Сердце меча

— Ваше здоровье, сударыня.

— А как вас по-настоящему зовут? — спросил Джек у Майлза. Дик, подкладывавший доминатрикс закуску, от неожиданности уронил суси. Это был один из трех самых бестактных вопросов, которые можно задать шеэду. Два других — «Сколько вам лет?» и «Знакомы ли вы были со Святым Ааррином?»

— Майлз Кристи, — улыбнулся шеэд. — Я принял это имя в святом крещении, так что оно настоящее.

Констанс посмотрела на Бет и поняла, что это она подговорила Джека.

— Скажите, — вступил в разговор лорд Августин, — а вам не доводилось знавать…

Констанс локтем почувствовала, как мальчик напрягся.

— …Айора Эддиша Киэтту? — так же беспечно продолжал Августин.

— Я знаком с ним мельком, — ответил шеэд. — Он принадлежит к иной, чем я, ветви Пути.

Это означало, что сообщество, к которому принадлежит Айор, живет не на той планете, на которой живет «ветвь», сообщество — бывшее сообщество — Майлза Кристи.

— Я слыхал, лорд Августин, что вы антизверей изучаете, — сказал капитан Хару.

— Именно, — согласился лорд Мак-Интайр. — Название «левиафан» нравится мне больше — как олицетворение могучей и слепой силы. — А общепринятый научный термин — «блуждающее скопление антиматерии».

— Может, для науки он и хорош, а для охоты длиннноват, — проворчал капитан.

— Третий вельбот, заходи на блуждающее скопление антиматерии снизу! — прогундосил, подражая динамику связи, Джез. — Пока так скажешь, он десять раз в сторону вильнет.

— Изменит траекторию, — кивнул лорд Августин. — Термин «вильнет» предпочитает хоть немного осмысленное движение.

— А что позволяет нам считать, что движения антизверя неосмысленны? — послышался голос с другого конца стола. Все уставились на Моро как Валаам на своего ишака.

— Я не знаю, осмысленны ли движения левиафана, — медленно проговорил лорд Августин, — но мне хотелось бы это узнать. Но увы, левиафаннеры не ведут наблюдений заобъектами своей охоты в естественных условиях, а левиафан, загнанныйв силовую ловушку и превращенный в источник энергии — это уже совсем не то.

— Они любят забраться подальше от звезд, а если уж угораздило попасть в скопление, то держатся ровно посередке между всеми, — сказал Вальдер.

— Да, в точках Лагранжа, — кивнул физик. — Антиматерия — сама по себе мощный генератор антигравитации. Дрейф левиафана — своего рода «падение»; падение «вверх» по отношению к источникам массы. Капитан, не скажете ли вы мне, сколько энергии выделится. Если вы — вот лично вы — аннигилируете?

— Чертова уйма, — мрачно сказал капитан, для которого, как и всех левиафаннеров, тема собственной аннигиляции была неприятной.

— Верно, — как ни в чем не бывало, сказал лорд Августин. — Но с той же легкостью блуждающее скопление способно аннигилировать и планету, и звезду — и при том остаться целым.

— Мы не знаем доподлинно, способно ли оно аннигилировать звезду, — заметил шеэд. — Эксперимент здесь невозможен.

— К сожалению, да. И все в теории получается. Что масса левиафана стремится к бесконечности.

— Как так? — изумился капитан. — Мы же их сами в силовые бутылки закрываем!

— Вот именно. Поэтому исследования левиафанов подводят науку к тому рубежу, за которым, я думаю, придется пересмотреть понятие массы. Сейчас я попробую объяснить вам, как это возможно…

— Господи, спаси, — пробормотала Бет. И была права: начался монолог, в котором присутствующие (кроме Майлза) понимали только отдельные словосочетания вроде «пересекается с…» и «распадается на…», а потом лектор и вовсе перешел на шедда.

— Надо же, — сказал капитан Хару, воспользовавшись паузой. — А я и не думал, что все этак закручено. Ловил себе и ловил…

— Господин Журден не знал, что всю жизнь говорил прозой, — себе под нос сказала Бет.

— Кто такой господин Джорден, я не знаю, фрей, — сказал капитан. — Однако же кое-что в голове у меня есть. Так вот, гораздо лучше думать про левиафана, что он животное, ангел или бес, чем думать про него, что он бессмысленное «скопление антиматерии». Такие слова убить могут, потому что от таких слов человек надувается гордостью. А тут уже полшага до беспечности. А беспечность в нашем деле — это смерть, фрей.

— Я в туалет хочу, — сказал Джек. Он уже наелся и заскучал.

— Прикажете подавать чай и сладости? — спросил Морита.

— Бет, на обратном пути зайди на кухню и загрузи лифт, — сказала леди Констанс.

— Не стоит, — Морита поднялся. — Это моя обязанность.

— А можно я потом погуляю? — спросил Джек.

— Э-э-э… капитан Хару на секунду задумался. — Суна, своди фрей и малыша куда надо, а потом покажи им корабль.

* * *

— Сюда, леди.

Выполненная под трафарет капитанской рукой, надпись на дверях часовни гласила: «Остановись, помолись!». Чья-то другая рука — твердая в движениях, но не в принципах — украсила туалет призывом «Остановись, помочись!» Эти буквы хранили следы упорных попыток стереть их и многократных возобновлений. Последняя попытка стереть провалилась поздно вечером — Дик Суна, одетый куда менее парадно, чем сейчас, царапал дверь проволочной губкой, пока капитан, убедившись в бесплодности затеи, не отпустил его.

— Ну что ты как деревянный, — сказала Бет. — Ты все время такой или только по пятницам? Давай попроще. Твоя Тарзан, моя Джейн. Ты и в самом деле воспитан дикими сохэями?

— Почему дикими? — не понял мальчик.

— Ну, о них разное говорят. Есть такая поговорка: ругается как сохэй.

— А как ругаются сохэи, ты слышала?

— Нет.

— Ничего особенного. Обычные космоходы куда хуже ругаются.

— А я уже покакал, — торжественно сказал из-за двери Джек. Дик осторожно протиснулся в кабину и включил биде и подсушку. Бет давилась смехом — настолько оба были серьезны.

— И куда теперь? — спросила она, когда братик подтянул и застегнул штанишки.

— Капитан велел корабль вам показать… Откуда начать, думаю: сверху или снизу?

— Наверху мы уже все видели, давай сходим вниз.

— Что, и в рубке были?

— Ага. Жаль, тебя не было. Проспал отлет? — Бет помогла брату завязать тесемку на штанишках.

— Ну, это… оно интересно только по первому разу… Зато я буду дублировать прыжок.

— Дик, а можно я приду посмотреть? — подпрыгнул Джек.

— Это пусть капитан решает, милорд. Вообще-то, милорд, запрещено посторонним находиться в рубке во время прыжка, — Дик слегка помрачнел. — Если бы не… ее милость, я бы в этом полете совершил первый самостоятельный прыжок.

— Ты инициирован?

— Отсюда до сектора Паука, от Паука по двадцать шестой и оттуда до Гидры.

— Класс, — с оттенком зависти сказала Бет. — А знаешь, я тоже проходила пилотские тесты. Способности есть.

— Значит, ты можешь поступить в Академию, — сказал Дик.

— Только не собираюсь.

— Почему?

— Странный вопрос. Ты что, думаешь, если человек по тестам — пилот, то он и обязан стать пилотом?

Дик не знал, что ответить. Для него хотеть быть пилотом было так же естественно, как дышать — ибо сколько он себя помнил, столько он хотел быть пилотом, и первый же прыжок не разочаровал его. «Господь дает нам заглянуть в свое чердачное окошко, сынок», — говаривал капитан Хару. Это был Дар, который нужно ценить, и Дик ценил его больше жизни. Если бы ему пришлось выбирать между зрением и Даром, он предпочел бы лишиться глаз. Человек, так легко от Дара отказавшийся, и так легко об этом говорящий, был ничуть не менее странен, чем человек о четырех руках.

— Я не думал об этом, — признался он.

Они спустились в лифте на первый уровень. Здесь было «хозяйство» Вальдера: один-единственный голый короткий коридор с четырьмя дверьми, расходящимися «крестом». Они остановились в тамбуре между лифтом и прозрачной дверью.

— Сюда нет доступа пассажирам и временной команде, — сказал Дик. — Здесь центр управления двигательными системами и гравитацией. Я могу только по терминалу показать, — он вызвал нужное изображение.

— Отсюда управляют кавитационным двигателем. Вот эти экраны показывают состояние двигателя, вот тут — стабильность силового поля, а вот сюда идут данные с несущих узлов.

Бет оглядела дремлющие экраны и пульты.

— Он дни и ночи проводит здесь, и все видит только по приборам?

— Конечно!

Он вызвал другое изображение.

— Это центр управления гравитацией.

На экране показалось что-то похожее на пестик тюльпана.

— Там у него середка, — объяснил Дик. — А по всему периметру идут вроде как лепестки или струны. Они у нас под ногами сейчас. Они должны быть на самом нижнем уровне, потому что иначе те, кто ниже, или в невесомости бы болтались, или под шестью G сейчас ползали. Ну, по правде говоря, во время погони мы ползаем, — сказал он чуть погодя. — Потому что нужно зарядить батареи до упора, вся энергия идет туда, мы только чуть-чуть гравитацию компенсируем — с трех-трех с половиной до двух где-то, потому что ведь жить невозможно.

— Ого! — сказала Бет, прикинув свой собственный вес при двукратном ускорении. — А я-то думаю, отчего у тебя такие крепкие мускулы. И сколько длится погоня?

— Когда как. Когда часов десять, когда неделю.

— И вы неделю живете под двумя G?

— Ну, это смотря как до того дела шли. Если долго впустую петляли, как тот раз, то можно и компенсаторы включить — батареи под завязку заряжены. А если рейд удачный, то батареи выжаты до сухого, лишнюю энергию тратить нельзя.

Бет покачала головой.

— Вашими профессиональными заболеваниями должны быть тромбоз и варикозное расширение вен, — сказала она.

— У мистресс Хару было, — кивнул Дик. — А ты будешь учиться на врача?

— На медтеха, — фыркнула Бет. — Что еще покажешь?

Дик толкнул маленькую боковую дверь.

— Тут аварийная лестница, на случай, если поломается лифт. Еще одна — с той стороны. Пошли.

Аварийная лестница была винтовой и такой узкой, что только Джек не коснулся бы локтями стенки и центрального столба, положив руки на пояс.

— А Вальдер тут может только боком, — сказал Дик, когда Бет пожаловалась на тесноту. — Тут грузовой отсек, отсюда вход в стволы силовых мачт.

— Ух ты, — восхитился Джек, когда они оказались в просторном коридоре. — А тут можно в прятки играть! И в догонялки! И в мячик!

— Капитан сказал, что вы с Майлзом упражняетесь тут с мечами, — Бет прищурилась.

— Да, тут же не ходит почти никто. Иногда Дрю приходит… приходил, рекондиционер проверить или за едой — и все.

— Бет, давай поиграем в прятки! Дик!

— В другой раз, милорд… На этом уровне еще генератор и рекондиционер воды. Потому что близко к реактору. А в прятки лучше там, — он показал на потолок.

Да, на следующем уровне и вправду можно было играть в прятки. Бет ахнула, попав в пластиковые и металлические джунгли. Правда, экскурсии толком не получилось: все силы приходилось тратить на пресечение порывов Джека покрутить рычажки и понажимать кнопочки.

— Никаких пряток здесь, — заключила Бет, когда они вышли. — Только там, внизу.

— Оро, — пробормотал паренек, поднимая юного милорда на закорки. Бет решила, что это знак согласия с ней. На четвертом уровне находились жилые помещения команды, кухня и санитарный блок — душевые и прачечная.

— Послушай, может, мы на кухне чай попьем, — предложила Бет. — Смотри, тут нет никого. И в качестве прислуги мы вроде не нужны…

— Не то чтобы совсем никого, — раздался голос за их спинами, и, обернувшись, они увидели Мориту. — Но вы и вправду как будто не нужны. На столе выпечка, чай в титане, и есть немного кофе. Дик, если бы ты согласился загрузить посуду в машину, я бы переоделся и пошел вниз, закончить дезодорацию. Похоже, моему предшественнику нравился запах собственного пота.

— Это ваше распоряжение, мастер Морита?

— Да, — вздохнул Моро. — Это мое распоряжение. Всего наилучшего.

— Круто ты с ним, — заметила Бет, когда Моро ушел. — Как будто жидким азотом облил. Он вроде нормальный, тебе так не кажется?

— Нет среди них нормальных, — тихо отрезал Дик.

Они устроились на кухне. Дик снял хаори, повесил его на крюк с полотенцами, и начал перегружать грязную посуду в моечную машину. Бет составила на подносик три чашки и пошла к титану.

— Дик, а правда, что у тебя в голове живет таракан? — поинтересовался Джек.

— Чего? — изумился младший матрос.

— А капитан сказал, что у тебя таракан в голове. Вот такой, — Джек показал пальцами, и вышло, что таракан больше его мордашки.

— Джеки, никаких тараканов в голове не бывает, строго сказала Бет. — Так просто говорят. Когда какой-то человек все думает об одном и никак не может начать думать о чем-то другом, говорят, что у него таракан в голове, понятно?

— Понятно, — Джек заметно приуныл — он явно надеялся посмотреть на таракана. Но слоеная булочка с шоколадом его утешила.

— Слушай, нормальный или нет, а печет он здорово, — Бет положила булочку на чашку и пододвинула ее в сторону севшего за стол Дика. — И нормальные среди них все-таки есть. Погляди на меня, Рики. Смотри, вот твоя рука, вот моя, — она растопырила пальцы и прижала свою ладонь к ладони Дика, с удивлением отметив, что у невысокого и хрупкого с виду юноши сильная, почти мужская кисть. — Твоя чуть побольше моей, но это еще не все. Они разного цвета, ты не находишь?

— И что? — Дик отнял свою ладонь и взял чашку обеими руками, словно заслоняясь ею от Бет.

— И то, что мне не проще твоего признать, что среди них есть нормальные. Я знала таких, которые смотрели на меня просто как на пустое место. А он со мной говорит. Так что он еще нормальный.

— А о чем ты все думаешь об одном? — не унимался Джек.

— Я хочу поступить в Синдэн, милорд. Стать сохэем, — глаза Дика вдруг загорелись. — Я вам сейчас кое-что покажу!

Он убежал в каюту и притащил свой личный сантор — старенькую, видавшую виды модель.

— Когда я был маленьким, почти такой как вы…

— Как ты, — поправила его Бет. — И не милорд, а Джек. Не порти мне брата.

— Простите. Так вот, когда я был малость старше… тебя, Джек… вавилонцы разгромили мою планету и сожгли весь мой город. Я прятался в развалинах, а потом вавилонцев выгнали синдэн-сэнси. Вот с этого корабля, — над видеопанелью появилось изображение десантного крейсера. Он сошел со стапелей Тары не меньше шестидесяти лет назад, верно послужил Империи в войне с сепаратистами Джебела и был передан Синдэну.

— Это «Ричард Львиное Сердце», — продолжал Дик. — Его назвали так в честь одного из королей древней Земли. Это десантный корабль. Ты знаешь, что такое десант?

— У меня есть десантный завод, — похвастался Джек.

— Взвод, — поправила его сестра.

— Десант — это происходит от слова descende, это значит «сходить». Если ты уже выучил Credo, ты помнишь: propter nos homines et propter nostram salutem descendit de coelis. Ради нас, людей и ради нашего спасения сошел с небес. А потом в ад. Вот так и десатники Синдэна: они сходят с неба в ад, чтобы спасти людей. Наш Господь — Он тоже был вроде как десантником. Вот…

Тут Дик запнулся, смутился и, словно оправдываясь, добавил:

— Это коммандер Сагара такую проповедь единожды сказал.

— Однажды, — поправила Бет. — А его снимок у тебя есть?

Дик провел пальцем по сенсору, нажал «ввод». Над видеопанелью появился групповой портрет на фоне мауитанской улицы — Бет узнала Бульвар Заката в Палао, самом большом городе Мауи.

Четверо мужчин и один мальчик лет девяти — Дик узнавался безошибочно; все в темно-красных, цвета запекшейся крови, косодэ и черных хакама — хабиты сохэев; все, кроме мальчика, с флордами у пояса, у всех выбриты виски, у троих волосы коротко подстрижены, у двоих — забраны в «хвост».

— Вот коммандер Сагара, — Дик показал на невысокого крепкого мужчину, чистокровного нихонца, который держал руку на плече мальчика и сдержанно улыбался.

— Крут, — оценила Бет. Потом подбоченилась, прижала подбородок к груди и низким голосом прорычала: — Сорэ ва! Нанда икирю-но саттосами ва ханасимицу!

— Очень похоже, — улыбнулся Дик. — Только диалект странный. Он так не говорит. Он очень красиво говорит, он ведь даже не с Идзанаги, а прямо с Земли.

— На этом «диалекте» никто не говорит, это я только что из головы выдумала.

— Бет здорово умеет всех показывать, — похвастался Джек. — Покажи капитана, Бет.

— Отцепись, — но по девочке было видно, что она хочет, чтобы ее поуговаривали.

— Покажи пожалуйста, — поддержал Дик.

— Ох, ну ладно. — Бет приосанилась, поправила волосы и в ее движениях Дик узал леди Констанс.

— Я постоянно забываю спросить, мастер Хару: как вам мой протеже?

— Чего? — и поза, и выражение лица Бет изменились за один миг. Дик даже рот приоткрыл, настолько было похоже. — А, пацан. Пацан — золото, миледи, грех жаловаться, но… у него же вот такой таракан в голове! — Бет растопырила пальцы правой руки, показывая большим и средним размер таракана, и для убедительности потрясла рукой в воздухе, как это делал мастер Хару.

— Очень смешно, — похвалил Дик.

— Издеваешься?

— Нет. Честно.

— Прости, но твоя реакция неадекватна.

— Чего?

— Ты говоришь «смешно» и не смеешься.

— А, да… Я… я не умею. Извините, — Дик закрыл терминал и отвернулся.

* * *

Прошел еще один суточный цикл — и Дик понял, что привыкает к Моро и даже начинает уважать. Едва корабль стартовал, вавилонянин принялся проверять работу всех систем жизнеобеспечения, начиная с рекондиционеров воздуха и заканчивая мусоропроводом. Он действовал методично, тщательно — и Дик не мог его не уважать за это. Но профессиональное уважение — одно, а симпатия совсем другое.

Им предстояло сейчас не самое приятное из заданий — смена фильтров в системе регенерации воды. Дик дожидался, пока Моро покончит с готовкой (сегодня он не мудрил: лапша и бустер в грибном соусе) и решил скрасить себе предстоящие два-три часа.

— Чаю можно, мастер Морита?

— Налей себе. В этой коробке вчерашняя выпечка, — Моро резал бустер мелкими кусками, и, видимо, не хотел отрываться.

Судя по обмолвкам капитана и других членов команды, Моро был из каких-то там аристократов, но не особенно высокого полета. Белые волосы — фенотипическая модификация — говорили о том, что он принадлежит к высшему сословию Вавилона.

Дик подумал решился спросить.

— Мастер Морита, а кто такой господин Джорден?

— Господин кто? — удивился Моро.

— Ну, господин Джорден, о котором говорила леди Бет.

— А, господин Журден, — Моро засмеялся. — Это персонаж старинной пьесы, написанной еще на Старой Земле. Он был купцом, человеком меры и веса, а хотел быть человеком меча. Но в войско поступать не хотел, да и был уже стар — и собирался купить себе достоинство человека меча. За деньги. Пьеса написана, чтоб показать, как смешны такие люди — но персонаж получился довольно симпатичным. Многие слова из пьесы вошли в пословицы. Те, что сказала фрей Элисабет, господин Журден говорит своему учителю речи. Оказывается, можно говорить стихами и прозой, и люди говорят прозой, и господин Журден потрясен этим открытием, так как никогда не думал, что обыденная речь — достойный ученого интереса предмет. Это роднит его с нашим капитаном, который удивлен тем, каких странных и сложных тварей он преследует всю жизнь.

— Понятно, — сказал Дик. — Спасибо, мастер Морита. А то другой раз таким дураком себя чувствуешь…

— Никто не может знать всего на свете, — Моро ссыпал бустер в кипящий соус. — У Бет было много времени, чтобы читать старинные книги, и прекрасная библиотека в усадьбе. У тебя не было ни того ни другого. Что ты читаешь?

— Библию и Синхагакурэ. Еще дискретную физику. Это сейчас. Я стараюсь больше читать. Мне нужно поступить в Академию.

— Я имею в виду просто так, для собственного удовольствия.

Дик опустил глаза. Для собственного удовольствия он смотрел сериал «Странствующий воин Галахад» — волшебное сказание с рыцарями в мобильных доспехах, колдунами и эльфами, похожими на шедайин.

— Если есть желание, то пробелы в образовании можно восполнить, — Моро откинул одно из сидений и устроился напротив Дика, чуть подавшись перед и опершись локтями о колени. — А если желания нет, то… миллиарды людей в этой Вселенной обходятся без классической литературы. Не нужно этого стесняться, Рики. Будь собой, неважно, что говорят другие.

Когда он закончил с обедом, оба покинули кухню, оделись в самое плохое, что нашлось, и повязали головы платками. На Моро, кроме того, были резиновые перчатки до локтей — совсем нелишняя штука при замене активных химических фильтров. У Дрю руки постоянно были в цыпках, потому что он перчатки везде забывал, а кисти Мориты — узкие, сильные, — были ухожены, как у женщины. Дик и вспомнил любимую шутку Дрю: в полной ее версии как раз такой щеголеватый молодчик проверял канализацию.

— «Вы что туда, гадите?»

Моро беззвучно засмеялся. Проверка канализации и водных рекондиционеров — занятие скучное и порой дурнопахнущее — что же еще остается, кроме как шутить?

Какое-то время они продолжали работу в полном молчании, а потом слух Дика начал улавливать в шуме компрессоров странные звуки.

— Тебе не показалось, — улыбнулся Моро. — Это настраивается мультивокс. Сейчас ты совершишь погружение в мир классического искусства. Идем, ты не пожалеешь.

Дик выбрался вслед за ним из лабиринта рекондиционеров. Чем ближе он приближался к грузовому коридору, тем тише становился их шум и, соответственно, тем громче — музыка. Одновременно с музыкой Дик услышал пение — и ему показалось поначалу, что это птица пробует голос.

Но то была не птица. То была Бет.

Она стояла спиной к ним, лицом к выходу на аварийную лестницу, по которой, видимо, и спустилась сюда. На ладонях были закреплены какие-то странные предметы, похожие на «летучие мышки» к терминалу. Это они наполняли воздух тревожными звуками, когда Бет то опускала, то вскидывала руки.

— Когда с портативным мультивоксом работает человек талантливый — то смотреть так же приятно, как и слушать, — прошептал Моро юноше — в самое ухо, чтобы не спугнуть распевающуюся исполнительницу.

Это прозвучало для Дика словно на другом конце коридора: тревожная музыка, рождавшаяся под руками оливково-золотистой девочки, стала на крыло и унесла его. Левая рука Бет двигалась в одном неизменном ритме, похожем на ритм зачастившего сердца, описывала в воздухе нечто вроде перевернутой Т, а правая то взлетала, то опускалась — словно кто-то в смятении носился туда-сюда по пяти ступенькам.

Голос ее, зазвеневший где-то на высоких нотах, Дик тоже поначалу принял за звук мультивокса, так он был хрустален. И такая тревога, такой безотчетный ужас сквозил в нем, что у Дика мурашки побежали между лопаток. Старинный эйго[20], на котором пела Бет, он понимал с пятого на десятое, но сам голос говорил больше, чем слова: он метался в лабиринте, из которого не видел выхода, преследуемый наваждением и пойманный в ловушку собственной красоты.

И вдруг ему ответил другой — более низкий, манящий и опасный. Он мог бы принадлежать юноше одних с Диком лет, если бы не таил в себе силу и страсть взрослого мужчины. Так мог бы петь старый вавилонский искуситель, переселившийся в тело мальчика-клона, или даже демон, принявший облик юноши. Дик не с первой строчки понял, что это тоже поет Бет.

Она поворачивалась теперь то направо, то налево, меняя роли и отвечая сама себе. Дик не понимал смысла всей песни, ухватывая только отдельные слова: сон, власть, страх, маска, дух и тайна, лабиринт, ночь и слепота… Напряжение достигло предела, и тут Бет выкрикнула своим «мальчишеским» голосом «Пой, мой ангел музыки!» — и со следующей строфы высокий хрусталь ее «женского» голоса зазвенел таким переливом, что казалось, ее горло разорвется, если она попробует взять еще выше — но она брала, без видимого труда: невыносимый накал, от которого у Дика сжималось сердце, относился не к исполнительнице, а к песне, сжигающей себя в экстазе музыки. Наконец, где-то на страшной высоте этот экстаз разрешился: голос и музыка оборвались одновременно, Бет схлопнула перед собой две «ракушки» мультивокса и опустила голову.

— Ф-фу-ух, — проговорила она, поворачиваясь. — Я молодец. Я супер. Пойду возьму с полки пирожок.

Она, подтанцовывая, двинулась к выходу — но не к аварийной лестнице, а в сторону лифта. Моро дернул Дика за шиворот назад, и они успели скрыться за трубой.

— Да, сегодня лучше, чем вчера, — сказал Моро, когда лифт за Бет закрылся. — Вот этот переход между альтом и сопрано ей дался далеко не сразу. Мне все хотелось услышать результат…

— Ее… специально сделали такой? — спросил Дик.

— Нет, — твердо сказал Моро. — Скорее всего, «такой» была женщина, которая ее заказала. Стареющая оперная певица; прима — клон не по средствам рядовой исполнительнице. Я даже мог бы назвать тебе три-четыре имени. Но, Дик, есть еще один существенный момент. Талант нельзя сконструировать — а у Бет несомненный талант. Ей еще не хватает техники, она делает много ошибок, и самая большая из них — что во время мутации голоса она поет такие сложные композиции.

Она делает много ошибок? — Дик смотрел на Моро как на человека, который сказал, что ангел-де летал плохо и техники ему не хватает. А впрочем, Моро ведь до войны был богачом и знал толк в искусстве. Может, он и имеет право судить полет ангелов, может, этих ангелов он видал по пять штук на дню…

— Мастер Морита, — спросил Дик. — Вы не обижайтесь на такой вопрос, пожалуйста… Но вы говорите о ней как о человеке…

— Потому что она человек, — твердо ответил Моро. — Только ради всего святого, не принимай меня за аболициониста, Дик. Если бы не война, если бы ее питомник не захватили имперцы, когда она была еще младенцем, она не стала бы человеком, и тогда я относился бы к ней совершенно иначе. Поверь, ты сам относился бы к ней совершенно иначе. Клон, у которого не сформирована личность — растение, неспособное существовать без наношлема.

— Я знаю, мастер Морита. Только не говорите мне, что перезапись мозга для такого клона — лучшая судьба. Тертуриан говорил, что если что-то может стать человеком, то оно человек.

— Тертуллиан, — в отличие от Бет, Моро не замечал оговорок Дика, — высказал пару-тройку мыслей, осужденных, как ереси. Откуда ты знаешь, что это суждение — истинно?

— Так учит Церковь.

— Но генетический материал сам по себе не может стать человеком. Значит, он не человек сам по себе: он может стать им, только если дадут.

Дик не нашелся что ответить.

— Мастер Морита, мы ведь закончим сегодня с рекондиционерами? — спросил он вместо этого.

— Тебе нужен повод, чтобы прийти сюда завтра? — снова улыбнулся Моро. — Дарю идею: приди просто так.

* * *

Вечер Дик провел с Джеком, показывая «Галахада» и переводя реплики героев. Леди Ван-Вальден на своем терминале просматривала экономический отчет с Мауи — сразу по прибытии она собиралась послать наместнику ансибль-пакетом несколько распоряжений. Лорд Августин читал какую-то распечатку на шедда. Бет валялась с книгой на койке над мальчиками, заявив, что сериалы — это примитив, но Дик заметил, что в особо напряженных сценах она поворачивает голову и бросает взгляд вниз.

Когда пришла пора уходить — уже, должно быть, освободился Майлз, — Дик спросил:

— Миледи, у вас есть настоящие книги? Которые вы читаете для удовольствия?

— Мак-Магон, — сказала с койки Бет. — Почитай, не пожалеешь.

По лицу леди Ван-Вальден Дик понял, что к настоящим книгам она Мак-Магона не причисляет.

— Тебя интересует классика?

— Ну… да.

— Гугон Парижский… — промурлыкала Бет. — Лео Толстой и Иоанн Соммерсетский. Тоска. Возьми у Джека «Пиноккио». Увлекательно и нравоучительно, в самый раз для тебя.

— Кое-что у меня есть, — леди Констанс вынула из стенного шкафа диск в зеленой обложке.

Книга называлась «Вильгельм Шекспир. Трагедии». Если трагедии — то вряд ли весело.

— Он же, наверное, читал, — сказала Бет. — Это же школьный курс по внеклассному чтению.

— Нет, фрей. Я ушел из школы раньше, чем начали изучать рителатуру.

— Литературу. Дик, ты что, умудрился дожить до пятнадцати и ни разу не наткнуться на старика Вильгельма?

— Бет, ты тоже как-то умудрилась дожить до шестнадцати, не выучив кандзи и каны, — негромко заметила леди Констанс. — Почему ты так высоко ценишь свой собственный культурный багаж и с таким пренебрежением относишься к чужому?

— Убили наповал, — Бет снова откинулась на койку.

— Культурный багаж? — лорд Августин решил вступить в диалог. — Скорее, гиря на ноге. Юноша, если вы еще не попали в психическую зависимость от беллетристики — то и не начинайте. Не загружайте оперативную память всякой чепухой: жизнь коротка, успеть бы запомнить самое нужное.

— Вот и Шерлок Холмс то же самое говорил, — хмыкнула Бет.

— Кто? — переспросил Дик.

— Сначала с Шекспиром разберись, — подмигнула девушка.

Дик сунул диск под пояс и, попрощавшись, вышел. В коридоре уже ждал его Майлз, и они вдвоем спустились в грузовой проезд.

— Что это у тебя? — спросил шеэд, когда Дик, раздевшись до пояса, положил диск на свернутое юката. — А, Ше'экспир…

— Ты знаешь Шекспира?

— Когда-то давно, когда я только начинал жить среди людей, один умный человек сказал мне, чтобы я прочитал столько Ше’экспира, сколько сумею найти. В нем, сказал тот человек, все разнообразие людских характеров и стремлений. Он поразил меня.

— Тебе понравилось?

— Он поразил меня, — повторил Майлз. — Мне сложно объяснять это, Рикард. Ни один шеэд никогда не написал бы ничего подобного. Ни один шеэд не смог бы раскрыть сердце шеэда так, как Ше’экспир раскрывает сердце человека. Но шедайин видят в сердце человека ужасное и прекрасное одновременно. Будем говорить об этом, когда ты что-то прочитаешь. Бери свой меч.

Майлз никогда не пользовался терминами «свог» и «флорд» — для настоящего оружия он употреблял слово «орриу», а для тренировочного пользовался человеческим «меч». Впрочем, флорды человеческого конвейерного производства он тоже называл мечами, относя название «орриу» только к оружию ручной работы.