Сердце меча

Он испытывал не столько скорбь — после той, первой и самой страшной потери сама способность скорбеть у него как будто притупилась — сколько горькую и глухую досаду. Он никогда прежде не сетовал на Бога за погибель своей семьи и родины — смерть невинных в ходе войны всегда и во все времена была делом обычным; тем паче смерть восставших, мучеников свободы. Но гибель экипажа «Паломника» была не мученичеством, а чем-то более страшным в глазах Дика — нелепостью; и, бросая свой вельбот вниз, в завихрения белого звездного тумана, он вопрошал небеса: почему? Как так могло случиться, что весь экипаж, и его самого, охватило это охотничье безумие? Да и не только экипаж — леди Констанс, такую рассудительную и умеренную! Никогда раньше капитан Хару не решился бы атаковать левиафана двумя вельботами с неполным экипажем на каждом — почему, почему, Господи, Ты позволил ему теперь лишиться прежней осторожности? Говорят, что кого Бог желает покарать — того лишает разума — но чем перед Богом провинились эти четверо?

Он не думал сейчас о себе и о той сумасшедшей ответственности, что свалилась на его плечи — он избегал ее подсознательно. Моро был прав: Дик, сканируя пространство в наношлеме, на одном пилотском чувстве, не уловил ничего, ни единого промелька движения, которое можно было бы хоть с натяжкой называть осмысленным. Затихала, дрожа, рябь в темном озере — то остывало облако новорожденной материи, образованной из аннигилировавшего вельбота. Где-то в отдалении угасал шорох драконьих кожистых животов по камням — левиафаны покидали сектор Паруса. И все, и ничего больше, если не считать собственного тихого дыхания — внутренних ритмов «Паломника».

Вельбот погрузился в белую кипень, прозвучал зуммер, сигналящий о повышенном уровне радиации — львиная доля энергии выбросилась в пространство излучением, но какие-то миллионные доли секунды в месте взрыва энергии были слишком много — и почти одновременно с аннигиляцией пошел новый синтез. Если бы на вельботах были полные команды, батареи заменили бы в считанные секунды, а от «плевков» отстреливались из нескольких силовых установок, и даже если бы аннигилировал один вельбот, второй уцелел бы, потому что вовремя сменил бы батареи… Дик попытался выцедить из себя досаду протяжным стоном — все равно его никто не слышал — но это было как выпить воды в жару: минута-другая — и язык снова сухой.

Он кинул взгляд на часы — с начала охоты не прошло и часа. Час назад его друзья жили.

В Синдэне Дик научился не оплакивать чужие смерти — ведь что есть смерть для христианина, как не рождение в новую и вечную жизнь? А кто же плачет в чужой день рождения? Он был согласен с Федоном: теряя друзей, мы оплакиваем собственное лишение — а не их гибель; признавать это — только честно. И сейчас Дик тосковал о несбывшемся: о примирении с Вальдером, о новых шутках и песнях Джеза, о разговорах и поединках с Майлзом, об уроках навигации у капитана Хару…

Он отправился в полет, не рассчитывая кого-то найти и спасти — да и кого можно было бы найти в этой каше? Ни один сигнал не пробился бы сквозь визги помех, которыми облако полнилось от края до края, ничего не дало бы сканирование ни в одном диапазоне — сенсоры сходили с ума… Он отправился только лишь бы что-то делать, Моро и тут был прав, и это добавляло досады. Мысли о собственной участи пришли к нему лишь тогда, когда он вывел вельбот из облака и положил на курс к «Паломнику» — увидев громаду корабля, висящую между звезд и протянувшую вперед силовые мачты — словно руки в тоске по ушедшим — он вдруг понял: теперь судьба корабля и всех, кто на нем — зависит от него, Дика Суны.

Он это понял и у него серьезно подвело живот.

— Господи, не оставляй меня, — прошептал он. — Пожалуйста! Я же один не справлюсь!

Глава 7

Капитан Суна

Дик обработал скафандр в шлюзе горячим паром под сильным давлением и поставил на обработку вельбот. Одежда его все еще лежала на полу, брошенная кучей, но Динго уже ушел — видно, за ним приходил Рэй.

Дик оделся и пошел к лифту — нужно было собрать всех, и… и что?

Он подумал и решил поступить немного иначе.

В капитанской каюте царил типичный холостяцкий беспорядок — капитан Хару следил за тем, чтобы все вещи были на своих местах, но не волновался из-за несвежих простыней или пятен на одежде. Раньше за этим следила мистресс Хару, потом Дик, поэтому он знал, где что лежит. Он пересек каюту, открыл дверцу шкафа, в заднюю стену которого был вделан сейф, открывающийся кодовым ключом корабля. Этот ключ капитан оставил Дику, улетая — для удобства он был сделан в форме перстня. Капитан носил его на среднем пальце, но Дик мог носить только на большом. Кроме того, сейф открылся бы не каждому — а только действительному члену экипажа. Когда юноша приложил ключ к замку, засветилась панель сканера — нужно было идентифицировать отпечаток ладони. Зеленоватый лучик пробежал по панели, согрев его руку — а потом дверь сейфа отъехала в сторону.

На верхней полке были сложены деньги — что-то около пяти тысяч имперских драхм — кассеты к оружию и патроны временной памяти для сантора. Нижнее отделение занимал легкий пехотный полудоспех — шлем, кираса, сочлененные щитки, прикрывающие бедра, наручи и ранцевый энергоблок. Рядом висело оружие — плазменный разрядник в кобуре и пулевик в простой кожаной петле, старинная и надежная револьверная машинка системы Эрнандеса, не сходящая с вооружения уже более ста лет. Дик взял ее, проверил, заряжена ли — барабанная кассета оказалась забита до отказа, и энергоблок в рукоятке тоже имел полный заряд, — и сунул сзади за пояс, выпустив куртку из штанов так, чтобы болталась свободно, прикрывая оружие. Потом юноша отыскал среди дисков памяти те, что капитан показывал ему когда-то, взял их и закрыл дверь, снова заперев замок.

Теперь не хотелось показываться лахудрой перед миледи. Дик заглянул в туалет и в душевую — умыться и заново перевязать волосы. На висках уже отросла густая щетинка — Дик взял немного геля и бритву, растер пену у висков и за ушами и тщательно выбрил эти места. Теперь можно было и показаться на люди.

Все ждали его в кают-компании. Под одной из стенок сидели четверо гемов, под другой — леди Констанс, лорд Гус, Джек, Динго и Рэй. Железная рука боевого морлока сжимала ошейник коса. Морита занимал угол под дверью, в отдалении и от тех, и от других, на максимальном от Динго расстоянии.

Дику ничего не осталось, как занять другой свободный угол, между гемами и семьей доминатрикс.

— Ну, наконец-то, — сказала Бет. — Мы уже заждались тебя все.

Джек плакал.

— Дик! — крикнул он, вырвался из рук матери и, пробежав через всю кают-компанию, сел перед юношей, заглядывая ему в глаза. — А Бет сказала, что капитан больше не придет, потому что умер. А мама сказала — это значит, что Бог забрал его на небо. Зачем Бог так сделал?

— Я не знаю, Джеки-тян, — Дик взял малыша за плечо. — Наверное, ему нужны там хорошие капитаны.

— А мама сказала, капитан теперь у нас ты.

Дик сглотнул. Живот не отпускало.

— В общем, здесь у меня завещание мастера Хару, — юноша вставил патрон в терминал.

Проектор в потолке мигнул и направил в центр комнаты сноп расходящихся лучей. Посередине его сидел в кресле капитан Хару, одетый в белое траурное кимоно.

— Сегодня 27 июля 2571 года по стандартному земному времени, — сказал он. — Я, Эдвард Донован Хару, диктую завещание на случай моей смерти. Этим завещанием отменяется действие всех прошлых завещаний. Я в здравом уме и твердой памяти, не нахожусь ни под чьим давлением и не подвергался действию наркотика. По имперским законам я — единственный собственник половинной доли корабля «Паломник», левиафаннера класса «шхуна-бриг». Детей и жены у меня нет. Второй половиной корабля владеет доминион Мак-Интайров.

Он откашлялся, и Бет не выдержала, всхлипнула.

— Свою долю в «Паломнике» и годовой добыче, все деньги, что лежат на моем счету в Имперском банке Эрин, я завещаю младшему матросу «Паломника» Ричарду Суне. Он является моим преемником во всех деловых и имущественных вопросах, касающихся судна.

Дик от удивления громко сказал «Оро!» Чего угодно он ждал — но не этого.

— Вот так, пацан, — изображение капитана улыбнулось, и Дик как тошнота усилилась. — Попробуй только теперь слинять в монастырь. От тебя будут зависеть люди. Так, что еще… Если на момент моей смерти Суна еще не будет совершеннолетним, я назначаю его опекуном Майлза Кристи, своего старшего помощника и пилота. А если Кристи будет мертв — то леди Констанс Риос-и-Риордан Мак-Интайр Ван-Вальден. Если же мой наследник погибнет вместе со мной — то корабль переходит в собственность доминиона, а деньги пусть отдадут в сиротский дом михаилитов на Мауи. Вот мои свидетели: старший клерк адвокатской конторы «Роббинс и Роббинс» мастер Комо Роббинс и станционный работник мастер Люций Декадо. Продиктовано в станционном офисе конторы «Роббинс и Роббинс».

Оба свидетеля появились в кадре и заверили действительность документа, положив руки на дорогой печатный экземпляр Евангелия. Мастер Комо Роббинс был явным сантакларцем — подвижным, улыбчивым и коричневым, как башмак. Мастер Декадо походил на станционника-докера, и чувствовал себя как-то скованно.

— Ну что ж, — когда запись закончилась, Морита первым нарушил молчание. — Согласно цеховому уставу, Дик, ты капитан — как единственный оставшийся в живых действительный член команды. А по этому завещанию — ты еще и шкипер. Ты должен решать судьбу корабля и всех, кто на нем находится — а нам остается только смиренно ждать твоего решения.

Дик посмотрел на него попристальнее — он что, смеется? Нет, вавилонянин, кажется, был вполне серьезен.

— Я уже подумал об этом, — сказал юноша. — Нужно довести корабль до ближайшего имперского порта. До Санта-Клары еще шесть скачков, до Парадизо — четыре, так что я поведу «Паломника» туда. Там вы, миледи, сядете на имперское пассажирское судно, а я попытаюсь продать левиафана.

— Ты инициирован до Парадизо? — спросил бортмех.

— Нет, мастер Морита. И до Санта-Клара тоже. Мне и так и так придется идти вслепую. Так лучше мы совершим четыре скачка, чем семь.

— Дик, — сказала миледи. — Я мало понимаю в пространственной навигации… но, если так — не попробовать ли нам вернуться на Мауи? Я торопилась. Не желая ждать регулярного имперского судна три месяца, но, раз уж так случилось, то…

— Я хотел бы этого больше всего на свете, миледи, но это слишком большой риск, — сказал юноша. — Я не проведу корабль через Пыльный Мешок. Я не такой хороший драйвер.

— А капитан Террао сказал, что ты очень хороший драйвер, — возразила Бет.

— В Пыльном Мешке мало быть хорошим драйвером, — подал голос Морита. — Позвольте мне объяснить вам, сударыня. Пыльный Мешок — газопылевое скопление, битком набитое астероидами, которые носятся между четырьмя звездами по весьма причудливым траекториям. Там нельзя просто лечь на курс и свистеть через пространство на основном двигателе под десятью G. Там нужно, непрерывно неся вахту и сканируя пространство. Но и это еще не все: вы видели, как погиб «Вальдек»? Готов биться об заклад, это случилось в момент выхода из дискретной зоны: корабль управляем с трудом, потому что несется на огромной скорости; только очень классный драйвер способен справиться с управлением. А пилот в момент выхода из дискрета — никакой драйвер. Я хорошо понимаю Дика: ему некого назначить субнавигатором. Правда… при прыжке к Пыльному Мешку эту работу мог бы сделать он — при условии, что кто-то другой выполнит обязанности пилота…

— Не нужно недомолвок, мастер Морита, — сказала леди Констанс. — Этот «кто-то другой» — не кто иной как вы.

— Да, — согласился вавилонянин. — И это разумное решение. Дик, может, ты объяснишь доминатрикс, в чем заключается опасность прыжков вслепую?

— Мы можем прыгнуть не туда, — признал Дик. — Миледи, вы должны знать это. Я собирался вам сказать…

— Но, насколько я понимаю, мастер Морита тоже не инициирован до Мауи, — вступил в разговор лорд Августин. — Так что этот риск никуда не девается.

— Он существенно снижается, — парировал вавилонянин. — Дик, сколько на твоем счету самостоятельных прыжков? Я уж молчу — вслепую, по приборам…

— Ни одного, — сказал юноша. — На вашем, наверное, гораздо больше. Но я все равно не пущу вас в рубку, мастер Морита. Я с вами не лягу.

— Почему? — спросил вавилонянин. Дик несколько мгновений колебался, потом ответил:

— Я не доверяю вам.

— Почему? — приподнял брови вавилонянин.

— Потому что вы пытались пользоваться мной, — объяснил юноша.

— Поверь, я горько сожалею об этом.

— Наверное, мастер Морита. Но от этого ничего не меняется. Я не могу доверить вам управление кораблем.

Моро хохотнул, потом посерьезнел и сказал:

— Сударыня, наверное, Дик и вы все, потрясены тем, что случилось. Я сам еще слегка не в себе. Но подумайте, рассудите трезво: вы готовы взвалить на пятнадцатилетнего мальчика ответственность, которую обычно делят между собой несколько взрослых мужчин. И если что-то пойдет не так — кого вы будете винить во всем этом?

— Собственную глупость, — сказала леди Констанс. — Кроме того, я не могу приказывать Дику. Он здесь капитан.

— Согласно этому завещанию, вы — его опекунша и владелица половины стоимости судна. Подумайте, что вы взваливаете на мальчика и что вы ему вверяете.

— Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите, мастер Морита, — сказала леди Констанс. — Более того, часть меня жаждет согласиться с вами и назначить пилотом человека взрослого и опытного. Но другая часть не соглашается с ней. И дело даже не в том, что вы показались мне нехорошим человеком — в конце концов, когда я ем хлеб, я не думаю, какой нрав был у пекаря. Но та, другая часть меня велит не доверять вам. Это может казаться безумием, но я признаю Дика настоящим капитаном «Паломника» и доверяю ему полностью.

— Пятнадцатилетний капитан!

Леди Констанс пожала плечами.

— Генрих Пятый в этом возрасте командовал войсками своего отца в Уэльсе.

— Позвольте мне внести свою лепту, — лорд Августин поднял ладонь, как на ученом диспуте, прося слова. — Мне все это время не давали покоя последние фразы, которыми вы обменялись с Майлзом. Вы назвали его животным из рода мелких грызунов, идра’аном. А потом сказали, что Вавилон уничтожит его мир. А он ответил, что победил вас… побеждает… Это такое странное время в языке шедайин, этернум, «вечное» время. То есть. Он имел в виду, конечно, экзистенциальную, эсхатологическую победу… Но вы — вполне земную.

— Помилуйте, да я сказал это в запале. Шеэд нанес мне самое сильное оскорбление, которое возможно нанести в его культуре — коснулся рукой моего лица. Хуже может быть только пощечина — она означала бы вызов на смертельный поединок. Да, я обругал его в ответ. Но неужели это достаточный повод, чтобы снова делать из меня изгоя.

— О-ямэтэ кудасай![30] — прервал его Дик, нарочно на нихонском, потому что когда он говорил на родном языке, у него почти не срывался голос, а ему не хотелось бы сейчас позорно пискнуть вместо того, чтобы грозно крикнуть. — На моем корабле не будет изгоев. Мы выберемся только если будем работать все вместе, каждый не только за себя, но и за всех остальных. У нас не будет вавилонян или гемов или имперцев, мы — одна команда! Понятно?

— Хорошо, капитан, — вавилонянин ответил «армейским» поклоном, с ударом кулаков в пол. — Я слушаюсь ваших приказаний.

— Четыре дня или пять мы проведем здесь, — сказал Дик, стараясь не замечать иронии Мориты. — Будем продолжать дрейф, и обучаться тому, что мы должны делать. Мне понадобится субнавигатор и двое вахтенных, которые будут сменяться в рубке во время движения корабля. У субнавигатора должна быть хорошая реакция и это… холоднокровность… Мастер Порше, я хочу, чтобы это были вы.

Рэй поклонился и стукнул кулаками в пол.

— Еще мне будет нужен стармех. Тома-кун, Вальдер ведь научил вас кое-чему…

— Прошу прощения, но это механическая работа, двигателя рутинное обслуживание, — старший гем поклонился так же, как и Рэй, но гораздо менее воинственно. — Боюсь, не сможем двигатель починить, если что-то случится. Извините.

— Никто из нас не сможет, — вздохнул Дик. — Я научу вас всему, что знаю сам — хотя я умею только запускать его и останавливать, а еще следить за состоянием силовых полей в рабочей камере. Но больше ничего и не нужно, если двигатель исправен. Да, еще тестировать его — но это делает сантор, тут ничего сложного нет. Главное — чтобы им постоянно кто-то занимался, вакатта, Тома-кун?

— Хай, — отозвался гем.

— Хорошо. Остина я назначаю вашим помощником и сменщиком.

Второй гем тоже поклонился.

— Актеон и Батлер будут свободным персоналом, — продолжал юноша. — Сначала они обучатся нести вахту у двигателей, потом — в рубке. В рубке мы будем сменяться все по очереди, но если создается хоть что-то похожее на нештатную ситуацию — вы тут же вызываете меня. Я все время буду иметь терминал. Теперь: мне понадобится второй пилот, на всякий случай. — Дик посмотрел на Мориту, потом перевел глаза на Бет.

— Ты правду говорила, что ты — пилот?

— Да, — ответила за нее леди Констанс. — Бет проходила тесты. Но разве она сможет вести корабль?

— Два пилота нужны для того, чтобы один вывел корабль из дискретной зоны, если с другим что-то случится, — сказал Дик.

— А что может случиться? — в голосе Бет слышался неподдельный интерес.

— Инсульт, — ответил за Дика Морита. — Профессиональное заболевание пилотов. Или так называемая «прыжковая смерть», мгновенная гибель всех нервных клеток по неизвестным причинам.

— Но ведь нас защищают силовые поля корабля, — непонимающе посмотрела на него Бет.

— Пилот действует вне этих силовых полей. Или, если хотите: этими полями защищено его тело, но что-то происходит с его сознанием — и все нервы гибнут. Метафизика всего этого меня мало интересовала, если честно. Ну что, фрей Элисабет, вы готовы так рискнуть?

— Да, — ответила Бет, подарив ему взгляд, способный воспламенить небольшую кучку сырых опилок.

— А вы, миледи — рискнете дочерью?

— Мастер Морита, не давите на нас, — сказал Дик. — Бет может еще и не справиться. Если вы пилот, то вы знаете, почему. И тогда я никуда не денусь, приду к вам за помощью. А главное, я хочу снова поручить вам системы жизнеобеспечения — потому что иначе придется опять тратить время на чье-то обучение, а времени у нас мало. А вы справляетесь лучше всех. Вернитесь к своей работе. Я освобождаю вас от обязанностей по кухне, готовить по-прежнему будет Бет, но бортмеханик нам нужен. Мне очень жаль, что я не смогу доставить вас на Санта-Клара, ведь вы подряжались работать за проезд, но я дам вам денег, и вы сможете купить себе место на корабле в Парадизо.

— Благодарю, — Морита отвесил формальный поклон. — Мне крайне лестно, что вы так высоко цените мои скромные способности… капитан. Мне крайне приятно слышать, что к моей помощи прибегнут, если все остальные опростоволосятся. Это высокая честь — быть последней из затычек в вашей дырявой бочке. Я буду выполнять свою работу так же, как и прежде, и приму положенную мне плату, — которая составит восемьсот имперских драхм, — но знайте, мастер Суна — мои услуги как пилота обойдутся вам гораздо дороже, если фрей о’Либерти покажет себя негодной к работе.

— Я благодарен вам за помощь, мастер Морита, — юноша поклонился бортмеху. — Теперь я хочу уладить еще один вопрос. Мастер Порше… Я уже сказал, что на корабле не будет изгоев — это значит, что все имеют право свободного перемещения по кораблю… Короче, мастер Порше, следите за Динго. Если он повторит свое нападение на мастера Мориту, я вынужден буду его застрелить. Сумимасэн.

Рэй вскинул голову, словно хотел что-то сказать, ноздри его раздувались, но Дик смотрел на него решительно и вместе с тем как-то кротко. И вместо гневного возражения Рэй сказал только:

— Хорошо, сэнтио-сама[31].

* * *

Следующие четыре дня прошли в таком напряжении, что Дик спал только четыре часа в сутки, и те урывал от случая к случаю. Он старался успеть везде и ничего не оставить незавершенным к тому моменту, когда корабль ляжет на обратный курс и запустит основной двигатель. Он находился вместе с Томом и Батлером в аппаратной двигательного отсека и вместе с Рэем — в рубке во время тренировочного полета, он тестировал системы, чтобы проверить результаты тестирования, проделанного гемами, он проводил своего рода «боевые учения» и в остальное время пытался узнать как можно больше о навигации. Кончилось тем, что он заснул в кресле во время «маневра», который Рэй проделывал на вспомогательном пульте.

Видимо, Рэй рассказал об этом леди Констанс, потому что на третий день после ужина она пришла в капитанскую каюту, где Дик при помощи терминала пересчитывал курс предстоящего маневра.

— Я не помешаю? — спросила она.

— Нет, миледи, что вы, — ответил юноша.

— Я хотела спросить: Рэй и семья Аквиласов — они делают успехи?

— Да, миледи. И почему принято считать гемов недоумками? Они быстро соображают и запоминают все последовательности операций с первого раза. Мне другой раз перед ними даже стыдно, потому что я с первого раза только самые простые последовательности запоминаю. Только им не хватает этого… Как сказать по-гэльски — когда человек сам за себя решает и сам делает? Initiativa на астролате.

— Точно так же: инициатива, — улыбнулась леди Констанс.

— Вот, ее не хватает. Но им и не особенно надо — я боялся за Рэя, субнавигатор должен это уметь. Но у Рэя есть инициатива. Он сказал, что десантных морлоков делали как раз такими, чтобы они могли действовать более независимо, чем пехота. У него здорово получается, но он другой раз, когда нервничает, слишком большую силу на штурвал выдает. Сначала чуть консоль не своротил. Но теперь совсем хорошо. Он уже готов к прыжку.

— А Бет? — спросила леди Констанс. Она уже знала в общих чертах о первых опытах дочери с наношлемом — от самой же Бет. Но хотелось услышать еще и оценку Дика.

— С ней тоже все хорошо. Она талантливая, миледи. Может, даже талантливее меня. У нее еще плохо получается… я не знаю, как это вам объяснить… Молчать. Нужно молчать про себя, только тогда начинаешь видеть. Я долго учился. Она начинает петь без слов, а потом умолкает. Это много у нее занимает времени, но зато она быстро учится.

— Я рада это слышать, Дик. Но если они со всем так хорошо управляются — почему бы тебе не положиться на них и не отдыхать побольше?

Дик опустил голову. Он не знал, что ответить на это. Да и не отдыхать мне нужно, подумал он, а больше заниматься навигацией.

— Дик, когда лорд Дилан ушел на войну, я почувствовала огромную ответственность, свалившуюся на меня. Мне было двадцать, я была честолюбива и рассчитывала еще на пятнадцать-двадцать беззаботных лет, которые я проведу при дворе, окруженная поклонниками, или в замке, окруженная книгами. А мне пришлось решать ежедневно десятки вопросов, которых я раньше касалась только вскользь. Овладевать экономикой, разбираться в политических интригах, в охоте на левиафанов и кораблестроительстве, в военном деле… Поначалу я тоже все пыталась делать сама, никуда не успевала, страшно уставала и проклинала свою жизнь. Потом я научилась перекладывать часть дел на надежных людей. Научилась находить тех, кто достоин доверия — и доверять. Поверь, так лучше. Во-первых, все проконтролировать невозможно. Ты ешь на ходу и спишь когда придется — так к концу рейса ты наживешь язву и будешь падать в обмороки от усталости — разве таким должен быть капитан? И ещё — подчиненных обижает тотальный контроль. Там, где царит подозрение, нет места плодотворному сотрудничеству.

— Спасибо, миледи, я понял. У Джека не начался новый приступ?

— По всем признакам, должен скоро начаться. Ох, Рики, мне бы так хотелось помочь тебе. И Гус тоже немного обижается оттого, что ты оставил его в стороне.

— Передайте лорду Гусу, что мне еще может понадобиться его помощь. В этих навигационных счислениях мне так просто не разобраться. До прыжка я еще могу просто повторить наш прошлый курс, а там я ведь должен буду проложить его самостоятельно…

— Скажи, ты не боишься патрулей Брюса?

— Думаю, они уже переменили сектор патрулирования. Надеюсь на это. Мы ведь не будем пересекать сектор Кентавра из конца в конец — два дня, и нам надо будет прыгать в сектор… — он опустил на глаза визор — видимо, с картой. — Сектор Ласточки.

— Хорошо, Дик. Я во всем буду полагаться на тебя.

«Ох, миледи, лучше не надо», — подумал юноша.

Леди Констанс ободряюще коснулась его плеча и вышла, оставив Дика наедине с картами.

Вся сложность ориентации при прыжках вслепую заключается в том, что дискретные зоны соединяют сектора пространства нелинейно. Между двумя ближайшими населенными звездными системами можно, конечно, проложить курс для полета в субсвете или пройти по гравитационным туннелям — «нитмеаннар», как говорят шедайин, но этот путь займет годы и годы. А вот путь в дискрете занимает часы и сутки субъективного времени пилота и минуты — объективного, но дискрет соединяет сектора пространства не напрямую. Так, ближайшая к Старой Земле система в дискрете — Дельта Ворона, до которой в субсвете пилить и пилить. А между ближайшей в субсвете звездой, Проксима Кентавра, и Старой Землей, вовсе нет дискретной зоны — четыре года в нитмеаннаре, и никак иначе. Впочем, шедайин там уже побывали и сказали, что там нечего ловить. Поначалу, во времена Святого Брайана, земляне прыгали в дискрет наобум лазаря, и не знали другого пути ориентироваться там, кроме как инициировать новых пилотов. Но опыт рос, данные накапливались — и следующие поколения пилотов прыгали уже не наугад: теперь было известно, как входить в дискретную зону, чтобы вынырнуть там, где ты хочешь. Пилот высокого класса мог прыгнуть в неизвестный для себя сектор пространства, если имел конфигурационную карту, оставленную предыдущим пилотом, и попасть куда нужно без инициации.

Но и это было еще не все. Окончив прыжок, следовало узнать, правильно ли ты попал. Далекие радиогалактики задавали только направление, как магнитные полюса планет задают направление на ось ее вращения. В старые времена, чтобы сориентироваться по широте и долготе, моряки пользовались секстантами и астролябиями — широту узнавали по высоте каких-то звезд над горизонтом, а долготу — по времени их восхода, что ли. Дик не помнил точно. Теперь же определяли сектор пространства тоже по звездам, но немного иначе. В каждом секторе была своя конфигурация звезд, определенной светимости и цвета. Конечно, не в силах человеческих запомнить все конфигурации, поэтому каждую новую конфигурацию свежеоткрытого сектора помещали в сантор корабля. Конфигурационные карты, «конхидзу»[32] некоторых секторов — тех, где помещались имперские флотские базы, к примеру, — считались даже военной тайной: чтобы никто, случайно выскочив в запретном секторе (а такое бывало), не мог понять, куда именно попал.

Дик знал, что ходы, которыми пронизана его хрустальная пещера, ведут в самых разных направлениях, и если он хочет попасть туда, куда нужно, то он должен ориентироваться по тому, что находится за пределами пещеры: по мерцающим разноцветным огням, проглядывающим сквозь хрустальные стены. Но эти огни нужно было отождествить с ориентирами, по которым субнавигаторы направляли корабли в пространстве — пульсарам и квазарам. Дик никогда раньше так не делал, никогда еще не прыгал вслепую — всегда висел на крепких плечах Майлза, как опоссум-детеныш на матери. Майлз осуществлял прорыв, а он, Дик, просто запоминал дорогу.

Таким образом, задача перемещения Паломника из сектора Кентавра в сектор Ласточки для Дика решалась так: намертво запомнить расположение корабля относительно трех основных ориентиров (обычно для пилотов это были ядро «нашей» Галактики, объект Лебедь А и пульсар в Крабовидной Туманности — они задавали направление на «условный зенит» и «условный восток»). Затем посмотреть по карте, как те же три ориентира будут расположены в точке выхода корабля. Если бы имело смысл объяснять что-то словами, Дик объяснил бы это так: «держаться все время так, чтобы белый свет был слева, и двигаться вверх до тех пор, пока не окажешься между белым светом и фиолетовым сверху, а зеленый будет справа и чуть впереди тебя». А потом, снова погрузив корабль в темное озеро пространства, следовало по конхидзу проверить — там ли ты выскочил. Потому что если не там — надо возвращаться по своим следам и начинать все сначала, парень. Для космопроходца — позор, хоть и не смертельно. Но это еще не все: чтобы попасть куда надо, следовало правильно рассчитать точку входа. Так что фраза «я во всем буду полагаться на тебя», сказанная леди Констанс, скорее напрягла Дика, чем ободрила его. Было бы гораздо проще жить, если бы от него зависел кто-то… не такой важный… и не такой хороший…

* * *

Сказать, что Бет было страшно — означало ничего не сказать. Ее наполняли ужасом эти зависания в слепой пустоте, которая через какое-то время наполнялась далекими звуками. Поначалу эти звуки казались какофонией, но со второго раза она стала различать ритмы и тона. Она сумела настроиться на те из них, которые Дик считал главными ориентирами, но это требовало предельного сосредоточения. О, черт — она еще мечтала петь в императорской опере! А ведь одно из главных качеств певца — способность вести свою партию в соответствии с партией оркестра, но не подчиняясь ей. Это просто очень сложная музыка, вроде этно-трэша, как «Рука Нуаду». Помнишь: партия Морриган, она поется на одиннадцать восьмых, свихнуться можно, а барабаны в это время бьют одну вторую. Так и здесь: слушай все ритмы, но следуй только тому, что будет петь Дик, в унисон ему. Это уже не тренировка.

Она вдохнула поглубже и вошла в рубку. Корабль шел на основном двигателе уже одиннадцать часов и всего двадцать минут оставалось до вхождения в дискретное пространство.

Рэй сидел за пультом субнавигатора, обе руки — на штурвальной колонке. Дик — в кресле пилота, уже в шлеме. Он кивнул Бет и слегка улыбнулся ей. Она тоже постаралась улыбнуться, села в кресло спиной к нему и взяла в руки шлем.