12

— Я тебе говорил, — почти прошептал Фред Стросс, — что это привидение, настоящее привидение, мать твою!

Илай Беллито лежал на койке в темной больничной палате, глядя на мерцающий цветной маяк телеэкрана.

— Какое привидение? — спросил Адриан.

Стросс сидел в ногах кровати справа, Адриан слева. Великан въехал в палату на инвалидной коляске с вытянутой левой ногой в шине, на бритой голове даже в слабом свете видна пара жутких лиловых шишек. Длинные руки висели по сторонам, почти доставая до пола.

— Парень, который тебя оглоушил и пырнул Илая ножом, — нетерпеливо объяснил Стросс. — Не слыхал?

К Адриану пока не вернулась память о последних событиях, он с трудом следил за объяснениями детектива, который явился с пустыми руками, не сумев разыскать нападавшего. Без конца переспрашивал, разозлив даже Илая. И теперь покачал головой.

— Ничего не помню. Последнее, что помню, — как вчера обедал, а дальше... полный провал. Если бы не колено и не адская головная боль, думал бы, что вы меня дурачите.

Он кое-что вспомнил — хотя бы признал, что на дворе не июль, а август, — но повторял одно и то же в десятый, как минимум, раз. Хорошо бы швырнуть в него чем-нибудь. По-настоящему пострадал только я, мысленно крикнул Илай. Тебя только огрели по голове! Он стиснул зубы, чувствуя в паху новый прилив раскаленной болезненной магмы. Протянул левую руку к кнопке капельницы с морфином, нажал, моля Бога, чтоб там еще что-то осталось.

Ну и денек! Чистый ад. Сестра — трехсотфунтовый носорог в белом по имени Хорган — явилась и приказала пройтись. Илай отказался, но она слушать ничего не хотела. Чернокожая фашистка таскала его туда-сюда по коридору вместе с внутривенной капельницей на колесиках, болтавшимся под коленями катетером, мешком с кровавой мочой на всеобщем обозрении... Не просто больно, но и унизительно.

Потом пришел доктор Садык, посоветовав чаще ходить, обещав завтра вынуть катетер — ягодицы сжались при мысли о том, как сестра Хорган выдернет трубку, опять причинив ему боль. Завтра утром доктор Садык собирается его выписать.

Лучше бы поскорее. И разрешили бы захватить с собой капельницу с морфином.

— Иначе говоря, — взглянул он на Стросса, когда морфин подействовал, — отбросив суесловие, остается единственный факт: у тебя для нас нет ничего.

Детектив развел руками:

— Я сделал все возможное. Не очень-то много вы мне рассказали — с чем работать?

Плохо, что нападавший еще не опознан.

Он меня знает, заключил Илай, а я его — нет.

Может даже сейчас явиться в больницу, прикинувшись посетителем, навещающим кого-то другого, дождаться ухода Стросса с Адрианом и завершить свое дело.

Если бы только узнать его имя... Тогда Круг начал бы действовать и быстро управился, благодаря своим связям.

— Номер телефона достал? — спросил Илай.

— Угу. — Детектив выудил из кармана бумажку.

— Набери.

— Шутишь? Он же не прослеживается и...

— Сейчас же набирай!

Стросс, пожав плечами, настучал номер на висевшей у кровати трубке, протянул ее Илаю. После четырех гудков безличный голос ответил: «Абонент недоступен».

— Оставь номер на тумбочке.

— Говорю тебе, пустая трата времени. Он этот телефон не включает.

— Попробую. Кто знает, вдруг повезет.

Илай сам не знал, что говорит, но номер телефона оставался единственной ниточкой к напавшему на него человеку.

— Смотри-ка, — охнул Стросс, кивая на телеэкран. — Да это же...

Илай шикнул на него и прибавил громкость, узнав лицо вьетнамского мальчика. Он пропустил начало репортажа темнокожей женщины в толпе на тротуаре, явно сегодня днем снятого. Звали ее Филиппа Вилья, она брала на улице интервью у прохожих, задавая вопросы насчет недавнего похищения маленького Дук Нго и насильников над детьми.

Насильников над детьми! Почему все уверены, будто ребенку грозило сексуальное насилие?

На экране мелькали размытые физиономии манхэттенского люмпен-пролетариата, слышались предсказуемые заявления о чрезмерной мягкости наказаний за такие дела. Илай все сильней злился. Ничтожные невежды понятия не имеют об истинной цели Круга. Эта самая репортерша, Филиппа Вилья, их раскручивает. Круг имеет могучие связи в средствах массовой информации. Следует заняться ее дальнейшей карьерой.

Он уже собрался переключить канал, когда на экране всплыло крупным планом лицо репортерши.

«Если вы считаете опрошенных нами людей слишком жестокими, послушайте женщину, которая не пожелала предстать перед камерой. Мы записали ее слова».

Похитителя мальчика надо кастрировать...

Илай сдержал стон, вспомнив, как в сокровенную плоть вонзился его собственный нож.

Потом руки отрезать, чтоб он никогда не касался другого ребенка, потом ноги, чтобы не гонялся...

Стросс сделал шаг назад, как бы стараясь физически и эмоционально отстраниться от телевизора.

Потом язык, чтобы не заманил в машину, потом глаза выколоть, чтоб больше не заглядывался на детей...

Адриан сморщился, вытер лицо трясущейся рукой.

Нос оставим, пусть нюхает свою гнилую вонь...

Кнопка капельницы треснула в пальцах. Илай даже не понял, что нажал так сильно.

Забудем журналистку. Уничтожить надо кое-кого другого. Если удастся найти.

— Слышали? — обратился он к Адриану и Строссу. — Слышали, что говорит о нас эта женщина?

— Не о нас, — поправил его детектив. — Ей ничего не известно о Круге. Кроме того...

— Она думает иначе. Думает, будто знает о наших намерениях. Фактически ничего не знает, но считает себя вправе выступать публично и обвинять нас в насилии над детьми. Неужели мы это стерпим?

— Что тут можно сделать? — буркнул Стросс.

— Всегда можно что-нибудь сделать.

— Да ну? Например?

Недоверие Фреда взбесило Илая.

— Найти эту болтливую женщину и преподать урок.

— По-моему, ты хватил через край, Илай, — заметил Стросс.

— Думай, что говоришь! — прошипел тот. Хотел крикнуть, однако сдержался. — Не в тебя нож всадили...

— Если мы ее найдем, тебе легче не станет.

— Станет! Это я вам обещаю.

Илай хорошо понимал, что хватил через край, но он был чересчур уязвлен и испытывал острую боль, а Стросс лишал его возможности отомстить, не обещая найти обидчицу в обозримом будущем. Только это дало бы желанный выход накопившейся злости.

— Как я ее найду? Она ж не преступница.

— Свяжись с Грегсоном.

— Грегсон работает в Эн-би-си.

— Он знает, как надо действовать. — Ярость кипела, переполняя Илая. Надо водить Фреда за ручку? Илай сам должен все делать? — Если не можешь выяснить имя агрессора, узнай, кто эта женщина! Сделай хоть что-нибудь, черт побери!

13

Чарли закрыл Библию. Хотел прочитать в книге Иезекииля про крест тау, да ничего не вышло — слова в голове не укладывались.

Может быть, из-за гремевшей в наушниках музыки, веселой тараторки ансамбля «Блаженство» под названием «Начнем». Песня точно лирическая, да сегодня игривая аранжировка и натужные голоса раздражают. Он вытащил лазерный диск из портативного проигрывателя сунул в щелку «Дух века» в исполнении «Алабамских слепцов». Традиционная гармония облегчила головную боль, Чарли растянулся в постели, закрыл глаза, помолился об умиротворении души.

Какое сегодня умиротворение? Перед глазами до сих пор стоит брат, барахтающийся, словно тонущий кот, в море крови, голос Джека в ушах талдычит про Иное...

Где же тут Иисус? Почему это все происходит?

Может, ему — Чарли — послано испытание? Чего? Веры?

Вера его однозначно сильна и могуча, до того крепка, что не верится, как он жил без нее до второго рождения. Теперь она вроде кислорода. Без нее он на месте откинет копыта.

Хотя кто сказал, что испытание послано мне? Может, испытывается вера Лайла... в ничто?

Так же крепко, как Чарли верит в спасительную любовь Иисуса, Лайл не верит ничему, кроме своих пяти чувств. Может быть, Бог дает ему шанс увидеть, что в жизни есть не только ощущения, существует не только тело, в каждом человеческом теле живет бессмертная душа, которая предстанет перед судом по окончании земной жизни. Может, Лайл получает возможность изменить свою жизнь, принять от Иисуса спасение, увидеть свое имя, записанное в Книгу Жизни...

Но если это дело Господне, почему Он прячет Свою руку?

Потому что так хочет.

Не старайся угадать волю Господа, напомнил себе Чарли.

А при чем тут Джек и Джиа? Оба явно не получат спасения. Джиа верит в Джека, а еще во что?

Джек — загадка. Здорово тогда сказал, что надо отвечать делом на дело. Правильно, так и надо... А что они с Лайлом делают, чем на хлеб зарабатывают?

Джек не такой записной реалист, как Лайл, однако его рассказ про Иное, Союзника, вечный конфликт двух космических сил... колотун нагоняет. Где тут Бог? Библейский Бог даже не отрицается, просто не упоминается. Он отброшен, забыт, словно старая лавка на обочине скоростного шоссе.

А когда Чарли попробовал намекнуть, что под маской Иного прячется Сатана, Джек перевернул идею с ног на голову, высказав предположение, будто само Иное и породило понятие о Сатане.

Чарли протер глаза, не найдя ответа на вопрос, кому послано испытание, и опять открыл Библию. Тут все ответы. Верь — и Иисус приведет тебя к ним.

Что касается ухода от Лайла, развала команды — отложим. Да, он дал обещание преподобному Спарксу, но, если Бог испытывает его веру, нельзя просто взять и удрать. А если Он испытывает Лайла, надо привести к Нему брата, помочь ему спастись. Иначе для чего нужны братья?

14

Лайл сунул голову в комнату, как всегда, видя Чарли лежащим в кровати с Библией в руках, в наушниках с псалмами, махнул ему рукой.

— Я ложусь, — объявил он, когда младший брат сдернул наушники.

— Чего так рано?

— Надоело старье смотреть по телевизору.

Чарли взмахнул Библией:

— У меня есть кое-что поинтересней. Классно утешет а ты, брат, по-моему, очень даже нуждаешься в утешении.

Лайл грубовато отмел его прочь:

— Спасибо, обойдусь как-нибудь.

— Ладно, только попомни о предложении. — Он сел на край кровати. — Чудеса с нашим теликом. Если малышку кокнули в шестидесятых, чего он зациклился на восьмидесятых?

Лайл тоже об этом думал.

— Не знаю. И в данный момент знать не желаю, — зевнул он. — Завтра будешь готов к работе?

Чарли пристально посмотрел на него:

— А ты будешь готов отвечать делом на дело?

— Это еще что такое? Начал вместо Писания цитировать Джека?

Лайл собрался уходить, но брат схватил его за руку, глядя прямо в глаза:

— После того, что творится в последние дни, ты не думаешь, что есть что-то сильнее тебя?

Он отвел глаза. Старый довод, только теперь параметры изменились.

— Признаю, я столкнулся с событиями, не имеющими рационального объяснения. — Он заторопился, видя сверкнувшие глаза Чарли. — Хотя это не означает, что рационального объяснения не имеется. Просто информации не хватает.

У Чарли вытянулась физиономия.

— Никогда не сдаешься?

— Перед иррациональностью? Никогда. — Лайл улыбнулся, стараясь смягчить ответ. — Правда, начал темноты бояться. Надеюсь, не возражаешь, если оставлю свет?

— Валяй, — буркнул Чарли, надевая наушники и беря в руки Библию. — Мне другого света не надо.

Лайл махнул рукой и пошел, думая, как хорошо было б найти все ответы в единственной книге.

Завидуя спокойствию брата, он шел по коридору в полном смятении. В горле стоял тугой комок. Дом стал непредсказуемым минным полем, полным смертельной опасности. Дневные события взволновали его, испугали и полностью вымотали. Тем не менее нечего даже думать лечь в постель и закрыть глаза.

По крайней мере, в этом доме. Ночевка в мотеле обеспечила бы безопасный восьмичасовой сон, после которого можно утром вернуться ко всему готовым, набравшимся сил.

Только он не оставит своп дом.

Войдя в спальню, взглянул на будильник. 15.22. Ничего подобного. Сейчас около половины одиннадцатого. Лайл признал, что не просто измотан, а плохо себя чувствует. Будем надеяться, не наглотался зараженной крови, в которой сейчас чего только нет. Впрочем, это не настоящая кровь, а какая-то воображаемая эктоплазма...

Что это я несу? — удивился он. Слушаю свои бредни и начинаю им верить.

Но случившееся сегодня — не бредни, а истинный бред, по выражению Чарли.

Лайл почесался. Снова принял душ после обеда, и все равно кажется, что не смыл с себя следы кровавой бани. Кровь как бы впиталась в кожу — проникла под кожу, влилась в его кровь. Это чувствуется.

За последние несколько дней перспективы переменились. Рядом со светлыми надеждами глубже зияют темные пятна. Надо их обходить. Проблема в том, что они без конца умножаются и приходится чаще петлять. Пустишь дело на самотек — скоро целый день будешь плясать на цыпочках.

Ежеминутно ожидая смерти, сам меняешься. Он наверняка утонул бы сегодня в кровавом водовороте. Однако не утонул, вынырнул из ужасной купели, переосмыслив жизнь и решившись извлечь из нее все возможное.

В данный момент займемся привидением.

Смешно, если подумать: убежденному скептику, зарабатывающему на жизнь враньем насчет духов, достался дом с привидениями. Кино, да и только.

С другой стороны, дом выбран из-за мрачного прошлого... Если где-то должны завестись привидения, то именно в Менелай-Мэнор.

Итак, что можно сделать в такой ситуации? Как приготовить лимонад из призрачного лимончика?

Очевидный ответ неожиданно пришел на ум в ресторане. Если в доме действительно безобразничает убитый и погребенный в подвале ребенок, стараясь привлечь внимание, указать на убийцу или на место захоронения, чтобы негодяя выявили эксперты-криминалисты, Лайл не просто, а очень охотно поможет светловолосой девочке.

Не только потому, что она, удовлетворив жажду мести, скорее всего вернется восвояси, оставив дом в покое...

...но и ради неслыханного паблисити!

Медиум Ифасен предал суду убийцу с помощью духа мертвого ребенка!

Ему никогда в жизни не предлагали выступить в новостях или в ток-шоу. А после этого даже оперный канал позовет, черт возьми! Хотя он будет придирчиво выбирать популярнейшие программы с самым высоким рейтингом.

И клиенты валом повалят. Они с Чарли будут обеспечены до конца жизни. Откроют десять, двадцать пять кабинетов для индивидуальных сеансов, пока лопухи топчутся в очереди вокруг всего квартала до самого моста Трайборо.

Все равно что выиграть в лотерею пятьдесят миллионов долларов.

Опьяненный головокружительными фантазиями Лайл остановился посреди своей спальни и тихонько окликнул:

— Эй! Тут есть кто-нибудь?

Не то чтобы ждал ответа, просто хотел разрядить напряженную атмосферу.

По коже мороз прохватил. Кажется или действительно в комнате похолодало? Температура падает. Ничего страшного, если бы вентилятор работал. Тогда как он выключен. И холод необычный... пронизывает до костей. Чувствуется, что он здесь уже не один.

Что-то отвечает на вопрос. Лайл призывно взмахнул руками:

— Если хочешь что-то сказать, я готов...

Дверца платяного шкафа хлопнула.

Он вздрогнул и попятился. На глазах у него открылась и захлопнулась другая дверца, выехал и со стуком закрылся ящик комода, другой, третий, быстрее, быстрее и крепче, грозя брызнуть щепками.

Лайл краем глаза видел прибежавшего Чарли с Библией в руках, видел, как брат шевелит губами, но за стуком ни слова не мог разобрать.

Все прекратилось столь же внезапно, как началось.

— В чем дело? — шепнул Чарли в гулкой тишине.

Замерзший Лайл растер голые руки.

— Понятия не имею...

И замолчал, глядя на темную полосу на пыльной крышке комода. Вполне можно было позволить себе уборщицу, но не хотелось, чтобы чужие видели в доме то, что не следует видеть. Сами делают уборку, хоть и нечасто.

Может быть, к лучшему.

Лайл шагнул вперед, поманив за собой Чарли, указывая на медленно возникавшие в пыли слова.

Где...

— Смотри, — шепнул он, — как в субботу на зеркале. ...та самая милая...

Чарли ткнул пальцем в надпись.

— Если она поет, почему сказать не может?

Хороший вопрос. Безответный.

— Пишет прямо как наши липовые духи, — заметил Чарли, — только в сто раз лучше.

— Потому что не липовая.

Изображая пишущего духа, надо лишь прикрепить графит к кончику пальца, но сейчас перед ними не фокус.

В конце фразы встал вопросительный знак.

Где та самая милая леди?

Чарли охнул.

— Джиа. Ты не ошибся. Это из-за нее.

— Домой ушла, — сказал Лайл громче, чем нужно.

Почему?

— Она здесь не живет.

Когда снова придет?

— Я не знаю. Хочешь, чтоб она снова пришла?

Наверняка придет, если попросим.

Она добрая.

— Да, мы ее тоже любим. — Лайл взглянул на Чарли. — Ты кто?

Тара.

Он перевел дух. Имя для начала известно, надо разузнать больше.

— Тара... а фамилия?

Портмен.

Тара Портмен... Лайл зажмурился, потряс в воздухе кулаками. Есть!

— Тара, как ты сюда попала? Что тебе надо?

Маму.

— Ты маму ищешь?

Ответа не последовало. Холод ушел, напряжение разрядилось.

— Тара! — воскликнул Лайл. — Тара!

— Исчезла, — пробормотал Чарли. — Не чуешь?

Он кивнул:

— Что ж, мы хотя бы узнали, кто она такая. Более или менее.

Лайл зажмурился, снова напрягшись. Теперь перед ними не безымянное и безликое нечто. Когда у проникшего в дом привидения есть имя, оно не так страшно. Это когда-то жившая на свете девочка, от которой что-то осталось. С оставшимся можно работать.

Ей надо помочь. И она им может помочь.

— Точно, — кивнул Чарли. — Знаем, как ее зовут. Дальше чего будем делать?

— Во-первых, спросим у Джиа, говорит ли ей что-нибудь имя Тара Портмен.

15

— Тара Портмен? — повторяла Джиа, в десятый раз роясь в памяти. — Знаю нескольких Тар, пару Портменов, а Тару Портмен не припоминаю.

Они только вернулись из ресторана в Астории, не заходя в Менелай-Мэнор по настоянию Джека, и уселись смотреть кино. Джиа отыскала «Мачеху» на кабельном канале, объявив, что нынче ее черед выбирать. Он ворчал и бурчал, требуя что угодно, кроме «Мачехи», но в конце концов сдался, искупая горечь поражения фырканьем и отрыжкой в лучших эпизодах.

Прежде чем лечь в постель, проверил автоответчик, услыхав срочное сообщение Лайла Кентона — привидение назвало свое имя.

Джек записал продиктованные Лайлом по буквам имя и фамилию, написанные в пыли. Джиа смотрела на запись, трясясь от озноба. Ею интересуется нечто бесплотное, призрак мертвой маленькой девочки. Она содрогнулась.

— Как бы там ни было, — заключил Джек, — ты ей нравишься. По крайней мере, так она утверждает.

Джиа сидела за кухонным столом, склонившись над листком с именем и фамилией, он стоял рядом.

— Сомневаешься, что я милая?

— Точно знаю, что милая. А ты точно знаешь, что для меня важнее всего. Нам ничего не известно об этом явлении.

— Ее зовут Тара.

— По ее словам.

Джиа вздохнула. До чего ж он иногда упрямый!

— Собираешься шум поднять из-за этого?

— Если ради твоей безопасности придется поднять шум, то да. Я досконально должен разобраться. Не доверяю ей.

— Кажется, она хочет, чтоб я вернулась.

— Нет, — отрезал Джек. — Не может быть даже речи.

— Да что ты?

Понятно, что он за нее беспокоится, только все равно неприятно, когда тебе диктуют, что делать и чего не делать.

— Слушай, Джи, перестань. Мы тут снова столкнулись с Иным, которое прислало ракшас, помнишь?

— Конечно помню. Хотя насчет Иного ты точно не знаешь.

— Правда, — признал Джек. — Но по-моему, лучше ждать худшего, пока не убедишься в обратном.

Она откинулась на спинку стула.

— Как разузнать об этой Таре Портмен?

— Заглянуть в газеты. Завтра просмотрим архивы «Таймс» и так далее. Начнем с шестьдесят седьмого и порыщем туда-сюда.

— В Интернет можно прямо сейчас заглянуть.

— В шестьдесят седьмом не было Интернета.

— Знаю. Все равно не мешает попробовать.

Джиа повела Джека в библиотеку особняка к семейному компьютеру. Они с Вики все чаще им пользовались — дочка делала уроки, мать наводила справки для работы. Сайт выдал тысяч десять имен Тара Портмен. После первого десятка выяснилось, что дело гиблое.

— Попробуй поискать пропавших детей, — подсказал Джек.

Она застучала по клавишам и застонала, когда на экран выплыл чуть ли не миллионный список. Однако в его верхней части перечислялись организации, занимающиеся розысками пропавших детей. Джиа вызвала один файл, прочитала о целях организации, с огорчением видя, что ее создали в 1995 году.

— Ничего не получится. К тому времени она давно умерла.

— Может быть, — промычал Джек. — Но все-таки попробуй ткнуть поисковую клавишу слева.

Она ткнула. Поиск можно вести по регионам, по возрасту и описанию, по имени и фамилии. Выбрав последнее, написала в окошечках «Тара Портмен», нажала на ввод. Экран мигнул, на нем появилось цветное изображение, сначала размытое, потом набравшее резкость.

Волосы... При виде белокурых волос пересохло во рту.

Глаза... При виде голубых глаз перехватило дыхание.

Нос... губы... подбородок...

Джиа с криком шарахнулась от монитора, чуть не упав, если в Джек не поймал.

— Ты что?

— Это... она. — Слова не сходили с окаменевшего языка. Она ткнула пальцем в экран. — Я ее видела в доме...

Он упал на колени, держа ее за руку, вглядываясь в экран.

— В самом деле? Точно?

— Точно, — шепнула Джиа.

Джек потянулся к забытой мышке.

ТАРА ЭНН ПОРТМЕН

Похищена неизвестными

Дата рождения: 17 февраля 1979 г.

Рост: 5 футов 4 дюйма = 135 см.

Вес: 60 унций = 28 кг.

Глаза: голубые.

Волосы: светлые.

Родители: Джозеф и Дороти Портмен.

Обстоятельства: в последний раз Тару видели в районе Кенсингтонских конюшен в Бруклине у Проспект-парка после занятий верховой ездой.

Дата исчезновения: 16 августа 1988 г.

Район: Бруклин.

Город: Нью-Йорк.

Страна: США.

Выше фото Тары во время исчезновения. Ниже реконструкция в восемнадцатилетнем возрасте, сделанная в 1997 г.

Ниже изображалась потрясающая красавица, классическая королева.

Тара Портмен не исполнила обещаний. У Джиа перехватило горло. Девочка даже не перешла в среднюю школу.

— Все это мне совершенно не нравится, — объявил Джек.

Разумеется. Что же тут может нравиться? Хотя его никогда нельзя понимать буквально.

— Что именно?

— Похищенные дети. Сперва я с одним сталкиваюсь, потом ты... Нехорошо. Слишком близкое...

— Совпадение?

— Да. Помнишь, что мне было сказано?

— Совпадений в твоей жизни больше не будет, — кивнула Джиа.

От одной этой мысли ей делалось плохо.

— Думаешь, Тара связана с Дуком?

— Не знаю. То есть между этими случаями прошло много лет, а с другой стороны... совпадений не будет. — Джек передернул плечами. — Посмотрим, что можно еще раскопать.

На страничке значился номер электронной почты и три телефонных: бесплатной сети розыска пропавших детей, местного бруклинского участка и домашний.

— Исчезла в восемьдесят восьмом году, — пробормотал Джек. — Написанная в шестидесятых песня не вяжется, но, если ты видела эту самую девочку, с песней потом разберемся.

— Эту самую.

Джиа всмотрелась в лицо девятилетней девочки, гадая, что за бездушное чудовище погубило такое прекрасное невинное создание.

— Посмотри, — указал Джек на экран. — Сообщение девяносто седьмого года, когда ей стукнуло бы восемнадцать. Родные продолжали ее разыскивать через девять лет после исчезновения.

— Или хотели отвести от себя подозрения, — заметила она. — Джек, мы должны что-то сделать.

— Мы? Запомни, ты с ребенком будешь держаться подальше от дома в Астории!

— Ну ладно, тогда ты или кто-то еще должен найти останки, чтобы родные их похоронили...

— Хорошо. Только пообещай, что ты близко не сунешься.

— Посмотри на нее. Посмотри ей в лицо. Неужели, по-твоему, этот ребенок кому-нибудь повредит?

— С этим ребенком произошло что-то страшное. Похищения и убийства достаточно, а откуда ты знаешь, что произошло между тем? Это уже не невинное дитя. Даже не человек. Вдобавок мне не нравится что, кроме тебя, ее никто не видел.

— Вспомни, она написала, что ищет маму — меня, мать одного ребенка и будущую мать другого. Ей нужна мать, а в том доме на нее похожа одна я.

— Может быть, — протянул Джек. — И все же мне это не нравится.

— Если в она отца искала, выбрала бы тебя.

— Почему ж она не ищет отца?

— Может, он умер, или родители развелись, или ее растила мать-одиночка...

— Или отец виноват в происшедшем.

Мысль омерзительная, но приходится допустить и такую возможность.

— Самое главное — найти ее. Об остальном пусть полиция позаботится.

— Я все сделаю, — заверил Джек. — Поговорю завтра с Лайлом, посмотрим, на что он решится. Может, уговорю его раскопать подвал.

— А я?

— А ты пиши картины, занимайся делами, назначенными на среду.

— Слушаюсь, папочка.

Он чмокнул ее в щеку.

— Пожалуйста, Джиа, сиди на месте, веди себя тихо.

— Ладно, — кивнула она.

Но не сводила глаз с номера домашнего телефона в нижнем углу экрана... Районный код 212, здесь рядом, в Манхэттене...

На рубеже

Бывшая Тара Портмен плавала в темноте, зная, кто она такая, кем была, зачем здесь очутилась, зная, кому еще суждено умереть.

А потом, после очередной гибели в этом гиблом месте, что будет?

Возвращение в небытие?

Нет... Что-то еще должно быть, обязательно и неизбежно.

Когда она себя вспомнила, вернулись надежды, не успевшие осуществиться в недолгой жизни.

Мысль о том, что она потеряла, невыносима...

Невыносимо думать о том, чего никогда уж не будет.

Бывшей Таре Портмен хочется большего.

Среда