Двухместное купе

– Ну что за чушь, Владим Владимыч?! – проговорил Ангел, надевая очки и укладываясь. – От силы два – два с половиной метра...

В.В. отхлебнул джин из стакана, возмутился:

– Что вы мне вкручиваете? Это на ваши-то девяносто килограммов веса?!

Ангел приподнялся на локте, посмотрел на В.В. поверх очков:

– На какие девяносто? Когда крылья мне были положены по штатному расписанию, во мне было всего сорок-сорок пять кило... Я был ребенком. Что-то вроде сегодняшнего пятиклассника. А вы – «пять метров», «пять метров»... В то время мне такими крыльями и не взмахнуть было бы!

В.В. молча, в упор посмотрел на Ангела и подумал: «Или этот сукин сын вешает мне лапшу на уши, или...»

– Никто вам лапшу на уши не вешает! – недовольно сказал Ангел. – Вы спросили – я ответил.

Тут В.В. совсем обозлился:

– Немедленно прекратите демонстрировать мне свои паранормальные фокусы! И не смейте подглядывать за моими мыслями!!!

– Да ради всего святого, – досадливо ответил Ангел и уткнулся в отдел происшествий «Московского комсомольца».

– Простите... – устыдился В.В. – Я, наверное, слегка перекушал.

– Да нет же, – сказал Ангел. – Вы на удивление в прекрасной форме. Но когда вы начинаете выдумывать обо мне всяческие небылицы, да еще и пытаетесь обосновать их своей примитивной теорией полета, которая ко мне не имеет никакого отношения, я просто обязан уберечь вас от ваших же заблуждений. В конце концов, это мой профессиональный долг!

– Какой еще «профессиональный долг»?! – удивился В.В.

– Обыкновенный. Ангельский. Так сказать, долг нормального ангела-хранителя.

В.В. плеснул себе немного джина в стакан и, словно впервые осознав, кто его сосед, осторожно спросил:

– Слушайте... Так вы что... В самом деле? Этот... Ну как его? Ангел?!

Ангел отложил газету, поднял очки на лоб, посмотрел на В.В. голубыми, широко расставленными глазами. Ответил негромко, внимательно наблюдая за реакцией В.В.:

– Да, я – профессиональный Ангел. Но не в классическом представлении образа, который веками складывался у верующих и страждущих. Кстати, в образе которого я и сам пребывал почти тринадцать земных лет, когда беззаветно служил Единой Вере и был одним из лучших учеников Господа. Пока не усомнился в его непререкаемой канонической правоте...

В.В. выпил, потрясенно пробормотал:

– Батюшки-светы!.. Так вы еще и отступник?! Так сказать, Ангел-расстрига?.. Ничего себе уха!

– А что вас так удивляет, Владим Владимыч? – глядя на В.В. поверх очков строгими голубыми глазами, сказал Ангел. – Чем вас так поразило мое «отступничество»? Что вас так шокировало во мне – рядовом Ангеле, когда на ваших глазах происходит такое всеобщее и великое «вероотступничество», которого никто даже и предположить не мог! Так что мой пример должен вас только позабавить, не более. Что это может вас так удивить, когда официально открыт ежедневный сезон охоты друг на друга, в котором гибнут сотни тысяч людей во всем мире, а виноватых в этой кровавой бойне охраняет такое количество натасканных волкодавов, что к ним и не подступиться... Разве только внутри их собственной стаи один перегрызет глотку другому своему собрату по общему воровскому делу. А вас не удивляет, что все эти ребята, будто по команде, стали истерически возводить храмы Господни, неумело креститься, кликушествовать со свечечками в руках и фальшиво отпевать ими же убиенных?.. И уж коль все это происходит на ваших глазах, дорогой Владим Вдадимыч, чего уж вы так поразились моей утрате веры во всемогущество Господа?

– Да слышал я это уже все, Ангел! – раздраженно ответил В.В. – Сотни раз слышал... От ленинградских и московских Приятелей, от нью-йоркских, лос-анджелесских и мюнхенских эмигрантов, от себя, любимого, наконец!..

– Так если это для вас не новость, какого же... извините!...вы так взъерепенились?

В.В. злобно приподнял бутылку: джина там оставалось на донышке – сантиметра два, не больше.

– Доступно объясняю! – потряхивая почти пустой бутылкой, нервно проговорил В.В. – Мне неприятно, что вы – молодой, здоровый парняга – несете мою страну по пням и кочкам и этак укоризненно поглядываете на меня своими голубыми глазками. Дескать, перед вашими очами, уважаемый Владимир Владимирович, все это происходит, а вы в это время сидите в своем чистеньком, ухоженном Мюнхене, в ус себе не дуете и сочиняете сказочки про говорящих котов!..

– А вас действительно в этом мире все так уж устраивает?

В.В. был достаточно пьян и поэтому резко ответил Ангелу:

– Это вы, сударь, спустились к нам на землю откуда-то из-под заоблачных высот, а я тут семьдесят пять лет прожил!.. Так что мои претензии к моей стране посерьезнее ваших! Только не вздумайте мне пудрить мозги и утверждать, что все это вы осознали и ощутили в себе еще в щенячье-ангельском возрасте Божьего пятиклассника сорока килограммов весом. А то, помню, в Мюнхене на радио «Свобода» я встречал одну бывшую мосфильмовскую поблядушку забальзаковских лет, которая всерьез убеждала всех, что ненависть к советской власти и ко всему русскому она почувствовала еще в детском саду, сидя на горшке...

Вот тут Ангел утратил свою интеллигентную сдержанность и мягкость. Он сдернул очки с носа и захохотал. Даже закашлялся от смеха.

От этого ему пришлось подняться и сесть напротив В.В.

– Нет, правда?!. – в восторге спросил он.

– Правда, правда, – проворчал В.В., выливая остатки джина в стакан.

– Яблочко. – Ангел глазами показал на разделявший их столик.

Там лежало большое прекрасное целехонькое яблоко!

– Вам бы в цирке работать, – проворчал В.В. и выпил, закусив этим, не известно откуда взявшимся, яблоком.

– Для цирка эти трюки мелковаты, – возразил Ангел.

В.В. с сожалением опустил пустую бутылку под столик, осторожно спросил:

– А выпивки вы не могли бы мне грамм сто спроворить? «Бифитер» не обязательно. Можно «Гордон», можно и подешевле... А то у меня тут еще пол-яблочка без дела завалялось.

– Нет, – мягко улыбнулся Ангел. – Алкоголь у нас обычно идет по... несколько иной линии. Я бы сказал – по противоположной.

В.В. отставил в сторону пустой стакан и настырно заявил:

– Жаль, жаль... Очень жаль! А я так надеялся на вашу «ангельскую» доброту и профессиональную готовность помочь страждущему...

Но Ангел только улыбнулся сочувственно и внимательно посмотрел на В.В.

И ТУТ МЫ УСЛЫШИМ ТО, О ЧЕМ ВДРУГ НЕОЖИДАННО ПОДУМАЕТ В.В.:

«А может, действительно чайку бы сейчас крепенького? „Эрлгрейского“! С лимончиком. Да еще бы из моей старой толстой фаянсовой кружечки... А джин там, или виски, или даже коньячок – ну их к лешему!.. Так вот надерешься на ночь, задрыхнешь, а сердечко во сне возьмет да и остановится. То-то Иришке хлопот потом... Да и дел еще невпроворот. Катюшку повидать нужно... И себя, родимого, жалко до слез...»

– Ну вот и ладушки, – тепло улыбнулся Ангел. – Пейте, пейте свой «Эрл Грей», Владим Владимыч. Только осторожней – не обожгитесь. Горячий! И лимончик не забудьте...

И тут В.В. увидел, что на купейном столике перед ним неожиданно возникла его любимая старая толстая фаянсовая чашка с крепким горячим чаем. А на блюдечке – сахар, аккуратная долька лимона...

– Ну знаете! – потрясенно сказал В.В. – Дэвид Копперфильд может повеситься от зависти... Или это тоже из разряда «мелких трюков»?

– Что, Владим Владимыч? – невинно спросил Ангел.

– Да все вот это! И то, что мне вдруг выпить расхотелось, и чай – именно «Эрл Грей»... И кружка моя любимая фаянсовая... Я эти трюки имею в виду!

– Нет, – сказал Ангел, – это уже не трюки. Это я бы квалифицировал как нечто инстинктивно-профессионально-охранительное. Чем мне, по существу, и положено заниматься.

В.В. опустил лимон в чай, положил туда сахар и, помешивая ложечкой, хрипловато промурлыкал:

... И тогда с потухшей елки

Тихо спрыгнул желтый Ангел,

И сказал: «Маэстро, бедный,

Вы устали, вы больны...»

Ангел усмехнулся:

– Простим старика Вертинского. Стишата, прямо скажем, не фонтан. И категорически не про вас. Надеюсь, вы человек не бедный, а судя по тому, сколько вы выпили на моих глазах, вашему здоровью может позавидовать любой крепкий мужик!

– Все, все! – прихлебывая горячий чай, расслабленно проговорил В.В. – Завтра с утра начинается светлая, радостная и абсолютно трезвая жизнь...

– Ну-ну, – одобрительно сказал Ангел и улегся на свое место.

Он вооружился очками и стал проглядывать «Московский комсомолец».

А В.В. пил чай, смотрел в ночную черноту за окном и думал: «...встретит меня внучка Катерина или нет?.. Наверное, встретит... Катька – существо умненькое, хитренькое и горячо любимое нами. Мы ее, конечно, немного придумали для себя, но... Кто не сочиняет для себя любимых, пусть первый бросит в меня камень!»

– А сколько лет вашей внучке, Владим Владимыч? – спросил Ангел.

– А откуда это вы знаете, что у меня есть внучка?

– Но вы же только что о ней думали, – пожал плечами Ангел.

– Восемнадцать, – напряженно ответил В.В.

– Чего это вы так вдруг насторожились, словно я пытаюсь посягнуть на честь вашей внучки Кати? – удивился Ангел.

– Ах, вам даже известно, что ее зовут Катя?

– Естественно.

– Боюсь, что разочарую вас – наша Катя давно и совершенно самостоятельно распоряжается своей «честью». Поэтому меня уже ничего напугать не может! И вообще, давайте сменим тему. Вот объясните мне, старому, ни во что не верующему сочинителю: почему это вы – Ангел – поездами ездите? Куда же девался старый, добрый ангельский способ передвижения? Так сказать, «по небу полуночи ангел летел...», а? И кстати, где ваши крылья, Ангел?

Ангел мягко улыбнулся, поднял очки на лоб, повернулся к В.В.:

– Ну прямо как в записных книжках Ильфа: «... Где же твои крылья? – У меня отобрали крылья...» Так вот, Владим Владимыч, крыльев я был лишен много лет тому назад. Как вы сами изволили выразиться, именно в «щенячье-ангельском возрасте».

В.В. откровенно зевнул. Спросил без малейшего интереса:

– За что крылышки-то отобрали? За неуспеваемость?

– Да нет. Там историйка была позабавнее. Если хотите – могу поведать. Вдруг вам пригодится? Как литератору...

– О, черт вас подери!.. – в отчаянии воскликнул В.В.

– Вот это уже совсем ни к чему, – строго сказал Ангел.

– Простите... Но если бы вы знали, Ангел, сколько раз в своей литераторской жизни я слышал эту фразу!.. Почему-то все свято убеждены, что их существование в этом мире – уникально и требует немедленного отражения в любой форме изящной словесности! И когда им случайно встречается какой-нибудь писатель, сценарист или журналист...

– О Боже!.. Ну, не хотите – не слушайте, – досадливо сказал Ангел.

– Я не о конкретном случае, я – вообще. Знаете, откуда это? Еще из советских времен, когда с экранов и театральных сцен мудрые седоусые рабочие учили уму-разуму главных инженеров, а деревенские дедушки в лапоточках балагурили философскими сентенциями... Вколотили в головы совбедолагам, что «искусство всегда в долгу перед народом». Бросили эту тухлую косточку двухсотмиллионной толпе своих граждан в компенсацию за все их унижение и бесправие, а эта несчастная толпа взялась всерьез эту косточку мусолить. Господи!.. Сколько же поколений должно прожить Свою Жизнь, чтобы окончательно избавиться от этой вонючей и лживой шелупони?!

– Минимум – три, – тихо сказал Ангел. – Одно уже выросло. Осталось два. Но я и не пытался всучивать вам сюжетец, Владимир Владимирович. Мне просто причудилось, что вам это может показаться любопытным.

– Простите меня, Ангел! Извините меня – старого и подозрительного дурака...

– Что вы, что вы, Владим Владимыч! – Ангел озабоченно посмотрел на свои модные и очень дорогие часы. – Батюшки, и вправду – поздно-то как! Спать, спать, спать! Недосып вреден в любом возрасте. А то завтра утром на перроне ваша внучка Катя может вас и не узнать.

– Ну уж дудки! Валяйте свою историю, Ангел. Только я прилягу, с вашего разрешения, – решительно возразил В.В.

– Конечно, конечно. Ложитесь и, мало того, выключите над собой свет и прикройте глаза. О’кей?

В.В. улегся, погасил ночник и рассмеялся:

– О’кей, о’кей, Ангел! – и прикрыл глаза.

* * *

Поначалу затихли перестуки колес...

...а потом стали исчезать и все остальные железнодорожные звуки, оставляя лишь убаюкивающее покачивание вагона...

– Так лучше? – откуда-то прозвучал голос Ангела.

– Да... – слабо откликнулся В.В. из полудремы.

* * *

Стенки купе стали потихоньку раздвигаться...

...потолок начал уходить вверх, в светящуюся небесную голубизну, подернутую белесой облачной дымкой...

... Дверь, окно и столик расплылись в светлом облачном тумане и потеряли свои реальные очертания...

Только дремлющий, полупьяный, усталый В.В. лежал на своем месте.

Но и его постель словно парила в воздухе, а мимо нее медленно проплывали клочковатые обрывки облаков...

И во всей этой неожиданной, фантасмагорической обстановке откуда-то сверху, из заоблачных высот, с легкой реверберацией, прозвучал тихий голос Ангела:

– Наверное, вам известно, что в христианстве существует девять строжайше иерархических «ангельских» чинов?.. Так называемые Три Триады. Первая – Серафимы, Херувимы и Престолы... Вторая – Господства, Силы и Власти... Третья – Начала, Архангелы и, наконец, Ангелы.

Сонный и нетрезвый В.В. плыл в негустых облаках, лежа на своем вагонном диванчике.

Он с трудом приоткрыл соловые глаза, иронически пробормотал:

– Понятия не имел. Но во всем этом есть что-то армейское...

– Пожалуй, – согласился голос Ангела. – Если помните описание загробно-райской системы у Твардовского в поэме «Теркин на том свете», то смею вас заверить, что Александр Трифонович очень верно воссоздал подлинную небесную обстановку и схему внутренних отношений...

В.В. с трудом превозмог сонно-алкогольный анабиоз, добавил:

– По тому времени, Ангел... Кстати, где вы?

– Я тут, неподалеку. Что вы хотели сказать?

– Я хотел сказать, что тогда «Теркин на том свете» был очень смелой и превосходной пародией на всю систему Советской власти, – слабым голосом сказал В.В.

– И одновременно – точным слепком с нашего запредельного мира! – где-то произнес Ангел. – Свидетельство тому – мои самые яркие детские воспоминания...

Не открывая глаз, В.В. даже попытался сострить:

– В каком же качестве вы там пребывали? Как «Сын святого полка»?

– Нет, – прозвучал спокойный голос Ангела. – Я был одним из лучших учеников Школы ангелов при третьей ступени Третьей Триады. Звучит несколько нелепо, но иначе и не скажешь.

– Забавненько... – В.В. даже попытался ухмыльнуться во сне.

Но именно в эту секунду стали происходить уж совсем невероятные вещи...

НЕБО. ШКОЛА АНГЕЛОВ. СОВСЕМ ИНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ...

Над нашими головами теплое солнечно-голубое небо...

Плотные прелестные белые облака, на которых, как на какой-то земной лужайке, расположена очаровательная игровая площадка для малышей...

Маленькие – лет четырех-пяти Амурчики и Купидончики, с небольшими трогательными крылышками, одеты в белоснежные с золотом хитончики.

В их пухлых ручках зажаты маленькие золотые луки и стрелы, и они весело стреляют по мишеням...

...фанерным фигурам Адама и Евы, с нарисованными на них большими красными сердцами, похожими на красные яблоки, которыми Ангел недавно угощал В.В.

* * *

Откуда-то слышался голос Ангела, объясняющего старому В.В. порядок и структуру обучения в Школе ангелов-хранителей:

– Преподавали нам старые и опытные ангелы-хранители, которые в свое время были вынуждены перейти на педагогическую работу. Кто по возрасту, кто по здоровью. Ибо работа ангелов-хранителей на Земле с Людьми – труд невероятно тяжелый! От общения с Человеком, от попыток оградить его от кучи мелких и больших неприятностей, порой – смертельных, нервное напряжение самих ангелов-хранителей обычно достигало критических точек, когда уже требовалась немедленная реабилитация. Это несмотря на то что два раза в год все практикующие ангелы-хранители проходили обязательный курс оздоровительной диспансеризации. Но этого оказывалось недостаточно, и в конце концов вымотанный ангел-хранитель со временем был просто вынужден сменить поле деятельности...

* * *

... Весело трепеща крылышками, Амурчики и Купидончики с удовольствием расстреливают фанерные мишени с изображением Адама и Евы...

Их тренер – пожилой, благообразный крылатый ангел с настоящим спортивным олимпийским луком и колчаном, полным настоящих стрел, – поправляет малышей, радуется их метким выстрелам, огорчается их неудачам...

А малыши – Амурчики и Купидончики – ведут себя точно так же, как и все их земные сверстники в обычном детском саду...

* * *

... Далее, на этих очень плотных и белых облаках под теплым солнцем, совсем как в образцовой и дорогой частной Земной школе, стоят прекрасные белоснежные парты, за которыми сидят старшие мальчики...

И привычная школьная доска, и все учебные пособия, которые в обычных Земных классах висят на стенах или стоят на полу, здесь, в Школе ангелов-хранителей, просто висят в воздухе, переплывая с места на место по мановению пожилого Ангела-Педагога с поредевшими и пожелтевшими от старости обвисшими крыльями...

* * *

А в это время мы слышим голос нашего Ангела:

–...кто-то из стариков ангелов-хранителей вступал на канцелярско-административную тропу, кто-то на преподавательскую работу в начальное и среднее отделение нашей Школы...

* * *

Вот маленький, хулиганистый Купидончик подлетел к мишени «Ева» и, пользуясь тем, что преподаватель стрельбы из лука не видит его, перевешивает яблоко в виде сердца с груди Евы на ее причинное место...

И тут же, к ужасу ангела-воспитателя, с десяток золотых стрел точно вонзаются в это «яблоко Евы»!!!

* * *

Голос нашего Ангела:

–...в начальном учились совсем малолетки. Готовили из них Амуров и Купидонов, а на среднее отделение отбирали мальчиков от восьми до двенадцати лет. Ну как в Петербургскую хоровую капеллу...

* * *

За партами Небесного класса сидят десятка два старших мальчиков. Они тоже в хитонах, с крыльями, но в кроссовках...

Внимательно слушают своего педагога – Старого Ангела, бывшего Хранителя. У него доброе, умное лицо, живые внимательные глаза.

* * *

Голос нашего Ангела:

–... Мы были распределены по самым разным специализациям. В результате строгого психологического отбора, с учетом необходимых физических данных, я был зачислен на поток ангелов-хранителей. Мне очень повезло. Я попал в класс одного удивительно интеллигентного и мудрого пожилого Ангела.

* * *

...тихо плывет по небу диван из шестого купе спального вагона поезда «Красная стрела». Лежит на нем полупьяненький, старый В.В., весь в облаках.

При последних словах Ангела В.В. неожиданно открывает глаза и приподнимается на локте:

– Ну-ка, ну-ка! Хотел бы я посмотреть, как выглядели вы в столь нежном сорокакилограммовом возрасте!..

В.В. вглядывается в сидящих за белыми партами мальчиков и безошибочно узнает в восьмилетнем ангелочке своего соседа по купе!

* * *

– Узнали? – откуда-то спрашивает наш Ангел.

– Конечно! Валяйте дальше вашу историю! – В.В. снова укладывается на свой железнодорожный диван и закрывает глаза...

– Ну, слушайте. Спустя три года обучения, когда мне исполнилось одиннадцать...

ВСЕВЫШНИЙ АНГЕЛЬСКИЙ УЧЕНЫЙ СОВЕТ

... Шло заседание Всевышнего Ангельского Ученого Совета Школы ангелов-хранителей.

Все ангельское руководство, свесив пожелтевшие крылья за спинки облачных кресел, сидело за огромным белым столом, ножками уходящим в нижние плотные облачные слои. Светило теплое солнце в голубом и ясном безмятежном небе...

Перед столом стоял старый и мудрый классный Ангел-Хранитель, положив руку на плечо нашего повзрослевшего, уже одиннадцатилетнего, Ангела.

* * *

Звучит голос сегодняшнего Ангела:

–...когда мне исполнилось одиннадцать, наш Мастер обратился Наверх с просьбой предоставить мне персональную учебную практику Внизу, на Земле. Причем совершенно адресную: закрепить за мной одного неблагополучного Человека, которого я должен был бы хоть немного ограждать от его бедственных ситуаций, куда он с некоторых пор постоянно влипал. Естественно, в силу моих ученических возможностей.

* * *

Заседание Ученого Совета Школы ангелов напоминало немое кино:

С очень недовольными лицами, Всевышний Совет был крайне обеспокоен предложением классного руководителя нашего Ангела!

Все явно выступали против.

Классный руководитель горячо доказывал свою правоту.

Видно было, как в один особо напряженный момент маленький одиннадцатилетний Ангел раскрыл было рот в возмущенном крике и решительно рванулся к столу Совета...

Но мудрый старый педагог одной рукой придержал его за крыло, а другой закрыл рот мальчику Ангелу, чтобы тот, в своем мальчишечьем максимализме, не ляпнул чего-нибудь лишнего!..

* * *

Голос нашего Ангела:

– И все-таки разрешение на мою персональную практику было получено! Сработал безупречный авторитет нашего Мастера – бывшего заслуженного Ангела-Хранителя... Мало того, Всевышний Ангельский Ученый Совет сам закрепил меня за одним совершенно конкретным Земным Человеком, с чьей семьей я неразрывно связан и по сей день.

* * *

Неожиданно стало темнеть солнечное голубое небо...

...и превращаться в потолок двухместного купе «Красной стрелы»...

Облака, на которых только что стояли маленький Ангел со своим классным руководителем, начали преобразовываться в обычный купейный пол, затянутый синтетическим ковриком...

...а светлая бескрайняя небесная даль, словно в сказке, вдруг стала оборачиваться обычными стенами купе...

...купейной дверью с большим темным зеркалом...

...вагонным окном, задернутым складчатыми шторками...

ШЕСТОЕ КУПЕ ВАГОНА...

... И В.В. оказался сидящим на своем диванчике, облокотившимся на приоконный столик с пустой фаянсовой кружкой, с огрызками двух яблок.

... А взрослый, красивый и могучий Ангел лежал на своем месте и печально смотрел в темный потолок купе остановившимися глазами.

Его лицо освещал один лишь ночничок у изголовья, и В.В. видел, что в голубых глазах Ангела стояла неподдельная грусть от нахлынувших на него воспоминаний.

Со слабой надеждой В.В. вытащил из-под столика пустую бутылку, включил настольную лампу, убедился, что в бутылке не осталось и капли джина, сунул ее обратно под стол.

Спросил с нескрываемым интересом:

– А дальше?.. Что было потом?

конец первой серии

Вторая серия

НОЧЬ. МЧИТСЯ В ПЕТЕРБУРГ «КРАСНАЯ СТРЕЛА»

Пролетает состав мимо спящих полустанков...

...мимо почти не освещенных платформ...

...мимо высоких водокачек, черными силуэтами врезающихся в лунное небо...

Грохочут по рельсам колеса.

Изредка подмигнет зеленый глаз светофора, отразится мгновенным бликом в проносящихся черных вагонных окнах...

...и где-то вдалеке испуганным тенорком вскрикнет встречный товарняк...

А «Красная стрела» вежливо ответит ему своим громким солидным баритоном...

КУПЕ АНГЕЛА И В.В.

... Могучий, красивый Ангел лежал на своем месте, смотрел в темный потолок купе остановившимися глазами.

В.В. со слабой надеждой вытащил из-под столика пустую бутылку из-под джина, включил настольную лампу, убедился, что в бутылке не осталось и капли джина, сунул ее обратно под стол.

Спросил с нескрываемым интересом:

– А дальше?.. Что было потом?

– Вы не очень устали? – очнувшись, вежливо осведомился Ангел.

– У меня сна – ни в одном глазу. И вообще у меня ощущение, что я не просто слушаю вас, а вижу все, что вы мне рассказываете!..

– Так оно и есть, – подтвердил Ангел.

– Я не знаю – поймете ли вы меня, Ангел, это слишком специфично, вряд ли вы когда-нибудь с этим сталкивались... Но у меня создалось стойкое впечатление, будто я сижу в «ленфильмовском» или «мосфильмовском» просмотровом зальчике при монтажной и смотрю еще не озвученный и не смонтированный материал, только без дублей, а я, достаточно опытный сценарист, безумно хочу узнать – что же все-таки было дальше в этой истории! Понимаю: веду себя совершенно непрофессионально, но никак не могу отделаться от вопроса – кто был тот самый «неблагополучный Человек», к которому вас послали на выручку?..

– Видите ли, Владимир Владимирович, если я сразу начну рассказывать вам именно про этого человека – вы не уясните себе всего наворота событий. Ибо это история целой семьи, начавшаяся задолго до моего появления на Земле. Рассказывать же вам всю «семейную историю» этого маленького ленинградского клана – чудовищно утомительно! – сказал Ангел.

– Для вас? – скептически спросил В.В.

– Нет. Для вас, – возразил Ангел.

– Идите вы!.. Я обожаю семейные истории! Мне осточертели наши телевизионные бандиты, братки-депутаты и зоологически завистливая ненависть к олигархам, которых в нашем кинематографе играют самые низкооплачиваемые актеры в мире! С наслаждением бы пересмотрел «Сагу о Форсайтах». Немедленно подавайте свою «семейную историю», Ангел!!!

Ангел отодвинул гофрированную занавеску, посмотрел в оконную черноту ночи и сказал:

– Ну что ж... Гасите настольную лампу, ложитесь и прикройте глаза. Как говорят в Одессе: «Вы просите песен – их есть у меня!» Сейчас вы получите уже озвученный вариант.

В.В. послушно выключил лампу, улегся и закрыл глаза. И уже откуда-то издалека услышал голос Ангела:

– Чуть больше тридцати лет тому назад девятнадцатилетняя Фирочка Лифшиц, по паспорту – Эсфирь Натановна, в миру – Эсфирь Анатольевна, учительница начальных классов средней школы, неожиданно потеряла невинность. Была, так сказать, по обоюдному согласию «дефлорирована» незнакомым ей водопроводчиком Серегой Самошниковым...

– Уже безумно интересно! – с закрытыми глазами ухмыльнулся В.В.

– Забыл спросить вас, Владим Владимыч, вы не боитесь небольшого перемещения во Времени? Примерно лет на тридцать, на сорок назад? – спросил Ангел.

– Я просто мечтаю об этом! В то время я был еще – ого-го!..

– Прекрасно, – сказал Ангел. – Тогда – вперед!

– Эй-эй, Ангел! – всполошился В.В. – Почему вперед?! Вы же говорили – назад... Впереди, кроме встречи с внучкой Катей, мне уже почти ничего не светит...

– Простите, ради всего святого, – виновато проговорил Ангел. – Вперед – в смысле назад – в историю, в Прошлое!

В ожидании этого прыжка из одного Времени в другое В.В. напрягся, зажмурился, и... ничего не произошло!

Только стены и потолок двухместного купе спального вагона «Красной стрелы» вдруг стали как-то странно таять, растворяться в воздухе...

...заполняться нормальным дневным светом и превращаться в...

... ПРИХОЖУЮ МАЛЕНЬКОЙ КВАРТИРКИ ЛИФШИЦЕВ

– И пожалуйста, никаких сухомяток! Обязательно доешь бульон с клецками, – говорила Фирочкина мама Любовь Абрамовна.

– И чтоб в доме никаких посиделок! – грозно сказал папа Натан Моисеевич. – Ты меня слышишь?! Тетя Нюра будет заходить и проверять тебя. А через две недели, когда мы вернемся, она нам все расскажет.

По страдальческому лицу Фирочки было видно, как она жаждет отъезда родителей.

– Хорошо, хорошо, мамочка! Папа! Не нервничай... Отдыхайте и ни о чем не думайте, умоляю вас!

– Глядя на тебя, можно подумать, что тебе не терпится спровадить нас из дому, – грустно сказала Любовь Абрамовна.

– Мамуля, прости меня, но я просто жутко хочу в уборную!

– Ну, хорошо уже, хорошо! Идем, Люба, – говорит Натан Моисеевич.

Он поднимает большой фибровый чемодан с никелированными металлическими уголками и выносит его на лестничную площадку.

Любовь Абрамовна целует Фирочку и выходит из прихожей за ним.

Фирочка облегченно поднимает глаза в потолок, словно благодарит Всевышнего за освобождение, закрывает дверь на все замки и засовы и мчится в уборную, на ходу расстегивая халатик...

ГОЛОС АНГЕЛА:

– До потери невинности у Фирочки оставались всего один час и двадцать шесть минут...

ПРОХОД ПО ДВОРАМ И ВЫХОД НА УЛИЦУ РАКОВА

Натан Моисеевич тащит тяжелый чемодан по внутренним дворам старого петербургского дома.

Любовь Абрамовна несет дорожную сумку и сетчатую авоську.

– Ты же сумасшедший! – говорит она мужу. – Ты же абсолютный мишугинэ!.. Кого ты попросил следить за Фирочкой, за твоей дочерью?!

– Как кого? Свою младшую сестру Нюру! Что, она за две недели не сможет пару раз зайти к своей племяннице?

– Если бы я знала, что оберегать нашу Фирочку ты попросишь эту блядь Нюрку, на которой пробы ставить негде, я бы тебе голову оторвала! И все остальное.

– Айне крути мне бейцы!.. – спокойно говорит Натан Моисеевич.