Мужчины свои и чужие

– Мне пришлось скормить ему пачку печенья, прежде чем он согласился выйти в сад, – смеялась Донна. – Показ был назначен на половину второго, а у меня огромное мок­рое животное мечется по дому, прыгая на постели и пачкая все вокруг.

Ей даже довелось однажды наткнуться на парочку, зани­мающуюся любовью на обеденном столе как раз в тот мо­мент, когда она вошла в дом.

– Женщина оказалась хозяйкой дома, вот только мужчи­на не был ее мужем. Я с трудом сдержалась, чтобы не расхо­хотаться. Они были так смущены…

Теперь уже и у Ханны накопилась парочка забавных ис­торий. Например, тот случай, когда она потеряла все ключи от дома. Обыскала все – и не нашла. Когда она сообщила об этом Дэвиду, боясь, что он разозлится, босс только усмехнулся.

– Из тебя не получится агент, если ты хоть раз не поте­ряешь ключи, – добродушно сказал он. – Скажи клиенту, что мы сменим замки за наш счет.

Ханна позвонила Лиони, чтобы убедиться, что их догово­ренность насчет ленча остается в силе. Ей надо было попасть сегодня в Уиклоу, где продавался дом, вот она и предложила Лиони встретиться на полпути и перекусить.

– У тебя получится? – спросила она, когда Лиони нако­нец подошла к телефону.

– Да, – со слезами в голосе ответила Лиони.

– Что случилось? – встревожилась Ханна. – Опять Эбби?

– Морская свинка укусила. Знаешь, как больно! Ханна невольно рассмеялась:

– И это все?

– Надо, чтобы тебя хоть раз укусила морская свинка, ми­лочка, – обиделась Лиони. – У них зубы, как резцы. И те­перь она завывает, как итальянский тенор. Можно подумать, это ее укусили. Паршивка. И, знаешь, как эту дрянь зовут? Не поверишь: Персик. Ну и имена люди дают животным. Если судить по ее руладам, следовало назвать ее Паваротти.

– Так ты оправишься от общения с Персиком через пол­часа, чтобы встретиться со мной? – спросила Ханна.

– Если только мне перепадет кусок сырного пирога, – начала торговаться Лиони. – У меня сегодня праздник.

– Какой?

– Сначала купи мне пирог.

– Ну, выкладывай! – приказала Ханна, с грохотом ставя на стол поднос с их ленчем. – Что ты празднуешь? Если речь идет о мужчине, знать ничего не желаю. Несчастные старые одиночки, вроде меня, не любят слушать рассказы о чужой сексуальной жизни. Лиони рассмеялась.

– Не так быстро, – пошутила она. – Особенно если учесть, что я его еще и в глаза не видела.

– Значит, все-таки мужчина! – возмутилась Ханна. – Я так и знала. Ты ужасная потаскушка, Лиони. Начинаешь светиться изнутри, как только речь заходит о мужчине.

– Все может потухнуть, стоит мне его увидеть, – замети­ла Лиони. – Он один из ответивших на мое объявление. Я набралась храбрости и вчера ему позвонила. Мне он сразу очень понравился – такой дружелюбный, умный, чувстви­тельный и… – Она поморщилась. – Но потом я снова стала сомневаться, вспомнив про Боба. С ним ведь тоже было при­ятно говорить по телефону, так что этот парень вполне может оказаться таким же занудой.

– Ерунда. Возможно, он просто прелесть. – Ханна отку­сила от своего бутерброда с тунцом.

– Я надеюсь увидеть Адониса ростом в шесть футов, фи­гурой – умереть можно, и целительными руками, – мечта­тельно произнесла Лиони и вдруг вздрогнула. Ну вот, она почти точно описала Феликса. Лиони удалось увидеть его по телевизору, и он показался ей великолепным. Вот только все это великолепие где-то бродит. – Прости, – пробормотала она.

– За что простить? – Ханна вроде ничего не заметила и спокойно продолжала есть свой сандвич. – Мне надо быть у дома через полчаса, так что спешу съесть бутерброд, – из­винилась она. – Рассказывай про нового парня.

– Его зовут Хью.

– Замечательное имя, – заметила Ханна.

– Он работает в банке, – продолжила Лиони, – совет­ником по инвестициям. И он тоже разведен.

– Прекрасно!

– Он на пять лет старше меня и без ума от собак. У него их три: Ладлум, Харрис и Уилбер, в честь писателей. Он обо­жает книги про приключения.

– И ты все это выяснила по телефону? Разговорчивый парнишка.

– Верно, – радостно подтвердила Лиони. – Представля­ешь, вдруг мы поженимся и перед свадьбой будем вспоми­нать, как познакомились. И я скажу, что влюбилась в него сразу же, когда он рассказал, как спас Уилбера. Его хотели утопить, когда он был щенком, – сунули в мешок и бросили в канал. Если бы не Хью, бедный Уилбер был бы мертв, – мечтательно закончила Лиони.

Пришло время Ханне вернуть ее на землю:

– Лиони, перестань путать людей, которые любят собак, с теми, кто сможет полюбить тебя. Это не одно и то же. И на твоем месте я бы о свадьбе пока не упоминала. Мужчины от­носятся к этому вопросу иначе, чем женщины.

Лиони покончила с сандвичем и уставилась на кусок пи­рога.

– Ты права. Я несколько помешалась на свадьбах с тех пор, как Рей и Флисс поженились. Ничего не могу с собой поделать. Это платье от Кевина Клайна меня преследует. Каждый раз, когда я прохожу мимо салона для новобрачных, я заглядываю в окно, нет ли там чего-нибудь новенького и элегантного, чтобы внести первый взнос. Настоящее без­умие! Мел тут как-то застала меня за этим занятием, так мне пришлось сделать вид, что я поправляю шляпу.

– Когда свидание?

– Вечером в субботу.

– Это хорошо, поскольку ясно, что он и в самом деле разведен, – не подумав, заметила Ханна.

Лиони удивленно посмотрела на нее.

– Есть мужики, которые пользуются такими объявле­ниями, чтобы разнообразить свою жизнь, хотя они люди се­мейные, – пояснила Ханна, жалея, что вообще об этом заго­ворила. – Но свидание в пятницу или субботу – хороший признак.

– Не знаю, что тогда вообще можно считать хорошим признаком, – проворчала Лиони.

– Извини. Мне очень жаль, что я начала этот разговор. Я сейчас настолько настроена против мужчин, что превраща­юсь в обозленную старую кошелку. Судя по твоему рассказу, Хью – славный малый, и очень хорошо, что ты набралась смелости и позвонила ему. Кстати, спроси, нет ли у него брата, – усмехнулась она. – Нет! Не надо, я шучу. Я сейчас не в форме. Да и не нужны мне мужчины. От них одни не­приятности.

– От Феликса ничего? – робко спросила Лиони. Ханна покачала головой.

– Ни звука. Между прочим, он забыл очень хорошую футболку от Поля Смита в корзине для грязного белья, я только вчера ее обнаружила. Так я порезала ее на куски и те­перь чищу ею унитаз, – с удовлетворением сказала она. Лиони хихикнула.

– И вообще, я уже все пережила. Феликс – лишнее до­казательство, что мне не следует связываться с мужчинами. А может, наоборот, завести регулярного любовника? Я тут прочитала про женщину, которая успешно делает карьеру и встречается раз в неделю с любовником. А его грязные носки стирает жена.

– Это не для тебя, – возразила Лиони. – Тебе нужно либо все, либо ничего.

– Увы, ты права. Так что пусть будет ничего, – твердо заявила Ханна. – Никаких мужчин, никогда!

Позднее, когда она спокойно сидела за своим столом, за­звонил телефон. Ханна машинально сняла трубку, думая только о работе, и вдруг оцепенела. Она сразу узнала этот голос. Низкий, беспечный, легкомысленный, как будто что-то его забавляет, и он посмеивается потихоньку, пока разго­варивает с тобой.

– Ханна, ужасно приятно тебя слышать.

Она шмякнула трубку с такой силой, что Джиллиан, за­шедшая в кабинет, вздрогнула и удивленно уставилась на нее.

– Связь прервалась, и раздался какой-то визг, – соврала Ханна.

Не собиралась она говорить, что некто Гарри Спендер явился не запылился через полтора года из Латинской Аме­рики, где прекрасно проводил время, тогда как она пыталась по кусочкам собрать свою жизнь. Как он смеет? Как он, черт возьми, смеет? Документ, над которым она работала, исчез с экрана. Она сердито ударила по клавише, документ возник снова, и тут же зазвонил телефон. Ханна сняла трубку.

– Здравствуйте. Говорит Ханна Кэмпбелл.

– Не вешай трубку, Ханна! – умоляюще сказал Гарри, на этот раз уже без всякого веселья.

«Жди!» – подумала она и молча положила трубку.

– Наверное, линия неисправна, – с невинным видом сказала она.

Когда телефон зазвонил в следующий раз, это оказался клиент, которому она утром показывала дом. Ханна с облег­чением вздохнула. Слава богу, до него дошло. Он не станет больше звонить. Она мельком подумала, откуда у него номер ее рабочего телефона, но сообразила, что людям свойственно сплетничать и кто-нибудь из ее бывших друзей ему его сооб­щил. Ведь Дублин такой маленький город.

Она просидела на работе до шести, стараясь наверстать упущенное. Дела в конторе шли превосходно, о чем Дэвид Джеймс накануне с гордостью им сообщил, но это также оз­начало, что в сутках слишком мало часов. Ханна старательно работала, но не могла перестать думать о Гарри. Он ее бросил после десяти лет совместной жизни, и сначала казалось, что хуже ничего не может быть. Потом боль ушла, вот только влюбляться она больше ни в кого не собиралась. Странно, что вылечил ее от этого не Гарри, а Феликс…

Выключив компьютер и немного прибрав на столе, Ханна заглянула к Донне.

– Выпить не хочешь? – спросила она, охваченная вне­запным желанием поговорить с кем-нибудь о Гарри и его звонке. Ей нравилось разговаривать с Донной: она никогда никого не судила, не делала поспешных выводов и не сплет­ничала.

– Я бы с удовольствием, – призналась Донна, – но мне надо через час забрать Таню от подруги, а я еще здесь не за­кончила. Извини.

– Да ладно, в другой раз. До завтра. Я собираюсь прийти пораньше, так что даже непонятно, с чего это я заговорила о выпивке. – Ханна рассмеялась. – До завтра!

Она вышла на улицу, мельком взглянув на припаркован­ную рядом машину. Ей бы никогда не пришло в голову, что это машина Гарри. Когда-то он ездил на старом «Фиате», таком древнем, что годился в антиквариат. А это была вполне респектабельная новая машина, так что Ханна очень удиви­лась, когда дверца открылась, и появился Гарри. Она устави­лась на него, надеясь, что это мираж, и зная, что это не так. Целую минуту, показавшуюся ей вечностью, Ханна не могла сказать ни слова. Наконец голова снова начала работать. – Какого черта ты здесь делаешь? – окрысилась она.

– Приехал посмотреть на тебя, Ханна, – сказал Гарри с таким видом, будто вполне естественно как ни в чем не бы­вало явиться к женщине, которую ты бросил полтора года назад ради путешествия в поисках себя самого.

– Все, увидел. Теперь убирайся, – заявила она, направ­ляясь к своей машине.

– Ханна, не надо так! Знаешь, нельзя просто так, за здо­рово живешь, выбросить десять лет.

Она с ненавистью уставилась на него.

– Это мой текст, Гарри. Если я правильно помню, ушел ты. Теперь можешь это сделать снова – уйти из моей жизни. И не смей появляться рядом со мной, иначе я заявлю в поли­цию!

Кипя, как вулкан Этна, она подошла к своей машине, от­крыла дверцу и швырнула внутрь портфель. Гарри шел за ней и остановился за спиной. Она знала, что он стоит с безвольно опущенными руками – он всегда так делал, когда оказывал­ся в сложном положении. Но Ханна проигнорировала его, поражаясь кипящей в ней ненависти. Такое впечатление, что в нем соединились Гарри и Феликс, и было непонятно, к кому относится львиная доля бурлящей в ней ярости.

– Ханна, – снова сказал он, на этот раз нерешитель­но, – подожди, поговори со мной, пожалуйста. Прости меня!

Последняя фраза окончательно вывела ее из себя. Ни разу во время поспешного бегства из ее жизни Гарри не из­винился. Он даже не выглядел смущенным, заявляя ей, что загнивает в ее обществе. Он не попросил прощения, даже когда она без сил опустилась на край кровати, услышав, что он уходит, потому что ноги не держали ее. Даже в своем пута­ном письме из Латинской Америки он не упомянул, что жа­леет об их прежней жизни.

Ханна резко повернулась к Гарри.

– Простить тебя? – спокойно спросила она. – Сейчас? Не поздновато ли? Я думала, извиняться надо было, когда ты меня бросил, как мешок с картошкой, а не когда снова за­явился почти через два года, чтобы… – Она склонила голову набок и, прищурившись, оглядела его. – Чтобы что? Что тебе нужно? Жить негде? Или деньги нужны? Тебе наверняка что-то надо, Гарри, раз ты вернулся.

Похоже, он обиделся.

– Ты явно очень плохо обо мне думаешь, Ханна.

– А разве ты не дал мне для этого повод? – ехидно спро­сила она.

Он опустил глаза.

– Мне правда очень жаль, Ханна, хотя ты мне не ве­ришь, я вижу. Я знаю, мне трудно будет добиться твоего про­щения, но я хотел поговорить, объяснить.

Внезапно Ханну охватила дикая усталость. Не было сил сопротивляться дальше. Пусть попытается объяснить то, что объяснить невозможно.

– Встретимся в баре «У Маккормака» через полчаса. Но мы сможем поговорить минут пятнадцать, не больше. Потом я уеду.

Не дожидаясь его ответа, она села в машину, захлопнула дверцу и рванула по улице со скоростью машин, участвую­щих, в «Формуле-1».

Делать ей эти полчаса было нечего, но ей требовалось время, чтобы прийти в себя после внезапного появления Гарри. Она поехала к бару и осталась сидеть в машине, раз­вернув перед собой газету. Впрочем, прочитать она ничего не могла: ей все время виделось лицо Гарри. Когда он вдруг воз­ник перед ней, она готова была откусить ему голову, а теперь даже она не знала, что ей сказать. Жаль, что она не записала на магнитофон те пьяные речи, которые держала перед самой собой, – вот тогда бы он узнал, что она о нем думает.

Гарри выглядел хорошо, надо отдать ему должное. Все тот же мальчишеский шарм, только вокруг глаз появились морщинки, однако это ему шло. И одет он был вполне рес­пектабельно, не то что раньше. Вместо обычных широких штанов и свитера, который бы даже в благотворительной лавке не взяли, на нем были приличные брюки и новый джемпер, очень стильный. Совсем не похоже на того Гарри, которого она так хорошо знала.

«Ладно, – мрачно подумала Ханна, – он изменился, ну и я тоже». На ней был прекрасный костюм с юбкой до колен и хорошие туфли от Карла Скарпа на высоченных каблуках. Под жакетом ничего, только бюстгальтер. Вместо пучка, ко­торый должен помнить Гарри, распущенные волосы до плеч. Эта блестящая грива красиво раскачивалась, когда она ходи­ла. И очки она больше не надевала, перешла на линзы. Со­здавалось впечатление сдержанной, деловой и очень сексу­альной женщины, которая сводит мужиков с ума. «Пусть Гарри немного пострадает!» – решила Ханна, доставая пома­ду с красивым малиновым оттенком.

За несколько минут до назначенного срока Ханна вошла в бар, заняла дальний столик и прикрылась газетой. Она де­лала вид, что не замечает вошедшего Гарри, пока он не на­звал ее по имени.

– А, Гарри! – с изумлением произнесла она, как будто полностью забыла, что назначила ему здесь встречу. – Мне содовую со льдом и лимоном.

Он вернулся с напитками и тяжело сел напротив нее.

– Спасибо, – весело сказала Ханна.

Она решила для себя, что эмоционально не готова к крупной ссоре с криками и попреками на радость остальным посетителям бара. Лучше вести себя с ним, как добрая тетуш­ка с нашкодившим ребенком. Что-то вроде: «Ну, что ты на этот раз натворил, паршивец?» При этом делая вид, что ей абсолютно наплевать.

– Выглядишь замечательно, Ханна, – честно при­знал он.

– Спасибо. Гарри, у меня мало времени. Зачем ты меня позвал?

– У тебя что, свидание? – лениво спросил он.

Ханна тут же забыла про все свои благие намерения и едва не выпалила ему в лицо, что такие расставания полезны для фигуры, поскольку только тяжелыми физическими уп­ражнениями можно заставить себя забыть о предательстве.

– Не твое дело, понял?

– Ладно-ладно, я просто поинтересовался…

– Так кончай интересоваться! Зачем ты пришел? Мне ка­залось, нам уже нечего сказать друг другу.

– У меня есть, – сказал он. – Я хочу извиниться. Я так много о тебе думал, о том, как хорошо нам было вместе. Мне казалось… – он поколебался, – что еще не все кончено. Что нам не следовало расставаться, ты меня понимаешь?

– Нет.

– Но ты должна, Ханна! Ты ведь сама говорила, что мы подходим друг другу…

– Гарри, если у тебя такая хорошая память, то ты вспом­нишь, что, пока я это говорила, ты собирал чемоданы. Но с той поры все изменилось. Ты полтора года развлекался и мог позволить себе иногда вспоминать о женщине, которую ты оставил, – с горькой иронией добавила она. – Ведь это ты ушел от меня, Гарри! Сам решил и сам ушел! Я же осталась в шоке. Еще каком шоке, будь ты проклят! Но я это пережила, забыла тебя, наладила свою жизнь. Так почему же ты решил, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? Неужели ты думал, я такая дура, что приду в восторг при виде тебя?

Он схватил ее за руки.

– Нет, я совсем не думаю, что ты дура, наоборот. Ханна вырвала руки.

– Не смей меня трогать! – выпалила она.

Пара за соседним столиком оглянулась. Гарри улыбнулся, извиняясь, и Ханна едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину.

– Ты что, хочешь убедить меня снова начать с тобой встречаться? – прямо спросила она.

– Ну, да… Вроде того. Я хочу, чтобы мы были друзья­ми, – неуверенно сказал он.

Она чуть было не выплеснула содовую с лимоном ему в лицо, но вовремя подняла глаза – и увидела направляюще­гося к ним Феликса.

«Наверное, здесь в кондиционере какие-то галлюциноге­ны, – решила Ханна, наблюдая, как Феликс подходит все ближе. – Иначе сегодняшние события не объяснить. Ладно, не повезло, встретила старого бойфренда, но чтобы встретить еще и второго…»

– Привет, Ханна, – проворчал Феликс, с неприязнью оглядывая Гарри. – Я решил, что ты можешь зайти сюда вы­пить, потому что тебя не было дома, когда я звонил.

– Привет, Феликс, – спокойно ответила она, будто не провела последний месяц в тоске по нему, недоумевая, куда он подевался, и раздумывая, не купить ли ей одну из тех книг, в которых содержатся советы для женщин, влюбляю­щихся в подонков.

– Надеюсь, я не помешаю, – заявил Феликс, садясь рядом с Ханной, явно не заботясь о том, мешает он или нет. Более того, ему наверняка было приятно помешать.

– Зачем ты здесь? – спросила она. – Я не знала, что ты вернулся в Ирландию.

– Ты не хочешь представить мне своего друга? – спро­сил Феликс, игнорируя ее вопрос и делая ударение на слове «друг».

Ханна сжала зубы.

– Гарри Спендер, Феликс Андретти.

Однако Гарри не собирался так легко отступать.

– Где же вы познакомились? – спросил он с таким видом, будто он ее отец, а Феликс – крайне неподходящий знакомый, взявшийся неизвестно откуда.

– Мы встречались, Гарри, – спокойно объяснила Ханна. – Но недолго.

– Вот как? – обрадовался Гарри и снова потянулся к руке Ханны.

Она отодвинулась подальше и наткнулась на мускулистое бедро Феликса, который медленно закипал.

– И давно вы расстались? – продолжал настаивать Гарри.

– Мы не расставались, – прошипел Феликс. Ханна подняла брови. Вот уж воистину, то пусто, то густо! Только что у нее не было ни одного мужчины, а теперь целых двое, и они готовы из-за нее драться, подобно средне­вековым рыцарям, сражавшимся за руку прекрасной дамы. Ну, что же, у нее есть для них новости. Прежде чем сражать­ся за руку прекрасной дамы, не мешало бы спросить, что дама думает на этот счет. А она считает, что они оба могут пойти и удавиться.

– Хватит, мальчики. К сожалению, у меня свидание, так что мне пора. Приятно было поболтать с тобой, Гарри, и с тобой, Феликс. – Она бодро улыбнулась и встала.

Оба выглядели удивленными, только у Феликса к удивле­нию примешивалось неудовольствие.

– Никуда ты не пойдешь, – сказал он, отбрасывая со лба золотистые волосы своим фирменным жестом.

Небольшой костер гнева, тлеющий в душе Ханны, вне­запно превратился в адский огонь ярости. Она считала, что появление Гарри ее раздражает, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала при неожиданном появлении Феликса. Месяц ни слуху ни духу! По крайней мере, Гарри в свое время честно сказал, что бросает ее. Фе­ликс же просто исчез. И вот он здесь, как будто ничего не случилось.

– Что это еще за свидание? – сердито спросил Феликс. Этна начала извергаться.

Ханна повернулась к нему. Если правда, что глаза – зеркало души, то он должен увидеть в них пламя.

– Мои дела тебя не касаются, Феликс, – сказала она. – Запомни. Я ухожу. Пока.

Она выскочила на улицу, боясь, что кто-нибудь из них последует за ней. Если это произойдет, она убьет их голыми руками, да поможет ей господь.

Когда Ханна подъехала к дому, злость уже прошла. От­крывая дверь, она даже улыбалась. Как все глупо! Ее дружки напоминают бумеранги. Возвращаются, несмотря на все уси­лия держаться подальше.

Через час вернулся Феликс. Он десять минут звонил в дверь, а когда Ханна высунула голову в окно и велела ему убираться к чертям собачьим, он принялся названивать всем соседям. Ей пришлось спуститься и открыть ему дверь.

– Что ты здесь делаешь, Феликс? – спросила Ханна, когда он вошел за ней в квартиру. По непонятной причине она порадовалась, что не успела переодеться, а значит, Фе­ликс, идущий сзади, имел возможность лицезреть покачи­вающиеся бедра и длинные ноги.

– Хотел тебя увидеть, Ханна. Надо поговорить.

«Это что, dйjа vu?» – мрачно подумала она, вспомнив, что пару часов назад те же самые слова произнес Гарри.

– Разве сегодня Международный день бывших бойфрендов? – спросила она. – Я что-то не слышала такого в новос­тях. Нет, ничего не говори! Ты застрял на четыре недели в машине времени и только сегодня вернулся в наш век. Так?

– Я сглупил, Ханна, – пробормотал Феликс.

Если Гарри рассчитывал убедить ее с помощью слов, Фе­ликс использовал более действенные приемы. Он обнял ее за талию и начал целовать. Ханна сразу почувствовала, как от откровенного желания сжимается все внутри. Что-что, а це­ловаться Феликс умел. Если он когда-нибудь захочет сменить профессию, из него выйдет превосходный альфонс.

На мгновение она позволила себе утонуть в его поцелуях, прислонилась к нему, почувствовала, как эротично двигают­ся его бедра. Месяц без него – и она чувствует себя, как пут­ник в Сахаре, набредший на журчащий холодный источник. Одной рукой она обхватила его за шею, другой прижала по­крепче к себе… И внезапно замерла. Что она делает?! Если ей нужен дешевый секс, все, что требуется сделать, это поехать в ночной клуб и выбрать там парня, который спрятал свое обручальное кольцо в задний карман. Зачем поддаваться Фе­ликсу, который сначала приручает ее, а потом, когда ему за­благорассудится, оставляет? Бросает. Как Гарри.

Она представила себе, как они обмениваются впечатле­ниями после ее ухода из бара. Глупая Ханна, стоит взглянуть на нее щенячими глазами, поддразнить поцелуями и хоро­шим сексом – и можно делать с ней все, что захочешь.

Собрав все силы, она оттолкнула Феликса.

– Ханна? – растерялся он.

– Феликс, ты исчез, не сказав ни слова. Я не могу этого простить. Все кончено, – заявила она, тяжело дыша от жела­ния и гнева.

– Я знаю, но это все потому, что я слабый, Ханна, – сказал он. – И напуган. Мне стыдно было звонить тебе после Рождества. Я знал, что ты ужасно злишься, и я не мог… Ты такая сильная, ты моя опора. Ты мне нужна.

– Господи, какая чушь собачья! – прошипела она, не] зная, что больше ее злит – Феликс, который появился в ее жизни как ни в чем не бывало, или она сама, поддающаяся на его поцелуйную тактику. – Ты знал, что я злюсь. Еще бы мне не злиться. Но я бы тебя простила, потому что любила. Одну неделю, две недели, тогда я еще могла тебя простить. Но четыре недели – это уже перебор, Феликс. Да еще на Рождество! Когда все радуются, черт возьми! Извини. Уби­райся. Ты хотел поговорить – вот мы и поговорили.

– Я пришел за тобой. Ты моя опора, Ханна, – повторил он. Это прозвучало так фальшиво, как строчка из второразрядного сериала.

– Неужели Том Стоппард уже не пишет тебе текст? – ехидно спросила она. – Тебе требуется что-нибудь поживее, Феликс.

– У меня никогда не было такой остроумной женщины, как ты, Ханна, – ласково сказал он.

– Даже среди тех потаскушек, которых ты трахал после того, как оставил меня? – огрызнулась она. – Я видела ста­тейку в «Алло!» про тебя и «очаровательную спутницу» на премьере фильма ужасов. По тому, как она на тебе висла, вполне можно было принять ее за твою подружку. Или она тренируется для роли твоей подружки в фильме? А может она дочка какой-нибудь шишки, и ты встречался с ней ради карьеры? Хотя не такое уж великое испытание выйти в свет с крошкой, с ног до головы одетой от Гуччи. Так что, она помогает твоей карьере, Феликс?

Та фотография окончательно добила Ханну. Смеющийся Феликс, одной рукой обнимающий двадцатилетнюю блондинистую красотку, слегка прикрытую прозрачным шелком тропическим рисунком. О нем писали как об актере, удачно снявшемся в телевизионном сериале «Посторонние». Она – неопознанная блондинка. Ханна в сравнении с ними обоими почувствовала себя уродиной. «Неудивительно, что он смыл­ся, – удрученно подумала она тогда, – раз у него такая жен­щина».

– Полагаю, в тот вечер ты не слишком по мне скучал, Феликс?

Он печально повесил голову.

– Я знаю, я тебя не заслуживаю, Ханна. Но, пожалуйста, не выгоняй меня. – Он сел на диван и спрятал лицо в ладонях. – Ты мне так нужна. Ты ведь не можешь сказать, что не скучала по мне? – Он поднял на нее умоляющие глаза.

«Господи, ну до чего же хорош, – не к месту подумала она. – Просто неотразим. Но я должна сопротивляться».

– Да, я скучала, – спокойно сказала она. – Ты даже представить себе не можешь, как сильно. Именно поэтому я не хочу больше с тобой связываться, Феликс. Я не мазохист­ка. Пожалуйста, уходи.

Он грациозно поднялся с дивана и еще раз взглянул на нее душераздирающим взглядом.

– Прежде чем я уйду, – тихо сказал он, – я хотел бы кое-что пояснить. Ты не понимаешь. Я не хотел в тебя влюб­ляться. В мои карьерные планы любовь не вписывалась. Я не хотел любить, мне нравилось дурачиться, волочиться за жен­щинами, получать удовольствие. Но я встретил тебя, Ханна, и все полетело к черту. Я влюбился. – Лицо его стало на удивление мрачным, резче прорезались морщины. Казалось, он сейчас не играет, а действительно расстроен. – Знаю, в этом нет ничего хорошего, но я пытался бороться со своим чувством. Я хотел, чтобы с тобой было, как с другими: ме­сяц – и до свидания. Но не вышло. Я тебя люблю, хотя и не хочу этого. Я своим поведением не горжусь, но это правда. Мне хотелось, чтобы ты поняла, и прости меня, если сделал тебе больно.

Ханна молчала, боялась заговорить. Она надеялась, что ей удастся сохранить каменное выражение лица, пока он не уйдет. Никогда ей не приходилось так трудно, как сейчас: смотреть, как он уходит, и не окликнуть его. Ей хотелось этого безумно, но она знала, что не должна, Она стояла непо­движно, пока не услышала звук захлопнувшейся внизу двери, и только тогда она позволила себе отпустить тормоза.

Слезы градом катились по ее лицу. Кого она пытается об­мануть? Вовсе она не разлюбила Феликса, ничего подобного, она все еще безумно его любит. Ей хотелось обнять его, по­целовать, заняться с ним любовью. Немыслимо даже думать, что он навсегда исчез из ее жизни, что он никогда не при­жмет ее к себе, что она не сможет его коснуться, не почувствует его дыхания на своей коже. Невозможно представить себе жизнь, в которой Феликс будет существовать, но она не сможет его видеть, не сможет никогда услышать его хрипловатый голос, полный любви, никогда не коснется с нежнос­тью его лица.

Ханна рыдала, вспоминая чудесное время, проведенное вместе с ним, рыдала, потому что знала: Феликс был бы сей час с ней, если бы она позволила ему остаться. Плевать ей, со сколькими женщинами он спит, кроме нее, ей бы только иногда его видеть. Гордыня заставила ее выгнать его, и теперь она за это расплачивается. Одна, одна навсегда.

Наконец Ханна заставила себя прекратить истерику, механически пошла в ванную, и едва узнала себя в зеркале женщина с ввалившимися глазами и потоками туши на щеках. Она выглядела на все семьдесят, а не на тридцать семь. Зачем удивляться, что Феликсу захотелось встретиться с беспечной юной девушкой? Ему нужна хорошенькая молодая женщина, а не старая неврастеничка с тяжелым эмоциональным грузом прошлого.

Она сняла макияж и умылась. Затем сбросила рабочую одежду и надела самое удобное из того, что попалось на глаза: старые мягкие джинсы и огромный, бесформенный серый свитер. Прошлепала босиком на кухню и огляделась. Когда он пришел, она готовила ужин – макароны с луком и чесноком. В кухне сильно пахло чесноком, но Ханна уже потеряла всякий аппетит.

Она сбросила чеснок в ведро и швырнула пластиковую доску в раковину. Ужин для одной – такова теперь ее судьба! Она никогда больше не приготовит вкусный ужин на двоих. Хотя повариха из нее никчемная, Феликс всегда хвалил ее стряпню.

– Мне нравится, что ты можешь смастерить из макарон и соуса из банки, – дразнил он ее.

Господи, ну зачем она в него влюбилась?! Почему не смогла устоять? Ведь знала, что от мужчин одна головная боль, так нет, не последовала собственному совету. Попалась ему на крючок. Заглотнула наживку целиком. Сейчас у Ханны было ощущение, что большая часть ее жизни позади. Все, что она раньше так ценила, – работа, квартира, независимость – потеряло значение. Все стало незначительным рядом с любовью. Или отсутствием оной. Но ведь настоящая любовь – полная чушь! По-настоящему мы любим только самих себя. Никому другому нельзя доверять, и люди, подобные Лиони, которые жаждут любви, – безумцы.

Лиони! Она вспомнила смеющиеся голубые глаза подруги. Да, она поедет к Лиони. Ей дурно становилось при мысли, что придется провести остаток вечера одной в квартире.

Ханна взглянула на часы. Без десяти девять. Странно, ее жизни нанесен такой сокрушительный удар, а прошло всего два часа.

Один голос Лиони по телефону бальзамом пролился на се израненную душу.

– Приезжай, – сказала она, – и оставайся ночевать. На работу поедешь от меня, так что мы вполне сможем выпить но паре бокалов. Ты ела? – спросила практичная Лиони.