Влияние морской силы на историю 1660-1783

в ее воздействиях на борьбу, но косвенно она сказывалась двояко: во-первых, субсидиями, которые Англия, благодаря своему значительному богатству и широкому кредиту, имела возможность давать Фридриху и которые в экономных и искусных руках последнего значили так много; и во-вторых, теми затруднениями, которые Англия причиняла Франции, нападая на ее колонии и ее морское побережье, раззоряя ее морскую торговлю и вынуждая ее на денежные затраты производившаяся, правда, скупо и нехотя - для поддержки ее военного флота. Страдая постоянно от болезненных ударов, наносившихся морскою державою, Франция, несмотря на слепоту и нерадение своих правителей, была все-таки вынуждена, наконец, предпринять что-либо против нее. При флоте, значительно слабейшем сравнительно с флотом неприятельским, не способном на борьбу с последним во всех частях света, Франция правильно решила сосредоточиться на одном каком-нибудь объекте, и таким объектом была избрана сама Великобритания: Франция задумала вторжение в нее. Это решение, вскоре же вызвавшее опасения среди англичан, было причиною того, что морские операции сосредоточивались в течение нескольких лет около берегов Франции и в Канале. Прежде описания их полезно будет изложить общий план, коим руководствовалась Англия в пользовании своей подавляющей морской силой.
      Кроме уже описанных операций на Северо-Американс-ком континенте, этот план был четырехсторонний.
      1) Французские порты Атлантического побережья, особенно Брест, находились под постоянным наблюдением, чтобы не позволять ни большим флотам, ни малым эскадрам выходить из них без боя.
      2) Берега Атлантического океана и Канала подвергались нападениям летучих эскадр, сопровождавшимся по временам высадками малых отрядов войск. Эти нападения, предметы которых неприятель не мог предвидеть, имели главною целью принудить его держать наготове силы во многих пунктах и тем ослабить армию, действовавшую против короля Пруссии. Но, хотя цель была несомненно такова, можно сомневаться, чтобы диверсия в пользу Фридриха имела большие последствия. Ниже мы не будем упоминать об этих операциях, которые, видимо, имели только слабое влияние на общий ход войны.
      3) В Средиземном море и близ Гибралтара постоянно держался флот для воспрепятствования Тулонскому флоту французов пройти в Атлантику. Не видно, чтобы была сделана серьезная попытка остановить сообщения между Францией и Меноркой. Действия Средиземноморского флота, хотя и под независимым начальством, были вспомогательными для действий флота Атлантического.
      4) Дальние экспедиции снаряжались против французских колоний на Вест-Индских островах и на берегу Африки, а в Ост-Индии держалась эскадра для обеспечения обладания местными морями, поддерживая таким образом англичан, утвердившихся на Индостане, и отрезав пути сообщения французов. Эти операции в отдаленных водах, никогда не прерывавшиеся, приняли большие размеры и велись с большей деятельностью после того, как уничтожение французского флота освободило Англию от опасения, что неприятелю удастся вторжение в нее, и когда злополучное участие Испании в войне, с 1762 года, дало Англии еще более богатые призы, а с ними и средства для предприятий.
      Строгая блокада неприятельского флота в Бресте, блокада, впервые выполненная систематически во время этой войны, может рассматриваться скорее как оборонительная, чем как наступательная операция, так как, хотя со стороны англичан и было, конечно, намерение сражаться, когда к тому представится случай, но главною целью этой блокады была нейтрализация наступательного оружия в руках неприятеля, уничтожение же этого оружия в этом случае было вопросом второстепенным. Верность этого замечания доказывается взрывом опасения и гнева, охватившим Англию, когда вызванное необходимостью удаление с места блокады ее флота в 1759 году позволило французскому флоту выйти из Бреста. Постоянные блокады в этой войне и в следовавших за нею войнах лишали французов надлежащей практики в управлении кораблями, отчего их флот всегда уступал английскому, как бы ни приближался он к последнему по численности и как ни блестящ был его внешний вид. Расположение Брестского порта было таково, что блокированный флот не мог выйти в море при сильных западных штормах, которые были опасны для блокировавших; англичане поэтому обыкновенно уходили тогда в Торбэй или Плимут, в уверенности, что при надлежащей бдительности успеют с восточным ветром возвратиться к месту блокады прежде, чем большой и дурно управлявшйся французский флот выйдет в море.
      В конце 1758 года Франция, удрученная сознанием неудач на континенте, тревожимая и разоряемая английскими десантами на ее берега, особенно частми в этом году, увидев при этом, что денежные средства не позволяют ей вести одновременно и континентальную, и морскую войны, решилась нанести прямой удар самой Англии. Ее торговля была уничтожена, тогда как неприятельская процветала. Лондонские купцы хвастались, что при управлении Питта торговые операции слились с военными и обогащались войною{93}; и эта процветавшая торговля давала душу и континентальной борьбе через посредство денег, которыми она щедро наделяла врага Франции.
      В это время Людовиком XV был призван к власти новый министр, Шуазель (Choiseul), человек деятельный и энергичный. С начала 1759 года шли приготовления в портах Океана и Канала. В Гавре, Дюнкерке, Бресте и Рошфоре были построены плоскодонные боты для перевозки войск. Намеревались посадить на них до пятидесяти тысяч человек для вторжения в Англию, предназначая еще, кроме того, двенадцать тысяч для высадки в Шотландию. Снаряжены были две эскадры, каждая почтенной силы, одна в Тулоне, другая в Бресте. Соединение обеих эскадр в Бресте должно было быть первым шагом великого предприятия. Но последнее рушилось именно в этой операции, вследствие морского превосходства англичан, а также и вследствие того, что они владели Гибралтаром. Кажется невероятным, что даже непреклонный и самоуверенный Вильям Питт уже в 1757 году предлагал отдать Испании, в вознаграждение за помощь ее в отвоевании у французов Менорки, "сторожевую башню", с которой Англия наблюдает за водным путем между Средиземным морем и Атлантикой. К счастью для Англии, Испания отказалась. В 1759 году адмирал Боскауэн командовал английским Средиземноморским флотом. При атаке французских фрегатов на Тулонском рейде, некоторые из его кораблей были так повреждены, что он отплыл со всею эскадрою в Гибралтар для необходимых исправлений; однако из предосторожности он расставил сторожевые фрегаты через известные дистанции и условился, чтобы они пушечными сигналами известили его заблаговременно о приближении врага. Воспользовавшись его отсутствием и во исполнение полученных приказаний, французский коммодор Де ла Клю (De la Clue) вышел из Тулона с двенадцатью линейными кораблями 5-го августа, и 17-го августа он был уже в Гибралтарском проливе, при свежем восточном ветре, с которым корабли его быстро вышли в Атлантику. Все, казалось, благоприятствовало французам, так как густой туман и наступившая ночь скрывали их корабли от береговых наблюдателей, не препятствуя им в то же время видеть друг друга; как вдруг в близком от них расстоянии вырисовался неожиданно английский фрегат. Как только последний завидел флот, так, зная, что это должен быть неприятель, он направился к берегу и начал сигнальную стрельбу из орудий. Преследование его было бы бесполезным, оставалось одно только бегство. Надеясь избежать погони, которая, как он знал, должна была последовать, французский коммодор взял курс на вест-норд-вест в открытое море, погасив все огни, но по беспечности ли, или по злонамеренности - а на последнее намекает один французский морской офицер - пять из двенадцати кораблей взяли курс на север и вошли в Ка-дикс на другое утро, когда потеряли коммодора из виду. Де ла Клю был сильно смущен, когда увидел на рассвете, что силы его уменьшились таким образом. В восемь часов вдали показались паруса, и в течение нескольких минут он надеялся, что это были его потерявшиеся корабли. Но это были разведочные фрегаты флота Боскауэна, который, в числе четырнадцати линейных кораблей, спешил в погоню за неприятелем. Французы, построившись в линию и держась в крутой бейдвинд, обратились в бегство; но, конечно, их эскадренная скорость была меньше, чем скорость быстрейших английских кораблей. В ту эпоху в английском флоте хорошо было усвоено общее правило для всех тех случаев погони, в которых преследующий решительно сильнее преследуемого; согласно этому правилу, строй должен был соблюдаться лишь настолько, чтобы отсталые корабли могли подойти своевременно на помощь; свалка в таких случаях конечно вполне целесообразна. Боска-уэн и руководствовался этим правилом. Арьергардный корабль французов, с другой стороны, благородно последовал примеру д'Этендюера, когда тот спас конвоировавшийся им караван коммерческих судов. Настигнутый в два часа головным английским кораблем и окруженный после того четырьмя другими, он оказывал им в течение пяти часов отчаянное сопротивление, которым мог надеяться не спасти себя, но задержать неприятеля достаточно долго для того, чтобы лучшие ходоки французского флота успели уйти. Он настолько успел в этом, что упомянутые французские корабли, благодаря повреждениям, нанесенным им неприятелю, и большей скорости своей, избежали в этот день сражения на близкой дистанции, которое могло бы окончиться только пленением их. Когда арьергардный французский корабль спустил свой флаг, у него уже были сбиты все три стеньги, бизань-мачта упала немедленно после того, и корпус его был до такой степени полон водою, что он с трудом держался на поверхности. Де Саб-ран (De Sabran) - таково достойное памяти имя командира этого корабля - получил одиннадцать ран в этом доблестном сопротивлении, которым он так знаменательно иллюстрировал долг и службу арьергарда в деле задержки преследующего противника. В ту ночь два из французских кораблей успели отойти далеко к западу и таким образом ушли от неприятеля, и другие четыре по-прежнему продолжали бегство; но на следующее утро коммодор, отчаявшись в спасении, направился на португальский берег и приткнулся к мели со всеми кораблями, между Лагосом и мысом Сент-Винсент. Английский адмирал последовал за ними и атаковал их, взяв два и сжегши остальные, несмотря на нейтралитет Португалии. За это оскорбление Англия не поплатилась ничем, кроме формального извинения: Португалия была в слишком большой зависимости от Англии, чтобы последняя стала считаться с нею. Питт, сносясь по этому поводу с английским посланником в Лиссабоне, писал, что, успокаивая затронутое самолюбие португальского правительства, не следует позволять ему думать, что взятые корабли будут возвращены французам или что отличившийся адмирал подвергнется взысканию.
      Уничтожение или рассеяние Тулонского флота остановило вторжение в Англию, хотя пять кораблей, прошедших в Кадикс, оставались предметом беспокойства для сэра Эдуарда Хоука, который крейсировал перед Брестом. Шуазель, лишенный возможности достигнуть своей главной цели, все еще держался мысли о вторжении в Шотландию. Французский флот в Бресте под командою маршала де Конфланса - морского офицера, несмотря на такой его титул - состоял из двадцати линейных кораблей, кроме фрегатов. Численность войск, предполагавшихся к посадке на суда, определяется различно, от 15 до 20 тысяч. Первоначально намеревались конвоировать транспорты только пятью линейными кораблями и мелкими судами. Конфланс настаивал на том, что весь флот должен выйти в море. Морской же министр полагал, что адмирал недостаточно искусный тактик для того, чтобы суметь задержать движение неприятеля и тем обеспечить благополучное прибытие транспортов к месту их назначения, близ Клайда, без риска решительного столкновения. Ожидая, поэтому, что должно состояться генеральное сражение, он считал, что лучше, чтобы оно имело место до отплытия войск, в расчете, что в случае бедственного для французов исхода, эти войска по крайней мере не погибнут его жертвой, а в случае же исхода победоносного путь для них будет очищен. Транспорты были собраны не в Бресте, но в портах, лежащих к югу от него, до устьев Луары. Таким образом французский флот вышел в море с ожиданием, и даже с целью сразиться с неприятелем; но не легко согласить его последующее поведение ни с этою целью, ни с тщательно обработанными боевыми инструкциями{94}, данными адмиралом до отплытия.
      Около 5-го или 6-го ноября задул сильнейший западный шторм. Продержавшись против него в течение трех дней, Хоук спустился и вошел в Торбэй, где пережидал перемены ветра, держа свой флот наготове к отплытию при первой возможности. Тот же самый шторм задерживал в Бресте французский флот, уже бывший там, и дал в то же время случай небольшой эскадре, под начальством Бомпара (Bompart), которая ожидалась тогда из Вест-Индии, проскользнуть благополучно туда же, во время отсутствия Хоука. Конфланс приготовлялся деятельно; команду Бомпара он распределил между своими кораблями, на которых не было полного комплекта людей, и вышел в море с восточным ветром 14-го числа. Он сейчас же лег на курс к югу, льстя себя надеждою, что ушел от Хоука. Последний, однако же, отплыл из Торбэя 12-го; и хотя опять был отогнан ветром назад, вышел в море во второй раз 14-го, в тот самый день, как Конфланс оставил Брест. Он вскоре достиг своей станции и узнал, что неприятель был усмотрен к югу, идущим на восток, откуда легко заключил, что Конфланс направляется в Киберонскую бухту, и сообразно этому взял курс туда же, форсируя парусами. Около 11 часов вечера, 19-го, французский адмирал определил свое счислимое место, в семидесяти милях к SWW от Белль-Иля (См. план VIII); и так как снова задул свежий ветер от запада, то он направился на этот остров, убавив паруса; ветер между тем продолжал крепчать и заходить к вест-норд-весту. На рассвете впереди показалось несколько кораблей, в которых признали английскую эскадру коммодора Дэффа (Duff), блокировавшего Киберон. Сделан был сигнал к погоне, и англичане обратились в бегство, разделившись на две дивизии: одна спустилась по ветру, а другая придержалась к югу. Большая часть французского флота осталась на своем прежнем курсе, идя за первою дивизией, т. е. к берегу, но один корабль поднялся вслед за второю. Непосредственно после этого арьергардные французские корабли сделали сигнал о том, что на ветре показались паруса, которые были усмотрены также и с салинга флагманского корабля. Это, должно быть, было около того же самого момента, когда разведочный фрегат впереди английского флота известил своего адмирала о появлении парусов под ветром. Бдительность Хоука привела его к встрече с Конфлансом, который в своих официальных "рапортах говорит, что считал невозможным, чтобы в соседстве его мог находиться неприятель с силами, превосходящими его или даже лишь равными. Конфланс теперь приказал своей арьергардной дивизии придержаться к ветру для поддержки отделившегося корабля. Еще несколько моментов спустя открыли, что флот на ветре состоял из двадцати трех линейных кораблей (против двадцати одного французского), из которых некоторые были трехдечные. Конфланс тогда отозвал назад шедшие в погоню корабли и изготовился к бою. Ему надлежало определить свой образ действий при обстоятельствах, которых он не предвидел. Дул сильный ветер от вест-норд-веста, со всеми признаками, что будет еще свежеть; французский флот был между недалеким от него подветренным берегом и неприятелем, значительно превосходившим его численно, так как кроме двадцати трех линейных кораблей Хоука приходилось еще считаться с четырьмя пятидесятипушечными кораблями Дэффа. Конфланс поэтому решился вести свою эскадру в Киберонскую бухту, думая и надеясь, что Хоук не осмелится последовать за ним, при наличных тогда условиях погоды, в бухту, описываемую французскими авторитетами как содержащую банки и мели и опоясанную рифами, которые мореплаватель редко видит без страха и никогда не проходит без волнения... И вот, посреди таких страшных опасностей, сорок четыре больших корабля были уже близки к тому, чтобы сразиться в свалке (pell mell), так как было слишком мало места для маневрирования флотов. Конфланс утешал себя надеждой, что войдет в бухту первым и будет в состоянии подняться близко под западный берег ее, заставив неприятеля, если тот последует за ним, занять позицию между ним и восточным берегом, в шести милях под ветром. Ни одно из этих ожиданий не сбылось. При отступлении он занял место впереди своего флота - шаг не неправильный - так как только при таком положении своем мог он точно показать, что хотел делать, но весьма невыгодный для его репутации в глазах общества, как поставивший адмирала впереди бегущего флота. Хоук нимало и ни на один момент не был смущен предстоявшими ему опасностями, серьезность которых он, как искусный моряк, вполне понимал; но он обладал темпераментом, столько же спокойным и твердым, сколько отважным, и взвешивал риск без увлечения в ту или другую сторону, не умаляя и не преувеличивая его. Он не оставил нам своих соображений, но он без сомнения рассчитывал, что французы, идя впереди, отчасти послужат для него лоцманами и, если приткнутся к мели, то раньше него; он верил, что по духу и по опытности его офицеры, испытанные в суровой школе блокады, выше офицеров французских; и он знал, что правительство и страна его требовали, чтобы флот неприятеля не достиг благополучно другого дружественного порта. В тот самый день, когда он таким образом преследовал французов посреди опасностей и при условиях, которые сделали это сражение одним из самых драматических морских сражений, его изображение сжигалось в Англии за то, что будто бы он позволил неприятелю уйти. Когда Конфланс во главе своего флота огибал Кардиналы (Cardinaux) так называются самые южные скалы входа в Киберонскую бухту - головные английские корабли заставили французский арьергард вступить в бой. Это был другой случай общей погони, кончающийся обыкновенно свалкой, но при условиях исключительного интереса и грандиозности, вследствие стечения следующих обстоятельств: штормового ветра, сильного волнения, близости подветренного берега, стремительной скорости под малыми парусами и большого числа сражающихся кораблей. Один французский семидесятичетырехпушечный корабль, близко теснимый несколькими противниками, решился открыть порты нижнего дека - и вкатившимися туда волнами был потоплен со всеми на нем людьми, кроме двадцати человек. Другой корабль был потоплен выстрелами с флагманского корабля Хоука. Еще два корабля, один из них под вымпелом коммодора, спустили флаги. Остальные были рассеяны. Семь кораблей бежали по направлению к северо-востоку и встали на якорь в устье маленькой реки Вилэны (Vilaine), в которую успели войти в высокую воду двух приливов подвиг, никогда до тех пор не совершавшийся. Семь других кораблей укрылись в Рошфоре, к юго-востоку. Один из них, будучи сильно поврежден, встал на мель и погиб близ устьев Луары. Флагманский корабль, носивший то же самое имя, Royal Sun, как и корабль Турвиля, сгоревший при Ла-Хоге, встал на якорь при наступлении ночи, у Круазика (Croisic), немного к северу от Луары, где и простоял благополучно до утра. С рассветом адмирал увидел себя одиноким и - что может показаться слишком поспешным - выбросился на мель для того, чтобы не отдаться в руки англичан. Этот поступок порицался французами, но напрасно, так как Хоук никогда бы не позволил ему уйти. Большой французский флот был уничтожен, так как четырнадцать кораблей, не взятых неприятелем или не разбившихся, разделились, как мы видели, на две группы, и те, которые вошли в Вилэну, должны были оставаться там от пятнадцати месяцев до двух лет, выходя оттуда не более, как по два одновременно. Англичане потеряли два корабля, которые сели на мель (а) и были совершенно разбиты, потери же их собственно в сражении были очень незначительны. С наступлением ночи Хоук расположился со своим флотом и боевыми призами в положение, показанное на плане буквой (Ь).
      С истреблением Брестского флота для Франции исчезла всякая возможность вторжения в Англию. Описанная битва 20-го ноября 1759 года была Трафальгаром этой войны, и хотя блокада остатков французского флота, стоявших в Вилэне и Рошфоре, еще и поддерживалась, английские флоты были теперь свободны для действий против колоний Франции, а позднее и против колоний Испании, более энергично, чем когда-либо прежде. Тот же самый год, который видел эту большую морскую битву и падение Квебека, был также свидетелем взятия англичанами Гваделупы в Вест-Индии и Горе (Goree) на западном берегу Африки, а также исчезновение с ост-индских морей французского флага после трех нерешительных сражений между коммодором Д'Аше (D'Ache) и адмиралом По-коком (Pocock) - исчезновение, которое необходимо привело к падению французского влияния в Индии, с тем, чтобы оно никогда затем уже не поднималось. В этом же году умер король Испании и ему наследовал брат его, под именем Карла III. Этот Карл был неаполитанским королем в то самое время, когда английский коммодор дал правительству его только один час на размышление в вопросе об отозвании неаполитанских войск из испанской армии. Он никогда не забывал этого унижения и принес с собою и на трон Испании недружелюбное отношение к Англии. При таких чувствах с его стороны Франция и Испания действовали заодно более охотно. Первым шагом Карла было предложение посредничества, но Питт был против этого. Смотря на Францию как на главного врага Англии, а на море и на колонии как на главный источник силы и богатства, он желал теперь, что раз взял уже над нею верх, ослабить ее совершенно на будущее время, так же, как и в настоящем, и на развалинах ее прочнее утвердить величие Англии. Позднее он предложил ей некоторые условия, но влияние фаворитки Людовика, привязанной к императрице Австрии, заставило последнего настаивать на исключении участия Пруссии в переговорах, а Англия не хотела допустить это исключение. Да Питт, в действительности, и не был еще готов к миру. Год спустя, 25-го октября 1760 года, Георг II умер, и влияние Питта начало тогда падать, так как новый король был менее склонен к войне. В течение 1759 и 1760 годов Фридрих Великий все еще продолжал смертоносную и разорительную войну своего маленького королевства против великих государств, ополчившихся на него соединенными силами. Был момент, когда дело его казалось так безнадежно, что он готов был на самоубийство; но продолжение им войны отвлекало внимание Франции от Англии и от моря.
      Быстро приближался час тех больших колониальных экспедиций, которые ознаменовали последний год войны торжеством морской силы Англии над Францией и над Испанией вместе. Но сперва необходимо ознакомиться с совершенно однородной историей влияния этой морской силы на события в Индостане.
      Выше уже говорилось об отозвании Дюпле и о совершенном отречении Франции от его политики, результатом которой было то, что обе Ост-Индские компании стали в равные условия. Однако условия договора 1754 года не исполнялись в точности. Маркиз де Бюсси (De Bussy), храбрый и способный солдат, бывший помощником Дюпле и всецело согласный с его политикой и его притязаниями, оставался в Декане - большой стране на юге центральной части полуострова, над которой Дюпле был некогда правителем. В 1756 году возникли недоразумения между англичанами и туземным раджой в Бенгалии. Набоб этой провинции умер, и его преемник, молодой человек девятнадцати лет, атаковал Калькутту. Город сдался после недели сопротивления, в июне месяце, и за покорением его последовала знаменитая трагедия, известная под именем трагедии Калькуттской темницы (Black Hole of Calcutta). Вести об этом достигли Мадраса в августе месяце, и Клайв, имя которого уже упоминалось выше, отплыл туда с флотом адмирала Ватсона, после долгой и пагубной проволочки. Флот вошел в реку в декабре месяце и появился перед Калькуттою в январе, когда она опять попала в руки англичан так же легко, как легко была сдана ими противнику.
      Набоб сильно разгневался и двинулся против англичан, послав в то же время приглашение к французам, бывшим в Чандер-Нагоре, присоединиться к нему. Хотя было известно о войне между Англией и Францией, но французская компания, вопреки опыту 1744 года, еще слабо надеялась, что между ней и английской компанией может быть сохранен мир; поэтому она ответила на приглашение набоба отказом и предложила английской компании соблюдать нейтралитет. Клайв высадил войска на берег, встретил силы туземцев и разбил их; набоб сразу просил мира и даже союза с Англией, отказавшись от всех своих притязаний, в силу которых сначала сделал нападение на Калькутту. После некоторых колебаний его предложения были приняты. Клайв и Ватсон обратились тогда против Чан-дер-Нагора и принудили французское поселение к сдаче.
      Набоб, который не думал позволить это, почувствовал себя оскорбленным и вошел в сношения с Бюсси в Декане. Клайв имел точные сведения о различных его интригах, которые велись с колебаниями, присущими характеру столько же слабому, сколько и вероломному, и, видя, что при правлении этого человека не может быть надежды на устойчивый мир или спокойную торговлю, составил обширный заговор, в детали которого здесь нет нужды входить, с целью свержения набоба с трона. Результатом было то, что война снова разразилась и что Клайв с тремя тысячами человек, треть которых были англичанами, встретил набоба во главе пятнадцати тысяч всадников и тридцати пяти тысяч пехотинцев. Перевес неприятеля в артиллерии был почти так же велик. И вот, при таких-то неравных шансах было дано и выиграно Клайвом сражение при Плесси (Plassey) 23-го июня 1757 года - день, с которого общепринято считать начало британского владычества в Индии. За свержением набоба с трона последовало возведение на последний одного из заговорщиков против него, который был креатурой Англии и опирался на нее, как на поддержку. Бенгалия таким образом перешла под контроль Великобритании, сделавшись первым плодом ее деятельности в Индии. "Клайв,- говорит один французский историк,- понял и приложил к делу систему Дюпле".
      Это правда, но можно также сказать и то, что основание, таким образом заложенное, никогда не было бы ни сохранено, ни увенчано зданием развития английского господства, если бы Англия не владела морем. Условия Индии были таковы, что горсть европейцев, руководимая людьми энергичными и проницательными, разделяя то, что задумывала завоевать, и помогая своим успехам разумными союзами, была способна удержать за собою свое, и даже более, несмотря на подавляющее численное превосходство туземцев; но было необходимо, чтобы этим европейцам не могли противодействовать люди одинакового с ними свойства, горсть которых могла бы перетянуть чашу весов на другую сторону. В то самое время, как Клайв действовал в Бенгалии, Бюсси вторгся в Ориссу, захватил английские фактории и подчинил себе значительную часть побережья страны между Мадрасом и Калькуттой, в то же время французская эскадра из девяти кораблей, большая часть которых, впрочем, принадлежала Ост-Индской компании и не представляла первоклассных военных кораблей, была на пути к Пондишери с двенадцатью сотнями регулярных войск огромная европейская армия для операций в Индии в те дни. Английская морская сила, стоявшая у берегов Индии, хотя численно и меньшая приближавшейся французской эскадры, могла, однако, считаться почти равной ей по боевым данным. Едва ли слишком много сказать, что будущее Индии было еще неизвестно, и первые операции показали это.
      Французская дивизия появилась близ Коромандельского берега, к югу от Пондишери 26-го апреля 1758 года и встала на якорь 28-го перед английской станцией, называвшейся фортом св. Давида. Два корабля направились к Пондишери с новым губернатором, графом де Лалли (Lally), который желал сейчас же основаться в своей резиденции. Между тем английский адмирал Покок, получив сведения о приходе неприятеля и боясь особенно за этот пункт, был на пути к нему и показался 29-го апреля - прежде, чем два упомянутые корабля скрылись из виду. Французы сейчас же снялись с якоря и направились в море на правом галсе (план V и), по курсу на северо-восток при юго-восточном ветре, сделав сигналы, отзывавшие назад корабль и фрегат (а), которые сопровождали Лалли. Но, по приказанию последнего, на сигнал не было обращено внимания - поступок, который должен был увеличить, если не породил, дурные отношения между губернатором и коммодором Д'Ание, бывшие причиной неудачи французской кампании в Индии. Английский флот, построившись в линию на ветре, на том же галсе, как и французский, атаковал его обычным в то время способом и с обычными же результатами. По сигналу семь английских кораблей должны были спуститься одновременно для атаки восьми французских; и четыре головные корабля, в том числе адмиральский, вступили в бой в полном согласии, последние же три - по собственной ли ошибке или нет - запоздали выполнить маневр; но надо помнить, что в таких атаках подобное запаздывание почти всегда имеет место. Французский коммодор, видя образовавшийся таким образом промежуток между авангардом и арьергардом противника, составил план разделения их и сделал своим кораблям сигнал повернуть через фордевинд всем вместе, но в нетерпеливой горячности не дождался ответа. Положив руль на ветер, он повернул через фордевинд, и этому движению его вторили последовательно арьергардные корабли, тогда как авангард остался на том же курсе. Английский адмирал, который имел данные знать обстоятельства, отзывается о Д'Ание благоприятнее, чем французские писатели, так как описывает этот маневр следующим образом: "В 4:30 часа пополудни арьергард французской линии стянулся весьма близко к флагманскому кораблю. Нашим трем арьергардным кораблям был дан сигнал сражаться, приблизившись к неприятелю. Вскоре после того Д'Ание разорвал линию и спустился на фордевинд, следующий за ним корабль, который держался большую часть сражения на раковине Yarmouth (английский флагманский корабль), тогда прошел по борту его, обстреливая его при этом, и затем спустился на фордевинд, а через несколько минут спустился также на фордевинд и неприятельский авангард".
      По этому описанию, которое никоим образом не противоречит описаниям французов, последние исполнили маневр сосредоточения огня на флагманский английский корабль, дефилируя мимо него. Французы направились теперь к своим двум отделившимся кораблям, тогда как английские суда, участвовавшие в бою, потерпели слишком серьезные аварии, чтобы следовать за ними. Этот бой помешал английскому флоту освободить форт св. Давида, который сдался 2-го июня.
      После этого обе эскадры противников, сделав необходимые исправления в соответствующих портах, встретились снова в августе месяце, причем произошло второе сражение, почти при таких же обстоятельствах, как первое, и во многих отношениях сходное с ним.