Двухместное купе

– Так вы политический эмигрант? – удивился Лешка.

– Я тебя умоляю! – захохотал Гриша Гаврилиди. – Им так хочется – так я буду «политическим». Какая мне разница?! А что ты думаешь, я тебя агитирую задаром? А выкуси-ка!.. Я ж тебе – «подсадная утка»!

Конвойные на высокой стене посматривали вниз на прогуливающихся.

Неожиданно в стене отворилась неширокая дверь, оттуда вышел тюремный надзиратель и сказал по-немецки в мегафон:

– Прогулка закончена. Все по камерам.

Растатуированный натянул на себя рубашку. Все потянулись к дверям, на ходу бросая окурки в урну.

Надзиратель спокойно пересчитывал заключенных......

Потом их вели по чистеньким тюремным коридорам.

На ходу Гриша Гаврилиди говорил, не умолкая ни на секунду:

– Мне так и сказали – если я тебя убедю согласиться с ихними требованиями, таки меня тоже выпустят... Ну так слушай сюда... Люди под Берлинской стеной подкопы по триста метров роют – только бы попасть в Западную Германию! А ты кобенишься...

Они шли мимо запертых дверей нескончаемых камер.

Время от времени надзиратели открывали эти двери, возвращали заключенных в камеры и тщательно запирали их там.

– Тебе предлагают попросить политического убежища... – успел проговорить Гриша...

...но надзиратель остановил его и Лешку.

Открыл камеру, впустил туда Лешку и Гришу и запер их снаружи.

Больничная благостность западногерманской тюремной камеры не нарушалась даже наличием унитаза. Унитаз был стыдливо отгорожен намертво привинченной непрозрачной ширмой из толстого матового бронебойного стекла.

– Так шо я говорю... Тебе, можно сказать, предлагают выиграть в «лотерею жизни», а ты выгибаешься, как Конёк-Горбунёк!.. Шо ты там забыл, в этом Советском Союзе?! Такой случай, как у тебя, – раз на мильён!..

Лешка молча улегся на чистенькую коечку, уставился в потолок.

Но Гриша не умолкал:

– Один халамендрик – немец, между прочим!.. – даже подводную лодку для всей семьи построил, шобы только Шпрее переплыть! Речка такая у них в Берлине. Обживешься, подзаработаешь. Ты ж артист, Леха! Не дури. Это я тебе говорю!.. Що-то же переменится... Не может же быть так вечно, правильно? Всякие там стенки-шменки между людями... И пожалуйста, Леха, когда тебя вызовут на очередной допрос...

Лежит Лешка на своей тюремной коечке, смотрит в белый потолок.

Молчит...

Гриша еще что-то говорит и говорит, но слова его для Лешки уже сливаются в один неясный надоедливый гул, и Лешка совсем перестает его слышать...

ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОПРОСОВ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ

В специальной комнатке без окон пожилой полицейский следователь при помощи молодого бородатого переводчика в штатском...

...разговаривал с подследственным Алексеем Самошниковым.

Говорил он по-немецки, делая паузы для того, чтобы бородатый переводчик мог по-русски донести до подследственного смысл сказанного.

Лешка сидел на стуле повесив голову.

– Выбор у вас невелик, – по-немецки говорил следователь. – Или четыре года тюремного заключения за нелегальный переход границы с разведывательными целями...

Следователь сделал паузу и посмотрел на переводчика.

Переводчик повторил фразу следователя по-русски.

Лешка испуганно поднял голову:

– Какими «разведывательными целями»?!

– Следователь утверждает, что в суде ему удастся доказать вашу причастность к советской разведке. Короче: или вы делаете заявление о предоставлении вам политического убежища по причине... – сказал переводчик.

Он вопросительно посмотрел на следователя, спросил по-немецки:

– Какую причину он должен указать в заявлении?

– Обычную – антисемитизм. Он же наполовину еврей.

– По причине антисемитских преследований у вас на родине, – по-русски сказал Лешке переводчик.

– Но меня никто никогда не преследовал, – растерялся Лешка.

Переводчик впервые с интересом посмотрел на Лешку и спросил:

– Вы действительно хотите сидеть в тюрьме?

– Нет... Я хочу только домой, – ответил Лешка и горько заплакал, обхватив руками голову.

ТЮРЕМНЫЙ КОРИДОР

Ведут Лешку по длинному тюремному коридору обратно в камеру.

Бредет он в сопровождении выводного надзирателя мимо чистеньких, ухоженных камер, мимо автоматических замков на дверях этих камер.

Никаких ржавых засовов, облупленных стен. Никаких тусклых, грязных лампочек в решетчатых намордниках...

Повсюду чистенько, светло, почти радостно...

Если бы это была не тюрьма.

СТОЯНКА АВТОМОБИЛЕЙ У ТЮРЬМЫ. ДЕНЬ

Из тюремной проходной к своим автомобилям вышли пожилой полицейский следователь и молодой бородатый переводчик.

Их машины стояли рядом.

Открывая дверцы машин, они продолжали разговаривать.

– Он же актер театра – какая «разведка»? – спросил переводчик.

– Никакой, – ответил следователь, снял форменную фуражку и бросил ее на заднее сиденье своего автомобиля.

– А обещанные ему четыре года тюрьмы? – удивился переводчик.

– Полная ерунда, – махнул рукой следователь. – Максимум, что ему грозит, – депортация на Восток, а оттуда – в Советский Союз. А вот уже русские ему этого не простят...

Молодой бородатый переводчик в упор посмотрел на следователя:

– Вас самого не тошнит от этого спектакля?

– Мне осталось сдерживать свой рвотный рефлекс еще ровно сто двадцать дней. – Пожилой следователь сел в свой автомобиль. – Через четыре месяца я ухожу на пенсию и, как дурной сон, постараюсь забыть этого несчастного русского мальчика. Родителей его жалко до боли в сердце...

Пожилой следователь захлопнул дверцу, завел двигатель и уехал в одну сторону...

...а переводчик сел в свою машину и уехал в другую.

ЛЕНИНГРАД. КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ. ВЕЧЕР

Фирочка и Любовь Абрамовна собирают для Толика передачу – укладывают в сумку сгущенку, мятные пряники, свитерок, теплые носки...

– Я сегодня на работе в заказе колбаску получил. Не забудьте ее Толику в передачку положить! – напоминает Сергей Алексеевич.

– Пусть до утра останется в холодильнике. Перед выездом и положим, – говорит Фирочка.

Из кухни раздается вопль Лидочки Петровой:

– Тетя Фирочка! Любовь Абрамовна!.. У меня изюм кончился!!!

– О Боже!.. – говорит Любовь Абрамовна. – Сколько же ты сырников сделала?

В большой комнате появляется Лидочка в переднике, руки в муке, волосы растрепаны.

– Семнадцать, – отвечает Лидочка.

– Ты с ума сошла, Лидка! Куда столько, максималистка?

– Так он же не один. Там вокруг него такая хевра! Он же в авторитете!.. У меня еше сырковой массы – штук на десять, а изюм кончился...

– Допаковывай, мама, – говорит Фирочка. – Я пойду на кухню, поищу Лидке изюм...

Но в это время у входной двери раздается звонок. Все удивленно переглянулись – в такой поздний час?

– Это мама за мной, – говорит Лидочка. – Она обещала зайти к вам.

Серега Самошников идет в прихожую, открывает входную дверь.

На пороге стоят два молодых человека.

– Сергей Алексеевич? – спрашивает один.

– Да, – удивленно отвечает Серега.

– Разрешите пройти? – спрашивает второй с любезной улыбкой.

– Пожалуйста, – улыбается ему в ответ Серега.

Молодые люди проходят в квартиру, вежливо здороваются:

– Здравствуйте, Эсфирь Натановна!.. Здравствуйте, Любовь Абрамовна.

Один из них смотрит на Лидочку и спрашивает:

– А ты – Лида Петрова. Да?

Лидочка держит испачканные в муке руки на отлете.

– Да, – настороженно отвечает она.

– Вот и хорошо, – говорит один и показывает красное удостоверение. – А мы из Комитета государственной безопасности...

ФРГ. ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ. ВЕЧЕР

На окраине города особенно холодно.

Голые ветви деревьев. Зябкий ветер гонит по улице опавшие листья.

Бредут по улице Лешка Самошников и Гриша Гаврилиди.

Теплые куртки, воротники подняты. У Гриши на голове вязаная шапочка с помпоном.

Лешка несет гитару в старом, протертом футляре. Гриша – видавшую виды спортивную сумку.

Гриша говорит безостановочно:

–...так этот Нема Френкель вспомнил, что когда-то кончал мариупольское культпросветучилище, и решил, что никакая эмиграция не погасит в его сердце неукротимый огонь русской культуры, который он обязан нести здесь в широкие эмигрантские и немецкие массы!.. Вот такой еврейский Данко из Мариуполя!

– Нам еще далеко идти? – спрашивает Лешка.

– Не очень, – неопределенно отвечает Гриша. – Это кафе с оригинальным названием «Околица Френкеля» на углу Фридрихштрассе и Блюменвег. Как раз напротив станции метро.

– Твою мать!.. Гришка! Какого... Почему же мы не доехали на метро именно до этой станции?! – возмутился Лешка.

– Потому, что на метро четыре остановки мы едем за одну цену, а уж больше четырех – за удвоенную! А здесь остановок было ровно шесть. Так что, нам трудно пару остановок пройти пёхом? Таки не трудно. А несколько бундесмарок на дороге не валяются! Слушай дальше... На что он купил это кафе – я тебе не скажу. Не знаю и знать не желаю! Но то, что он при своем кафе решил организовать для клиентов еще и культурный дОсуг...

– ДосУг, – поправил его Лешка. – Ударение на последнем слоге.

– Нехай – досУг. Я буду спорить? Боже упаси!.. Так дай ему Бог всего, чего захочет! Если он платит нам сорок марок за вечер – двадцать тебе, как артисту, и двадцать мне, как твоему менеджеру, – так шоб он нам был только здоровенький, этот Нема Френкель со своей «Околицей»! Я прав?

Лешка промолчал.

– Сдается мне, что ты нервничаешь, – негромко говорит Гриша. – У тебя всегда так было – перед премьерой?

– Пошел ты в жопу, Гриша, – криво ухмыльнулся Лешка.

Гриша увидел подобие Лешкиной улыбки – обрадовался:

– Уже я пошел в жопу, уже мы пришли в «Околицу Френкеля»!

И Гриша открыл перед Лешкой двери в маленькое, почти незаметное с улицы, прокуренное кафе...

КАФЕ «ОКОЛИЦА ФРЕНКЕЛЯ»

Толстый, громадный Нема Френкель сам обслуживал несколько столиков с посетителями – разносил пиво, принимал заказы, рассчитывался с клиентами...

За буфетной стойкой пивными кранами управляла худенькая и печальная мадам Френкель – жена Немы.

Она подогревала сандвичи в микроволновой печи...

...мыла посуду...

...отмеривала двадцатиграммовые рюмочки водки и...

...открывала бутылки с минеральной водой, варила кофе...

... В крохотном складском помещении, среди штабелей пластмассовых ящиков с пивными бутылками и минеральной водой и картонными коробками с соками и дешевым вином, готовились к своему выходу на публику Лешка Самошников и Гриша Гаврилиди.

Гриша достал из сумки аккуратно сложенный смокинг, снял с него какие-то пушинки и, с трудом натягивая его на себя (смокинг был ему явно мал), сказал Лешке с нескрываемой гордостью:

– Видал?! Семь марок, как отдать! Не, Леха, ты напрасно не пошел со мной тогда на фломаркт – на барахолку эту. Ну, как я выглядываю?

– Нормуль, – буркнул Лешка и стал настраивать старую гитару.

Лешка выглядел менее помпезно, чем Гриша Гаврил иди.

На нем были черные брючки и черный свитер.

Он только туфли переодел, а свои уличные башмаки положил рядом со спортивной сумкой.

Лешка посмотрел на Гришу – на его тесноватый смокинг, на бундесверовские камуфляжные брюки, на тщательно вымытые старые кроссовки – и тяжело вздохнул.

К счастью, Гриша этого не заметил. Он был возбужден и доволен собой.

– А как я эту гитарку для тебя у албанца спроворил?! Я же перед этим все наше общежитие беглых обшарил, чтоб я так жил! Поляков спрашивал, югославов чуть ли не пытал, чехи, суки, вообще не захотели со мной разговаривать! К туркам я даже не подходил... Откуда у турков может быть гитара? Поднимаюсь на пятый этаж к албанцам... и что я вижу?! Таки у албанцев на стене висит гитара!!!

– Слушай, ты не можешь заткнуться? Я эту историю уже наизусть выучил, – говорит Лешка, продолжая настраивать гитару.

В подсобку заглядывает огромный Нема Френкель:

– Как будете готовы – можете выходить.

– Один момент! – говорит Гриша.

– Три момента! Годится? – улыбается Нема и исчезает.

Гриша одергивает свой тесный смокинг и строго говорит Лешке:

– Слушай сюда. Я выхожу, объявляю: «Заслуженный артист республики...»

– Я никакой не «заслуженный»! – шипит на него Лешка.

– От теперь ты заткнись, мудила! Здесь, в эмиграции, все – «заслуженные», все – «доктора наук», все – «лауреаты»! «Ведущих инженеров» – как собак нерезаных, «главных врачей» – раком до Берлина не переставить! Не мешай людям слышать то, что они хотят услышать... Значит, как только я тебя объявлю, ты сразу же выходишь и... Дальше уже твой бизнес. Будешь выходить из-за буфетной стойки – не споткнись, этот мелитопольский культуртрегер ящики с минералкой на проходе поставил...

Гриша одернул смокинг и сказал, гордо задрав подбородок:

– Таки вперед!

Он вышел из подсобки к буфетной стойке, где фрау Френкель разливала кофе по чашкам, обогнул стойку и...

...широко, обаятельно улыбаясь, прошел в зальчик на семь столиков. Встал лицом к залу, снова одернул тесный смокинг и роскошно объявил:

– А теперь – заслуженный артист республики, театра и кино Алекс Самошников! Прошу аплодисментики!..

Раздалось несколько жидких хлопков.

Стараясь не споткнуться о пластмассовые ящики с минеральной водой и пивом, Лешка выбрался в маленький зал и поклонился.

– Старинный русский романс – таки «Гори, гори, моя звезда...», – провозгласил Гриша Гаврилиди. – И сразу же перевод для наших немецких гостей. В смысле – унд дан фюр унзере дейче либе гасте: берюмте кюнстлер унд шаушпилер Алекс Самошников! Альтер-тюмлих руссише романце – «Бренд, бренд, майне Штерн»!!! Битте, аплаус!..

Немцы вежливо похлопали и уставились на Лешку. Тот тронул струны гитары и негромко запел:

Гори, гори, моя звезда...

Звезда любви приветная...

Ты для меня одна заветная,

Другой не будет никогда...

Еще звучал Лешкин голос под старенькую чужую гитару...

...а кафе с дивным названием «Околица Френкеля» уже растворялось в ушедшем Времени...

...постепенно принимая черты Сегодняшнего...

... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

Но вот ведь странная штука!

Возникшие в нашем сознании и на нашем слуху все железнодорожные звуки несущейся в ночи «Красной стрелы» никак не могут заглушить до конца...

... Лешкин голос...

...прелестную мелодию старого русского романса...

...мягко и негромко звучащую гитару!..

– Что?! Что случилось? Что-нибудь произошло? – нервно спросил В.В. – Почему мы прервали просмотр?..

– Нет, нет... Что вы! Не волнуйтесь, Владим Владимыч, – быстро и немного виновато проговорил Ангел. – Просто вы так ждали моего появления в этой истории и несколько раз спрашивали меня об этом, что я посчитал необходимым показать вам, как это наконец произошло. А чтобы не делать слишком резких монтажных стыков, я решил заранее предупредить вас... И специально оставил Лешин голос, романс, гитару... Только слегка смикшировал их. Вы сейчас слышите Лешку?

– Да, слышу, – ответил В.В. – Как будто очень-очень издалека...

– Ну еще бы! – сказал Ангел. – Сейчас между вами и Лешкой, поющим этот романс в «Околице Френкеля», лежит расстояние в тринадцать лет.

В.В. посмотрел на столик. Не было там никакого джина.

– Вы обещали к моему пробуждению сотворить мне небольшой опохмелянц... – с упреком сказал В.В.

– Я помню, – улыбнулся Ангел и внимательно посмотрел в глаза В.В. – Но «пробуждения» у вас никакого и не было...

И на последнем слове этой фразы Ангела......глаза В.В. сами закрылись, и голова безвольно откинулась на подушку...

И сразу же исчезло полутемное купе.

Оборвались все звуки...

В кромешной тьме неясным шумовым фоном возникло какое-то пьяное бормотание...

Потом трезвый голос пытался урезонить другой – нетрезвый.

Слов было не разобрать, голоса сплетались в неясную мешанину, то слабо возникая, то затухая... И возрождаясь снова и снова...

НЕБО. ШКОЛА АНГЕЛОВ-ХРАНИТЕЛЕЙ. СОЛНЦЕ...

На плотных белых облаках, с десятком очень белых мониторов, стоит полукруглый белоснежный Пульт Наблюдения за Земными страстями, болями, бедами и обидами...

За каждым монитором сидит дежурный апгсл-хранитсль с белыми наушниками, белым микрофоном и большими белыми крыльями за спиной.

У некоторых дежурных ангелов крылья для удобства сняты и повешены, как пиджаки, на спинки облачных кресел, в которых они сидят за Пультом Наблюдения.

Обстановка смахивает на Центр управления космическими полетами под открытым солнечным небом.

У одного из мониторов столпились несколько очень начальственных ангелов-хранителей. Те, которых мы уже видели на заседании Ученого Совета, когда решался вопрос о Наземной практике нашего Ангела.

Столпившиеся у монитора были изрядно встревожены...

Пожилой ангел-хранитель решительно поворачивается к коллеге – Старому Ангелу, преподавателю Школы:

– Ваш протеже готов к спуску на Землю?

– Давным-давно! Он буквально нафарширован информацией о своем будущем подопечном! Мало того, предвидя сложности его возможной командировки и последующей Наземной практики, я позволил себе преподать ему кое-что из учебной программы спецподготовки старших классов. Так что наш малыш оснащен достаточно хорошо. А переходом из состояния собственной видимости в невидимость и обратно он овладел совершенно самостоятельно! – не скрывая своего восторга, произнес Ангел-Преподаватель.

– Вы шутите?! – Все ангелы-начальники были поражены.

– Отнюдь! – гордо ответил покровитель нашего Ангела.

– Давайте его сюда, – распорядился ангел – Председатель Ученого Совета Школы ангелов-хранителей. – Именно в том виде, в котором он собирается появиться там – Внизу...

Старый Ангел-Преподаватель кивнул головой, расправил крылья за спиной и поднял глаза к голубому солнечному небу, сложив руки перед собой.

Тут же раздалось характерное щелканье мобильного телефона, как при наборе номера. Хотя никакого телефона ни у кого не было и в помине!..

В небе прозвучали два коротких гудочка соединения, затем несколько длинных гудков ожидания......потом щелчок нажатия кнопки и......ломающийся голос тринадцатилетнего Ангела:

– Да, Учитель! Слушаю вас.

Продолжая так же смотреть в голубое небо, Старый Ангел сказал:

– Сынок! Положение на Земле обострилось, и Ученый Совет хотел бы видеть тебя в полной боевой и миротворческой форме. Пожалуйста, захвати с собой все необходимое. Возможно, прямо отсюда ты и отправишься Вниз, на Землю...

И Старый Ангел вопросительно посмотрел на Председателя Ученого Совета. Тот благосклонно кивнул головой.

– Очень хорошо! – раздался в ответ радостный мальчишеский голос и...

...маленький Ангел-Хранитель тут же предстал перед всеми собравшимися у Небесного Пульта Наблюдения за Землей!!!

Он был одет, как и все земные мальчишки того времени.

Кроссовки, джинсы (на два размера больше, чем нужно,..) с мотней, болтающейся у колен; майка, выпущенная на джинсы из-под старой спортивной курточки; а за спиной, между крыльями, – потертый рюкзачок.

В руках он держал доску с колесиками – «скейтборд».

Начальствующие ангелы-хранители придирчиво осмотрели маленького Ангела и с некоторыми сомнениями пошептались между собой, а потом согласились, что «сойдет и так...».

Только Председатель спросил слегка растерянно:

– А куда же ты денешь крылья?

– О!.. Это элементарно, – улыбнулся маленький Ангел.

Он как-то странно передернул плечами......и крылья сами собой убрались в рюкзак, висевший у него за спиной.

– Так же и обратно, – сказал маленький Ангел и тряхнул плечами.

И крылья сами выпорхнули из рюкзака!

– Сам придумал? – спросил Ученый Председатель ангелов.

– Придумал сам, а с расчетами помог Профессор. – И маленький Ангел благодарно посмотрел на своего Преподавателя.

Старик ласково погладил маленького Ангела по голове.

Но тут два дежурных ангела, не отрывая глаз от своих мониторов, одновременно стали проявлять явное беспокойство...

– Смотрите, смотрите!!! – негромко воскликнули они.

Все бросились к Пульту Наблюдения и на одном мониторе увидели...

... ЗАПАДНОГЕРМАНСКУЮ ПОЧТУ, ТЕЛЕФОННЫЕ КАБИНЫ...

...и Лешку в одной из кабин, говорящего, по телефону.

Неподалеку от Лешкиной кабины слонялся Гриша Гаврилиди, плотоядно разглядывал молодых немецких барышень.

– Мамочка... Мамочка!.. Простите меня! Бабуленька, родная... Папочка, что же мне делать?! – тихо говорил в трубку Лешка, с глазами, полными слез. – Толика поцелуйте, Натанчика нашего... Как там дедушка?.. Родные мои, любимые...

... А на втором мониторе Пункта Наблюдения за Землей все ангелы смогли наблюдать, как в...

... ЛЕНИНГРАДСКОЙ КВАРТИРЕ...

... Фирочка, Любовь Абрамовна и Сергей Алексеевич поочередно выхватывали трубку друг у друга и кричали:

– Лешенька!.. Боже мой, Лешечка... Какое счастье, что ты наконец смог позвонить! Ну, скажи... скажи, чем мы могли бы тебе помочь?!

И, прикрывая трубку ладонью, Фирочка шепотом умоляла Ссрсгу и мать:

– Про папу и Толика – ни слова! Умоляю!.. И про дядю Ваню!..

– Я поеду к Брежневу, Лешенька!!! – кричала Любовь Абрамовна.

* * *

А потом на третьем Небесном мониторе Ангелы увидели то, что стало происходить спустя несколько часов.

Поначалу изображение было заключено лишь в рамки Небесного монитора, а потом заполнило весь наш экран, и мы смогли увидеть...

КОМНАТУ В ОБЩЕЖИТИИ БЕЖЕНЦЕВ...

Узкая, как ученический пенал, комнатенка.

По одну сторону – двухъярусная железная койка для двоих обитателей.

Напротив, через узенький проход к окну, – два металлических шкафчика. Каждый шириной не более сорока сантиметров...

У окна маленький захламленный столик с бутылками дешевой немецкой водки «Корн», открытыми консервными банками, хлебными огрызками...

На нижней койке за столом сидит совершенно пьяный Лешка, силится поднять стакан водки.

Гриша Гаврилиди пытается его удержать, говорит тревожно:

– Не пей, Леха... Кончай! Так же и сдохнуть недолго...

Лешка злобно отпихивает Гришу:

– А ты думаешь, мне так жить хочется?

– Ну что ты болтаешь?.. Ты себя слышишь? Не дури, Лешенька... Второй-то пузырь «Корна» не открывай, тебе говорят! Хватит!

– Пошел ты... «Корн» всего тридцать два градуса.

– Но ты же одну бутылку ноль семь уже охреначил! Может, хватит?!

– Исчезни...

– Ну хорошо – я исчезну... А что ты без меня делать будешь?!

– Тебе налить? – спрашивает Лешка.

– Лсха... Умоляю! Хочешь, на колени встану? – Гриша Гаврилиди бухается па колени перед пьяным Лешкой. – Тебе же завтра в Толстовском фонде стихи читать! С какой рожей ты выйдешь на люди?! Ты что думаешь, публика – дура? Не разберет, с какого ты похмела?.. А там стольник корячится! По пятьдесят марок на рыло! Я уже обо всем договорился...

– Не боись, Гриня. Заработаем мы этот стольник...

– Леха... Придут паши документы из этой сраной комиссии из Франкфурта, легализуемся, встанем на социал, тогда пей сколько влезет. А сейчас...

Гриша стоит перед Лешкой на коленях.

Лешка сидит на нижней койке, смотрит на Гришу тупо и недобро:

– Чего ты ноешь?! Чего ты ноешь, блядь?! Тебе налить, я тебя спрашиваю?!

– О, шоб ты сказывся! – восклицает Гриша и подставляет свой стакан. – Шоб тебя перевернуло тай хлопнуло!.. Ну, плесни сантиметра полтора...

Покачиваясь на нижней койке, Лешка начинает наливать в Гришин стакан водку, а потом в свой...

– Все! Все, все, я сказал! – вопит Гриша. – Леха, Леха, уймись!.. Шо ж ты себе полный стакан наливаешь?! Шо же ты делаешь, сволочь?!

– Да катись ты, менеджер херов... – И Лешка выпивает полный стакан.

Камера медленно отъезжает, и вся эта сцена непотребного Лешкиного запоя оказывается заключенной в рамки Небесного дисплея белоснежного монитора Пункта Наблюдения за Земными страстями в...

... НЕБЕСНОЙ ШКОЛЕ АНГЕЛОВ-ХРАНИТЕЛЕЙ

Очень были взволнованы взрослые ангелы!

– Справишься? – спросил Председатель Ученого Совета ангелов у маленького Ангела.

– Я постараюсь. Я к ним уже очень привык. – Маленький Ангел подумал и честно добавил: – Теоретически.

– Теперь, пожалуйста, попробуй им всем помочь практически, – сказал Главный ангел. – Потому что я совершенно не убежден, что его бабушка сможет попасть к этому... Ну, как его?

– К Брежневу, – подсказал кто-то из ученых ангелов.

– Да, – сказал Главный ангел. – На тебя, малыш, надежды у нас гораздо больше. Лети!

– Я готов, – просто ответил маленький Ангел.

– Лети, мой мальчик. Отваги тебе и мужества!.. – Голос у старого Ангела-Преподавателя дрогнул, и он высморкался в носовой платок.

Маленький Ангел улыбнулся ему, взмахнул крыльями и...

... ПРОСТО ИСЧЕЗ!!!

А потом экран начнет затягиваться молочно-белым туманом, в котором и растворится все, что мы видели до сих пор...

Но не надолго. Еще через три-четыре секунды эта белесая мгла разойдется и мы снова окажемся в...

... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

– Таким образом я и оказался на Земле, – послышался голос сегодняшнего, уже взрослого Ангела. – Чаю хотите, Владим Владимыч?

В.В. приподнялся на локте, с упреком посмотрел на Ангела:

– Вы обещали мне после пробуждения совсем иное...

– Джин, – тут же подтвердил Ангел. – Со льдом. Он уже перед вами. Как заказывали.

Ангел сделал приглашающий жест рукой и показал на прекрасный широкий стакан с джином и кубиками льда, стоящий на столике.

– Я просто подумал, что потом вы захотите еще и чаю.

– Захочу. Но сначала, вместе с джином, я хотел бы услышать о ваших первых практических ангельских шагах по спасению человечества...

– Ну уж дудки! Некоторые Ангелы тоже имеют право на отдых. Вы думаете, мне так уж легко вытаскивать все эти истории из Прошлого и показывать вам? Одновременно – сотворяя для вас джин, яблоки, чай и бутерброды с севрюгой, – сказал Ангел.

– Нашли чем попрекнуть! Подумаешь – пара паршивеньких бутербродиков...

– «Паршивеньких»! То-то вы их стрескали в одну секунду!

– Ангел! Не торгуйтесь. Завлекли меня в эту историю, а теперь торгуетесь, как старая киевская эмигрантка на мюнхенском субботнем фломаркте!

– Я не торгуюсь, – сказал Ангел. – Я пытаюсь отстаивать свои конституционные права на отдых. Ваши перемещения из Сегодняшнего в Прошлое и из Прошлого обратно в Сегодня даются мне не так уж легко. Имею я право на передышку?

– Имеете, имеете, – проворчал В.В. и отхлебнул немного из стакана.

Посмотрел на плавающие в стакане кубики льда и улыбнулся:

– Много лет назад читал повесть в модном тогда журнале «Юность». Там было одно забавное описание. В то время виски, как, впрочем, и джин, считалось напитком отрицательных персонажей. И вот один из таких зарубежных гадов в той повестухе пил... Вслушайтесь, Ангел! Цитирую дословно: «...пил желтое, мутноватое виски из стакана, на дне которого плавали кубики льда...»

– Ничего себе! – удивился Ангел. – Оригинально...

– Я допускаю, что автор этого сочинения мог не знать, что такое виски. Эта гадость в советские времена была положена только заграничным мерзавцам. Поэтому правоверный автор и обозвал виски – «мутноватым». Это мы ему простим. Но вот каким образом кубики льда у него «плавали на дне стакана» – ума не приложу! Нанести такой силы удар по начальной физике шестого класса средней школы даже тогда дано было не всякому!

– Действительно, очень мужественный литератор, – чуточку устало проговорил Ангел.

В.В. вгляделся в Ангела, бодро спросил:

– Отдохнули?

– Не совсем, – признался Ангел.

– Ну, знаете ли!.. – возмутился В.В. – Я тут, можно сказать, выступаю в роли коверного клоуна – заполняю паузы разными баечками, даю вам возможность передохнуть, а вы, понимаете ли...

– Не склочничайте. Не превращайте купе спальиого вагона фирменного поезда в филиал коммуналки!

– Вам-то откуда известно про коммуналки?! – удивился В.В.

– Нам еще в Школе ангелов читали курс истории нашего быта. Давайте сделаем так: я пока кое-что расскажу вам своими словами, а когда очухаюсь окончательно, покажу вам, как все это происходило в дальнейшем. Хорошо?

– Вещайте, – милостиво разрешил В.В. и немного выпил.

– Начну сразу с признания. Я был готов почти ко всему, кроме Лешкиного пьянства! А известие о гибели деда, о самоубийстве Вани Лепехина и то, что ближайшие годы младший брат Толик будет отбывать срок заключения в колонии усиленного режима, – подействовали на Лешку буквально разрушительно.