Формула счастья

      - Уж очень сложно вы все задумали, ребята! - усмехнулся я. Они работали с таким усердием, что в тот момент стали мне даже симпатичны.
      "Ребята" мне, конечно, не ответили. Уставились на меня, почти не мигая. Их лица выражали не больше, чем матовые окна машины. Белые шапочки были им совсем не к лицу.
      Мы выехали с территории Центра, и водитель включил сирену. "Скорая", завывая, помчалась по туманному городу. Но куда? Вероятно, на какой-то военный аэродром. Только вот даже на обычном самолете до Эрдландского космодрома можно добраться меньше чем за два часа, а звездолет стартует почти через четыре. Увы, времени достаточно для всего. В том числе и для провала...
      Выехали на южную магистраль. Туман рассеялся, и впереди отчетливо были видны уже ненужные габаритные огни какой-то низкой спортивной машины, а темно-синяя "Той-ота", которая время от времени появлялась за нами, приобрела совсем ясные очертания. Мы перестроились в крайний левый ряд, несмотря на то что особо интенсивного движения не было и мы ехали не бог весть с какой скоростью, затем после первого мотеля свернули на старое заброшенное шоссе. "Тойоту" сменил черный "BMW". Спортивная машина остановилась. Мы ее обогнали и рванули вперед, словно уходя от погони. Из медицинского шкафчика рядом со мной послышался тревожный звон. Носилки, которые валялись на полу, подскочили, и из них к ногам одного из моих спутников вывалилась аккуратно свернутая накрахмаленная простыня. Он пнул ее обратно, озабоченно потрогал свою докторскую шапочку и снова погрузился в мрачную апатию.
      Прошло несколько минут, таких напряженных, что в машине аж потемнело. Затем раздался протяжный визг шин "скорой": мы вошли в крутой вираж, и перед глазами у меня пронеслись огромные створки железных ворот парка. Если бы они были закрыты, то катастрофически точно исполнили бы свое предназначение. Я предположил, что наш водитель или не впервые проезжает здесь, или привык надеяться на провидение. Он так же стремительно влетел в узкую аллею напротив, будто искал убежища среди густых декоративных кустов, которые росли по обеим ее сторонам. Потом внезапно уменьшил скорость, и машина неохотно заскользила по усеянному прошлогодней листвой асфальту. Бледная искорка радости оживила взгляды моих "ребят" - видимо, приближался миг нашей разлуки. Неизвестность, которая меня томила, помешала мне разделить их чувство. Куда бы мы ни ехали, то, что от меня не пытались скрыть маршрут, никак меня не радовало. Едва ли это было проявлением доверия.
      Когда мы остановились перед скромным строением с надписью над главным входом "Частная клиника Миллера", обстановка не прояснилась, но я уже был готов расстаться с пленкой, не просмотрев ее. Перед входом нас встретили шесть человек - все крепкие мужики. Мы вышли из машины. Трое из них сейчас же окружили меня своим вниманием, один направился к остановившемуся сзади "BMW", обменялся несколькими репликами с сидевшими в нем людьми и отправил его в обратный путь. Остальные встали рядом с моими парнями и водителем, которые показались мне очень встревоженными. События явно развивались не так, как они ожидали.
      Я и мои новые сопровождающие вошли в клинику. В фойе самый молодой из них быстро протянул руку к чемодану Я сделал вид, что не заметил этого, он раздраженно процедил:
      - Дай сюда!
      Пора было действовать. Я обернулся и подал ему чемодан. Пока он перехватывал ручку, я ударил его ногой По колену. Он присел - я врезал по затылку. Чемодан упал на каменный пол, а парень пошатнулся, и коллега инстинктивно подхватил его под мышки, пытаясь поддержать. Но в следующий момент бросил на произвол судьбы и сделал молниеносную и почти успешную попытку нанести мне удар по носу. Вцепившись друг в друга мы повалились на пол. Вокруг нас с воплями заскакал какой-то толстяк, ища подходящий случай проявить себя. Наконец заехал мне по уху. Когда он попытался ударить меня ногой, я сумел до него дотянуться. Дернул его резко вниз, прилепил пленку ему на подметку, а сам откатился в сторону. Раздавшийся вопль, показал, что толстяк рухнул на моего "партнера". Я начал подниматься, и в этот момент парень, которого я вырубил первым, дал мне понять, что пришел в себя: кулаком нанес мне стремительный удар по голове. Так что с подъемом я немного повременил...
      Мы брели вверх по лестнице. Ухо у меня горело, как пе-регревшаяся'спираль. Мне было плохо. Морально тоже, но не слишком. Все же, если не поддаваться на провокации, ' существует вероятность, что старик Дженетти выкрутится. Правда, использованный мною трюк не отличался особым остроумием, но все же был шанс... После того как не найдут ничего у меня, эти здешние громилы перетрясут и парней, и "скорую", и фойе, и свою собственную одежду. Про подметки, однако, они, может, и не сразу сообразят, а под килограммами толстяка пленка скоро сотрется.
      Мы вошли в роскошно оборудованную раздевалку, где для меня был подготовлен летный костюм. Вероятно, аэродром был недалеко, только я теперь не спешил. Двое из моих охранников придвинули по стулу, сели и стали ждать, когда я разденусь, не сводя с меня глаз, а третий - тот, который еще в фойе проявил интерес к чемодану, наконец-то сумел им заняться. Прихрамывая, он отнес чемодан на стол в углу, вынул из кармана брюк ключ, ловко повернул его в замке и, обернувшись ко мне, медленно, двумя пальцами, приподнял крышку. По выражению его лица было видно, что он ожидает какой-то реакции с моей стороны. Но не дождался: я просто взял с полки чистое махровое полотенце, набросил его на плечи, и, стоя в одних трусах, продолжал наблюдать, как он делает свое дело. Наконец он откинул крышку назад, натянул перчатки и начал старательна разрезать бритвой что-то внутри чемодана. Послышалось шуршание разворачиваемого целлофана, и в руках у него оказался плоский металлический ящичек. Потом он вытащил из-под стола похожий чемодан, только серый, убрал в него ящичек и демонстративно отодвинул чемодан от себя. Тогда я подошел, взял серый чемодан и направился в душевую. Мельком я успел заметить, что в черном чемодане теперь не было ничего, кроме целлофана, в который прежде была упакована коробочка.
      Раздевалка и душевая были соединены узкой кабиной, вид которой подтвердил мою уверенность, что меня будут просвечивать. Я прошел в душевую, желая, чтобы и дальнейшие обыски были такими же безрезультатными, положил свой новый багаж на пол и встал под душ. Некоторое время я усердно обливался то холодной, то горячей водой - говорят, это помогает от синяков и отеков. После чего наспех вытерся полотенцем и вернулся в раздевалку. Там уже никого не было. Чемодан Дженетти и все мои личные вещи и одежда, естественно, исчезли, так что я вынужден был надеть полетный костюм. Ничего другого просто не было.
      Как только я был готов, в дверях появился один из знакомых мне субъектов. Он придирчиво меня осмотрел и подошел ближе. За ним следовали двое в форме ПСД и еще кто-то в штатском. Я ожидал допроса, но ошибся. Мы не обменялись ни единым словом. И правда, что мы могли сказать друг другу?
      Глава третья
      Меня ввели в просторную комнату со спущенными шторами, тускло освещенную люминесцентными лампами. В центре нее стоял низенький полный китаец и благостно мне улыбался. Я его узнал бы даже во сне! Этот широкий мясистый нос, эти глубоко посаженные лукавые глазки, эти тонкие, вечно растянутые в улыбке губы. Короче, передо мной был сам Вей А Зунг и подчеркнуто сердечно протягивал мне пухлую выхоленную руку. Я ее принял без всякого энтузиазма, и после продолжительного рукопожатия, сопровождавшегося серией дружеских кивков, он церемонным широким жестом пригласил меня к столу в глубине комнаты.
      Мы медленно двинулись к нему. Двое в штатском застыли на своих местах в напряженных позах, а сотрудники ПСД твердой походкой пошли рядом и с ледяной вежливостью указали мне на одно из огромных кожаных кресел. Зунг подождал, пока я устроюсь в нем, и, суетливо поддернув брю-чины, присел напротив на какой-то особый, снабженный разноцветными кнопками стул. Тогда его заботливые телохранители, зорко осмотревшись и уверившись, что причин для беспокойства нет, стройными рядами удалились. Наблюдая за ними, я чувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд, исполненный почти осязаемой ненависти. Я обернулся: мой именитый хозяин излучал симпатию и приветливость.
      - Может быть, чашку кофе? - весело спросил он, а когда я ответил утвердительно, он, видимо, удивился. Затем нажал одну из кнопок и снова заулыбался. Заулыбался и я, как дурак.
      Вскоре в комнату заглянул молодой человек с широким и плоским, как луна, лицом. Он вошел, держа изящно инкрустированный серебряный поднос, мелким танцующим шагом приблизился к нам и начал разливать кофе. Зунг нежно похлопал его по согнутой спине.
      - Это мой племянник! - с нескрываемой гордостью сообщил он. - Он делает отличный кофе, но его способности выходят далеко за пределы этой сферы.
      Племянник выпрямился и двумя пальцами отвел прямую челку со лба. Он очень старался остаться безразличным к похвале, но не смог - глупо захихикал, схватил пустой поднос и выбежал вон.
      Как только мы остались одни, Зунг решил, что пора приступить к деловой части.
      - Я очень хорошо знаю вашего шефа и полностью доверяю его выбору, - сказал он. Первое было верно, а относительно второго я знал, что он лжет.
      Мы обменялись приветливыми взглядами. Зунг продолжил: ;
      .
      - Вы уже разговаривали с профессором... гм.-.гм...
      - Да.
      ЭнцоДженетти.
      Да. В таком случае, вам все ясно, не так ли?
      - Было бы чересчур утверждать нечто подобное, господин Зунг.
      - Э-э, я, конечно, не говорю об этой ужасной двойной
      трагедии.
      - Я тоже.
      На его лице мелькнула легкая тень недовольства
      -Чрезвычайный Председатель Совета безопасности не привык, чтобы его прерывали.
      - Как вас зовут, молодой человек? - очень любезно, но с ноткой пренебрежения в голосе спросил он.
      - Симов. Тервел Симов, господин Зунг.
      - Да. Прекрасно. Видите ли, месье... Симов. Или нет! Тервел! Позволь мне называть тебя Тервел. Ты ведь мог бы быть мне сыном.
      Этого мне только не хватало! Полный абсурд!
      - Конечно, господин Зунг! - с мальчишеским энтузиазмом ответил я.
      Я был весь на нервах, и было не похоже, что время, проведенное с ним, меня успокоит. Его методы были хорошо известны, но им трудно было противостоять. Он использовал "доброжелательные" выражения и похвалы, которые унижали, не давая возможности защищаться. Он обескураживал неожиданными отступлениями и неуместной снисходительностью. Отвечал насмешкой на самые серьезные и долго обдумываемые доводы. Начинал рассказывать анекдоты именно в тот момент, когда его собеседник старался выстроить наиболее сложный логический вывод... Другими словами, Зунг был не из тех, с кем приятно встречаться.
      - Во-первых, я хотел бы тебя ободрить, Тервел. - Зунг отпил глоточек кофе и тихо щелкнул зубами. - Твоя задача вовсе не так трудна, как может показаться на первый взгляд. Если исключить неудобства, связанные с перелетом, все остальное проще простого и, увы, весьма прозаично.
      Он с прискорбием покачал головой, устроился еще поудобнее на своем стуле и напевно продолжал:
      -- Вот что там случилось, Тервел. Между Фаулером и Штейном, двумя необыкновенно талантливыми и амбициозными учеными, постепенно возникло научное соперничество.
      В начале они всеми силами старались его скрыть. Они были благородными людьми и отлично понимали, что это недостойно, противоречит научной этике. Зунг поднял палец, как будто рассказывал мне какую-то поучительную сказку. - Но ненависть проникала в их сердца все глубже и глубже, отравляла их. И с течением времени дошло до того, что они перестали владеть собой. Начали спорить, иногда вступали даже в резкие пререкания. Желание каждого из них доминировать, быть первым в этом новом, девственном мире - Эйрене, оказалось сильнее их моральных устоев.И все же, вероятно, не дошло бы до такого трагического финала, если бы на базе рядом с ними не работала Линда Риджуэй - молодая, поразительно красивая женщина. Даром что ученые, Фаулер и Штейн были настоящими мужчинами и оба безумно влюбились в свою очаровательную коллегу. К научному соперничеству добавилось и соперничество в любви. Линда Риджуэй, может быть, сама того не сознавая, день за днем подливала масла в огонь их страстей. А как сказал Шекспир: "Чем страсть сильнее, тем печальнее ее конец". Увы! - Грустно улыбаясь, Зунг развел короткими ручками.
      - Ага! Понимаю, - сказал я с плохо скрытой иронией. - История скорее романтическая. Ведь так? Но я задаю себе вопрос, господин Зунг, если все уже выяснено, зачем я должен лететь на Эйрену?
      - Эх, дорогой мой Тервел,-примирительно вздохнул он, - все мы - рабы формальностей. Когда-нибудь переселение, а значит, и смерть Фаулера и Штейна станут достоянием общественности, и тогда будет необходимо сослаться на официальное расследование.
      - И вы считаете, что предложенные вами научные и любовные мотивы будут восприняты всерьез? ' Последовал звонкий, нарочито беззаботный смех.
      - К счастью, обыватели не так мнительны, как люди вашей профессии, Тервел. Да и ваше Бюро пользуется исключительным авторитетом.
      - В общем-то да, так же как и ЦКИ. Только, в отличие от его сотрудников, мы не согласились бы взять на себя ответственность ни за дела других, особенно за такие, как заселение Эйрены, за предварительно отрежиссированное расследование. Наше Бюро не позволило бы скомпрометировать себя,господин Зунг.
      Он пропустил мимо ушей мое замечание о незавидной роли Центра как ширмы и ухватился за мои последние слова.
      - Скомпрометировать! - удивленно всплеснул он руками. - Что за странная мысль, Тервел! Неужели есть что-то неубедительное в этом инциденте? Такие вещи на Земле случаются каждый день. Почему же такого не могло произойти на Эйрене? Люди остаются людьми, везде. Наивно воображать, что Фаулер и Штейн оставили свои недостатки тут, на Земле, ведь так?
      Я допил свой кофе. Это было единственное, что сделал я с удовольствием за весь этот день. Как бы между прочим, я бросил ему:
      - Полагаю, что у некоторых людей на базе есть другие версии, или, по крайней мере, они, не согласны с вашей.
      - С нашей, Тервел, нашей, - кротко поправил меня Зунг. -Алюди на базе могут выстраивать какие угодно версии. Это их право.
      - Да, но когда они возвратятся на Землю?
      - Они не вернутся, Тервел.
      - Почему?
      Зунг закинул ногу на ногу и с одобрением рассматривал свои начищенные до блеска ботинки. Потом ответил:
      - А потому, что они - первые поселенцы. Наша цель посылать людей на Эйрену, а не возвращать их оттуда. Я сделал попытку возразить:
      -- Но тогда они поделятся сомнениями с новыми поселенцами и...
      Меня снова прервали:
      - Не выдумывай себе лишних забот, Тервел. У тебя их и так достаточно.
      - И самая из них главная - всегда иметь в делах полную ясность, господин Зунг.
      - Но я же не Солнце, дружок! - воскликнул он и шутливо сложил ладони как для молитвы.
      Теперь я понял, почему мой шеф целый день пребывает в бешенстве после встречи с ним! Я решил идти напролом.
      - Допускаете ли вы, что юсы имеют какое-то отношение к смерти Фаулера и Штейна?
      Лицо Зунга мгновенно приобрело непроницаемость сфинкса.
      - До сих пор еще никто из нас не проник в их мыслительный процесс, Тервел.
      - А если есть какая-то связь, - настаивал я, - не кажется ли вам, что версия о фатальных страстях их, мягко говоря,просто удивит? '
      - Нет, Тервел. Наоборот? Это будет доказательство нашей лояльности.
      - Лояльности! О чем вы говорите? - пробормотал я растерянно.
      - Да, да, - прищурился Зунг, - именно лояльности. Сейчас у нас нет выбора. Мы должны быть лояльными.
      Я был потрясен. Ведь это же чудовищно! До чего же мы дошли?
      - Возможно, что Фаулер и Штейн стали случайными жертвами какой-то их реакционной группировки, - монотонно бубнил он. - Возможно, эти двое по какой-то причине стали им неудобны; возможно, в конце концов, появился какой-то сумасшедший юс... Все возможно. Но чтобы там ни было, это их дело. Мы не дураки, чтобы голыми руками таскать каштаны из огня!
      - Вы и меня не вытащите, если я попаду в него, - вставил я.
      Зунг шутливо погрозил мне пальцем:
      - Эх, Тервел, какой же ты недоверчивый! Сразу видно, школа Медведева. Ну, ничего. Это неплохо. "Сомнение - уже половина мудрости", как говорили древние римляне, - улыбнулся он и подмигнул мне. Потом снова принял строгий вид. Поговорим серьезно, Тервел! Если тебе и угрожает какая-то опасность, то едва ли со стороны юсов. Вероятнее всего, они не связаны с этим инцидентом. Но, если даже и связаны, что из того? Пока ты в их звездолете, они, естественно, тебя не тронут. На Эйрене - тем более. Да ведь если с тобой что-то случится, это же будет откровенным признанием их участия в убийстве двух других! И что самое важное: если это совершили юсы, то они постарались сделать так, чтобы не бояться разоблачения. И тогда?
      Даже если бы он говорил не о юсах, а о людях, и тогда не было логики в его словах. Сейчас же они звучали абсолютно бессмысленно, и он очень хорошо это знал... И вообще, проклятый летный Костюм становился мне все более неудобным, ухо у меня горело, физиономия вряд ли похоро
      28
      шела от мордобоя, д в довершение я должен выслушивать его глупости!
      - По крайней мере, Тервел, два факта бесспорны, - бесцеремонно сменил Зунг тему - Во-первых, юсы весьма заинтересованы в заселении, и у нас тоже достаточно оснований быть заинтересованными в нем. Во-вторых, если мы пока не можем вмешиваться в их дела, то, по крайней мере, можем разведать о них, не так ли?
      - Может быть, и так, - ответил я, - но зачем вы мне это говорите? Моя специальность - расследовать преступления, а что касается "разведывания" дел юсов, то это всегда было в компетенции исключительно Совета безопасности. Высами неоднократно настаивали на этом.
      - Да, настаивал, но ситуация изменилась. Да и не стоит себя обманывать, Тервел: твой шеф никогда не считался с моими требованиями. Секретные архивы МБР, наверное, переполнены материалами о юсах.
      - Может быть, может быть... - Я прищурился точно в его манере. - Только я не знаком с этими материалами. Моя работа этого не требовала.
      - Я знаю, что у тебя была за работа, Тервел, - нагло заявил Зунг.
      - Что ж, тогда вам ясно, что она не связана и никогда не была связана с юсами. И что я знаю о них не больше, чем обыкновенный человек. То есть почти ничего, благодаря сверхсекретности, которой вы окружаете свою дипломатическую деятельность.
      - Иронизируешь, - скривился он. - А не задумываешься, до какого массового психоза могло дойти, если бы мне не удалось ценой неимоверных усилий добиться этой "сверхсекретности".
      - Очень часто именно неосведомленность порождает психоз, - заметил я. - И примеров тому предостаточно.
      - Однако примеров тому, что породила бы осведомленность, пока нет, ведь так?
      - Вот по этому вопросу я не могу спорить с вами, - сказал я, - так как мои знания о юсах ничтожны.
      - Да, Тервел! Я убежден, что именно это, конечно вместе с оценкой твоих личных качеств, повлияло на решение Медведева направить тебя на Эйрену. Он совершенно правильно рассудил, что сейчас там нужен непредубежденный
      человек, который воспринял бы все так, как есть на самом деле. Объективно!
      - Если бы это было так, он встретился бы со мной и сказал мне это, а не посылал две строчки по факсу.
      - Твой шеф вчера был очень далеко...
      - А сегодня?
      - Сегодня? - нимало не смутился Зунг. - Сам видишь, сегодня у тебя просто нет времени для встреч.
      - Мне кажется, что причина не в недостатке времени, господин Зунг.
      - Тервел?!
      Не обратив внимания на его наигранно оскорбленный возглас, я продолжал:
      - И все же вы отдаете себе отчет, что если я вообще соглашусь с вами сотрудничать;, то это будет только после того, как вы предоставите мне всю информацию о юсах, которой располагаете? Она едва ли повлияет на мою "непредубежденность".
      - В сущности, я не располагаю информацией. Тер-вел, - снова удивил меня своей наглостью Зунг. - Да, я собрал кое-что, но только так, что-то услышанное, увиденное, описанное и непонятое. А можно ли непонятое назвать информацией?
      - Давайте не доходить до крайностей! - сказал я с досадой. - Ведь как только юсы появились, вы обязали наши самые авторитетные академии и институты, наших самых известных ученых именно анализировать увиденное, услышанное и прочее. Как оказалось, даже и в ЦКИ, в этой вроде бы вполне автономной организации, тоже работают на вас.
      - И как ты думаешь, что я имею на настоящий момент? Только всяческие туманные догадки и сомнительные гипотезы. В этом смысле, Тервел, все, чем я располагаю, тебе уже передано. - Зунг указал на чемодан рядом со мной.
      - Но я ведь после обеда отправляюсь. Когда же я все изучу?!
      - Да, да, после обеда! Будешь изучать в дороге...
      - Послушайте, господин Зунг, давайте рассуждать разумно...
      - Но у нас в самом деле нет информации, Тервел, - внезапно упавшим голосом промолвил он. - А в таком случае на основании чего мы будем строить свои рассуждения?
      Потом он едва заметно пожал плечами и укоризненно вздохнул. Мне сразу стало ясно, что с дальнейшими возражениями нужно повременить: Чрезвычайный Председатель Совета безопасности начинал вживаться в свою очередную роль. Его фигура трогательно съежилась, руки беспомощно, как бы в поисках опоры, опустились на подлокотники кресла, которое, казалось, вдруг приобрел подавляюще огромные размеры. Зунг хотел было еще что-то сказать, но не смог, как будто в этот напряженный для него миг его оставили последние силы. Из груди его снова вырвался вздох страдания, он уронил голову на грудь и устало смежил веки. Передо мной теперь сидел измученный, надломленный страшной тревогой человек. Я сначала следил за ним с досадой и нетерпением, но постепенно в мое сознание проникла мысль, что, находясь больше десяти лет на таком посту, он действительно не мог чувствовать себя хорошо.
      - Да-а-а, дорогой Тервел, на мне лежит большая ответственность, - начал Зунг и артистично согнул спину. - Ах, какая ответственность! Нужно принимать решения. Важные решения. Или даже роковые! А будут ли они правильными, в большой степени зависит от тебя, Тервел. Ни в коем случае не ограничивайся только расследованием! Есть много других вещей, которые для нас более важны. Столько лет мы живем вслепую. Так дальше не может продолжаться! Верно, пока юсы были довольны доброжелательными. Но до каких пор? Психологически они уже подавили нас своим превосходством... Сразу при своем появлении они породили у нас комплексы! Помнишь?
      - Да! Однако...
      - Что "однако"? Что "однако"? - неожиданно повысил он голос. - Знаешь, до чего мы дошли? Человечество в кризисе, на пороге стагнации, морального и психического срыва!.. А знаешь ли, что и по сию пору юсы отказываются объяснить нам, зачем те дьявольские сооружения около их посольства? А сами хотят получить в вечное пользование еще участки, чтобы возвести на них такие же сооружения! А если эти конструкции - какое-то их оружие? Что тогда? А ты спросил у меня, что я чувствую, глядя, как мы идем к пропасти, к своей гибели, но ничего не могу сделать и только должен улыбаться этим чудовищам, любезничать с ними и выдумывать, какими бы компромиссами закрепить наши отношения хотя бы на нынешнем этапе? Хотя бы потому, что может стать еще хуже. И станет, если не принять сейчас каких-то мер. Решительных!
      Зунг с вызовом сжал кулаки и стукнул ими по столику. Он задыхался, ноздри его нервно подрагивали, глаза горели гневом и ненавистью.
      - Есть только один выход, Тервел! Заселение! Оно прервет связи с ними. Обеспечит нам время прийти в себя, освоить их достижения. Потому что среди переселенцев кроме преступников и больных будет и много способных и смелых людей. Они проникнут в среду юсов, узнают их, найдут их уязвимые места. Да и Эйрена будет не совсем недоступна для нас. Я, а после меня мои преемники, будут посещать ее каждый год...
      - Каким образом?
      - На юсианском звездолете, который будет перевозить нас туда и обратно. Но заметь, он будет садиться не тут, а на Луне. Слава богу, хоть до нее мы в состоянии добраться сами! Так что изоляция Земли действительно будет полной, а у нас одновременно появится возможность охранять интересы переселенцев!
      - А также получать доклады упомянутых "способных людей", - добавил я. Его план начал мне казаться хорошо продуманным.
      - Именно! - горячо подтвердил Зунг. - И еще одна огромная выгода: по договору, по истечении тридцати лет, когда, я уверен, у нас уже будет своя флотилия звездных кораблей, Эйрена станет нашей! Нашей, представляешь себе? Новая Земля! Нетронутые ресурсы, удобная стратегическая позиция, так как расположена близко к планетам Юс. Вообще, мы быстро наберем силу, Тервел! Нас влечет вперед. У нас есть амбиции, способность к борьбе, жажда победы. А юсы? он откинул голову и презрительно рассмеялся. - Нет у них человеческой души! Их единственное преимущество в том, что возникли они несколькими тысячелетиями раньше. Но несмотря на это мы займем то место, которое нам полагается! И это будет первое место, и никакое другое!
      Его энтузиазм заразил меня. В моем воображении человечество уже запевало свои триумфальные гимны. И все-таки я спросил:
      - Так-то оно так, но если причиной смерти Фаулера и Штейна окажется сама планета?
      - Я же объяснил тебе, в чем причина их смерти, - резко ответил Зунг. - И запомни, проект будет осуществлен. При любом раскладе!
      - Даже ценой других, может быть тысяч, человеческих жизней?
      - Да! Чтобы жили миллиарды!
      - Но в чем смысл? Если Эйрена непригодна для нас...
      - У нас будет тридцать лет изоляции. А это немало. Я сказал устало:
      - Нет, господин Зунг. Я не могу согласиться с вами. Лучше будет, если я откажусь от поездки.
      - Тебе поручено задание, Тервел! Ты не имеешь права отказаться!
      - Если я и полечу, то вероятнее всего, вернусь с той правдой о случившемся, какая для вас неприемлема.
      - Ты вернись с фактами, а истину мы восстановим тут. Вместе!
      - Даже если между нами возникнут разногласия? Зунг взорвался:
      - Слушай, Тервел, пора тебе понять некоторые вещи! У Земли будет другое будущее! Весьма отличное от настоящего. Я позабочусь об этом. Независимо ни от чего! - Тут он почувствовал, что переусердствовал, и добродушно добавил: - Есть одна древняя китайская поговорка, Тервел... "Тот, кто стоит прямо, не боится, что тень у него кривая".
      - "Тень вращается вокруг дерева", господин Зунг. Это болгарская поговорка.
      - Тервел! Дорогой мой Тервел, - засмеялся он, - в твоих интересах быть несговорчивее. "Настоящее исполнено возможностями для будущего!"
      Я холодно прервал его:
      - Я не привык к ультиматумам, господин Зунг. Если вы ожидаете приобрести в моем лице очередную послушную пешку, то будете разочарованы. Быть может, я получу и поддержку..
      Он скрестил руки на груди и с насмешкой спросил:
      - От кого ты получишь поддержку; Тервел? От кого! Не отюсовли?
      - А если все же они доброжелательны к нам, то почему быинет?
      
      - Потому что ты человек. Именно поэтому! Я знаю, ты все вынесешь. Все! Но не будешь просить у них помощи. И ты это знаешь.
      Да, я это знал. Но состроил гримасу невероятного недоумения.
      - Весь наш разговор до сих пор, - начал я, доверительно понизив голос, создал у меня впечатление, что, в отличие от моего шефа, вам, господин Зунг, будет гораздо спокойнее, если я отправлюсь на Эйрену с предубеждением. А в чем причины? Не связаны ли они с некоторыми вашими опасениями...
      - Опасения мои в данный момент касаются личнр тебя, Тервел, - Зунг вытянул губы и сдул несуществующую пылинку с лацкана своего элегантного пиджака. Тебя! И вообще, поверь мне, самым разумным будет, если ты ответственно выполнишь поставленную задачу. Она тебе ясна?
      Я предпочел промолчать, а он довольно и чуть надменно мне кивнул:
      - Выполни ее и не пожалеешь, Тервел! Вей А Зунг всегда умел ценить людей!
      Зунг посмотрел на часы и я, полагая, что он хочет закончить нашу встречу, охотно поднялся с кресла.
      - Сядь, сядь! - его лицо просто сияло любезностью. - У нас еще есть немножко времени.
      Вскоре зазвонил телефон, и Зунг поднял трубку. Я знал, чего он ждет!
      Когда монолог на той стороне провода прекратился, он долго и печально рассматривал противоположную стену. Наконец заговорил с каким-то странным мяукающим акцентом:
      - Знаешь, Тервел, теперь, после нашего решения работать вместе, я уже могу говорить с тобой как с другом. Так вот что я тебе скажу: хорошо, что ты не смог прочесть запись на пленке. Она бы тебя только запутала.
      Жаль! Здорово работают его люди! Пропал старик, и напрасно...
      - Почему вы думаете, что я ее не прочел? - Я старался говорить с иронией.
      Зунг снисходительно пожал плечами.
      - Дженетти был способным ученым, - сказал он задумчиво, - но как человек... Сейчас, думая о нем, понимаю: и он был очень мнителен.
      Я всмотрелся в его лицо. Он, как всегда, улыбался, но... Глазами его, казалось, смотрела смерть! Наклонив голову, он наблюдал за мной с нескрываемым любопытством.
      Указательным пальцем он небрежно нажал одну из кнопок. Вошли трое. Я встал. Они приблизились вплотную ко мне. Тогда Вей А Зунг подошел и сердечно пожал мне руку.
      Глава четвертая
      Как я и предполагал, недалеко от "клиники" находился секретный аэродром. Там меня ожидал готовый к полету двухместный "мираж". Машина подъехала прямо к трапу, я вышел, а люди Зунга, проследив за тем, как я поднялся в заднюю кабину, отошли в сторону. Я положил чемоданчик на колени, надел шлемофон, который, естественно, был глух и нем, и закрыл люк. Пилот включил двигатели. Мы тронулись.
      Я сидел, испытывая обычный взлетный дискомфорт, и смотрел, как удаляется земля. Затем самолет вонзился в рыхлую мантию облаков, без всяких усилий прорвал ее, выскочил вверх, стряхивая с себя ее последние нитки.