Кремлевский визит Фюрера

Режим Дуная всегда был предметом споров, а в 40-м году в Дунайскую комиссию вступил СССР — как вновь дунайская держава… Готовилась Дунайская конференция Германии, СССР, Италии и Румынии — она началась 28 октября, в день сильного землетрясения…

В тот же недобрый день Италия вторглась в Грецию…

Трясло и издавна существовавшую Дунайскую комиссию — в нее входила Италия, зато и речи не было о включении в новый состав Англии и Франции. Еще в конце мая, когда вермахт прижимал англичан к Дюнкерку, в Галаце в последний раз собиралась старая Дунайская комиссия, где вместе заседали представители Германии и Англии.

Теперь же все принципиально менялось. И англичане сразу же после начала Бухарестской конференции по Дунаю заявили Москве протест— мол, русские не соблюдают нейтралитет, блокируясь с Германией и недунайской Италией…

Заместитель Молотова — Вышинский встретился с Криппсом и вручил ему наш ответ… Вышинский был человеком жестким и умел постоять как за себя, так и за державу… Говорил он с Криппсом весьма холодно, но немцы-то об этом не знали…

В ноте же Молотова сообщалось:

«Образование Дунайской комиссии с участием СССР, а также государств, расположенных по Дунаю или близко к Дунаю, является восстановлением справедливости, нарушенной Версальским и другими договорами, в силу которых при руководящей роли Британского Правительства СССР был устранен из состава как Международной, так и Европейской Дунайских комиссий.

Дунайская Комиссия, естественно, должна быть составлена из представителей государств, расположенных по Дунаю или близко связанных с Дунаем и пользующихся Дунаем как каналом для товарооборота (например, Италия).

Понятно, что Великобритания, отдаленная от Дуная на тысячи километров, не может быть отнесена к числу таких государств…»

Ответ был хорош, но вот наши требования к дунайским партнерам были по тем временам если не чрезмерными, то преждевременными. И германский военный атташе разозленным тоном говорил турецкому коллеге:

— Мы крайне недовольны русскими предложениями на конференции, и наступит предел тем уступкам, которые мы готовы делать Советам!

Что ж, Советский Союз соглашался, например, на временную четырехстороннюю консультативную комиссию по Дунаю, но при условии, что ее компетенция будет минимальной и что параллельно будет создана советско-румынская администрация во всем районе дельты…

СССР предлагал образовать Дунайскую комиссию из семи прибрежных государств (плюс Италия), четыре из которых были славянскими: Словакия, Югославия, Болгария и Россия… А немцы после аншлюса были склонны рассматривать Дунай как немецкую реку (на ней даже родной город Гитлера — Линц стоял)…

Мы претендовали на контроль устья и в Килийском гирле заняли с десяток островков. И германский посол сообщал из Бухареста: «Настойчивость Советов подтверждает, что они собираются вести не политику разумного взаимопонимания с Германией на Дунае, а, скорее, политику шантажа».

ПОЛОЖЕНИЕ усугублялось и тем, что возникали предпосылки для… улучшения наших отношений с Италией… На первый взгляд, Гитлеру бы только радоваться — союз России с его союзником укреплял и его, но СССР и Италия имели интересы в Черном море — итальянские и советские черноморские порты были связаны оживленными линиями.

А чье-либо усиление на Балканах вне германского политического контроля Гитлера не устраивало — по все тем же «нефтяным» соображениям. Но и тут важна была не экономическая, а политическая сторона дела. Контроль над балканской нефтью — это возможность продолжения борьбы. Если бы мир был заключен, то и источники нефти для Германии сразу расширились бы… Пока же…

Италия тоже поддержала наше требование к Румынии относительно Бессарабии — как и Германия, но интересы тут были несколько иные…

В июне 40-го года мы обращались к Италии с меморандумом, но ответа не получили, что вызвало между Москвой и Римом некоторое даже охлаждение… А Москва, поглядывая на Балканы, желала бы координировать свои действия с дуче.

Дуче тоже был этого не прочь, и в сентябре он через Чиано зондировал почву в Берлине — как отнесется к советско-итальянскому потеплению Гитлер.

Дуче пугал фюрера тем, что «в условиях продолжения войны связи СССР со странами „оси“ ослабеют и в один прекрасный день Москва вовсе уплывет от нас»…

Гитлер же бурчал, что он не намерен помогать Италии и России совместно устанавливать новый порядок на Балканах и в Черном море. Посол же США в Риме Уильям Филипс похохатывал:

— Ключ к отношениям Италии с Советским Союзом лежит на Балканах…

Но в действительности эти ключи лежали скорее в сейфах у Гитлера и у Сталина…

Увы, все складывалось так, что даже вполне разумные действия СССР на южном «фасе» Европы могли укладываться в отягощенном подозрениями мозгу фюрера во вполне антигерманскую «мозаику» московской работы… Так, 15 сентября 40-го года вступил в силу советско-венгерский договор о торговле и мореплавании. Кроме того, в Москве было подписано соглашение с Венгрией о товарообороте и платежах… Оборот торговли увеличивался до 7 миллионов долларов — всего-то! Из Венгрии мы получали вагонные колесные пары, трубы, суда и баржи, электромоторы, а поставляли ей пиломатериалы, смазочные масла, асбест, хлопок, марганцевую и хромовую руду…

В марте 1939 года — под шумок «раскассирования» Чехословакии— Венгрия аннексировала Закарпатскую Украину (Ужгород, Мукачево, Хуст)… После возврата в СССР Западной Украины мы получили с венграми общую границу, а значит, и возможность более тесных связей. И Венгрия регента Хорти, хотя и дружила с Германией, хотя и получила Трансильванию при содействии Германии, к Англии тоже тяготела…

И неопределенность дальнейшего курса СССР тревожила фюрера и с этой стороны.

Наконец, не способствовал его успокоению и «турецкий» аспект советско-германских отношений. В Европе Турция граничила с Болгарией, а фюрер вел дело к тому, чтобы установить над Болгарией контроль в том же духе, что и над Румынией — дабы и тут лишить англичан возможности наступить ему на любимый «нефтяной» «мозоль»…

Турков такая перспектива волновала, и они обращались к нам за поддержкой… А поддержку-то просили против немцев…

А тут еще и «улучшение» наших отношений с «братьями» югославами, у которых доли экспорта и импорта в Германию составляли «всего» 32 и 48 процентов… Что же до СССР, то югославы за год — с 1938 по 1939-й — подняли товарооборот с нами в «целых» 24 раза! Но вот абсолютный объем даже в 39-м году составлял 2,6 миллиона рублей против 110 тысяч (!) в 38-м…

Круто, круто заваривалась Россией очередная «балканская каша»…

И заваривалась — как всегда — зря.

АМЕРИКА пока не выходила в мир с факелом войны, предпочитая отдавать передовые позиции Англии…

В апреле 40-го года советник советского полпредства в США Андрей Громыко беседовал со своим коллегой из германского посольства Розенбергом.

— Я рад нашей встрече, герр Громыко, и надеюсь, что эта первая встреча даст начало постоянному обмену мнениями, — начал немец.

— Согласен, господин Розенберг… И сразу хотел бы задать вопрос… Вы обнаружили в польских архивах разоблачающие материалы об американских дипломатах, в частности о Буллите…

— Да… И даже опубликовали все это в Белой книге…

— Как раз о ней я и хотел спросить… Какое впечатление она произвела на немцев?

— Видите ли, герр Громыко, для нас там нет ничего особо неожиданного… Германский народ хорошо осведомлен о целях США, Англии и Франции… Они состоят в том, чтобы сокрушить Германию, а потом пойти против СССР…

Розенберг посмотрел Громыко прямо в глаза и сказал:

— Вот почему мы рады вашему миру с финнами. Это и наша победа, потому что сорвались планы Запада по выступлению против вас…

— Но Запад силен…

— Мы сильнее… Наша промышленность способна удовлетворять и наши нужды, и частично даже ваши.

— А именно?

— Ну, скажем, мы вполне могли бы принять ваши заказы на те станки, в которых вам отказывают янки со своим «моральным эмбарго»…

Тут был, к слову, один занятный момент… Крупнейшим промышленным производителем Германии была фирма «Адам Опель АГ». Опель основал в 1862 году как фабрику швейных машин, но с 1899 года это семейное предприятие производило уже автомобили. В 1928 году к имени фирмы прибавились буквы «АГ», что означало преобразование ее в акционерное общество. На следующий год «Дженерал Моторс корпорейшн» приобрела 80 процентов акций, а в 1931 году — и остальные 20 процентов. Германский «Опель» полностью стал филиалом американского концерна.

«Опель» производил для вермахта почти все грузовики грузоподъемностью до 3 тонн и более двух третей тяжелых грузовиков, а также половину двигателей для бомбардировщиков «Ю-88»…

С другой стороны, из 21 вида продукции, которые в 1940 году были признаны критическими для военного производства США, 14 видов производилось по германским патентам…

Придя к власти, Гитлер включил крупный капитал в систему государственного капитализма, и магнаты про себя зло говорили, что они финансировали антимарксистскую революцию не для того, чтобы насаждать в рейхе марксизм, но..

Но социальная политика фюрера была действительно беспрецедентно сильной для капиталистической страны. И одно это делало рейх страной не очень-то капиталистической…

Однако «Опель» принадлежал все же янки…

Штаты же пока ограничивались политическими мерами и занимали «второй эшелон» войны… Однако свою долю провокаций против России и Германии янки в общий «котел» вносили. Заместитель государственного секретаря Хэлла — наш старый знакомый Самнер Уэллес летом 40-го встретился в Вашингтоне с полпредом Уманским и предложил начать переговоры по широкому кругу вопросов.

Тут, опять-таки, видно было «раздвоенное копытце»… Переговоры — вещь хорошая, но для США был важен сам их факт и не более того… 27 июля они начались, в середине августа прервались, а в октябре опять начались…

Со стороны это выглядело так, что русские с англосаксами о чем-то, похоже, договариваются, но пока «не сошлись в цене», хотя, похоже, могут сойтись… И ясно, что — за счет немцев… Вот это и было сутью «переговоров» для США. 5 августа посол США в Москве Штейнгард обратился в НКИД СССР с запросом о возможности открытия во Владивостоке консульства (2 ноября мы на это согласились), и тот же Штейнгард слал в Штаты донесения о том, что русские недовольны немцами и «в сугубо доверительном плане высказывают мнение, что следующей весной Германия начнет войну против СССР»…

В то время и в той обстановке с американцем мог так откровенничать или дурак (потому что за такую несанкционированную откровенность болтун заслуживал бы вульгарного расстрела), или… Или скрытый троцкист — провокатор войны…

Возможно было, конечно, и третье «или……. Штейнгард мог — исходя из анализа обстановки — просто выдумывать подобные настроения в расчете на „утечку информации“ в сторону Берлина…

Но и на деле подобные настроения были… В конце октября в Москве появился директор европейской службы крупнейшего американского информационного агентства Юнайтед Пресс Интернешнл — Виргилий Пинкли…

Пропаганда англосаксов и тех стран, которые от них зависели (а зависели, увы, многие), очень старалась подгадить советско-германским отношениям настолько, насколько это ей удавалось… Московские враги этих отношений имели возможности ограниченные, но даже в Москве им удавалось порой тиснуть такую антигерманскую статейку, которая вызывала у немцев недоумение…

Что уж говорить о янки! Американский журналист Виганд демонстративно обратился в наше полпредство в Риме с просьбой выяснить — не может ли он приехать в Москву, чтобы взять у Сталина и Молотова интервью по вопросам советско-американских отношений и перспектив мира в Европе…

Берлин был к Риму ближе, да и Лондон тоже… И перспективы мира в Европе зависели не от позиции Сталина, да и не от позиции Гитлера… Все определялось политикой кабинета Черчилля. Но к нему с интервью Виганд почему-то не набивался…

И запрос Виганда был провокацией сам по себе… Вот и Виргилий Пинкли приехал в Москву не просто так, а с инспекцией — как, мол, там его «орлы» с «вечными» перьями суют русским и немцам палки в колеса?

В честь Пинкли руководство ТАСС дало завтрак замоскворецкой купеческой пышности… Всего-то к «завтраку» подавалось несметное (оценка одного из участников) количество блюд, ручьями лились вино, водка и многословные тосты…

Подавали блины с маслом, сметаной, икрой и семгой… Прошло два часа, а завтраку и конца не было видно…

А в Вашингтоне счет встреч Уманского и Уэллеса «для переговоров» переваливал уже за десяток…

Хватало все же в сталинской Москве единомышленников бывшего наркома Литвинова и бывшего «мирового революционера» Троцкого…

САМОГО Троцкого к тому времени, правда, уже не было на свете… 20 августа 1940 года в Мексике он получил смертельный удар ледорубом от некоего — как сообщала «Правда» 22 августа — Жана Мортана Ванденрайна. В действительности это был 27-летний испанский коммунист и сотрудник НКВД Рамон Меркадер дель Рио…

24 августа «Правда» написала:

«В могилу сошел человек, чье имя с презрением и проклятием произносят трудящиеся во всем мире, человек, который на протяжении многих лет боролся против дела рабочего класса и его авангарда — большевистской партии».

Вилла в Койоакане в одном из районов Мехико, где поселился после европейских странствий Троцкий, была его сторонниками и мексиканской полицией превращена в крепость с высокой бетонной стеной, прожекторами, сигнализацией и охраной.

И для таких предосторожностей были причины… После его высылки из СССР в феврале 1929 года через Одессу в Турцию Троцкий жил вначале там, затем во Франции, в Норвегии.

В его ближайшем окружении «двойников» хватало, особой охраны до 40-го года не было даже в Мексике. И «убрать» вождя IV Интернационала особой проблемы для НКВД не составляло.

Но его не трогали, ограничиваясь тщательным агентурным «освещением» его деятельности.

Но когда в Европе началась военная пора, все изменилось. Еще в 1938 году Троцкий организовал IV Интернационал и заявил, что скоро под его руководством «революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю»…

Троцкисты рассчитывали, что «пожар империалистической войны» перерастет в мировой революционный пожар — излюбленная идея Троцкого…

Уже поэтому троцкисты были очень удобны и необходимы для того Золотого Интернационала, бороться против которого был вроде бы призван Интернационал Троцкого… Недаром в большевистской партии бытовала поговорка: «Пойдешь налево, придешь направо»…

Это были, так сказать, идейные предпосылки… Однако и за практической работой в 40-м году дело не стало… 8 января германский консул Крауэль передавал Риббентропу:

«Англия намерена нанести внезапный удар не только по русским нефтяным районам, но и постараться одновременно лишить Германию на Балканах румынских нефтяных источников…

Агент из Франции сообщает, что англичане планируют через группу Троцкого во Франции установить связь с людьми Троцкого в самой России и попытаться организовать путч против Сталина. Эти попытки переворота должны рассматриваться как находящиеся в тесной связи с намерением англичан прибрать к рукам русские нефтяные источники…»

17 января оберфюрер СС Рудольф Ликус из «личного штаба» обергруппенфюрера СС Иоахима фон Риббентропа (было у рейхсминистра и такое звание) положил на стол шефу и такое донесение:

«Английская сторона хочет… отрезать русских от их нефтяных источников и одновременно намерена воздействовать… на Румынию, и, вызвав конфликт на Балканах, лишить Германию поставок нефти. Отрезав СССР и Германию от нефти, англичане надеются быстро и радикально решить проблему: предполагается, что в резко ухудшившихся условиях эти страны перейдут к открытой борьбе друг против друга…

Далее… будет предпринята попытка мобилизовать группу Троцкого, то есть IV Интернационал, и… перебросить ее в Россию… Троцкий с помощью англичан должен будет вернуться в Россию, чтобы организовать путч против Сталина…»

«Игрушки» кончились, и с Троцким надо было кончать — впрямую, а не идейно… После того как был заключен Пакт 39-го года, Троцкий в американском журнале «Liberty» заявил:

«Кремль впрягся в повозку германского империализма, и враги Германии стали тем самым и врагами России. До тех пор, пока Гитлер силен —а он очень силен, Сталин будет оставаться его сателлитом».

А под такие «р-р-революционные» заявления Троцкий уже прямо играл роль незаурядного агента Золотой Элиты…

Впрочем, «хвост» этот тянулся, похоже, издавна — со времен еще задолго до 17-го года… В молодости Троцкий «баловался» масонством, а после революции — когда он оказался одним из ее лидеров, в его окружении хватало агентов из «Сикрет Интеллидженс сервис». Был близок с Троцким и знаменитый капитан Сидней Рейли, и менее знаменитый капитан Джордж Хилл… Последний был одно время даже советником наркома по военным и морским делам Троцкого в области авиации и шифровального дела. Правда, летом 1918 года обоим разоблаченным капитанам пришлось срочно «сматывать удочки», но «крючки» ими тогда были заброшены, похоже, крупные… Недаром Троцкий так противился заключению мира с Германией.

Да и провокацию с убийством германского посла Мирбаха в июле 1918 года проворачивали, собственно, не столько левые эсеры, сколько приверженцы Троцкого…

Да и неудавшееся покушение на германского посла в Москве Герберта фон Дирксена в марте 1932 года (тогда был ранен советник фон Твардовски) совершал молодой троцкист — студент Исаак Штерн. И целей он своих не скрывал — вызвать советско-германский конфликт.

Если учесть, что незадолго до этого Германия предоставила нам огромный кредит для закупок в Германии же промышленного оборудования для объектов первой пятилетки, то все с Троцким и троцкистами становилось на свои места. Они заявляли, что выступают против «сталинской бюрократии», но на самом деле были опасными внутренними врагами России, очень полезными для внешних ее врагов…

Теперь, в 1940 году, внутренняя, глубоко законспирированная «леворадикальная оппозиция» — старая, недочищенная чекистами гвардия Троцкого— планировала нечто подобное… А убийство Шуленбурга в удобный для Золотой Элиты момент могло-таки столкнуть СССР и Третий рейх.

Вот почему в дело пошел радикальный вариант решения проблемы Троцкого.

НУ А КАК там обстояло дело с Англией? Еще 1 октября 1939 года, после разгрома Польши, Черчилль в своей знаменитой речи по радио вещал:

— Я не могу предсказать дальнейших действий России. Россия — это загадка, завернутая в загадку, помещенную внутрь загадки, и все же ключ к ней имеется. Этим ключом являются национальные интересы России. Учитывая соображения безопасности, Россия не может быть заинтересована в том, чтобы Германия обосновалась на берегах Черного моря или чтобы она оккупировала Балканские страны и покорила славянские народы Юго-Восточной Европы. Это противоречило бы исторически сложившимся жизненным интересам России…

Исторически сложившимся жизненным интересам России противоречило прежде всего противостояние с Германией. Если Россия обеспечивала себе прочный мир с немцами, то все остальное было делом вторым, третьим, десятым… И вот же — величайший ненавистник России, а уж России Советской ненавистник десятикратный, Черчилль вдруг стал «заботиться» о наших интересах…

Мне уже приходилось говорить о том, что балканская политика России была умной и рациональной лишь во времена Екатерины Великой. Тогда использование симпатий к нам балканских славян-единоверцев помогало России в ее борьбе против Турции за выход к Черному морю по всему его северному побережью, то есть за выход к естественным геополитическим границам России в этой зоне.

После того как Россия благодаря воинам Румянцева-Задунайского, Суворова-Рымникского, Потемкина-Таврического и их преемников утвердилась на пространствах от Одессы до Новороссийска, получила Крым и Кавказ, а благодаря дипломатии Кутузова — и Бессарабию, балканские планы России все более приобретали характер движения в «никуда»…

Мы не имели в Юго-Восточной Европе никаких устойчивых, объективно подкрепленных перспектив, потому что на Балканах после отпадения их от Турции— в основном благодаря пролитой русской крови — утвердились Англия, Франция, Австро-Венгрия, Германия, но никак не Россия. Все эти страны имели на Балканах мощные экономические позиции, чем Россия не могла похвалиться даже в Болгарии…

Англия из-за балканской политики Николая I затеяла с нами Крымскую войну. Король Кароль, получив советский ультиматум, воззвал не к кому-нибудь, а к Черчиллю, призывая его действовать, «как лорд Солсбери и мистер Дизраэли, когда Бессарабия перешла в другие руки в 1878 году»…

И вот теперь прямой политический и идейный наследник Дизраэли — Уинстон Черчилль вдруг обеспокоился русскими перспективами на Балканах…

Тут даже не надо было гадать — в чем причина. Сам Черчилль в той же речи 1 октября все и объяснял, говоря:

— Для защиты России от нацистской угрозы необходимо было, чтобы русские армии стояли на той линии, на которой они стоят.

Черчилль имел в виду новую границу между Германией и Россией и вел далее:

— Эта линия существует, и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть…

Английский хитрец говорил это с целью, конечно же, прямо противоположной — подстрекая немцев против русских и наоборот. Ведь ему нужен был не мир на упомянутой им линии, а горящий огнем Восточный фронт в подмогу фронту Западному…

2 ноября Вышинский принимал Криппса… И из их разговора нам полезно узнать вот что…

— Да, господин Вышинский, — начал очередной «тур» беседы Криппс, — хочу сказать относительно ваших поставок бензина в Грецию. Мое правительство считает, что их будет осуществлять СССР, а продавцом станет «Шелл», находящаяся под правительственным контролем.

— А наши поставки во Францию? — тут же поинтересовался Андрей Януарьевич.

Криппс сморщился:

— Мы не можем их вам запретить, но заинтересованы в ваших поставках именно в Грецию…

«Шелл» — это фирма Детердинга, который ненавидел Россию в той же мере, в какой он любил свою пышнотелую русскую жену Лидию — княгиню-эмигрантку. И вот Детердинг был даже готов уступить нам бензиновый рынок в Греции, лишь бы только русские ссорились с итальянцами, с немцами…

Греция-то была под патронажем Англии… Премьер-министр Метаксас уже после вторжения Италии прямо говорил нашему временному поверенному в делах Лазареву:

— Англия является союзницей Греции и с нашего согласия уже развернула свои военно-морские базы на Крите и в некоторых других пунктах Греции…

И тут же Метаксас просил нас продать Греции самолеты и другое вооружение.

Н-да…

КОНЕЦ сентября принес Тройственный пакт, октябрь — усиление германского присутствия в Румынии… Внешние проблемы нажимали и поджимали, а наваливались и проблемы внутренние…

Их было много, но теперь стало чуть полегче в том смысле, что заботиться надо было не о политической борьбе с троцкистами, «уклонистами», «правыми» и «леваками», а о народном хозяйстве…

Станки, добыча угля, текстильные фабрики, плотины, вагоны и самолеты…

Много хлопот доставляли безалаберность и лень… С 27 июня 40-го года вступил в силу Указ Президиума Верховного Совета СССР о переходе на восьмичасовой рабочий день, на шестидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений…

Рабочий день с шести и семи часов увеличивался до восьми часов, воскресенье становилось днем отдыха, а уход или переход теперь мог разрешить лишь директор предприятия…

Раньше тут была почти полная анархия, страна теряла от прогулов и прочего миллионы рабочих часов. А времена наступали серьезные, работать надо было «без дураков» и ответственно…

Теперь за самовольный уход из одного места в другое полагалось по суду от 2-х до 4-х месяцев тюремного заключения. Прогул грозил исправительно-трудовыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием четверти зарплаты…

Кто-то ворчал, но тут надо было наводить жесткий порядок, потому что сознательная дисциплина была явлением не повсеместным… Хватало героев, хватало и разгильдяев…

2 октября 40-го года Сталин обязал наркома авиационной промышленности, молодого Алексея Шахурина, издать приказ № 118 о технологической дисциплине на заводах наркомата.

Теперь после государственных испытаний самолета и двигателя и после их постановки на серийное производство внести изменения в технологию мог только сам нарком. А менять конструкцию не имел право и он — это разрешало лишь правительство, а по сути — Сталин.

Сделано это было тоже не от хорошей жизни —даже в авиации порядка было мало… Однажды Шахурин приехал на полигон с представителем ЦК, чтобы посмотреть на стрельбу реактивными снарядами с самолета.

Самолет стоял на земле, в полутора километрах еле виднелись щиты, по которым надо было стрелять… Раздался залп, и снаряды полетели не к щитам, а назад…

С диком воем, с могучими огненными «хвостами», они пролетели буквально мимо группы Шахурина… Какое-то время все стояли ошеломленные, конструктор системы белел и синел, не зная, чем все это объяснять-Секретарь ЦК посмотрел на него, спокойно сказал:

— Как это могло случиться? Разберитесь…

А с другого завода массой пошли бракованные двигатели — заводчане нарушали режимы термической обработки деталей…

И Сталин синим карандашом проходился по проекту приказа, ужесточая пункты о наказании виновных… И ведь срабатывало — не столько из-за страха, сколько из-за того, что за приказом был виден Сталин…

А 17 октября Шуленбург вручил Молотову для Сталина письмо из Берлина… Жизнь не могла ждать, и приходилось заниматься всем сразу…

30 октября Молотов принял японского посла Юсидзе Татекаву… 60-летний генерал-лейтенант Татекава воевал с русскими в войне 1904—1905 годов, служил в Генштабе, а в сентябре 40-го года был назначен послом в Москву вместо ушедшего Того…

— Господин Молотов, — сообщил японец, — после прихода к власти Коноэ внешняя политика Японии в корне изменилась…

— Да, вы заключили с немцами и итальянцами Тройственный пакт, — без видимых эмоций заметил Молотов.

— Да! Однако мы предлагаем это и вам! Причем мы предлагаем вам не пакт о нейтралитете, а пакт о ненападении, как у вас с Германией…

Татекава как-то подтянулся и несколько торжественным тоном произнес:

— Я уполномочен заявить следующее… Прежние переговоры Того о нейтралитете прекращаются. И все спорные вопросы мы решаем после подписания нового пакта.

— А чем новое отличается от старого, господин Татекава?

— Тем, что ранее был неясно отражен вопрос о ненападении. А теперь— после заключения Тройственного пакта— мы хотим тут все определить ясно… Раньше переговоры шли осторожно. А теперь мы хотим сделать прыжок для улучшения отношений с вами…

— Это хорошо, но можно ли делать прыжок, не убрав с дороги камни? А Портсмутский мир, завершивший Русско-японскую войну, оставил в нашем народе, господин Татекава, такой же нехороший след, как и Версальский мир в Германии…

— Мы обсудим все это после заключения пакта….

— Но такой пакт, господин Татекава, вам развязывает руки на юге. А нам может создать затруднения в отношениях с США и Китаем… Так что тут надо поговорить о возмещении с вашей стороны.

— Что нужно понимать под возмещением, господин Молотов?

— Мы пока еще не имеем ответа от вас на наши пожелания 14 августа, и говорить о возмещении пока не имеет смысла…

НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЕЙ, впрочем, во второй половине 40-го года хватало в ситуации не только с Японией… Главной неопределенностью оставалась Германия, которая приглашала в гости Молотова и была явно не прочь увидеть в рейхе самого Сталина…

Молотову в Берлин надо было ехать, это-то было несомненным.

Но с чем ехать?

Зачем?

Сталин в 39-м году рассчитывал на войну затяжную. А выходило, похоже, иначе… Ну кто бы мог подумать, что уже через десять месяцев после начала германо-польской войны Германия будет доминировать над всем континентом, а Франция окажется разгромленной…

Заявление фюрера о том, что он не желает разрушения Британской империи, тоже дали Сталину много пищи для раздумий… Вновь замаячили перспективы — в случае замирения рейха и Британии — того англо-германского союза, контуры которого были намечены в Дюссельдорфе весной 39-го года…

Такой союз мог вполне образоваться за счет России, и не только между Англией и Германией. Ведь для Сталина — как и вообще для всех информированных людей — американские акции германского «Опеля» секретом не были… Как и многое другое…

Майский из Лондона смущал утверждениями, что «битва за Британию» англичанами выиграна…

Он доносил; «Логика вещей ставит Великобританию перед дилеммой: либо приобретение могущественных союзников (и тогда возможна победа), либо заведомая сделка с Германией и даже с Гитлером».

Сам тон Майского, следящего за ситуацией, по его же выражению, «из лондонского окошка», был Германии (а уж тем более Гитлеру) враждебен. При этом Майский абсолютно близоруко предполагал, что США могут «остаться в стороне от войны или хотя бы серьезно сократить свою нынешнюю помощь Великобритании»…

И тогда— по Майскому — Англия стала бы искать пути «компромиссного» мира с Германией, о чем лондонский полпред писал как о катастрофе для нас.

Писал он и о том, что «правящие и неправящие англичане мечтают также о СССР как о союзнике», и замечал, что «отсюда столь явные усилия британских журналистов и политиков ссорить нас с Германией и спекулировать на разногласиях между Москвой и Берлином»…

Между строк секретных телеграмм Майского можно было прочесть рекомендацию не очень-то дружить с немцами, оставляя себе пути отхода к англичанам…

Кроме того, Майский абсолютно безосновательно брал в расчет «настроения широких масс, в особенности пролетариата, в различных странах Европы»…