Двухместное купе

– Что вы имеете в виду? – насторожился В.В.

– Ипподром, – коротко ответил Ангел.

– Какой еще ипподром?!

– Обычный – бега, скачки, рысистые испытания... Я и по сей день мог бы гордиться идеей, которая в То Время пришла в мою мальчишечью голову! И если бы не последующие события... Вам рассказать или вы сами досмотрите?

– Сам досмотрю, – буркнул В.В.

– Не обижайтесь, Владим Владимыч... – мягко улыбнулся Ангел. – Я в полной мере оценил ваш искренний порыв помочь Лешке... Скоро вы поймете, почему я не воспользовался вашей любезностью. Я даже постараюсь, чтобы вы слышали не только диалоги, но и мысли Лешки Самошникова... Мне показалось, что это может быть очень важным для вас...

– Поехали, Ангел! Поехали!.. – нетерпеливо сказал В.В.

– Только, ради всего святого, не подгоняйте меня, – сказал Ангел. – Ваши перемещения во Времени мне даются не так уж легко. Каждое ваше переселение туда, в Прошлое, и возвращение Оттуда выматывают меня так, будто я кубометра три дров переколол!

– Ну да?! – удивился В.В.

– А вы как думали? Эта штука не из легких... Это вам не джин сотворить, не чай с крекерами!

– Кстати, насчет джина...

– Вот насчет джина мы поговорим несколько позже, – решительно сказал Ангел и...

* * *

...купе скорого поезда «Красная стрела» медленно и неотвратимо стало превращаться в...

... КВАРТИРУ ЛЕШИ САМОШНИКОВА. ВЕЧЕР

В выгородке, где расположена кухня, висит календарь.

На календаре – девятое августа.

Лешка подходит к календарю. Смотрит на большие дешевые часы, висящие над календарем.

На часах ровно восемь.

В квадратике чисел, в котором стоит 10 августа, то есть завтрашний день, Лешка толстым черным фломастером ставит жирный крест..

У входной двери раздается звонок

Лешка открывает дверь, и на пороге возникает Гриша Гаврилиди с бутылкой недорогого вина.

– Чтоб я так жил, Леха, как я наконец понял, что такое родина и Советский Союз! – невесело провозгласил Гриша, садясь за узенький столик с двумя табуретками. – Дай штопор!

Лешка протягивает Грише штопор. Гриша мгновенно открывает бутылку и уверенно говорит:

– Я тебе не наливаю, да?

– Ну почему же? – возражает Лешка и выкладывает на стол сыр, помидоры и огурчики. – Полстаканчика и немного водички туда – ничего страшного. С такого коктейля – не загуляю.

Выпили, закусили. Гриша налил себе еще. Лешка отставил свой стакан в сторону, накрыл его ладонью.

– Уважаю, – сказал Гриша. – Так вот, Лешенька, я тебе таки скажу, с чего начинается родина! Таки не «с картинки в твоем букваре»! А с той секунды, когда ты звони’шь...

– Зво’нишь, – поправил его Лешка.

– Нехай зво’нишь... А тогда, когда ты звонишь соседке в дверь и говоришь: «Марь Ванна...» Или: «Софья Соломоновна! Магазин уже закрыт, а мне пара яиц нужны как воздух! Завтра верну три с процентами...» Ну так она, как полагается, пошутит, что мужик без яиц вообще не мужик, но она таки даст тебе эти яйцы!.. И тебе сразу становится радостно, что вокруг тебя живут такие веселые и хорошие люди... Вот это я понимаю – Союз! Это – Родина таки с большой буквы!..

– Очень тонкое наблюдение, – улыбнулся Лешка. Гаврилиди тут же обиделся, опрокинул стакан вина в глотку и заорал:

– А шо такое?! Не, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!.. Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!..

– Ах, Гришенька... – вздохнул Лешка и посмотрел на календарь. На зачеркнутый жирным черным крестом завтрашний день десятое августа. – Теперь это уже не так важно. И какие мы с тобой можем дать гарантии?

– О! – воскликнул Гриша и налил себе еще полный стакан. – Это ж можно просто с дерева упасть – мне все отвечали твоими же словами! Я уже просил не десять тысяч, а хотя бы пять... Я придумал, что возьмем пять, поедем в Бонн, отдадим их этому посольскому крокодилу, а про вторую половину скажем – будут у нас все документы на руках, тогда он и еще пятеру получит! С понтом – мы таки боимся за свои бабки. А как только он нам все ксивы на твой отъезд замастырит – и мы его будем видеть в гробу и в белых тапочках! Пусть попробует кому-нибудь на нас пожаловаться! Как я придумал? Детектив, бля…

– Гениально, – очень серьезно сказал Лешка. – Агата Кристи от зависти могла бы утопиться в своей ванне, а братья Вайнеры рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец... Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!..»

– Но пяти тысяч я тоже не достал... – признался Гриша.

– Я это понял, когда ты стал мне объяснять «с чего начинается Родина», – сказал Лешка. – Рад за старуху Кристи и за ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неудобств и неприятностей всем остальным.

И ВОТ ТУТ В.В. ВПЕРВЫЕ УСЛЫШАЛ, КАК ЛЕШКА ПОДУМАЛ:

«Господи... Как было бы хорошо, если бы Гриша ушел пораньше... Если сегодня, девятого августа, я ЭТОГО не сделаю, то уже завтра у меня может просто не хватить на ЭТО смелости...»

* * *

– Послушай, великий комбинатор, – вслух сказал Лешка. – Тут ты вернул мне кое-какие денежки, которые нам ссудила Лори на дорогу. На-ка, старик, забери их обратно, и когда она вернется из Италии – так ты поблагодари ее и отдай ей эти денежки.

– А у самого руки отвалятся?

– Нет, конечно. Но я хочу завтра с утра электричкой на некоторое время смотаться кое-куда. Один дружок ленинградский объявился... – легко сочинил Лешка.

– Оставь телефон дружка. Мало ли что...

– Видишь ли, Гриня... Он сказал, что будет встречать меня на вокзале. А телефон и адрес его я забыл спросить. Я тебе сам позвоню.

Гриша сгреб деньги, сунул их в карман и посмотрел на часы:

– Ё-мое и сбоку бантик! Без четверти девять!.. Помчался. Я тут с одним жутко ушлым немцем карагандинского розлива договорился встретиться. Может, он чего присоветует?

– Вполне вероятно, – согласился Лешка. – Беги, беги, Гришаня.

* * *

... Потом Лешка одетый лежал на тахте и смотрел в белый потолок, положив руку на телефон...

И СНОВА В.В. УСЛЫШАЛ ТО, О ЧЕМ В ЭТИ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ДУМАЛ ЛЕШКА САМОШНИКОВ:

«...может быть, позвонить домой, в Ленинград?.. Нет, не нужно... Пусть ждут как можно дольше. Это продлит им надежду...

... Я же столько раз видел ЭТО в кино, в театрах... В двух спектаклях я и сам... В «Утиной охоте» и в «Ромео и Джульетте». Потом, правда, я выходил кланяться... Сегодня я вряд ли выйду на авансцену... В прошлом году в театре за кулисами повесился рабочий сцены... Говорили – от ревности. Как было страшно!.. Лицо черно-синее, язык наполовину прикушен... Серая пена из ноздрей, промокшие и обгаженные штаны, носки, ботинки... Лужа мочи внизу... И жуткий, омерзительный запах...

... Нет, нет!.. Господи Боже, помоги мне уйти... Не хочу больше жить!

Я знаю как... Я не умею плавать... Я так стыдился этого с детства... А как прекрасно и бесстрашно плавал наш Толик-Натанчик! С четырех лет!..

... Наверное, нужно что-то написать... Так все делают. А кто это потом прочтет? Полиция? Вызовут переводчика – переводить последнее письмо утопленника...

... Гришу Гаврилиди будут допрашивать... Нему Френкеля. Лори... Лариску Кузнецову – умную и решительную, добрую и деловую американку... С нерастраченной бабской нежностью, не растоптанной и не стертой ежедневными профессиональными упражнениями... Хорошо, что она сейчас в Италии!..

... Интересно, в Бонн, в наше посольство сообщат? Чтобы этот говнюк, этот взяточник хоть поперхнулся бы!.. Да нет... Вряд ли. При чем тут наше посольство?..

... Не буду ничего писать! Любое слово, любая строчка из моего последнего письма могут кому-нибудь невольно напакостить. Пусть это выглядит как «несчастный случай»... Тогда никого не тронут...

... Который час?»

* * *

Не вставая, Лешка посмотрел на наручные часы.

На циферблате в маленьком выпуклом окошечке стояло «9 авг», а стрелки показывали одиннадцать часов.

«... Неужели мне осталось жить всего один час?..» – ПОДУМАЛ ЛЕШКА.

Он встал, выложил из карманов документы на кухонный столик, чьи-то визитные карточки, клочки бумажек с телефонами, и единственную двадцатимарочную купюру.

Документы и деньги оставил на столе, а визитки и бумажки с телефонами разорвал в клочки, прошел в туалет и там ссыпал их в унитаз. И спустил воду...

Тут Лешку зазнобило и он накинул на себя легкую белую курточку.

Погасил повсюду свет, вышел на лестничную площадку и аккуратно запер квартиру.

Спустился на лифте под козырек подъезда и бросил ключи от своей квартиры в свой же почтовый ящик.

ГОРОД, РЕЧКА В ЦЕНТРЕ, МОСТ... 11 ЧАСОВ 20 МИНУТ ВЕЧЕРА

К десяти вечера западногерманские города уже спят.

Где-то еще теплятся ночные клубы, казино, бордели... Но магазины уже закрыты, в кафе и ресторанчиках убирают грязные скатерти, тушат свечи.

В окнах домов почти не видно света. Немцы спят...

В одиннадцать исчезают запоздалые прохожие. Еще может промчаться по городу старый «порше» с опущенными боковыми стеклами. Там будут сидеть гордые и глуповатые молодые турецкие люди, а автомобильные динамики будут исторгать занудливые восточные мелодии...

И будет через этот город протекать небольшая речка, а через нее, соединяя обе половинки города воедино, будут переброшены старые мосты, один из которых обязательно будет называться Кайзербрюкке – Королевский мост. Как в каждом советском городе была улица Ленина.

Вот именно посередине такого Кайзербрюкке девятого августа, в половине двенадцатого ночи...

...стоял очень одинокий Алексей Сергеевич Самош-ников.

Стоял Лешка под слабым светом фонарного столба свои последние минуты неудавшейся жизни и смотрел с моста в черную воду.

И казалось Лешке, что видит он, как...

...его мама – Фирочка Самошникова, папа – Сергей Алексеевич, бабушка – Любовь Абрамовна, младший братишка Толик-Натанчик (почему-то в наручниках и ножных кандалах!..), а также мертвый дедушка Натан Моисеевич, при всех своих орденах и медалях, и покойный дядя Ваня Лепехин...

...стоят перед ним, протягивают к нему руки, и все вместе – и живые, и мертвые – плачут и беззвучно умоляют своего Лешку не делать ЭТОГО, упрашивают его подождать хоть немного... Ну хоть совсем чуть-чуть!..

И Лешка горько плакал вместе с ними, понимая, что это всего лишь наваждение, предсмертный бред...

Он прижался грудью к теплому каменному ограждению моста, слегка перегнулся вперед и посмотрел вниз, стараясь разглядеть тихую черную воду вялой городской реки, но воды в темноте так и не увидел...

В.В. УСЛЫШАЛ ПОСЛЕДНИЕ ЛЕШКИНЫ МЫСЛИ:

«... Боже мой... Ну почему они так экономят на свете?.. Неужели нельзя было сделать фонарь поярче...»

Лешка поднял голову, посмотрел вверх на тусклый фонарь.

«... Даже воды не видно. Я вот сейчас туда брошусь – и не утону. А только разобьюсь... Господи!.. Да какая разница?! О чем это я?!»

* * *

Лешка решительно выпрямился и только хотел закинуть ногу через ограждение...

...как неожиданно увидел некое движение с левой и правой набережных к нему, стоящему на самой середине моста.

От левой набережной на мост медленно въезжала полицейская патрульная машина, сверкая синей проблесковой мигалкой...

...а с правой стороны к Лешке мчался какой-то мальчишка лет двенадцати с рюкзачком за плечами и пачкой газет в руках.

– Вечерние новости!!! Вечерние новости!!! Самая популярная вечерняя газета «Абендвельт»! Последние вечерние новости!!! Только в «Абендвельт!..

Причем мальчишка явно старался опередить полицейский автомобиль и первым доскакать до Лешки!

На мгновение Лешке причудилось, что маленький продавец вечерних газет не бежит к нему, а как-то странно летит в нескольких сантиметрах над тротуаром...

Но больше всего Лешку волновала полицейская машина.

И ПОДУМАЛ ЛЕШКА В ЭТОТ МОМЕНТ:

«... Не хватает еще, чтобы меня спасала полиция... Пройдет совсем немного времени, и моя решимость сменится унизительной трусостью... И я уже никогда ЭТОГО не сделаю... Ну почему мне так не везет?.. За что, Господи?!»

* * *

Маленький продавец вечерних газет неожиданно оказался совсем рядом. Лешка слишком засмотрелся на приближающуюся полицейскую машину...

Этот голубоглазый и светловолосый мальчишка с рюкзачком за спиной (а это и был наш Ангел...) даже не запыхался!

– Послушай... – растерянно сказал Лешка. – Я же тебя откуда-то знаю... Где же я тебя видел? Где же это было?..

Но Ангел только улыбнулся Лешке и сунул ему в руку газету.

Одновременно с улыбкой Ангела тусклый фонарь на столбе стал светить все ярче и ярче...

Лешка машинально полез в карман куртки за мелочью.

– Спасибо, не нужно! – счастливо улыбнулся ему голубоглазый пацан...

...и помчался куда-то своим странным, парящим бегом, не касаясь поверхности моста Кайзер-брюкке.

– Это он мне сказал по-русски... – неуверенно, вслух проговорил Лешка, но пацана уже не было и в помине.

А полицейская машина медленно приближалась...

Чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений, Лешка развернул газету и сделал вид, что просматривает последние вечерние новости ушедшего дня. Ну, не спится человеку, вот он и вышел пройтись по мосту с газетой...

И вдруг!..

Первая же страница «Абендвельт» потрясла Лешку до состояния помешательства!!!

Там стояла дата выпуска газеты – «10 августа. Суббота»!!!

Лешка мгновенно посмотрел на свои наручные часы: на циферблате было без семи минут двенадцать, а в выпуклом окошке календарика – «9 авг. Фрайтаг». То есть пятница!!!

ВОТ КОГДА ЛЕШКА ЗАПАНИКОВАЛ, И МЫСЛИ ВСКАЧЬ ПОНЕСЛИСЬ В ЕГО ГОЛОВЕ:

«Это что же... ЗАВТРАШНЯЯ ГАЗЕТА?! Черт побери!.. Этого не может быть! Нет... Я что-то путаю...»

Лешка снова вгляделся в заголовок, в цифры под ним...

Сомнения не было! «10 августа. Суббота»!..

«Но эта газета должна выйти только завтра вечером, после шести часов...» – ПРОМЕЛЬКНУЛО В ГОЛОВЕ У ЛЕШКИ, но...

...тут около него остановилась полицейская патрульная машина.

Оттуда вылез молодой рослый парень в форме и небрежно положил руку на кобуру пистолета.

Второй полицейский остался сидеть за рулем. Из автомобильной рации сквозь эфирные разряды неслось какое-то бормотание.

– Могу вам чем-нибудь помочь? – настороженно спросил полицейский.

– Да... – хрипло сказал Лешка. – Какое сегодня число?

Полицейский придвинулся к Лешке, принюхался к нему, внимательно заглянул в глаза и, не учуяв ни алкоголя, ни наркотиков, ответил:

– Сегодня ДЕВЯТОЕ августа.

– А день?

Тут полицейский для верности посмотрел на свои часы:

– Пока еще ПЯТНИЦА. Без двух минут двенадцать. А почему это вас интересует?

Лешка снова очумело глянул в газетную «шапку», увидел дату – «10 августа. Суббота», и, заглянув на последнюю страницу газеты...

...увидел там то, что уж совсем поразило его воображение!!!

Полицейский напряженно следил за Лешкой.

– Что-нибудь случилось? – спросил он строго. Но Лешка быстро сунул газету в карман куртки и не задумываясь ответил полицейскому:

– Какой ужас! Я совсем забыл поздравить свою подружку с днем рождения!..

Абсолютно лживое, но блистательно сыгранное Лешкино заявление разрядило напряженную обстановку.

Полицейский облегченно ухмыльнулся и стал забираться в свой желто-зеленый автомобиль, говоря Лешке:

– Если вы немедленно примчитесь к ней, она вас простит, уверяю. Но где вы в это время достанете цветы – даже представить себе не могу. Не вздумайте рвать их на чьей-то клумбе. Хотя я на вашем месте – сделал бы именно так...

Лешка смотрел вослед уезжавшим полицейским, и как только их проблесковые фонари свернули с моста на набережную...

... Лешка выхватил газету из кармана и развернул ее трясущимися пальцами.

На последней полосе ЗАВТРАШНЕЙ газеты он снова увидел то, что так поразило его три минуты назад.

Это была информация городского ипподрома о результатах еще не состоявшихся завтрашних рысистых испытаний!!!

Десять заездов!..

Десять имен жокеев!..

Десять кличек лошадей, выигравших каждый заезд!!!

Сегодня, в начале ночи, Лешка держал в руках список всех победителей завтрашнего ипподромного дня...

Лешка медленно пошел к набережной, держа в руках эту газету.

... А потом одиноко шел по чужому ночному пустынному городу и очень...

... СОСРЕДОТОЧЕННО РАЗМЫШЛЯЛ:

«Так... Лори хотела отвезти меня на ипподром в среду... Она сказала, что там играют в среду и субботу. Так?.. Тогда же я позвонил в Ленинград... Ни о каком ипподроме уже не могло быть и речи... В четверг Лори улетела в Италию, а мы поехали в Бонн... Это было восьмого. Вернулись в тот же день – вчера. Это все еще был четверг – восьмое... Сегодня с утра – пятница... девятое... Следовательно, суббота – завтра. А в руках у меня... Значит, я уже сегодня, в пятницу, знаю, кто выиграет в субботу во всех десяти завтрашних заездах?! Ах, жаль, что нет Лори... Может быть, самому попробовать?.. Главное – выучить весь список победителей, чтобы завтра не засвечивать эту потрясающую газетку!.. Лори говорила, что там крутятся очень большие деньги! Десятки тысяч... Тогда и тому посольскому хватит, и Гришку можно будет обеспечить на будущее... Самому не с пустыми руками домой вернуться... Взять Гришку с собой на ипподром... Только о газетке ему – ни слова! А то этот „грек с-под Одессы“ наверняка по запарке что-нибудь ляпнет не вовремя...»

* * *

Лешка стоял в слабо освещенной телефонной будке. После шестого или седьмого гудка услышал кашляющий, хриплый со сна голос Гаврилиди:

– Алло... Слушаю...

– Гришаня, – сказал Лешка, – у меня две новости. Одна хорошая, одна плохая.

– Леха, ты, что ли? – сонно спросил Гриша.

– Я. С какой начать?

– Валяй с плохой. Что сегодня может быть хорошего? Ну, уже!.. Не тяни кота за хвост.

– Вышел прогуляться перед сном – потерял ключи от квартиры, не могу попасть домой.

– Приезжай. В одной камере на одной параше сидели, что же, Гриша тебе места не найдет?

– Спасибо. А хорошую новость я тебе расскажу при встрече.

– Могу себе представить... – кисло проговорил Гриша. – Давай двигай.

КВАРТИРА ГРИШИ ГАВРИЛИДИ. ГЛУБОКАЯ НОЧЬ...

Сидели в одних трусах друг против друга – Гриша на своей кровати, Лешка на узеньком диванчике.

Пили горячий чай из толстых фаянсовых кружек.

–...а перед самой моей вечерней прогулкой, мать ее за ногу, вдруг позвонила из Италии Лори, – вдохновенно сочинял Лешка. – И говорит: завтра суббота, на ипподроме скачки... Или бега – понятия не имею.

И у меня, говорит, там есть один знакомый паренек-жокей. Зовут его Клаус Вальтершпиль. Он будет ехать...

– «Скакать», наверное... – неуверенно предположил Гриша.

– Один хрен... Он будет скакать на кобыле по кличке Дженифер.

– Как лошадь зовут? – вдруг переспросил Гриша.

– Дженифер.

– Надо же! – удивился Гриша.

– Не перебивай. И Лори сказала, что это будет самый первый заезд. А этот ее Клаус обещал ей этот заезд выиграть! У них там своя кухня... Как в любом бизнесе. И Лори мне и говорит...

– Слушай, Леха! Какая она для нас Лори? Лариска она...

– Ты можешь заткнуться?! – рявкнул Лешка. – Тебе какая разница? Слушай дальше! Если, говорит она, у вас остались деньги от тех пятисот марок – поезжайте в субботу на ипподром и поставьте их на этого Клауса и его Дженифер. Проиграете – хрен с ним, выиграете – все ваше! Вот такие пирожки, герр Гаврилиди. Ты когда нибудь играл на бегах?

– Не-а... В буру играл, в очко шпилил, в дурака, естественно... В рамс... Я ж с-под Одессы, а у нас – море, пляжи, пароходы... С лошадями у нас было не очень. Как-то не уважали мы это. То ли дело – берешь лодочку, сажаешь в нее такую классную отдыхающую чувиху, пудришь ей мозги, загребаешь в камыши и... Объяснять дальше?

– Не надо. Давай спать.

* * *

... Гриша уже давно храпел, а Лешка заучивал наизусть очередность победных заездов и клички выигравших лошадей, постоянно сверяясь с завтрашним газетным отчетом.

ВОТ И ОПЯТЬ МЫ УСЛЫШИМ ЛЕШКИН ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС:

«...первая – Дженифер... Второй – Шагал. Ничего себе кликуха для жеребца! Третий – Клиф, четвертый... Кто же четвертый?! Мать-перемать...»

Зажигать свет не рискнул. Осторожно глянул на храпящего Гришу, приподнял газету так, чтобы на нее падала полоска лунного света из окна, и, с трудом различая буквы, прочитал в информационном отчете: «Четвертый – Бобо!.. Ну, правильно же! Черт бы его побрал... Четвертый – Бобо...»

Сложил газету и, глядя в потолок, стал повторять то, что уже выучил:

–...пятый – Вилли, шестой – Адонис, седьмой – Чарли-Браун, восьмая – Пикулина. Девятый – Тимбер, десятый – Томми... Уф... Итак, сначала: первая – Дженифер, второй – Шагал... Простите, дорогой Марк Захарович, я тут совершенно ни при чем... Третий – Клиф... Господи! Где же я видел этого белобрысенького пацана?.. Эти голубые глаза... Этот рюкзачок... И как он странно бежал по мосту!.. Будто летел над ним!.. Словно какой-то маленький Ангел... Уж не он ли удержал меня за шкирку на этом свете?..

Наверное, именно с этой мыслью Лешка и заснул.

Луна по своим ночным законам куда-то сдвинулась, и в комнате стало совсем темно...

А могучий храп Гаврилиди сам собой переходит в...

...грохот несущегося железнодорожного состава.

НОЧЬ... ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА МОСКВА – ПЕТЕРБУРГ

Мчится «Красная стрела» в Петербург...

Проносится мимо сонных полустанков, с грохотом пролетает разъезды, проскакивает сквозь станции маленьких городков...

Уносятся назад устаревшие водокачки, древние семафоры, жалкие будки стрелочников...

Летит скорый поезд с темными спящими окнами.

И лишь одно вагонное окно слабо светится желтым светом – это окно...

... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

– Владим Владимыч... Владимир Владимирович! Откройте, откройте глаза. Вот так... Возвращайтесь, возвращайтесь, – услышал В.В. голос взрослого Ангела.

– Ну, нельзя же так, Ангел... – сонно произнес В.В. – В самый, можно сказать, волнующий момент...

– Отдохните, отдохните. Подолгу находиться в Ушедшем и Прошлом Времени для пожилого человека вредно и небезопасно. Утрачивается четкое ощущение сиюминутной реальности, появляется ностальгическая растерянность, сбивается шкала оценок. Да мало ли что еще!..

В.В. сел, поджав под себя ноги, и закурил. Ангел тут же выставил невидимую защиту своей половины купе.

– Слушайте, Ангел! С этой завтрашней газетой – трюк совершенно феноменальный! Да еще в двенадцать лет – уму непостижимо!

– В тринадцать, – поправил Ангел. – Нам с Толиком-Натанчиком исполнилось по тринадцать одновременно. Ему в колонии строгого режима, а мне в Германии, в тот день, когда мы были с Лешкой и Гришей в Бонне, в советском посольстве.

– Знаете, Ангел, что мне безумно интересно? Во-первых, как вам пришла в голову идея завтрашней газеты – это раз. И каковы ваши детские впечатления от посещения нашего посольства Того Времени – это два. Сохранились они в вашей памяти?

– Еще как! – воскликнул Ангел. – Да так явственно, будто это происходило на прошлой неделе...

– Секунду! – прервал его В.В. – Мне не очень ловко напоминать вам, но совсем недавно вы что-то говорили про джин... Дескать, «не сейчас, а немного попозже...». Я только хотел спросить: «попозже» – это когда?

– Пардонэ муа, как говорят французы. – Ангел слегка смутился и спросил нарочитым тоном официанта: – К джинчику что прикажете? Солененькие крекеры или севрюжку горячего копчения?

– Обойдемся крекерами, – рассмеялся В.В.

– Прошу к столу! – сказал Ангел.

Перед В.В. стоял уже знакомый широкий стакан с толстым дном, в котором от вагонной вибрации плескался джин со льдом. Рядом – вазочка с крекерами...

– Ну, спасибо, Ангел, уважил старика! Ваше здоровье! – В.В. отхлебнул джин, закусил крекером. – Слушаю самым внимательным образом...

– Начну с посольства, – сказал Ангел. – Наверное, там встречались и хорошие ребята, но в кабинете, где мы были с Лешкой и Гришей, мне впервые захотелось иметь в ангельском арсенале не только Хранительные функции, но и Карающие! Я до сих пор убежден, что наряду с ангелами-хранителями должны существовать и ангелы-наказатели. Что-то вроде Ангельского Спецназа...

– Довольно смелая мысль, – покачал головой В.В. и выпил.

– Мысль же о завтрашней газете мне практически подсказала Лори, когда предложила Лешке поехать с ней на ипподром. Я уже тогда связался с нашим Небесным Отделом Ангелоинформатики и получил все материалы о скачках и бегах в закодированном виде. А когда этот вонючий дипломат за возвращение Лешки домой запросил десять тысяч, мне и пришла в голову завтрашняя газета. Остальное вы видели. Эта же газета сработала, когда Лешка Самошников попытался свести счеты с жизнью.

– Но как вы узнали победителей еще не состоявшихся заездов?!

– Владим Владимыч, дорогой вы мой... А как я сейчас помогаю вам гулять из одного Времени в другое? В каждой профессии существует свой набор технических средств и приемов. Вы ведь уже не спрашиваете – откуда взялся вот этот джин, как появились эти соленые крекеры... Вы сами-то когда-нибудь играли на бегах?

– Ни в жисть.

– И на ипподроме не бывали?

– Один раз, лет тридцать назад, в Москве. С барышней, которую я безуспешно пытался склонить к греху, я обедал в ресторане ипподрома на Беговой. Помню, был сильно «взямши», а посему грех не состоялся.

– Но что-нибудь о бегах, о скачках, о системе ставок, о легендарных выигрышах и трагических проигрышах вы слышали? – спросил Ангел.

– О чем-то читал, что-то видел на экране... Знаю только, что если какая-нибудь кобыла Дунька, которую никто в расчет не принимал, вдруг придет первой, то тип, который сдуру поставил на эту Дуньку, получит кучу денег...

– Совершенно верно! – обрадовался Ангел. – И наоборот: все поставили на элитарного жеребца Молодца. Тот пришел первым – все получили копеечный выигрыш. Уяснили?

– Да. И как прошел первый заезд? – нетерпеливо спросил В.В.

– О... Первому заезду предшествовало много событий, – сказал Ангел. – Я был абсолютно уверен в успехе, но нервничал чудовищно! У меня кончики крыльев тряслись от волнения... Я отвечал за Лешку перед Ученым Советом нашей Школы, перед всем Небом, перед самим Господом... Но в первую очередь – перед самим собой! Потому что привязался к Лешке, как тогда казалось, на веки вечные...

НЕБОЛЬШОЙ, УЮТНЫЙ ИППОДРОМ. ДЕНЬ, СОЛНЦЕ

Когда Лешка и Гриша пришли на ипподром, народу было еще совсем мало.

Гриша сверил места с билетами, усадил Лешку и сказал:

– Леха, я взял места подешевле, шоб мы могли подольше продлить свою финансовую агонию. Ты тут посиди, а я кое-куда смотаюсь...

Он убежал, а Лешка огляделся и проверил, на месте ли газета с именами победителей еще не состоявшихся заездов.

Газета была на месте, под курткой. Свернута она была так, чтобы, не вынимая ее, можно было прочитать список лошадиных кличек...

Лешка осмотрелся.

Люди все прибывали, скамейки заполнялись.

На дорожках разноцветные наездники «разминали» лошадей короткими пробежками.

Завсегдатаи собирались кучками, что-то отмечали в программках сегодняшних заездов, шушукались...

Прибежал Гриша, принес Лешке картонную тарелочку с жареной колбаской и кетчупом и бумажный стаканчик с кофе.

С собой Гриша привел человека лет шестидесяти.

Сильно поношенный клубный пиджак с тускло-медными пуговицами, серые старенькие, но отглаженные брюки, не очень свежая рубашка с галстуком-бабочкой и почти новенькие кроссовки. Носков у господина не было.

– Знакомься, Леха! – радостно сказал Гриша. – Это Виталий Арутюнович Бойко. Можно просто Арутюныч. Уже девять лет здесь кантуется. С Москвы...

– Из Москвы, – поправил его Лешка.

– Нехай «из». А это, Арутюныч, заслуженный артист РэСэФэСээРа Алексей Самошников!

– Как же, как же! Очень наслышан!.. – тут же соврал Арутюныч. – Когда-то это был мой мир – ипподром на Беговой, Михал Михалыч Яншин, Николай Афанасьевич Крючков, Ванечка Переверзев...

– Никакой я не заслуженный, – смутился Лешка. – Здравствуйте.

Гришка наклонился над Лешкой, зашептал, оглядываясь по сторонам:

– Леха... У этого Арутюныча здесь все схвачено! Всякие там жокеи, конюхи... Он здесь свой человек и с этого живет! Мы счас врезали по пивку – я угощал, у него мелких не было, – так с им все здоровкались я не знаю как!.. А один хмырь сказал: «Арутюныч – легенда ипподрома». Чуешь?.. Он согласился нам помогать... То есть «наводить на верняк»! Он нам будет говорить – на кого ставить. И всего за десять процентов...

Арутюныч откашлялся, красиво наклонил голову: