Агрессия и катастрофа

      Конечно, зима и весна 1944 г. принесли немало тревог: потоп донесений о готовящемся десанте забивал сейфы германских штабов, сидевших во Франции и Бельгии.
      Немецкие генералы понимали: если вторжение все-таки начнется, то, как всегда, возможны два исхода: его успех или неуспех. В первом случае угроза промышленным районам Западной Германии станет непосредственной, Восточный фронт не получит дополнительно дивизий, общая катастрофа приблизится.
      Гитлер на совещании с командующими войсками на Западе 20 марта 1944 г. говорил: "Сорок пять дивизий, расположенных сейчас в Европе, крайне нужны нам в России. Как только на Западе будет одержана победа, их необходимо перебросить в Россию, чтобы и там коренным образом изменить положение". Он заметил далее: "Мы должны брать пример с Дьеппа"{1343}. В разгар весеннего наступления Красной Армии Гитлер понял трудность намерений сосредоточить все внимание на Западе. Он готовился и дальше снимать войска со всей Европы, чтобы бросать их во всепожирающую печь Восточного фронта. Для этого нужно устроить союзникам "второй Дьепп", т. е. сбросить их в море, когда начнется высадка во Франции.
      Еще в декабре 1941 г. Гитлер приказал создать "атлантический вал" систему укреплений от Норвегии до границы с Испанией. Это был фантастический план: постройку "вала" при имеющихся средствах невозможно было бы закончить и в десятилетие. С той же активностью, которая отличала нацистскую пропаганду в описаниях "неприступной мощи вала", военные в своих донесениях доказывали его слабость.
      Геббельс писал: "Мы укрепили берег Европы от мыса Нордкап до Средиземного моря и установили самое смертоносное оружие, которое только мог создать XX век. Поэтому любой вражеский штурм, пусть самый мощный, обречен на провал". В то же самое время Рундштедт, назначенный еще весной 1942 г. командовать войсками на Западе, докладывал: укрепления береговой обороны не отвечают даже минимальным требованиям, их плотность слишком низка. "Вал" в лучшем случае может выдержать атаку в течение 24 часов. "Любой решительный штурм самое большее в течение суток приведет к прорыву обороны в любом пункте". Он называл укрепления ширмой{1344}.
      В конце 1943 г. ОКВ пришло к выводу: если вторжение произойдет, то не позднее весны 1944 г. Директивой от 3 ноября Гитлер устанавливал: наиболее вероятный район высадки - побережье пролива Па-де-Кале. Сюда нужно подтянуть больше сил. Казалось естественным, что союзники появятся на континенте, пройдя через самое узкое место пролива. Подобное мнение разделял и Рундштедт: высадка произойдет где-то между Гавром и Дюнкерком. Несколько позже фельдмаршал Роммель, назначенный 15 января командующим группой армий "Б", подчиненной Рундштедту, утверждал: "Высадку следует ожидать несколько западнее этого района"{1345}.
      Однако все оценки отнюдь не были окончательными. В марте Гитлер заявил: наибольшую угрозу представляют полуострова Бретань и Котантен, особенно последний. Высадка произойдет, конечно, здесь из-за наиболее благоприятных условий развертывания войск. Однако в начале мая он говорил уже о других местах: Бретань и Нормандия. Рундштедт по-прежнему настаивал на Па-де-Кале и удерживал здесь развернутую севернее Сены 15-ю армию, состоявшую из 6 танковых и 19 других дивизий. Роммель, вопреки мнению своего шефа, все больше склонялся к выводу о вероятности высадки в Нормандии. Ему казался бессмысленным бросок союзников на лучше других укрепленные позиции Па-де-Кале. Он стал по своей инициативе двигать дивизии в Нормандию. Его мнение совпало с оценкой командования военно-морских сил, которое на основе изучения конфигурации английских минных заграждений в Ла-Манше также склонялось к нормандскому варианту. Под влиянием штаба военно-морских сил ОКВ 10 мая 1944 г. совершенно определенно заявило: наступление, вероятно, начнется 18 мая. Основной удар - в Нормандии, отвлекающие действия - Бретань{1346}.
      Итак - Нормандия. С раннего утра 18 мая в штабах группы армий "Запад" ждали вестей о приближении англо-американских десантов. Но их не последовало. Тогда штаб военно-морских сил безапелляционно объявил: теперь по условиям погоды можно не опасаться десанта вплоть до августа. Появилось мнение - его наиболее активно высказывали генерал Блюментритт, начальник штаба Рундштедта, и адмирал Кранке, командующий морскими силами на Западе, - высадка не произойдет вообще. Англо-американцы лишь блефуют.
      Сводки погоды, полученные германским командованием, помогали союзникам. 4 июня на стол Роммеля легла очередная из них: вторжение немыслимо в ближайшие две недели. Противник не воспользовался тремя предшествующими периодами хорошей погоды. Штаб военно-морских сил повторял: только август. И во всех штабах утвердилось мнение: поскольку союзники не воспользовались благоприятными условиями погоды в мае, они не двинутся до августа{1347}. В тот же день Роммель уехал в Германию - наведаться домой, а потом получить аудиенцию у Гитлера и выпросить подкреплений для своего более чем слабого фронта. Некоторые зенитные батареи в предвидении плохой погоды получили "выходной". Рундштедт 5 июня, т. е. за день до "дня Д" (вторжения), послал Гитлеру доклад: "Маловероятно, что вторжение произойдет в ближайшее время". Наконец, когда оставались считанные часы до десанта, по приказу ОКВ 120 истребителей поднялись в воздух с французских аэродромов и направились на советско-германский фронт.
      Что касается предполагаемого района высадки главных сил союзников, то в конце концов и Гитлер, и Рундштедт, и Роммель, не без помощи дезинформационных мер, принятых англо-американцами, пришли, наконец, к общему выводу: это будет Па-де-Кале, а не Ла-Манш, где следует ожидать только демонстрации. В действительности было как раз наоборот. И поэтому, когда десант в Нормандию стал фактом, 15-я немецкая армия оставалась на позициях севернее района высадки, тщетно ожидая появления "главных сил союзников". Бесподобная стратегия!
      Ни германская разведка, ни верховное командование не смогли определить сроки и район высадки. Конечно, если немецкое руководство имело бы возможность держать на Западе достаточные средства для систематической и массированной разведки, особенно авиационной, на широком фронте, оценки могли бы стать иными. Но эти средства находились не здесь, а на Востоке.
      Что же в конечном счете, если рассматривать общий ход военных событий, помогло вторжению союзников на континент и почему гитлеровское командование оказалось неспособным отразить его?
      VII
      Ответить на этот вопрос нетрудно, зная картину общего хода войны.
      Успех тщательно подготовленного десанта англо-американских экспедиционных сил во Францию был предрешен всей предшествующей борьбой в ходе второй мировой войны, прежде всего развитием событий на советско-германском фронте. Выше мы пытались привести достаточно фактов, подтверждающих эту истину. Ее невозможно опровергнуть, как бы ни старались поклонники фальсифицированно-одностороннего взгляда на историю рассматривать вторжение союзников в Европу в качестве замкнутого, изолированного акта, не связанного с борьбой Красной Армии, а следовательно игнорирующего эту борьбу.
      Конечно, все зависит от точки зрения, с которой смотреть на историю, и от широты обзора. Для английского или американского солдата, командира роты и вообще войскового начальника, для жителей деревень и городов Нормандии в те дни, вероятно, существовал один фронт: тот, который союзники открыли во Франции. И это вполне объяснимо и понятно, потому что нельзя в конце концов требовать от ротного командира, чтобы он мыслил категориями всей войны. Но совсем другое дело историк 60-70-х годов. Если он пишет не историю полка или дивизии, или провинции Нормандия, а, выполняя свой долг, хочет подняться до оценки событий в целом, то он не может не видеть, что торжество июня сорок четвертого на Западе Европы подготовлено бесконечными усилиями на Востоке Европы, с сорок первого по июнь сорок четвертого. Еще никогда прежде в европейской военной истории взаимозависимость борьбы в разных районах, влияние одного театра войны на другой не ощущались с такой полнотой и силой.
      Наступление Красной Армии в 1943 г., зимой и весной 1944 г. создало решающие благоприятные предпосылки для вторжения союзников по следующим причинам.
      Во-первых, с самого начала войны против Советского Союза в течение продолжительного времени оккупированная территория Франции рассматривалась германским командованием как тыловая учебная зона вермахта, куда отводились для отдыха и переформирования дивизии, разбитые на Восточном фронте. Здесь они пополнялись за счет армии резерва и, в зависимости от своего состояния, либо направлялись обратно на фронт, либо оставались для оккупационной службы в Западной Европе. Поскольку к 1944 г. с пополнениями обстояло туго и воссоздавать достаточно боеспособные дивизии для борьбы против Красной Армии становилось все труднее, значительное количество разбитых соединений оставалось во Франции. Постепенно здесь накапливалось преимущественно все третьестепенное, резервное, имевшее большей частью пониженную боевую ценность. Исключение составляли только танковые дивизии - главная ударная мощь Рундштедта и Роммеля.
      Во-вторых, после нападения на Советский Союз Западная Европа служила резервуаром, постоянно питавшим советско-германский фронт войсками, входившими в группу армий "Запад". С сентября 1942 г. до сентября 1943 г. командование группой армий было вынуждено передать на советско-германский фронт 22 пехотные и 6 танковых дивизий. До 31 октября их число увеличилось до 31 пехотной и 16 танковых и моторизованных{1348}. Уже после того как ОКВ стало опасаться вторжения, а затем отдало директиву No 51, с июля 1943 г. до апреля 1944 г., оно было вынуждено в связи с развитием событий на советско-германском фронте снять с "театров ОКВ" 23 дивизии. В порядке "обмена" Запад получал ослабленные соединения и части.
      В-третьих, "из оставшихся к 6 июня на Западе 58 дивизий, несмотря на общее, казалось бы, внушительное их число, лишь меньшая часть была пригодна к ведению военных действий значительного масштаба. Боевая сила и оснащение большинства из них стояли на столь относительно невысоком уровне, что в ОКВ рассматривали только некоторые из этих дивизий способными вести боевые действия. Из 58 соединений 34 оценивались как пригодные лишь для пассивной обороны{1349}. Эти дивизии почти или полностью не имели транспорта и вообще не обладали мобильностью. По своему вооружению, укомплектованности и обученности личного состава, который состоял сплошь из резервистов, они были слабейшими в вермахте. В большинстве своем они принадлежали к армии резерва и несли только оккупационную службу, не занимаясь боевой подготовкой. Их опыт ограничивался лишь периодическим использованием против групп французского Сопротивления.
      В числе остальных 24 дивизий находилось 14 пехотных, 9 танковых и 1 моторизованная. Пехотные дивизии не успели восстановиться после тяжелых потерь на советско-германском фронте, имели ослабленный состав и сокращенную организацию. Некоторые из них располагали всего лишь двумя полками.
      Что касается их оснащения, то в докладе генерал-квартирмейстера ОКХ генерала Вагнера Иодлю от 30 января 1944 г. на этот счет говорилось следующее: продолжающиеся с 5 июля 1943 г. тяжелые оборонительные бои на Востоке позволяют для Запада выделять лишь минимальное количество боеприпасов, и потребность в них не может быть значительно компенсирована{1350}.
      В-четвертых, состояние немецких оборонительных позиций на Западе не позволяло обороняющим их войскам преградить путь мощному десанту. "Атлантический вал" представлял собой очень слабую преграду. Чрезвычайно низкая артиллерийская плотность - одна батарея на 12-20 км фронта (0,3 орудия на 1 км фронта!) - не обеспечивала никакой действенной системы заградительного огня. Оперативная плотность обороны не отвечала минимальным нормам. Например, на решающем участке от франко-бельгийской границы до Шербура в первом эшелоне одна немецкая дивизия оборонялась в среднем на 50-километровом фронте побережья, а в Бретани - более чем на 100 км фронта. Конечно, ни о какой устойчивой обороне здесь не могло быть и речи.
      Система заграждений находилась в самом плачевном состоянии. 15-я армия, где ожидался главный удар, обороняя фронт побережья длиной 420 км, могла прикрыть заграждениями лишь 90 км; 7-я армия, оборонявшая полосу с протяженностью побережья до 1000 км (Нормандия, Бретань), располагала 820 тыс. мин и смогла прикрыть заграждениями только 50 км побережья{1351}.
      В-пятых, немецкая авиация на Западе оказалась сравнительно слабой. По данным на 31 мая 1944 г., 3-й Воздушный флот имел 891 боевой самолет. Кроме того, предполагалось с началом вторжения перебросить на Запад из "воздушного флота рейха" 600 истребителей. Но в действительности к утру 6 июня готовым к вылету оказался лишь 391 самолет. Более 100 самолетов не могли подняться в воздух из-за отсутствия экипажей или недостатка горючего.
      Это имело чрезвычайно важные последствия: в период непосредственно перед вторжением немецкая авиация оказалась не в состоянии вести планомерную, систематическую массированную разведку на широком фронте, дать сведения о районах действительного сосредоточения сил союзников, о подготовке к выходу их флота и его действительном движении, о наиболее вероятных районах высадки. Именно малочисленность разведывательной авиации, как и других средств разведки на Западе, усугубила просчет гитлеровского командования о направлении главного удара и сроках начала десанта.
      В течение первого дня вторжения, 6 июня, германская авиация смогла сделать лишь 500 вылетов, а союзная - 14 674. Нечего и говорить, что несоизмеримость сил в воздухе не позволила немцам противостоять авиационному наступлению союзников.
      Германские военно-морские силы на Западе, имевшие 3 эсминца, 30 сторожевых судов и 36 подводных лодок, ни в какой степени не могли противостоять англо-американскому флоту вторжения, состоявшему из 6 тыс. судов.
      В-шестых, оперативные планы и методы руководства, принятые ОКВ и командованием на Западе, не отвечали условиям ведения крупных совместных операций военно-морских, военно-воздушных и сухопутных сил. Эти методы отражали традиционное "чисто сухопутное" мышление военного руководства Германии, отсутствие ясных представлений о возможностях противника, обладающего сильным флотом и многочисленной авиацией, недооценку его сил и теоретическую слабость фашистского военного руководства.
      Германское командование переоценило силу обороны побережья и свои оперативные принципы. Оно перенесло свою схему ведения операций начала второй мировой войны на совершенно изменившиеся условия 1944 года, не учитывая иного соотношения сил и полной потери стратегической инициативы. Принятый им план действий состоял не в том, чтобы навязать противнику, осуществляющему десант на основе совместных действий трех видов вооруженных сил, аналогичные действия своих армии, флота и авиации, а в том, чтобы позволить ему высадиться на побережье и лишь здесь вступить в сражение согласно обычным приемам сухопутных операций. Если силы вторжения состояли из мощных флота, авиации и хорошо оснащенных сухопутных войск, то силы обороны - почти целиком из сухопутных сил, где в общем реальную ударную мощь представляли собой лишь танковые дивизии. Схема операции сводилась к нанесению танкового контрудара из глубины при заведомом господстве англо-американской авиации.
      Оперативный принцип германского командования, авторами которого здесь были Иодль, Рундштедт и его начальник штаба Зоденштерн, заключался в навязывании противнику маневренных операций после его вторжения во Францию. В умах германской военной верхушки за весь длительный период подготовки к отражению десанта даже и не возникал вопрос о том, что нужно принципиально изменить методику действий. Безусловно, нацисты не предполагали, какими крупными силами произойдет вторжение, и верили, что смогут его сравнительно легко отразить.
      В конечном счете, не только недостаток нужных сил, но и сухопутная стратегия в обстановке, где должен был преобладать морской элемент, объяснялись поглощением главных военных ресурсов третьего рейха Восточным фронтом. Он определял и общую "сухопутную" направленность структуры германских вооруженных сил, и мышление генералитета. Если все главное в течение столь длительного времени бросалось на Восток, то неизбежно методы, господствовавшие на главном - Восточном - фронте, переносились почти автоматически на Запад. Все эти обстоятельства так или иначе играли на руку союзникам, облегчая выполнение их планов, способствуя вторжению на континент их всесторонне оснащенного десанта в наиболее благоприятных условиях.
      Однако самым главным просчетом был, конечно, политический: фашистское руководство, исходя из своей убежденности в наличии неразрешимых противоречий между Советским Союзом и западными державами, почти до конца в полной мере не верило в возможность одновременных ударов по Германии с Востока и Запада.
      Наконец, последним обстоятельством, которое облегчило вторжение, был просчет германского командования относительно сроков его начала.
      VIII
      В течение месяцев нацистские руководители в той или иной мере ждали десанта. Но перед его началом они вновь, как это неоднократно бывало и на Восточном фронте, оказались не в состоянии встретить удар во всеоружии.
      За сутки до "дня Д", утром 5 июня 1944 г., Шпейдель, начальник штаба группы армий "Б", в еженедельном донесении Рундштедту отметил усиление готовности союзников и активизацию французского движения Сопротивления. Однако его общий вывод гласил: "В соответствии с предшествующим опытом это нельзя рассматривать как признак угрозы непосредственного начала вторжения". Штаб Рундштедта не возражал. Мнения совпадали. В оценке обстановки от 5 июня значилось: "Еще нельзя заметить непосредственно готовящегося вторжения"{1352}. Два высших штаба, от которых полностью зависело привести войска в готовность или нет, ошиблись в самом главном. Конечно, оба штаба имели свои основания: они опирались на предсказания плохой погоды в проливах, которые дали военно-морские силы, на их вывод, что проведение десанта в ближайшие две недели из-за погодных условий невозможно. В немецких штабах, как мы знаем, господствовало мнение: после того как в мае вторжение не состоялось, едва ли оно начнется до августа.
      Все это так. Но возникает вопрос: неужели нацистские генштабисты, не задумались над тем, что произойдет, если союзники специально воспользуются неблагоприятной погодой? Достаточно было поставить этот в общем элементарный вопрос, как ответ возник бы сам собой. Но вопрос, как ни странно, не ставился.
      Вечером 5 июня германское командование даже не провело разведки. Немецкая авиация получила запрещение вылетать. Весь день 5 июня и следующей ночью никто в "Волвфшанце" не пошевельнул и пальцем, чтобы подготовиться к отпору.
      Варлимонт пишет: в день накануне высадки союзников германская ставка не предприняла ни малейших мер, чтобы противостоять ей: "Никакой разведки не было предпринято, чтобы обнаружить более 5000 судов, которые с 24 часов двигались через Канал в направлении побережья Нормандии; ни одной оценки обстановки, будь то от Роммеля, Рундштедта или от штаба оперативного руководства, ибо считалось, что ввиду непогоды, приливов и отливов высадка в последующее время может рассматриваться лишь как вероятность"{1353}.
      Вечером 5 июня штабы 15-й армии и группы военно-морских сил "Запад" перехватили передаваемые по английскому радио сигналы французскому движению Сопротивления для начала действий. Около полуночи появились сведения об усилении движения на море. Штаб армии передал их командующему группой армий "Запад" и в ОКВ. Однако там доклады не произвели никакого впечатления. Штаб 7-й армии не был даже информирован о них. Но именно на фронте этой армии вскоре и произошла высадка. Рундштедт категорически отклонил мысль о возможном начале вторжения: "Союзники вряд ли станут действовать так абсурдно, чтобы о начале своего вторжения объявлять по радио". Командующий группой военно-морских сил также отверг сообщения о новых фактах и не только не отдал приказа повысить готовность, но даже не распорядился проверить данные. Итог один: фашистское военное руководство в кризисный момент не привело в готовность даже те ограниченные силы, которыми располагало.
      Высадка англо-американских воздушных десантов в расположении 7-й армии началась в 00.15. Но штаб армии объявил состояние повышенной боеготовности лишь в 2.30. Начальник штаба сообщил первые тревожные сведения в штаб группы армий. Однако в 2.40 он получил разъяснение: "По мнению командующего группой армий "Запад", здесь нет крупной акции". Одновременно Шпейдель дал и свою оценку: "Это пока лишь ограниченные мероприятия".
      Донесения о парашютистах поступали теперь пачками из самых различных мест. Тем не менее в германских штабах они не вызывали тревоги: это поддержка французского Сопротивления либо отвлекающий маневр. О вторжении главных сил никто все еще не думал. Разведка не сообщала никаких данных, никто не докладывал о появлении англо-американского флота вблизи побережья. И не удивительно: слабые радарные установки уже не действовали, союзники без труда вывели их из строя.
      Первые донесения о приближении крупных сил флота к побережью начали поступать в 3.25. И вновь сразу никто не поверил. В 5.15 штаб 7-й армии доложил: силы вражеского флота имеют цель доставить на побережье крупные войсковые контингенты{1354}. Но даже когда корабельная артиллерия союзников уже вела обстрел побережья, в немецких штабах гадали: это начало вторжения, диверсия или отвлекающий маневр? Войска 7-й армии, где началась высадка, совершенно не подготовились к ее встрече. Командиры дивизий еще прошлые сутки уехали в Ренн для участия в военной игре. Сеть связи парализовали французские партизаны. Некоторые полки, поднятые по тревоге, не зная обстановки и путая в темноте маршруты, выходили не в те районы, где уже проходила высадка. И без того малобоеспособные немецкие дивизии на побережье не могли оказать десантам организованного сопротивления. Царила неразбериха. Рундштедт, не зная обстановки, все еще не веря, что начинается вторжение, отменил приказ командующего 15-й армией выдвинуть 12-ю танковую дивизию СС для контратаки.
      Вместо того чтобы попытаться оценить обстановку в целом и принять кардинальные решения, германское командование занялось частностями, деталями, стало давать указания о передвижении отдельных дивизий. В 7.30 Иодль передал приказ Рундштедту все же выдвинуть 12-ю танковую дивизию СС вперед, а учебную танковую дивизию оставить в гарнизоне "до выяснения обстановки". В 14.30 последовало указание ОКВ: обе дивизии направить к району высадки. Но авиация союзников их остановила. С большими потерями только одна дивизия через сутки достигла назначенного района.
      Все еще не представляя себе, что же происходит, Иодль и Рундштедт распорядились в 16.55: "Не позже чем к вечеру 6 июня уничтожить противника на плацдарме"{1355}. Однако англо-американские части, встречая лишь слабое сопротивление, успешно высадились на побережье.
      На первом, наиболее сложном для союзников этапе военных действий после высадки, когда они вели борьбу за стратегический плацдарм, благоприятная общая обстановка помогла достигнуть относительно быстрого успеха. Эта обстановка создавалась наступлением советских войск на Восточном фронте, ударами французских сил Сопротивления, превосходством союзников в воздухе.
      В то самое время, когда вплоть до 20-х чисел июля велась затяжная борьба за плацдарм в Нормандии, Красная Армия проводила крупнейшую стратегическую операцию - Белорусскую, развернула наступление на Западной Украине, в Карелии и в Прибалтике. Это наступление и прежде всего сокрушительный удар в Белоруссии не только не позволили германскому командованию снять сколько-нибудь значительные силы с Восточного фронта и перебросить на Западный, но, наоборот, потребовали использования имеющихся скудных резервов именно на Восточном фронте.
      Несмотря на нежелание и прямую боязнь командования союзников, чтобы французское Сопротивление приняло широкие масштабы и стало самостоятельным фактором борьбы, оно приобрело именно такие формы. По призыву ЦК Французской коммунистической партии трудящиеся резко активизировали вооруженное сопротивление захватчикам. После начала вторжения развернулось подлинное всенародное восстание, принявшее столь широкие формы, что отряды Сопротивления своими силами освободили целый ряд департаментов и городов. Как показал в своих работах французский историк А. Мишель и по свидетельству публикаций французского Комитета истории второй мировой войны, силы Сопротивления с началом высадки союзников оказали экспедиционным войскам чрезвычайно большую помощь{1356}. А. Мишель констатирует: "Сопротивление позволило Франции, несмотря на поражение, понесенное ею в 1940 г., занять место среди победителей и вернуть себе ранг великой державы"{1357}.
      Эйзенхауэр приравнивал действия французских внутренних сил (ФФИ) к 15 дивизиям, но они представляли собой лишь часть сил Сопротивления. В ответственный период высадки союзников и борьбы за плацдарм французские патриоты сделали очень многое, для того чтобы парализовать движение немецкого транспорта, перегруппировку и подвод немецких сил к отдельным участкам фронта, срывать снабжение войск.
      Подавляющее превосходство союзников в воздухе исключило сколько-нибудь существенную воздушную поддержку немецкой обороне, свело до минимума дневные передвижения войск, затруднило сосредоточение германских сил в Нормандии.
      Обсуждение обстановки на Западе в ставке Гитлера 12 июня принесло результаты самые неутешительные. По мнению Кейтеля и Иодля, если не удастся удержать плацдарм и союзники смогут перейти к маневренным действиям, Франция будет потеряна. Тогда придется отводить войска к границам Германии. Правда, определенная надежда возлагалась на бомбардировку Лондона с помощью ФАУ-1, которую предполагалось начать на следующую ночь: она должна отвлечь часть авиации и ослабить нажим в Нормандии. Но вместе с тем германское командование находилось в тревоге относительно возможного расширения фронта высадки союзников, ждало десанта в других районах побережья, в частности, на фронте 15-й армии, которая так и продолжала бездействовать, и распыляло свои и без того ограниченные силы. Лишь 16 июня Гитлер решился снять часть сил севернее участка вторжения и двинуть их в Нормандию - в ставке наконец убедились, что в других районах побережья никто ничем не грозит.
      В тот же день в сопровождении Иодля Гитлер вылетел во Францию: там, "на поле сражения", он выяснит обстановку и даст указания, каким образом нужно разбить противника. Обосновавшись в том самом бункере близ Суассона, откуда четыре года назад он собирался руководить вторжением в Англию, фюрер в присутствии генералов Западного фронта долго рассуждал о том, как ФАУ-1 скоро обеспечат перелом в войне. Он запретил отвод войск на новые рубежи и приказал действовать по принципам жесткой обороны. Завершив свой молниеносный визит требованием обязательно удержать порт Шербур, фюрер отбыл в противоположном направлении - на Восточный фронт.
      В последующие дни германское верховное командование еще надеялось организовать мощный контрудар, который сбросил бы союзников в море. Гитлер заменой ряда командиров надеялся "укрепить боевой дух" на Западе и попытаться изменить ход событий. 3 июля Рундштедта сменил Клюге. В тот же день перешла в наступление с плацдарма 1-я американская армия, а 8 июля - 2-я английская. Затяжные бои оказались для союзников малоуспешными. Однако и германское командование пришло к выводу, что придется отказаться от попыток вырвать у союзников инициативу. Войска понесли значительные потери. Французские партизаны сковывали их передвижение. Резервы отсутствовали. ОКВ оказалось не в состоянии сосредоточить на Западе сколько-нибудь достаточные силы для успешной борьбы. Германские дивизии истекали кровью на Восточном фронте, германская техника уничтожалась там, в массовых масштабах. В конце июля становилось ясным, что стратегическая концепция гитлеровского военного руководства провалилась также и на Западном фронте.
      Конечно, открытие второго фронта, массовая высадка на континенте войск, оснащенных многочисленной и разнообразной техникой, окончательно доказали нацистам полную бесперспективность ведения борьбы. Но в плане общего хода мировой войны второй фронт не мог теперь иметь и не имел того значения, которое он приобрел бы в 1942 или в 1943 г. Главные военно-политические цели быстрее сокрушить фашизм, сократить сроки войны - были принесены в жертву задачам глобальной империалистической политики, нацеленной главным образом в послевоенное будущее.
      Расчетливая холодная политическая стратегия союзников, сопровождавшая всю предысторию борьбы за второй фронт, конечно, не снимает значения этого события в общем ходе войны, его роли на завершающем этапе наступления сил антигитлеровской коалиции. Но предыстория определила и саму историю. Мощные экспедиционные силы, долго сдерживаемые тормозом антисоветской политики, появились на континенте слишком поздно. Второй фронт мог быть открыт раньше, и тогда его роль оказалась бы намного большей.
      Однако рейх уже находился между двумя фронтами.
      Но и после высадки в Нормандии ставка Гитлера продолжала увеличивать силы против Советского Союза. В июне 1944 г. на Восточном фронте находилось 178 немецких дивизий и 5 бригад. В октябре того же года их число возросло до 187 дивизий и 22 бригад. Нужны ли комментарии?!
      Военный заговор
      I
      Фашизм сумел методами террора надолго подавить открытое сопротивление режиму внутри Германии. Однако по мере приближения катастрофы, несмотря на репрессии, концлагеря, те люди Германии, которые осознали преступность нацизма, его неизбежную гибель, прежде всего германские коммунисты, вели нарастающую по интенсивности борьбу за освобождение своей страны от гитлеризма.
      К середине 1944 г. перед лицом неизбежного краха все больше выдвигался на первый план вопрос о том, как будет выглядеть послевоенная Германия. Различные группы антифашистов и противников Гитлера втайне составляли программы нового государственного устройства.
      Коммунистическая партия Германии заблаговременно, еще до войны, разработала цельную программу, отражавшую наиболее глубокие интересы трудящихся масс, рабочего класса Германии, всех социальных слоев, угнетенных фашизмом, открывавшую путь к созданию подлинно мирной, демократической Германии.