Сердце меча

чёрт знает…) седой медтех сначала велел морлоку несколько раз ткнуть Дика стрекалом, а потом нацепить на него рабский обруч. И под обручем Дик выжал из себя все, что в нем было, сначала выполняя ката, а потом — стоя в стойке и напрягая по приказу медтеха те или другие мускулы — в то время как морлок колотил его по этим мышцам руками и ногами. Дик знал, что так набивается «мускульный доспех», он сотни раз видел, как десантники Синдэна отрабатывают это в парах, но подручные Моро и это превратили в унизительное мучительство, словно целью задались отравить ему все, что в его жизни было. Когда же гнусную штуковину сняли — он просто упал и лежал пластом. Каждый мускул сводило. Дик не мог даже добраться до своего лежбища, валялся на полу — и тут вошел Моро.

Что бы там ни сказал ему во сне Нейгал, что бы там Дик ни решил себе — а у него все равно пошел холод по спине, когда Моро склонился над ним. Одно дело — решить, а другое — снова оказаться под ногами у этого извращенца, беспомощным и голым. Неужели этот гад сделает свое поганое дело сейчас, когда у него все болит?

Моро снова прилепил ему на бедро пластырь — и через минуту-другую Дик почувствовал, как его мышцы превращаются в бесформенное желе, неспособное ни на что — и не перестающее при этом болеть. Моро перенес его на лежанку, а потом принялся разминать и массировать каждый издерганный мускул, начиная с ног. Пальцы у него были сильные и опытные, боль сначала нарастала, как по дуге — а потом уходила, в расслабленное тело вливалась жизнь. Никаких мерзостей он себе не позволил, ни слова не сказал. Дик не знал, что и думать — кроме того, что у Моро точно или в голове не хватает чипов, или вставлены лишние. Он извелся от внутреннего напряжения — а Моро не торопился никуда, просто разминал его, как тренер атлета. Тогда Дик закрыл глаза и попробовал представить себе, что это делает Бет. Конечно, потребовалось неслабое усилие воображения — откуда бы у Бет взялось столько силы в пальцах? Но Моро облегчал задачу тем, что не говорил ни слова, и Дик сумел забыться. Только когда массаж прекратился, он снова вспомнил, где он и что с ним, и опять внутренне застыл — что-то сейчас начнется? Но секунды шли — а ничего не начиналось. Дик приоткрыл глаза и посмотрел сквозь ресницы. Моро не было. Он бесшумно выскользнул из комнаты, и Дик поневоле почувствовал к нему что-то вроде благодарности.

В последующие дни, слившиеся в один нескончаемый тягомотный ужас, он понял бы, как работает этот нехитрый механизм, если бы ему дали время подумать. Но времени не давали. Приходили медтех с морлоком или морлок в одиночку — и вываливали на пленника точно дозированную дозу издевательств над телом и душой. «Тренировки» продолжались все так же, но дополнительные мелкие примучивания были более разнообразными — то его заставляли под шлемом висеть, зацепившись пальцами за трубу водопровода, проложенную под самым потолком, куда его подкидывал морлок — и он висел так, пока не приходил Моро, не снимал его и не относил к лежанке на руках. То ему, после очередной «набивки», сковали за спиной руки и заклеили глаза — и пришлось есть, как собаке, чесаться об стены и опять-таки ждать, пока придет Моро. Один раз ему, так же скованному и ослепленному, в еду подкинули какую-то ягоду — ее горькая, вязкая мякоть облепила рот и не вымывалась и не выплевывалась. Он метался между душем и унитазом, то полоща рот, то выворачиваясь наизнанку, не меньше часа — спасителем явился тот же Моро, накормив его с рук его каким-то кислым водянистым растением, после чего гадость отслоилась от языка и нёба, и благополучно выплюнулась… Дик перестал гадать, что это будет в очередной раз — седой медтех не повторялся. Юноша просто учился отстраняться от страдания, не связывать с ними никаких чувств, мучиться равнодушно — если можно так сказать. Больше он не пытался сдерживать крики или стоны, поднимая рваный флаг гордости. Партизаны не ходят в атаку под знаменем, они ползут по грязи и мажут лица черным, они делают подкопы и ставят мины, они часами лежат, зарывшись в кучу мусора и ждут благоприятной возможности пустить во вражеского офицера снайперскую пулю — а потом снова на несколько часов переполоха стать кучей мусора. Они действуют в темноте и не брезгуют ничем — Дик перестал брезговать теми возможностями для отдыха, которые предоставлял ему Моро. Партизаны не стремятся завладеть полем — если противник сильнее, просто рассредоточиваются и бегут — и Дик как бы рассредоточился. Он больше не напрягался, когда синоби приходил размассировать его, накормить или заняться любовью — он старался даже чем-то помочь, чтобы все закончилось как можно быстрее и можно было заснуть — ведь недосыпал он постоянно. Та часть его сознания, которая скрывалась глубоко, прекрасно понимала, что происходит: Моро приучил его ждать своего прихода и радоваться ему. От медтеха, а главное — от морлока, исходили только мучения, с Моро же всегда было связано только приятное — избавление от боли, отдых, еда, мытье с душистыми пенками, массаж, сон… секс…

Дик запретил себе терзаться тем, что этот секс ему приятен — борьба с самим собой отнимала слишком много душевных сил. Первый раз он всего лишь проиграл бой извращенцу. Но второй раз оказалось труднее пережить — ему подсыпали в еду какой-то другой гадости, от которой все сделалось ярким и цветным, а между самыми нежными местами и мозгом словно провели прямую кабельную линию с пропускной способностью восемь терабайт в секунду. Моро порезвился от души.

С того момента Дик приложил все усилия к тому, чтобы разделиться. Глубоко-глубоко внутри у него был штаб. Там он разрабатывал планы и изучал тактику противника. Там же он прятал того себя, которого хотел себя сберечь до близкого дня своей смерти. Там была отрядная казна и сокровищница — все самые дорогие воспоминания и образы. Те редкие минуты, которые у него оставались для отдыха, он старался проводить там, в подполье.

У него была разведка — ребята храбрые, простые и начисто лишенные всякой гордости. Именно они имели дело и с Моро, и с медтехом-мучителем. Им было можно ударяться в эмоции. Они собирали информацию и передавали врагу все, что разрешал передавать штаб. Они же имели дело с глупым и трусливым коллаборационистом — телом. Они постоянно находились с ним в контакте, и они же в нужный момент должны были сделать так, чтобы этот коллаборационист подчинился командам из штаба.

Моро если не знал о штабе, то подозревал о нем. У него вошло в привычку после секса валяться, держа голову невольника на своей груди, и вести длинные речи. Дик старался не засыпать и слушать — это была информация. Конечно, Моро сдавал только то, что хотел сдать, но делом разведки было спокойно слушать, зерна от плевел отделял штаб.

— Ты быстро научился, — сказал однажды Моро, играя его волосами (он любил это делать). — Поначалу я думал, что ты притворяешься, мой капитан, но со временем убедился в обратном. Видишь ли, Дик, мы с тобой разыгрываем очень древнюю партию, она длится с тех времен, когда люди научились мучить друг друга, конца ей не видно, и все основные ходы изучены и записаны. Опытные разведчики разыгрывают ее примерно так же, как опытные шахматисты: первый этап длится очень быстро. За неопытным наблюдать порой забавно, а порой жалко. Но видеть, что новичок грамотно разыгрывает классический дебют — не забавно и не жалко, а приятно. Тем не менее, он так же предсказуем, потому что гроссмейстер знает все варианты. В твоем положении есть два способа вести себя правильно, и ты допустил лишь одну ошибку: ты пытаешься их комбинировать. Это невозможно, Дик. Нужно или держаться до конца или расщепляться, а быть одновременно Леонидом и Лоуренсом Аравийским — это не в человеческих силах. Твое молчание предает тебя, Львиное Сердечко.

Он положил руку на лицо Дика, большим пальцем лаская губы.

— Твое молчание. Твоя скрытая крепость. Твоя стратегическая ошибка. Крепость отнимает у тебя силы, ресурсы и время. Ну что, мой молчаливый капитан? Ты откроешь ворота сам или я возьму ее штурмом?

Разведчик, который имел с Моро дело в постели, был парнем лукавым и бессовестным, но упрямым. Он только чуть улыбнулся в ответ.

— Ты влюблен в поражение, — прошептал Моро. — С этим ничего не сделаешь, это тысячелетнее наследие двух народов в твоей крови. Ты не мог с этим справиться даже когда захотел. Но ты научишься…

«Никогда», — постановил штаб.

— Скоро, — чуть громче сказал синоби.

* * *

Джориан нарядился в свой лучший костюм — отделанный серебром колет из дорогущего темно-серого бархата (натуральное шелковое волокно) и черные бриджи.

— Ну, как? — спросил он у Моро, подбоченясь и придерживая флорд.

— Хорошо, — одобрил Моро. По его мнению, Джориан выглядел как крыса на торжественном открытии канализации, но именно так он и должен был выглядеть сегодня.

Джориан, получив приглашение в сегунский дворец на праздник по случаю Великой Волны и помолвки, так нервничал, что даже ничего не заподозрил, когда Моро предложил одолжить ему на вечер для солидности орриу. Конечно, на сам прием по случаю императорской помолвки его бы не пустили и в наморднике, но даже то приглашение, которое раздобыл ему Моро — на вечеринку в одном из малых залов — было очень и очень круто для заурядного рейдера, открывало та-акие перспективы…

Рейдер сиял, как мыльный пузырь, и радовался так бесхитростно, что Моро даже ощутил к нему какую-то тень симпатии. Все-таки было в Джориане, при всем его паскудстве, что-то от мальчишки. Который отрывает мухе лапки не ради прибыли и не из идейных соображений, а просто так, для полноты бытия. Моро в очередной раз убедился, что правильно выбрал человека для своей цели — ему нужен был тот, кто делает гадости бескорыстно и бесхитростно.

«И что, и все?» — изумился Джориан, когда Моро ознакомил его с единственным условием, которое он должен будет выполнить, чтобы отработать свое приглашение. «Да, и все», — подтвердил Моро.

Синоби открыл фонарь кабины, и на него обрушился каскад звуков — треск петард и разноголосые песни, смех и топот тысяч ног, звон бутылок и стаканов — все, чем жила, взрываясь красками, сегодня праздничная улица. Шла Великая Волна, — утопимся в спиртном!

— Слушай, а где твой любовничек? — спросил Джориан, когда они поднимались по ступеням к воротам.

— Позже, — ответил Моро. — Я готовлю эффектный выход.

В небольшом зале устроили прием для сравнительно мелкой шушеры (капитаны наемников и представители Братства рейдеров, синоби не самого высокого ранга, главы второразрядных кланов и главари полукриминальных группировок — впрочем, выглядящие и ведущие себя порой более респектабельно, чем иные аристократы). Зал располагался ниже уровня водосброса — поэтому через силовые поля, огораживающие террасу, перехлестывали грандиозные потоки пенной воды, и все было зеленовато, сумрачно и переливчато. Первые пять минут от этого зрелища было невозможно оторваться, потом отпускало, потом волна иссякала и на какое-то время комнату заливал яркий свет солнц (они все шире расходились по небу, и все короче становилась ночь), а еще через пять минут сверху опять обрушивались грандиозные водопады. Скальная стена, на которую выходили террасы дворца, была покрыта синеватыми пузырями силовых полей. Сама торжественная церемония помолвки происходила (или уже произошла? — Моро посмотрел на часы) на прогулочной гравиплатформе, висящей сейчас над морем Разлуки.

Моро понаблюдал за платформой — та поднималась, наверх, к причальному узлу дворца. Ну конечно — после тягомотной официальной церемонии помолвки и не менее церемонного любования молодые люди захотят немного расслабиться — и Солнце Керет снова станет коммодором Карату… Правда, наряду с приятным зрелищем — созерцанием Волны — ему, может статься, предстоит сегодня и неприятное зрелище. Моро обвел глазами зал — публика собралась интересная, и каждый носил на поясе флорд, и каждый пил в свое удовольствие… Да, всякое может случиться, несмотря на присутствие охраны — как морлоков, так и людей.

Морлоки были вооружены только пневматическими пистолетами, которые выстреливали саморазворачивающиеся сети «пуккху» — биополимерные, с наноприсадками. Заряд из пуккху обездвиживал «геркулеса» за четыре секунды. Человеку требовалось не более двух.

«Две я продержусь, как бы хорош он ни был», — решил Моро.

Он прошелся по залу, вступил в несколько разговоров и вышел из них, краем глаза следя за Джорианом. Тот примкнул к кружку, состоящему из Андраша Каллиге, представителя Братства рейдеров на Картаго, Мидаре Яно, синоби, работающей под прикрытием — для всех, кто не в курсе, она была невесткой Эмицу Яно, главы криминальной группы «Хана то Рю». Синоби не терпели бесконтрольной уголовщины. Подконтрольную — терпели.

Моро обменялся с ними поклонами, но не подошел, и они не пригласили — видимо, обсуждали какие-то свои дела. Его окликнули другие — компания, кучковавшаяся вокруг дамы полусвета Ольги ван дер Пул. Половина девок-танцовщиц, вызванных на это мероприятие, принадлежала ей через подставных лиц, другая половина девок принадлежала ей совершенно официально. Ольга была средней руки актрисой, некогда любовницей Дейна Кирстена, главы клана Ренио, сумевшей сколотить небольшой капитал. Ее девочки были чистыми и приятными, поэтому сёгунский дворец прибегал только к ее услугам.

— Сеу Лесан! Сколько можно скромничать? Вы — спаситель виновницы торжества, и вы остаетесь в тени! А нам так не терпится выслушать ваш рассказ! — крикнула Ольга чуть ли не на весь зал.

— Всему свое время, сеу ван дер Пул! — ответил ей Моро.

Это должно быть не слишком рано и не слишком поздно, подумал он. Бет нельзя приводить на верхнюю галерею, когда здесь уже упьются и начнут тискаться…

Он хотел глянуть, где гравиплатформа, но высокий оконный проем снова заволокло переливчатым и зеленоватым — и снова по залу прокатилось уже слегка пьяноватое восторженное «Уоооооо!»

Моро снова посмотрел на часы, поймал гем-служанку и велел ей держать для него свободное кресло, а сам вышел и спустился в гараж.

Как ни странно, он не намного опередил карт Эша. А казалось — время тянется еле-еле и он рванул слишком рано…

Карт остановился на той отметке, на которой велела ему встать служба безопасности. Фонарь кабины открылся, и на площадку ступил Дик — босой, одетый в форму Синдэна.

Форма, есественно, была не настоящей — имитация из дорогого легкого хлопка. Моро сам выбирал ткань и теперь видел, что не ошибся — хакама и широкие рукава (их сделали существенно шире, чем обычно) прямо-таки летели за мальчиком, когда он шел. Волосы Дика были вымыты, расчесаны и тщательно убраны в «хвост» (Моро никому не уступил этого удовольствия), виски — чисто выбриты.

Косодэ было запахнуто справа налево. Есть. Он клюнул. Осталось только подсечь, повести и вытянуть в нужный момент.

Эш снял с юноши один наручник и Моро приковал его к себе, рука к руке. Потом показал охране пропуск на Дика.

— Мы приглашены на праздник любования Волной и помолвку нашего государя, солнца Керета бин Аттара аль-Адевайль, — сказал Моро в лифте. — Правда, не в самый высший свет — но ты, я знаю, мальчик без предрассудков.

Он ввел Дика в зал и снял с себя наручники, сковав Дику руки за спиной. При их приближении стихали все разговоры. Не каждый день в сёгунский дворец, пусть даже в одну из малых зал, входит сохэй в полном параде. Моро занял кресло, которое придержала для него служанка, усадил Дика возле своих ног, расковал ему руки и велел служанке принести немного вина и закусок.

— Итак, за мной рассказ, — сказал он, с удовлетворением оглядываясь и видя, что всеобщее внимание сосредоточено на нем. — Но прежде, чем я его начну, позвольте вам представить еще двух его участников. Первый — капитан Джориан, достойный член Братства рейдеров.

Он сделал служанке знак принести еще одно кресло, и Джориан сел рядом.

— Второй же — юный Ричард Суна, которого вы видите здесь, — он положил руку на плечо Дика. — Я позволил себе этот маленький маскарад, чтобы юноша не мог затеряться в толпе гостей и бежать. Несмотря на свой смиренный вид, мальчик — давний враг дома Рива.

По залу прокатился смех.

— Ничего смешного, между прочим, — покачал головой Моро. — И я требую, чтобы охрана отнеслась к этому безо всякого юмора, но при этом помнила, что мальчик — высококлассный пилот и мой трофей.

— Но ведь здесь не ментальное пространство, и маленький сохэй не сможет причинить нам вреда, — Яно, толстый, как Дарума, хохотал всеми тремя подбородками.

— Ричард Львиное Сердечко — не сохэй, — сказал Моро. — Он мечтал поступить в Синдэн, но между ним и его мечтой стояли три года, отделяющие его от совершеннолетия по имперским законам. Неплохое начало для приключенческого романа, хм… Когда мы встретились, он был младшим матросом на левиафаннере «Паломник», а я поступил туда бортмехом, узнав, что именно на этом корабле собирается инкогнито лететь леди Констанс Ван-Вальден, и вместе с ней летят ее дети — родной сын Джек и приемная дочь Элисабет. Да, именно она, наша потерянна девочка. Ее здоровье и здоровье Лунного сёгуна, госпожи Лорел Шнайдер, Золотой дамы Рива!

Все подняли бокалы с криком «Вива!»

— Мы летели вместе и я чувствовал запах удачи, — сказал Моро, осушив бокал. — Никогда прежде мне не удавалось подойти к Элисабет на такое близкое расстояние — и я понимал, что никогда не удастся, если я упущу шанс. Первоначальным моим планом было избавиться от команды, создав небольшой контролируемый пожар на корабле — тогда команда эвакуировала бы драгоценных пассажиров на спасательном вельботе, а сама занялась тушением, а я, в свою очередь, погасил бы по одному тех, кто гасит пожар. Мне было горько принимать такое решение — то были достойные люди. Я ждал выхода из «Пыльного мешка», где я один не справился бы с управлением — там очень сложный сектор. Но судьба сыграла против меня — «Паломник» поймал «Мэй Дэй» и задержался там, чтобы принять на борт переживших кораблекрушение гемов. Итак, против меня было уже не пятеро, но десятеро, хотя тэка и не бойцы — но один из гемов был вот такой вот морлок, этти, спятивший из-за римских безумцев. Я затаился — и через какое-то время судьба как будто улыбнулась. Экипаж «Паломника» вышел в космос на отчаянную ловлю левиафана — и погиб. Все, кроме вот этого мальчика, простились с жизнью. Давайте же почтим их память этим вином. Они были хорошие люди, хоть и римские безумцы все как один.

Снова выпили. Моро опять положил руку на плечо своего пленника — на этот раз Дик выпил тоже.

— Казалось бы, у него нет другого выхода, кроме как идти на поклон ко мне, взрослому человеку и пилоту. Но нет. Он сумел сколотить команду из гемов. Драйвером у него был боевой морлок. Кто-нибудь из вас может представить себе вот такую ряху за консолью? — Моро показал одного из охранников. — Но даже гориллу можно выучить жать на нужные кнопки. Я оказался не у дел. Положение мое осложнялось тем, что такого хорошего пилота и прирожденного лидера, каким показал себя Дик, я убивать не хотел…

— И такого бисёнэна, — засмеялась Ольга. — Моро, неужели тебе здесь мало девок и мальчиков, чтобы тащить к нам из Империи?

— Это слишком личный вопрос, сеу, — ухмыльнулся Лесан. — Право же, оставьте мне хоть немножко частной жизни. Итак, я вынужден был изощряться как никогда в жизни. Я сумел взломать систему доступа к корабельному сантору и запустил смерть-программу базы данных, а вместо нее ввел квазибазу, которая была так примитивна, что мне до сих пор стыдно. Этот обман продолжался недолго, но достаточно для того, чтобы юный капитан Суна совершил роковую ошибку — перепутал рукава галактики и принял, что естественно, Ядро за Скопление Парнелла. С этого момента он был обречен попасть сюда. Надо отдать ему должное — он мужественно боролся. Я предлагаю выпить и за его здоровье.

Послышались смешки, но многие выпили.

— Ну, а дальше — мое дело было уберечь корабль от наших патрулей. Я бежал на последнем вельботе и тут встретил человека, с которым должен честно разделить свою славу. Капитан Джориан, прошу любить и жаловать!

Джориану зааплодировали. Он встал, не зная, куда деваться от собственной значимости, потом снова сел и, поняв, что Моро ждет продолжения рассказа от него, начал:

— Ну, я там сыграл небольшой спектакль — будто бы я скваттер, и станция Акхит — наш скват. Все вроде шло хорошо, но этот мальчишка был сущий клещ. Он цеплялся ко мне всяко, следил, подозревал все время — и в конце концов чуть не ухайдакал. Ладно, я на него не сержусь — он попробовал потрепать Дика по другому плечу, но тот отдернулся. — В общем, пришлось попотеть. Да я, как бы, тут ничего особенного и не сделал…

Тут дверь открылась — и в залу вошла Лорел. Все встали при ее появлении, мужчины преклонили колено.

Все, кроме Дика.

Моро поднялся с колена и переместился так, чтобы не оказаться с ней на одной линии. С ее появлением пришла тревога. Она не должна была спускаться сюда — не ее уровень. Что она здесь делает, какая нелегкая ее принесла?

— Я позволил себе ознакомить гостей с моей историей без вас, моя леди — потому что вы эту историю уже слышали, — сказал Моро. — Ничего нового и интересного для вас…

— Я сама решаю, что ново и интересно для меня, Лесан, — перебила Лорел. Слуги поднесли ей сиденье — и она опустилась на пуф, разглядывая юного «сохэя», как диковинную зверушку.

«О, боги, — подумал Моро. — Это ревность».

Положение было отвратительным. Джориан стоял и теребил орриу, и взгляд сидящего Дика был сейчас устремлен прямо на этот меч. Лорел не собиралась уходить, и Моро никак не мог найти возможности ее спровадить. Джориан болван и намеков не поймет. Оставалось разве что облить платье Лорел вином. Она уйдет переодеваться, и операцию можно будет свернуть. А то и провести, почему бы нет? — но без нее, только без нее…

Он щелкнул пальцами, и служанка с подносом в руках заспешила к нему. Только бы Джориан заткнулся.

— Продолжайте, мастер Джориан, — улыбнулась Лорел, и Джориан, кретин, растаял от высочайшего внимания. Но ему все-таки хватило ума понять, что рассказывать о штурме манора нельзя.

— Ну да, — сказал он. — Э-э-э… То есть… Мальчик бросил корабль на планету, и нам пришлось за ними побегать… В общем-то, ничего интересного и нет: эта женщина с ребенком, леди Констанс — они умерли, вот и все.

Дик поднялся, переводя взгляд, разом ставший осмысленным, с одного на другого.

— Как умерли? — спросил он.

Служанка, глупая копуша, была уже здесь, но тут Лорел задержала ее, подняв свой бокал… Боги, как медлено эта соня наливает! Моро встал рядом с Джорианом, мысленно заклиная юношу — «Я здесь, бей сюда!». Он подал Сариссе сигнал рукой — поскреб ногтями правой руки тыльную сторону левой — «возможная опасность, уводи госпожу». Но отдать такую команду было легче, чем выполнить ее — не могла же Сарисса отпихивать Лорел прочь.

— Умерли обыкновенно, во время штурма, — с охотой сказал Джориан. — Малыш оказался слаб здоровьем, помер от инфразвука, а матушка его кинулись на бойца в кидо — считай, с собой покончили. И братец ее тоже в драку полез… В общем, все умерли, вот ведь какая жалость… Я сам так плакал — думал, не переживу…

Пока Джориан говорил, Дик смотрел не на него, а на Лорел. Та сидела неподвижно, пока служанка наполняла ее бокал, и Моро, казалось, слышал эхо мыслей Дика — на кого, на кого так мучительно похожа эта женщина? И только когда Джориан сказал «думал, не переживу» — Дик резко развернулся к нему и ответил:

— Правильно думал, — а потом издал какой-то звук, прерывистый и странный.

Моро положил руку на флорд. Все дальнейшее произошло в мгновение ока.

Джориан икнул и дернулся, а потом у него спереди словно выросло алое крыло и он завопил, падая на спину. Его орриу был теперь в руках у Дика, и Моро выбросил лезвие своего флорда вперед, предвидя и предчувствуя тот удар, который Дик должен был нанести сразу же, высвободив лезвие — но этот его блок утонул в пустоте: лезвия орриу там не было — оно сидело глубоко в груди Сариссы, и, перекрывая вопль Джориана, в воздухе звенел голос Дика:

— Си-нэ-э-э-э[44]!!!

Моро еще на что-то надеялся, а в Дика уже влепились не меньше четырех пуккху[45] и охранники бежали к нему; не обращая на это внимания, он резко дернул орриу на себя, хлестким движением руки превращая четырехметровое копье в бич с бритвенно-острыми краями — и грудь Лорел взорвалась страшным кровавым Z.

Все онемели. Дик повалился на пол, скрученный волокнами пуккху, отчаянно дергаясь и пытаясь высвободиться, разрезая волокна орриу и не замечая, что они вновь и вновь срастаются. Морлок, подоспевший первым, выбил меч из его руки и ногой наступил ему на спину. Моро бросился к Лорел, перепрыгнув через Джориана, вскрытого как рыба — от паха до горла, через Сариссу, которая еще жила — только для того, чтобы понять: все кончено.

— Лорел, — прошептал он, падая на колени и беря в руки ее золотую голову.

Ее глаза были пусты. Удар орриу обрушился сверху на плечо и шею — а потом обратным движением лезвие-бич разорвало ей легкие и сердце. Это был удар «нарриу-эт’эйонну эйеш» — обратный круговой удар, когда лезвие совершает оборот в 180 градусов и обрушивается на жертву со все силой, набранной при этом движении…

Дик, связанный и придавленный морлоком, засмеялся.

Нелепость происходящего была такова, что Моро с трудом воспринимал реальность. Не верю, ибо абсурдно. Он должен был убить меня. Он был сконцентрирован на мне, я подставился под удар, я сделал все, чтобы оказаться под его мечом… Но не оказался!

Там оказалась Лорел…

Еще секунда — и все пришли в себя. Зала наполнилась разноголосым женским визгом, охранники принялись выталкивать людей, Дик, корчился на полу между двумя своими жертвами — волокна пуккху больно врезались в тело. А Моро смотрел на него, держа на руках Лорел, и думал, что лучше покончить с собой, пока сюда не пришел Шнайдер…

И вдруг откуда-то сверху, перекрывая шум, раздался полный ужаса растерянный зов:

— Ди-ик! Ди-и-ик!

Суна, притихший было, снова забился, но крикнуть в ответ не мог, только захрипел.

— Да хватит тебе дергаться! — не выдержал один из охранников. — Все равно до прихода сёгуна никто сдохнуть тебе не даст!

Дик уронил голову. Его волосы, тщательно вымытые и расчесанные, пропитывались чужой кровью. Зал опустел. Потом дверь открылась и вбежал Шнайдер. Ему уже, по всей видимости, сказали самое главное — потому что он сразу кинулся к Лорел.

— Она мертва, — сказал Моро.

Рихард поднялся с колен. Набросил на Лорел свой плащ. Повернулся к убийце.

— Поднимите его. Покажите мне его глаза.

Дика подняли. Глаза его были как у пьяного.

— Чем? — спросил Шнайдер. Ему протянули орриу. Привычным движением пальца он высвободил лезвие на длину вакидзаси. Взял Дика за волосы.

— Можешь что-нибудь сказать перед смертью? — глухо спросил он.

Дик разлепил губы и просипел:

— Не убивайте Бет. Она же вам больше не нужна.

Шнайдер шатнулся назад, словно получил по лицу. Рот его приоткрылся, палец дрогнул — лезвие орриу пошло внутрь рукояти.

— Идиот! — Шнайдер ударил Дика рукоятью орриу по голове. Юноша снова упал.

— Развяжите — и в блок F-11, — распорядился Шнайдер. — Завтра его будут судить.

Глава 17

In hora mortis nostrae[46]

Гемы унесли Лорел обмывать и обряжать для похорон, другая команда забрала Сариссу и Джориана. Поскольку ни родных, ни друзей у него здесь не было, его ждала кремация за общественный счет. Боты-уборщики собирали с пола кровь. Охранник доложил, что Ричард Суна закрыт в 14-й камере блока F-11.

— Ну, пойдем, — бросил Рихард Моро.

Они поднялись в верхние залы, где еще ничего не знали, и вовсю шел изысканный кутеж. Рихард поднял руку, веля музыкантам затихнуть и всем присутствующим — замолчать.

— Прошу прощения прежде всего у вас, мой государь, — сказал он, отыскав глазами в толпе Керета. — И у всех гостей, но праздник придется закончить. Только что в нижних покоях была убита госпожа цукино-сёгун Лорел Шнайдер, моя возлюбленная сестра. Прошу всех покинуть зал и вернуться свои дома и комнаты.

Люди разошлись в изумленном молчании. В зале остались лишь те, кто вправе бы оставаться: Альберта Шнайдер, Аэша Ли, начальник дворцовой охраны полковник Клауд Метцигер и государь Керет.

— Как это случилось? — спросил Тейярре.

Моро сел перед ним на колени и начал рассказывать.

— Я решил произвести фокусировку объекта на себе, и с этой целью использовал праздник Великой Волны. Это один из специфических моментов конвертации, государь — сначала у объекта изымается его смысл жизни, потом — практически сразу же — дается новый. Ричард Суна узнал, что все, для кого он жил — мертвы, и целью его жизни должна была стать месть мне. Чтобы укрепить это целеполагание, он должен был убедиться в осуществимости своей цели. Поэтому я предоставил ему оружие и жертву — капитана Джориана, которому он тоже имел основания мстить. Целью номер два должен был стать я… Но ею стала госпожа цукино-сёгун.

Говорить о том, что Лорел спустилась с галереи в нарушение всех планов, он не стал. В конце концов, имело ли это значение?

— Почему? — изумился Керет.

— Потому что я допустил фатальную ошибку. Суна не знал, что Элисабет жива и ей ничто не угрожает. И я не поставил его об этом в известность.

— Ублюдок, — прошептала Альберта.

— Какова ваша вина в произошедшем, сеу Лесан? — спросил Керет. Ресницы его покрылись влагой.

— Она так велика, что только земля может принять ее.

— Тогда пойди и сдохни, — скривила губы Альберта. Моро поклонился государю, поклонился ей и встал. В соответствии с определением своей вины, ему надлежало покончить с собой на открытом пространстве, где земля может впитать его кровь.

— Государь, — сказал Шнайдер. — Мама…

— Остановитесь! — крикнул Керет. Моро, уже сделав несколько шагов к дверям, остановился и повернулся к нему.

— Я… я з-запрещаю вам, — сказал юноша, чуть заикаясь. — П-потерять в один день вас обоих… Я не хочу!