Мужчины свои и чужие

– Ту вечеринку в десять часов отменили.

– Прекрасно. Когда без четверти десять мне по мобиль­нику позвонит приятель, который якобы потерял ключи от квартиры и только у меня есть запасные, я скажу ему, что все в порядке. Ты просто прелесть.

Китайская еда им очень понравилась. Они успешно справились с пекинской уткой и отдали должное говядине на углях. В конце концов Лиони сказала, что придется расстегивать пуговицы на юбке, а то отлетят. Ей бы даже в голову не пришло высказаться подобным образом при другом мужчине, но она чувствовала себя так спокойно с Хью, что ничуть не смущалась. Разумеется, помогла и вторая бутылка вина.

– Я не слишком большая любительница крепких напит­ков, – призналась Лиони, подвигая свой бокал, чтобы он его еще раз наполнил. – Но вино люблю, хотя обычно я напива­юсь быстрее.

– Надеюсь, ты не просекла мои хитрые планы, – заме­тил Хью с абсолютно серьезным лицом. – А то у меня джип в переулке, и я собираюсь увезти тебя к себе и нехорошо себя повести.

– Ну, вряд ли тебе это удастся – до такого состояния я еще не допилась, – Лиони погрозила ему пальцем. – Силь­нее всего я напилась один раз, когда еще училась в колледже. На вечеринке студентов-медиков. Они сделали очень креп­кий пунш, чего только туда не налили. Я была пьяна в стель­ку после четырех бокалов и привязалась с разговорами к одному парню, будущему гинекологу. – Она хихикнула, чувствуя, что все-таки пьяна. – И, разумеется, я задала ему этот сакраментальный вопрос.

Хью явно не понимал, о чем она толкует. Лиони накло­нилась вперед и понизила голос:

– Ну, знаешь, как они могут целый день смотреть жен­щинам… сам понимаешь куда, в потом дома заниматься лю­бовью с женами или подружками.

Хью очень развеселился.

– И что он сказал?

– Не помню. Была жутко пьяная. Господи, как же мне было стыдно на следующий день! Люди подходили ко мне и рассказывали, что я делала, и это было ужасно. Просто не знала, куда деваться. А напилась я потому, что страшно хоте­ла стать там своей и полагала, что алкоголь поможет.

– Бедняжка, – пожалел ее Хью и погладил по руке. – Мне стыдно признаться, но в мои сорок семь лет я ненамно­го лучше. В тот день, когда твоя предшественница бросила меня одного в ресторане, я допил вино, которое мы только начали, и затем присовокупил три порции бренди. Ты, по крайней мере, тогда была ребенком.

Пришла очередь Лиони гладить его руку.

– Все объяснимо, Хью. Я бы от расстройства выпила пару бутылок вина или же пошла бы в туалет, вылезла бы в окно и сбежала бы от позора.

Он кивнул:

– То, что ты взрослый и у тебя дети, вовсе не означает, что ты защищен от тех же эмоций, какие испытывает подрос­ток.

– У тебя есть дети? – обрадовалась Лиони. – Ты не говорил.

«Замечательно, – подумала она. – Разведенный мужчи­на с детьми – идеальный вариант, он способен понять, как важны для меня дети».

– У меня их двое: Джейн двадцать один, а Стивену – во­семнадцать. Он живет с матерью, а Джейн уже самостоятель­ная, у нее квартира тут недалеко. Они замечательные. Я не знаю, что бы без них делал, – добавил он с теплотой в голосе.

– Расскажи мне все! – попросила Лиони.

Для рассказа «обо всем» потребовалось выпить по паре чашек кофе – спиртного больше решили не пить, жалея здо­ровье.

– Хотелось бы завтра проснуться без похмелья, – заметил Хью.

Он не рассказал, почему разошелся с женой три года назад, а Лиони постеснялась спросить. Если ему когда-нибудь захочется, он расскажет сам. Но о детях он говорил с удовольствием.

Джейн работала в страховой компании клерком и была прекрасна.

– Не знаю, в кого она пошла, но она потрясающая, – сказал Хью. – Очень умна и замечательно рисует. Я все советую ей показать свои картины в галереях, но она отказывает­ся. Ну а Стивен слегка отбился от рук и сейчас копит деньги, чтобы на год бросить занятия и попутешествовать по свету. Каждый раз, когда он начинает говорить о Дальнем Востоке, с Розмари – это моя бывшая жена – случается истерика.

– Могу ее понять, – сказала Лиони, искренне сочувствуя Розмари. Если бы Дэнни объявил, что собрался на Даль­ний Восток, с ней бы точно была истерика.

– Ерунда, – сказал Хью. – Молодым надо дать возмож­ность расправить крылья и путешествовать. Мне очень жаль, что мне не выпало такого шанса. Я полностью поддерживаю Стивена. Даже сказал, что заплачу за билет и дам тысячу фунтов, если он в самом деле соберется.

Лиони удивилась. Если бы Дэнни захотел год провести в странствиях, ему пришлось бы расплачиваться самому. Зачем тратить год, чтобы повзрослеть и расширить кругозор, если полагаешься на подачки родителей? Он так и не сообразит что значит быть независимым, если она будет оплачивать его расходы.

– А не лучше ли Стивену самому заработать себе на путе­шествие? – осторожно спросила она.

– У меня есть деньги, и это меньшее, что я могу для него сделать, – возразил Хью. – Я все отдаю детям. Например, помог Джейн купить машину, так что Стивен тоже должен получить свою долю.

– Вот как… – улыбнулась Лиони.

Деньги от провинившегося отца! Она готова была поспо­рить на месячное жалованье, что это он ушел от Розмари, а теперь балует детей, чтобы как-то компенсировать развал семьи.

– Они очень огорчились, когда ты ушел из дома? – спросила она.

– Я не уходил, – удивился он. – Это Розмари ушла. У нее кто-то появился, но толком ничего не вышло. Тогда я снял себе квартиру и оставил ей наш дом – тем более что дети тогда тоже там жили.

– Извини, я не хотела проявлять любопытство, – быстро сказала Лиони.

– Ничего страшного. Нам надо все эти вещи выяснить если мы хотим понимать друг друга. Расскажи мне о своей семье.

Шел уже первый час, когда они ушли из ресторана, пред­варительно поспорив, кто будет платить по счету. Хью хотел заплатить за все, но Лиони отказалась, предпочитая запла­тить за себя. К стоянке такси они шли молча. Они прекрасно провели время, и Лиони очень хотелось снова с ним увидеть­ся, но она боялась заговорить об этом, чтобы не показаться навязчивой. И вдруг он вовсе не хочет ее больше видеть?

Такси подъехало почти сразу. Хью жил в совершенно противоположном направлении от нее, так что им было не по дороге. Настала пора прощаться. Хью открыл для нее дверцу, и Лиони ощутила глубокое разочарование. Он не со­бирается с ней больше встречаться! Но в следующее мгновение она почувствовала, как его губы легонько коснулись ее щеки.

– Что ты делаешь вечером в следующую субботу? – спросил он.

Лиони просияла.

– Буду красить ногти, если не получу более интересного предложения.

– Уже получила, – сказал он, протягивая ей свою визит­ную карточку. – Ужин в то же время. Я найду что-нибудь экзотическое, а ты можешь позвонить мне на мобильный.

Домой она ехала почти целый час. В другой день Лиони с напряжением бы следила за счетчиком, отсчитывающим ки­лометры со скоростью автомата в Вегасе. Сегодня же ей каза­лось, что она находится на яхте и ее несет легким ветерком по Карибскому морю. Все отошло куда-то далеко – буднич­ные неприятности и астрономическая цифра на счетчике. Она пару раз прошептала его имя: Хью Годдард, Хью Годдард. Хорошее имя, и человек хороший. Правда, у них раз­ные взгляды на воспитание детей, но стоит ли сейчас об этом думать. Она больше рожать не собирается, так что эта разни­ца не имеет значения. Важно то, как он заставил ее себя чув­ствовать. Хью был забавен и привлекателен, и с ним она тоже чувствовала себя остроумной и привлекательной. Иными словами, они идеально подходили друг другу!

– Нет, мы еще точной даты не назначили, – говорила Ханна, поворачивая руку, чтобы Лиони и Эмме был лучше виден бриллиант. – Феликс только что прошел пробы для двух сериалов, но еще не скоро узнает, взяли его или нет. А это означает, – вздохнула Ханна, – что мы пока не можем рисковать и снимать помещение для приема.

Они пили кофе на кухне Ханны, наскоро собравшись, чтобы обсудить жизнь, вселенную и мужчин.

– А я думала, что Феликс теперь вцепится в тебя обеими руками, раз ты согласилась выйти за него замуж, – заметила Эмма. – И вы уже направляетесь на Сейшельские острова, где ранним утром сыграете свадьбу.

– Я бы не возражала, – призналась Ханна. – Я не люб­лю пышные свадьбы с кучей родственников, мне даже поду­мать страшно о вечеринке с присутствием семидесятилетних тетушек, которых я не видела лет сто. Не говоря уже о том, что может устроить мой папаша, если напьется. – Она тут же поправилась: – Когда напьется. Да, свадьба на пляже – это здорово…

Лиони совсем размечталась.

– Все было бы так романтично, Ханна! – вздохнула она, думая о Хью. – Босиком на пляже, везде кокосовые пальмы и звуки набегающих на песок волн.

«Эмму, похоже, мои новости не слишком обрадовали, подумала Ханна. – Да нет, наверное, мне просто кажется Эмма очень добрая, она должна радоваться моему счастью».

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спросила Эмма.

И Ханна, и Лиони в изумлении уставились на нее.

– Ты не слишком торопишься? – продолжила Эмма.

Я знаю, ты любишь Феликса, но, по-моему, разумнее было бы сначала пожить вместе с годик, а потом уж решать, – добавила она.

– Я уверена! – огрызнулась Ханна. – Мы созданы друг для друга, и я…

– Не обижайся, Ханна, – перебила Эмма. – Я ничуть не сомневаюсь, что ты его обожаешь, но брак – шаг серьезный, надо быть полностью уверенной. А Феликс пропал перед Рождеством и даже не сказал тебе, куда направляется. Ты должна убедиться, что он не будет поступать так регулярно.

Ханна сжала зубы.

– Большое спасибо, но мне не нужно об этом напоми­нать, – холодно сказала она. – Он все объяснил. И мне не хотелось бы, чтобы ты ставила под сомнение мою способность самой решить этот вопрос.

Эмма покраснела. Она поняла, что зашла слишком далеко и обидела Ханну, хотя вовсе этого не хотела.

– Пожалуйста, не сердись, Ханна. Просто я боюсь, что ты торопишься. Извини, я, наверное, как всегда, осторожничаю. Такой уж у меня характер.

– Я знаю, ты считаешь, что помогаешь, Эмма, но на самом деле это не так, – обиженно сказала Ханна. – Я выхожу за Феликса и думала, что ты обрадуешься…

– Я радуюсь, – возразила Эмма.

– Девочки, хватит ссориться! – умоляюще воскликнула Лиони. – А то мне кажется, что я дома, и Мел с Дэнни руга­ются.

Ханна позволила себе улыбнуться.

– Ты права, – согласилась она. – Давайте кончим гово­рить о свадьбах.

Они выпили кофе, болтая о пустяках, но напряжение ос­талось. Эмма не выдержала первой.

– Мне пора, – пробормотала она. – Позвоню на неделе.

Оставшись вдвоем, Ханна и Лиони некоторое время пили кофе молча. Ханна хмуро смотрела на огонь в камине.

– Не сердись на нее, она просто хочет быть верным дру­гом, – сказала Лиони. – Мы обе знаем, что Феликс тебя обо­жает. – Впрочем, это не совсем соответствовало действи­тельности, поскольку ни Эмма, ни Лиони ни разу не видели Прекрасного принца Ханны и знакомы были только с ее вер­сией.

– Ага, я знаю, – вздохнула Ханна. – Зря я так болезнен­но прореагировала. Давай забудем, ладно?

Но как бы Ханне ни хотелось забыть слова Эммы, ей это не удавалось. Действительно ли она уверена в Феликсе? Он ведь и в самом деле уехал внезапно и ничуть о ней не беспо­коился. Вдруг такое случится снова?

– Ханна решила выйти замуж за Феликса, – сообщила Эмма Питу, когда вернулась домой. – По-моему, она сошла с ума.

– Почему ты так думаешь, Эм?

– Не знаю, но что-то есть в этом Феликсе, что мне не по душе. Даже имя. Сам подумай – Феликс Андретти! Несколь­ко экзотично для парнишки из-под Бирмингема.

– Кто знает, может, его родители родились не в Анг­лии, – предположил Пит.

– Ладно, это ерунда. Но он уехал, не сказав ни слова, и оставил Ханну на целый месяц, а потом явился как ни в чем не бывало, ожидая, что она встретит его с распростертыми объятиями. По-моему, он просто подонок! И я видела его фотографию в «Алло!» с другой женщиной. Я не сказала Ханне, не смогла… – Эмма прищурилась. – Один бог знает, чем он занимался весь этот месяц. Готова спорить, он и слова-то такого, как «верность», не знает! Я ему не доверяю и пыталась сказать об этом Ханне. Но она рассердилась, и я пошла на попятный.

– Если ты так уверена, попробуй еще раз. Позвони ей, скажи, что волнуешься за нее и боишься, что она попадет в беду, – предложил Пит.

– Пожалуй, – сказала Эмма. – Только она уже сердит­ся, так что вряд ли ей понравится мое повторное выступле­ние. – Она вздохнула. – Поторопись, через три минуты на­чнется «Отец Тед». Я принесу чай, а ты поищи печенье.

В эту ночь Эмма опять видела сон про ребенка. Так ясно и четко. Она стояла в супермаркете и пыталась толкнуть тележку так, чтобы не повредить ребенку. Срок был еще небольшой, месяца три. Она погладила свой слегка выпираю­щий живот. Ее ребенок, ее девочка… Почему-то Эмма знала, что это девочка. Она ходила по супермаркету и заговаривала с людьми, среди которых были Пит и ее мать. Но она не ска­зала им, что беременна, боялась сглазить.

Потом она решила, что необходимо сделать тест на бере­менность, пошла искать аптеку, пошел дождь… и она про­снулась. Несколько минут ей казалось, что она все еще бере­менна, но тут заворочался Пит и начал храпеть. Фантастический мир уступил место реальности. Она взглянула на часы – половина седьмого. Скоро вставать. И вовсе она не беременна. Ей не надо было трогать свой живот, чтобы убе­диться в этом.

Эмма тихонько спустилась вниз и приготовила себе чашку чая. И все время ее не покидало ощущение потери. Чувст­вуя себя пустой и бесполезной, Эмма полчаса пила чай и смотрела телевизор – ей тяжело было оставаться наедине со своими мрачными мыслями.

Пит вошел в гостиную, как раз когда она выключала телевизор. Глаза заспанные, остатки волос спутаны и стоят дыбом. Его присутствие почему-то разозлило ее. Он наклонился и поцеловал ее в губы, завалился на диван и закрыл глаза.

– Зачем ты так рано поднялась?

– Не спалось! – огрызнулась она. Господи, неужели он не понимает, что с ней происходит? Ну почему мужчины такие черствые?..

22

Неделя пролетала за неделей, апрель уступил место само­му теплому за последние годы маю. Феликс развлекался за­учиванием текста к фильму, который должен будет сниматься в сентябре, и параллельно озвучивал коммерческую рекламу, чтобы заработать на жизнь. Ему все еще ничего не сообщили по поводу двух сериалов, на которые он пробовался, так что он звонил в Лондон агенту каждый день, и счета за телефон приходили просто астрономические. Настроение у него постоянно менялось: то он был полон оптимизма, то злился, что приходится так долго ждать.

Ханна много работала и очень обрадовалась, когда Дэвид сообщил ей, что собирается открыть филиал в Уиклоу, где сможет предложить ей более высокую должность.

– Такой блестящий шанс! – сказала она Феликсу в тот вечер, когда они неторопливо шли по Даусон-стрит, направ­ляясь к кафе, где Феликс собирался встретиться с друзьями-актерами. – Поверить не могу, что моя жизнь так измени­лась за этот год. Работа, ты, все остальное… – Она взглянула на него сияющими глазами. – Замечательно! Вы замечатель­ны, мистер Андретти. Дэвид сказал, что я смогу приступить к новой работе через месяц. Ты считаешься должна за нее ух­ватиться?

– Разумеется, детка, – небрежно ответил Феликс.

Они как раз подошли к его компании – несколько очень красивых мужчин и женщин сидели за столиками на улице у кафе. Все в темных очках, хотя солнце давно зашло.

– Вот и вся банда! – воскликнул Феликс. – Привет, ре­бятки.

Утром в четверг Ханне поневоле пришлось вспомнить печальное замечание Эммы, к которому она всегда прибега­ла, когда речь заходила о планах.

– Мы планируем, а господь смеется, – говорила она. – У меня всегда так бывает.

Вообще-то Ханна считала такую точку зрения чересчур пессимистичной. Ей казалось, вся жизнь перед ней, стоит только протянуть руку и взять. Все, что с тобой происходит, зависит только от тебя, а если бы люди верили во всю эту бо­жественную ерунду, то так и застряли бы в Средних веках. Однако ее вера в этот постулат сильно поколебалась утром в четверг, и случилось это напрямую из-за любовного усердия Феликса.

Ханна всегда больше всего нравилось заниматься любо­вью с утра пораньше. Она все еще переживала последний прекрасный оргазм, когда Феликс отодвинулся от нее и про­изнес:

– Блин!

– В чем дело? – лениво спросила она, все еще улыбаясь.

– Проклятая резинка лопнула, – сообщил он. – Черт побери, это уже второй случай.

Ханна села на постели и выхватила пачку из его рук.

– Так срок годности давно истек, Феликс! Где ты их взял?

Он пожал плечами:

– У нас кончились, и я нашел эти в спортивной сумке.

– Срок годности истек два года назад, – сказала Ханна, начиная нервничать. – И ты сказал, что еще один порвался. Я такого не помню.

– Да речь идет всего лишь о гребаном презервативе! – огрызнулся он. – Право, что ты вечно придираешься к мелочам, Ханна?

– Из мелочей могут вырасти большие проблемы, Феликс. Например, ребенок, – резко ответила она.

Стоя под душем, Ханна никак не могла успокоиться. Она-то думала, что они предельно осторожны. Эмма всегда говорила, что после тридцати пяти женщины уже не так пло­довиты, так что ей казалось, что у нее мало шансов забереме­неть. Ей ведь уже тридцать семь, и они никогда не забывали о презервативах… Она досадливо поморщилась. Какой смысл в презервативе, если истек срок его годности? Все равно что спрыгнуть с самолета с рваным парашютом!

Завтракать Ханна не стала – почему-то не хотелось есть, и пока ехала по своему первому адресу, все пыталась вспом­нить, когда у нее в последний раз были месячные. Она не имела привычки что-то записывать и теперь страшно злилась на себя. Ханна вспомнила, что ужасно мучилась в ночь на Новый год и что у нее кончились прокладки. А дальше?..

Так ничего и не припомнив, Ханна остановилась у апте­ки и купила все необходимое для теста на беременность. По­чему она не пила таблетки? В этом вопросе на мужчину ни­когда нельзя положиться!

Приехав к бунгало, Ханна порадовалась, что продавцы уже отправились на работу, а покупатели еще не прибыли. Можно воспользоваться туалетом, хотя ей это было не по душе. «Но ведь никто не узнает», – подумала она. Ей прихо­дилось читать об агентах по продаже недвижимости, которые умудрялись заниматься сексом в продаваемых домах, и она очень возмущалась по этому поводу. Но вряд ли будет так уж непрофессионально просто сходить в туалет.

Проделав все необходимое, Ханна сунула прибор в сумку и открыла дверь клиентам, приклеив на лицо привычную улыбку. Они почти полчаса бродили по дому, но, судя по всему, вторая синяя линяя проявилась в окошечке значи­тельно раньше.

Оставшись снова одна в доме, Ханна достала прибор, посмотрела на показатель и прокляла производителей презер­вативов, Феликса и себя – именно в таком порядке.

– Беременна, беременна, черт бы все подрал! – просто­нала она.

Это надо же! Бедняжка Эмма убить готова, чтобы ока­заться в ее положении, но у нее ничего не выходит. И вот те­перь она, из всех троих наименее склонная к материнству, беременна! Ханне казалось, что даже у тех зверей, которые съедают свое потомство, больше материнских чувств, чем у нее. Дети ее никогда не интересовали. Ладно, дети ее кузи­ны Мэри очень даже ничего, но это вовсе не означало, что она хотела бы с ними жить.

Когда она вернулась в офис, Кэрри помахала ей рукой.

– Феликс только что звонил, – сообщила она и покрас­нела.

Кэрри несколько раз видела Феликса, когда он заезжал за Ханной, и явно безумно в него влюбилась. «Кстати, Феликс ничего не сделал, чтобы загасить этот пожар», – сердито по­думала Ханна, припомнив, как он сидел на краешке стола Кэрри и болтал с ней.

– Он сказал, это важно, – добавила девушка. «Что-то будет, когда он услышит мои важные новос­ти», – мрачно подумала Ханна, набирая номер.

– Победа! – ликующе воскликнул Феликс. – Ты никог­да не поверишь! – Он явно уже приложился к бутылке. – Я получил главную роль в фильме «Один миг». У нас получилось! С карьерой теперь полный порядок. И мне заплатят ог­ромные деньги. Билл сказала, что я им нужен позарез, так что могу заламывать любую цену. Режиссер Эдвин Коен – настоящая звезда в Америке. Он никогда не делает телевизи­онных фильмов. Ты представить себе не можешь, какая честь работать с ним!

– Замечательно, милый, – сказала Ханна, искренне радуясь за него, но тут же вспомнила о результатах теста. —

Мне тоже нужно тебе кое-что сказать. Подожди минутку, я забыла кое-что в машине, – соврала она. – Я перезвоню. Выйдя из офиса, она позвонила ему по мобильному.

– Феликс, у меня совершенно невероятные новости, но боюсь, они не придутся тебе по душе. – Она не стала ходить вокруг да около. – Я беременна, Феликс.

– Чудесно! – завопил он.

Ханна оторопела. Она ждала совсем другой реакции: сто­нов по поводу того, что время неподходящее, им обоим надо думать о карьере, ребенок будет мешать спать и так далее. А вместо этого Феликс радостно вопил, как маленький маль­чик, получивший заветную игрушку:

– Лапочка, я так счастлив! Нам надо немедленно поже­ниться! Билли подыщет для нас дом в Лондоне, и я скажу, чтобы она убедилась, что там есть детская. Между прочим, Эдвин Коен – человек очень семейственный. Они с женой ждут пятого ребенка. Вся семья приедет из Лос-Анджелеса, чтобы быть с ним во время съемок. Ты сможешь с ней подру­житься, и это очень поможет моей карьере. Ну, мне надо бе­жать, милая. Меня ждут. Вечером поговорим. Чао.

Ханна нажала на кнопку мобильника и осталась стоять, как соляной столб, переваривая все, что сказал Феликс. Переехать в Лондон? Подружиться с женой режиссера, кото­рая, так кстати, тоже беременна? А как же ее работа, ее жизнь и друзья? Она, конечно, любит Феликса, но хочет ли она жить в Лондоне и рожать ребенка? Ханна не знала. Ребе­нок никогда не присутствовал в ее планах.

Перед ленчем она позвонила Лиони.

– Я схожу с ума, требуется немедленно с кем-нибудь по­говорить, – сказала она. – У тебя найдется двадцать минут? Заодно и перекусим.

– У меня есть час, – ответила Лиони. – Что случилось, Ханна?

– Расскажу, когда увидимся.

– Что-нибудь с Феликсом? – встревоженно спросила Лиони, когда они встретились в кафе, находившемся при­мерно на равном расстоянии от мест их работы.

– Вроде того, – простонала Ханна. – Я беременна!

– Так это же чудесно! – взвизгнула Лиони, не успев со­образить, что Ханна радостной не выглядит. – Разве нет? – Ханна молчала, и Лиони нахмурилась. – Ты хочешь сказать, что ребенок тебе не нужен?..

Ханна закусила губу.

– Сама не знаю, что мне нужно, а что нет! Я никогда не мечтала о детях. Никогда не беспокоилась из-за того, что мои биологические часы отсчитывают последние годы. Знаю, это странно и неестественно, но именно так я устроена. Некото­рые мечтают о детях, но только не я.

– Значит, это все не запланировано? – мягко спросила Лиони.

Ханна с горечью рассмеялась.

– А что говорит Феликс?

– Удивительно, но он вне себя от счастья. Я-то думала, что он потащит меня на первый же паром, чтобы добраться до Харлей-стрит и сделать аборт, но он в восторге. – Она не добавила, что он быстренько сообразил, какую выгоду можно извлечь из ситуации, подружившись с режиссером и его бе­ременной женой.

– Очень мило, – заметила Лиони.

– Конечно, ведь это не ему придется девять месяцев вы­глядеть как слон, бросать свою работу и тащиться в Лондон! А он тем временем будет делать карьеру.

– Тебе не нужно бросать работу из-за беременности! Это же ребенок, а не заразная болезнь, – возмутилась Лиони.

– Тут другое, – мрачно пояснила Ханна. – Феликс по­лучил замечательную роль в Лондоне, так что, если я захочу оставить ребенка, нам придется переехать туда.

– Вот как?..

– Мне тяжело даже думать об аборте, – сказала Ханна, когда они уже пили кофе. – Когда я была подростком, я бы, не задумываясь, сделала аборт. Но это было тогда. Сейчас мне кажется эгоистичным поступать так только потому, что это может затруднить мою жизнь.

– Я не могу тебе советовать, Ханна. Ты сама должна ре­шать.

– Я знаю.

Домой Ханна вернулась усталой, так и не решив, что ей следует делать.

– Дорогая, – воскликнул Феликс, хватая ее в объятия, как только она открыла дверь. – Ну, как себя чувствует буду­щая мамочка?

Она вздохнула и оттолкнула его.

– Слушай, Феликс, я ничего не знаю. Разве сейчас под­ходящее время рожать? Мы не готовы, мы вообще никогда об этом не говорили… Я даже не знаю, хочу ли я ребенка.

– Ты хочешь сказать, что подумываешь об аборте? – Фе­ликс холодно взглянул на нее. – Поверить не могу, что ты это предлагаешь, Ханна. Мы не можем так поступить с нашим собственным ребенком. Я думал, ты меня любишь.

– Люблю, – с тоской подтвердила она. – Просто у меня такое ощущение, что передо мной нет никакого выбора. Только вчера я была женщиной с прекрасной перспектив­ной карьерой, мы собирались купить здесь дом, а сегодня я просто племенная кобыла, которая должна идти за тобой следом.

Феликс встал и распечатал пачку сигарет. Потом отложил ее в сторону и повернулся к ней:

– Ханна, я знаю, у беременных всегда нервы не в поряд­ке, но это просто смешно. Тебе вовсе не обязательно бросать работу: ведь в Лондоне тоже торгуют недвижимостью. Это же не конец, наоборот – начало! Я буду много зарабатывать, мы сможем взять няню, и ты пойдешь работать. – Он усадил ее рядом с собой на диван.

– У тебя будут я и ребенок. Разве это не чудесно?

Она попыталась взглянуть на будущее его глазами, но у нее ничего не получилось.

– Только представь себе, Ханна: чудесный дом с садом, мы там вместе будем возиться. Из тебя выйдет прекрасная хозяйка. Мы будем чудесной парой, я это понял, стоило мне увидеть тебя с этим подонком Гарри. Я не могу уступить тебя ему.

Сердце Ханны пропустило удар.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она. Феликс поднял брови.

– Когда ты в тот день ушла, у него хватило наглости за­явить, что он хочет сделать тебе предложение. Какой наглец!

Она моргнула.

– Гарри так сказал?

– Ну да, – беззаботно подтвердил Феликс. – Только представь себе, он решил, что ты предпочтешь его мне. Я сказал ему, чтобы убирался, что мы уже помолвлены, про­сто поругались из-за ерунды.

– Но мы не были помолвлены, – ровным голосом сказа­ла Ханна. – Ты меня бросил, Феликс. Ты не имел права го­ворить так с Гарри.

В ответ Феликс запустил теплые пальцы под ее топ.

– У нас у всех есть прошлое, детка, – сказал он. – Гарри – твое прошлое, у меня есть свое. Но прошлое – оно и есть прошлое. Забудь его, теперь ты со мной.

23

Придя на работу, Эмма выдвинула нижний ящик своего письменного стола и достала болеутоляющие таблетки. Ме­сячные только что начались, и ее мучили боли в пояснице. Она едва успела положить таблетки в рот, как в дверях воз­ник Колин Малхолл, явно желающий поболтать.

Эмма запила таблетку водой и чертыхнулась про себя. Надо же было именно Колину застать ее в момент, когда она занимается самолечением! Через пару часов все в офисе уже будут знать, что у бедняжки Эммы страшно болит голова – не иначе гематома мозга. Колин любил преувеличивать. Ког­да их секретарша отсутствовала три месяца из-за тяжелого воспаления легких, Колин рассказывал всем, что она умира­ет от рака. «Те, кто утверждает, что женщины – самые злост­ные сплетницы, явно незнакомы с Колином», – мрачно по­думала Эмма.

– Плохо себя чувствуешь? – ласково поинтересовался Колин, усаживаясь на свободный стул.

– Голова болит, – резко ответила Эмма.

– Знаешь, от этого отлично помогает медитация, – за­явил Колин.

– Мне лучше помогает парацетамол, – возразила Эмма. – Ты что-то хотел, Колин?

– Да. Финна нет, и ко мне заходил Эдвард посоветовать­ся насчет конференции.

Эмма встревожилась. Финн у них занимался вопросами связи с прессой, и они с Эммой всегда вместе планировали все ежегодные конференции. В любом случае Эдвард едва ли обратился бы с просьбой о помощи к Колину, который не мог напечатать четыре строчки, на сделав восемь ошибок.

– Почему он решил посоветоваться именно с тобой? Эмма едва сдерживалась, чтобы не сказать этому придурку, что из его попыток перепрыгнуть через ее голову и занять более престижное место в компании ничего не выйдет.

– Он хотел узнать насчет рекламы, но я воспользовался случаем и сообщил ему свое мнение насчет продолжитель­ности конференций, – самодовольно заявил Колин.

Эмма неожиданно почувствовала обиду. Решать, сколько продлится конференция, и обдумывать все детали полагалось ей. Колин же должен был помогать Финну только с рекла­мой. И нельзя сказать, что он со своей задачей справлялся.

– Не слишком ли много ты на себя берешь? – пробор мотала она.

– Понимаешь, – проникновенно начал Колин, глядя на нее своими свинячьими глазками, – я тут говорил с журналистами, и они мне дали несколько дельных советов. Если мы хотим, чтобы нас рассматривали как серьезное агентство, мы должны проводить конференции в течение недели и, воз можно, не в самом Дублине. Чтобы люди смогли уехать на неделю и целиком посвятить себя нашим проблемам. – Он начинал уже входить в раж.

– Уехать на неделю? – удивилась Эмма. – Каким обра­зом наша организация сможет финансировать такое меро­приятие? Мы же разоримся! Не знаю, с какими журналиста­ми ты говорил, но большинство из них даже на целый день заполучить трудно. Там много всяких событий, которые они; должны осветить. Какая уж там неделя! Ты сам не понимаешь, о чем ты говоришь, Колин.

Колин фыркнул и поднялся на ноги.

– А Эдвард согласился, что идея блестящая, – сказал он. – Он хотел это обсудить, но я решил сначала поговорить с тобой, чтобы не было никаких неожиданностей. Зря старался. А я ведь еще помню то время, когда ты была очень милой женщиной. Не знаю, почему ты так изменилась, но явно не к лучшему. Ты превратилась в завистливую стерву! – С этими словами он вышел из кабинета.