Хроники Эйнарина (№3) - Удача игрока

– Ты можешь пойти, Тейро, но будь осторожен. Однако никто из парней младше тебя не пойдет. Скажи им, что они должны остаться и охранять фесс и женщин.

Во дворе кипела работа, словно в пчелином улье. Из открытых дверей мастерских передавались наружу топоры, кирки и даже лопаты, их тут же выхватывали нетерпеливые руки. Отблески высоко поднятых факелов вспыхивали на клинках, оклики предупреждали об осторожности, когда окованные железом бочонки грузились на ошеломленного мула, сонно моргающего на темное небо. Женщины столпились на лестнице рекина, выкрикивая слова поддержки этому плану. Две из них торопливо вынесли корзину, полную узкогорлых сосудов, еще одна притащила охапку разорванной ткани. Второй мул был запорошен черной пылью от мешков угля, наваленных ему на спину, а вскоре к ней добавились желтые подтеки от банки с серой.

– Только потайные фонари! – приказал Джирран, и все бросились зажигать лампы из пробитого металла, опуская заслонки, чтобы приглушить их мерцание.

Тяжелые двери фесса величественно распахнулись, и толпа вывалила за стену. Поначалу все двигались медленно, пока глаза не привыкли к густым сумеркам весенней ночи и из теней, нависавших со всех сторон, не образовалась долина. Разбившись на маленькие группы, горцы, как опытные охотники, бесшумно прокрались по склону, через мост и мимо беспечных овец. Одна группа отделилась в молчаливом согласии и спряталась в ложбине возле шаркающего стада, а остальные продолжили путь. Продвигаясь осмотрительно, с остановками, они наконец окружили лагерь жителей низин. Веселый костерок горел между четырьмя фургонами, а под навесами, натянутыми между каждой парой телег, бесформенными свертками одеял спали люди. Одинокая фигура сидела у костра, лениво бросая щепки в огонь.

– Их больше, чем мы думали, – с сомнением пробормотал Кейсил.

– Это все те, из леса, – заметил Тейриол. – Они вырубят полдолины до Солнцестояния, если мы их не выгоним.

Кейсил мрачно кивнул.

– Верно.

– У кого самая меткая рука? – прошептал Джирран Алуреду.

Старик с минуту подумал.

– У Рогина. Он во что угодно попадет!

На переданный назад призыв вышел довольно высокий, на полголовы выше Джиррана, горец с крючковатым носом и копной грубых волос.

– Сможешь бросить ее прямо в тот костер?

Рогин взвесил в руке липкую бутылку, обвязанную комковатой просмоленной тряпкой.

– Запросто, – с готовностью сказал он.

Джирран огляделся. Присев на корточки, горцы завертывали уголь в покрытую серой ткань, наполняли сосуды жидкостью и затыкали их тряпками.

– За Джедреза! – выпрямившись, проревел Рогин и одним плавным движением запустил сосуд по высокой дуге.

Часовой только начал вставать, когда опаляющие языки пламени изверглись из костра, поджигая его одежду и волосы. За несколько мгновений он превратился в кричащий факел, волосы вспыхивали, как пакля, кожа обуглилась и трещала, лицо вспучивалось пузырями, превращаясь в неузнаваемую маску. Когда остальные лесорубы выскочили из одеял, новые яркие снаряды полетели в них. Парусина обоих навесов расцвела пламенем, и жидкий огонь алчно въелся в дерево фургонов. Взревев от ярости, жители низин похватали все, что попадало под руку: лопаты, тесла, топоры – и завертели головами, ища в темноте своего врага. Одеяла позади них источали вонь паленой шерсти.

На другой стороне лагеря прогремели боевые кличи. Группа горцев побросала козлы, инструменты и доски в пилильную яму, за ними полетели головни и бочонок пихтового спирта, чтобы выжечь глубоко в траве тлеющий шрам. Взметнулись огненные языки, сгустки пламени выплеснулись через край ямы, яркие, как солнечный свет. Высоко подняв оружие, лесорубы побежали на них, но горцы исчезли в темноте. Когда жители низин остановились в неуверенности, горящие бутылки разбились у их ног, и они, ругаясь, разбежались в разные стороны. Затем снова попытались собраться, испуганно крича при виде загоревшегося штабеля бревен. Бревна трещали, охваченные огнем, производимым факелами и летучими жидкостями. Жар ударил струей из утробы горна, выпуская тяжкую работу людей дымом в небо.

– Смерть навозникам! – Джирран поднял свою кирку и яростно атаковал приведенный в беспорядок лагерь.

Мужчины дола Тейва с ревом выбегали со всех концов, ломая головы и ноги. Жители низин отступили к фургонам, где мычали и рвались с привязи быки.

– Жареная говядина, когда дело будет сделано, парни! – закричал Джирран.

Он замахнулся на одетого в одну рубаху лесоруба, который тыкал в него лопатой. Орудия с лязгом столкнулись, и лопата улетела прочь. Джирран изо всей силы ударил противника киркой в живот. Задохнувшийся лесоруб плюхнулся на задницу, и тут же острый клюв кирки поразил его череп – месиво из мозгов и крови залило спутанные волосы. Джирран пихнул ногой подергивающийся труп, ему не терпелось встретить следующего врага.

Кейсил широко размахивал топором, а двое отчаянных жителей низин пытались достать его секачами, но он прочно удерживал свои позиции.

– Слишком глупы, чтобы бежать, да? – крикнул им горец, однако его слова потерялись в шуме и гаме, отовсюду врывающихся в ночь.

Один из его противников, с заплетенными в длинную косичку волосами, быстро наклонился к ногам Кейсила. Горец саданул его обухом по уху, и тот рухнул наземь: изо рта и носа хлынула кровь, раздробленные кости лица, проткнувшие рябую щеку, белели в свете пожарища. Второй решил воспользоваться случаем и уже замахнулся секачом, но лезвие вернулось к нему, вонзившись глубоко в подмышку. Выронив оружие, лесоруб схватился за кровавую рану и корчился, давясь от кашля, пока Кейсил не срубил ему голову молниеносным ударом.

– Упавший – все равно что мертвый, – прорычал Джирран, не одобрив эту задержку.

– Мэвелин дарует милость милосердным, – огрызнулся Кейсил, ища глазами брата.

А Тейриол, орудуя длинным ломом, прижимал коренастого жителя низин к горящему остову фургона. Тяжелое железо казалось легким в руках горца. Толстяк защищался лопатой для снятия дерна, ее острый край блестел в свете костра. Подняв двумя руками лопату, он ткнул ее в лицо Тейриолу. Юноша презрительно покачал головой и грациозно шагнул назад. Пальцы толстяка до белизны сжимали черенок лопаты, торчащие зубы грызли нижнюю губу. Он снова кинулся на горца, но Тейриол взмахнул ломом и одним быстрым движением разбил жителю низин локоть. Даже в хаосе боя Кейсил уловил тошнотворный треск кости. От боли толстяк прокусил губу, и кровь закапала по его не зашнурованной рубахе. Тейриол на миг заколебался, но Джирран пронесся мимо него с торжествующим криком и превратил лицо жителя низин в кровавую кашу – наполовину оторвал у него челюсть своей яростной киркой.

Кто-то из мужчин Тейва мучительно вскрикнул, и Кейсил резко повернул голову. Алуред рядом с ним пошатнулся – оперенное древко торчало из его плеча. Новые стрелы зашипели в темноте, жаля одетых в кожу горцев. Тревожные крики доносились от Рогина и его товарищей, внезапно атакованных из теней за слепящим погребальным костром из штабеля бревен.

– А ну идите сюда, ублюдки! – Джирран в гневе повернулся, но тщетно всматривался он в безликую черноту, не видя ничего за кругом света от костра.

– Осторожно, сзади! – Тейриол прыгнул к нему, чтобы прикончить жителя низин, который с воем обрушивал тесло на незащищенную спину Джиррана.

– Это пастухи! – крикнул кто-то. Кейсил прищурился в темноту.

– Мы легкая мишень на фоне огня, – крикнул он Джиррану. – Нас перестреляют по одному – и все!

Пронзительный вопль заглушил его слова, и голос Рогина поднялся над общей суматохой.

– Отступайте, отступайте. Уходите из света.

Кейсил схватил Джиррана за руку.

– Шевелись, или ты хочешь, чтобы Эйриз рыдала вместе с Йеврейн?

Горцы рассыпались в темноте, оставляя мертвых и покалеченных жителей низин на залитой кровью траве. Костры продолжали истреблять все, до чего могли дотянуться. Джирран задержался, чтобы вырвать из земли спутанный клубок веревок и колышков.

– Теперь будут знать, как захватывать наши земли! – крикнул горец.

Кейсил в это время поддерживал Алуреда, накидка старика почернела от крови.

– Как ты?

– Вот вытащим эту проклятую стрелу, – просипел, задыхаясь, Алуред, – и все будет прекрасно.

– Ты ничего не почувствуешь, когда выпьешь несколько кубков за наш успех, – хвастливо предсказал Джирран.

Глубоко в землю рядом с Тейриолом вонзилась стрела, и юноша взвизгнул.

– Где они? – бешено огляделся он.

– Не останавливайся и петляй во время бега, – закричал Кейсил, чуть ли не взваливая на себя Алуреда.

Джирран выругался, споткнувшись о тело, упавшее перед самым мостом: волосы серебрятся в лунном свете, любопытный ветерок трогает порванное полотно с измазанной кровью вышивкой. Кейсил с жалостью взглянул на труп, но сберег дыхание и энергию для долгого подъема мимо отвалов пустой породы к укрытию фесса. Погоня отстала, как только горцы перешли реку, но еще несколько из их числа рухнули, сбегая по длинному склону, и товарищи уже не могли их пробудить.

– Живей, живей! – Джирран остановился в воротах и энергично замахал. – Пора праздновать победу!

Кейсил передал белого как мел Алуреда на попечение двух женщин, подбежавших к ним с льняными повязками наготове. Отдуваясь, он медленно вошел во двор фесса, подсчитывая число раненых, отданных в заботливые руки женщин. Юноши носили миски с кипятком, горшочки мази и бинты и удерживали горемык, бьющихся под ножом, когда им вырезали стрелы из живой плоти. В тенях за границей света, льющегося из двери рекина, уцелевшие клали в ряд неподвижные тела.

Эйриз бросилась в объятия Кейсила.

– Джирран цел? А Тейро? Кто-нибудь из вас ранен?

– Нет, сестричка, нет. – Кейсил крепко обнял ее. – Мы все живы и здоровы.

– Это успех? – с тревогой огляделась Эйриз. – Вы победили, не правда ли?

– Да, – медленно промолвил Кейсил, – но еще несколько таких побед, и жители низин спокойно пройдут по долу и постучат в ворота. Для них потери не столь тяжелы, как для нас.

– Не будь таким нытиком, – сказал Джирран, вырывая Эйриз из рук брата и заключая ее в грубое объятие. – В следующий раз мы все сделаем лучше.

– В следующий раз? – нахмурился Кейсил, недоверчиво глядя на него.

Джирран твердо кивнул.

– Когда у нас будут союзники, способные поддержать нас реальной силой.

Великий Лес, 18-е поствесны

Внезапно яркий свет вывел меня из уютной дремы, которой я наслаждалась в тепле одеял. Открыв один глаз, я увидела Грена, забросившего оленью шкуру на крышу, чтобы впустить свет в суру.

– Доброе утро. – Я потерла заспанные глаза.

– Доброе. – Он зевнул. – Нам придется встать в такую рань, или мне можно вздремнуть?

– Ты еще не ложился? – с укором спросила я. – Опустошал свои карманы для какой-нибудь услужливой девицы?

Грен покачал головой и снова зевнул во весь рот.

– Сидел с теми парнями и их рунами. Я думал, что могу раскусить любого плута с его ловкостью рук, но, Сэдриновы потроха, я, хоть убей, не понимаю, как они это делают.

– Ты снова проиграл? – не поверила я.

– Ага. – Грен стащил куртку и бросил ее на пол. – Попался, как какой-то пастух, только что спустившийся с горы.

Ему было не столько досадно, сколько смешно, так что, если повезет, Грен не станет искать драки для утешения.

– Что ж, легко пришло, легко ушло, – заметила я.

– Верно. – Горец снял сапоги и бриджи и завернулся в одеяло. – И все-таки хотелось бы мне знать их трюки. Мы бы опустошили все сейфы между Ванамом и Колом.

– Кто больше всех выигрывал? – Мне надо знать, кого сторониться.

– Барбен, тип с бычьей шеей и ушами как у испуганной мыши, – донесся приглушенный голос Грена из-под натянутого на голову одеяла. – Все говорили, что он просто везучий, славится этим, видимо. Везучий, как же! Судя по тому, как катились руны, Рэпонин, должно быть, отставил свои весы и взял выходной.

Я закрыла глаза, но теперь, когда меня разбудили, снова заснуть никак не удавалось. Сорград и Узара все еще представляли собой неподвижные кучи затхлых одеял, поэтому я оделась, морща нос от запаха дыма, пропитавшего рубаху. Снаружи, меж деревьев, стоял туман высотой мне по пояс, раннее солнце еще не выбило весенний холод. Становище едва шевелилось, и я крепко обругала Грена, поняв, насколько еще рано. Мимо, приветливо кивая, прошли Лесные женщины. За неимением лучшего дела я отправилась вслед за ними к ручью. Вода была ледяной от последних козней зимы, и умывание окончательно взбодрило меня.

Я разожгла огонь заклинанием, которое Народ находил весьма забавным, и поставила вскипятить чайник. Потягивая горячее вино с водой, я смотрела, как зажигаются костры и готовятся завтраки. Дети встали и мешались под ногами, хотя любой цивилизованный человек благоразумно предпочел бы еще подрыхнуть. Мимо прошел Рэвин, и я уловила неожиданную тень сходства с моим отцом. Внезапное понимание заморозило чашку у моих губ. С тех пор как мы прибыли, я не могла избавиться от странного ощущения, что все эти люди слишком малы ростом. Почему, во имя Дрианон, я думала, что они будут выше меня, когда прекрасно знала, что все древние племена были низкими столбиками монет? Потому что в последний раз я видела своего отца, когда была ребенком, глядя вверх с невысокого детского росточка, как делала это теперь, когда сидела. Непрошеные сомнения обрушились на меня. Беличья игра, обманы маскарадов и подобные им вещи полагаются на ошибочность памяти. Не воспоминания ли той маленькой девочки, окрашенные тоской и желаниями, сбили меня с толку, убедили, что Лес должен хранить некую мудрость, неизвестную снаружи? Проще говоря, не привязываю ли я рога к лошади в надежде получить молоко?

Нет. Я сжала челюсти. Пока я обнаружила джалквезан в песнях, с помощью которых женщины убаюкивают капризных малышей, рассчитывают время кипения своей стряпни, которые поют, когда сажают своих детей, чтобы вычесать им волосы частым гребнем. К сожалению, не имея опыта в таких делах, я затруднялась сказать, дает ли джалквезан какой-то эффект. Эти женщины могли быть просто опытными няньками да кухарками, к тому же усердными в преследовании вшей. Ни одной из этих песен не было в моей книге, и, как с песней о Вороне, я услышала две-три версии каждой.

Я посмотрела на суру Ориал. Вчера Зенела сидела снаружи и загорала. Девушка поправлялась быстрее и основательнее, чем могли объяснить лекарственные травы; там, в Энсеймине, она была бы уже прахом в урне. Однако убедить в этом Узару будет задачкой потруднее. Что же я упускаю? Должно ведь что-то быть.

Видно, мои мысли передались Узаре, и у него зачесались уши. Услышав внутри шум, я заглянула в суру. Узара неловко рылся в чемодане в поисках чистого белья и бритвы.

– Ты вчера опять вернулся очень поздно, – небрежно заметила я.

Узара внезапно улыбнулся.

– Одно из важнейших достоинств мага – это осторожность, Ливак, и, кроме того, мой отец всегда говорил, что благородный мужчина никогда не хвастается.

– Все, что мне нужно делать, так это искать то ожерелье, – напомнила я Узаре.

– Ищи, – посоветовал он со смешком и пошел к ручью умываться.

Так и не поняв, в чем шутка, я вновь подумала о каком-нибудь занятии. Перспектива коротать еще один день, угождая женщинам становища, не вдохновляла меня. Что будет сегодня? Очередная утомительная прогулка в лес в попытке замаскировать мое полное отсутствие интереса к листьям и растениям, которые я могла бы собрать для еды? Единственный неоспоримый факт, который я пока установила, это то, что Лесные ослики гораздо мельче и темнее тех, каких разводят во всем мире, и на них можно навьючить столько дров, что они выглядят как куча хвороста с ногами.

Из соседней суры вышел Фру.

– Доброе утро!

Несмотря на бодрое приветствие, менестрель выглядел совсем не таким свежим, как остальной Народ. Жизнь в Энсеймине приучила его к более удобным постелям и распорядку дня.

– Доброе утро.

Я торопливо собрала разбежавшиеся мысли.

– Мы идем за кабаном. – Фру помахал двумя копьями с толстыми древками. – Если Сорград или Грен пойдут, то получат право на свою долю добычи, и тогда ты сможешь вернуть свой долг за ужин. – С того памятного вечера Фру уже второй раз упоминал об этой обязанности.

– Я пойду.

После нескольких дней скуки никто не удержит меня от развлечения.

Менестрель опустил копья на землю.

– Я не думал… вряд ли ты деревенская девушка, так ведь? – Он замолчал, увидев досаду на моем лице.

– Они же идут, верно?

Я помахала Гевалле и ее сестрам.

Девушки оделись так, чтобы удобно было пробираться по лесу, и туго заплели волосы. На плечах у каждой крест-накрест висели веревки, а в руках они несли свернутую сеть.

– Поверь, я умею бегать, лазать и попадать в движущуюся цель не хуже любого из вас.

– Да, но… – Фру махнул рукой. – Только не путайся под ногами.

Тростниковый свист вплелся в утренние птичьи трели.

– Рэвин возглавляет охоту, – строго поучал Фру. – Если ты испортишь дело и он велит тебе отойти, сразу отходи и не вздумай препираться.

Я тотчас кивнула. Узаре не повезло, что он выбрал именно этот момент для возвращения. При виде охотников, сходившихся с луками, копьями и длинными ножами, глаза мага загорелись любопытством.

– Охота? Можно мне пойти?

– Нет, – категорически заявила я. – Ты не одет для этого.

Узара посмотрел на свою длинную не подпоясанную коричневую мантию, надетую поверх рубахи и суконных бриджей.

– Кто-нибудь одолжит мне тунику, а?

– Нет времени. – Я показала на Рэвина, уходящего в лес. – К тому же я не уверена, что твою помощь оценят.

– Нужное заклинание в нужный момент может мгновенно повалить животное, воздушная веревка, например…

– А если Народ сочтет это смертельным преступлением против Талагрина? – перебила я его. – Используй это время, чтобы поговорить еще с кем-нибудь из старших. Вспомни, для чего мы здесь.

– Фру? – взмолился Узара.

– Тебе лучше остаться в становище, – извиняющимся тоном ответил менестрель.

Я признала его правоту. Может, я и горожанка, но хоть знаю свои возможности, и мне достанет ума не попасть в беду.

Пусть Узара – один из лучших магов, которых я встречала, но у него столько же здравого смысла, сколько перьев у лягушки. Чародей, загоняющий зверя в магическую яму, сделает этих людей такими же бесполезными, как евнухи в борделе, и такими же довольными, как если б они подцепили дурную чесотку.

– Ну и ладно.

Узара обиженно засопел и быстро зашагал к хижине Ориал, а я последовала за Фру.

Охотники собирались, возбужденные от предвкушения потехи; нечто подобное горожанам заменяют кровавые забавы вроде собачьей травли. Некоторые распевали молитвы Хозяину Охоты, и меня так и подмывало подойти ближе и узнать, нет ли там какого нового джалквезана.

Я направилась к Рузии и ее сестрам. У других женщин из-под ремней торчали грубые мешки, а на поясе висели ножи. Кое-кто точил лезвия случайными точильными камнями, негромко при этом болтая.

– И как все будет происходить? – спросила я.

Йефри указала на мужчину с гривой нечесаных седеющих волос и бледными напряженными глазами.

– Это Ямриз. Он будет искать для нас кабанов.

Рэвин издал трель на своей дудке, подражая лесному жаворонку, и мы двинулись в лес.

– Он следопыт? – прошептала я Йефри.

– Он находит зверя, – пожала плечами девушка.

К нам присоединился Паруль, он нес несколько крепких копий.

– Не хотите участвовать в убое?

Йефри покачала головой, и я тоже. Когда аристократы в Ванаме охотятся с копьями на диких свиней на улицах города, чтобы накормить нуждающихся возле усыпальницы Острина, они делают это со спины лошади. Думаю, инородцы имеют на это право.

– Я хочу, – вдруг сказала Гевалла. Она взяла копье и встала рядом с Парулем.

– Гева! – Рузия злобно посмотрела на сестру, но та вызывающе подняла подбородок.

– Пусть идет, если хочет. – Паруль обнял Геваллу за плечи.

– Берегись! – прошипела Йефри.

Пронзительный свист из дудки Рэвина положил конец перепалке.

Ямриз повел нас в лес. Я пыталась запоминать ориентиры и высматривала солнце, где только можно, но вскоре поняла: мне понадобится вся благосклонность Тримона, чтобы вернуться к становищу без посторонней подмоги.

Я осторожно пробиралась через ранний подлесок и сучья, сваленные в пору зимних бурь. Навыки, выработанные мною для бесшумного прохождения сквозь чей-нибудь дом в качестве незваной гостьи, служили мне так же хорошо, как знание леса – Салкину и его приятелям. Мы рассыпались, но все наше внимание сосредоточилось на Ямризе. Он не осматривал землю и не искал следы; впрочем, мое представление об охоте за мясом ограничивалось поисками мясника, который не подпускает мух к своим тушам. Возможно, Ямриз заранее провел разведку. Чего он не делал, так это не пел, во всяком случае, мне не приходилось слышать.

Громкий треск выдал кого-то, наступившего на сухую ветку. Озираясь вместе с остальными, я поймала взгляд Фру. Менестрель одобрительно кивнул мне. Мы перешли ручеек, бормочущий между мшистыми берегами, и я потеряла Фру среди распускающейся зелени. Паруля и Геваллы больше не было видно, поэтому я вдвойне старалась все время держать в поле зрения либо Йефри, либо Рузию.

Свист Рэвина впереди, подражающий яблочному дрозду, захватил меня врасплох на длинной узкой прогалине. Я торопливо двинулась в укрытие молодого бука. Женщина в летах, с простым добрым лицом, поднесла к губам деревянную свирель и ответила на сигнал. Иные пискливые ответы сообщили о том, что все заняли свои места, и я спросила себя, что должна делать моя группа. У нас не хватало копий, а это хороший признак, верно?

Рузия с сестрой натянули длинную сеть поперек прохода в деревьях. Другие девушки привязывали такие же ловушки к ветвям и пням. Я встала так, чтобы сеть была между мной и охотниками; последние крадучись удалялись от нас. Что бы ни пришло по этой тропе, оно угодит в сеть прежде, чем учует меня. Я мысленно вознесла молитву Талагрину в надежде, что Властитель Диких Мест обратит свой взор, если что-то неожиданное выскочит из кустов.

Йефри передала мне конец веревки. Я присоединилась к ней, и мы стали связывать ветки, чтобы создать преграду и повернуть добычу на открытое место, где притаилась невидимая сеть. Внезапный переполох вспыхнул к северу от нас: крики, свист, копья, стучащие по стволам, гнали жертву вперед. Шум направлялся в нашу сторону, пронзительный визг и угрожающее хрюканье звучали так, словно сюда ломилось буйное стадо кабанов. Я обнаружила рядом хорошее крепкое дерево, на которое можно влезть, и вдруг поняла, что моя рука открывает сумку на поясе, в которой лежат отравленные дротики. Я решительно засунула руку за пояс. Что там Узара – никто не обрадуется обеду, несъедобному из-за отменного яда какого-то аптекаря.

Матерый секач вырвался из подлеска, черный и волосатый, рыло опущено к земле, тяжелая голова качается из стороны в сторону. Горсть стрел глубоко вонзилась в его бока, и позади тянулся красный след. В центре прогалины кабан повернулся к своим преследователям, хрипя от боли. Листья и грязь прилипли к полосатым ногам и животу, массивные плечи вздымались, когда секач долбил мох злобными клыками. Кровавая пена брызнула с желтых зубов, которые тщетно пытались укусить древки, влекущие зверя вниз.

Я подвинулась ближе к облюбованному мной дереву. Появился Рэвин. Он остановился, тупым концом воткнул копье в землю возле ноги и наклонил, чтобы обезумевшее животное не побежало на него. По команде Рэвина двое мужчин бросились вперед и вонзили свои копья глубоко в ребра кабана. Сила ударов повалила секача на землю, яркая кровь хлынула из его дряблой утробы. Кабан заверещал, забился в корчах, но мужчины стояли непоколебимо, борясь с его предсмертной агонией, и только пот стекал по их лицам. Наконец секач затих. Подбежавший Нинед всадил здоровенный крюк ему под челюсть и на веревке поволок тушу прочь. Некоторые женщины шагнули к нему, но внезапные крики с тропы остановили их. У Нинеда отвисла челюсть при виде двух юношей, выбежавших на поляну: один – весь белый, с выпученными глазами, другой – хромающий, в рваных, залитых кровью гамашах, но он не уступал в скорости первому.

Разгоряченный молодой кабан гнался за ними по пятам, запекшийся порез в грубой шерсти на боку показывал, куда не смогла воткнуться стрела. Спина животного выгибалась от гнева, рана только сердила его, и кабан негодующе рычал. Неуклюжий на вид, он был сплошной грудой мускулов и бешенства.

– Нинед, брось его! – закричал Рэвин парню, застывшему в страхе и нерешительности.

Молодой кабан сверлил Нинеда злобными черными глазками, и слюна капала из алой пасти. Нинед попятился, но зацепился ногой за веревку и упал на колено. Кабан атаковал, как только малый пополз назад на руках и ягодицах. Ощетинившаяся черная ярость вцепилась клыками в его ноги, кровь и слюна забрызгали дерн.

Мужчины и женщины кинулись на прогалину, копья и ножи вспыхивали на солнце, разбрасывая красные капли. Еще чьи-то крики присоединились к вою Нинеда, пока кабан тяжело умирал, не пренебрегая возможностью отомстить обидчикам.

– Дорогу, дорогу! – Новый шум направлялся в нашу сторону.

Лесной Народ бросился врассыпную, двое мужчин тащили под руки Нинеда. Еще один пятился ко мне, сжимая покусанную руку. Ямриз, ведущий сплоченную группу загонщиков, выгнал из леса громадную свинью. Копья кололи и изматывали ее, Гевалла с мрачной решимостью орудовала своим копьем. Полосатые кабанчики, визжа, сновали вокруг ног мамаши, ее тяжелые соски раскачивались у самой земли. Она огрызалась на копья, озадаченно фыркая от боли, когда удары отбрасывали ее назад. В какой-то миг понимания между охотниками два наконечника в форме листа вонзились с двух сторон в шею свиньи, рассекая толстую шкуру, чтобы перерезать большие кровеносные сосуды. Малиновая кровь хлынула по ее передним ногам, и поросята лихорадочно бросились в разные стороны. Те, что угодили в сети, были забиты тупыми концами копий, другие, застрявшие в полосах мешковины, извивались, поднятые за задние ноги, и отчаянно визжали, пока им не перерезали горло.

Я даже не заметила, как затаила дыхание, пока глухие удары сердца и слабый гул в ушах не велели мне выдохнуть. Решив делать что-то полезное, дабы претендовать на часть этого мяса, я присоединилась к Рузии, выпутывающей сосунков из сетей. Она сражалась с особенно упрямым узлом.

– Эй, дай я помогу. – Я вставила в узел кончик кинжала и повертела им, чтобы ослабить веревки. – Как там Нинед?

– Лучше, чем заслуживает. – Раздраженность не затмила ее облегчения. – Застыл как кролик перед лаской, честное слово!

Парень рыдал на другой стороне поляны, где ему перевязывали ноги. Мужчина с прокушенной рукой гримасничал сквозь слезы, промывая свои раны спиртом из фляжки. Я поморщилась. Раны были глубокие, рваные и грязные, под распоротой загорелой кожей обнажились темно-красные мускулы, готовые загноиться так же, как любая рана, какую мне когда-либо приходилось видеть.

Появилась Гевалла: гамаши в крови, с копья свисает поросенок.

– Кто-нибудь послал за Ориал?

– Да, Рэвин послал Лиссет. – Рузия освободила сеть. – Поросенка надо повесить, пусть стечет кровь, так что не трать время на сплетни.

Звонкий стук топора разнесся по прогалине. Одна рама была уже связана, Рэвин руководил Фру и еще несколькими охотниками, которые поднимали старого кабана наверх за задние ноги. Алъмиар осторожно проткнула ножом шейные сосуды, и двое мужчин ловили густую кровь в мехи для воды. Свинья, проткнутая через поджилки острым колом, вскоре повисла на второй раме, одна женщина медленно разрезала ей живот, пока Рэвин удерживал кишки, дабы не вывалились раньше времени.

Рузия принялась распоряжаться, чтобы всем остальным поросятам выпустили кровь, активно вербуя меня для этой вонючей и неприятной работы.

– Альмиар говорит, ты умеешь вызывать огонь…

Я кивнула, и Рузия крикнула парню, проходившему мимо с охапкой требухи:

– Этал, отдай это Дрии и помоги нам! Ливак, зажги костер, начнем палить этих поросят.

Я собрала хворост из-под кустов и нашла сухой клочок земли; я была рада любой работе, лишь бы не залезать по локти во внутренности какого-нибудь животного.

– Талмия меграла элдрин фрес.

Пламя послушно вспыхнуло, и Рузия засмеялась.

– Прямо как «Вьенн в Мороз».

Не успела я спросить, что она имеет в виду, как поросенок, лежавший за ней, внезапно исчез. Рузия завизжала: яркое лезвие возникло перед ее лицом. Дерево прятало меня от человека с ножом, который выскочил неведомо откуда, и я перекатилась вбок, под шипы цветущего ракитника. Встав на карачки, я с мучительной осторожностью подвинулась, выискивая лучший обзор из своей норки в сердце куста Дрианон.

Грязная банда разбойников высыпала на поляну – Лесной Народ, судя по цвету волос и кожи, виднеющихся под лохмотьями. До сих пор становище Рэвина казалось мне голодающим, но я ошиблась: по сравнению с этими Рузия и остальные всю зиму катались как сыр в масле. У одних разбойников на лицах отчетливо виднелись язвы от недоедания, у других болтались на руках грязные повязки, что говорило о долго не заживающих ранах, третьи ходили с открытыми, гноящимися шрамами. Случайный ветер принес их вонь, и меня едва не стошнило.

Вышел вперед главарь, тощий карлик с крючковатым носом на впалом лице и широко раскрытыми воспаленно-мертвенными глазами. Я не могла уследить за его быстрой речью, но злоба в его голосе не нуждалась в переводе. Главарь потряс ножом с длинным, зазубренным с одной стороны лезвием – единственной чистой вещью у него – и плюнул прямо в лицо Рэвину. Паруль сделал полшага вперед и застыл, наткнувшись на копье. Рэвин покраснел, но стоял неподвижно, пока слюна медленно стекала по его лицу.