В погоне за мечтой

Сьюзен Льюис
В погоне за мечтой

Глава 1

      – Невероятно! – воскликнула девушка, прижимая ладонь к губам. – О Господи! Не верю своим глазам!
      По ее щекам покатились слезы. Она прижала письмо к груди, пытаясь уразуметь то, что прочла секунду назад. Может быть, она спит? Или воображение сыграло с ней злую шутку? А может, после долгих ожиданий, надежд и тщетных усилий ее жизнь наконец изменится?
      Девушка стиснула пальцами виски, пытаясь взять себя в руки. Потом, опустившись на нижнюю ступеньку, подумала, не прочесть ли письмо еще раз, но испугалась, что попросту неправильно поняла его смысл. Она глубоко вздохнула. Хвала Всевышнему, она была одна! Ей не хотелось, чтобы письмо увидел кто-нибудь еще, она скорее умерла бы, чем рассказала домашним о том, что затеяла.
      Минуты сменяли друг друга. С улицы донеслось мяуканье соседской кошки, просившейся в дом. По ту сторону дороги старый Ходкинз в который уже раз принялся заводить мотор своей дряхлой «фиесты». Кто-то крикнул ему издалека, советуя сдать драндулет в утиль. Даже не глядя в окно, Сэнди отлично представляла низкое серое небо, тяжело нависшее над шеренгой стандартных коттеджей, которую она называла родным домом, а почтовое ведомство – Солнечной улицей.
      Она посмотрела на стенные часы. Десять минут одиннадцатого утра. Морин, сестра Сэнди, недавно порвавшая с мужем, скоро закончит мыть полы на фабрике и вернется домой к одиннадцати. Шарон, водитель автобуса, и Гленда, буфетчица из ее парка, появятся к половине второго. Поскольку сегодня пятница, они принесут с собой пакеты с чипсами и соусом карри, купленными в лавке «Мо и Джо» на углу, и, расположившись за желтым пластиковым столом, примутся перемывать косточки работникам автобусного гаража «Беддсли хит». Шарон и Гленда уже давно покинули родительский дом. Обе вышли замуж, детей у них пока не было, и жили они в районе Уэксфорд. Они приходили сюда по пятницам, отдавая дань старой привязанности, хотя их мать Глэдис было трудно застать дома. С тех пор как в городском торговом центре учредили клуб для игры в бинго, она засиживалась в заведении допоздна.
      Братья Сэнди, Гордон и Кейт, штукатуры по профессии, каждую пятницу проводили в пабе «Королевская голова», наливаясь горьким пивом, на которое уходила изрядная доля недельной получки. Гордон, которому исполнилось лишь восемнадцать, до сих пор жил в доме, а Кейт недавно перебрался к Лоре, парикмахерше, у которой была собственная квартира в том же районе, где обитали Шарон и Гленда. Парни могли заглянуть в любую минуту; как и прочие дети Глэдис, они порой появлялись в пятницу – хотя бы только для того, чтобы бросить фунт-другой в старомодный чайник, в котором Глэдис держала семейный фонд для празднования Рождества. Что же до Боба, отца семейства, то оставалось только гадать, когда тот вернется домой, ибо уже почти пять лет о нем не было ни слуху ни духу. Что самое печальное, его отсутствие было замечено спустя целую неделю после исчезновения, и только на следующий день кто-то из домашних походя выразил беспокойство по этому поводу.
      Сэнди сидела у подножия лестницы, размышляя о своей семье и пытаясь пробудить в себе хоть какие-то чувства к родным. Это было нелегко: домашние казались ей чужими людьми, которых она почти не знала, хотя и прожила с ними всю жизнь. Все они, включая и Сэнди, походили друг на друга как две капли воды. У всех были бледные овальные лица и вздернутые носы матери, а от отца им достались светлые прямые волосы. Их рост не превышал пяти футов шести дюймов; Сэнди со своими пятью футами четырьмя дюймами была самой высокой из сестер. Она была четвертым ребенком в семье. Три сестры были старше ее, два брата – младше. Чтобы уравнять соотношение полов, ей следовало родиться мальчиком – может быть, тогда она выделялась бы среди детей; а так она была лишь самым незаметным ничтожеством в семье ничтожеств.
      Кто-то постучал в дверь, и Сэнди испуганно вздрогнула. Судя по звону бутылок на крыльце, это был молочник Рон, который явно надеялся, что ему заплатят. Сэнди быстро прижалась к стене на тот случай, если Рон заглянет в щель для почты. В эту минуту она не должна была оказаться дома, и до сих пор ни одна душа не знала о том, что ее уволили из строительной компании. И уж конечно, у нее не было ни малейшего желания платить Рэнди Рону из своих сбережений. Как-то раз она переспала с ним в старом сарае на ферме Миллера, излюбленном пристанище для всех, кому некуда было деваться. Сэнди частенько появлялась там – во-первых, потому, что уединиться в доме было невозможно, а во-вторых, когда-то она пользовалась огромной популярностью у парней и могла бы пользоваться ею и сейчас, если бы не решила на время завязать с сексом.
      Наконец послышались удаляющиеся шаги Рэнди Рона, и Сэнди, собрав волю в кулак, вновь бросила взгляд на письмо. Если там написано именно то, что ей почудилось, она должна покинуть дом, пока не пришла Морин.
      Сэнди быстро пробежала глазами по пяти аккуратно напечатанным строчкам. Ее сердце сжалось, а руки затряслись.
      – О Господи, благодарю тебя! – прошептала она, дочитывая последние слова. – Благодарю тебя, благодарю… – У нее дрожали губы, глаза застилали слезы радости. Она вскочила на ноги и, торопливо поднявшись по лестнице, вбежала в забитую хламом спальню, которую делила с Морин. В мгновение ока она вскочила на комод, открыла дверцу, ведущую на чердак, и вытянула оттуда чемодан. Он был тяжелый, намного тяжелее, чем думала Сэнди. Он с глухим стуком упал на пол и распахнулся.
      Сэнди спрыгнула с комода. В чемодане лежали заботливо упакованные наряды, которые на первый взгляд казались дорогими и шикарными, но были приобретены в магазине «секонд хэнд». Уединившись в спальне, Сэнди любовно перекраивала их, перешивала пуговицы, приспосабливая одежду к своей точеной фигуре и своим вкусам под звуки уроков по совершенствованию дикции, лившиеся из старенького кассетного магнитофона Гленды.
      Аккуратно уложив в чемодан вывалившиеся вещи, Сэнди развернула клетчатое платье «Принцесса Уэльская» и внимательно его осмотрела. На миловидном, хотя и бледном лице девушки драгоценными самоцветами блеснули бирюзовые глаза. Ее пронизывали страх и предвкушение. Это было ее выходное платье.
      Сэнди уже успела принять душ, поэтому, сбросив с себя махровый халат и порывшись в ворохе нижнего белья и чулок, она тут же натянула белые трусики и лифчик, а остальное смахнула в чемодан. Расческа Сэнди оказалась там, где ее бросила Морин, – на стуле у изножья двухъярусной кровати. Сэнди торопливо схватила ее. Она терпеть не могла привычку сестры без спросу пользоваться ее вещами; еще большее негодование у нее вызывало возвращение Морин в и без того тесную спаленку после того, как закончился крахом ее брак, длившийся восемь месяцев. Эти месяцы были самыми счастливыми в жизни Сэнди.
      Она торопливо расчесала спутанные волосы, твердо решив еще до понедельника сделать короткую изысканную стрижку и превратиться в блондинку. Наконец с замиранием сердца извлекла из-под подкладки чемодана маленькую цветастую сумочку с новой косметикой. К сожалению, времени заняться макияжем почти не оставалось, но тут уж ничего нельзя было поделать, и Сэнди, приставив зеркало к окну, принялась наносить на лицо питательную основу «Риммель». Покончив с этим делом, она улыбнулась. На фоне чуть потемневшей кожи ее зубы казались еще белее; впрочем, зубы Сэнди всегда отличались чистотой и белизной, чего никак нельзя было сказать об остальных членах семьи. Хвала небесам, сама она никогда не курила, хотя если учесть пребывание в продымленных помещениях, на ее счету к настоящему времени были тысячи сигарет.
      Сэнди потребовалось всего несколько минут, чтобы наложить тени, подвести глаза, накрасить ресницы, подрумянить щеки и намазать губы темно-красной помадой. Прихорашиваясь, она вспомнила прежнего босса в строительной компании, Клива Бакстера, который сводил клиенток с ума своими глазами, словно позаимствованными у Джорджа Клуни, и улыбкой Тома Круза. Как-то раз Бакстера застали с Сэнди в дамской уборной, но, разумеется, место в компании он сохранил. Это был единственный случай, когда Сэнди нарушила обет целомудрия, который добровольно приняла пару месяцев назад, и над ней нависла угроза увольнения. В ту пору она была донельзя огорчена, поскольку ходили слухи, будто бы ее собираются назначить секретарем Бакстера, но тот перебрал на чьем-то дне рождения и поймал Сэнди в туалете, а в самый критический момент туда вошла Присцилла Праведница. Как и следовало ожидать, Присцилла помчалась в главную контору с докладом о том, что видела. Между тем Сэнди знавала за этой святошей пикантные грешки, и вздумай она проболтаться, репутация Присциллы была бы безвозвратно погублена. Просто удивительно, как много людей поверяли свои тайны Сэнди, которая и не думала просить их об этом.
      Теперь ее ждала новая работа, но если дело не выгорит, Сэнди всегда могла потянуть компанию в суд за половую дискриминацию, за незаконное увольнение либо предъявить иное приличествующее случаю обвинение. Именно так она поступила с «Мармонс», крупной электрокомпанией, которая выбросила ее на улицу за кражу средств на мелкие расходы. Тогда до суда не дошло: компания предложила Сэнди триста фунтов, и она совершила великую глупость, взяв их, ведь все вокруг знали о том, кто присвоил денежки, но Джулия Старки была дочерью босса, и никому даже в голову не пришло бы ее увольнять. Козлом отпущения оказалась Сэнди Пол, и Джулия дала ей еще пятьдесят фунтов за то, что она приняла на себя вину. Впоследствии Сэнди пришла к выводу, что могла бы получить от Джулии куда больше. Впредь она будет умнее.
      Отложив косметичку в сторону, Сэнди осмотрела себя в зеркале и попыталась взбить волосы. Какая жалость, что она не может сделать прическу до отъезда, но любой лондонский салон вдесятеро лучше местной парикмахерской, к тому же Сэнди не терпелось побыстрее отправиться в путь.
      Вновь оттянув подкладку чемодана, она достала черный кожаный кошелек. Пока она расстегивала молнию, ее сердце гулко билось. Сэнди заглянула внутрь и едва не рассмеялась от облегчения. Деньги были в целости и сохранности. Семьсот пятьдесят три фунта; ей оставалось лишь молиться, чтобы этого хватило на первое время. Сэнди уже видела, что денег недостаточно. Ее ждали расходы не только на автобус до вокзала, поезд до Лондона и такси до отеля; нужно было оплатить сам отель, комнату, которую она снимет потом, а еще надо чем-то питаться целый месяц и ездить на службу и обратно. Но не беда – она как-нибудь раздобудет денег. Сейчас уже ничто не могло ее остановить.
      В десять минут двенадцатого Сэнди спустилась по лестнице с чемоданом в руках. Поставив его у входной двери, она порылась в сумочке в поисках ключа, положила его на столик в прихожей и собралась с силами, готовясь распрощаться с единственным обитателем дома, разлука с которым ввергала ее в грусть.
      Дейзи, преданная хворая дворняжка, которой исполнилось четырнадцать лет, лежала в своей корзинке в углу кухни. При виде Сэнди Дейзи завиляла похожим на обрубок хвостом, а ее огромные карие глаза выжидательно воззрились на единственного члена семьи, который не забывал ее прогуливать. Увидев милую мохнатую мордочку, Сэнди едва не утратила решимость. К глазам подступили слезы, но она не позволила себе расплакаться, иначе у нее поплыла бы косметика, а Морин могла появиться в любую минуту.
      – Привет, – сказала Сэнди натужно-веселым голосом, склоняясь над собакой. – Помнишь, я тебе рассказывала о своей новой работе? Ту, которую мне предложили в агентстве по трудоустройству, когда пару недель назад я ездила в Лондон? Все решили тогда, будто я собираюсь покутить с девчонками из конторы. И что ты думаешь? Я получила место. Приступаю к работе в понедельник. Ну разве это не здорово?
      Дейзи лизнула ее руку и уткнулась носом в ее ладони.
      – О Господи! – всхлипнула Сэнди, промокая уголки глаз и поглаживая мордочку Дейзи. – Постарайся меня понять, хорошо? Я не могу остаться. Мне пора начинать собственную жизнь. В воскресенье мне исполнится двадцать четыре года, и я не хочу застрять тут до гробовой доски.
      Дейзи печально взирала на свою любимицу.
      – Ради Бога, не смотри на меня так, – дрогнувшим голосом попросила Сэнди. – Мне невыносима сама мысль о том, что ты останешься здесь в одиночестве. Придется мне забыть тебя, а ты забудешь меня. Договорились?
      Она наклонилась еще ниже и чмокнула Дейзи в затылок, потом, заставив себя не оглядываться, повернулась и вышла в прихожую.
      Шагая по садовой дорожке, Сэнди с трудом сдерживала слезы, представляя, как Дейзи стоит у двери, прижавшись носом к стеклу, и ждет возвращения хозяйки. Девушка понимала, что собака будет ждать ее до самого конца, до которого уже недолго осталось. Как только она уедет, Глэдис отвезет Дейзи к ветеринару и попросит ее усыпить.
      Она отправилась к остановке сорок четвертого автобуса длинной кружной дорогой, прошла мимо лавки мясника Дьюхерста и пересекла улицу Файвей-Рондебаут, которую вновь перерыли монтажники Британской газовой компании. Был путь и покороче, но там Сэнди рисковала столкнуться с Морин, торопливо шагающей домой по Фуллерз-лейн с сигаретой в зубах. К счастью, Шарон обслуживала другой маршрут, но водитель сорок четвертого вполне мог заметить Сэнди и доложить сестре, что она уехала на его автобусе с чемоданом, принаряженная и подмалеванная. Однако к тому времени Сэнди будет уже далеко, и даже если родные догадаются, что она отправилась в Лондон – Сэнди уже давно поговаривала об этом, – они никак не смогут ее там отыскать. Впрочем, вряд ли у них появится такое желание.
      Укрывшись под навесом, она дожидалась появления автобуса, сунув руки в карманы и постукивая ногами друг о друга, чтобы не замерзнуть. Сэнди была человеком мнительным, хотя и пыталась убедить себя в обратном, и теперь, в надежде обрести уверенность, она принялась вспоминать положительные отзывы о своих способностях, которые когда-либо слышала из уст окружающих. Чаще всего ее выделяли за умение быстро учиться, схватывать все на лету. В общем и целом она неплохо ладила с людьми, хотя и держалась несколько замкнуто – вероятно, оттого, что в школе перешагнула сразу два класса и почти не общалась со сверстниками. В четырнадцать лет она получила свидетельство о среднем образовании, к шестнадцати преодолела еще два курса повышенного уровня и наконец, утомленная экзаменами, бросила школу, собираясь зарабатывать деньги, чтобы иметь возможность ходить с сестрами по пабам и дискотекам. Но уже очень скоро эти развлечения прискучили ей, она не видела в них смысла, разве что ей захотелось бы забеременеть, предстать перед алтарем с кем-нибудь из приятелей своих братьев и остаться в городе навечно. Осыпаемая насмешками сестер, Сэнди записалась на трехлетние вечерние курсы в школе бизнеса и довольно долго посещала их, но все же не закончила учебу. Получив диплом, она все равно застряла бы в этой дыре. Оставив курсы, Сэнди всерьез задумалась о переезде в Лондон, о котором говорила уже давно. Однако слово и дело – разные вещи, и до сих пор она не могла набраться храбрости. Сэнди старалась держаться уверенно и смело, но в глубине души она была робкой, застенчивой и с ужасом сознавала, как плохо она приспособлена к жизни.
      Наконец подкатил автобус. Сэнди сдала чемодан в багаж и уселась в заднем ряду, надеясь, что если в салоне появится кто-нибудь из знакомых, она сможет делать вид, будто бы не замечает его. Автобус ехал медленно, и у нее было достаточно времени, чтобы бросить прощальный взгляд на городок, в котором она прожила всю жизнь, – тускло-коричневые ветшающие дома, гараж, руководство которого в свое время уволило с работы ее брата Кейта, поймав его на краже запчастей, дряхлая церковь, в которой венчались ее старшая сестра и мать и были окрещены все дети семейства Пол. На погосте этой церкви нашла последний приют бабушка Мардж, могилу которой навещали только Сэнди и Дейзи, да и то изредка.
      Выбросив из головы мрачные видения, которые навевал проплывающий мимо пейзаж, Сэнди попыталась сосредоточить мысли на ярких, радостных событиях, которые сулило ей будущее, и уже секунду спустя ее сердце забилось с надеждой и волнением. Сэнди казалась сама себе птицей Феникс, восстающей из пепла предыдущего существования, которое было лишь подготовкой к настоящей жизни, в которой Сэнди станет тем, кем ей полагается быть, – энергичной образованной молодой женщиной. Теперь, когда ее ждала работа в «Маккан и Уолш», одном из самых престижных театральных агентств Лондона, Сэнди не видела препятствий на этом пути.
      Ее захлестнуло лихорадочное возбуждение. Казалось, будущее сулит радужные перспективы, и она была не в силах обуздать свое воображение. Она была никем и ничем, а теперь станет причастна к самым шумным сенсациям экрана и сцены. Впрочем, жизнь порой преподносит и не такие сюрпризы. Да, Сэнди еще не доводилось выступать в роли актрисы, но вряд ли это так уж трудно. А может, она станет деловой женщиной и возглавит свое собственное агентство, если, конечно, прежде ей не попадется богатый плейбой, с которым она объедет весь свет, который будет баловать ее мужским вниманием и миллионами долларов. Эта мысль заслуживала самого пристального внимания, но больше всего Сэнди интересовал Майк Маккан, один из будущих ее боссов. Она еще не встречалась с Майком – тот был в отъезде, когда Сэнди приезжала в агентство для собеседования, – но видела множество фотографий, запечатлевших его в компании с десятками знаменитостей. Один лишь взгляд на Майка убедил Сэнди в том, что это именно тот мужчина, который ей нужен и который сможет обеспечить ей достойную жизнь. Сэнди видела перст судьбы в том, что получила эту работу. Всякий раз, когда она думала о Майке Маккане, ее сердце сладостно сжималось – точно так же, как тогда, на собеседовании в тесной комнатушке, хотя там не было Майка, только его фотографии. Сэнди гадала, как поведет себя Майк, впервые увидев ее; было трудно рассчитывать на ответные чувства со стороны мужчины такой головокружительной внешности, однако Сэнди удалось кое-что выяснить о нем у Зельды, женщины, которая с ней беседовала, – а именно то, что Майк до сих пор холост.
      Неожиданно мечты Сэнди омрачила мысль о том, что ее ждет по приезде в Лондон. Она понимала, что ей придется нелегко. Сэнди предстояло найти себе жилье в городе, который она посещала лишь однажды и в котором у нее не было ни одного знакомого, если не считать Зельды Фрей. Вряд ли Зельда захочет встретиться с Сэнди до понедельника, когда ей надлежало приступить к работе. Сэнди заверила ее, что к этому времени она переедет к двоюродной сестре и будет жить там до тех пор, пока не подыщет отдельную комнату.
      В ее душу закрался страх, к горлу подступил ком. Господи, как хорошо было бы взаправду иметь в Лондоне родственника или подругу или хотя бы друзей подруги!
      До станции оставалось две остановки. Сэнди никак не хотела прозябать в родном городе, но ее внезапно охватила нерешительность. Она крепче стиснула ремешок сумки и плотно сдвинула колени. Автобус въехал в туннель, и, поймав свое отражение в стекле, Сэнди почувствовала, как к ней понемногу возвращается отвага. Она прекрасно выглядит, ей не место в этой забытой Богом дыре. К тому же она все продумала до мелочей. Она выйдет из поезда в Юстоне и сразу купит в газетной лавке «Ивнинг стандард» – именно там дают объявления о сдаче жилья внаем. Потом она разыщет туристическое агентство и попросит порекомендовать недорогой отель. Вероятно, ей придется задержаться там на пару дней, но по крайней мере у нее будет крыша над головой и место, в котором можно будет оставить чемодан на то время, пока она будет искать постоянное жилье.
      Занятая тягостными мыслями о том, во сколько ей обойдется недорогой отель, Сэнди поднялась на ноги и нажала кнопку звонка. Две минуты спустя она уже тащила чемодан, пересекая под моросящим дождем улицу по направлению к железнодорожной станции. Ей казалось, что все происходит слишком быстро; еще ни разу в жизни она не была так испугана. Та часть ее существа, которую переполняли возбужденное ожидание и отвага, взяла верх над опасениями, но Сэнди понимала, что когда-нибудь малодушие вернется к ней, оно лишь спряталось, давая ей понять, что даже если она на первых порах сохранит твердость, впереди ее ждут времена, когда опускаются руки и хочется бегом мчаться домой. Но она выдержит. Самой судьбой ей предначертаны удача и успех. Начать – вот главная трудность. Теперь у нее хорошая работа, и как только она возьмется за дело, уже ничто ее не остановит. Она будет пробиваться к цели любыми средствами, потому что ей нет дороги назад. Она никогда не вернется домой.

Глава 2

      Эллин Шелби сидела на крыльце, покачиваясь на старом диванчике, подвешенном на ремнях. Далекий горизонт был залит последними жаркими лучами заходящего солнца. Эллин небрежно подложила под себя одну ногу, отталкиваясь другой от пыльных половиц крыльца и забросив руки за спинку диванчика. Ее густые каштановые кудряшки были схвачены на затылке лентой. Между ней и далеким краем света не было ничего, кроме обширного пространства, словно ковром, покрытого акр за акром сочными листьями поспевающих соевых бобов.
      Зеленые листья трепетали в воздухе подобно крохотным флажкам. Песчаное поле рассекали борозды, словно проведенные гигантской расческой, которая спустилась с небес, чтобы пройтись по буйной растительности и подготовить ее к созреванию. Сколько себя помнила Эллин, посев начинался сразу за последними весенними заморозками, а урожай собирали в октябре после листопада. Это был бесконечный монотонный процесс, не уступавший своей размеренностью ходу светила по небосклону, и со временем Эллин привыкла полагаться на него не меньше, чем на само солнце. Он был неизменен, и лишь капризы погоды оставляли свой отпечаток на густоте и оттенках пышной зелени.
      Дом тоже не менялся. Крыльцо всегда было пыльное, за сетчатой дверью стояли две метлы и валялось ведро, а у стены громоздилась поленница. На поручнях висели глиняные горшки, в которых мать заботливо выращивала цикламены, а столбики, подпиравшие крышу крыльца, увивали белые и пурпурные колокольчики фуксий. На спускавшейся во двор лестнице так и не хватало одной ступеньки.
      Эллин зевнула, откинула голову на спинку дивана и посмотрела в темнеющее небо. Сквозь медленно плывущие облака проглядывал узенький серпик луны. В далекой выси беззвучно скользил самолет, направляясь неизвестно куда. В вечернем воздухе носился запах сырой земли, смешиваясь с восхитительными ароматами домашней стряпни. Закрыв глаза, Эллин без труда могла представить, что ей всего лишь пять лет, или двенадцать, или шестнадцать.
      Через три месяца ей исполнится тридцать. Она сама не знала, стоит ли ей беспокоиться. В настоящую минуту это ничуть ее не тревожило, однако в Лос-Анджелесе такие вещи, как возраст, морщины, одышка и редеющие волосы, значили больше, чем сам Господь. Но единственным идолом штата Небраска был урожай.
      Эллин ненадолго заглянула к родителям, прежде чем отправиться в Нью-Йорк и закончить переговоры о съемках фильма с участием Рики Лея, знаменитого комика, который еще год назад выступал в частных клубах, но уже успел прославиться на канале Эн-би-си. Рики был не только великолепным артистом и настоящей звездой. Он был сущим наказанием, однако Эллин привыкла к чудачествам знаменитостей, равно как и к их мнительности и эгоизму. Это было неотъемлемой частью профессии агента.
      Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, словно впитывая уютное спокойствие дома, и тут же иронически усмехнулась. Она провела здесь уже два дня, но отец до сих пор не желал разговаривать с ней напрямую. Все, что он хотел ей сказать, передавалось через мать, даже если Эллин стояла рядом. Это продолжалось уже много лет – с тех пор как она приехала из колледжа и объявила, что вновь уезжает в Лос-Анджелес навестить свою двоюродную сестру Мэтти. Мэтти была актриса, а в доме Эллин это слово означало то же самое, что шлюха; и вот теперь она стала агентом и представляла интересы актеров. Как утверждал отец, название ее профессии было лишь замаскированным именем подручного самого дьявола.
      Впервые услышав эти слова, Эллин совершила громадную ошибку – она рассмеялась. Фрэнк Шелби, известный полным отсутствием чувства юмора, громадный, словно медведь, фермер, который по воскресеньям ездил в церковь за пятнадцать миль, а вечера проводил, читая вслух жене из Библии, схватился за ремень. В его доме нет места дьяволу, сказал он, и если его дочь, его плоть и кровь, думает, что ей позволено занести в дом нечистую силу, то он, ревностный слуга Господа, выметет ее прочь.
      Отец не стал бить Эллин, он никогда не трогал ее даже пальцем; он лишь дважды хлестнул ремнем по столу, заставив Эллин и мать испуганно подпрыгнуть, после чего обратился с горячей молитвой к Всевышнему, прося наставить его падшую дочь на путь истинный.
      Она мучительно переживала ссору, зная, что в глубине души отец любит ее, хотя за двадцать девять лет так и не выбрал случая сказать ей об этом. Эллин знала, как тяжело был уязвлен Фрэнк, когда она решила изучать литературу и драматическое искусство в Нью-Йоркском университете, тогда как в Университете штата Небраска преподавали лучшие в мире специалисты по сельскому хозяйству и экономике, а до Линкольна, где располагался университет, была всего пара сотен миль.
      Уже много лет прошло с тех пор, как Эллин вступила в битву за право самой выбрать профессию и выиграла ее, но до сих пор ей было невыносимо вспоминать о том, как воспринял отец весть о том, что она не собирается остаться на ферме и выйти за Ричи Хьюджеса, соседского сына, как того ожидали от Эллин все знакомые. Они дружили с детства. Ричи жил с родителями дальше по шоссе, ведущему в Норт-Платт, маленький городок, куда съезжались все окрестные жители, чтобы побродить по магазинам, обменяться сплетнями и заявить еженедельную ставку в лото. Ричи и его семья были ближайшими соседями и друзьями Шелби. Ричи, хороший и послушный сын, окончил колледж в Линкольне и, собрав все дипломы и степени по всем необходимым предметам, вернулся домой, готовясь взвалить на свои плечи заботы о ферме после смерти отца. Он женился бы на Эллин, пожелай она того, и для Фрэнка Шелби не было большего счастья, чем обрести в лице Ричи сына, который объединит четыре сотни акров благословенной земли Хьюджесов с четырьмя сотнями акров самых драгоценных в мире соевых полей Шелби после того, как Господь призовет Фрэнка на небеса.
      Эллин до сих пор обожала Ричи. Это был добрый, веселый, крепкий и надежный парень, обладавший несокрушимыми моральными устоями и слишком симпатичный, чтобы прозябать в Небраске. Долгие годы Эллин думала, что выйдет за него, они часто об этом говорили, особенно когда были подростками; после церковной службы Ричи брал отцовскую машину и возил Эллин на пикники, которые они устраивали на обрывистом берегу речки Ларами. Они лакомились домашними пирогами, прихлебывая пепси из бутылок, и Ричи рассказывал Эллин истории о пионерах, некогда пролагавших путь на фургонах по Орегонской тропе. Эллин любила его рассказы, они остались в ее памяти на всю жизнь. Не забудет она и того, как Ричи впервые по-настоящему ее поцеловал, как взрослый, щекоча ее губы языком и прижимаясь к ней всем телом. От неведомого доселе ощущения у Эллин перехватило дух и подкосились колени. Она хотела, чтобы Ричи продолжал, но была слишком застенчива, чтобы попросить его об этом, а тот слишком уважал ее, чтобы предпринять попытку. Им потребовался целый год, чтобы набраться храбрости и пройти весь путь до конца, и это произошло на том же берегу. Внизу река несла бурные воды по каменистому дну, а над их головами проплывали громадные башни облаков.
      Известие об отъезде Эллин стало для Ричи тяжелым ударом. Ей и самой было нелегко. Она впервые покидала Небраску и лишь однажды уезжала из дома, когда ее положили в больницу на операцию аппендицита. Но еще в восьмилетнем возрасте они с кузиной Мэтти поклялись друг другу, что в один прекрасный день вместе поедут учиться в Нью-Йоркский колледж, и эта клятва была скреплена кровью. Поскольку Мэтти, ее братья и родители, тетя Джули и дядя Мелвин, проживали в Уайт-Плейнз, кузина без труда выполнила свое обещание, но Эллин этот шаг дался нелегко.
      Однако все это осталось в далеком прошлом; три года назад Ричи женился на девушке из Омахи, и только вчера Эллин заглядывала к ним, чтобы познакомиться с новым членом семьи. Жена Ричи, Мицци, подобно всем знакомым Эллин, не пропускала ни одного телевизионного шоу и дотошно расспрашивала гостью о блистательной жизни в Лос-Анджелесе, о том, кого из звезд она знает, какие знаменитые места посещала и правда ли то, что болтают о Брюсе и Деми. Эллин еще не успела открыть рот, а Мицци уже сама рассказывала ей о том, что происходит в Мелроуз-Плейс, потом заявила, что не понимает, отчего все сходят с ума по «Нэнни», если у главной героини сериала голос кошки, угодившей в жестяную банку, и если она когда-то и разбиралась в воспитании детей, то уже давно выбросила из головы свои познания вместе с испачканными пеленками. Ричи, явно боготворивший супругу, поддразнивал ее, шутливо упрекая в излишней горячности, и старательно скрывал смущение, когда Мицци расспрашивала Эллин, не завела ли та роман с кем-нибудь из звезд. Эллин лишь подмигнула Ричи и, щелкнув себя по носу, заговорила о более важных вещах – например, как они собираются назвать младенца.
      Сидя на крыльце, уютно свернувшись калачиком и запрокинув лицо к небу, она гадала, как бы отреагировали Хьюджесы, расскажи она им всю правду о себе. Ее губы слегка изогнулись в улыбке, сердце неистово забилось. Закрыв глаза, она погрузилась в размышления о своей тайне, которая согревала ей душу.
      Услышав, что в доме включили телевизор, Эллин едва не поддалась желанию оказаться подальше от источника этих звуков, отправиться к сараям, взглянуть на лошадей и повозиться с собаками. Ее мать буквально поклонялась голубому экрану. Будь у нее такая возможность, она бы смотрела телевизор сутки напролет, но Фрэнк ей не разрешал. Учитывая его взгляды, оставалось лишь удивляться тому, что он вообще терпит в доме телевизор, однако какой бы покорной и тихой ни казалась мать, если ей чего-то очень хотелось, она непременно добивалась своего. И она могла по праву гордиться собой, ведь к настоящему времени телевизоры стояли в гостиной, кухне и двух спальнях из четырех; если бы Эллин довелось участвовать в споре о том, кто больше всех знает о «Зейнифилд», «ER», «Саванне» и прочих мыльных операх и комедийных шоу, наводнивших Штаты, она не колеблясь поставила бы на Фрэнка. Ей было невдомек, как он ухитрился уладить этот вопрос со Всемогущим, но, судя по всему, нужный способ нашелся.