Сибирский эндшпиль

      Они оказались в узком коридоре, предназначавшемся, вероятно, для обслуживания. По сторонам у стен стояли насосы, трансформаторы, большие громоздкие цилиндры, опутанные трубками, наверное, какие-нибудь баки. А может быть этот коридор использовался при строительстве "Терешковой", потому что сейчас в нем не было даже электричества, и следовательно, люди появлялись здесь редко.
      - Интересно, куда он ведет, - спросил Мак-Кейн. - Это может быть открытый путь прямо из Замка, в любое время.
      На этот раз плиты покрытия пола оказались надежно приваренными, делая проникновение глубже без приложения огромных усилий невозможным. Они начали исследовать окружающее.
      Дальше по коридору открылся еще один проход в сторону. Они прошли туда, между последним баком и уголками, соединяющими переборку с рядом отсеков энергетического оборудования и рядами огромных батарей - системы аварийного энергопитания. Потом пространство разделила пополам промежуточная палуба. Верхний уровень был забит силовыми конструкциями и трубами, а нижний, пол которого был утоплен на несколько футов, был значительно больше и просторнее, чем можно было предположить, глядя на него снаружи. Он был относительно пуст, вероятно, это место оставили, чтобы потом установить в нем дополнительную аппаратуру. В свете фонаря Мак-Кейн и Рашаззи обменялись взглядами, потом подошли ближе и спустились туда.
      Помещение было длиной около двадцати футов и заканчивалось капитальной стеной, которая по подсчетам Рашаззи, должна была быть ближайшей стороной улицы Горького, опускающейся на нижние уровни. Это сходилось и с картой, которую Мак-Кейн составлял в уме. С одной стороны между подпорками на стене шли кожуха кабелей, а другая была полуоткрыта, сквозь нее было видно лес балок и подпорок, исчезавших в темноте между баками.
      Рашаззи потер подбородок и осмотрелся.
      - Я не знаю, куда отсюда можно попасть. Это займет время. Но знаешь что, Лью? Подумай-ка: мы находимся в отлично изолированном месте, над головой целый уровень механизмов, шумящих достаточно громко, чтобы заглушить любой шум отсюда. Если мы сможем подвести сюда электричество, то получится отличная мастерская, об которой мы с Альбрехтом давно мечтали.
      Он кивнул и еще раз осмотрелся, с явным удовлетворением.
      - Да, сегодняшняя экспедиция уже окупила все усилия!
      30
      Жаркое сухое лето сотворило с Майрой чудо, и к концу августа ее лицо вновь приобрело свой естественный цвет и поправилось.
      - Да, я думаю, что еще несколько годков ты протянешь, - с одобрением констатировал Фоледа, когда они отдыхали под навесом на веранде, потягивая апельсиновый сок со льдом.
      - Конечно, она выглядит лучше, - подтвердила Элла, болтая опущенными в бассейн ногами. Джонни и два его приятеля из соседних домов плескались у дальнего края бассейна.
      - Ты выглядишь, как новенькая, мама.
      - Я и чувствую себя, как новенькая.
      - Вот видишь, - ухмыльнулся Фоледа. На каждые выходные он ухитрялся выглядеть возмутителем спокойствия; на этот раз на нем были дивные бермуды из ослепительной шотландки, солнечные очки и соломенная шляпа. Он почему-то напомнил Элле фотографии Черчилля в военной форме.
      - Что значит иметь такого привлекательного мужа, как я!
      - И ему это сойдет с рук, мама? - возмутилась Элла.
      - Конечно, это же взаимное действие. Причем у меня получается лучше ты только посмотри на него. Хоть бы раз заболел в последние-то годы.
      - А люди всегда считают подобную работу такой нервной. Ты обманщик, Па - и живешь за счет нас, налогоплательщиков.
      - Ерунда. Я тружусь не покладая рук. Отрабатываю каждый пенни.
      - А почему тебя до сих пор не хватил инфаркт, а?
      - Это вопрос внутреннего спокойствия и чистой совести, потому что я честный.
      Майра рассмеялась от удовольствия:
      - Ты это серьезно, Бернар? А как насчет того скандала с генеральным прокурором на прошлой неделе, когда твои люди установили в гостиничном номере аргентинского министра подслушивание?
      - Черт, - буркнул Фоледа. - Я же сказал "честный", а не "законопослушный".
      Переносной экран-коммуникатор, лежавший на столе, негромко загудел. Майра подняла его и ответила. Из гостиной звонил Рэндал, муж Эллы.
      - Бернар на веранде?
      Майра передала ему коммуникатор.
      - Ну? - спросил Фоледа.
      - Только что поступили свежие новости относительно этой русской космической колонии, которой ты интересовался.
      - "Терешкова"?
      - Да. Я подумал, что, может быть, ты захочешь немедленно ее посмотреть... Я могу записать ее и оставить на потом.
      - Нет, я посмотрю сейчас, - ответил Фоледа, вставая с кресла.
      - Хочешь, чтобы я прогнал запись через ручной?
      - Нет, я пойду в дом. Зачем мешать остальным?
      Ярко-красный большой надувной мячик подпрыгнул и закачался на поверхности воды, следом плюхнулся Джонни.
      - Ты куда, дедушка?
      - Вернусь через минуту.
      - Спроси у них, они знают, - сказал один из его друзей, подплывая сзади.
      - О чем мы знаем? - поинтересовалась Элла.
      - Что было раньше, курица или яйцо?
      - Спроси у бабушки, - ответила Элла.
      Джонни вопросительно посмотрел на Майру.
      - Спроси у дедушки, - сказала та.
      - Разве вас не учили в школе, что птицы произошли от рептилий? спросил Фоледа, уже стоя в дверях.
      - Учили.
      - Вот тебе и ответ: динозавры откладывали яйца, когда курицы не было и в помине.
      Рэндал разлегся в кресле в гостиной с окном во всю стену, на полпути между кухней и столовой, держа на колене ручной коммуникатор.
      - Ну, что тут у нас? - спросил Фоледа, пристраиваясь на ручке одного из кресел перед большим стенным экраном.
      Рэндал нажал кнопку, и на экране появился вид Красной площади в Москве, кусок кремлевской стены и собор Василия Блаженного. Через несколько секунд выскочила картинка военного парада, танков и баллистических ракет, а потом ряд закутанных советских лидеров, приветственно помахивающих руками с трибуны мавзолея Ленина.
      - Это пришло только несколько минут назад, - сказал Рэндал.
      Наложенный на запись голос комментатора тарахтел привычной скороговоркой:
      - Сегодняшние новости из Москвы, нарушение всех традиций. Ежегодный военный парад, проводившийся каждый год седьмого ноября в честь октябрьской революции, которая привела коммунистическую партию к власти, в год столетия революции не состоится. Сегодня ТАСС, советское агентство новостей, объявило, что столетняя годовщина будет отмечаться в космосе. Вместо того, чтобы устраивать традиционный военный парад на Красной площади, - а в Москве в ноябре уже довольно холодно - советские лидеры все вместе отправятся на экспериментальную космическую колонию "Валентина Терешкова", в двух тысячах миль от Земли...
      На экране дали картинку "Терешковой", висящей в космосе, стандартные кадры стыковки транспортника с осью станции, вид городской зоны Тургенева, комбайн, работающий в одной из агрозон, а комментатор тем временем продолжал:
      - ...и встретятся не с шеренгами солдат и ракет, а с учеными, инженерами, фермерами, увидят космические фабрики. Итак, что это? Очередной знаменитый "сигнал", о которых сейчас так много говорят? Наши эксперты поделятся своими соображениями чуть попозже. А сейчас - Фрэнк Питерсон в Москве, интервью с советским министром иностранных дел мистером Горлиенко.
      - Ну, что ты думаешь? - спросил Рэндал. - По-моему, это самая настоящая перемена. Да ладно, Бернар, надо же отдать им должное. Это как раз та инициатива, которая нам нужна. Нам нужно сближаться.
      - Посмотрим, посмотрим, - скептически пробурчал Фоледа.
      - Черт, да тут кто угодно решит, что вы хотите войны, - Рэндал разочарованно покачал головой.
      Это была тема, о которой они часто спорили. Рэндал был психологом, и считал все ядерное оружие аморальным, а правительства великих держав заочно назвал коллективно помешанными. Фоледа спорил с ним, утверждая, что межконтинентальные ракеты - самое нравственное оружие, изобретенное с тех времен, когда короли лично вели своих солдат в битву. Это оружие снова заставило высокопоставленных шишек всех стран почувствовать себя, как на фронте, они уже не могли отсидеться за спинами других людей.
      - При подлинной демократии, - подвел черту Фоледа, - в окопах сидят все.
      На экране советский министр иностранных дел давал интервью:
      - Да, это можно назвать и жестом. Но мы видим это, как символ приверженности Советского Союза ценностям двадцать первого века. Завершение постройки "Валентины Терешковой" на столетнем рубеже нашего существования, как современного государства, послужит миру примером того, каких высот может достичь коммунистическая система. Ваши экономисты и эксперты утверждали, что это невозможно, что наша система слишком малоэффективна, чтобы достичь мало-мальски значительной невоенной цели. Ваши экономисты и аналитики убеждали вновь растущие государства мира не идти по нашему пути. И мы показали вам всем! Теперь пусть кто-нибудь попробует предсказать, на что мы способны, а на что нет. И мы будем продолжать расти в этом направлении - становиться еще более сильной, процветающей страной. Поэтому будет только естественным, что в нашу столетнюю годовщину, когда эта политика становится осязаемой реальностью, руководители партии и государства будут находиться на борту станции.
      - Да это самый настоящий, честный, открытый жест доброй воли, - снова заговорил Рэндал. - Кто-то же доложен был начать.
      Фоледа не отвечал, внимательно глядя на экран; он пытался соединить только что услышанное со свежими данными, добытыми его людьми из различных источников. Значительно возросли поставки топлива и боеприпасов на советские военно-морские базы. Варшавский договор объявил о предстоящих в ближайшие недели крупных военных учениях с широкомасштабными передвижениями войск и военной техники в Восточной Европе и Сибири. Интенсивность учебных полетов советской авиации резко возросла. Только за последние три месяца в четырнадцати крупных городах госпитали были оборудованы аварийными системами энергопитания. Председателем советской организации гражданской обороны стал генерал КГБ. Ни одно из этих сообщений само по себе не значило ничего особенного. Но вместе они создавали именно ту картину, которая заставляет нервничать военных аналитиков.
      Однако признаков продолжения этой активности на столь высоком уровне в течение продолжительного времени не было. Мобилизуемые советские военные группировки не получали зимнего обмундирования и оборудования, количество доставляемых с заводов запасных частей было явно недостаточным для долговременных потребностей. То есть что бы там ни замышляли русские, это случится скоро, и закончится быстро. Это был жутковатый вывод, особенно в обстановке ожидания первого удара. А теперь появилась еще и точная дата, которая ложилась точно в середину предполагаемого периода ожидания. У Фоледы появилось неприятное ощущение, что теперь он может точно указать в календаре дату Судного Дня.
      - ...ты думаешь, что кто-то хочет войны? - неожиданно он понял, что Рэндал обращается к нему.
      - Так что нам теперь - односторонне разоружиться?
      - А почему бы и нет? Если разоружимся мы, разоружатся и они. И тогда вся проблема исчезнет. Это же так просто.
      - А если ты ошибся, и они не разоружатся? - холодно спросил Фоледа.
      Прежде чем спор успел зайти дальше, в нижнем углу экрана появился мигающий значок, индикатор звонка. Рэндал нажал клавишу на ручном пульте.
      - Дом Фоледа. Рэндал слушает.
      - Привет, Рэндал, это Барбара Хейнс, мне нужен Бернар, - отозвался из динамика женский голос. - Он где-то рядом?
      - Привет, Барб. Да, конечно, секунду.
      - Я поговорю с кухни, - ответил Фоледа, обрадовавшись возможности уйти от темы. Рэндал перенаправил звонок, стер записанное сообщение, которое они только что смотрели, и вернулся к программе новостей.
      Барбара звонила из дома, принадлежавшего ЦРУ, где-то в лесу, в Мэриленде.
      - Мы забрали миссис Джонс и отвезли ее на ферму. Все в порядке. Мне сказать, что ты приедешь завтра?
      Это значило - Анна Доркас прилетела из Лондона, была тайком вывезена из аэропорта, несмотря на попытки русских официальных лиц вмешаться, и сейчас доставлена в безопасное место.
      - Отличная работа, - ответил Фоледа. - Еще бы, я приеду туда.
      Это была комната с большим мраморным камином, и лепным гипсовым потолком. Высокие окна, закрытые богатыми тяжелыми гардинами, выходили на розовый сад и ухоженные лужайки. Она была обставлена традиционно, шкафчик на тонких ножках эпохи короля Георга, небольшой письменный стол, маленькие столики, несколько кресел и диван. В дальнем конце комнаты, под аркой, открывающей проход в зал, стоял рояль. Анна Доркас сидела за длинным столом в центре комнаты, напротив уселся Фоледа, а рядом - Барбара. Гарри Мич, из департамента, сидел на другом конце стола обложившись папками и бумагами, перед ним лежал компьютер-блокнот. Джеральд Керн, из министерства обороны, возбужденно расхаживал вокруг, то разглядывая картины на стенах, то присматриваясь к китайскому фарфору в застекленном шкафу.
      - И этого было достаточно, чтобы вы убедились в своем провале? повторил вопрос Фоледа.
      - Не только это. Все так сочеталось одно с другим, - ответила Анна. Она выглядела усталой, но не обижалась. Такие расспросы были необходимы и она ожидала этого.
      - Поведение моего начальника в посольстве. Тот факт, что они выбрали время, когда Энрико не было рядом. А когда он сказал мне о том, что рассказал ему Шепанов, об аресте той женщины, с которой связался мой бывший муж - последствия были очевидны. Игорь, мой бывший муж профессор Дьяшкин, немедленно попадал под подозрение. Мы оба с ним были диссидентами, и насколько я понимаю, его тоже, наверное, могли арестовать. В любом случае, добраться до меня - это был исключительно вопрос времени. Я боялась, что, когда я пойду на работу следующим утром, то выйду наружу только под арестом, и меня отвезут в Россию.
      - Вы просто вышли из квартиры, - спросил Фоледа. - Ни сказав ни слова мужу? Вы ничего не сказали ему? Вы ведь больше его не увидите. Это не кажется вам странным?
      - Я уже говорила. Я использовала его. Он был КГБшник с головы до пят. Между нами никогда не было ничего личного, по крайне мере, что касается меня. В этом отношении у меня не было колебаний.
      - А как он к этому относился?
      - Насколько я знаю, он относился к нашему браку, как к обычному браку.
      - Как вы опишете его позицию в ваших отношениях?
      Анна замолчала, подыскивая нужные слова.
      - Он был... ну, достаточно рассудительным, я думаю... в чем-то даже щедрым. У нас были свои спады и подъемы, но в целом все было нормально. Это можно назвать дружеским сожительством, а не любовью...
      - Оно было удачным в сексуальном плане?
      Анна кивнула.
      - Да, по-моему, да.
      - Но вы только что сказали, что он был КГБшник чистой воды, - заметил Фоледа. - А до того вы нарисовали вполне ясную картину ваших идеологических убеждений, и они очень сильны. Здесь не было никакого эмоционального конфликта? Это звучит парадоксом.
      - Я не совсем понимаю вас.
      - Тебя не беспокоило, что ты ложишься в кровать с кадровым офицером КГБ? - пояснила Барбара.
      Анна посмотрела прямо на нее, затем на Фоледу.
      - Нет. Он был довольно-таки хорош, если вам нужно знать это. И это очень приятно. Почему бы не воспользоваться этим?
      - У него были другие женщины?
      - Если даже были, то меня это не удивило бы.
      - А такие мысли никогда не беспокоили вас?
      - Нет.
      - А вы сами?
      - С посольскими? Я не могла рисковать своей работой.
      - Но в других местах? Среди ваших нелегальных контактов в Лондоне?
      - Да, был один.
      - Вы не связывались с ним в ту ночь, когда вы решили уйти? До того, как позвонили по номеру СИС?
      - Нет.
      - А почему?
      - Он был не настолько сильным. Мне нужна была помощь, а не дружба.
      Фоледа удовлетворенно кивнул. Мич скрупулезно что-то записывал и нажимал кнопки на своем блокноте. Анна могла легко оправдать свое решение, изобразив себя избиваемой мужем, обвиняя его во всех проблемах. А то, что она рассказывала, даже не пахло выдуманной "легендой".
      За столом возникла короткая пауза. Анна налила в свой стакан воды из сифона, отпила глоток и зажгла сигарету.
      - Возвращаясь к профессору Дьяшкину, - сказал через плечо Керн. Когда вы с ним поженились, вы говорите?
      - Третьего августа 2003, - ответила Анна.
      - А развелись?
      - В 2011. Я не помню точную дату.
      - В Москве?
      - Да.
      - Это было уже после того, как у него начался роман с Ольгой...
      - С Ольгой Ошкадовой. Да.
      - Но до этого его перевели в Сохотск.
      - Куда? - наморщилась Анна. - Первый раз слышу.
      Керн сделал вид, что забыл:
      - О, правильно. Извините. Не встречались с ним после развода, да? Мич бессознательно кивнул головой, проверяя на экране предыдущие вопросы. Керн вернулся к столу и порылся в бумагах.
      - Но об "Валентине Терешковой", вы, конечно, слышали.
      Анна незаметно пожала плечами.
      - О космической колонии? Конечно. Это не о ней были вчерашние новости?
      - Она не имеет для вас никакого конкретного значения?
      - Нет, не имеет. А что, должно иметь?
      - А для профессора Дьяшкина имеет? Вы когда-нибудь связывались с ним? Он когда-нибудь упоминал об этом?
      Анна только покачала головой.
      - Если даже он был как-то с ней связан, то я не знала об этом ничего. Он никогда не упоминал ее ни в каком конкретном смысле - только то, что каждый может узнать из газет.
      - Так вы говорите, что не знали про его переезд в Сибирь?
      - Я этого не говорила. Я знала, что он переехал в Сибирь. Я просто не знала, куда. Это тот город, о котором вы только что сказали?
      Опрос продолжался в таком ключе до обеда. Керн с Анной ушли в столовую, там слуги уже накрыли стол; там с ними должны были встретиться два офицера ЦРУ, которые будут опрашивать Анну потом. Фоледа заявил, что он прогуляется вокруг пруда на заднем дворе, покормит уток и подышит свежим воздухом, а уж потом присоединится к остальным. Барбара пошла с ним.
      - Что ты извлекла из всего этого? - спросил он ее.
      - Я все еще думаю, что она настоящая. Собственно, теперь я убеждена в этом даже больше, чем была в Лондоне.
      - А-га. Что еще?
      - Ну что, если профессор Дьяшкин тоже был связан с Клубом По Пятницам, и его подругу Ольгу арестовали, то это, может быть, отвечает на один из серьезных вопросов: почему он хочет перебежать. Он чувствует, что становится жарко, и хочет иметь возможность уйти.
      - Это очевидно, не так ли? - нотки в его голосе говорили, что это даже слишком очевидно. Увидев в руках Фоледы остатки рогаликов, которые он собрал с блюдечек, когда подавали кофе, к берегу подплыла и замерла в ожидании флотилия уток.
      - Ну-ка, как насчет догадки? Давай предположим, что Ольгу перевели на "Терешкову" по определенной причине, и она находится там в заключении. Мы уже знаем, что с одной стороны линии "Синька" находится Дьяшкин. Улавливаешь?
      Барбара кивнула.
      - То есть смело можно сказать, что на другой стороне - Ольга.
      - И я так думаю, - Фоледа разломал еще один рогалик и бросил крошки в воду.
      - А как мы можем узнать это точно?
      - Очень просто. Спросить у Дьяшкина. Он-то должен знать, с кем разговаривает.
      - А он скажет?
      - А почему это он не скажет? Он подтвердил, что Лью Мак-Кейн и эта девчонка Брайс там на станции. Кроме того, ему становится жарковато, и он может захотеть, чтобы мы вытащили его оттуда, так что он вряд ли будет расположен отказывать нам в просьбе, - Фоледа повернулся спиной к пруду. Давай свяжем все факты. Мы так и не знаем, как работает его связь по линии "Синька", но мы знаем, что он каким-то образом передает сообщения на Русалку. Теперь мы еще и достаточно уверены, что его связь там наверху Ольга, а Ольга арестована за антисоветскую деятельность. Теперь давай предположим, что Ольга находится в том же самом месте, что и Лью Мак-Кейн и Брайс... учитывая, что связь с Дьяшкиным у нас уже есть. Ты видишь возможности?
      Барбара тряхнула головой и заморгала от столь наглого предложения.
      - Значит, мы сможем - может быть - использовать его линию, чтобы связаться с нашими людьми там наверху, - закончила она мысль Фоледы.
      - Тонкая идея, а? Кто знает, как мы сможем использовать такую связь? - Фоледа выбросил остатки хлеба в воду.
      - Похоже, утки довольны. Пошли и мы пообедаем.
      31
      Секретную подпольную мастерскую назвали "Склепом". К тому времени, как Мак-Кейн, Рашаззи и Хабер спустились туда, Хабер успел запыхаться. Путешествие все равно было утомительным, несмотря на веревочную лестницу, которую Рашаззи и Мак-Кейн привязали в отверстии от светильника. Самое трудное было пробираться сквозь кожух с трубами под полом камеры. Теперь, когда они могли исследовать систему безопасности и сигнализацию с обратной стороны, им нужно было найти и более легкий путь вниз. Они обнаружили несколько возможных спусков в Склеп из Центра, что могло пригодиться, если нужно было спуститься в Склеп днем. Кроме того, что это даст больше рабочего времени, они смогут отдохнуть и от бессонницы, которая уже начала действовать на них.
      Сейчас в Склеп уже провели электричество и свет, Рашаззи влез в распределительную коробку; Склеп обзавелся верстаками, ящиками, стеллажами и головокружительным набором инструментов, тестеров, приборов, электронных деталей, банки с реактивами, всякие приспособления и детальки, которые два ученых воришки извлекали из таких тайников, о которых Мак-Кейн даже не догадывался, а об их расположении он и до сих пор не имел ни малейшего понятия. На краю стола стоял лазер. Скэнлон ухитрился стащить поломанную лабораторную модель с университетской свалки в Ландау, где он работал с того времени, как прекратилось производство кроватей. Для него нужно было немного запасных частей - ученые сказали, что смогут сделать их сами - и новый блок электронного управления. В различной степени сборки находилось еще несколько "новейших" устройств.
      - Сюда, Лью, - подсказал Рашаззи. - Мы хотим тебе кое-что показать. Он провел Мак-Кейна через проход у стола. Хабер пошел следом, захватив по пути со стола записную книжку и какую-то мелочь. На двух ящиках стоял невысокий цилиндрический открытый бак, обрезок железной бочки около трех футов в диаметре, внутрь была налита вода, дюймов шесть. Отверстие в центре было заткнуто, и из воды торчала петля из жесткой проволоки, ручка от пробки. На полу между ящиками стояло корыто, куда должна была стекать вода. Оборудование было очень простым, и Мак-Кейн никак не мог понять его назначения. Поэтому он просто заинтересованно ждал.
      Хабер положил поперек бака линейку, расположив ее край точно над центром отверстия и застыл в ожидании с карандашом и блокнотом.
      - Скажешь, когда готово, - скомандовал он Рашаззи. Рашаззи взял пипетку и аккуратно стал капать в воду красной краской через равные промежутки. Потом он взялся за проволочную ручку и очень осторожно, стараясь не потревожить поверхность воды, вытянул пробку. Вода начала стекать в корыто.
      - Воде понадобилось двадцать четыре часа, чтобы успокоиться, - сказал Рашаззи, наблюдая. - Чтобы успокоились все завихрения, возникшие при наливании воды. Ты знаешь, что когда на Земле вода, вытекающая из ванны, образует водоворот, то направление его движения не имеет ничего общего с направлением вращения Земли, как думает большинство? Это случайный эффект, появляющийся от остаточных моментов вращения воды, когда ее наливали или перемешивали. Чтобы увидеть подлинный эффект вращения Земли, ты должен удалить такие остаточные моменты.
      - Не должен, - пробормотал Мак-Кейн, глядя на понижающийся уровень воды и пытаясь не показать своих чувств в этот конкретный момент. Если они будут заниматься такой академичной ерундой, то все его усилия уже пошли впустую. Что из этого может получиться хорошего?
      По мере того, как уровень воды в баке падал, капли краски вытянулись в нити по течению воды и образовали спираль против часовой стрелки, медленно вращавшуюся у краев и быстрее - в центре. Рашаззи склонился над баком и глядел на деления линейки. Он взял секундомер, и измерял скорость вращения воды на возрастающем расстоянии от центра.
      - Один - один три, два - один девять, три - два четыре... - диктовал он Хаберу, который записывал все числа. Мак-Кейн следил за процессом, не вмешиваясь.
      Когда бак опустел, Рашаззи выпрямился и заметил:
      - Сохранение углового момента. Что образует водовороты.
      Мак-Кейн рассеянно хмыкнул. Принцип-то был тот же, что заставляет пару катающихся на коньках кружиться вокруг своей оси быстрее, если они притянут друг друга за руки.
      А Рашаззи продолжал:
      - Если частица жидкости обладает моментом относительно центра, то скорость ее вращения должна возрастать по мере приближения к центру и уменьшения радиуса вращения. То же самое рождает торнадо, смерчи. Понятно, что на Северном полюсе вода, вытекающая в трубу, будет вращаться, да?
      - Конечно.
      - А на экваторе? Ты согласен с тем, что на экваторе вода, вытекающая в трубу, не будет вращаться? - спросил Рашаззи. Мак-Кейн замялся.
      - На экваторе вода будет вращаться не вокруг отверстия, а в плоскости, перпендикулярной оси вращения Земли, - ответил на свой вопрос Рашаззи.
      Мак-Кейн кивнул.
      - Хорошо. Итак?
      Рашаззи покосился на Хабера.
      - Положение на поверхности вращающегося цилиндра, скажем, на палубах кольца "Валентины Терешковой", аналогично положению на экваторе Земли, пояснил немец. - Водоворота, вызванного вращением, быть вообще не должно.
      Мак-Кейну понадобилось около секунды, чтобы понять, в чем дело. Потом он посмотрел на дно опустевшего бака, снова поднял голову, и сделал неопределенный жест:
      - Но...
      - Вот именно, - ответил Рашаззи. - В механике всей этой станции есть что-то странное. Так как колония вращается быстрее, чем Земля, то и эффект здесь сильнее. Он может преобладать над остаточными моментами, о которых я уже говорил. Мы бы заметили это давным-давно, если бы хоть в одной из раковин и душевых здесь было обычное отверстие для стока воды, а не автоотсос.
      Мак-Кейн покачал головой, словно пытаясь прийти в себя. Все это было совершенно неожиданно.
      - У вас есть хоть какие-нибудь предположения, что это может значить?
      - Пока нет, - признал Рашаззи. Но движение колонии может быть и более сложным, чем мы предполагаем. Мы не хотели даже упоминать это наверху. Я не знаю, что это может значить.
      - Сначала нас заинтересовала игра, в которую играли Нунган с друзьями на площадке блока, - продолжил Хабер. - Если как следует присмотреться, то на больших расстояниях шарик не катится прямо, а с небольшим отклонением. Это еще один эффект, которого не получишь во вращающемся цилиндре. Мы выяснили, что это происходит не из-за наклона пола, но измерить что-нибудь более точно, не привлекая внимания, было сложно. Вот почему нам было нужно такое место.
      - И лазер тоже, - добавил Рашаззи. - Если мы сможем как-нибудь вытащить его на землю, то с ним можно будет проверить еще несколько штук. Например, если мы...
      В этот момент из динамика, прикрепленного к одной из подпорок, раздался дребезжащий звук. Это значило, что кто-то прошел через один из инфракрасных лучей, которые Рашаззи установил, чтобы прикрыть подходы к Склепу. Хабер мгновенно выключил свет. Они отошли назад вдоль стены и притаились в ожидании. Спустя минуту в направлении прохода через насосные и отсеки с баками показался отблеск фонарика и раздались звуки шагов. Они свернули в боковое ответвление, которое вело в Склеп. Вспыхнули три фонарика и послышался тихий шум голосов. Товарищи напряглись.
      Приближающиеся вели себя, как люди знающие, куда они идут, двигались уверенно, а не так, словно что-то ищут. Они дошли до порога, где уровень пола падал, и направили лучи вниз, осветив трех скрючившихся в темноте людей. Мак-Кейн, Рашаззи и Хабер отошли от стены, держа поднятые руки перед собой.
      Из-за слепящих огней раздался приветливый голос на английском:
      - Извините, мы не хотели вас пугать, ребята. Можно сказать, просто зашли по соседству.
      Это был Питер Сэрджент, с верхнего уровня, из камеры В-12.
      Рашаззи снова включил свет, Хабер с размаху сел на подгибающихся ногах на ящик. Мак-Кейн сердито посмотрел на них, а троица, погасив фонари, спустилась в Склеп.
      - Какого хрена вы тут делаете? - не выдержал он.
      Один из спутников Сэрджента был смуглолицый, с короткой бородой и черными глазами, постоянно и подозрительно бегавшими туда-сюда. Он походил на индийца. Мак-Кейн видел его на площадке для прогулок, но никогда с ним не разговаривал. Второго, в зеленой форме привилегированного заключенного, Мак-Кейн раньше не видел. Широкоплечий, крепко скроенный, с рыжими кудрями над невероятными бровями, с круглым детским лицом; решительные и резкие черты лица как-то не сочетались с этим. Он сделал шаг вперед, ближе к свету и оглядел окружающее спокойным бесстрастным взглядом, похоже, означавшим переход Склепа в его собственность.
      - Мы подумали, что нам пора познакомиться с вами лично, - начал Сэрджент. Он указал в сторону здоровяка:
      - Эбан Истамел, турок... а это Джангит Чаккатар, родом из Дели.
      Он с удовлетворением посмотрел на Мак-Кейна.
      - Мы были очень рады узнать, что информация, полученная от комитета побега, оказалась столь полезной. Но Ко еще сказал нам, что у вас появились сомнения, существует ли такой комитет вообще. Я уверяю вас, что он существует, - тут он опять сделал жест в сторону своих партнеров. Видите ли, это был наш подарок. Мы руководим комитетом побега.
      Мак-Кейн долго переводил взгляд с одного на другого, но, судя по его выражению, его мозг лихорадочно работал. Наконец он спросил Сэрджента: