Сибирский эндшпиль

      Литерлэнд, крепко сложенный ЦРУшник лет тридцати, с длинными, до ворота рубашки, светлыми волосами и широкими прямыми плечами футбольного защитника, свободно откинулся в кресле, его поза контрастировала с напряженной прямой фигурой Керна. Он поднял руку:
      - Мы подозреваем, что там происходит что-то еще: что-то очень большое и очень секретное. Вот почему Таксист может быть особенно полезен. - на вечном секретном жаргоне, на котором говорят разведчики, "Таксист" был псевдоним для профессора Дьяшкина.
      - А это ближайший город - в двухстах милях? - спросил Фоледа.
      - Нет, в десяти милях к северу есть маленький промышленный городок, Нижний Залесский. - ответил Керн. - Около пяти тысяч человек. Но он не имеет отношения к Сохотску. Его построили для рабочих строящегося горнообогатительного комбината, Сохотск отделен от него горами.
      - А далеко от Сохотска до этого комбината?
      - Шесть - десять миль, по-моему. - сказал Керн, глянув на Литерлэнда. Тот кивком подтвердил его слова.
      - За горами. - повторил Фоледа.
      - Да. - Керн выглядел растерянным. - А это важно?
      Фоледа пожал плечами.
      - Откуда мне знать? Я пытаюсь составить общую картину. - он покосился на Барбару. - У тебя еще есть вопросы, Барб?
      Та заглянула в свои бумаги.
      - С Боуэрсом все в порядке? - Да, как насчет этого профессора Боуэрса из Калифорнии? Можно спать спокойно?
      Литерлэнд кивнул.
      - Первоклассное досье. Он имеет допуск к правительственным работам высшей степени секретности, уже шестой год. Уравновешенный, женат, никаких личных проблем, никаких проблем в семье. Сейчас мы проверяем все, что могло измениться со дня его последней проверки.
      - А если нам потребуется поговорить с ним?
      - В настоящий момент он здесь, на расстоянии пятнадцати минут езды.
      Фоледа удовлетворенно кивнул. Он посмотрел сначала на Керна, потом на Барбару, словно ожидая дальнейших вопросов или комментариев, потом повернулся к Литерлэнду.
      - О'кей. Итак, Роберт, что ты можешь сказать нам о товарище профессоре Игоре Лукиче Дьяшкине, он же "Таксист"?
      Литерлэнд вызвал из базы данных досье. На столе перед каждым лежал плоский настольный экран, на котором появилась надпись:
      ТАКСИСТ: КРАТКИЙ ЛИЧНОСТНЫЙ ПРОФИЛЬ
      В левом верхнем углу была фотография мужчины около пятидесяти лет, с молодым лицом, прямые губы, открытый взгляд, обычная стрижка с пробором. Под фотографией были данные о росте, весе и другая личная статистика. Через пару секунд синтезированный голос начал читать биографию Дьяшкина, а в нижней части экрана поползли строки читаемого текста.
      Родился 6 апреля 1964 года, Тула, СССР
      Отец: Антон Константинович, 1935 г.р., Ленинград, инженер-технолог
      Мать: Наталья Павловна, ур. Сибирова, 1939 г.р., Одесса, служащая
      1973 Переехал с семьей в Орел.
      1979 Вступил в комсомол.
      1982 Поступил в Харьковский Университет. Окончил университет в 1987, инженер электронной промышленности.
      1987-1994 Служба в Военно-Морском Флоте: два года аспирантуры в Военно-Морском Техническом Институте, Ленинград, год службы на станции спутникового слежения, два года службы на Тихоокеанском флоте, войска связи, Владивосток. Уволен в запас в звании младшего лейтенанта.
      1994 Военно-Морская Подводно-Исследовательская Лаборатория, Севастополь. Работа над обеспечением связи с подводными лодками. В 1996 защитил докторскую диссертацию по системам связи.
      2003 Женился на Анне Николаевне Пенковой, администратор в агентстве Аэрофлота. В 2011 году брак расторгнут.
      2005 Профессор радиофизики, Московский Государственный Университет. Постоянный консультант Министерства Космических Наук по стратегическим военным сетям связи Главнокомандования.
      2010 Член Академии Наук СССР.
      2015 Исполнительный директор центра в Сохотске.
      Когда голос умолк, Фоледа некоторое время продолжал изучать текст. Потом он поднял глаза и посмотрел на стену с экранами.
      - Выглядит солидно. У нас есть какие-нибудь концы, почему он хочет перебежать?
      - Мы не знаем. - откровенно ответил Литерлэнд. - Вроде бы у него репутация бабника - кажется, он и развелся из-за того, что чересчур много трахался с посторонними. Это, конечно, могло рассердить кого-нибудь из начальства, но это вряд ли причина. Это придется выяснять, когда мы будем с ним говорить.
      - Да, действительно. - вмешалась Барбара, которая словно ждала, пока они доберутся до этого. - Как вы собираетесь сделать это? Где он сейчас?
      - Дома, в Сибири, насколько мы знаем. - ответил Литерлэнд.
      - Ну и как мы будем с ним разговаривать?
      - Это было в папке, которую он передал Мелвину Боуэрсу в Японии. пояснил Керн. - В ней был код, который он предлагает, чтобы связаться с нами напрямую, через систему АНБ.
      - Ты хочешь сказать, прямо через нашу коммуникационную сеть? уточнила Барбара. - Никаких пакетов, которые должны подбирать ребята из нашего посольства в Москве?
      - Он в трех тысячах миль от Москвы. И кроме того, зачем использовать эти мелодраматические методы? Там в его распоряжении, может быть, самое сложное коммуникационное оборудование в мире, стоимостью не один миллиард рублей.
      - О'кей... И как он собирается его использовать? - Фоледа почувствовал себя неуютно.
      - Он в состоянии передать нам что угодно, потому что русские каналы связи постоянно прослушиваются АНБ. И поскольку мы знаем, что за код он использует, мы просто будем вылавливать все, что адресовано нам.
      - А отвечать мы будем так же? - спросила Барбара.
      - Конечно. А что?
      - У него серьезный код? - поинтересовался Фоледа.
      - Детский. Он профессор, а не шпион.
      - То есть их дешифровщики прочтут его.
      - Конечно, они выловят его. - согласился Керн. - Но даже если они знают, что мы передаем, то это еще не значит, что они поймут, что это значит. Кроме того, они не знают и не могут узнать, кому это предназначено.
      фоледа выглядел совсем неуютно.
      - Еще одна техническая штучка. Такое уже было. Сначала у нас был надежный путь передачи файла "Апельсин" на Землю с "Русалки". Файла мы не получили, а "Волшебник" попал на Лубянку. Потом мы послали наверх двух наших людей, чтобы забрать оттуда этот файл. Мы снабдили их не техникой чудом века. Файла у нас все еще нет, наши люди не вернулись, и в этот раз мы даже не знаем, где они. А теперь вы хотите, чтобы я купился на это?
      Керн нервно потеребил свои усы, вскочил и зашагал по комнате. Он подошел к экрану и обернулся:
      - В этот раз все действительно по-другому, Бернар. Я проверил все детали лично и я удовлетворен. В этот раз нам не надо никого никуда посылать. Все, чего он хочет - это говорить. Мы просто будем слушать. А когда нужно будет ему ответить, мы просто пропустим ответ через один из компьютеров в Форт Мид и передадим это на нашей постоянной волне, на которой мы все время передаем. Весь риск берет на себя он.
      - Это слишком похоже на то, что я уже слышал раньше.
      - Но Таксист в центре Сибири, там где олени пасутся. Что еще нам делать?
      - Хммм. - Фоледа снова принялся барабанить по зубам, мрачно глядя на экран, на фотографию Дьяшкина. Потом он перевел взгляд на фотографию со спутника.
      - Послушайте, а зачем вы вообще впутываете в это дело РУМО? Такие вещи - это компетенция ЦРУ. Или вы считаете, что и мы в этом заинтересованы?
      Керн отошел от экрана, потирая руки.
      - Ты прав, Бернар. Вы заинтересованы в этом, потому что Сохотск основная станция связи с "Русалкой", где все еще могут быть двое наших людей.
      Литерлэнд добавил:
      - Если Дьяшкин просит нас об убежище, то с нашей стороны будет очевидно потребовать доказательств того, что он серьезен. Может быть, мы сможем убедить его попытаться узнать, что случилось с вашими людьми. По-моему, это стоит того.
      Фоледа выглядел уже более заинтересованно.
      - Так это что? - спросил он. - ЦРУ раздает бесплатные подарки?
      Литерлэнд улыбнулся в ответ.
      - По-моему, мы договорились, что мы по одну сторону фронта.
      Фоледа посмотрел на Барбару. Та покачала головой в знак того, что не может найти больше никаких зацепок.
      - О'кей. - объявил он. - Предположим, я клюнул. Но ведь очевидно, что в таком случае Таксист полезен нам только, пока он в Сохотске. Значит, мы должны поощрить его, но оттуда не выпускать.
      - Мы надеялись, что ты именно это и скажешь. - Керн вернулся к своему креслу и сел. Литерлэнд кивнул:
      - Великолепно.
      - Черствая, бессердечная, рассчитанная эксплуатация человека. заметила Барбара.
      - Работа такая. - со вздохом согласился Фоледа.
      16
      Когда Пола была еще студенткой, в ее комнате среди фотографий, графиков и различных цитат - средоточия мудрости, развешанных по стенам, висел плакат следующего содержания:
      Тот, кто не знает, и не знает, что он не знает - дурак.
      Избегай его.
      Тот, кто не знает, и знает, что он не знает - невежа.
      Научи его.
      Тот, кто знает, и не знает, что он знает - спящий.
      Разбуди его.
      Но тот, кто знает, и знает, что он знает - мудрец.
      Иди за ним.
      Внизу Пола дописала однажды, в приступе разочарования:
      Тот, кто не знает, знает он или не знает вообще - политик.
      Избавься от него!
      Пола никогда особенно не любила политику.
      Она росла в "военно-морской" семье, у матери, которую она обожала, был независимый склад ума, и большинство девочек, с которыми она встречалась подростком, казались ей глупыми занудами, а большинство мальчиков - либо незрелыми сорванцами, либо безнадежно серьезными, и исключения встречались редко. Так что свободное время она предпочитала проводить в одиночестве, чаще всего за компьютером или с книгой. Она читала Рэнда, Канта и Ницше, когда была в серьезном настроении, крутую фантастику - чтобы расслабиться, и книги об НЛО, экстрасенсах, всяких медицинских чудесах, астронавтах древности и тому подобное - чтобы развлечься. Она экспериментировала с наркотиками, которые ей не понравились, выпивкой - тут было все в порядке, и сексом - это было просто чудесно. Когда она училась, строгость точных наук казалась ей стимулирующей, а вот гуманитарными науками она занималась постольку, поскольку: они удивляли ее размытостью и были чересчур субъективными в своей относительной правоте, неизменно привлекая к себе именно тех людей, которых она терпеть не могла.
      Однажды, в студенческий период жизни, Пола оказалась на диспуте с группой студентов-социологов, которые утверждали, что добились положительных результатов в серии опытов по экстрасенсорной перцепции. Пола показала, что аналогичных результатов можно достичь, выбирая отдельные фрагменты из ряда случайных чисел, еще раз доказав миру, что иногда людям везет, иногда - нет, а в большинстве случаев они бродят где-то посередине. Это откровение не удивило бы опытного игрока в карты, но на судей и редактора студенческого журнала ее усилия впечатления не произвели, и они отдали пальму первенства паранормальным социологам на основании того, что "существование экстрасенсорной перцепции не было опровергнуто". Пола разочарованно заметила, что и существование Санта-Клауса тоже никто не опроверг, но тщетно.
      Решив заняться наукой, но не имея средств на учебу, она последовала семейным традициям и выбрала военную службу, поступив в ВВС в 2000 году, когда ей было 18 лет. После начального обучения она поступила в школу электроники на авиабазе Кислер в Миссури, заработала там стипендию, перевелась в Командование Связи, и выучилась на доктора в университете Чикаго - деньги за учебу заплатили ВВС. Потом она работала в Пентагоне, испытывая военную аппаратуру специального назначения, приходилось ездить в центр НАСА Годдард и исследовательский центр ВВС в Лэнгли. Эти годы ее жизни были скучны и однообразны, и Пола отгоняла скуку, ведя роман с продолжением с женатым офицером, на двадцать лет старше ее, по имени Майк. Ей это нравилось, он был нонконформистом, и это привлекало ее, повышений по службе Майк добивался благодаря своей компетентности, а не за красивые глазки, выслугу лет и высокий общественно-моральный облик, как часто бывает в армии в мирное время. Но через два года Майка перевели на Средиземное море, и Пола, чтобы сменить обстановку, еще раз попросила о переводе. В Хэнском-Филд она прижилась, и вскоре стала специалистом по анализу ворованного русского и восточноевропейского компьютерного оборудования.
      За все это время ее нелюбовь к политикам и экономистам только росла. По мнению Полы, любой с головой на плечах мог видеть, что термоядерные реакторы, космические полеты, компьютеры и генная инженерия окончательно отправили Томаса Мальтуса на покой. Люди могли больше не голодать, и у них не было ни одной логической причины продолжать сражаться за что-либо. Война только истощает ресурсы, за которые она и ведется. Вот уже пятьдесят лет ученые твердили миру, что энергии вокруг много и ее хватит на всех, что планета не перенаселена и никогда не будет перенаселена, что современный образ жизни лучше, безопаснее, здоровее, чем так называемый "естественный" образ жизни был когда-либо. Но общество об этом не догадывалось. Это была не новость, а о чем не говорит массовая информация - того не существует. Политики не видели этого, а может быть, притворялись, что не видели, потому что это были не те новости, которые возбуждают страх и привлекают дополнительные денежные средства, и в результате они породили культурный пессимизм, благодаря которому двадцать первый век стал веком Азии. Пола заметила про себя, что политики пожалуй, самые неподходящие люди для управления миром.
      А чтобы охарактеризовать управление тем местом, где она находилась сейчас, самым подходящим было бы слово "глупость". Так думала сидящая на нарах с тонким одеялом Пола, устало оглядывая пустую камеру, в которой она сидела уже так долго, что сбилась со счета. Под потолком горела единственная лампочка без абажура, она никогда не выключалась, а иногда горела вполнакала, но эти перепады были так нерегулярны, что окончательно запутали ее и она сбилась со счета дней. Ее перевели сюда из двухместной камеры, где постоянно менялись подсадные сокамерники, настолько очевидные, что однажды она не выдержала и рассмеялась, впервые со дня ареста. Если это и есть пример русского коварства, перед которой Запад дрожал сто лет, то Запад заслужил, что его затмила Азия, подумала она тогда.
      Первой было Хильда из Восточной Германии, улыбчивая, со светлой челкой и кукольными голубыми глазами.
      - Я твой друг. Я здесь по ошибке. Я знакома с очень важными людьми и я смогу помочь тебе, когда меня освободят. Но сначала я хочу знать о тебе побольше. Как тебя зовут? Откуда ты?...
      Потом была Люба, арестованная якобы за подрывную пропаганду среди студентов в Ростове. Эта запугивала:
      - Они твердят миру, что они изменились, но это не так. Ничего не изменилось. Они все такие же гады. Они не дадут тебе спать неделю, а то и больше, посадят тебя в камеру, где мороз ниже нуля, будут морить тебя голодом, пока ты не сдашься. К тому времени, как тебя передадут вашим, на тебе уже не останется никаких следов пыток, но ты скажешь им все, что они захотят узнать. Ты мне нравишься. Я не хочу, чтобы ты причиняла себе боль. Почему бы просто не облегчить свою участь?
      Эффект был противоположен тому, на что они рассчитывали. Первоначальный страх Полы уступил место решимости, выросшей из чувства презрения. Бесконечные допросы продолжались и продолжались, на одной и той же ноте, и постепенно с Протворнова и его труппы упала маска, они стали похожи на плохих актеров, исполняющих механические и стилизованные роли. Изнуряющая монотонность была вовсе не специальным, как ей сперва казалось, приемом, чтобы измотать ее. От допросов в памяти остались разрозненные неопределенные воспоминания, допрашивавшие рассуждали о религии, общественных науках, вещах, которые не имели никакого отношения ни к ней, ни к ее положению - похоже, о чем угодно, лишь бы убить время. Судя по всему, им больше было нечего сказать, и они просто ждали, пока кто-то другой решит, что делать дальше.
      Она наклонилась вперед, подоткнула одеяло под ноги, натянула его на плечи. В камере было то жарко, то холодно, но никогда не было нормальной комнатной температуры. Она тихо фыркнула. Вот, значит, как с ней борются. Если так, то это не только посредственно, но и просто по-детски. Можно оказать себе медвежью услугу, переоценивая соперника. Может быть, именно этим Запад занимался последние сто лет.
      Все эти дни, недели, месяцы - сколько уже она там заперта, - чтобы хоть чем-то заняться, она прокручивала в голове старые споры. Она вспомнила статьи о чудо-счетчиках и пыталась изобретать новые способы быстрого счета. Одна индуска перемножала в уме две тринадцатизначные цифры за двадцать восемь секунд. Пола пришла к выводу, что лучше всего считать слева направо, прибавляя частные суммы в прогрессии, а не так, как учили в школе, справа налево. Может быть, в школе учили считать именно так, потому что это занимало меньше места на бумаге. Она играла со словами. Сколько можно сложить палиндромов? Вспоминала бесполезные факты. Сколько имен собственных начинается на Г? Занималась абстрактными научными рассуждениями. Как выглядел бы мир, если бы постоянные Планка были в миллион раз больше? И просто вновь переживала свою жизнь.
      Из всей жизни в Массачуссетсе ей запомнились теплые летние субботние вечера, портовый рынок в Бостоне. Она уходила туда со своими случайными ухажерами, они шли в толпе, по тротуару мимо небольших ресторанчиков, заходили в один или два бара, потом соображали, где же наконец поужинать. Веселые придурки с бесцветными шутками для знакомства долго не удерживались. У тех, кому было что сказать, получалось лучше. Эрншоу не хотел вписываться ни в одну из этих категорий. Пола часто думала, что с ним случилось после Первого Мая. Может быть, он уже не на "Терешковой".
      Ее раздумья прервал звук отпираемой двери. Дверь открылась внутрь, и охранник с пустым восточным лицом шагнул в камеру, на секунду задержавшись снаружи.
      - Ты... давай выходи.
      Пола вздохнула, сбросила одеяло и поднялась. Она, как могла, попыталась расправить помятую рубашку и брюки, автоматически смахнув со лба вечно сбивающуюся прядь. Охранник шагнул к ней и протянул руку, как будто собираясь вытянуть ее из камеры, Пола отступила и смерила его долгим взглядом. Охранник заколебался и отошел в сторону. Они вышли в знакомый серый коридор с нумерованными дверями.
      Охранник провел ее вверх по лестнице, за угол, и вдоль другого коридора в узкий холл с кушетками у стенок. Дверь в комнату генерала Протворнова была открыта и Пола увидела его уже сидящим внутри за столом с сигаретой в зубах. Охранник махнул ей рукой, но не успела она сделать и шаг вперед, как в комнате раздался телефонный звонок и в двери показался второй офицер, таким же жестом остановивший ее. Он захлопнул дверь и Пола отступила. Двое охранников перешли в режим зомби и стояли в нескольких ярдах, глядя в разные стороны, и вероятно, понятия не имея, что будет дальше. Она села на скамейку, ожидая их реакции, но они никак не отреагировали.
      Из-за другой двери вдруг послышался громкий разговор, она подняла голову, и в этот момент дверь открылась и наружу вышел русский лейтенант. Ему вслед летел саркастический женский голос, Пола поняла только несколько фраз, ее русский был не настолько хорош:
      - Правильно, давай беги, зови охрану... боишься, укушу? А мы-то думали, что вы защищаете нас!
      - Сядьте, пожалуйста. - Вмешался другой, мужской, голос.
      Лейтенант вернулся к двери.
      - Вы хотели поговорить с компетентным специалистом? Так вот, сейчас я найду такого специалиста. У нас ведь компетенции не хватает.
      - Мозгов у вас не хватает! - выругалась женщина. - Я вам что карманник или блядь? Я старший научный сотрудник, из Новосибирска. Вам это о чем-то говорит?
      Пола подняла брови. Новосибирск был одним из крупных советских научных центров, особенно в области физики.
      - Меня бросили сюда по политическим причинам, мои права нарушены, и я протестую против того, как со мной обращаются. Я требую встречи с начальником этого заведения. Вы что, не соображаете? За такое вас могут отправить обратно на Землю, на десять лет в лагеря!
      - Потерпите немного, если можете. Я получу инструкции. - с этими словами лейтенант окончательно вышел из комнаты. Охрана вытянулась.
      - Вольно, вольно. - буркнул лейтенант. - Присмотрите, чтоб эта сучка не смылась. О Господи, еще одна. - он увидел на скамейке Полу.
      Лейтенант оставил дверь открытой и Пола слышала обрывки телефонного разговора.
      - Да, это полковник Тюленев. Извините, Сергей Геннадьевич есть? А вы его не видели?... У нас проблема. Найдите его, и пусть он позвонит мне, ладно? Нет, ничего страшного, но я бы хотел...
      Тут Пола сообразила, что женщина, кричавшая в кабинете, стоит в дверях. Она посмотрела на Полу, затем, бросив безразличный взгляд на охранников, подошла к ней и села рядом. Охранникам было сказано проследить, чтобы она не смылась. Она не смылась, поэтому они остались на местах и не вмешались.
      Этой женщине больше сорока, подумала Пола. Плотная фигура в рыжеватом свитере и коричневой юбке. Ее огненные рыжие волосы волнами падали на плечи, твердое скуластое лицо, у нее был четко очерченный лоб, выступающий решительный подбородок и ясные уверенные глаза. Она еще не успела отдышаться и грудь заметно вздымалась. Несколько секунд она изучала Полу, а затем что-то прошептала по-русски. Пола не поняла, что, но тон был дружелюбным и заинтересованным. Невольно у нее возникло горячее желание поговорить с этой женщиной, ей очень хотелось использовать возможность по-настоящему поговорить с человеком, впервые с того дня, как она и Эрншоу были арестованы. Она покачала головой и ответила, что она иностранка и плохо говорит по-русски.
      - Англичанка? - по-русски спросила женщина.
      - Нет. Американка. - так же по-русски ответила Пола, опять покачав головой.
      Женщина понимающе хмыкнула и перешла на английский, понизив голос до шепота:
      - Я слышала, что недавно арестовали двух американских шпионов. Вы одна из них?
      Пола пожала плечами и не ответила. Женщина чуть заметно улыбнулась и наклонилась ближе.
      - Послушайте меня, я знаю их лучше. Они будут запугивать вас. Но это блеф - Сталин давно в могиле, а те окаменелости, что заправляют сегодня, слеплены из другого теста. Вся эта сгнившая система вот-вот развалится, и они знают это. Не бойтесь, и ни в чем не признавайтесь. Когда они увидят, что у них не получается, они отступятся.
      Прежде чем Пола успела ответить, из кабинета вышел полковник.
      - Это еще что!? - рявкнул он на охранников. - Американка в одиночном заключении и ей запрещено с кем-бы то ни было разговаривать! Запрещено! Ясно!? - он повернулся к русской. - А вы, умничаете здесь, вам не разрешали выходить из помещения. Сейчас здесь будет генерал.
      Полковник взялся за дверь рукой. Русская встала и зашла внутрь, гордо и не торопясь, на ходу обернувшись и ободряюще кивнув Поле, словно в подтверждение своих слов. Весь разговор занял не больше нескольких секунд. Может быть, потому, что ей так хотелось этого разговора, когда Протворнов наконец вызвал ее в кабинет, Пола чувствовала, что какая-то часть несгибаемой силы, которую излучала русская, перешла к ней. Она все отрицала и ни в чем не призналась. Ей угрожали, она не обращала внимания на угрозы. То же самое повторилось и в следующий раз, и еще раз.
      И в конце концов, как и говорила русская, следователи сдались. В один прекрасный день Поле объявили, что ее увозят, но не в Москву, а наоборот. Ее должны перевести в место, которое называется Замок.
      17
      Два красноармейца, в клубах дыма от догорающего немецкого танка, с автоматами за плечами, вскарабкались на купол разбитого рейхстага в Берлине и установили там красный флаг. Зазвучало триумфальное крещендо и на весь экран гордо развернулся серп и молот на фоне неба и трех пролетающих штурмовиков.
      Когда зажегся свет, многие захлопали. Субботнее кино в блоке В закончилось. Фильм был о русском Джеймсе Бонде времен Великой Отечественной, по имени Штирлиц, который внедрился в нацистское СС и саботировал попытки Генриха Гиммлера и Аллена Даллеса, тогдашнего руководителя американской разведки в Европе, установить сепаратный мир с Западом в начале 1945 года. Такое соглашение позволило бы нацистам сконцентрировать все свои оставшиеся силы против Советского Союза и, после устранения Гитлера, как утверждалось в фильме, объединить усилия американцев, англичан и немцев против русских - типичный коварный заговор по защите их капиталистических интересов.
      Стройные ряды зрителей рассыпались, заключенные уносили свои стулья назад в камеры, а охранники, которые тоже смотрели сзади, вернулись к своим обязанностям. Мак-Кейн шел рядом с Питером Сэрджентом, когда их догнал Смовак.
      - А, вот и вы. Ну, теперь вы увидели, как Штирлиц спас нас от британско-английских заговорщиков? Даже не знаю, как нам благодарить нашу партию и правительство.
      Мак-Кейн никогда не мог понять, говорит Смовак серьезно, или шутит. Штирлиц был явно выдуман, а сюжет имел лишь отдаленное отношение к реальным событиям.
      - Вы всему этому верите, да? - скептически спросил Сарджент. Немного поговорив с ним, Мак-Кейн начал подозревать, что он тоже связан с западной разведкой.
      - Штирлиц среди русских - легендарная личность. Многие не сомневаются в том, что он настоящий.
      - Ну да, и в том, что он говорит - тоже.
      - А откуда вы знаете, что это было не так? - с вызовом спросил Смовак. - У русских свое дерьмо, у нас свое. Откуда вы знаете, кто прав, кто виноват?
      - Когда Мосфильм выпустит картину, которую не нужно будет утверждать партийному цензору, тогда и поговорим. - ответил Сэрджент. Он поднял кверху свой стул и направился к лестнице, ведущей на верхний уровень. Остальные направились к двери блока В-3 и вошли внутрь под сумасшедший аккомпанемент гудков и мигание сигнальной лампочки. За их спинами, на площадке блока прогудел другой гудок, пониже - сигнал к отбою. Через пять минут все должны находиться по своим камерам, через час будет выключен свет. Переклички, типичной для старинных тюрем, здесь не было. Подсчет людей и проверка выполнялись автоматически, компьютерами, которые следили за электронными браслетами на руках заключенных.
      Внутри камеры Ко, сидя с книжкой в руках, молча смотрел, как киношники расходятся по койкам. Рашаззи и Хабер вернулись к стопке изрисованных формулами бумаг на столе.
      - Теперь нам нужно выразить первообразную вэ через тета и избавиться от икс штрих.
      - Используй выражение для интеграла работы, - подсказал Хабер. Сейчас... Ага, вот здесь.
      - Почему бы вам не выучить язык, который понимали бы окружающие? буркнул Смовак, проходя мимо.
      - Возможно, нам больше нравится, когда они нас не понимают. недвусмысленно ответил Хабер. Смовак поднял брови.
      Мунгабо вскарабкался на свою койку над Мак-Кейном, и улегся на спину, сложив руки под головой и уставившись в потолок.
      - В русских фильмах никогда не увидишь голой задницы, - пожаловался он. - Черт с ней, с политикой, и фильм неплохой... но хоть бы одна попка.
      Мимо прошел Лученко, направляясь в конец камеры, за ним Нолан и Майскевик.
      - Хоть бы одна задница - громко повторил Мунгабо, специально для них.
      - Империалистическое разложение. - фыркнул Лученко. - Им больше нечего предложить.
      - Нечего? Нечего? - пробормотал Мунгабо, устремив взгляд на своих настенных красоток.
      Мак-Кейн улыбнулся про себя, снимая куртку, свернул ее и спрятал в плоский ящик под койкой. Возле его койки остановился шедший следом Евгений Андреев, седобородый шестидесятилетний мужчина с широкой лысиной и блестящими серыми глазами - они могли бы принадлежать и тридцатилетнему. Мак-Кейн сразу почувствовал в нем настоящего человека, и доверял ему больше, чем кому-либо из живущих в дальнем конце камеры.
      - Они сами накликали на себя беду - я имею в виду немцев. - заметил Андреев. - В 1917 они отправили Ленина в Россию, чтобы он вывел ее из войны. Но именно государство, созданное Лениным, окончательно разрушило Германию. Вот вам ирония судьбы.
      - Похоже, вы немало об этом знаете.
      - Да, мой отец был там, - в армии Конева, в 1945.
      Скэнлон появился как раз, когда Мак-Кейн собрался идти в умывальник. Он нес авоську с грейпфрутами, которые положил на свою койку. Мак-Кейн вопросительно кивнул, и Скэнлон пояснил:
      - У моего приятеля друг работает в агрозоне. Я за ними во время фильма сходил. Это вполне легально. Если заработал премию, то вместо зачетов можно получить вот этим.
      - Я их не пробовал с тех пор, как уехал из Штатов. Сколько?
      - Зачет... - Скэнлон бросил взгляд на Мак-Кейна. - За два.
      - Капиталист!
      - А как же? Жить-то надо.
      Мак-Кейн взял пакет с туалетными принадлежностями и зашагал в конец камеры. В соседней секции за средним столом играли в карты Смовак, Воргас и Чарли Чан, азиат с Амура, имя которого не мог произнести никто, кроме него. Он был стройным, с оливковой кожей, узкими глазами, тоненькими усиками и прилежным выражением лица. Сзади на койке уже храпел венгр Гоньяреш. Сейчас он работал снаружи, в грузовых отсеках центральной части станции. В следующей секции якут по имени Нунган и афганец экспериментировали с новейшим изобретением в области игр - детским бильярдом, где нужно было запускать стеклянные шарики по наклонной деревянной доске с луночками и штырьками. Идею подал Рашаззи, очаровавший "Драконшу", огромную женщину с грубым лицом, работавшую на складе, которая купила целую коробку таких шариков в детском магазинчике в Новой Казани.
      Сейчас Мак-Кейн уже не замечал странный запах, ударивший ему в нос, когда он впервые вошел в камеру. Он уже узнал, что это запах дикого чеснока, который многие сибиряки, особенно якуты, раньше традиционно ели зимой, когда других овощей просто не было, а сейчас жевали его просто по привычке. Запах въелся в их дыхание и исходил изо всех пор.