4

— Твой предок прочитал классную проповедь, — сказал Чарли Кентон, стоя рядом с Шарлин Спаркс у раковины в подвале Новой апостольской церкви.

После утренней службы спустился туда вместе с ней и прочими добровольцами, готовя еженедельно организуемый церковью воскресный обед для бедных и бездомных. Раковина старая, проржавевшая, большая газовая печка помятая и обшарпанная, однако обе свое дело делают. Линолеум загибается по углам на полу старый жестяной потолок облупился, но все кажется новехоньким в окружавшей его атмосфере бескорыстной любви.

Он только что начистил полбушеля картошки, плевав на болевшие пальцы. Чарли делает доброе дело.

— Да, слава богу, — ответила Шарлин. — Отец нынче в ударе.

Он украдкой взглянул на нее, оторвав глаза от картофелины, гадая, что бы еще сказать. Надо сказать что-нибудь. Ждал случая поболтать наедине и дождался, а башка пустая. То ли из-за ее красоты, душевной и телесной, то ли потому, что она будто не знает о собственной красоте.

Волосы заплетены в тугие косички, большие карие глаза, улыбка, от которой коленки подкашиваются... Одета в белую футболку под широким джинсовым комбинезоном с нагрудником, под которым хорошо просматриваются полные груди. Туда Чарли вообще старается не смотреть.

До обращения в веру он сроду не страдал косноязычием. В прежние времена, когда еще не вышел из игры, расхаживал весь в цепях и шелках, всегда с маленькой заначкой дури и травки. Женщины — суки, телки, в размалеванных шмотках, с размалеванными физиономиями, в париках, с огромными громыхавшими циркониевыми серьгами, — сплошная фальшивка, но легкодоступная. Чарли бочком подваливал, предлагал для расслабления того или другого зелья, сладко облизывал телку пару раз сверху вниз, и они быстро мотали в берлогу, к нему или к ней.

Он покачал головой. Греховная жизнь. Правда, до конца дней можно еще искупить прошлое.

— Шарлин, — прозвучал низкий голос, — ты не возражаешь, если мы с Чарльзом чуть-чуть посекретничаем?

Подняв голову, Чарли Кентон увидел преподобного Джосайю Спаркса, высокого мужчину, черное лицо которого казалось еще чернее в обрамлении гривы седых волос и бороды. Он только что пришел, сменив священническое облачение и воротничок после службы на рабочую рубашку и такой же, как у дочери, комбинезон с нагрудником.

Шарлин бросила на Чарли озабоченный взгляд:

— А... э-э-э... конечно, папа.

Она пошла к печам, преподобный внимательно осмотрел Чарли сквозь толстые линзы очков без оправы.

— Думал ли ты о том, о чем мы говорили?

— Да, преподобный. Каждый день думаю.

Преподобный Спаркс взял нож, начал резать очищенную картошку на четыре части, бросая кусочки в кастрюлю. Потом ее надо будет сварить и размять.

— Что решил?

Он помедлил с ответом.

— Точно пока ничего.

— Речь идет о твоей душе, сын мой. О бессмертной душе. Разве можно хоть миг колебаться?

— Я бы не колебался... не будь Лайл моим братом...

— Не имеет значения, что он твой брат. Он вводит тебя в искушение, приобщает к творимому злу. Ты должен с ним порвать. Вспомни: «И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну...»[15]

— Слово, — отозвался Чарли.

— Да. Слово Божие, изреченное устами Матфея и Марка.

Чарли огляделся. Шарлин далеко — не слышит, рядом никого. Преподобный шепчет тихо. Хорошо. Не хочется, чтобы вся паства узнала об его проблемах. Особенно Шарлин.

Порой он себя спрашивал, не зря ли рассказал преподобному, что брат занимается спиритизмом. Теперь священник видит в нем члена паствы, которому грозит опасность лишиться спасения, и твердо решил этого не допустить.

— А как насчет его души, преподобный? Я вовсе не хочу, чтоб он жарился в вечном огне.

— Ты говорил, что свидетельствовал перед ним верно?

— Да, много раз. Очень часто. Он просто не слышит.

Преподобный кивнул:

— Твои слова — зерна, посеянные на каменистом месте. Правда, не отступайся, никогда не оставляй нуждающуюся душу, но и своим спасением не пренебрегай. Сначала прочно огради себя, а потом уж заботься о брате. И немедленно отойди от его сатанинских занятий.

Чарли раздраженно отвел глаза. Никакой преподобный не имеет права так говорить о Лайле.

— Он вовсе не сатанист.

— С виду, может быть, нет, только делает сатанинское дело. Иисус предупреждал: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные».

Чарли совсем разозлился:

— Он не волк, преподобный.

— Взгляни в лицо фактам, сын мой. Он уводит души от Иисуса, делает сатанинское дело. Рядом с ним ты становишься соучастником. Прежде всего выйди из-под его влияния, потом борись со злодеянием. Лучше всего — веди его к спасению.

Чарли сдержал смешок. Вести Лайла? Он сроду ни за кем никуда не пойдет.

— Это не так-то просто.

— Хочешь, я с ним побеседую? Может быть...

— Нет! — Он с ножом в руках дернулся, чуть не порезался. — То есть лучше бы ему не знать, что я протрепался. Знаете, он не любит, чтоб чужие мешались.

Чарли до сих пор не открыл преподобному, где живет и работает Лайл. Не надо, чтоб церковные прихожане связывали его со спиритическим медиумом Ифасеном. Поэтому выбрал церковь не в Куинсе, а в Бруклине. Каждую неделю долго едет в подземке, однако дело того стоит.

— Тогда сам действуй, сын мой. А я за тебя помолюсь.

— Спасибо, преподобный. Мне позарез нужны ваши молитвы, потому что уйти будет трудно. Ведь это мой кровный единственный брат. От семьи вообще ничего не останется...

Никак не объяснишь — преподобный Спаркс никогда не поймет, — что они с Лайлом в одной команде. Стали одной командой после смерти мамы. Брат прикинулся взрослым мужчиной, чтоб их не разлучили, обманом добился государственного куска хлеба с маслом, чтобы они не умерли с голоду, и с тех пор они вместе дурачат весь мир. Как теперь объявить об уходе, глядя в глаза Лайлу, который так старался не расставаться с меньшим братишкой?

И еще кое-что невозможно сказать преподобному, признаться в темном грехе: Чарли нравится эта игра. Фактически, он ее обожает. Любит придумывать новые трюки, ошеломлять лопухов. Клево, когда сеанс идет по сценарию, колокольчики и свисточки работают... Лайл держит рыбок в руках, и сам Чарли играет немалую роль. В такие моменты ловишь истинный кайф, лучше всякого кайфа, лучше, чем раньше от коки и травки.

Ради спасения своей души он готов это бросить.

И что потом делать?

Вот вопрос. На что он еще годится? Устраивать спецэффекты в театре? Не имея никакого опыта, придется начинать с подручного за ничтожную плату, с трудом продвигаясь... куда?

В нормальном мире ему никогда не достичь тех высот, на которые его вывела работа с Лайлом.

Работа с Лайлом — настоящее дело, от которого дух захватывает.

И вот преподобный требует расстаться с братом, с которым они всегда были вместе. Впрочем, он прав. Чтобы спасти свою душу и стать достойным Шарлин, Чарли уйдет от Лайла. Скоро.

5

Поднимаясь в лифте на четырнадцатый этаж, Джек разглядывал свое отражение в зеркальной стене. Выдул розовый пузырь из большого куска жвачки, полюбовался. Решив придать себе эксцентричный вид, выбрал парик под барабульку — с коком спереди, длинный, густой на затылке, — верхнюю губу украсил пышными темно-каштановыми усами, надел светло-зеленую ковбойскую рубашку, застегнутую по горлышко, темно-зеленые саржевые брюки, ботинки «доктор Мартенс». Обмотавшись толщинками, соорудил животик средних размеров. Жалко, уши до сих пор не проколоты — кусочек горного хрусталя внес бы очень симпатичный заключительный штрих.

Проверил, как сидит парик, убедился, что длинные пряди надежно скрывают наушник в левом ухе. Вчера вечером они с Чарли среди прочего установили жучок в командном центре Карла Фостера. Приемник приклеен липкой лентой к пояснице, тонкий, почти невидимый проводок протянут под воротник и за ухо.

Взяв такси у своего дома в Верхнем Вестсайде, он без предварительной договоренности вошел в подъезд дома, где обитала мадам Помроль, за полчаса до назначенного на сегодня сеанса с богатыми клиентами. В вестибюле дежурил швейцар. К счастью, круглосуточной охраны не было, иначе им с Чарли не удалось бы вчера решить свою задачу. А так они просто открыли стеклянную парадную дверь дубликатами ключей Фостеров и вошли.

Швейцар, черноволосый латиноамериканец по имени Сильвио, разрешил звякнуть из вестибюля наверх. Джек сообщил ответившему мужчине — предположительно Карлу, — что хотел бы договориться об индивидуальном сеансе в ближайшее время.

Последовало приглашение подняться.

На стук в дверь квартиры 14-Б вышел Фостер, одетый гораздо лучше вчерашнего, с головы до ног в черном — черный вязаный свитер с высоким воротом, черные туфли, черные носки. Понятное дело. Кожа вокруг глаз и рта слегка покраснела — раздражение от липкой ленты? — в остальном не так плохо с учетом произошедших событий.

Лоб, видимо, всегда сморщен, брови вечно изумленно вздернуты. Вчера это в глаза не бросалось. Впрочем, вчера у него был весьма основательный повод для изумления.

Он провел визитера в маленькую приемную, меблированную антикварным письменным столом и полудюжиной мягких стульев. Приглушенные цвета стен и пушистого восточного ковра создают атмосферу покоя, уюта, хорошего вкуса, богатства. Видно, бизнес у мадам удачный.

Хозяин протянул руку:

— Добро пожаловать в Храм Вечной Мудрости мадам Помроль. Меня зовут Карл Фостер...

— Батлер, — внеся в произношение южную нотку, представился Джек, отвечая пламенным рукопожатием. — Боб Батлер. Приятно познакомиться. — Он огляделся, жуя с открытым ртом резинку. — Где леди?

— Мадам? Готовится к прорицанию.

— Надо бы поговорить.

— Я думал, вы хотите записаться на индивидуальный сеанс...

— Хочу, только сначала лучше потолковать с главным боссом.

— Боюсь, это практически невозможно. Время мадам Помроль крайне дорого. Однако могу вас заверить, что она мне полностью доверяет. Я проверяю каждого клиента и договариваюсь о приеме.

Естественно, но Джек решил разыграть деревенского хама.

— Проверяете? Зачем это меня проверять? Намекаете, что я не так хорош для той самой мадам?

— Нет, конечно. Дело просто в том, что определенные религиозные, даже атеистические объединения не одобряют деятельности мадам. Постоянно стараются попусту отнять у нее время, даже пытаются сорвать сеансы.

— Я-то думал, она их сама с первого взгляда раскусывает, будучи экстрасенсом и прочее.

Фостер выдавил бледную улыбку:

— Мадам — спиритический медиум. Эти понятия часто путают.

— А есть разница?

— Разумеется. Очень многие так называемые экстрасенсы — обыкновенные шарлатаны, ничуть не лучше фокусников, исполняющих вставные номера на церковных представлениях. А мадам обладает особым, дарованным Богом даром общения с духами мертвых.

— В будущее, стало быть, не заглядывает?

— Иногда. Однако надо помнить, что сообщения она получает от духов, которые не во все ее посвящают.

— Знаете, я не вхожу ни в какие религиозные общества. Можете не волноваться. Просто есть пара серьезных вопросов к моему дяде. Самого его не спросишь — он уже упокоился, — поэтому решил пойти к экстрасенсу.

Такую Джек выбрал легенду. Запишется на завтра и пропустит встречу.

— Что за вопросы? — небрежно поинтересовался Фостер, проходя за стол.

Хороший помощник. Старается предварительно как можно больше вытянуть из клиента.

Джек улыбнулся, хотя позволил просочиться раздраженной нотке.

— Если б я думал, что вы на них ответите, зачем мне нужна тогда ваша мадам?

Фостер изобразил добродушную улыбку:

— Действительно. Кстати, кто вам посоветовал обратиться к мадам Помроль?

— Никто. Нынче утром в газете читал. Думаю, раз уж она на такой короткой ноге с духами, что они с ней шутки шутят, ее-то мне и надо.

Фостер, кивнув, достал лист бумаги из верхнего ящика письменного стола, указал на стул с другой стороны:

— Садитесь, пожалуйста, заполняйте анкету.

— Это еще зачем?

— Простая формальность. Возиться никому не хочется, но, как я уже говорил, обстоятельства нас вынуждают проверять клиентов. — Он протянул авторучку. — Ответьте, пожалуйста, на все вопросы, я пока просмотрю расписание, постараюсь устроить индивидуальный сеанс.

— Между прочим, сколько он стоит?

— Полчаса пятьсот долларов, час — тысячу.

Джек сунул жвачку за щеку, негромко присвистнул.

— Круто, черт побери.

— Лучше, чем мадам Помроль, не найдете, — объявил Фостер.

— Будем надеяться.

Посмотрев ему вслед, Джек притворно сосредоточился на анкете, зная, что за ним следит видеокамера. В детектор задымления на потолке встроен миниатюрный широкоугольный объектив, а монитор стоит в одной из дальних комнат. Фостер наверняка уже прилип к экрану, дожидаясь, когда посетитель полезет в ящики стола. Но он вчера уже просмотрел содержимое, убедившись, что в ящиках нет ничего, кроме ручек, скрепок и анкетных бланков.

С помощью камеры можно отлично проверить незнакомую потенциальную рыбку, особенно в сочетании с тремя микрофонами, установленными в разных точках комнаты. Перед групповым сеансом лопухи обычно болтают в приемной, сообщая подслушивающим устройствам драгоценную информацию, которая сильно теряет в цене, если не видеть, кто что говорит.

— Что там, черт побери, происходит? — раздался в миниатюрном наушнике голос мадам Помроль. — Что это за мужлан долбаный?

— Новая рыбка.

— Отлично! Попался, дубина. Подсекай, малыш.

Правильно, мысленно поддержал ее Джек. Подсекай и вытаскивай.

Анкета содержала набор стандартных вопросов — имя, фамилия, адрес, телефонные номера и так далее, среди них притаилась и графа для номера социального страхования.

Джек спрятал улыбку. Не выйдет, ребята. Имея в запасе кучу номеров — сплошь липовых, — он здесь, тем не менее, ни одного не напишет. Сколько же потенциальных клиентов, старательно заполняя анкету, автоматически проставляют свой номер, не догадываясь, какую важную финансовую и прочую информацию извлекает из этого медиум!

Он представился Бобом Батлером, зная некоего Роберта Батлера из небоскребов «Миллениум» в дорогом многоэтажном жилом комплексе на Западных Шестидесятых. Указав его адрес, в телефонную графу вписал номер одного из своих многочисленных автоответчиков.

Вернувшийся с ежедневником Фостер просмотрел почти заполненную анкету. От пристального взгляда Джека не ускользнуло, как он на миг огорченно прищурился — безусловно, дойдя до пустой графы для номера социального страхования. Впрочем, помощник мадам Помроль промолчал. Разумно. Не стоит поднимать шум вокруг этого пропуска, проявляя слишком большой интерес к положению клиента в обществе.

— Итак, — сказал он, усевшись за стол, — по-моему, для вас можно выкроить полчасика во вторник. В три удобно?

— А прямо сейчас?

— О, боюсь, невозможно. В три часа у мадам групповой сеанс.

— Почему мне нельзя поприсутствовать?

— Невозможно. Четверо клиентов всегда вместе проводят сеанс. Посторонний помешает общению с духами, которое мадам очень долго налаживала. Боюсь, абсолютно невозможно.

Похоже, «невозможно» — его любимое слово. Однако у Джека имеется про запас кое-что более привлекательное.

— Да я не собираюсь участвовать в сеансе, — заверил он, расстегивая левый нагрудный карман рубашки. — Только посмотрю. Даже слова не вымолвлю. Посижу как муха на стене. И не даром.

Прежде чем Фостер успел снова сказать «невозможно», Джек шлепнул на стол монету, довольно увесистую, судя по звуку. Глаза помощника мадам понимающе вспыхнули, а когда он разглядел отчеканенное на сверкающей золотой поверхности изображение галопирующей антилопы, брови еще выше полезли на лоб.

Крюгер-рэнд[16] весом в унцию. Не стоит справляться о нынешних ценах на золото, чтобы понять, что новый клиент предлагает изрядный куш за простое присутствие на сеансе.

— Золото, Карл. Золото, как говорил мой дядя, — лучший способ общения с миром духов.

— Очень щедро, мистер Батлер, — облизнулся Фостер. При виде золота у многих пересыхает во рту. — Ваш дядя часто общался с миром духов?

— Без конца. Причем, по словам моей тетки, ни разу не встретил медиума, который бы ему не понравился.

— А вы?

— Я? В первый раз подхожу ближе чем на милю.

— Имеете представление, как ведутся сеансы?

— Дядя как-то рассказывал, что видел эк... эктоплазму и прочую белиберду, да я так ничего и не понял.

Фостер пальцем дотронулся до монеты.

— Надеюсь, понимаете, что ваша просьба из ряда вон выходящая.

Наживка проглочена. Надо теперь подцепить на крючок.

— Да откуда ж мне знать? С дядей, наверно, придется потолковать о проблемах. В полчаса не уложишься. Потребуется не один час, несколько сеансов... Только прежде чем вкладывать деньги, надо посмотреть, выяснить, на что леди способна. Если окажется, что дело того стоит, втиснусь в очередное свободное окошко, и начнем разыскивать дядю в загробном мире. Что скажете, Карл, справедливо?

— Мое мнение не имеет значения, — буркнул Фостер. — Решает мадам. Пойду спрошу.

Он опять вышел, а Джек, развалившись на стуле, прислушался.

— Слышала?— спросил Фостер супругу.

— Слышала. Золотом будет платить?

— Настоящая вещь. Посмотри.

— Не многовато ли, чтобы сидеть и смотреть без всякого толку? По-твоему, эта скотина заслуживает доверия?

— За него говорит благородный металл. Может быть, для него крюгер-рэнд не большая потеря. Может быть, у него ими дома чуланчик набит.

— Ладно, попробуем, черт побери. Только к столу его не подпускай — вдруг он чокнутый.

— Сделаю.

Когда дело кончится, мысленно посулил Джек, вы еще пожалеете, что я не чокнутый.

Вернувшись, Фостер сообщил, что ему разрешается присутствовать на групповом сеансе, сидя на месте и не открывая рта. Джек согласился — крюгер-рэнд перекочевал в карман Карла.

Он немножечко передохнул в ожидании рыбок — участниц группового сеанса, четырех дам средних лет. Две блондинки — одна могучая, а другая с плаката, демонстрирующего образцовые признаки булимии, — брюнетка и рыжая прибыли вместе. Сплошной Прада, Версаче, еще один дьявольски дорогой модельер, которого Джек не идентифицировал. Просматривая прошлой ночью блокноты Фостера, видел в одном их фамилии, помеченные жирным символом доллара. Эта четверка не только регулярно посещала сеансы, но и была щедра на пожертвования.

Представления пролетели мимо ушей — Джек слишком старался проявить любезность и обходительность. Если в рыбки возразили против его присутствия, план целиком провалился бы. Сначала они обращались с ним холодно — видимо, из-за прически и вульгарного наряда, — но, выяснив, что ему ничего не известно о спиритизме, смягчились, явно желая перетащить его на свою сторону. Залопотали, захлебываясь, о могуществе мадам Помроль, не упоминая ни словом о вчерашнем казусе. Видимо, «Дейли ньюс» ни одна не читала.

Вскоре наступил великий момент — приглашение в зал для сеансов. Ночью Джек его не совсем разглядел, посвечивая вместе с Чарли электрическими фонариками. При полном освещении поражала тяжесть отделки. Плотные складки бархатных штор, толстый ковер, обои с атласным тиснением — все в разнообразных красных оттенках. Душно, как в гробу.

Вот как себя чувствуют заживо похороненные.

Фостер усадил четырех дам вокруг резного круглого стола под гигантской люстрой в центре зала.

Четыре рыбки по пять сотен с рыла, подсчитывал Джек. На пару парсеков дальше от того, что я за час заколачиваю.

Карл указал ему на стул у боковой стены приблизительно в дюжине футов от резного стола.

— Запомните, — тихо предупредил он, — вы только наблюдатель. Заговорив, поднявшись со стула, помешаете духам.

Прекрасно понимая, что помешает лишь самому Карлу Фостеру шмыгать в темном зале, Джек только серьезно взглянул на него и кивнул:

— Ясно.

Тот вышел, и через секунду в наушнике прозвучал его голос:

— Рыбки в бочке. Иди лови.

Наконец явилась мадам Помроль собственной персоной. Низенькое коренастое тело закутано в ниспадающую бледно-голубую хламиду вроде халата, густо расшитую бисером, на голове какой-то белый тюрбан. Джек с трудом ее узнал; правда, при первой встрече она была не в лучшем виде.

Мадам тепло поприветствовала четырех рыбок, щебеча с улыбками и французским акцентом, которого не слышалось во вчерашней извозчицкой брани в адрес Карла и автомобильной покрышки, потом протянула Джеку унизанную кольцами руку, как бы для поцелуя. Он привстал, ответил кратким рукопожатием, с содроганием прогоняя воспоминания о голой, связанной липкой лентой женщине.

— Озябли, месье Батлер?

Сверкнули ледяные голубые глаза. Если и у нее, как у мужа, возникло раздражение от пластыря, то оно скрыто под макияжем. Напомаженные тонкие губы изогнулись в улыбке.

— Нет, мэм. Просто еще никогда не бывал на сеансах.

— Уверяю вас, ничего страшного. Вы будете только смотреть. Сидите на месте, держите язык за зубами, и я покажу вам невероятные чудеса.