатуры, некий сплав традиций прусского милитаризма, выучки вильгельмовского рейха, агрессивности, жестокости и аморальности рейха Гитлера.
      Федор фон Бок - потомственный военный, сын и внук офицеров, представитель известного рода Фалькенгайнов, солдат нацистского государства до мозга костей - был фанатически предан идее завоевания мировой гегемонии. Когда его начальник штаба Тресков, в будущем участник заговора против Гитлера, после поражения под Москвой хотел склонить Бока к группе оппозиционеров, тот ответил в характерном стиле: "Я не южноамериканский опереточный генерал... Я не потерплю, чтобы подняли руку на фюрера. Я стану перед фюрером и защищу от любого, кто нападет на него"{94}.
      Сухой, прямой и высокий, с поджатыми тонкими губами и ледяным взглядом прищуренных глаз, он был чрезвычайно честолюбив. Он свирепел, когда чувствовал себя хотя бы чем-то уязвленным. Так произошло в Бельгии летом 1940 г. после приказа отдать Рундштедту все подвижные войска. Так случалось и позже, когда от него неоднократно ускользала победа.
      Этот 59-летний генерал располагал огромным военным опытом. Капитан в Большом генеральном штабе накануне первой мировой войны, в 1915 г. - майор штаба армии фон Макензена на русском фронте, участник Горлицкого прорыва, он еще тогда получил высший орден за храбрость - "Пур-ле-Мерит".
      В конце 20-х годов Бок стал начальником штаба округа, а в 1932 г. командующим округом. Он возглавлял 8-ю армию при вступлении вермахта в Австрию, а в 1938 г. после временной отставки Рундштедта принял у него командование 1-й группой армий в Берлине.
      Карл Рудольф Герд фон Рундштедт - также один из характерных представителей германской военной касты. Сын генерал-майора, он гордился своими предками, которые, как считалось, все без исключения 850 лет занимались военным ремеслом.
      Рундштедт - олицетворение духа прусской военщины. В своем родовом имении Гальберштадт, среди длинной галереи портретов предков-солдат, он впитывал тот военный агрессивный дух, спорый на протяжении столетий порождала прусская военная элита. В кадетском корпусе, потом в военной академии он проявил незаурядные качества, сразу же, еще в 1907 г., приведшие его в Большой генеральный штаб. Окончив первую мировую войну подполковником, Рундштедт шел по служебной лестнице шаг за шагом. В 1932 г. он уже командующий 1-й группой армий в Берлине. Путь служебный был одновременно и путем "политического становления" Рундштедта в нацистском плане. Он органически воспринял эту идеологию, ибо она естественно вплеталась в мировоззрение прусского милитаризма. И поэтому от него не потребовалось никаких моральных усилий, чтобы превратиться в преданнейшего военного соратника фюрера и завоевать его полное доверие и особую благосклонность.
      Подстать обеим главным фигурам гитлеровского фронтового командования в "польском походе" были их подчиненные - командующие армиями и начальники штабов - Рейхенау, Клюге, Кюхлер, Клейст, Манштейн, убежденные нацисты, которым было суждено руководить многими кампаниями вермахта и внести свою долю в катастрофу Германии.
      ...Согласно окончательному варианту плана вторжения, задача германской армии заключалась в том, чтобы "неожиданным прорывом во внутренние области Польши упредить организованную мобилизацию и сосредоточение польской армии и разбить массу польских войск западнее линии Висла - Нарев".
      Методы нанесения первого удара, выработанные перед нападением на Польшу, оставались у немцев в принципе без изменений в течение всех кампаний 1939 1941 гг. Мы встречаем в оперативных документах подготовки агрессии против Польши такие понятия, как "первое наступление" (1. Angriff), "приграничные сражения", означавшие, что именно в "первом наступлении", не дальше чем в районах границы, следует разбить главные силы противника и тем в решающей мере подготовить победу. Весь расчет базировался на том, чтобы успешным "первым наступлением" создать главные предпосылки для выигрыша войны в целом. Все подчинялось внезапности. Предполагалось начать общую открытую мобилизацию не ранее, чем в день, когда начнутся военные действия. Вновь мобилизуемые соединения вводились уже после начала вторжения, последовательными эшелонами.
      Такой метод, предложенный ОКВ, вызвал возражение командования сухопутных сил.
      Браухич 25 августа вечером в рейхсканцелярии говорил Гитлеру:
      - Армия еще не готова, мы начнем наступление ослабленными соединениями. На западной границе нет прикрытия. Дайте мне восемь дней, чтобы планомерно провести мобилизацию и развертывание, тогда я буду иметь более 100 дивизий{95}.
      Но интересы внезапности удара стояли у Гитлера на первом месте, и сроки начала открытой мобилизации не изменились.
      Генеральный штаб сухопутных сил предусмотрел, казалось, все подробности и учел любую деталь, которая способствовала бы сохранению в тайне подготовки удара.
      Железнодорожные перевозки вплоть до вторжения проводились строго по графику мирного времени и лишь начиная со "дня игрек" (день атаки) велись по "плану наивысшего напряжения перевозок" ("движение игрек"){96}.
      Сосредоточение в Восточной Пруссии той части войск 3-й армии, которая перевозилась из рейха морским путем, вели заблаговременно, под предлогом "подготовки к празднованию 25-й годовщины битвы под Танненбергом". Главные же силы 3-й армии были полностью отмобилизованы в мирное время якобы для отражения "советской угрозы".
      Здесь можно сказать еще об одной чисто военно-оперативной мере, с помощью которой ОКХ старалось сохранить тайну своих намерений.
      Перед второй мировой войной генеральные штабы ряда стран применяли систему заблаговременной скрытой мобилизации вооруженных сил. В руках агрессора такой способ стал средством опережения противника в стратегическом развертывании и нанесения первого удара. Однако армии Франции, Польши, отчасти Англии, отдавая дань новым требованиям, начали в угрожаемый период войны скрытое развертывание лишь за 8 - 10 суток до предполагаемого срока начала войны. Германское командование сделало это значительно раньше и проводило более последовательно, решительно и планомерно.
      Военная мобилизация в Германии не представляла собой, как в 1914 г., кратковременного акта непосредственно перед войной, а была растянута на длительное время до начала войны и проходила как бы незаметно для внешних наблюдателей. Скрытое отмобилизование проводилось в мирное время, что и позволило ОКХ спланировать вторжение в Польшу "по-новому" - открытием военных действий крупными силами, приведенными в полную боеготовность до начала открытой всеобщей мобилизации. Подобного рода мобилизация немецко-фашистской армии, если рассматривать ее завершающую стадию, оказалась растянутой на 1,5 года.
      Что касается польского командования, то, начав мобилизацию только за 8 суток до вторжения, оно сумело вполне подготовить к военным действиям только часть соединений и выдвинуть некоторые дивизии ближе к границе. Чтобы опередить в стратегическом развертывании, немецко-фашистское командование начало проводить сосредоточение сил за 65 дней до начала войны (перед первой мировой войной сосредоточение германской армии было начато лишь за 8 дней до вторжения во Францию).
      Германское командование решило свести до минимума срок пребывания войск непосредственно у границы, подвести их к исходным позициям в "последний момент" и перейти в наступление почти "с ходу", в заранее организованных построениях. Развертывание происходило в двух районах, удаленных от границы на 40-100 км; на исходные позиции у пограничной линии ударная группировка выдвигалась лишь в ночь накануне вторжения и задерживалась на них только несколько часов.
      Польское командование не успело закончить мобилизацию и развертывание армии. Если к утру 1 сентября немцы имели в полной готовности 54 соединения, или 95% сил, предназначенных для войны, то поляки - лишь 49% сил - 24 соединения.
      Польское командование оказалось вынужденным проводить мобилизацию и развертывание армии уже в ходе войны, под ударами германской авиации.
      Германское преимущество возрастало еще больше в связи с тем, что генеральный штаб сухопутных сил использовал метод нанесения мощных таранных ударов танковыми группировками на узких участках фронта для быстрого прорыва моторизованными корпусами в глубину польской обороны.
      В составе пяти немецких полевых армий, развернутых против Польши, имелось 14 подвижных соединений: б танковых, 4 моторизованные, 4 легкие пехотные дивизии. Из них 7 входило в состав 10-й армии генерала Рейхенау, наносившей главный удар с юго-запада на Варшаву. Подвижным соединениям ставили очень глубокие по тем временам задачи: сразу же, одним духом, совершить бросок на 250 км, т. е. единым прыжком оказаться в самом сердце страны, причем авиация сокрушала все на пути танковых колонн. Во всяком случае, ей поставили такую задачу.
      Штаб военно-морского руководства предполагал сосредоточить главную группировку флота против Англии. Он готовился в случае вступления Британии в войну нанести удары по торговому судоходству и минировать подходы к основным английским портам.
      Отдавался приказ о "нарушении и уничтожении вражеского торгового судоходства всеми возможными средствами". Чтобы оградить Германию от войны на два фронта в период борьбы с Польшей, Редер действовал сдержанно и для начала предполагал вести "неограниченную морскую войну" лишь в нескольких зонах, которые Германия объявит "опасными". В других же районах до поры до времени включался в действие ограничивающий закон о так называемом призовом праве.
      Намечалась тактика частой смены позиций и ухода отдельных судов в отдаленные районы "для создания неопределенности". 21 августа карманный линкор "Граф Шпее" отправился вокруг Британских островов к берегам Южной Америки. 24 августа другой такой же линкор "Дейчланд" двинулся в Северную Атлантику. Между 19 и 21 августа в море вышла 21 подводная лодка. Из них 18 заняли позиции к северу и северо-западу от Британских островов, а три остались на Балтике. Опережение в развертывании на море давало командованию флота возможность в какой-то степени и на некоторый срок компенсировать немногочисленность своих сил по сравнению с британским флотом, не развернутым и не подготовленным для войны.
      Крайний накал международной обстановки вынудил в последних числах августа Англию и Францию также начать стратегическое развертывание. Франция приступила к предварительной мобилизации 21 августа 1939 г. К 27 августа численность ее вооруженных сил достигла 2674 тыс. человек{97}. В первых числах сентября главные силы французской армии были отмобилизованы. Франция располагала в общем достаточными средствами для активных действий против Германии.
      Двинется ли эта армия вперед, через германскую границу, в те дни, когда вермахт будет связан в Польше, когда на Западе у него останется против французской армии лишь слабое прикрытие без единого танка, со слабой артиллерией?
      Такой вопрос оставался самой мучительной проблемой германской "большой стратегии" в начале второй мировой войны.
      Вечером 31 августа 1939 г. третий рейх подошел к тому рубежу, за которым начинался новый путь его истории. Нацистские генералы спокойно смотрели вперед. Они видели очертания вершин, которые казались им вершинами собственной славы. Они не сомневались, что, идя путем непрерывных побед, они с недостижимой для всех других высоты продиктуют волю лежащему внизу миру. Они не знали и не понимали, что, ринувшись завтра на рассвете вперед, попадут в сложнейшую сеть исторических, социальных, военных связей, где одно неразрывно сцеплено с другим, вытекает друг из друга, что их бросок вперед неизбежно и неумолимо вызовет такие силы противодействия, о которых не имели ни малейшего представления даже наиболее осторожные и дальновидные из них. И, конечно, они не могли тем вечером предполагать, что агрессия, на которую они решились, подготовила им путь не к вершинам могущества, а к пропасти катастрофы.
      Агрессия против Польши
      I
      Агрессией против Польши фашистская Германия ввергла человечество во вторую мировую войну.
      Тщательно вышколенная армия гитлеровского рейха одержала первую победу. Для польского народа сентябрьская катастрофа означала национальную трагедию, последствия которой привели к потере четверти населения страны, колоссальным разрушениям, бесконечным страданиям под пятой оккупантов, к героизму Сопротивления.
      Уже первые месяцы войны заставили содрогнуться мир: откуда у немецкой армии этот фанатизм сокрушения, зловещий подъем военного духа, эта вера в гитлеризм и в его лозунги?
      Все стало ясно значительно позже. До войны многие понимали, что такое фашизм, каковы его социальные корни. Но его возможности воздействия на психологию отдельного человека, на солдата, бесспорно, недооценивались.
      Дело не только в мираже материального благополучия; не только в грандиозной спекуляции на шовинистических чувствах и недовольстве мещанской массы; не только в аппарате насилия, духовного, физического принуждения. Дело и в том, что мощная система фашистской пропаганды оказалась дьявольской по своему эффекту. Особенно в первые годы войны она захлестнула ум и сознание миллионов немцев. Она воспитывала физиологическую ярость к другим народам и обожествление фюрера. Одно неизбежно сопутствовало другому. "Один народ, один рейх, один фюрер". Один! И больше никого.
      Воздействие нацистской системы принуждения и пропаганды обернулось невероятной жестокостью вермахта и вместе с тем той его механической решимостью, бешеным напором, которые поразили человечество уже в первые месяцы войны.
      Столь желанный германским генералам "боевой дух" солдат воспитывался не на высоких идеалах, а противопоставлением армии всем человеческим ценностям во имя сокрушения их. Служение политическому гангстеру, вокруг которого пропаганда создавала атмосферу истерического преклонения, превращало вермахт в подлинное орудие истребления, ибо нацистские главари, методически, последовательно развращая народ, армию, насаждали именно дух истребления в отношении других народов и других армий.
      С первых же дней агрессивной войны солдатам вермахта стали вбивать в головы мысль, что они воюют за какое-то "освобождение" Германии от "мирового заговора", за "народ", "отечество" и, наконец, за фюрера. "Прессеншеф" Отто Дитрих регулярно с начала военных действий публиковал "для народа" и "для истории" серию статей "С Гитлером в Польше": "Главная квартира фюрера - как звучит это слово! - умилялся он. - Сколько надежд и доверия связано с этим местом!"{98}.
      Не важно, что многим немцам ни это слово, ни место не внушали ровно никакого доверия и тем более не сулили никаких надежд. Не важно, что они так не думали, что они вообще не могли думать подобным образом. Важно подчеркнуть: именно об этом надо думать. И так с первого дня второй мировой войны, с того момента, когда срочно созванные депутаты рейхстага на поездах и самолетах съехались и слетелись в Берлин и расселись в огромном зале оперного театра "Кроль".
      В 10 часов утра 1 сентября 1939 г. президент рейхстага Геринг открыл заседание рейхстага. Обращаясь к тем, кого в третьем рейхе называли депутатами, он предоставил слово "нашему фюреру".
      В мертвой тишине огромного зала Гитлер начал речь. Уведомив мир, что цель нападения на Польшу - только исправление ошибок Версаля в отношении Данцига, а вовсе не завоевание страны, Гитлер напомнил о ходе переговоров с поляками. Бесстыдные провокации и грубый нажим предвоенной нацистской дипломатии выглядели как умеренные предложения, а скромные ответы поляков - как "возмутительная наглость", "террор против фольксдойчей", "польская мобилизация", пограничные инциденты и т. п. Гитлер сообщил "господам депутатам": сегодня на рассвете начались боевые действия с Польшей. Верноподданническим ревом "зиг хайль" окончилось это заседание, которое в нацистской печати сразу же назвали "историческим". Еще накануне, вечером 31 августа, Гитлер отдал директиву о ведении войны:
      "1. Теперь, когда исчерпаны все политические возможности разрешения мирным путем положения на восточной границе, которое стало невыносимым для Германии, я решил добиться этого решения силой.
      2. Нападение на Польшу должно быть проведено в соответствии с приготовлениями, сделанными по плану "Вейс", учитывая изменения обстановки, которые могут возникнуть в ходе стратегического развертывания сухопутных сил.
      Задачи и оперативные цели остаются без изменений.
      День наступления - 1 сентября 1939 г.
      Начало наступления - 4 часа 45 мин."{99}
      Условный сигнал начать вторжение последовал из рейхсканцелярии в половине первого ночи 1 сентября после провокационного захвата переодетыми в польскую форму эсэсовцами германской радиостанции в пограничном городке Глейвице. И сразу же и предрассветной мгле войска двинулись к польской границе.
      Начиная войну против Польши, германское военное руководство ни в малейшей степени не сомневалось: все пойдет по выработанному им плану. Соотношение сил было целиком на немецкой стороне: по пехоте - 1,8 : 1, по артиллерии - 3 : 1, по танкам - 4 : 1, но авиации - 5 : 1{100}. Собственно по такой более чем немудреной схеме ("все шло точно по плану") германские историки стали уже с 1940 г. изображать "польский поход". Затем, к сожалению, это вошло кое-где на Западе в традицию. Но почему-то упорно проходили мимо целого ряда примечательных фактов. Например, замалчивали, что еще в августе 1939 г., несмотря на сверхтщательную маскировку немецкого вторжения, польская разведка сумела распознать его основной замысел, чем, правда, не смогло воспользоваться польское высшее командование. Не замечается и тот факт, что в первый день войны немецкая авиация не смогла уничтожить польские военно-воздушные силы одним ударом, как хотела сделать.