Агрессия и катастрофа

Параллельно - крепла мощь военной касты. Своими претензиями, требованиями, своим духом милитаризма она пропитывала всю атмосферу жизни третьего рейха, превращая ее в некий концентрат идеологии насилия. Поддерживаемая этими двумя господствующими социальными силами, правящая фашистская политическая верхушка с помощью террора, погромной социальной демагогии, спекулятивной пропаганды старалась и не без успеха подчинить народ, заставить его быть орудием в осуществлении внешнеполитических планов.
      В 1936 г. и в начале 1937 г. оказалось уже возможным подводить некоторые итоги. Армия имела 41 дивизию вместо 10 всего каких-нибудь три года назад. Новый мобилизационный план предусматривал формирование еще 25 дивизий и армию резерва. Военная промышленность выпускала все больше современной техники. Ускоренная моторизация войск, развитие бронетанковых сил, современного флота, тренировка военных кадров превращали вермахт в нечто большее, чем просто армию мирного времени. Военная верхушка третьего рейха уже готовила различные варианты наступательной войны против многих стран Европы.
      До конца 1937 г., благодаря широкой экономической помощи западных держав, развитию собственной индустриальной базы, укреплению торгово-экономических позиций и экономической экспансии, особенно в Юго-Восточной Европе, Центральной и Южной Америке, германскому империализму удалось добиться высокой экономической конъюнктуры. Однако непрерывное одностороннее развитие хозяйства, колоссальные инвестиции в военное производство не могли в конечном итоге не привести к вызреванию кризисных явлений.
      Экономический кризис, охвативший в 1937 г. важнейшие капиталистические государства, обострил международную конкурентную борьбу. Германская экономика, которой вследствие форсирования промышленности вооружения кризис до поры до времени касался в незначительной степени, составляла сильнейшую конкуренцию Англии, Франции, США. Интенсивно растущие противоречия и конкурентная борьба привели к дальнейшему обострению антагонизма между Германией и другими капиталистическими странами{56}.
      Хотя экономический кризис ввиду милитаризации экономики рейха наступил в фашистской Германии позже, чем в них, он грозил принять более глубокий характер. Гонка вооружений истощала финансовые ресурсы и сырьевые запасы, постепенно вела, к сокращению экспорта, быстрому снижению уровня производства продуктов потребления и в конечном счете грозила подорвать военное производство, во имя которого приносились все жертвы. Объем промышленной продукции нацистской Германии в 1938 г. стал постепенно снижаться.
      Внутренний кризис грозил подорвать успехи внешнеполитического агрессивного курса и еще сильнее толкал фашистскую верхушку на путь военно-экономической экспансии, который она давно и твердо определила для себя как высшую цель своего существования. Концепция силы, лежавшая в основе нацизма как идеологии и государственной системы, рано или поздно должна была найти практический выход. Кризис стал одним из важных слагаемых в сумме причин, определивших тот факт, что именно в конце 1937 г. верхушка гитлеровской Германии пришла к выводу: час пробил.
      На секретнейшем совещании в рейхсканцелярии 5 ноября 1937 г. в присутствии Бломберга, Фрича, Редера, Геринга и министра иностранных дел фон Нейрата Гитлер дал официальную установку на развязывание в ближайшее время войны за мировую гегемонию. "Будущее Германии, - заявил он, - зависит исключительно от разрешений вопроса о жизненном пространстве... Единственный выход, который в то же время может показаться фантастическим, заключается в приобретении большего жизненного пространства... Германский вопрос может быть решен только путем применения силы, и это никогда не обходится без риска... Ясно, что мы больше ждать не можем". И фюрер объявил: его непоколебимое требование "разрешить проблему жизненного пространства для Германии не позднее 1943-1945 гг."{57}
      Тайное заседание в огромном "рабочем кабинете фюрера", расположенном в новой рейхсканцелярии, осенним вечером 5 ноября 1937 г. наполнено особым смыслом... Да, по странной иронии истории, фюрер именно к 1945 г. "разрешил проблему жизненного пространства", но с прямо противоположным задуманному результатом. И, вероятно, без грубой ошибки можно сказать: если в тот вечер было окончательно решено перейти к военным методам достижения внешнеполитических целей, к агрессии, то и тогда же был сделан первый шаг по длинному пути к будущей катастрофе.
      II
      Мы не ставим своей целью дать развернутую характеристику завоевательной программы нацизма. Этот вопрос всесторонне исследован в целом ряде трудов историков-марксистов. Мы хотели бы в плане нашей темы отметить лишь тот факт, что германской военой верхушке наряду с фашистской политической элитой и монополиями принадлежало первое слово в определении главных аспектов программы.
      Идеология германского милитаризма, его давние экспансионистские, колониальные планы существенно влияли на все те агрессивные внешнеполитические решения, которые принимались Гитлером и его политическими советниками. Конечно, в среде высшего генералитета имелись отдельные лица, которые не во всем и не полностью разделяли агрессивные устремления нацизма. Мы уже говорили о генерале Беке. Он не был одинок. Но столь же очевидно, что этими людьми двигали отнюдь не какие-либо гуманные соображения, их меньше всего можно было причислить к "сторонникам мира". Известно, что германский милитаризм никогда не производил на свет подобные феномены, а понятие "длительный мир" могло вызвать лишь усмешку "настоящего солдата фюрера".
      Речь может идти лишь о том, что отдельные представители германской военщины достаточно трезво понимали, какие последствия может сулить Германии развязанная ею мировая война. Они сумели отдать себе отчет, что в результате такой войны Германии гораздо легче все потерять, чем что бы то ни было приобрести.
      Это были действительно единицы, разглядеть которых в длиннейшей шеренге бравых, лощеных, самодовольных, "горячо преданных фюреру" вояк было прямо-таки невозможно невооруженным глазом. Конечно, начальник генерального штаба Бек немаловажная персона. Однако верно и то, что он со своим, как говорил возмущенно фюрер, нытьем, находился в некоем вакууме. Что же касается "настоящих военных", а их "доблестный вермахт" насчитывал, конечно, абсолютное большинство, то они делали одно общее дело со своим "обожаемым фюрером".
      Для них завоевание Советского Союза, или, как они выражались, "восточного пространства", представляло давнюю, желанную и, с их точки зрения, вполне естественную главную цель. После победы над Советским Союзом и установления господства в Средиземноморье предстояло завоевать Ближний Восток, открыть себе пути в Африку, Азию и воздвигнуть германскую мировую империю.
      Вся программа существовала до поры до времени лишь в общей форме и не принимала характера какого-то единого конкретного стратегического плана. Это обстоятельство, между прочим, послужило для некоторых историков на Западе поводом к утверждению, будто рейх вообще не собирался развязывать никакой войны. Достаточно прочитать труд американского профессора Хоггана "Вынужденная война", в котором количество страниц обратно пропорционально добросовестности изложения и правдивости содержания.
      Дело в том, что перед началом второй мировой войны у гитлеровской военной верхушки не существовало никакой необходимости в создании единого конкретного плана всеобъемлющей агрессии. Каждый, кто мало-мальски знаком с традиционной системой германского военно-стратегического планирования (американский профессор, написавший книгу в 700 страниц, должен был бы это знать), представляет себе, что еще со времен Мольтке, главного кумира фашистской военщины, германское военное руководство никогда не планировало войну "дальше первой операции", исходя из ряда соображений специального характера, которые здесь нет необходимости разбирать. Конечно, перенесение принципов Мольтке в совершенно другую эпоху представляло собой нечто весьма условное. Но тут уже другой вопрос.
      На подобной традиционной основе германское военное руководство перед второй мировой войной в деталях и планировало лишь "первую операцию" агрессию против Польши. Этот факт ни в малейшей степени не противоречит истине, что существовала широкая общая программа завоеваний глобального масштаба, основанная на давних политических планах фашизма, начиная от "Майн кампф" и кончая совещанием в рабочем кабинете фюрера 5 ноября 1937 г., где она была еще раз сформулирована и подтверждена с потрясающим цинизмом.
      Внешнеполитическая программа нацистов определяла общую последовательность агрессии: прежде всего - захват государств Центральной и Юго-Восточной Европы как предпосылка войны против Англии и Франции. Затем удар по обеим западным державам - старым соперникам в конкурентной империалистической борьбе. Победа над ними откроет возможность достижения самой главной цели - агрессии против Советского Союза. Завоевание Советского Союза должно решить центральную проблему: "обеспечение жизненного пространства" и превращение "великогерманского рейха" в мировую державу с неисчерпаемыми ресурсами. Тогда откроются возможности захватов в Африке и в Азии, будет брошен вызов США, в немецкие руки попадут многие районы на других континентах.
      Высшему военному руководству отводилась центральная роль в осуществлении этой программы фашизма и монополистического капитала. Еще с начала 30-х годов генштабисты разрабатывали прежде всего планы захвата государств Центральной Европы.
      Стратегическое планирование с самого начала упиралось в противоречие между масштабами агрессивных политических целей и реальными военными возможностями государства.
      Чтобы разрешить противоречие, гитлеровцы изыскивали такие методы ведения войны, которые позволили бы: а) наносить удары противникам, изолируя очередной объект агрессии и нейтрализуя политическими средствами те страны, агрессия против которых предполагалась позже; б) в полной мере использовать все аспекты доктрины молниеносной войны для завершения борьбы против каждой из стран объектов агрессии - до возможного вступления в войну ее союзников. Отсюда характерные для методов гитлеровского руководства поиски различных наиболее благоприятных политических комбинаций на европейской арене для осуществления на практике обеих тенденций.
      Гитлер еще в "Майн кампф" определял (пока в общей форме) чередование ударов: сначала Франция, затем СССР. Он писал: "Германия... видит в уничтожении Франции лишь средство, с помощью которого наш народ сможет в конце концов расширить пространство в другом районе". Каков "другой район", видно из следующего места: "Ничто не удержит меня от того, чтобы напасть на Россию после того, как я достигну своих целей на Западе... Мы пойдем на эту борьбу. Она раскроет перед нами ворота к длительному господству над всем миром"{58}.
      Тот факт, что германский фашистский империализм, его глашатай Гитлер и высшие генералы издавна склонялись к тому варианту, чтобы сначала разбить Польшу, западные державы, а лишь после этого начать агрессию против СССР, объясняется следующими моментами: 1) наличием давних острых и все более растущих империалистических противоречий между Германией, с одной стороны, Францией и Англией - с другой, разрешение которых под лозунгами реванша считалось первой насущной и ближайшей целью германских политиков, монополистов и военных; 2) опасением, что, развязав войну с Советским Союзом после захвата Польши, Германия может получить удар в тыл на Западе, прежде всего против своей кузницы и заповедника магнатов капитала - Рура, и быть втянутой, таким образом, в войну на два фронта; 3) пониманием, что, так как не исключено выступление обеих западных держав на поддержку Польши, война против Франции и Англии может возникнуть раньше войны с Советским Союзом, тем более, что весной 1939 г. обе державы дали гарантии Польше.
      Уничтожение польского государства стало ближайшей целью Германии после захвата Чехословакии и считалось предпосылкой войны против СССР.
      4) Наконец, решающее значение имел фактор силы Советского Союза. Германское военное руководство, учитывая мощь Красной Армии, считало, что борьба против Советского государства требует предварительного увеличения военного потенциала Германии за счет стран Западной Европы, "обеспечения тыла", создания необходимой коалиции и подготовки широкого плацдарма.
      С конца 1937 г. - начала 1938 г. фашизм активно и целеустремленно ввергает Европу в полосу глубокого, затяжного международно-политического кризиса. Постепенно развиваясь, имея свои периоды особого накала, или конфликтные ситуации, этот кризис в конечном итоге завершился мировой войной.
      Отличительная черта международно-политического кризиса кануна второй мировой войны состояла, с одной стороны, в упорном, последовательном военно-политическом наступлении агрессоров, осуществлявших свою программу поглощения стран Центральной Европы, а с другой - в столь же последовательном попустительстве фашизму со стороны западных держав, которые всеми доступными средствами хотели направить динамизм Германии против Советского Союза.
      Начиная с осени 1937 г. нацисты перешли к открытой политике аннексий, а западные державы именно с тех же пор с особым рвением стали осуществлять курс обеспечения Германии "свободных рук на Востоке". Стремление разрешить противоречия внутри системы империализма за счет Советского Союза, удовлетворить экспансию Гитлера путем наталкивания его агрессивных устремлений на Восток, где он мог бы захватить "жизненное пространство", сокрушить руками нацистов социалистическое государство, ослабить Германию в единоборстве с Советским Союзом - таков был классово-политический смысл этого курса, который проводили политические калькуляторы Лондона и Парижа и который вскоре подвел их страны на грань катастрофы.
      В марте 1938 г. германские войска без единого выстрела захватили Австрию.
      В начале апреля Гитлер обсуждал с Кейтелем подробности плана "Грюн" плана вторжения в Чехословакию.
      В начале мая британский премьер Чемберлен заявил: ни Великобритания, ни Франция не придут на помощь Чехословакии в случае нападения на нее Германии; "в интересах мира" он, Чемберлен, одобряет "возврат Германии территории Судетов".
      Начиналась предыстория мюнхенского предательства.
      Мюнхенское соглашение, значение и роль которого с исчерпывающей полнотой раскрыты марксистской общественно-исторической мыслью, повлияло на судьбы не только народов Европы, но и всего человечества. Оно решительно нарушило баланс мировых сил в пользу фашизма. Чехословакия была выдана англо-французским империализмом на милость агрессору. Она потеряла значительную часть территории, населения, половину тяжелой промышленности, мощную систему пограничных укреплений и практически осталась беззащитной. Фашизм одним актом открыл себе широкий путь в Юго-Восточную Европу и на Балканы, значительно усилил свой военный потенциал, нанес тяжелый удар европейским позициям Англии и Франции. Обе страны лишились своего союзника в Центральной Европе, который мог бы надолго сковать германскую силу и отвлечь ее от Западной Европы в случае войны. Наконец, обе западные державы решительно подорвали свой авторитет в глазах всех европейских стран.
      Мюнхен означал резкий переход от неустойчивого мира и определенного равновесия в Европе к наиболее острой стадии международно-политического кризиса, которая непосредственно подвела к войне. Англо-французские вдохновители и организаторы Мюнхена рассматривали заключенную 29 сентября 1938 г. сделку как начало создания "нового европейского порядка", утверждая, что их соглашение с Гитлером "обеспечит мир на целое поколение". На самом деле Мюнхен явился трагедией Европы{59}. В чем им очень скоро пришлось убедиться.
      Для германского милитаризма Мюнхен предстал как великая победа. Не потеряв ни одного солдата, не выпустив ни одного снаряда, военная верхушка настолько кардинально улучшила стратегические позиции вермахта, что теперь для нее представлялся значительно более вероятным успех любой военной акции как против Запада, так и против Востока. Она с полным удовлетворением восприняла слова фюрера: захват Австрии и Чехословакии должен послужить прологом к "великому германскому походу на Восток".
      Несмотря на критику мюнхенского соглашения, которая раздавалась в Англии уже в октябре 1938 г., Чемберлен и вся консервативная группа, стоявшая у кормила британского правления, были глубоко убеждены, что достигнуть "замирения Европы" можно только путем соглашения с Гитлером и Муссолини за счет прежде всего Советского Союза. Как сообщал 19 октября 1938 г. полпред СССР в Англии И. М. Майский, лорд Бивербрук заявил ему: "Премьер и не помышляет о каком-либо сопротивлении германской экспансии в Юго-Восточной Европе и Турции. Наоборот, он рассчитывает, что создание "Средней Европы" толкнет Гитлера на конфликт с СССР"{60}.
      Исходя из подобной общей установки, британские руководители не считали нужным развертывать программу вооружений, которая отвечала бы складывающейся в Европе обстановке. В Лондоне и Париже не сомневались, что Берлин и Рим "отблагодарят" своих "благодетелей", отдавших столь щедрой рукой Судеты, и каждый свой новый агрессивный шаг будут согласовывать с Англией и Францией, предпринимая его уж, конечно, никак не в ущерб обоим западным партнерам. Залогом, что будет именно так, а не иначе, служила хорошо усвоенная из "Майн кампф" антисоветская программа нацизма, подтвержденная фюрером в его сакраментальной фразе: "Все, что я делаю, направлено против России".
      Западные державы не остановило даже то, что Мюнхен кардинально подрывал основы той системы соглашений и союзов, которую они сами возводили в Европе в 30-е годы, и ослаблял их европейские оборонительные позиции, усиливая агрессоров и поощряя их к удару не только на Восток, но и на Запад. В Западной Европе широко распространилось понятие "дух Мюнхена", что означало "понимание нужд Германии", сотрудничество с ней, чтобы всячески удовлетворить эти нужды, а фактически - самое низкое раболепие перед Гитлером, выполнение любых его претензий.
      Конечно, создатели "духа Мюнхена" не знали, что в том же октябре 1938 г. "рейхсканцлер и верховный главнокомандующий вооруженными силами Германии" отдал директиву о подготовке захвата "оставшейся части Чехии". Они, естественно, не могли знать, что эта директива требовала от вооруженных сил "обеспечить возможность в любое время разгромить оставшуюся часть Чехии", быстро ее оккупировать и одновременно изолировать Словакию. Но дело теперь состояло не в том, знали или не знали на Темзе и на Сене, в чем состоят ближайшие военно-политические замыслы Берлина, а в том, что созданный на этих берегах "дух Мюнхена" открывал возможность осуществления любого из подобных замыслов.
      И в полном соответствии с новым "духом" нацистская клика утрачивала всякое подобие сдерживающих моментов. Вместе с началом подготовки полной оккупации Чехословакии она приступила к решению "польского вопроса", т. е. к созданию кризисной ситуации, которая могла бы привести к новому Мюнхену, но теперь уже в отношении Польши.
      III
      Осенью 1938 г. в обеих западных столицах, особенно в Лондоне, стали считать, что наступают золотые дни мюнхенского сотрудничества. Чемберлен извлек из дипломатических архивов рожденную еще в начале 30-х годов идею пакта между Англией, Францией, Германией и Италией - тогда ей не суждено было воплотиться в жизнь - и попытался создать на ее основе "всеохватывающий англо-германский союз", который вершил бы всеми делами Европы, конечно, за счет Советского Союза, а заодно и Франции.
      При этом британский премьер исходил из подписанной им и Гитлером в Мюнхене англо-германской декларации. Ее он рассматривал как свою великую дипломатическую победу и как "залог мира для поколения", ибо в ней говорилось о "желании наших двух народов никогда более не воевать друг с другом". Он размахивал этой декларацией в лондонском аэропорту после возвращения из мюнхенской Каноссы, ничуть не подозревая, что этот документ очень скоро превратится в такую же никчемную бумажку, как и другие подобные декларации и договоры, подписанные нацистами.
      "Мирное наступление" Лондона и Парижа на Берлин ширилось. В французских правительственных кругах родилась великолепная идея: пригласить в Париж "господина Гитлера" и устроить ему торжественную встречу. Так можно было продемонстрировать растущую дружбу между Германией и Францией и недвусмысленно показать, против кого она направлена. Французская реакция шла на многое, чтобы вопреки негодованию, протестам, возмущению широких масс трудящихся, всех прогрессивных элементов страны добиться союза с фашистским рейхом и создать мощный кулак против социализма, рабочего движения, всех левых сил в своей стране и на международной арене.
      "Господин Гитлер" соблаговолил направить в Париж министра иностранных дел. Риббентроп был встречен в начале декабря 1938 г. со всеми возможными почестями. В его честь устраивали банкеты и всевозможные приемы. Произносилось множество речей, в которых проклинались "сторонники войны" и коммунисты - все те, кто осмеливается выступать против дружбы Франции с третьим рейхом.
      Однако переговоры между Риббентропом и французским министром иностранных дел Боннэ не дали мюнхенцам ничего нового и принесли одни разочарования. Имперский министр долго разглагольствовал о дружбе фюрера с Муссолини, об оси Берлин - Рим как "непоколебимой основе германской внешней политики" и не оставил никаких надежд на успех французских попыток добиться разногласия между фашистскими партнерами, чтобы обеспечить какую-либо поддержку Берлина в диспуте Парижа с Римом по поводу колоний в Африке. Риббентроп недвусмысленно намекнул насчет нежелательности для Германии советско-французского договора 1935 г. о взаимной помощи, который он охарактеризовал как "препятствие на пути сближения между Германией и Францией". Не давая никаких обещаний и обязательств насчет "дружбы и сотрудничества", имперский министр, однако, к полному удовлетворению своего собеседника старательно подчеркивал антикоммунистическую направленность всей внешней политики рейха, и это само по себе вполне устраивало правительственные и дипломатические круги Парижа.
      Тем временем на Западе сложилось достаточно твердое убеждение, что следующим шагом Гитлера будет удар на Украину и что последует он через самый непродолжительный срок. Собственно именно этого и желали больше всего западные политики, в этом-то и состояла генеральная линия их дипломатии, определяемая мюнхенским курсом.
      Польский посол в Вашингтоне Потоцкий доносил в конце ноября 1938 г. своему правительству о беседе с послом США во Франции Буллитом: "Демократическим государствам потребуется еще по крайней мере два года для полного перевооружения, - говорил Буллит. - Тем временем можно предположить, что германский рейх направит свою агрессию на Восток. Для демократических стран было бы желательно, чтобы там, на Востоке, дело дошло до военного столкновения между Германией и Россией". Буллит утверждал: Германия уже имеет подготовленный и сформированный украинский штаб, который в будущем возьмет в свои руки власть на Украине и должен будет "создать там независимое украинское государство под эгидой Германии"{61}.
      Советник правительства Англии по вопросам промышленности Горас Вильсон заявил в конце ноября 1938 г. полпреду СССР в Англии: он не ждет в ближайшем будущем войны, в которой Англии пришлось бы принимать участие, так как, по его мнению, Германия не хочет большой войны и, кроме того, "Гитлер взял сейчас в качестве ближайшего этапа линию удара на Восток, в сторону Украины"{62}.
      Народный комиссар иностранных дел СССР в письме полпреду во Франции 4 декабря 1938 г. следующим образом оценивал политический курс западных держав: "После Мюнхена Боннэ стремится совершенно освободиться от всяких обязательств и необходимости вмешательства на востоке и юго-востоке Европы, и его отношение к франко-польскому пакту такое же, как и к франко-советскому, т. е. как к документам, фактически недействительным. Это вытекает, очевидно, из концепции, которую усвоил Чемберлен, что будто ближайшей задачей Гитлера является наступление на Советскую Украину"{63}.
      Бывший британский премьер-министр Ллойд Джордж сообщил 6 декабря 1938 г. полпреду СССР в Англии свое мнение о ближайших планах Гитлера: вероятнее всего, он двинется на Восток, прежде всего против Польши, а затем, возможно, против Советской Украины, хотя сейчас он на это не рискнет. Через два дня аналогичную мысль высказал Майскому Вансисттарт: "В британских правительственных кругах... сейчас очень популярна концепции, согласно которой ближайший удар Гитлера будет на Восток, в частности против Советской Украины". Те же настроения господствовали в Париже. Полпред СССР во Франции сообщал в наркомат иностранных дел 8 декабря: в правительственных кругах придерживаются точки зрения о серьезности германских приготовлений и намерений в отношении Украины. Гамелен и Мандель считают, что "наиболее вероятным и ближайшим объектом германской экспансии явится Украина"{64}.
      Убежденность в том, что в самом недалеком будущем последует удар третьего рейха против Советской Украины, еще больше окрепла в столицах западных держав после подписания 6 декабря в результате визита Риббентропа в Париж франко-германской декларации насчет "мирных и добрососедских отношений между Францией и Германией". Теперь Западу обеспечена длительная мирная передышка, если не мир! Французский посол в Берлине Кулондр 15 декабря направил в Париж обширный доклад, в котором давал развернутый анализ германской политики на будущее: "Стремление третьего рейха к экспансии на Востоке мне кажется столь же очевидным, как и его отказ, по крайней мере в настоящее время, от всяких завоеваний на Западе, одно вытекает из другого... Стать хозяином в Центральной Европе, подчинив себе Чехословакию и Венгрию, затем создать Великую Украину под немецкой гегемонией - таковой в основном кажется концепция, принятая нацистскими руководителями и, конечно, самим Гитлером"{65}.
      Посол Польши в Англии Рачинский писал 16 декабря в Варшаву: Чемберлен, употребляя сравнение из области спорта, убежден, что он "защитил английские ворота и перенес таким образом игру на восток Европы"{66}.
      Словом, везде и повсюду международная империалистическая реакция ждала скорых плодов своей политики, результатов, как она считала, своей тонкой и дальновидной игры: наступления Гитлера на Восток, столкновения с Советским Союзом. В западных столицах муссировались слухи о якобы предстоящем в ближайшее время вторжении немцев на Украину. Фюреру из Парижа и Лондона как бы подсказывали путь! Подогревались те элементы в самой Германии, которые считали, что прежде всего нужно избрать восточное направление агрессии. Такой концепции придерживались, в частности, Риббентроп и Розенберг, стремившиеся ускорить столкновение на Востоке путем реализации "украинского варианта"{67}.
      Однако в конце 1938 г. - начале 1939 г. произошло некоторое уточнение фашистской военно-политической стратегии. Активность Муссолини в средиземноморском районе могла повлечь за собой столкновение обоих союзников с западными державами в самом недалеком будущем и войну в Западной Европе. Чтобы обеспечить себе в этом случае тыл со стороны Польши, гитлеровцы на время снизили активность своих требований к ней.
      Еще в октябре 1938 г. Риббентроп поставил перед польским послом в Берлине вопрос относительно "общего урегулирования спорных проблем, существующих между Польшей и Германией", прежде всего о "воссоединении Данцига с рейхом". В обмен обещалось продление на 25 лет декларации 1934 г. и гарантия польско-германских границ. Негативный ответ из Варшавы дал нацистам повод для обострения отношений с Польшей.
      Все же теперь они временно притормозили развитие конфликта. Риббентроп, беседуя с Беком в конце января 1939 г., стал предъявлять претензии к Польше о возвращении Данцига уже в более "умеренной" форме и благосклонно выслушал разглагольствования польского министра иностранных дел насчет претензий Польши на Советскую Украину и на выход к Черному морю. В этом вопросе Риббентроп даже предлагал сотрудничество рейха{68}.
      В Лондоне и Париже иллюзии на широкое соглашение с Германией и Италией постепенно рассеивались. Обещания Чемберлена в ближайшем будущем "умиротворить" Европу и "обеспечить мир для поколения" улетучивались, как дым. Колониальные требования Гитлера и Муссолини становились все более настойчивыми и резкими. Фашистская пресса сразу после Мюнхена развернула антианглийскую кампанию, которая шла, все усиливаясь. Быстро развивалось строительство германского военно-морского флота. Берлин и Рим выдвигали все новые претензии захватнического порядка, шокируя мюнхенцев и заставляя их все время вспоминать: ведь фюрер торжественно заявлял, что Судеты будут последним территориальным требованием в Европе! А теперь уже стоял вопрос о Данциге и Мемеле. Муссолини при явном сочувствии своего германского партнера вел антифранцузскую кампанию под лозунгами: "Тунис! Корсика! Савойя!" Обострение итало-французских империалистических противоречий привело к денонсированию их соглашения от 7 января 1935 г. и к усилению конфронтации и Средиземноморье.
      Словом, мюнхенские миражи постепенно растворялись, и наступающее отрезвление оборачивалось мрачными предчувствиями. В последних числах января 1939 г. министр иностранных дел Англии телеграфировал послам во Франции и Бельгии: "Есть сообщения, указывающие на то, что Гитлер, подбадриваемый Риббентропом, Гиммлером и другими, изучает вопрос о нападении на западные держаны в качестве предварительного шага к последующей акции на Востоке"{69}. В Лондоне и Париже начали бить тревогу. Однако решение "ускорить, насколько возможно, подготовку своих оборонительных и контрнаступательных мер" все-таки не уменьшило надежд на эффективность и правильность мюнхенской политики. После речи Гитлера в рейхстаге 30 января 1939 г., в которой он потребовал возвращения Германии ее прежних колоний и заявил, что любая война, по каким бы причинам она ни возникла, поставит Германию на стороне Италии, иностранные наблюдатели в Лондоне отметили, что Чемберлен готов к новой капитуляции, к Мюнхену No 2.
      Вместе с тем еще больше активизировалась политика наталкивания фашизма на СССР. Как сообщал 10 февраля полпред Советского Союза во Франции, план Боннэ состоял в том, чтобы с помощью Англии и Германии достигнуть соглашения с Италией, а Гитлеру дать "удовлетворение на Востоке". В интимных беседах Боннэ не скрывал, что "без жертв на Востоке не обойтись"{70}. Политика "умиротворения" оставалась генеральным внешнеполитическим курсом Англии и Франции.