Талисманы власти (№1) - Ориэлла

— Прошу вас, садитесь.

Д'Арван взялся за жезл, и Мара помогла ему дохромать до одного из глубоких удобных кресел, что стояли возле камина. Огромный серый пес растянулся у огня, и хотя они не заметили, чтобы Хеллорин кого-нибудь звал, двери в дальнем конце зала отворились, и вошла высокая рыжеволосая женщина, одетая во все зеленое и хрупкая, словно ива. Она с удивлением воззрилась на покрытых кровью чужаков.

— Мелианна, не принесешь ли ты нам чего-нибудь освежающего? — попросил Хеллорин. — И передай фею Эйлин нашим целителям.

Карие глаза Фаэри расширились.

— Фея Эйлин! Что происходит, Владыка?

— Именно это я и собираюсь выяснить. — Взмахом руки он приказал ей удалиться. — Созови всех, моя дорогая. Полагаю, это событие знаменует конец нашего долгого ожидания.

Глаза девушки вспыхнули.

— Немедленно, Владыка! — Она исчезла в беззвучной вспышке золотистого света, и Хеллорин рассмеялся, заметив, как опешила Мара.

— Обычно мы пользуемся дверями, — лукаво пояснил он, — однако Мелианна такая эмоциональная…

Д'Арван был вконец измотан, последние события исчерпали энергию его тела и духа, и сначала он решил, что дрожание воздуха перед камином — просто шутка, которую огонь играет с его усталыми глазами. Но тут юноша услышал резкий голос Мелианны, который, казалось, шел прямо из воздуха.

— Барод, — тупица, ну-ка брысь отсюда.

Пес вскочил и с виноватым видом прижался к ногам хозяина, а там, где он лежал, воздух замерцал, поплыл, и появился шар золотого света, который вскоре исчез, оставив вместо себя низенький круглый столик. На белоснежной скатерти стояло три хрустальных бокала и графин с прозрачным янтарным вином. Оставшееся место занимали хлеб и фрукты. От запаха пищи у Д'Арвана потекли слюнки, но его внимание отвлек сердитый крик Мары.

— Эйлин!

Он повернулся и увидел, как тело феи окружило золотое сияние. На его глазах Эйлин исчезла.

— Не беспокойся, Мара, — голос Хеллорина звучал успокаивающе. — Мои лекари намного превосходят целителей Волшебного Народа. Ешьте, дети, отдыхайте — и расскажите мне свою историю. — Он разлил вино и протянул им искрящиеся бокалы. Мара поднесла бокал к губам, но вдруг заколебалась. Лесной Владыка улыбнулся.

— Ты хорошо знаешь легенды, Мара, но об этом не стоит беспокоиться Если ты попробуешь нашу еду и напитки, это не даст мне большей власти над вами, чем та, которую я уже обрел, когда вы призвали меня.

Д'Арван переглянулся с Марой и пожал плечами. В конце концов это его отец, и пока он им помогал. Юноша отпил вина, и Мара последовала его примеру, хотя на лице ее по-прежнему читалось недоверие. Отчего-то то, что она даже здесь последовала за ним, согрело Д'Арвана сильнее, чем вино, — а оно и само по себе было достаточно крепким. По жилам юноши пробежал огонь, усталость исчезла, взгляд прояснился, а жгучая боль в ноге исчезла, будто ее никогда и не было.

Хеллорин уговорил их поесть, и, уплетая хлеб и фрукты, Д'Арван рассказал о вероломстве Миафана, о нарушении Кодекса магов и о том, как Волшебный Народ встал на путь зла. Хеллорин внимательно слушал, но ничего не говорил, пока Д'Арван не добрался до нападения Деворшана на Эйлин и смерти своего брата, за которой последовал спешный вызов Повелителя Фаэри. Наконец юноша закончил свой рассказ и погрузился в молчание, а его отец вскочил на ноги и победным жестом вскинул к небу кулак.

— Наконец! — ликовал он. — Наконец! За стенами зала восторженно откликнулся радостный хор Фаэри. Мара с испуганным криком вскочила на ноги.

— Отец! — возмущенный голос Д'Арвана омрачил ликование Лесного Владыки. Тяжело дыша, Хеллорин снова опустился в кресло.

— О, сын мой, — задыхаясь проговорил он, — да будет тебе известно, что мы бессчетные годы ждали этой вести! Ради всего святого, сядь, девочка. — Он раздраженно махнул рукой на Мару, которая никак не могла успокоиться и взглядом обшаривала зал в поисках какого-нибудь оружия.

— Владыка, как можешь ты радоваться столь мрачной истории? — с упреком спросил Д'Арван. — Неужели ты забыл мать? Я наполовину маг, наполовину Фаэри, а ты смеешься над моим горем и над горем тех, кто страдает от этого зла.

Хеллорин бесстрастно посмотрел на своего сына и спокойно произнес:

— Примите мои глубочайшие извинения. Пожалуйста, девушка, сядь и позволь мне объясниться — тогда, возможно, ты поймешь мою неподобающую радость.

Мара окинула его тяжелым взглядом.

— Надеюсь, что так, — проворчала она.

— Вас учили, что Вселенная строится на противоборстве случая и равновесия, — начал Хеллорин, наливая себе еще вина. — Но вряд ли вы знаете, что Волшебный Народ был призван в мир, чтобы поддерживать и хранить это равновесие, как другие были призваны в другие миры. Ведь если случай обретет господство, всюду воцарится хаос, и Вселенная рухнет.

Пальцы девушки нетерпеливо забарабанили по подлокотнику кресла.

— Терпение, Мара. Я постараюсь быть кратким. Мы, Фаэри, всегда были, ну, скажем, несколько непредсказуемы, но нам подвластны великие силы Древней магии; и ваши предки страшились нас, считая слугами случая, что до определенной степени верно. Они решили отрезать нас от своего мира — и заключить в этом Запредельном мире, который мы не можем покинуть, если нас не призовут, и где мы не в состоянии влиять на события, происходящие у вас. Кроме того, здесь мы не можем иметь детей — и значит, нуждаемся в случайном смертном или маге, чтобы продолжить наш род…

Д'Арван замер.

— Ты хочешь сказать, что использовал мою мать…

— Нет, никогда! — Хеллорин схватил его за руки. — Неужели ты считаешь Фаэри чудовищами? Любой наш ребенок — плод великой любви! Мое сердце было разбито, когда Адрина вернулась в Нексис, чтобы выполнить это возмутительное обещание, данное своему отцу. Я рыдал, я проклинал, я гневался. Я отчаянно стремился последовать за ней — найти ее — вернуть домой. Но я не мог отправиться туда, если меня не призывали, а никто не звал меня, пока не стало уже слишком поздно. — Его голос прервался.

— О, отец, — прошептал Д'Арван, слишком тронутый, чтобы сказать больше.

Хеллорин сделал долгий глоток из своего бокала.

— Теперь вам должно быть ясно, почему мы так враждебно относимся к Волшебному Народу. Они похитили у нас свободу многие эпохи назад и были не правы. Видишь ли, случай так же необходим, как и равновесие. Без нас Волшебный Народ успокоился, погрузился в самосозерцание, стал заносчивым и самодовольным. В гордыне своей они создали четыре великих Талисмана Власти, и Чаша — лишь один из них. Когда наступил Катаклизм, мы почти освободились, но потерпели поражение. И вот, в самый горький наш час, мы обрели величайшую надежду. Пламенеющий Меч, самый могучий из четырех Талисманов, был отдан нам на хранение своими создателями, которые хотели, чтобы он исчез из Большого мира до тех пор, пока его не потребует Единственный, для кого он выкован.

— Когда придет время, — так сказали нам, — вы должны вернуть его в мир, устроив ловушки и выставив охрану, чтобы Меч попал только в нужные руки.

— Но откуда нам знать, для чьих рук он предназначен? — спросили мы.

— Вы должны будете проверить это, — ответили нам.

— А как мы узнаем, что Меч нужен в мире? — вопрошали мы.

— Узнаете, — был ответ. — Придет время, когда Волшебный Народ поредеет и набросится друг на друга, подобно волкам. Брат поразит брата, честолюбие предаст доверие, и в мир придет великое зло. Тогда и настанет срок.

— Но как же нам вернуть Меч в мир? — спросили мы. — И как мы сможем охранять его там, где бессильны?

— А это, — сказали они, — ваша забота. Тогда мы спросили:

— А какова будет награда за это великое дело? Хеллорин помедлил, и глаза его сверкнули:

— Они пообещали нам свободу. Владелец Меча разрушит древние заклятия и вернет нас в мир, где мы жили прежде. Мы дали клятву хранить верность Мечу и Единственному, который будет им повелевать. Когда он потребует его, мы вслед за ним последуем в мир, чтобы бок о бок сражаться против зла. Исполнив это, мы снова будем свободны, как когда-то прежде. Свободны, дети мои!

— Когда брат поразит брата, — прошептал Д'Арван. — Так значит, срок близок. Но как же ты вернешь Меч, отец? Как ты будешь охранять его?

Лесной Владыка отвел глаза, и лицо его, обращенное к огню, затуманилось печалью. Наступила томительная тишина.

— Мне кажется, Владыка, ты собираешься каким-то образом использовать нас,

— живо сказала Мара.

Хеллорин медленно поднял голову и кивнул.

— Д'Арван, прости меня, — сказал он. — Но существуют древние законы, которые во имя нашего народа давным-давно установил я сам. Призвав меня, ты попал под власть этих законов, и я не могу изменить их даже ради собственного сына. Ты попросил у меня милости ради жизни феи Эйлин — точно так же, как сама она когда-то попросила меня найти ее дочь. Я помог вам обоим. Теперь вы у меня в долгу, и я вправе потребовать от вас услуги. Понимаешь?

— Ты хочешь, чтобы я охранял Меч, — Д'Арван был разочарован, но понимал затруднительное положение отца. Правитель должен подчиняться собственным законам, а на плечах Хеллорина лежала ответственность за его народ. — Я сделаю что смогу, — наконец проговорил маг. — Но отец, я прошу только одного

— умоляю, не вмешивай в это Мару.

— Д'Арван, мы будем вместе!

— Д'Арван, я не могу!

Возгласы протеста раздались одновременно. С растущим раздражением маг переводил взгляд с отца на возлюбленную.

— Да прекратите же вы оба!

Мара и Хеллорин переглянулись и разразились смехом. — Ах, что за женщина!

— воскликнул Фаэри. — Как бы мне хотелось оставить вас здесь! Но мы захвачены событиями, которые гораздо важнее любого из нас. — Он встал и тепло обнял их обоих. — Обещаю вам, что вы не расстанетесь, хотя с любовью придется повременить, пока ваша задача не будет выполнена. Да будет так, а пока великие события могут подождать. Вам нужно время, чтобы побыть вдвоем — если в этом мире уместно слово «время», — и комната для вас готова. Идите, дети, и отдыхайте — или не отдыхайте, как вам захочется! — Его глаза лукаво вспыхнули. — Я позову вас, когда наступит час отправляться.

***

Они снова встретились в большом зале, после того что по меркам Большого мира было одной ночью, хотя Д'Арвану и Маре это показалось очень коротким сроком. Хеллорин еще раз обнял их.

— Вы готовы, дети?

Они кивнули. Готовы, насколько это возможно. За ночь, проведенную наедине, они поделились страхами и секретами, обменялись тайными клятвами, понятными только двоим, и без конца любили друг друга, стремясь набраться воспоминаний на все то время, которое им предстоит провести в разлуке.

— А как же Эйлин? — спросила Мара, и Д'Арван в который раз подивился отваге девушки, бесстрашно глядящей в глаза его отцу.

— Наши целители говорят, что она поправится, — кивнул Хеллорин, — фея останется среди нас в безопасности и почете до тех пор, пока не завершится это дело.

— Спасибо тебе, — просто ответила Мара. — А ты хоть приблизительно представляешь себе, сколько это может продлиться? — надломленно спросила она, и Д'Арван вдруг понял, что отважная воительница так же испугана, как и он.

Хеллорин покачал головой.

— Пока Единственный не потребует Меч, — вот все, что мы знаем. Давайте же надеяться, что он поторопится, хотя бы ради нас.

Глаза Мары блеснули.

— А почему. Владыка, ты так уверен, что это мужчина? Девушка отошла, чтобы Д'Арван попрощался с отцом. Хеллорин крепко обнял его.

— Как больно терять сына, которого только что обрел!

— А мне больно терять тебя, — прошептал Д'Арван. — Но когда все будет позади, я надеюсь, мы сможем наверстать упущенное.

Хеллорин серьезно кивнул.

— А теперь, сын мой, ты должен перенести нас в свой мир.

— Я? Но как? — уставился на него Д'Арван.

— Сделай то же, что и вчера. Призови лес. Настоящий лес. Используй жезл феи — у него больше власти, чем ты можешь себе представить.

Сделать это оказалось легче, чем думал Д'Арван. Несколько вздохов — и они уже стояли на рассветных берегах озера. Там, где корни деревьев вгрызались в землю, трава была вырвана, и хотя лозы, обвивавшие башню исчезли, на каменной кладке остались глубокие царапины, а в окнах не было ни одного целого стекла.

— Если бы Эйлин увидела это, у нее разбилось бы сердце, — пробормотал Д'Арван.

— Она не увидит. — Едва Хеллорин произнес эти слова, как башня исчезла, а на ее месте возник огромный красный кристалл. Под рассветными лучами он светился пульсирующим сиянием, от которого слепило глаза, и гудел от внутренней мощи. Внутри сверкающих граней можно было различить очертания Меча, мерцающего своим особым светом.

— Так не пойдет. — Хеллорин взмахнул рукой, и гигантский кристалл затуманился и посерел, приняв вид обычной неровной глыбы. Тут же всякая растительность поднялась из земли и обвила его, а на шершавой поверхности появился мох и лишайник.

Мара ахнула.

— Как тебе это удалось? — спросила она. — Ты же говорил, что не имеешь власти в этом мире.

— Через Д'Арвана, — объяснил Владыка Лесов. — Он привел меня сюда, он сам наполовину Фаэри, как и я, а наполовину маг, а ведь именно Волшебный Народ установил эти законы. Но нам надо торопиться. Я больше не могу противиться их магии. — На лице Хеллорина проступило напряжение. — А теперь, дорогая моя дочь…

— Подожди! — Мара подбежала к Д'Арвану и обняла его. — Я люблю тебя, — шепнула она.

— Я тоже тебя люблю. — Юноша в последний раз поцеловал ее и неохотно отступил в сторону. Лесной Владыка поднял руку.

Мара исчезла. На ее месте появилось самое прекрасное создание, когда-либо существовавшее с самого начала мира — Единорог, сотканный, казалось, из всех видов света: в нем было и мерцание звезд, и прозрачный лунный свет, и шелковый туманный рассвет, и ослепительные солнечные зайчики там, где копыта касались земли. Во лбу у воительницы горел длинный изящный остроконечный серебряный рог.

— Видишь? — тихо сказал Хеллорин. — Наша храбрая малышка все же не рассталась со своим клинком, ибо она призвана охранять Пламенеющий Меч. Ее сможешь видеть только ты — для других она будет невидима. Чтобы заслужить Меч, его повелитель должен быть не только мужественным, но и мудрым. Чтобы приблизиться к нему, Единственный должен открыть способ увидеть невидимое, ибо только так можно будет миновать нашу незримую хранительницу.

— Миновать? — вскричал Д'Арван. — Ты имеешь в виду — убить?

— Да нет, при чем тут убить! Часть заклинания заключается в том, что как только Мару увидит кто-нибудь, кроме тебя, ее миссия закончится. Об убийстве нет и речи. И кроме того, — добавил Хеллорин, — неужели тот, кто окажется достойным Пламенеющего Меча, беспричинно сразит такое прекрасное создание? Я думаю, нет.

Д'Арван в сомнении покачал головой.

— А что ты приготовил для меня? — с тревогой спросил он.

— Для тебя? Ты маг Земли и сын Владыки Лесов. Ты владеешь жезлом феи, и лес будет покорен твоим велениям. Ты должен вернуть в эту Долину густые леса, укрыть ее непроходимыми дебрями. Здесь поселятся дикие звери, и ты будешь заботиться о них, а волки станут твоими друзьями и разделят твою задачу.

Ты будешь охранять Меч от любых врагов, а лес даст приют всем противникам зла, которых ты должен поддерживать и охранять. Но они никогда не увидят тебя и не узнают о твоем присутствии. Вам с Марой придется нести это бремя, пока не явится Единственный и не потребует Меч. Тогда вы освободитесь и будете вместе, тогда все мы будем вместе. — Силуэт Хеллорина задрожал и начал светиться. — Я не могу дольше оставаться здесь. Прощай, сын мой, и прости меня. — Фаэри исчез.

Д'Арван посмотрел на Единорога. Прекрасное воинственное создание фыркало и рыло копытами землю. Потом Мара подошла К магу и положила голову ему на плечо. Ее громадные темные глаза были, словно бездонные озера печали.

Д'Арван обнял сильную выгнутую шею с растрепавшейся гривой, и глаза его предательски защипало.

— О, любовь моя, — пробормотал он. — Как мне будет тебя недоставать!

Невидимый единорог фыркнул и дернул головой.

— Ты права, — сказал Д'Арван. — Пора приниматься за дело.

Повернувшись, он взял жезл феи и начал поднимать лес.

Глава 23. ЧЕРНЫЙ ДЕМОН

Трибуны возбужденно гудели в предвкушении кровавого зрелища. Бесконечные ряды мраморных скамеек были забиты до отказа — просто яблоку негде упасть. Ажиотаж достиг предела, когда в царской ложе, где сидел хмурый Кизал, официальный наследник престола, появился улыбающийся Кизу Ксианг со своей новой супругой, Кизин. Только сегодня состоялась их свадьба, и толпа с жадным любопытством глазела на балкон. Это действительно необычный день — Кизу столько лет довольствовался исключительно своим сералем, и вот, наконец, вместо прежней царицы, умершей много лет назад, обзавелся новой супругой. Ходили смутные слухи, что первая жена Ксианга пала от руки самого своего благоверного.

Морщинистые остроглазые старухи понимающе переглядывались.

— Молодому принцу теперь придется глядеть в оба, — шамкали они. — Отец его никогда особенно не любил, а если новая царица осчастливит короля сыночком, Кизал Харин может, вслед за матерью, оказаться в мешке на дне реки.

Зрители следили за первыми поединками с небрежным вниманием, ожидая, когда начнется настоящее представление. Сегодня должен был сражаться новый гладиатор, чужестранка — и, храни нас Жнец! — колдунья, кровожадная, как сам Черный демон! Говорят, у реки она уложила целую деревню! Именно из-за этой истории места на трибунах занимали чуть ли не со вчерашнего вечера, и сотням разочарованных пришлось, несолоно хлебавши, поворачивать назад.

Под трибунами было тенисто и прохладно. Погруженная в себя, Ориэлла в одиночестве сидела в углу, готовясь духом и телом к предстоящему испытанию. Больше всего ее беспокоил ребенок. Если бы в ее распоряжении оставалась магия, она бы могла защитить будущего младенца, а так колоссальное напряжение этого дня может стать для него фатальным…

— О, Чатак, — молила она, — защити этого ребенка — ребенка воинов!

Девушка то и дело ловила на себе любопытные взгляды других воинов. Гладиаторы были чужими друг другу, ведь каждого держали отдельно, чтобы они, чего доброго, не подружились. Бойцы встречались только на тренировках, и им даже запрещалось говорить друг с другом. Некоторых Ориэлла узнала — она тренировалась с ними, изумляя Элизара своим искусством. Если не считать тренировок, дни проходили достаточно приятно: отдых, еда, купание в большом бассейне арены. Наконец Ориэлла была готова — насколько вообще можно быть готовой в ее состоянии. Она выбросила из головы все мысли о своих товарищах и даже о ребенке, чтобы добиться внутреннего спокойствия и сосредоточенности, которые ей понадобятся, чтобы сохранить жизнь и завоевать свободу, ибо, несмотря на скептические настроения Элизара, она собиралась попытаться.

Сам того не желая, наставник вскоре подружился с Ориэллой, а его хлопотливая супруга, толстушка Нэрени трогательно заботилась о волшебнице — единственной женщине-воине. Беседуя с ними, Ориэлла узнала, что когда-то Элизар был офицером Царской Стражи и потерял глаз во время покушения на Кизу, собственноручно убив четырех нападавших. Но в обществе казалимцев не было места калекам, и Элизару оставалось либо умереть, либо превратиться в раба, а его преданная жена должна была разделить эту участь. К счастью, — небывалый случай! — вмешался сам Ксианг, и Элизар в награду за преданность получил пост наставника арены.

— Это черная и жестокая награда, — как-то признался он Ориэлле. — Я вынужден посылать на смерть сильных, здоровых юношей ради забавы жаждущей крови толпы. Кто после этого сможет спокойно спать по ночам? Но у меня нет выбора. Оставить этот пост означает обречь на рабство или смерть не только себя, но и мою бедную Нэрени. О, как я ненавижу Кизу за то, что он со мною сделал!

— Ты готова? — Голос Элизара вернул Ориэллу к действительности. Большие деревянные двери, ведущие на ристалище смерти, отворились. Оттуда, поддерживаемый двумя служителями, хромая, вышел воин, из его многочисленных ран струилась кровь. Два вооруженных стража арены несли его противника — кровавое изуродованное тело, в котором Ориэлла узнала храброго веселого юношу, с которым она тренировалась всего два дня назад.

Элизар трясущейся рукой вытер лицо.

— Да простит меня Жнец, — пробормотал он, и сердце волшебницы стеснилось от жалости к старому воину. Она порывисто положила руку ему на плечо.

— Элизар, тебе надо бежать! Когда я завоюю свободу, я заберу вас с Нэрени с собою на север. Мне понадобится преданный друг и хороший воин, пусть даже с одним глазом.

Элизар изумленно посмотрел на нее и отвернулся. Прозвучал большой гонг, призывая волшебницу на поле битвы.

— Прости меня, Ориэлла, — прошептал он.

— Пустяки, — бодро ответила девушка. — Это единственный путь к свободе, и я все равно избрала бы его. Еще увидимся, Элизар — и подумай над тем, что я сказала. Это серьезно. — Она поцеловала его в лысую макушку и, призвав себя к спокойствию, вошла в туннель, ведущий на арену, мысленно повторяя воинскую молитву, которой много лет назад научил ее Форрал. Она готова. Должна быть готова.

***

Ориэлла вышла из прохладного туннеля на раскаленную солнцем арену. Огромная чаша стадиона огласилась одновременным ревом трех тысяч глоток, эхо снова и снова подхватывало кровожадные крики, и Ориэлла зашаталась, почти оглушенная этими нечеловеческими воплями. Она подняла меч — свой верный Коронах, — и приветствовала толпу. Солнечный свет капелькой расплавленного железа пробежал по отточенному клинку. Ориэлла вызывающе подняла голову, и в ноздри ей ударил запах пота и крови — запах битвы.

Увидев своего противника, девушка опешила. Она ожидала встретить одного из могучих воинов, с которыми тренировалась, а вместо этого столкнулась с чужаком — маленьким жилистым человечком, чьи мускулы напоминали скрученные веревки. Он едва доставал ей до груди. «Что это? — хмуро подумала волшебница. — Неужели они смеются надо мной?» Но в это мгновение противник нырнул вперед, блеснуло лезвие меча, и холодный огонь обжег ее левую руку. Потекла струйка крови, а противник уже отскочил на безопасное расстояние. На долю секунды Ориэлла машинально схватилась за предплечье, и в голове у нее зазвучал голос Форрала: «Никогда не суди о противнике по первому взгляду».

Спасительный лед здравого смысла охладил разогретую сражением кровь Ориэллы. Она закружилась вокруг маленького человечка, пытаясь угадать его следующий шаг, ища брешь в его защите. Снова выпад — коротышка оказался подвижен как ртуть. Ориэлла отскочила, инстинктивно выставив меч, и почувствовала на бедре холодящее прикосновение клинка. Раздался звук рвущейся материи, и обрывок странного боевого одеяния, которое носили гладиаторы, захлопал по обнаженной коже. Она снова почувствовала теплый ручеек крови и отступила. На этот раз ничего серьезного. Простая царапина, жжет, и все. А вот она задела его! Девушка была слишком высока — ее инстинктивный выпад коснулся только его макушки, но раны в голову сильно кровоточат, и теперь кровь заливала ему глаза. Коротышка выжидательно закружился вокруг нее, и, встретив ее взгляд, улыбнулся, словно приветствуя. Ориэлла ответила улыбкой и отсалютовала противнику едва заметным поворотом меча. У него было мужество, и он знал, что она его тоже не лишена. Девушка поймала себя на мысли, что хотела бы сражаться рядом с ним, а не против него.

Она сделала выпад — он парировал. Ничья. Еще круг. Толпа в неистовстве. Они жаждут действий. С трибун доносился свист и улюлюканье. Маленький человечек рванулся вперед, Ориэлла прокатилась под его клинком и выругалась, когда жгучая боль пронзила раненую руку. Вскочив на ноги, она бросила взгляд на противника — ее клинок задел ему лодыжку. Случайность или сказывается поразительная выучка Форрала? Противник хромает, он потерял много крови. Толпа ревет, жаждет убийства. Для Ориэллы враг именно толпа, а не этот мужественный воин. «Брось, — резко осадила она себя. — Это не гарнизон. Здесь любое колебание означает смерть».

Ориэлла собралась, перенеся вес меча на правую руку, но почти бесполезная левая рука упорно не желала выпускать эфес. Коротышка пошатывался, лицо его покрылось потом и кровью. Ориэлла быстро шагнула вправо, чтобы его залитый кровью левый глаз мешал ему следить за ней. Противник повернулся, но слишком поздно. Левую руку пронзила жгучая боль, когда Коронах с хрустом перерубил ему позвоночник, и голова коротышки покатилась по песку. Обезглавленное тело долю секунды стояло на месте, а потом рухнуло, заливая песок алой кровью. Торжествующий рев толпы едва не уложил на песок саму Ориэллу. Покачиваясь, волшебница замерла над мертвым противником и поцеловала дымящийся клинок, — традиционное воинское приветствие павшему.

К счастью, вопли зрителей предупредили ее об опасности. Ослепленная слезами, Ориэлла не заметила, как из тоннеля появились два новых противника. Они были уже почти рядом. Торопливо проведя окровавленной рукой по глазам, она повернулась, чтобы встретить очередную угрозу. Но что это? Их двое, но один вооружен длинным копьем, а другой — только сетью. Ориэлла застыла в замешательстве. Такого она еще не встречала. Противники разделились, и она уже не могла одновременно следить за обоими. И тут она поняла — но, к сожалению, слишком поздно, — что воин с сетью — только уловка, чтобы отвлечь ее, а следить надо за тем, чье смертоносное копье, нацелено ей в грудь. Если она отвернется, он тут же метнет его. Но пока она следит за этим, другой может подкрасться сзади и накинуть на нее сеть.

Подобно лесному пожару, душу Ориэллы объял гнев. Какая низость! Но и на этот раз она сдержала себя, пытаясь остаться спокойной и найти выход. Некогда думать о справедливости — она должна пробить себе дорогу к свободе. Лихорадочно соображая, девушка попятилась, пытаясь удержать в поле зрения обоих противников. Скоро они оттеснят ее к каменной стене, ограждающей арену. Враги переглянулись — точно, они хотят загнать ее туда! Ориэлла не понимала, зачем, но если такова их цель, то этого допустить нельзя!

Она скользнула вправо, потом неожиданно метнулась влево, к человеку с сетью. Краем глаза она успела заметить, как копейщик сделал бросок. Тяжелый наконечник прошел сквозь икру, коснулся кости и разодрал мускулы. От боли она едва не потеряла сознание, но ее отчаянный рывок достиг цели. Запястья хрустнули, и острое лезвие ее клинка коснулось коленей сетника. Тот с криком рухнул на землю, искалеченный и истекающий кровью.

Копейщик, лишенный теперь своего оружия, рванулся к сети, надеясь схватить ее, пока Ориэлла занята его товарищем. Если ему это удастся, она станет беспомощной. Другого выхода нет — ей нужно копье, которым можно действовать на большем расстоянии. Отбросив меч, Ориэлла схватила отполированное древко и вырвала зазубренный наконечник из ноги, чувствуя, как рвутся кожа и мускулы. Головокружительная, наводящая тошноту боль пронзила ее, зрение затуманилось. Подниматься на ноги не было времени. Почти вслепую она перевернула копье и, зацепив брошенную сеть тупым концом, резким рывком вырвала спутанный невод прямо из-под рук копейщика.

Теперь он волей-неволей должен подойти ближе, а это для него небезопасно, учитывая, что он безоружен. Он заколебался всего лишь на секунду, но Ориэлле этого было достаточно. Снова перевернув копье, она изо всех сил метнула его в противника.

Копейщик угадал ее замысел. Он рванулся в сторону, а лежащая на земле Ориэлла занимала не самую выгодную позицию. Но расстояние было небольшим, и ее усилия оказалось достаточно. Воин споткнулся и повалился лицом вперед, с копьем, торчащим в спине. Неужели она убила его? Конечно, нет, словно сквозь туман подумала девушка. Но, мертвый или нет, он не шевелился С другой стороны, если она не поднимется на ноги, это не будет считаться победой. Ориэлла вспомнила израненного юного воина, который покинул арену перед ней — он был обречен заново повторить представление, как только оправится от ран.

Рев толпы начал стихать, и волшебницу окутало долгожданное покрывало темноты и тишины. Так просто сдаться, ускользнуть в спасительный обморок… Может, когда-нибудь в другой раз..

Что? Снова пройти через все это? «Нет, — твердо сказала себе Ориэлла. — А ну-ка, поднимайся, воин!» Ухватившись за меч, она воткнула его острым концом в кровавую грязь и, почти ничего не видя, поднялась на ноги, опираясь на верный клиник. От боли у нее потемнело в глазах. Поврежденная нога отказывалась служить, спина болела: она сильно ударилась во время падения, левая рука висела плетью. «О боги, — застонала Ориэлла. — Как же мне сражаться в таком виде?» С бессильной злостью она вспомнила о своих отнятых силах. «Если бы не эти проклятые браслеты, я могла бы спастись». Но стой-ка! Браслеты мешали ей воспользоваться своей собственной силой, но помешают ли они вобрать силу извне? Она вспомнила бунт в Нексисе и то, как воспользовалась яростью толпы, чтобы принести дождь…

Глубоко вздохнув, Ориэлла сосредоточилась, собрав волю в кулак, чтобы овладеть, чтобы манипулировать… И получилось! Она вбирала энергию зноя, жизненную силу и кровожадную энергию толпы, для которой все это выглядело лишь прохладным дуновением ветерка, легкой тенью, на мгновение заслонившей солнце, хотя в небе не было ни облачка…

Прерывистое дыхание улеглось, в глазах прояснилось. Ориэлла не могла исцелить свои раны или просто унять боль, но слабость, вызванная потерей крови, покинула ее, тело налилось новой, хотя и заемной мощью. Ориэлла вновь обрела способность соображать и тут же задумалась, чем вызвана такая задержка? Конечно, она благодарна за столь необходимую ей передышку… Яростные крики ворвались в ее сознание, и Ориэлла перепугалась Что они вопят?

— Демон! Демон!

Волшебница непонимающе озиралась. Противники пока не появлялись. Девушка оперлась на меч, привыкая к новому состоянию, и вдруг увидела Элизара — он стоял перед украшенной цветами царской ложей и что-то горячо обсуждал со своим правителем.

Потом они, видимо, пришли к какому-то решению. Наставник, качая головой, направился к ней.