Послезавтра

— Поймите, Herr Leiter der Sicherheit, сегодня ваша личная безопасность важна как никогда, — мягко произнес Салеттл.

— Да, я знаю. — Фон Хольден повернулся к нему. Очевидно, Салеттл был в курсе его разговора с Шоллом. Поэтому он подчеркнул слово «сегодня». Сразу же после торжества во дворце состоится другая церемония, для очень узкого круга избранных. Тайная, необъявленная, она состоится в мавзолее прусских королей. Коды доступа, необходимые, чтобы доставить туда сверххрупкий материал, запрограммированы на фон Хольдена, на него одного, и не могут быть изменены.

Ему оказана высочайшая честь, он наделен небывалой властью. Сегодня его безопасность не имеет цены. Он больше не солдат спецназа, не Бернард Овен и не Виктор Шейченко.

Он — Leiter der Sicherheit. Это не должность, это пропуск в будущее. Он, фон Хольден, скоро будет контролировать развитие всей Организации. Он — «хранитель очага».

Глава 109

Помещение для допросов в подвале здания на Кайзер-Фридрих-штрассе было совершенно белым. В белый цвет были выкрашены пол, потолок, стены и полдюжины камер, примыкавших к коридору. О существовании и тем более назначении подвального этажа знали очень немногие, даже в муниципальных отделах департамента.

Треть этого подземелья площадью в шесть тысяч квадратных футов занимало спецподразделение расследований федеральной полиции. Созданное после побоища в Мюнхене на Олимпийских играх 1972 года[37], первоначально спецподразделение занималось исключительно расследованием терактов. Подвал здания на Фридрих-штрассе стал временным местом пребывания для членов группы Баадер-Майнхоф, фракции Красных бригад, Народного фронта за освобождение Палестины, а также подозреваемых в организации взрыва на борту лайнера «Пан-Ам», рейса № 103.

Кроме ослепительной белизны, у подвального этажа была еще одна отличительная черта: здесь никогда не выключался свет. Сочетание этих двух факторов было настолько эффективным, что после тридцати шести часов пребывания в одной из камер поведение подследственных, их уверенность в себе и способность ориентироваться в событиях претерпевали серьезные изменения.

В камере предварительного следствия Вера сидела на белой пластиковой скамье, прикрепленной к полу. Не было ни стола, ни стульев. Только скамья. Ее уже сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и переодели. Теперь на ней был светло-серый, почти белый нейлоновый спортивный костюм с выведенной на спине оранжевой надписью «ЗАКЛЮЧЕННЫЙ, Федеративная Республика Германия», а на ногах — серые шлепанцы. Она была бледна, выглядела изможденной, но по-прежнему очаровательной. Невысокая, коренастая надзирательница на минуту задержалась в дверях за спиной Осборна, потом повернулась, вышла и закрыла за собой дверь.

— Боже мой, — потрясенно прошептал Осборн. — Что с тобой сделали?

Вера открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выговорить ни слова. Из глаз ручьями хлынули слезы, они бросились в объятия друг друга и плакали уже оба. Всхлипывая, Вера роняла разрозненные слова:

— Франсуа умер... на ферме всех убили... что... мне было делать?.. Приехала в Берлин... потому что некуда... чтобы найти тебя...

— Вера, ш-ш-ш. Все в порядке, любимая. — Он крепко, но бережно прижимал Веру к себе, словно ребенка. — Все в порядке. Все будет в порядке.

Он гладил ее волосы, целовал, ладонями вытирал мокрые от слез щеки.

— У меня отобрали даже носовой платок, — выговорил Осборн, пытаясь улыбнуться. Брючный ремень у него тоже отняли, вытащили шнурки из ботинок. Вера прижалась к нему еще крепче.

— Не уходи, — шептала она. — Никогда больше не уходи...

— Вера, расскажи, что же случилось...

Она схватила его руку и крепко стиснула, немного отодвинулась, вытерла слезы и задумалась. Чего только ни произошло с ней со вчерашнего дня...

Ферма под Нанси. Тела трех охранников, лежащих там, где упали. Застывший взгляд Авриль Рокар, кровь, текущая из перерезанного горла...

Когда она вбежала в дом, телефоны не работали. Она не могла найти ключи от «форда», на котором приехала сюда вместе с агентами тайной полиции, поэтому села в черный полицейский «пежо» Авриль Рокар и поехала в город. По дороге она несколько раз пыталась дозвониться в Париж Франсуа, но его телефоны — и домашний, и в офисе — были постоянно заняты. Это показалось ей вполне естественным — слухи о его отставке уже могли распространиться. Все еще под впечатлением от кровавой бойни в Нанси, не в состоянии сообразить, что делать дальше, Вера где-то по дороге остановила «пежо».

И тогда, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход из создавшейся ситуации, она вдруг увидела на полу машины под сиденьем сумочку Авриль Рокар. В футляре для паспорта — билет на рейс «Эр-Франс» в Берлин и подтверждение, что номер в отеле «Кемпински» в Берлине зарезервирован для Авриль Рокар. Там также оказалась затейливо отпечатанная на немецком языке карточка-приглашение в Шарлоттенбургский дворец на торжество, которое состоится 14 октября, в пятницу, в восемь вечера по случаю выздоровления некоего господина Элтона Либаргера. В списке организаторов приема она наткнулась на имя Эрвина Шолла, человека, нанявшего Альберта Мерримэна, чтобы убить отца Пола Осборна.

Тут ей пришло в голову, что если Шолл в Берлине, то и Пол может приехать туда, чтобы встретиться со своим врагом. Это было всего лишь предположение. Но больше ей надеяться было не на что. Внешне Вера была немного похожа на Авриль Рокар, чтобы попытаться, воспользовавшись ее документами, добраться до Берлина. Правда, она была моложе Авриль на несколько лет, но вряд ли кто-то будет так уж тщательно проверять документы. Был четверг, до торжества в Шарлоттенбургском дворце оставался один день. Кратчайший путь в Берлин из Нанси — скорый поезд, отправляющийся из Страсбурга. Вера решила ехать этим поездом.

По дороге из Нанси в Страсбург она дважды останавливалась у телефонов-автоматов и звонила Франсуа. Первый раз линия была занята, второй раз она наконец услышала длинные гудки, но было уже четыре часа, и в офисе никто не снял трубку. К этому времени прессу еще не известили об исчезновении Франсуа Кристиана, но полиция уже сбилась с ног, разыскивая его, а президент распорядился приставить вооруженную охрану к членам его семьи.

Она ясно помнила, как, повесив трубку, впала в странное оцепенение. Словно никого не существовало на свете — ни Франсуа Кристиана, ни Пола Осборна, ни той Веры Моннере, которая могла бы вернуться в свою парижскую квартиру и жить, как будто ничего не случилось. Четыре трупа осталось на ферме под Нанси. Единственный человек, который безумно любил ее, исчез, пропал, растворился, как струйка дыма на ветру. Ею овладело мрачное предчувствие, что все произошедшее до сих пор — лишь прелюдия к чему-то еще более страшному. В ушах ее прозвучало эхо ужасных рассказов бабушки, грозное, страшное эхо из прошлого. Но сейчас этот страх стал для нее более личным — и Франсуа, и Осборн, и она сама были каким-то образом связаны между собой. Берлин для нее был последней соломинкой, держась за которую она надеялась получить ответы на свои вопросы.

В отеле «Кемпински» Вера заняла номер, зарезервированный для Авриль, там, к своему удивлению, она обнаружила ее одежду и украшения. Завтрак ей подали в номер. На подносе лежала газета, где она и увидела статью о самоубийстве Франсуа Кристиана. Она едва не потеряла сознание, потом, кое-как взяв себя в руки, решила выйти из отеля, выбраться на воздух и поразмыслить, что делать дальше. Как поступить, если кто-нибудь попытается связаться с ней? И как — если этого не произойдет? И что будет, если она попросту явится на торжество в Шарлоттенбургский дворец? Спрятав свои документы под матрас, она вышла на улицу.

Бесцельно бродя по городу, она забрела в церковь Святой Марии. По иронии судьбы, это оказался храм-мемориал памяти мучеников за свободу вероисповедания с 1933 по 1945 годы. Она восприняла это как своего рода предзнаменование, решив, что здесь она найдет ответы на свои, вопросы... Там ее и задержала полиция.

* * *

Инспектор Шнайдер солгал Осборну, что в случае непредвиденных событий обязан доставить своего подопечного в отель. На самом деле Маквей распорядился по-другому: если Вера Моннере будет обнаружена, Шнайдер должен немедленно отвезти Осборна туда, где ее задержали. Маквей предполагал, что встреча доктора Осборна и мисс Моннере с глазу на глаз выявит какие-то новые факты. Для этого следовало заставить Осборна поверить, что это его идея — сломя голову мчаться к Вере. Что ж, Шнайдер разыграл все как по нотам, и встреча с глазу на глаз состоялась.

Внезапно дверь распахнулась. Обернувшись, Осборн увидел на пороге Маквея.

— Выведите его отсюда, живо! — свирепо скомандовал Маквей, и сразу же два полисмена схватили Осборна и потащили к выходу.

— Вера! — кричал он, вырываясь из их рук. — Вера!..

Его крики заглушил лязг захлопнувшейся тяжелой стальной двери. Осборна быстро протащили по узкому коридору вверх по лестнице — на один короткий пролет. Открылась дверь — и он очутился в такой же белой комнате, как и Вера. Полисмены вышли, дверь закрылась, щелкнул замок.

Минут через десять пришел Маквей. Его лицо было красным, и дышал он так, будто долго подымался вверх по лестнице.

— Что записалось у вас на ленте? — ледяным тоном осведомился Осборн. — Надеюсь узнать нечто интересное. Мне удалось проскользнуть первым! А вдруг мисс Моннере сболтнула что-нибудь, чего не слышали ни вы, ни немецкие полицейские? Раз — и мышка в ловушке!.. Но, увы, не сработало, какая жалость! Все, что вы узнали, — правда, рассказанная испуганной женщиной.

— А откуда вы знаете, что это правда?

— Знаю, и все, черт вас побери!

— Она упоминала капитана Каду из Интерпола?

— Нет.

Маквей пристально смотрел ему в лицо, потом примирительно сказал:

— О'кей. Давайте поверим ей. Оба.

— Тогда отпустите ее!

— Осборн, вы здесь благодаря мне. Я хочу сказать здесь, а не на полу парижского кафе с пулей агента Штази между глаз.

— Маквей, Вера ничего не знает, и вы это отлично понимаете! Нет никакого смысла держать ее в тюрьме. И вы это тоже отлично понимаете!

Маквей не сводил глаз с его лица.

— Вы знаете, что все «закрутилось» после убийства вашего отца.

— То, что случилось с моим отцом, не имеет к Вере никакого отношения!

— Почему вы так уверены? Как вы можете быть в этом уверены? — Маквей говорил с ним мягко, как с ребенком. — Вы встретились с ней в Женеве. Кто из вас заговорил первый?

— Какое это имеет значение! — пробормотал Осборн.

— Отвечайте.

— Она... она первая заговорила со мной...

— Вера была любовницей Франсуа Кристиана. И в день торжества в честь Либаргера Франсуа Кристиан оказывается мертв, а Вера — в Берлине с приглашением в Шарлоттенбургский дворец в руках.

Осборн был зол. Зол и сконфужен. Что хочет доказать ему Маквей? Доказать невероятное, что Вера входит в загадочную группу? Это же чистое безумие. Он верил каждому ее слову. Они любят друг друга, и ни одно ее слово не вызывает у него сомнений. Он отвернулся от Маквея и бессмысленно уставился в потолок. Наверху, под потолком горела яркая лампочка в сто пятьдесят ватт, никогда не гаснущая, до которой с пола не дотянешься.

— Может быть, она невиновна, доктор, — сказал Маквей. — Но теперь это не ваше и не мое дело. Она — в руках полиции.

Открылась дверь, и вошел Реммер.

— Съемка дома на Гаупт-штрассе сделана. Нобл ждет нас.

Маквей посмотрел на Осборна.

— Пойдемте посмотрим видеозапись вместе с нами, — сказал он.

— Зачем?..

— В этом доме мы должны встретиться с Шоллом, Говоря «мы», я имею в виду вас и себя.

Глава 110

Чемодан Джоанны лежал на кровати. Она складывала вещи, когда вошел фон Хольден.

— Джоанна, прости, я виноват. Прошу тебя...

Не обращая на него внимания, она подошла к шкафу и достала вечернее платье, которое привезла ей для торжества Юта Баур. Вернувшись к кровати, она разложила на ней одежду и начала складывать ее в чемодан. Фон Хольден некоторое время наблюдал за ней, потом тихо подошел сзади и положил ей руку на плечо. Джоанна застыла.

— Сейчас очень напряженное время для меня, Джоанна... Как и для тебя, и для мистера Либаргера.

Джоанна молчала, невидящим взглядом уставившись в окно.

— Я должен сказать тебе правду, Джоанна... Никто никогда не говорил мне, что любит меня. Ты... ты испугала меня.

У нее перехватило дыхание.

— Я испугала тебя?

— Да...

Она повернулась. Недавно такие злобные, ненавидящие глаза смотрели теперь на нее мягко и любяще.

— Не смей говорить мне...

— Джоанна, не знаю, достоин ли я любви...

— Не смей... — Не в силах больше сдерживаться, она заплакала.

— Это правда. Я не стою...

Она прижала кончики пальцев к его губам, не позволяя ему договорить.

— Стоишь... — прошептала она.

Он медленно сомкнул руки у нее на талии и медленно, нежно поцеловал ее. Джоанна вернула ему поцелуй, крепко прижавшись к нему всем телом. Охватившее ее желание вытеснило все мысли, даже тень здравого смысла. Страх, который она испытала днем, исчез без следа.

* * *

Съемка дома № 72 по Гаупт-штрассе проводилась с вертолета, с высоты около пяти тысяч футов. Это была вилла девятнадцатого века, трехэтажная, с гаражом на пять машин позади дома. С правой стороны дома — полукруглый въезд с улицы, с будкой охраны у железных ворот, с левой — теннисный корт с красным песком. Высокая каменная стена вокруг всей территории виллы увита увядшим плющом.

— Есть еще одни ворота, за гаражом. К ним ведет подъездная дорога от служебного входа, — пояснил Нобл, глядя на большой экран телевизора «Сони».

— И им пользуются, — добавил Реммер.

Все четверо сидели в большом видеозале этажом выше камер предварительного следствия в удобных, как в театре, креслах. Осборн, откинувшись на спинку кресла, опирался подбородком на руку и думал о своем. Внизу допрашивали Веру. Его воображение рисовало картину допроса. С другой стороны, что, если Маквей прав и она действительно работает на группу? Что она узнавала у Франсуа для своих хозяев, что передавала им? И каким образом оказался замешанным в это он, Осборн? Что она надеялась узнать у него? Может быть, его встреча с Мерримэном была просто случайным совпадением. Она не могла знать об этом, потому что не видела Мерримэна, пока Осборн не последовал за ней в Париж.

— А эта видеозапись сделана из фургона прачечной, пока водитель относил заказ в дом напротив, — сказал Реммер, глядя на экран, на котором появилось другое изображение. — Здесь всего несколько коротких эпизодов с разных точек. Мы не хотели привлекать к себе внимание, поэтому снимали в основном с вертолета.

На экране снова появился общий план виллы. На въездной аллее стоял лимузин, на лужайке трудился садовник. Больше ничего не происходило.

— Что это? — вдруг произнес Маквей. — Смотрите, какое-то движение у окна на втором этаже. Второе окно справа.

Реммер остановил запись, вернул пленку назад и пустил снова, но уже в замедленном темпе.

— Кто-то стоит у окна, — подтвердил Нобл.

Реммер снова вернул пленку назад. На этот раз он выбрал самый медленный темп и применил специальный оптический прием, чтобы рассмотреть движение в окне.

— Это женщина. Очень плохо видно...

— Можете увеличить фрагмент? — спросил Нобл.

— Конечно. — Реммер в интерком дал указания техникам, вынул кассету и заменил ее другой. Это тоже был общий план виллы, но снятый под другим углом. Снова во втором окне справа мелькнула тень, подтвердив наблюдение Маквея: кто-то действительно стоял у окна и смотрел вниз. Вдруг около будки охранника появился серый «БМВ», притормозил, пока открывались ворота, и двинулся к парадному входу. Из машины вышел высокий мужчина и исчез в доме.

— Есть какие-нибудь предположения, кто это? — спросил Маквей.

Реммер покачал головой.

— Наше расследование обещает превратиться в увлекательнейшую игру, — спокойным тоном произнес Нобл и взял папки с разложенными по алфавиту фотографиями. К этому времени из Бад-Годесберга поступило шестьдесят три фотографии гостей Шарлот-тенбурга из ста. В основном фотографии были сделаны «Поляроидом», были увеличенные фотографии с водительских удостоверений, но были и архивные, и газетные снимки. — Я беру себе с А по F, остальные буквы делите между собой как хотите.

— Давайте сначала посмотрим на него внимательнее. — Реммер перемотал пленку назад, потом переключил скорость воспроизведения. Еще раз, теперь совсем медленно, серый «БМВ» подъехал к дому, притормозил, остановился, вышел высокий мужчина...

— Иисус Христос... — Осборн вскочил.

Маквей повернулся.

— Вы знаете его, доктор?

Реммер снова перемотал пленку и остановил кадр с фон Хольденом, выходящим из машины.

— Это он преследовал меня в парке. — Осборн отвернулся от экрана и посмотрел прямо в глаза Маквея.

— В каком парке? Что вы, черт побери, скрываете?..

— Той ночью, когда я исчез... Я специально отделался от Шнайдера. — Осборн уже не думал, что о нем подумает Маквей, сейчас его это не беспокоило. — Я шел по парку Тиргартен к отелю Шолла. Но по дороге понял, что затея моя не имеет смысла. Мой побег мог сорвать все ваши планы. И я решил вернуться в казино, а этот человек, — он оглянулся и показал на экран телевизора, — оказался вдруг позади меня. У меня в кармане был пистолет. Я испугался и прицелился в него. Тут появился из-за кустов еще один человек. Я велел им идти к черту и побежал как сумасшедший.

— Вы уверены, что это тот самый человек?

— Да.

— Это означает, что они ведут слежку за отелем, — заметил Реммер.

Нобл посмотрел на Реммера.

— Можно еще разок взглянуть, как он входит в дом? С нормальной скоростью, пожалуйста.

Реммер нажал кнопку, и снова на экране появился серый «БМВ». Вот фон Хольден выходит из машины, вот он захлопнул дверцу «БМВ», пересек площадку перед домом и поднялся на несколько ступенек. Кто-то открыл дверь, и фон Хольден вошел внутрь.

Нобл попросил:

— Еще разок, пожалуйста.

Реммер прокрутил эпизод, остановив запись на том месте, где фон Хольден скрывается в доме.

— Сто против одного, что этот человек прошел спецназ, — сказал Нобл. — Специалист по саботажу и терроризму из особых подразделений Советской Армии. Эти ребята сами не замечают, как их военные навыки сказываются на походке, на чувстве равновесия — они словно идут по канату под цирковым куполом. — Нобл повернулся к Осборну. — Если тот человек действительно следил за вами в парке, вы просто счастливчик, что можете сидеть здесь с нами и рассказывать об этом. — Он перевел взгляд на Маквея и Реммера.

— Если Либаргер остановился в этом доме, вполне возможно, что наш приятель из службы безопасности у них в организации большой человек.

— Кроме того, он может охранять и Шолла, — сказал Реммер.

— Или выполнять особые задания. — Маквей напряженно всматривался в лицо фон Хольдена на экране.

— Следить за нами, например? — предположил Нобл.

— Не знаю. — Маквей неуверенно покачал головой, потом посмотрел на Реммера. — Увеличь его лицо, может, узнаем, кто он? Привяжем еще один красный флажок на линии...

Зазвонил телефон, стаявший около Реммера.

— Да, — произнес он, сняв трубку.

Было пятнадцать минут третьего, когда они приехали на место преступления. Берлинская полиция уже оцепила квартал. Детективы из отдела убийств стояли в стороне, когда Реммер провел своих спутников через магазин антиквариата на Кант-штрассе в подсобное помещение.

На полу лежала Каролина Хеннигер, прикрытая простыней, рядом — ее одиннадцатилетний сын Иоганн. На его тело тоже была наброшена простыня.

Реммер опустился на колени и откинул простыни.

— Боже мой... — выдохнул Осборн.

Маквей наклонился и бережно укрыл мальчика.

— Да уж, — сказал он, глядя в упор на Осборна. — Боже мой.

И мать, и сын были убиты одинаково — выстрелом в голову.

Глава 111

Через три часа, в 3.55, Осборн стоял у окна старинного отеля «Мейнеке», глядя вниз, на город. Как и остальные, он старался отвлечься от ужасной картины, которую они увидели только что на Кант-штрассе, и сосредоточиться на том, что им предстояло совершить. Сейчас все внимание должно быть сконцентрировано на Шолле, только на Шолле. Все остальные мысли нужно было гнать прочь.

Что стояло за Каролиной Хеннигер, почему от нее и ее сына группа решила избавиться таким способом? Что она знала? Вставал и другой вопрос, который легко читался в глазах Маквея: если бы накануне они не нанесли визит Каролине Хеннигер, были бы теперь живы она и ее сын? Но и этот жгучий вопрос следовало отодвинуть на второй план.

Осборн пошел в ванную и ополоснул лицо и руки. Им пришлось перенести штаб-квартиру операции в отель «Мейнеке» после того, как на седьмом этаже в новом крыле отеля «Палас» обнаружили труп — как раз в том номере, из которого лучше всего просматривались окна их номера. Специальная бригада техников из Бад-Годесберга выбрала им новый отель.

Отель «Мейнеке» состоял из одного-единственного здания, и попасть на верхние этажи можно было только на тарахтящем лифте, обслуживавшем весь отель. Незнакомцу или даже другу было не пробиться через двойной заслон — посты детективов в вестибюле внизу и наверху, около лифта, которые были под наблюдением бригад Литтбарского и Шнайдера. Освободившись от забот о собственной безопасности, Маквей и его коллеги погрузились в размышления о происходящем.

Каду.

Он снова вынырнул на поверхность, оставив Ноблу сообщение в Скотленд-Ярде, что он — загадка из загадок! — находится в Берлине. Он сказал также, что находится в крайне тяжелом положении и очень важно, чтобы он как можно скорей связался с Ноблом и Маквеем, и что через час он перезвонит.

Маквей не знал, что и думать. Он заметил косой взгляд Осборна, когда в очередной раз зачерпнул пригоршню поджаренных орешков из прозрачного пластикового мешочка.

— Знаю, знаю. Слишком много жира, слишком много соли. Все равно я не могу себе отказать в этом удовольствии. — Любовно осмотрев лоснящийся орешек, Маквей отправил его в рот. — Если Каду говорит правду и группа действительно у него на хвосте, тогда он и впрямь попал в переделку, — проговорил он с полным ртом. — Если Каду лжет, значит, он работает на них. Тогда он получил задание обманом заманить нас туда, где с нами можно...

Стук в дверь оборвал его на полуслове. Вставая, Реммер вытащил из кобуры револьвер и подошел к двери.

— Кто?

— Шнайдер.

Реммер открыл дверь, и вошел Шнайдер, за спиной которого стояла привлекательная брюнетка тридцати с небольшим лет, рослая, крупная. Щуплый Шнайдер выглядел рядом с ней мальчишкой. Уголки ее покрытых бледной помадой губ были чуть приподняты, и поэтому казалось, что она все время улыбается. У нее в руках была большая папка.

— Это лейтенант Кирш, — сказал Шнайдер, — из команды компьютерщиков.

Кивнув Реммеру, лейтенант Кирш посмотрела на остальных и заговорила по-английски:

— Очень рада, что могу быть вам полезна. Человек за рулем «БМВ» — это Паскаль фон Хольден, директор службы безопасности европейских инвестиций Шолла. Сейчас мы собираем о нем информацию.

Открыв папку, она достала две черно-белые глянцевые фотографии размером 8x10, сделанные с увеличенного фрагмента видеозаписи дома № 72 по Гаупт-штрассе. На первой фотографии — фон Хольден, выходящий из машины. Фотография оказалась нечеткой, с небольшой рябью, но черты лица видны были отчетливо. На второй фотографии, тоже не очень качественной и еще менее контрастной, можно было различить лицо моложавой темноволосой женщины, стоящей у окна.

— С женщиной дело обстояло несколько сложнее, но сейчас с помощью ФБР мы получили полную информацию, — продолжала лейтенант Кирш. — Это американка. Дипломированный врач-терапевт. Ее зовут Джоанна Марг. Приехала из Таоса, Нью-Мексико.

— Образцовая полицейская работа, верно, Маквей? — Нобл восторженно поднял брови.

— Скорее удача, — улыбнулся Маквей.

Увеличенные фрагменты видеозаписи были посланы в департамент полиции Берлина и Цюриха, а по его просьбе — дополнительно еще и Фреду Хенли из ФБР в Лос-Анджелес. Это был выстрел наугад, но Маквей рассудил, что если Либаргер приехал в Берлин и остановился в доме на Гаупт-штрассе, то вся свита должна быть при нем. И теперь, когда личность женщины у окна установлена, его предположение подтвердилось. Верен и обратный ход рассуждений: если в доме врач Либаргера, то и сам Либаргер там.

— Danke, — сказал Реммер, и лейтенант Кирш и Шнайдер вышли из комнаты.

С глухим шипением включилось отопление. Маквей внимательно изучил сначала одну фотографию, потом вторую, запоминая внешность мужчины и женщины, изображенных на них, потом протянул снимки Ноблу и отошел к окну. Он пытался поставить себя на место Джоанны Марш. О чем она думала, стоя у окна? Что она знает о происходящем? И что могла бы рассказать им, если бы им до нее удалось добраться?

Либаргер — тут Маквей согласился с Осборном — это ключ ко всему. Самое удивительное, что, хотя им удалось получить фотографию женщины, сопровождавшей Либаргера, и установить ее личность с помощью организации, охватывающей своей сетью полмира, в их распоряжении был один-единственный снимок самого Либаргера, который прислал им Бад-Годесберг — крошечная черно-белая паспортная фотография четырехлетней давности. Все. Никаких других фотографий не имелось... В это трудно было поверить. Такая значительная фигура, как Либаргер, должна была бы быть объектом постоянного внимания прессы. Его фотографии должны были пестреть в газетах, в журналах, в разных специальных изданиях, альбомах. И тем не менее факт остается фактом — никаких других фотографий Либаргера не существует. Просто необъяснимо! Подарком судьбы для них были бы отпечатки пальцев Либаргера, но, судя по истории с фотографиями, искать их в архивах было бессмысленно. Определенно, Элтон Либаргер был одним из самых засекреченных, самых охраняемых людей в цивилизованном мире.

Маквей посмотрел на часы. 4.27.

Оставалось немногим более получаса до их встречи с Шоллом. И единственная возможная зацепка — Салеттл, точнее, если Маквей успеет встретиться с Салеттлом и получить от него какую-нибудь информацию до начала встречи с Шоллом. Возможно, им могла бы помочь Каролина Хеннигер. Кто знает? Но Салеттл наверняка в силах пролить свет на загадочную личность Либаргера, независимо от того, замешан ли сам Салеттл в историю с безголовыми трупами или нет.

В последние часы события развивались так стремительно и так драматически, что добраться до Салеттла. Маквей уже не надеялся. Стало быть, к Шоллу они явятся с тем, чем располагают, то есть с пустыми руками.

Внезапно ему захотелось позвонить Джоанне Марш и попытаться выведать у нее хоть что-нибудь, пока она не повесит трубку или это не сделают за нее. Пусть это плохая идея, все равно большего они сделать не могут. Маквей уже открыл было рот, чтобы спросить у Реммера номер телефона дома на Гаупт-штрассе, как вдруг зазвонил один из двух «чистых» телефонов, стоявших около Реммера.

Реммер посмотрел на Маквея и снял трубку.

— Каду. Соединение через офис Нобла в Лондоне, — сказал он.

Жестом указав Ноблу, чтобы тот подошел к параллельному аппарату, Маквей взял трубку у Реммера и, прикрыв микрофон рукой, сказал:

— Пусть зафиксируют, откуда он звонит.

Реммер кивнул и вышел в другую комнату, чтобы дать необходимые распоряжения.

— Каду, у телефона Маквей. Нобл у параллельного. Где ты?

— В маленькой бакалейной лавке, северная окраина города. — Каду не очень хорошо знал английский язык и говорил отрывистыми, короткими фразами. Маквею показалось, что у него усталый голос и что он чем-то напуган, говорил он очень тихо, почти вполголоса.

— Класс и Хальдер — «кроты» в Интерполе. Их наняли, чтобы убить Мерримэна, Лебрюна и его брата в Лионе.

— На кого они работали? — Маквей спрашивал требовательно, резко, пытаясь угадать, на чьей стороне сам Каду.

— Я... я не могу сказать...

— Черт побери, как это понимать? «Не знаю» или «не хочу»?

— Маквей, я оказался в очень трудном положении... Пожалуйста, постарайся понять...

— Ладно. Продолжай.

— Они — Класс и Хальдер — вынудили меня участвовать в покушении на Лебрюна, воспользовавшись моими семейными связями... Они привезли меня в Берлин. Им известно, что вы здесь. Они хотят использовать меня. Хотят подстроить вам ловушку. Я вынужден был сотрудничать с ними. Ничего хорошего это мне не принесло. Я сказал... что больше не буду...

— Каду... — Голос Маквея потеплел, — они знают, где ты?

— Не исключено, но надеюсь, что нет. По крайней мере сейчас. У них информаторы всюду. Они выследили Лебрюна в Лондоне. Выслушай меня, пожалуйста, — попросил настойчиво Каду. — Я знаю, что вам назначена встреча с Эрвином Шоллом перед приемом в Шарлоттенбургском дворце сегодня вечером. Я должен увидеться с вами прежде, чем вы встретитесь с ним. У меня есть для вас информация о Либаргере и о том, какое отношение он имеет к обезглавленным трупам.

Маквей и Нобл обменялись изумленными взглядами.

— Каду, скажи...

— Больше я ничего не могу сказать по телефону — это опасно.

— Каду, говорит Нобл. Доктор Салеттл замешан в этой истории?

— Я в отеле «Борггреве», Борггреве-штрассе, семнадцать. Комната четыреста двенадцать, на последнем этаже, в конце коридора. Жду вас.

Нобл медленно опустил трубку на рычаг и посмотрел на Маквея.