Эта гиблая жизнь

      – Да нет... Я оперуполномоченный из области. Председатели накинулись на него со всех сторон:
      – Ну так и скажите там, в области, что у нас плохая власть на хорошую сменилась и умная голова теперь правит!
      – Пусть с области больше начальников не присылают, мы их теперь сами выгоним! Не нужны нам пришлые! У нас и свои головы есть!
      – Анну Николаевну пусть не трогают, а то мы всем районом поднимемся!
      Павел внимательно слушал их выкрики и вдруг увидел улыбку секретаря Иноземцевой. На лице Олега ясно отражалось: «Ну что, мент, съел?» Светлов вернулся в кабинет. Напротив Анны сидела старушка и что-то рассказывала. Павел поздоровался, прошел мимо и сел на диван. Прислушался:
      – ...сидел Колька. Ну и что из этого? От тюрьмы да от сумы не зарекайся! Глупый был. Его теперь нигде на работу не берут, а то не думают, что парню тоже есть-пить надо. В колхозе предложили дояркой оформить. Это с его-то ручищами! Да он соски у коровы оторвет и не заметит! Анна Николаевна, он ведь и в лагере-то на тракторе да на машине работал. Неужели нельзя парня к технике пристроить? Ведь в колхозах-то не хватает механизаторов, я слышала.
      Иноземцева с грустной улыбкой слушала, потом медленно сказала:
      – Баб Дунь, механизаторы нужны, только ведь платят-то сейчас уж больно плохо. Если он согласен в «Новый путь» пойти, на комбайне работать, я помогу оформиться. Я внука вашего помню, парень не плохой. Только фазу предупреждаю, что бы ни-ни! Никаких краж и пьянок!
      Старушка сказала:
      – Колька-то в приемной сидит... Может, мне позвать его?
      Анна встала:
      – Так что же вы его сразу не привели?
      – Боится он, что снова откажут.
      Иноземцева подошла к двери и приоткрыла ее:
      – Евдокимов, а ну-ка зайди!
      Снова села за стол, а в дверь боком протиснулся здоровенный парень в новенькой голубой рубашке и джинсах. Встал у двери:
      – Здравствуйте, Анна Николаевна!
      – Здравствуй, Коля! Проходи, присаживайся! Мы тут с твоей бабушкой вопрос о твоем трудоустройстве решаем, а ты в моей приемной прячешься... Что-то не замечала я раньше в тебе такой робости.
      Парень поднял голову и дерзко ответил:
      – Я в этом кабинете в шестой раз! Пять раз мне Коломейцев обещал помочь на работу устроиться и забывал об обещаниях. Зато регулярно вызывал и отчитывал за тунеядство...
      Анна прервала его:
      – Ладно, Николай! Я ведь не Коломейцев. В акционерное общество «Новый путь» требуются комбайнеры. Сам знаешь, как сейчас с оплатой. Решай! А я могу позвонить хоть сейчас. Не думаю, что откажут.
      Евдокимов опустил голову, потом поднял ее:
      – Анна Николаевна, вы серьезно?
      – Вполне!
      – Позвоните, пожалуйста! И простите меня за резкость. – Только предупреждаю, никаких краж больше! Понял? Я за тебя поручусь сейчас.
      – Не подведу! Обещаю, я не подведу! А оплата – сейчас везде так платят... Главное – хотя бы устроиться.
      Анна сняла трубку и набрала номер. На другом конце провода сразу же раздалось:
      – Контора «Новый путь» слушает.
      – Это Иноземцева. Мне бы с председателем поговорить.
      – Здравствуйте, Анна Николаевна. Соединяю.
      Раздался басовитый голос:
      – Анна Николаевна? Здравствуйте! Чем могу?
      – Здравствуйте, Семен Федорович! Просьба у меня к вам... Не возьмете на работу бывшего заключенного? Я за него ручаюсь.
      – Кем?
      – Комбайнером.
      – Как фамилия? Пусть подходит, оформим. Только пусть документы не забудет принести.
      – Спасибо, Семен Федорович! До свидания!
      Анна положила трубку и взглянула на Николая Евдокимова: – Поезжай, оформляйся! Сорокин тебя берет... Парень вскочил:
      – Спасибо, Анна Николаевна! Я теперь ваш должник.
      Иноземцева усмехнулась:
      – Ни о каком долге и речи быть не может. Работай!
      Анна нажала на кнопку селекторной связи:
      – Олег, посетителей еще много? – Никого больше нет.
      – Хорошо. С деревень не звонили? – Докладывали. Тихо всюду.
      Анна собралась отключаться, но голос Звягинцева снова ворвался в кабинет:
      – Анна Николаевна, тут ваша старшая сестра звонила. Просила напомнить вам о сегодняшнем числе. Я не понял с чем это связано.
      – Спасибо, Олег. Я все поняла.
      Павел увидел, как на лице женщины появилась улыбка и спросил:
      – Если не секрет, что это за шифровка? Иноземцева подняла голову:
      – Не секрет. Сегодня у отца день рождения, и я просила Лидию напомнить мне об этом. За всеми делами боялась забыть. Надо будет съездить, поздравить. Хотите со мной?
      – Хочу.
      – Поклянитесь, что никому не скажете, где они живут.
      – Клянусь!
      – Тогда сейчас я схожу куплю подарок и вернусь. Побудете здесь или со мной?
      – С вами.
      Вместе они вышли из здания милиции. Прошлись по центру. Светлов отметил, что все с большим уважением здороваются с Иноземцевой. Она часто останавливалась, о чем-то спрашивала, на что-то отвечала.
      Они пришли в универмаг... Иноземцева остановилась у полки с рыболовными принадлежностями, долго приглядывалась. Спросила Павла:
      – Вы рыбалкой не увлекаетесь? – Рыбак!..
      – Тогда, может, подскажете, хороший вот этот рыбацкий набор или плохой?
      Павел попросил продавца показать рыбацкий ящик. Долго придирчиво разглядывал, потом сказал:
      – Все, что нужно в нем есть. Отличный набор! – Тогда беру его!
      Анна заплатила деньги в кассу и взяла набор, объяснив Павлу:
      – Отец заядлый рыбак. Даже став инвалидом, он все равно ездит порыбачить. Тут один местный умелец ему к коляске мотор от мопеда приделал, и он теперь даже по склонам ездит. Сегодня увидите.
      Вернувшись в отделение милиции, Иноземцева сказала секретарю:
      – Олег, я сейчас уезжаю и до завтрашнего утра меня не будет в городе. Если что-то срочное, вызови Горина. Он найдет меня.
      – Хорошо, Анна Николаевна.
      Съездили в деревню... Павел удивился большому и хорошо ухоженному хозяйству.
      Загляделся на дом, красивый, удобный и спросил:
      – Кто здесь живет? Анна поправила:
      – Жили! Здесь жили мои сестры и родители... Дружно жили все три семьи, пока злая рука не попыталась убить их всех. Видите?
      Она указала рукой на стены, и только тут Павел заметил, что они испещрены осколками.
      – Кто-нибудь пострадал?
      Анна погладила стену дома:
      – По счастливой случайности нет. Это было всего месяц назад. Я еще не успела сделать ремонт, руки не доходят. Бросали через закрытые шторы, и преступник просто не видел, что комната пуста. Две гранаты одну за другой... Двери в кухню были открыты, мы как раз занимались с сынишкой моей младшей сестренки. Он нас отвлек. Преступник слышал громкие голоса и ошибся. В кухню тоже осколок залетел, тарелку в шкафу разбил и в стенке кухонного шкафа застрял. Рядом с головой мамы...
      – Я уже не хочу спрашивать о том, обращались ли вы в милицию... Думаю, что нет.
      – Правильно думаете. После этого взрыва я и спрятала родных. Кстати, муж моей старшей сестры узбек и единственный южанин на весь район. Они пять лет после свадьбы жили в Самарканде. А потом Талиб прислал мне письмо, где писал, что его соотечественники стали плохо относиться к Лидии и детям. Он спрашивал меня, не выгонят ли его из России, если он приедет с семьей. Мы с Андреем тогда как раз начинали хозяйство расширять... Они вернулись всей семьей и лучшего помощника трудно представить. Понимаете, нельзя ненавидеть целый народ! В нем ведь есть и хорошие люди и плохие. Мне почему-то встречалось больше плохих. Я ненавижу только тех, кто исковеркал жизнь мне и моим родным. Выгоняя кавказцев, я защищаю себя и жизнь людей, которые мне дороги!
      – Я слышал, что на вас были покушения и даже попытка похищения. Это правда?
      – Правда. Первый раз Мансуров попытался меня убить еще лет пять назад. Я ехала на машине в город, когда раздался выстрел. Пуля чиркнула меня по шее и застряла в соседнем сиденье.
      Иноземцева подняла волосы на шее, и Светлов увидел ровный длинный шрам... Женщина продолжала:
      – Во второй раз Ашот Мансуров попытался сжечь меня в бане вместе с племянницей. Это, кстати, была уже вторая попытка сжечь. Спасла собака, она завыла на цепи так, что из дома выскочили все, кто там был. Нас из бани вытащили. Тогда Ашот Мансуров чудом ушел от погони: в нашей машине посреди дороги кардан полетел. Мы тогда от него в каких-то ста метрах были. В третий раз он меня похитить хотел. Я тогда в доме Горина Юру прятала от милиции. Если бы не он, то меня бы убили. Поздно вечером обходила хозяйство, когда по голове чем-то крепко ударили, голову пробили. А Горин как раз в доме в окно смотрел. Выскочил и спугнул двоих черных. Они меня бросили и убежали. Юра в дом внес и никого будить не стал. Я очнулась, когда он меня перевязывал. Были и еще попытки... Даже городского пьянчужку пытались уговорить, за деньги, яду мне подбросить. Так он сам ко мне пришел и все рассказал. Яд отдал и все прощенья просил... Мансуров его пьяного уговорил, а он утром протрезвел и пришел ко мне с повинной. Светлов тихо спросил:
      – Ребята сказали, что вы троих из тех, кто ваших мужа и сына убил, поймали... Что вы с ними собираетесь делать?
      Анна отвернулась к окну. Павел увидел, как зябко передернула она плечами, а потом глухо сказала:
      – Сегодня я решу это с родителями мужа и моими.
      – Его родители тоже там? Она удивленно обернулась:
      – Ну да! А вы не знали? Я люблю их как своих, и к ним тоже приходили угрозы, чтобы со мной не общались. Только Иван Андреевич и Мария Игнатьевна не бросили меня после смерти сына и внука. Я им Андрея заменила, он ведь у них единственный был. Так что я и за них в ответе! Поедем, а то мы и так задерживаемся! А туда не ближний край добираться. Лидке сегодня пришлось побегать, чтобы позвонить. До ближайшего телефона километров десять будет.
      В машине Анна неожиданно сказала:
      – Родители знают, что я совершила переворот и страшно переживают за меня. Вы уж не сгущайте краски, ладно? Не пугайте их. Они и так напуганы.
      Добираться пришлось почти два часа. Лесная дорога, вся в колдобинах и ямах, не давала ехать быстро. Иноземцева объяснила:
      – Родные спрятаны у лесника на дальнем кордоне. Племянницу Михаила Дмитриевича или попросту Митрича, черные изнасиловали и выбросили из машины в пяти километрах от города. Я ее тогда по дороге подобрала и домой к себе увезла. Наташа у меня неделю жила. Ей сейчас девятнадцать, а тогда четырнадцать было. С родителями ее говорила... Так что Митрич – свой человек. У него тоже счет к кавказцам имеется и моих он принял с радостью. К тому же там постоянно находятся два охранника. Парни сами попросились. Талиб с Сашей, зятья, тоже вооружены. Отец, хоть и в инвалидной коляске, а стреляет хорошо. Свекор мой охотничал всю жизнь, а уж Митричу сам Бог велел научиться стрелять! Себя в обиду не дадут и поодиночке в лес не ходят.
      Большой дом на берегу озера появился неожиданно... Возле высокого резного крыльца столпились люди. Павел издали заметил оружие в руках мужчин. Женщин среди них не было, но вдруг на крыльцо выскочил мальчишка и закричал так, что даже в машине стало слышно:
      – Вылезайте все! Это тетя Аня!
      И заспешил по ступенькам вниз. Анна рассмеялась: – Это Ванюшка! Младший племянник... Он всегда такой шумный. Что поделать, ведь всего четыре года непоседе!
      Она остановила машину у крыльца. Выбралась, хотела потянуться, но Ванюшка с разбега уткнулся ей в колени и едва не сшиб с ног. Высокий смуглый мужчина успел подхватить ее под руку:
      – Держись! А то этот постреленок собьет!
      Анна подхватила ребенка на руки, несколько раз поцеловала:
      – Ах ты разбойник! Какой же ты смуглый стал, почти как дядя Талиб...
      Оглянулась на смуглого мужчину, потом на подходившего Павла:
      – Спасибо, Талиб! Всем здравствуйте! Знакомьтесь – это Павел Юрьевич Светлов, оперуполномоченный из области. Можете при нем не таиться. Сегодня Павел Юрьевич побьшал с нами в соседнем районе и думаю, что узнал много нового.
      Павел оглядел родственников Иноземцевой, заметил, что оружия уже нет, и сказал:
      – Зовите меня просто Павлом или Пашей. Прошу прощения за вторжение в ваш семейный круг, но...
      Договорить ему не дали. Седой мужчина в инвалидной коляске протянул ему руку:
      – Николай Васильевич, отец Анны. Не нужно оправдываться, мы гостям всегда рады! Вот знакомьтесь, зятья мои – Талиб и Александр, это дочери – Лидия и Ирина, а это их отпрыски...
      Он указал рукой на восьмерых разновозрастных внуков:
      – Ольга, Инга, Колька, Васька, Танька, Машка, Борька и Ванюшка. Мояжена – Татьяна Ивановна. А это Михаил Дмитриевич, хозяин этого дома, где мы приют нашли. Те два молодых человека – охрана, что наша федняя дочь к нам приставила, Алексей и Виталий. И сдается мне, что быть им зятьями моей старшей дочери!
      Николай Васильевич рассмеялся, а Инга и Ольга покраснели и буркнули:
      – Да ну тебя, дедушка! Скажешь тоже...
      Ребята-охранники, как заметил Светлов, отвернулись при этих словах и тоже покраснели. Анна, обнимая за плечи, подвела к нему двух стариков:
      – Иван Андреевич и Мария Игнатьевна – мои вторые родители.
      Свекровь неожиданно сказала Анне:
      – А ростом-то он на Андрюшу смахивает!..
      Анна побледнела и убежала в дом. Иван Андреевич укоризненно сказал жене:
      – Ну что ты ее душу-то рвешь? Повернулся к Павлу:
      – Не обращай внимания, сынок... Анютка теперь как дочь нам и к нам она относится как к родным. Но если у вас слюбится, мы против не будем! Сына нашего все равно не вернуть, а ей не гоже одной весь век быть.
      Павел почувствовал себя неловко и начал было оправдываться:
      – Она меня привезла, чтобы одного в городе не оставлять. Я ведь здесь чужой всем.
      Мария Игнатьевна, вытирая слезы, сказала:
      – Глупый ты! Ты Анютке Андрея напомнил, только она тебе никогда этого не скажет – гордая! И привезла она тебя сюда не случайно: нам тебя показать решила. Не обижайся на стариков и на нее тоже. Шесть лет она одна, сколько можно?
      Старики подошли к нему совсем близко и Павел неожиданно для себя обнял их обоих, ни слова не говоря... Застрявший в горле комок мешал говорить, но на сердце стало радостно. Все вокруг гомонили. Женщины накрывали на соединенные друг с другом столы, поставленные прямо у крыльца. Младшие ребятишки, под руководством Анны, таскали припасы из машины. Ольга и Инга хихикали с охранниками. Павел тоже включился в общую суматоху, спросив пробегавшую мимо Лидию:
      – А мне что делать? Та обернулась, ответила:
      – Раз и вы включились, то открывайте все банки, что вон там, на завалинке, стоят... Консервный нож там должен быть. А если нет, то в доме спросите.
      Павел попросил:
      – Зови меня на «ты», ладно? И остальным скажи... Подъехал на своей коляске Николай Васильевич: Светлов достал сигареты, предложил:
      – Курите!
      Николай Васильевич отказался:
      – Лет двадцать назад бросил.
      Павел затянулся:
      – Анна поймала трех кавказцев, что ей горе причинили... Я, конечно, понимаю, что это нелюди, но не могу я смириться с тем, что она их без суда и следствия может прикончить. Поймите меня правильно, убив их, ваша дочь уподобится им.
      Лицо Николая Васильевича затвердело. На скулах заходили желваки:
      – Что ты предлагаешь? Чтобы она отпустила их?!
      – Нет! Раз они хладнокровно убили ребенка, значит, это не первое их убийство. Надо найти людей, которым они тоже причинили горе, и устроить показательный суд. С прокурором, адвокатами, защитниками, свидетелями и присяжными заседателями. Что решит народ, то им и будет... Против толпы обвинителей даже областной суд, думаю, не сможет ничего сделать.
      – Наверное, ты прав. Но как найти этих людей? Будь у меня ноги здоровыми, я бы не побоялся никаких Мансуровых и нашел их. А у Ани сейчас и так столько забот!
      – Я попробую. Только помогите мне убедить Анну не убивать их. Поговорите с Иваном Андреевичем и Марией Игнатьевной. Пусть они тоже попытаются убедить ее, хотя бы на время, отложить месть. Убей она их без суда – ее снова посадят... Разве это выход?
      – Хорошо! Хотя это будет нелегко.
      На крыльце появилась Анна и прервала их разговор криком:
      – Все к столу! Быстро-быстро! Папа, а ты чего в сторонке? Ради тебя весь этот сыр-бор устроили, аты прячешься! Ну-ка давай в центре садись. Ребята...
      Анна обернулась к охранникам:
      – ... а вы чего? К столу живо!
      Павла посадили на скамейку рядом с Анной. Сквозь ткань брюк он чувствовал тепло ее бедра, и от этого было не по себе. Домашнее вино оказалось забористым, и в голове у Павла зашумело. Иноземцева иногда поглядывала на него, подкладывала салаты и закуски. Он тоже пытался ухаживать за ней, но почему-то все его ухаживания выглядели какими-то неуклюжими. Анна ушла в дом и вскоре вернулась с гармошкой. Протянула ее отцу:
      – Папаня, ну-ка давай! Нашу! «Барыню»!
      Николай Васильевич пробежался пальцами по клавишам, как бы пробуя мелодию, и гармонь заговорила: «Барыня, барыня, сударыня-барыня...» На плечах Анны откуда-то появился платок и она поплыла по кругу плавно, как лебедушка. Вышел в круг Иван Андреевич и началось! Такого перепляса Павел ни разу в жизни не видывал... Он внимательно вглядывался в пляску старика, когда на его плечи вдруг упал платок. Он поглядел на проплывающую мимо Анну. Лидия, сидевшая напротив, крикнула:
      – Выходи! Анька тебя плясать приглашает! Он крикнул беспомощно:
      – Да не умею я!
      – Как сможешь!
      И Светлов вышел в круг... Вначале получалось плохо, он глядел на Ивана Андреевича и старался подражать ему. Потом дело наладилось и даже, пойдя вприсядку вокруг Анны, он не упал на спину, как того боялся. Глаза женщины в сумерках казались почти черными... Они манили за собой, звали куда-то! И он шел навстречу этим глазам и чувствовал, как в них растворяется его душа... Когда Николай Васильевич закончил играть, сердце Павла колотилось, как птица в клетке. Он присел на верхней ступеньке крыльца, рядом опустился запыхавшийся Иван Андреевич:
      – Ох, молодец! Здорово у тебя получается! Павел усмехнулся:
      – Первый раз в жизни плясал, а вы говорите «здорово»!
      – Тогда тем более! Вот погоди, сейчас Анютка немного отдохнет, она еще и «Цыганочку» спляшет! Она у нас плясать мастерица!.. К выпивке-то, я смотрю, ты не падкий. По жизни не пьешь или завязал?
      – Не пью по жизни! В праздник иногда рюмку-другую. А так и не тянет...
      Старик заметил, что Светлов, не отрываясь, смотрит на Анну и сказал:
      – Это хорошо. Вот ты думаешь, Анна сейчас вино пьет?
      Он указал рукой на невестку, которая лихо опрокинула целый стакан и продолжил:
      – Нет! Она хитрая, раньше всех свой стакан наливает яблочным соком и под видом вина пьет. Она и меня, старика, однажды обманула во время праздника. Смотрю – пьет. Да все по целому стакану! И не пьянеет! Я тоже давай по целому стакану! И под стол свалился... Утром просьшаюсь, Андрей на меня смотрит и говорит: «Ты что это, пап, вчера так напился?» Я ему рассказал, так он давай хохотать. И объяснил мне, как Аннушка всех обманывает... Даже сестры ее не знают про этот фокус.
      Павел рассмеялся, а Иван Андреевич предложил:
      – Может, и мы ее обманем? Должна же она хоть немножко расслабиться...
      – Как это?
      – Ты сейчас с ней рядом сядешь, а она плясать пойдет. Налей ей уже не соку, а когда снова сядете, подними тост за ее отца... Ей придется выпить.
      Светлов согласился... Спустился с крыльца, сел рядом с Анной. Она спросила:
      – О чем это вы с моим свекром беседовали?
      – Он похвалил меня за пляску, а ведь я впервые плясал... Иноземцева вздернула брови:
      – Вот уж бы не подумала! Павел, а «Цыганочку» со мной плясать пойдешь?
      – Пойду, только немного пригляжусь к движениям.
      – Тогда сейчас и спляшем.
      Анна встала, подошла к отцу, обвила его шею руками и попросила:
      – Пап, сыграй «Цыганочку», пожалуйста!
      Николай Васильевич улыбнулся:
      – Не наплясалась еще?
      – Нет! Я бы всю ночь могла проплясать, лишь бы ты играл.
      Мелодия началась с легких еле слышных аккордов, сначала медленная, потом все быстрее и быстрее. Павел обменял свою рюмку с вином на рюмку Анны, немного понаблюдал за пляшущим Сашей и вышел в круг. Едва танец закончился и они сели, Павел встал и попросил слова. Наступила тишина:
      – Я среди вас человек чужой, но хотел бы тоже выпить за здоровье Николая Васильевича. Счастья вам и радости!
      И залпом выпил свою рюмку – там действительно был сок. Анна придвинулась к нему и прошептала:
      – Я вам припомню эту подмену рюмок! Свекор меня провел все-таки... Теперь-то я понимаю, о чем вы шептались. Остальным хоть не говорите...
      Павел наклонился к ней:
      – Могли бы и не предупреждать! А сейчас – еще одну рюмочку и можете дальше пить свой сок.
      Анна рассмеялась:
      – Коварный ты человек, Паша!
      Гулянка продолжалась до глубокой ночи... К Павлу подсели сестры Анны с мужьями, втянули его в разговор, и он уже не чувствовал себя чужим среди этих людей. Под звездами далеко разносились над водой застольные песни. Павел краем глаза заметил, что Анна с отцом о чем-то разговаривают. Лицо Иноземцевой было мрачным, но все же она, похоже, соглашалась с тем, что говорил ей Николай Васильевич. Ребятишки ушли спать. Охранники и старшие девушки исчезли. Все вместе начали убирать со стола. Анна все еще говорила о чем-то с отцом... Павел вместе со всеми уносил посуду в дом, но выйдя в очередной раз за тарелками, Иноземцевой за столом не увидел. Ее отец сидел за столом один, опустив голову. Увидев Светлова, сказал:
      – Павел, поговорите с ней сами... Она, вроде бы, и слушает, но ненависть переполняет ее душу! Андрей и Ванечка были для нее смыслом жизни. Она говорит, что ей безразлично, что с ней будет дальше. У нее больше не может быть детей и она зациклилась на этом. Сейчас пошла пройтись вдоль берега. Вы ее там найдете. Прихватите куртку для нее – стало прохладно.
      – Я найду ее, Николай Васильевич, вы не беспокойтесь!
      Павел прихватил куртки из машины и двинулся вдоль берега, заметив вдали силуэт бредущей женщины. Он, не спеша, шел следом и видел, как Иноземцева пару раз оглянулась. Она не остановилась, но Светлов медленно приближался к ней. Наконец подошел почти вплотную. Анна не оглянулась, но тихо спросила:
      – Зачем вы пошли за мной, Павел Юрьевич?
      – Хочу поговорить.
      – Отец мне сказал все, о чем вы говорили. Я понимаю вашу правоту разумом, но сердце говорит мне: отомсти!
      Анна огляделась и присела на сухое бревно у самой воды, зябко поведя плечами. Павел осторожно накинул ей на спину куртку, встал рядом и глядя в затылок, тихо сказал:
      – Анна Николаевна, я не хочу, чтобы вы снова сели в тюрьму из-за мрази. Их должны осудить не только вы, но и прокурор. Таковы законы.
      Он присел на бревно рядом, спиной к Иноземцевой и снова заговорил:
      – Мы знакомы с вами чуть больше суток, а мне кажется, что целую жизнь... Я не хочу терять тебя, Аня!
      Он уронил голову на руки и застыл. Иноземцева долго молчала, потом поглядела на Павла и вздохнула:
      – Не надо, Павел! Я испорчу вам и жизнь и карьеру. Я ведь старше вас на целых пять лет и к тому же не могу больше иметь детей. Вы напомнили мне мужа и лицом и фигурой, на мгновение я просто забылась. Простите, если обманула ваши надежды...
      Она резко встала и пошла по берегу дальше. Светлов тоже вскочил. Догнал, схватил за плечи и развернул к себе. Спросил:
      – Неужели ты думаешь, что для меня карьера главное? Дети? Конечно, это прекрасно, но тоже не самое главное. А уж возраст тут совсем ни при чем! Ты о себе когда-нибудь думала? Молодая, красивая и одинокая... Сколько ты так жить думаешь? Андрея не вернешь, а себя губить не стоит. Пусть это жестоко, но он бы тебе, наверное, тоже так сказал.
      Светлов наклонился и поцеловал Анну. Он и сам не мог понять, как это у него получилось... Ее губы не ответили ему, и Павлу показалось, что он поцеловал статую. Он покачал головой, развернулся и медленно побрел к дому... Через короткое время сзади раздались торопливые шаги, женская рука схватила его возле локтя:
      – Павел! Не обижайтесь... Я командую районом и боюсь ошибиться. Получается, что в делах района разобраться легче, чем в собственной жизни. Дайте мне время разобраться и не обижайтесь!
      Он остановился и спросил:
      – Ты замерзла?
      Она кивнула головой, и Павел распахнул куртку на груди:
      – Иди сюда!
      Прижал ее к себе, укрыл полами куртки и подняв голову вверх, посмотрел на звезды, чувствуя, как рядом бьется ее сердце. И на душе было так спокойно...
      Когда они подошли к дому, там было тихо. Все спали, лишь на крыльце сидели Митрич и отец Анны. Лесник встал:
      – А мы вас ждем! Надо же показать, где вам спать. Иноземцева ответила:
      – Не стоило. Мы ведь могли бы проспать и в машине. Тем более, что рано уедем. Отец возразил:
      – Во сколько бы не уехали, а поспать надо! Как я заметил, ты в последнее время почти не спишь. Так ведь тоже нельзя! Митрич, ну-ка давай командуй!
      Тот распорядился:
      – Ты, Анна Николаевна, ляжешь на терраске, в пологе. Там сейчас один Ванюшка спит. Думаю, вам места хватит. Ну, а тебя, Павел, положим на кухне, на диване... Поместишься, хоть и большой!
      Анна усмехнулась:
      – Митрич, что же ты меня так официально-то именуешь? Раньше-то, вроде, Аней звал...
      Старик крякнул:
      – Нельзя тебя теперь иначе звать! Ты – глава района и, как мы слышали, хороший глава. Иноземцева удивилась:
      – Откуда слышали? Приходил, что ли, кто?
      – Не приходил... Радиоприемник у меня есть, и местное вещание каждый вечер слушаем всей семьей. Даже ребятишки!
      Анна повернулась к Павлу:
      – О радио я и не вспомнила! Значит, выступают? И что говорят? Лесник снова сел на ступеньку:
      – Ну, что говорят?... Известно что! Хвалят тебя, люди выступают, новости рассказывают. Перед вашим вчерашним приездом тоже слушали и о событиях в Демидовке и Копейково уже знаем. Молодец, что без кровопролития обошлось!
      – А кто выступал, не запомнили?
      – Кто и всегда: сначала Краснов, потом председатели, а уж потом Горин.
      Иноземцева ахнула:
      – Юрка!
      Павел тоже удивился:
      – Ни за что бы не подумал, что из него может выйти радиообозреватель!
      Анна спросила:
      – Пап, часто он выступает?
      – Как переворот произошел, практически каждый вечер... Так что мы в курсе всех твоих дел.
      – Ладно, я вас и так ото сна оторвала, идите спать... Я тут немного посижу. Горин, Горин... Вот это номер! Значит, он не забыл про радио!
      Лесник и отец отправились спать, еще раз попросив:
      – Шла бы ты спать, дочка! Время позднее!
      Павел присел рядом:
      – Что будешь делать с Юркой?
      Она поглядела искоса на Светлова и ответила:
      – Ничего. Благодарность объявлю, что не забыл, как все, о станции вещания. Ладно, пошли спать! Нам с тобой отдыхать осталось часа два, не больше...
      Едва солнце встало, Анна вошла в дом. Павел спал на спине, широко раскинув руки. Анна разбудила оперативника, прошептав на ухо:
      – Пора вставать! Только тихо, все спят...
      Но едва вышли из дома, как следом за ними появились родители Анны, свекор, свекровь и Митрич. Иноземцева замахала руками:
      – Ну что вы все повскакали? И так всю ночь не спали из-за меня! Иван Андреевич ответил:
      – Наш, стариковский, сон короток... Мы наотдыхаемся еще, а тебя проводить надо!
      Мария Игнатьевна обняла Анну:
      – Будь здорова, Аннушка! Береги себя!
      Иноземцева расцеловалась со всеми и подошла к машине. Павел тоже попрощался и сел в «Джип». Машина отъехала, а на крылечке все стояли и махали руками вслед родные Анны, облитые первыми солнечными лучами. Светлов оглянулся и пожалел, что не взял фотоаппарата... Такими он и запомнил родителей Анны.
 
      В городе Иноземцева проехала к отделению милиции. Поздоровалась с дежурным и спросила:
      – Олег снова здесь спит?
      Молоденький милиционер кивнул:
      – В вашем кабинете на диване.
      – Та-а-ак!
      Анна стала подниматься наверх, объяснив Павлу:
      – Звягинцев практически не ходит домой. Мать приносит ему прямо в отделение одежду и еду. Он постоянно в курсе всех дел в районе и все боится что-нибудь пропустить.
      – Как он стал твоим секретарем?
      – Даже и не знаю – просто стал и все! Он в ночь переворота от меня ни на шаг не отходил. Все поручения мгновенно исполнял, к тому же и печатает неплохо. Олег ведь внешкор местной газеты и сдается мне, что это его статьи печатают под псевдонимом «Бойцов». В городе ни одного человека нет с такой фамилией. А статьи толковые! Хочешь почитать?
      – Да.
      – Тогда зайди в комнату отдыха, на столе подшивка. Две недели уже пишет этот Бойцов. Комната вот...
      Анна указала на дверь справа, и Павел зашел туда, а Иноземцева прошла к своему кабинету. Олег спал на диване, укрывшись байковым одеялом. Едва дверь открылась, Звягинцев вскочил:
      – Ой, Анна Николаевна, а я тут спал... Иноземцева остановилась, укоризненно сказала:
      – Олег! Спи дома и приходи сюда хоть к восьми, хоть к девяти часам, как все нормальные люди. Я очень благодарна тебе за работу, но мне не нравится, что ты себя так мучаешь... Ты еще молод, тебе отдых нужен полноценный.
      Парень покраснел, как девушка, и ответил:
      – Анна Николаевна, а мне нравится с вами работать! Мать бездельником меня звала, пока я у вас не стал работать, а сейчас гордится... Говорит, что я человеком стал! Так что вы за меня не беспокойтесь.
      Иноземцева улыбнулась:
      – Спасибо, Олег! Но отдыхать нормально все же надо! Раз уж ты такая беспокойная душа, я привезу тебе подушки, простыню, одеяло и положу здесь в шкаф.
      – Спасибо, Анна Николаевна! Но не стоит...
      – Стоит, стоит! Новости есть?
      – Азер тот, что вы в город отправили с письмами, назад в Кошиково вернулся. Он никого из своих не нашел. Все исчезли! Ребята удивились, что он тоже не исчез. Спрашивали, что делать. Я сказал, что вас нет. Ответили, что дело не срочное. Сейчас позвонить должны.