Протокол 'Сигма'

      Придя в номер, она тут же ему позвонила. Он до сих пор был в офисе.
      - Нам уже доставили результаты вскрытия, - сказал ей Шмид, - насчет того яда, искать который вы просили людей из токсикологии.
      - И?
      - Они обнаружили в глазной жидкости тот самый нейротоксин, все сходится. Нет никаких сомнений, что Россиньоль был отравлен.
      Анна села в кресло возле телефона. Прогресс. Она ощутила приятное возбуждение, как и всегда при таких прорывах.
      - Они нашли на теле след от инъекции?
      - Пока нет, они говорят, что такие следы очень трудно найти. Они сказали, что еще поищут.
      - Когда его убили?
      - Вероятно, этим утром. Незадолго до того, как мы туда прибыли.
      - Это значит, что Хартман может быть до сих пор в Цюрихе. Вы не в курсе?
      Последовала пауза, затем Шмид холодным тоном произнес:
      - Я в курсе.
      - А что нового по банковским записям?
      - Банки объединят усилия, но это потребует времени. у них же еще там свои процедуры.
      - Да, конечно.
      - Мы получим банковские документы Россиньоля завтра.
      В ее трубке послышался звонок, прервавший речь Шмида:
      - Секунду, мне тут кто-то звонит.
      Анна нажала кнопку "флэш". Гостиничный оператор сказал ей, что звонят из ее офиса в Вашингтоне.
      - Мисс Наварро, это Роберт Полоцци из отдела идентификации.
      - Спасибо за звонок. Нашли что-нибудь?
      - Нам только что звонили из службы безопасности "Мастер Кард". Несколько минут назад Хартман пользовался этой карточкой. Он оплатил заказ в ресторане в Вене.
      Кент, Англия
      Сэр Эдвард Дауни, бывший премьер-министр Англии, играл с внуком в шахматы, сидя в розовом саду своего загородного поместья в Вестерхэме, графство Кент, когда зазвонил телефон.
      - Нет, не сейчас! - застонал восьмилетний Кристофер.
      - Придержите лошадей, молодой человек, - добродушно оборвал его сэр Эдвард.
      - Сэр Эдвард, это мистер Холланд, - произнес голос.
      - Мистер Холланд, у вас все в порядке? - спросил сэр Эдвард, внезапно почувствовав интерес к разговору. - Надеюсь, наше собрание все еще идет по плану?
      - О, не сомневайтесь. Но возник один малозначительный вопрос, и я хочу узнать, можете ли вы оказать нам помощь,
      Не отрываясь от трубки, сэр Эдвард взглянул на Кристофера, угрожающе нахмурив брови, на что тот, как всегда, захихикал.
      - Ладно, мистер Холланд, я сделаю несколько звонков и посмотрю, чем я могу помочь.
      Вена
      Дом Юргена Ленца находился в престижном, утопающем в зелени районе на юго-западе города. Район назывался Хитцинг, здесь обитали богатейшие из жителей Вены. Дом Ленца, хотя правильнее было бы сказать, вилла Ленца, оказался большим современным строением, выполненным в интригующей и красивой манере - смесь тирольской архитектуры и Фрэнка Ллойда Райта [Райт, Фрэнк Ллойд - знаменитый американский архитектор, прославившийся новаторскими изобразительными решениями (1867- 1959)].
      "Когда я столкнусь с Ленцем, - подумал Бен, - мне понадобится элемент внезапности". Отчасти это был вопрос жизни и смерти. Бен не хотел, чтобы люди, убившие Питера, узнали, что он находится в Вене, и, несмотря на сомнения, посеянные Хоффманом, самым вероятным предположением было то, что Ленц - один из этих убийц.
      Конечно, он не мог просто постучать в дверь Ленца и ждать, когда его впустят. Тут требовался более изощренный подход. Мысленно Бен пролистал список самых известных и влиятельных людей, которые могут за него поручиться и даже соврать в его пользу.
      Он вспомнил главу крупной американской благотворительной организации, который несколько раз приходил к нему просить деньги. Всякий раз и семья Хартманов, и фирма проявляли щедрость.
      "А теперь пусть расплачивается", - подумал Бен.
      Этого человека звали Уинстон Рокуэлл. Совсем недавно Бен слышал, что он серьезно болеет гепатитом, лежит в больнице, и с ним невозможно связаться. Это было ужасно плохо для Рокуэлла, но как нельзя лучше устраивало Бена.
      Он позвонил в дом Ленца, попросил Юргена Ленца, подошедшей к телефону женщине - миссис Ленц? - сказал, что он друг Уинстона Рокуэлла и интересуется фондом Ленца. Это был кодовый язык, означающий: "У меня есть лишние деньги, я отдам их вам". Ни один, даже самый богатый фонд не отвергнет пожертвований.
      Миссис Ленц ответила на беглом английском, что ее муж вернется домой к пяти часам и не желает ли мистер Роберт Саймон зайти к ним пропустить стаканчик? Юрген будет рад видеть любого друга Уинстона Рокуэлла.
      Открыла ему дверь элегантная, приятно худощавая женщина, немного за сорок. Одета она была в серое трикотажное платье, шею украшало жемчужное ожерелье, которое чрезвычайно удачно дополняли жемчужные серьги.
      - Заходите, заходите, - сказала она, - вы мистер Саймон, да? Я Ильзе Ленц. Очень рада вас видеть!
      - Я тоже рад вас видеть, - улыбнулся Бен, - спасибо за приглашение, особенно за то, что оно последовало так быстро.
      - О, не говорите глупостей, нам приятно встретиться с человеком, которого порекомендовал Уинстон. Вы приехали - откуда, вы говорили?
      - Из Лос-Анджелеса, - ответил Бен.
      - Мы были там очень давно, на какой-то противной технологической конференции. Юрген сейчас спустится - а вот и он!
      Прыгая через ступени, к ним спускался худой, как гончая собака, однако же, атлетически сложенный человек.
      - Приветствую вас! - крикнул Юрген Ленц. В своем синем блейзере, серых фланелевых слаксах и репсовом галстуке он был похож на американского управленца-руководителя, например, на президента "Лиги Плюща" ["Лига Плюща" - общее название нескольких старейших и самых престижных университетов США] в каком-нибудь колледже. Его гладкое лицо сияло здоровьем, он радостно улыбался.
      Все оказалось совсем не так, как того ожидал Бен. Пистолет Лизл, висящий в кобуре через плечо под его спортивной курткой, полностью заряженный - Бен побывал в спортивном магазине на Кtртнерштрассе, - вдруг стал тяжелым и громоздким.
      Ленц крепко пожал Бену руку.
      - Друг Уинстона Рокуэлла - мой друг, - тут его голос сделался мягким и нежным. - Как он там сейчас?
      - К сожалению, не очень хорошо, - сказал Бен. - Он несколько недель лежал в медицинском центре при Университете имени Джорджа Вашингтона, и доктора сказали, что лучше ему еще две недели подождать и не выписываться домой.
      - Очень грустно это слышать, - произнес Ленц, кладя руку на тонкую талию жены. - Какой он приятный человек. Ладно, чего мы здесь стоим? Пойдемте выпьем, а? Как там говорят в Америке - где-то скоро шесть часов, х-мм?
      Тревор поставил угнанный "Пежо" у противоположного - через улицу тротуара возле дома Ленца в Хитцинге, выключил мотор и приготовился ждать. Когда жертва покинет дом, он выйдет из машины, перейдет улицу и приблизится к этому человеку. Он решительно не намеревался промахиваться.
      Глава 23
      Анна поняла, что времени у нее не было.
      Несомненно, действуя по официальным каналам, она ничего не успеет сделать.
      Хартман только что расплатился по кредитной карточке в гостинице, находившейся в первом районе Вены. Сумма была совсем небольшой, эквивалентной приблизительно пятнадцати долларам. Означало ли это, что он зашел в гостиницу только для того, чтобы выпить кофе или что-то спиртное, поесть? Если так, то он давно исчез оттуда. Но если он остановился в гостинице, то можно считать, что он у нее в руках.
      Она могла связаться с представителем ФБР в Вене, но к тому времени, когда его офис через австрийское министерство юстиции вступит в контакт с местной полицией, Бенджамин Хартман вполне может покинуть город.
      Поэтому она помчалась в аэропорт Цюрих-Клотен, купила билет на ближайший рейс австрийской авиакомпании на Вену, а потом отыскала телефон-автомат.
      Первый звонок она сделала своему знакомому из Bundespolizeidirektion венской полиции. Его звали доктор Фриц Вебер, и он руководил Sicherheitsburo, тайным подразделением венской полиции, специализировавшимся на расследовании тяжких преступлений. Дело, которым занималась Анна, не совсем соответствовало профилю этого подразделения, но она была уверена, что Вебер охотно окажет ей помощь.
      Она познакомилась с Вебером несколько лет назад, когда ее послали в Вену для расследования событий, связанных с похождениями атташе по культуре американского посольства: тот связался с компанией, где предавались сексуальным развлечениям с участием нескольких несовершеннолетних madchen [девушeк (нем.)].
      Вебер, человек с любезными манерами и ловкий политик, был благодарен Анне за помощь и осмотрительность, с которой она разрешила проблему, грозившую обеим странам серьезными осложнениями, и устроил для Анны великолепный праздничный обед. Теперь он, казалось, был в восхищении от того, что разговаривает с агентом Наварро, и обещал немедленно поставить кого-нибудь заниматься этим делом.
      Второй звонок она сделала представителю ФБР в Вене, человеку по имени Том Мэрфи; она не была с ним лично знакома, но слышала о нем хорошие отзывы. Мэрфи она изложила краткую, очень сдержанную версию причин, которые позвали ее в Вену. Он спросил, не хочет ли она, чтобы он организовал ей контакт с полицией Вены, но Анна отказалась, объяснив, что у нее есть там знакомые. Мэрфи, который, судя по всему, был большим приверженцем правил и уставов, не очень обрадовался ее решению, но возражать не стал.
      Когда самолет приземлился в Швехате, аэропорту Вены, она перезвонила Фрицу Веберу, и тот назвал ей имя и номер телефона районного инспектора, руководившего внешним наблюдением, который уже получил указание заняться ее делом.
      Сержант Вальтер Хайслер не очень бойко разговаривал по-английски, но они сумели объясниться.
      - Мы побывали в той гостинице, где Хартман активизировал свою кредитную карточку, - сообщил Хайслер. - Он остановился именно там.
      Сержант действовал быстро. Это вселяло надежду.
      - Отличная работа, - похвалила Анна. - А есть какие-нибудь шансы на то, что нам удастся отыскать автомобиль?
      Похвала, похоже, пришлась Хайслеру по вкусу. Притом что объектом операции исследования был американец, и участие представителя американского правительства должно было избавить его от большей части бумажной тягомотины и решения проблем юрисдикции, с которыми обычно приходилось сталкиваться, когда он имел дело с подданными иных государств.
      - Мы уже, как у вас говорится, прицепили ему хвост, - не без самодовольства сообщил Хайслер.
      - Вы, наверно, разыгрываете меня. Как вам это удалось?
      - Без особого труда. Как только мы выяснили, что он находится в гостинице, то поместили двух человек в газетный киоск напротив выхода. Они увидели, как он сел в арендованую "Опель Вектру", и последовали за ним в Хитцинг, это район Вены.
      - И что он там делает?
      - Возможно, с кем-то встречается. Частный дом. Мы пытаемся выяснить, кто там живет.
      - Удивительно. Фантастическая работа. - Она и на самом деле так считала.
      - Благодарю вас, - бодро откликнулся австриец. - Если хотите, я заеду за вами в аэропорт?
      Продолжавшаяся несколько минут светская беседа проходила довольно напряженно, поскольку Бен успел лишь наполовину обдумать свою легенду. Мифический Роберт Саймон руководил процветающей фирмой по управлению капиталовложениями, находившейся в Лос-Анджелесе - Бен рассчитывал, что чем ближе будет его вымышленная профессия к настоящей, тем меньше шансов на то, что он допустит какой-нибудь серьезный промах, - и организовывал капиталовложения кинозвезд, магнатов недвижимости, миллиардеров из Силиконовой долины. Бен с ходу попросил извинения за то, что не может перечислить своих клиентов, в силу договоренностей о конфиденциальности, хотя одно-другое имя, которое хозяину, несомненно, знакомо, он мог бы назвать.
      И все время он возвращался к одной и той же мысли: кто же этот человек, единственный наследник Герхарда Ленца, пользовавшегося очень дурной славой ученого и одного из руководителей некоей организации, именуемой "Сигма".
      Болтая с Ленцами - все трое потягивали прекрасный арманьяк, - Бен украдкой осматривал гостиную. Она была обставлена удобной и красивой английской и французской антикварной мебелью. На стенах висели оправленные в позолоченные багетные рамы картины старых мастеров различных школ; каждая была освещена специальной лампой. На столике около дивана он заметил фотографии в серебряных рамках; по-видимому, семейные. Бросалось в глаза отсутствие каких бы то ни было изображений Ленца-старшего.
      - Впрочем, хватит о моей работе, - сказал Бен. - Я хотел расспросить вас о "Фонде Ленца". Насколько я понимаю, его главная цель состоит в развитии изучения Холокоста.
      - Да, мы финансируем исторические исследования и поддерживаем израильские библиотеки, - с готовностью пояснил Юрген Ленц. - Мы даем много денег на борьбу против человеконенавистничества. Мы считаем, что чрезвычайно важно, чтобы австрийские школьники знали о преступлениях нацистов. Не забывайте, что многие из австрийцев приветствовали нацистов. Когда Гитлер приехал сюда в тридцатом году и произнес речь с балкона императорского дворца, его слушали огромные толпы, женщины плакали, глядя на такого великого человека. - Ленц вздохнул. - Это отвратительно.
      - Но ваш отец... если вы позволите мне затронуть эту тему... - начал было Бен и умолк, не зная, что сказать дальше.
      - Из истории хорошо известно, что мой отец был бесчеловечным, - прервал паузу Ленц. - Да, конечно, это правда. Он проводил ужасные, отвратительные эксперименты на заключенных в Аушвице, на детях...
      - Надеюсь, вы извините меня, - сказала Ильзе Ленц, вставая с места. - Я не могу слушать разговоры об его отце, - пробормотала она и вышла из комнаты.
      - Извини меня, дорогая, - произнес Ленц ей вслед и повернулся к Бену, который мучительно раздумывал, не допустил ли он фатальной ошибки. - Я не могу сердиться на нее за это. Она не обязана жить с этим наследством. Ее отец был убит на войне, когда она была еще ребенком.
      - Прошу простить меня за то, что я начал этот разговор, - сказал Бен.
      - Нет, нет, не переживайте. Вы затронули совершенно естественный вопрос. Я уверен, что это должно сильно удивлять американцев - сын печально знаменитого Герхарда Ленца посвящает свою жизнь тому, чтобы потратить деньги на изучение преступлений собственного отца. Но вы должны понять: те из нас, кому по случайности рождения пришлось бороться с судьбой - мы, дети самых высокопоставленных нацистов, - все мы ведем себя очень по-разному. Есть такие, как, скажем, Вольф Гесс, сын Рудольфа Гесса, которые тратят всю жизнь на то, чтобы обелить имена своих отцов. А есть и такие, кто стесняется своего происхождения и стремится к тому, чтобы извлечь из собственного смущения хоть какой-нибудь толк. Я родился слишком поздно для того, чтобы сохранить какие-то личные воспоминания об отце, но очень многие знали своих отцов только такими, какими они бывали дома, а не как людей Гитлера.
      Юрген Ленц заметно волновался.
      - Мы росли в привилегированных домах. Мы проезжали через варшавское гетто, глядя с заднего сиденья лимузина, и не понимали, почему дети там казались такими грустными. Мы видели, как загорались глаза у наших отцов, когда фюрер лично звонил по телефону, чтобы пожелать их семействам веселого Рождества. И некоторые из нас, как только повзрослели достаточно для того, чтобы начать думать, научились ненавидеть наших отцов и все, к чему они стремились и что с ними было связано. Ненавидеть и презирать всеми фибрами души.
      Удивительно моложавое лицо Ленца вдруг вспыхнуло.
      - Видите ли, я не думаю о своем отце как об отце. Он для меня какой-то совсем посторонний, незнакомый человек. Вскоре после окончания войны он удрал в Аргентину; уверен, что вы слышали - нелегально выбрался из Германии с фальшивыми документами. Он бросил мою мать и меня без гроша; мы жили в лагере для интернированных. - Юрген сделал паузу. - Так что у меня никогда не было никаких сомнений или душевных конфликтов по поводу нацистов. Создание этого фонда стало самым малым, что я сумел сделать.
      В комнате ненадолго воцарилось молчание.
      - Я приехал в Австрию, чтобы изучать медицину, - вновь заговорил Ленц. - В какой-то степени то, что я покинул Германию, принесло мне облегчение. Я любил эту страну - я здесь родился, - и я остался здесь, занимаясь медициной и по мере сил сохраняя свою анонимность. После того как я познакомился с Ильзе, любовью всей моей жизни, мы долго обсуждали, что могли бы сделать с унаследованными ею фамильными деньгами - ее отец сколотил состояние на издании религиозной литературы и псалтырей, - и решили, что я оставлю медицину и посвящу свою жизнь борьбе против того, за что сражался мой отец. Ничего никогда не сможет стереть темное пятно, которое представлял собой Третий рейх, но я приложил все свои силы, все свои скромные возможности для того, чтобы стать одним из тех орудий, которые работают для улучшения человечества. - Речь Ленца казалась излишне гладкой, походила на отрепетированную, как будто ему уже тысячу раз доводилось произносить ее. Наверняка так оно и было. И все же в его словах не угадывалось фальшивой ноты. За маской спокойной уверенности, которую носил Ленц, несомненно, скрывался измученный человек.
      - И вы никогда больше не видели своего отца?
      - Видел. Два или три раза незадолго до его смерти. Он приехал в Германию из Аргентины с визитом. У него было новое имя, новая биография. Но моя мать отказалась встретиться с ним. Я видел его, но я не испытал к нему никаких чувств. Он был для меня совершенно чужим человеком.
      - Ваша мать просто выбросила его из своей жизни?
      - А потом она ездила в Аргентину на его похороны. Можно было подумать, что она испытывала необходимость убедиться в том, что он мертв. Кстати, это забавно - страна ей очень понравилась. Так что в конце концов она туда переехала.
      В комнате снова стало тихо, а потом Бен спокойно, но твердо произнес:
      - Должен сказать, на меня произвели большое впечатление усилия, которые вы приложили, чтобы пролить свет на то, что досталось вам в наследство от отца. В этой связи было бы очень интересно узнать, не могли бы вы что-нибудь рассказать мне об организации, известной под названием "Сигма". - Произнося последние слова, Бен впился взглядом в лицо Ленца.
      Ленц долго молча рассматривал его. Бену казалось, что он слышит в тишине, как бьется его собственное сердце. Наконец Ленц заговорил.
      - Вы упомянули "Сигму" как бы между делом, но я думаю, что это основная причина вашего прихода сюда. Зачем вы пришли, мистер Саймон?
      Бен почувствовал озноб. Он сам позволил загнать себя в угол. Теперь у него было два варианта: или держаться за свое вымышленное имя и легенду, или раскрыть правду.
      Пришло время говорить напрямик. И постараться вызвать на откровенность хозяина дома.
      - Мистер Ленц, я предлагаю вам прояснить характер вашей причастности к "Сигме".
      Ленц нахмурился.
      - Зачем вы пришли сюда, мистер Саймон? Зачем вы обманом втерлись в мой дом и лжете мне? - Ленц странно улыбался, его голос звучал очень тихо. - Вы ведь из ЦРУ, мистер Саймон, я не ошибаюсь?
      - Что вы говорите? - возмутился Бен. Он был расстроен и испуган.
      - Кто вы такой на самом деле, мистер "Саймон"? - прошептал Ленц.
      - Милый дом, - сказала Анна. - Кому он принадлежит? Она сидела рядом с водителем синего "БМВ". Машина, хотя и принадлежала полиции, не имела никаких отличительных обозначений. Салон был полон дыма. Сидевший за рулем сержант Вальтер Хайслер, полный человек с приветливым выражением лица, почти непрерывно курил "Касабланку". Держался он тоже прямо-таки сердечно.
      - Одному из наших самых... э-э-э... видных граждан, - ответил Хайслер, предварительно затянувшись сигаретой. - Юргену Ленцу.
      - И кто же он такой?
      Они оба рассматривали красивую виллу на Адольфсторгассе. Анна обратила внимание на то, что большинство стоявших вдоль тротуаров машин имело черные таблички знаков, на которых белым были нанесены номера. Хайслер объяснил, что такие номера выдавались за особую плату; таков был старый аристократический стиль.
      Сержант выпустил изо рта густое облако дыма.
      - Ленц и его жена пользуются широкой известностью в светских кругах. Бал Оперы и так далее. Я думаю, что вы назвали бы их... Как это у вас говорится - э-э-э, фило... филантропы? Ленц управляет семейным фондом. Переехал сюда из Германии двадцать с лишним лет тому назад.
      - М-м-м... - Глаза Анны щипало от дыма, но она не хотела жаловаться. Хайслер оказывал ей очень большую любезность. И ей даже нравилось сидеть здесь, в полном дыма полицейском автомобиле и ощущать себя "своим парнем".
      - И сколько же ему лет?
      - Если я не ошибаюсь, пятьдесят семь.
      - Значит, видный.
      - Очень.
      На улице находились еще три ничем не выделявшихся автомашины. Одна стояла неподалеку от них, а еще две - в нескольких сотнях ярдов, по другую сторону виллы Ленца. Автомобили были расположены в классическом порядке "коробка", чтобы, независимо от того, каким путем Хартман пожелает покинуть район, он обязательно оказался бы в поле зрения кого-нибудь из наблюдателей. Сотрудники, затаившиеся в машинах, все до одного являлись отлично подготовленными специалистами по ведению наружного наблюдения. Каждый из них имел оружие и портативную рацию.
      У Анны никакого оружия не было. Она считала крайне маловероятным, что Хартман окажет какое бы то ни было сопротивление. Из всех материалов по нему следовало, что он никогда не имел огнестрельного оружия и не подавал запросов о выдаче разрешения на владение им. Все убийства стариков были совершены с помощью яда, введенного шприцем. Он скорее всего не имел при себе оружия.
      Фактически она знала о Хартмане очень мало. Но ее коллегам из Вены было известно еще меньше. Своему другу Фрицу Веберу Анна сообщила лишь о том, что американец оставил отпечатки пальцев на месте преступления в Цюрихе. Хайслер тоже знал только то, что Хартмана разыскивали в связи с убийством Россиньоля. Но для Bundespolizei это было вполне достаточным основанием, чтобы согласиться задержать Хартмана и, по формальному запросу представителя ФБР в Вене, поместить его под арест.
      А насколько могжно доверять местной полиции? - спросила Анна себя.
      Это вовсе не было теоретическим вопросом. Хартман находился в этом доме на встрече с человеком, который...
      Ей в голову пришла еще одна мысль.
      - Этот парень, Ленц, - проговорила она (ее глаза буквально жгло от дыма). - Может быть, мой вопрос покажется вам странным, но не имеет ли он какого-нибудь отношения к нацистам?
      Хайслер раздавил окурок в переполненной пепельнице.
      - Ну, что же в этом вопросе странного? - ответил он. - Его отец... Вы слышали такое имя: доктор Герхард Ленц?
      - Нет, а я должна была его слышать?
      Он пожал плечами: наивные все-таки люди эти американцы.
      - Один из самых худших. Коллега Йозефа Менгеле, того самого, который проводил в лагерях разные ужасающие эксперименты.
      - А-а-а... - В мыслях Анны тут же возникло еще одно соображение: Хартман, сын выжившей жертвы нацизма, обуреваемый духом мести, отправился на борьбу с представителями следующего поколения.
      - Его сын - хороший человек, нисколько не похожий на отца. Он посвятил всю свою жизнь исправлению того зла, которое совершил его отец.
      Анна посмотрела на Хайслера, а затем перевела взгляд через ветровое стекло на великолепную виллу Ленца. Сын военного преступника был антинацистом? Поразительно. Она подумала, известно ли это Хартману. Он вполне мог ничего не знать о младшем Ленце, кроме того, что тот является сыном Герхарда, сыном нациста. Если Хартман настоящий фанатик, то вряд ли он стал бы задумываться над тем, что Ленц-младший, возможно, умеет превращать воду в вино.
      А из этого следует, что Хартман уже мог сделать Юргену Ленцу смертельный укол.
      "Боже мой, - подумала она, глядя, как Хайслер закуривает очередную сигарету. - Почему мы сидим здесь и ничего не предпринимаем?"
      - Это ваше? - неожиданно спросил Хайслер.
      - Что именно?
      - Вон тот автомобиль. - Хайслер указал на "Пежо", стоявший почти напротив входа в виллу Ленца. - Когда мы подъехали, он уже находился здесь.
      - Нет. А разве он не из ваших?
      - Нисколько. Я знаю все номера.
      - Возможно, это сосед или друг?
      - Интересно, а не могли ли ваши американские коллеги включиться в это дело? Ну, например, чтобы проверить вас? - с неожиданным возбуждением произнес Хайслер. - Если это так, то я немедленно отменяю операцию!
      - Этого не может быть, - не очень решительно, словно оправдываясь, сказала Анна. - Том Мэрфи обязательно поставил бы меня в известность, если бы дал кому-нибудь такое задание.
      - Поставил бы? А если нет?
      - Во всяком случае, когда я рассказала ему об этом деле, он не проявил к нему никакого интереса.
      Но если он вздумал проверять ее? Было ли это возможно?
      - Ладно, но в таком случае кто же это такой? - осведомился Хайслер.
      - Кто вы такой? - снова спросил Юрген Ленц; теперь на его лице начал появляться испуг. - Вы не друг Уинстона Рокуэлла.
      - Пожалуй, не совсем, - признался Бен. - Я имею в виду, что знаю его по работе, которой мне пришлось заниматься. Меня зовут Бенджамин Хартман. Мой отец Макс Хартман. - Он снова пристально всмотрелся в Ленца, чтобы не пропустить его реакции.
      Ленц посмотрел в сторону, и в следующее мгновение выражение его лица смягчилось.
      - Помилуй бог, - прошептал он. - Я сразу должен был заметить сходство. То, что случилось с вашим братом, было просто ужасно.
      Бен вдруг почувствовал боль, как будто его ударили в живот.
      - Что вам известно?! - выкрикнул он.
      Полицейская рация щелкнула и заговорила.
      - Korporal, wer ist das? [Капрал, кто это такой? (нем.)]
      - Kerne Ahnung [Не имею представления (нем.)].
      - Keiner van uns, oder? [Кто-то чужой или? (нем.)]
      - Richtig? [Точно? (нем.)].
      Теперь и другая команда захотела узнать, входит ли "Пежо" в число машин, выделенных для наблюдения, а Хайслер подтвердил, что понятия не имеет о том, откуда она взялась. Он достал с заднего сиденья монокуляр ночного видения и поднес к глазу. Уже стемнело, и неопознанный автомобиль стоял без огней. Поблизости не было ни одного уличного фонаря, так что разглядеть лицо водителя машины было невозможно. "Прибор ночного видения - отличная идея", подумала Анна.
      - Он закрывает лицо газетой, - сообщил Хайслер. - Бульварная газетка. "Die Kronen Zeitung" - вот и все, что удалось разглядеть.
      - Вряд ли парню легко читать газету в такой темноте, верно? - сказала Анна. И подумала: Может быть, Ленц-младший уже мертв, а мы все сидим здесь, ожидая неведомо чего.
      - Не думаю, что он получает много удовольствия от чтения. - Хайслер с готовностью подхватил ее шутку.
      - Можно, я посмотрю?
      Он вручил ей монокуляр. Впрочем, Анна тоже не увидела ничего, кроме газеты.
      - Совершенно ясно, что он старается спрятать лицо, - согласилась она. Что, если он действительно из Бюро? А это наводит на размышления. - Вы позволите воспользоваться вашим мобильным телефоном?
      - Будьте любезны. - Полицейский протянул Анне свой громоздкий "Эрикссон", и она набрала номер американского посольства в Вене.
      - Том, - сказала она, когда Мэрфи взял трубку, - это Анна Наварро. Скажите, вы ведь не отправляли никого в Хитцинг, да?
      - Хитцинг? Это здесь, в Вене?
      - В связи с моим делом.
      Недолгое молчание в трубке.
      - Нет. Ведь вы же меня об этом не просили, верно?
      - Ну, а здесь кто-то присоединился к моему патрулю. Думаю, что никто в вашем аппарате не взялся бы проверять меня, не посоветовавшись предварительно с вами?
      - Они знают, что лучше бы им так не поступать. К тому же, насколько мне известно, все мои находятся на месте.
      - Благодарю вас. - Она нажала кнопку отключения и вернула телефон Хайслеру. - Странно.
      - В таком случае кто же сидит в этом автомобиле? - озадачился Хайслер.
      - Могу ли я спросить, почему вы решили, что я из ЦРУ?
      - В этой организации есть ветераны, которые сильно настроены против меня, - ответил Ленц, пожав плечами. - Вы слышали о плане "Скрепка для бумаг"? - Ленц и его гость теперь пили водку. Ильзе Ленц так и не вернулась в гостиную, хотя после ее столь неожиданного для Бена исчезновения прошло больше часа. - Может быть, вам незнакомо это название. Но вы, конечно, знаете, что сразу после войны правительство США - Управление стратегических служб, так назывался предшественник ЦРУ, - занималось тайной перевозкой части ведущих нацистских ученых из Германии в Америку. "Скрепка для бумаг" кодовое название этого плана. Американцы подчищали немецкую документацию, фальсифицировали ее. Прилагали массу усилий для того, чтобы скрыть, что имеют дело с военными преступниками, убийцами огромного количества людей. Вы же знаете, что, как только война закончилась, Америка перешла к новой войне - "холодной". Внезапно стало приниматься в расчет лишь то, что могло помочь в борьбе против Советского Союза. Америка потратила четыре года и потеряла полмиллиона жизней, сражаясь против нацистов, и вдруг в одночасье нацисты превратились в друзей, поскольку могли оказаться полезными в борьбе против коммунистов. Помочь Америке в создании оружия и всякой всячины, нужной для этой цели. Эти ученые были блестящими людьми, именно благодаря им Третий рейх смог добиться таких огромных научных успехов.
      - И при этом являлись военными преступниками.
      - Совершенно верно. Некоторые из них виновны в пытках и убийствах тысяч и тысяч заключенных концентрационных лагерей. Некоторые, такие, как Вернер фон Браун и доктор Губертус Штругхолд, были создателями значительной части нацистского оружия. Артур Рудольф, причастный к убийству двадцати тысяч невинных людей в Нордхаузене, удостоился от НАСА наивысших почестей!
      За окнами стемнело. Ленц встал и включил свет в гостиной.
      - Американцы приютили у себя человека, руководившего всеми концлагерями в Польше. Один нацистский ученый, которому они предоставили убежище, проводил в Дахау эксперименты по замораживанию людей - он закончил свою жизнь на авиационной базе ВВС Рэндольф, в Сан-Антонио как выдающийся профессор космической медицины. Люди из ЦРУ, устроившие все это, те немногие, кто остался в составе этой организации, были менее чем благодарны мне за усилия, которые я приложил, чтобы пролить свет на эти эпизоды.