При этих словах и Леон, и Джиб сильно переменились в лице.

— Следует ли понимать вас так, что вы являете собой военный трибунал? — У Гепа сразу пересохло во рту.

Следователь кивнул — нисколько не рисуясь и с видом человека, озабоченного только как можно более быстрым отправлением правосудия.

— Сколько баллов подразумевает процедура допроса? — хрипло спросил Геп. — Семьдесят?

— Военное время, господин Сагриш! — напомнил следователь. — Тридцать пять. У вас есть желание вызвать виртуального адвоката?

— Но нет денег, — огрызнулся Геп.

— Тогда приступим. Предлагаю вам учитывать, что любое ваше слово или фраза могут быть оценены по желанию следователя.

— Я не такой тупой, как вы думаете.

— Минус один балл, — спокойно сказал военный.

Леон шумно и предупреждающе вздохнул, его доброе круглое лицо сморщилось, как печеное яблоко.

— Если будете мешать, господин Леон Сагриш, вас выведут, — предупредил следователь. — Господин Геп Сагриш, как вы оказались в доме Карела Грушицки?

— Заехал по делу.

— Плюс один балл. По какому делу?

— Карел приобрел для меня коллекцию марок, только что выпущенных на Алсме-Пи. Я ее забрал.

— Плюс один балл. Вы коллекционируете марки?

— С изображениями животных.

— У вас большая коллекция?

— Четыреста тысяч единиц.

— Плюс пять баллов. Представите доказательства?

— Голографический каталог своей коллекции я всегда вожу с собой. Готов продемонстрировать.

— А марки, купленные у Грушицки?

— Они в моей комнате, в большой коробке из-под корма для животных.

— Плюс три балла. Законы Нона запрещают утаивать от подозреваемого известные следствию подробности, поэтому я обязан сообщить их вам, господин Сагриш…

Следователь развернул кейс, и на противоположной стене замелькали кадры захватывающего боевика, в котором человек с лысой зеленой головой практически мгновенно убил сначала одного, а потом остальных двух угрожавших ему мужчин…

— Следствие по вашему делу уже проведено, господин Рикани. Ваши действия в отношении преступников признаны правомерными. Я буду обращаться к вам по ходу следствия только для того, чтобы прояснить ситуацию с господином Сагришем.

Йюл встал и поклонился. С-патрульные вскинули оружие, а следователь поморщился:

— Предупреждаю — никаких резких движений и поклонов. Сядьте.

— Он только так может выразить свое согласие, — пояснил Геп.

— Минус три балла! — повысил голос следователь.

Он щелкнул кнопкой, и присутствующие увидели заглядывающего в склад Гепа.

— «Понимаю… тебе не нравится, когда с тобой грубо разговаривают… Но меня ты ведь не станешь убивать, правда? Мир?»

Следователь остановил запись.

— Почему вы так спросили, господин Сагриш? Эти слова могут означать только одно: вы чувствовали свою вину перед господином Рикани. Это так? Вы причастны к тому, что случилось с ним сразу по прибытии на нашу миролюбивую планету? — Впервые голос следователя прозвучал так жестко.

— Нет, я не причастен… Я не знал, что там происходит, в том помещении… Когда я увидел трупы, я подумал, что этот незнакомый мне лысый человек болен, психически нездоров, понимаете?..

Следователь взглянул на Йюла.

— Вы согласны с этим, господин Рикани?

Геп замер. Йюл встал и поклонился.

— Хорошо… Один балл, — все же с большим подозрением глядя на Гепа, произнес следователь и снова нажал на кнопку.

— «Сматываться нужно, лысый! Быстро!»

— Минус десять баллов.

Демонстрация записи продолжалась. Геп вместе с Йюлом вошли в склад и, подхватив под мышки убитого Лориша, вынесли его наружу. Вскоре прозвучал высокий, характерный для взлетающих модулей звук. Стало понятно, что съемку производила камера, встроенная в записную книжку безвестного бизнесмена с Агары, похищенная Лоришем и оставшаяся на складе.

— Вы признаёте, господин Сагриш, что вместе с господином Рикани скрыли факт преступления и уклонились от привлечения к его расследованию органов правопорядка Нона, а также незаконно использовали патрульный модуль?

— Признаю…

— Минус двадцать баллов! Мотивы этого?

— Желание избавить от неприятностей и без того пострадавшего гостя планеты господина Рикани…

— Плюс пять баллов…

— И естественное человеческое желание избежать возможной судебной ошибки при решении моего дела — за преступление, которое я не совершал…

Следователь подумал.

— Плюс три балла. Господин Рикани, на вас обувь покойного офицера Лориша Фау. Чем вы объясните этот факт?

Йюл молчал, разглядывая носки сапог, выглядывающих из-под его одеяния.

— Прошу вас отвечать на вопросы. В идентификационной карте не указано, что вы не можете говорить.

— Вы не провели медицинское обследование, — раздался голос Леона. — Возможно, господин Рикани лишился голоса вследствие пережитого жестокого с ним обращения …

Худощавое лицо следователя порозовело.

— Приношу свои извинения господину Рикани. — Йюл встал и поклонился. — Сядьте.

В комнату вошли двое патрульных с большой коробкой в руках.

— Мы не обнаружили ничего запрещенного или противозаконного, господин следователь, — отрапортовал один из них.

— Откройте коробку, — приказал военный.

Он принялся методично вынимать и складывать на столе кляссеры с марками, внимательно разглядывая каждую из них. Зачем он проделывал это с такой тщательностью, было непонятно даже патрульным, что ясно вырисовывалось на их поскучневших лицах. Следователь занимался этой работой не меньше часа и ни на кого не обращал внимания.

— Фауна Алсме-Пи чрезвычайно богата и необычна, — закончив, в раздумье произнес он. Геп настороженно смотрел на него. — Внимание. Господин Геп Рон Сагриш, силы правосудия Нона признают вас виновным в непривлечении службы патруля к раскрытию преступления, а также в похищении, использовании в собственных целях и в последующем уничтожении патрульной машины. Предварительный итог допроса: вы получили тридцать четыре отрицательных балла и девятнадцать положительных. Общий результат: пятнадцать отрицательных баллов. По законам Нона вы обязаны возместить стоимость испорченного имущества, то есть, — следователь заглянул в компьютер, — шестьдесят четыре тысячи галактических кредиток пополам с господином Рикани, это будет тридцать две тысячи. Один балл приравнен к ста кредиткам. Итого плюс полторы тысячи к тридцати двум, получается — тридцать три с половиной тысячи кредиток. Кроме того, восемь тысяч кредиток за следственные мероприятия, всего — сорок одна с половиной тысяча.

Геп истерично хохотнул:

— Да все наше имущество вместе с животными едва ли стоит больше двух тысяч!

— В таком случае — пожалуйте на принудительные работы, пока не выплатите долг, — невозмутимо отозвался следователь.

— До конца жизни…

— А вам, господин Рикани, — не обращая внимания на реплику Гепа, продолжал следователь, — вменяется в обязанность уплатить тридцать две тысячи галактических кредиток за уничтоженный патрульный модуль плюс шесть кредиток за присвоенную форменную обувь. Плюс шесть тысяч за проведенные следственные мероприятия. Итого тридцать восемь тысяч шесть кредиток. — Йюл встал и поклонился. — Можете проделать это незамедлительно. Вот номер счета в Федеральном банке Драктона. — Он развернул к Йюлу свой компьютер. — Так, посмотрим… — сказал он через некоторое время. — Семьдесят девять тысяч пятьсот шесть кредиток. — В комнате наступила такая тишина, что стало слышно, как мурлычет в ближайшем вольере львица. — Надо ли понимать, что вы внесли за господина Сагриша его долг? — Йюл встал и поклонился. — Законы Нона не запрещают этого, — холодно произнес следователь и презрительно взглянул на Гепа. — Но не совершаете ли вы ошибку, господин Рикани?.. — Йюл молчал. Следователь вздохнул и закрыл свой кейс.

— Я могу задать вопрос? — угрюмо сказал Геп. Следователь кивнул. — Как вы так быстро нашли нас?

— Идентификация вашей личности была проведена сразу, но под ваши параметры подпадало сто восемь человек в этом секторе Нона, поиски могли затянуться. Очень удачно, что вся одежда патрульных снабжена специальными маячками. Это нововведение. Мы нашли вас по сапогам, которые надеты на господине Рикани. Вы удовлетворены? И все-таки… я не объявляю допрос и следствие по делу господина Сагриша законченным, поскольку намерен лично провести осмотр здания и животных на предмет выявления улик. Надеюсь, господин Сагриш, вы составите мне компанию и познакомите с предметом своих неустанных забот.

— Сколько баллов стоит отказ провести для вас эту экскурсию? — дерзко спросил Геп.

Следователь пожевал тонкими губами.

— Думаю, не меньше пяти. У вас есть пятьсот кредиток? Или вы привыкли, чтобы за вас платили другие?

Вспыхнув, Геп первым вышел из комнаты. Военный усмехнулся и вместе с патрульными двинулся за ним.

Геп оказался весьма немногословным экскурсоводом. Он ничего не рассказывал сам, только отвечал на вопросы. Следователь, косясь на вездесущую жизнерадостную Берту, которая не отходила от них ни на шаг, рассматривал клетки так же пристально, как перед этим — каждую марку, извлеченную из коробки. Вопросы он задавал неожиданные. Например, он спросил, сколько раз в день обливают водой белого медведя и почему у него шкура не белая, а желтоватая, каким мясом кормят тигров — парным или замороженным — и во что обходится содержание трех пятнистых крыс с Ниджама. Леон, Джиб и Йюл наблюдали за ним издалека.

Летиция со своим семейством привела следователя в полный восторг. Он сразу повеселел, любуясь чудными малышами, и даже повозился с ними, встав в фанерном загоне на колени. Геп сам дал ему фонарик с рассеянным красноватым лучом — чтобы глаза жеребят не пострадали.

После этого следователь осмотрел клетку с жирафом, поболтал с попугаями и в превосходном настроении вернулся в комнату Леона. Гепа под конвоем ввели за ним. Открыв свой кейс, военный довольно долго щелкал кнопками, потом снова достал коробку с кляссерами и порылся в ней.

Из-за тревоги за сына на Леоне просто не было лица. Его мучили дурные предчувствия. Когда дверь внезапно распахнулась и в комнату вошли мужчина и женщина в зеленой форме, традиционно используемой на Ноне в ветеринарии, несчастный отец совсем пал духом. Взглянув на него, Геп криво усмехнулся.

— Приветствую вас, господа, — поднимаясь навстречу вошедшим, деловито произнес следователь. — Вижу, вы уже во всеоружии. Пожалуйста, ставьте сюда, на стол…

— Мы провели предварительный анализ, господин следователь, — сказала женщина — полноватая, с копной рыжих волос и добродушным лицом, усеянным веснушками. С помощью мужчины она осторожно поставила на стол внушительных размеров пластиковый ящик. — Здесь был применен ни-ту-май, довольно сильное снотворное. Но это так чревато, жестоко. — Женщина покачала головой. — Мы уже нейтрализовали его действие.

— Необходимы понятые. Желающие есть? — обратился следователь к присутствующим. Двое патрульных шагнули вперед. — Отлично. Смотрите внимательно.

Женщина надела прозрачные перчатки и извлекла из ящика крошечного черного жеребенка. Его худенькое тельце дрожало, как лист на ветру. Женщина ласково, одним пальцем погладила ему спинку. Малыш перебирал на месте ножками и дико косил глазами, пугаясь столпившихся вокруг него невероятно огромных существ.

Столешницу по краю огородили книгами о животных, взятыми с полки, и поставили на стол еще одного перепуганного жеребенка. Третий, самый слабый и маленький, лежал на боку — он не мог стоять. Женщина ловкими движениями начала что-то делать с его вздрагивающим телом, и, приглядевшись, Йюл понял, что она разматывает почти невидимые, похожие на паутину, нити, стягивающие жеребенку его тонкие ножки и мордочку…

Закончив, ветеринар осторожно поставила освобожденного малыша на ноги. Он вскинул голову, звонким голоском, похожим на тихое журчание воды, заржал, и, взбрыкнув передними ножками, легко и уверенно поскакал по столу. Все увидели, что жеребенок другой, не такой приземистый, как малышки-пони, — с благородными линиями красиво вылепленного тела, с гордым поворотом крошечной головы и неправдоподобно тонкими изящными ногами…

Женщина взяла его под брюшко и небольшим прибором, напоминающим карандаш, стала быстро водить по шкуре, удаляя черную краску с его боков, головы, крупа. Скоро жеребенок превратился в василькового цвета конька с яркой синей гривой…

— Лон-зани, гордость и символ Алсме-Пи! — торжественно провозгласила женщина-ветеринар. — По нашим предположениям, данной особи четыре года. — И, не удержавшись, она всплеснула руками от восторга.

Следователь продемонстрировал понятым марку, найденную им в коллекции Гепа — на ней был изображен миниатюрный голубой конь, стоящий на ладони человека.

— Лон-зани значит «Смотри на меня во все глаза», — сказал следователь. — Забава королей Алсме-Пи…

Геп, про которого практически забыли, протиснулся к столу, наклонился и подставил коньку вытянутый указательный палец.

— Алле! — тихонько сказал он, и лон-зани легко перепрыгнул через его палец. — Алле! — снова сказал Геп, с любовью глядя на конька. Тот снова прыгнул. — Алле! Алле…

Все сгрудились вокруг стола, глядя на дрессированное чудо.

— Вынужден прервать столь занимательное представление, — выждав минуту, произнес следователь. — Господин Геп Рон Сагриш, вы обвиняетесь в контрабанде чрезвычайно редкого и дорогого живого существа, называемого на языке алсме «лон-зани» и являющегося национальным достоянием планеты, а также в жестоком обращении с данным животным, могущим повлечь его гибель. По соглашению, существующему между Ноном и дружественной нам Алсме-Пи, — следователь не смотрел на Гепа, ветеринары тоже потупились, — подобное преступление карается смертной казнью. По законам военного времени приговор будет приведен в исполнение немедленно. Но напоминаю, законы Нона гуманны, и, несмотря на чрезвычайное положение, вы получите просто смертельную инъекцию…

— Большое спасибо, — сказал Геп.

Леон согнулся на своем стуле и глухо зарыдал, закрыв лицо руками. Джиб растерянно склонился к нему.

Геп улыбался уголками губ и, с грустью прощаясь с мечтой, восхищенно смотрел на скачущего по поверхности стола веселого голубого конька размером не больше женской ладони…

— Но вы не можете так поступить с подданным своей планеты! — вдруг поднял голову Леон. — Мне кажется, что закон в этом случае менее строг…

— Господин Сагриш — подданный Нона? — изумился следователь. Вряд ли любая другая новость могла сильнее удивить его, патрульных да и самого Гепа. — Немедленно объяснитесь.

— Я выразился фигурально, господин следователь. Мой сын без пяти минут гражданин Нона. Месяц назад мы покинули Титуан. Возможно, вы представляете себе, каково перевозить животных с планеты на планету. Этого и врагу не пожелаешь. Больше семидесяти дней мы оформляли справки, добывали разрешения у ветслужб, прошли массу тестов и контролей, а когда наконец очутились в космопорте, оказалось, что температурный режим боксов для транспортировки животных не соответствует санитарным нормам. Хорошо себя там чувствовал только Чунка, наш белый медведь. Я потребовал у ответственных служб космопорта исправить положение дел, но на меня тут же натравили патруль. Вы, конечно, знаете, господин следователь, что к власти на Титуане недавно пришла партия «Вперед-вперед!», проповедующая откровенно милитаристские взгляды, — грубые солдафоны, напрочь лишенные представления о чести… В результате у нас чуть было не отобрали визы, меня самого ударили по лицу, а моего помощника назвали черномазой дрянью…

— Это подтверждено документально?

— Конечно! Я немедленно подал жалобу в полицейское управление Эбеля. Но мы сразу отбыли на Нон, потому что хотели как можно скорее покинуть планету, где так грубо попирают человеческое достоинство и не гарантируют своим подданным самые элементарные права! — Голос Леона преисполнился такого пафоса, что Геп сразу вспомнил выступления отца в цирке, перед публикой, которую Леон мастерски умел обольщать, когда был в ударе. Не было случая, чтобы эта его патетика при объявлении номеров оставила кого-нибудь равнодушной. Геп взглянул на следователя — тот посуровел лицом, а в глазах его промелькнуло выражение, похожее на сочувствие.

— Что было дальше, господин Леон?

— Три дня назад мы подали прошение правительству Нона о предоставлении нам политического убежища.

— Почему вы ждали так долго? Целый месяц?

Умные люди подсказали наконец Леону, как ускорить процесс получения визы на Порт-О-Баск. Выход был простым — сменить подданство. Когда Леон заикнулся об этом, Геп только пожал плечами. Его давно перестала интересовать родина, планета социальных контрастов и мелких локальных драчек за власть, у которой все было в прошлом, а впереди — возможность поправить дела только путем запугивания одиноких или впавших в зависимость планет своим действительно мощным, но стремительно устаревающим военным потенциалом. Титуан был скучен, грязен и до отвращения нищ. Но то, что отец подал прошение об изменении подданства, сын Леона слышал впервые. Впрочем, это было и неудивительно — Геп никогда не испытывал желания ходить по кабинетам, все его документы находились у Леона, который действовал по доверенности.

— Итак, почему вы не подали прошение сразу? — настойчиво повторил следователь, начиная буравить Леона взглядом.

— Мы ждали результатов полицейского расследования по моей жалобе, господин следователь. Нормальные люди расстаются со своей родиной только тогда, когда их вынуждают сделать это. — Голос у Леона снова зазвенел. Геп потупил взор. — Три дня назад я получил наконец ответ с Титуана. — Это было чистое и счастливое совпадение. Леон зашел в посольство своей планеты за какой-то очередной справкой, там ему заодно вручили и ответ из полицейского управления Эбеля, а в коридоре он повстречал бывшего соотечественника, который дал совет просить подданства Нона. — Взгляните, господин следователь… — Леон дрожащей рукой достал из внутреннего кармана пиджака крошечный диск письма. Следователь вставил его в компьютер. — Они пишут, что у меня был дерзкий взгляд! Как будто это их извиняет! Скажите, могли ли мы — я, мой сын и господин Джиб Янна — более сомневаться в необходимости как можно скорее обрести новую родину?! — Леон скорбно склонил седую голову.

Следователь внимательно ознакомился с письмом и сделал по компьютеру несколько запросов.

— Ваша просьба о получении подданства Нона была удовлетворена шестнадцать минут назад, господа, — удивленно хмыкнул он. — Леон вскочил и бросился обниматься с сыном и Джибом, которые тоже не преминули изобразить бурную радость. — Чтобы получить новые удостоверения, вам необходимо посетить посольство Нона в Драктоне. Что ж, я рад, что первым сообщаю вам эту новость… Это в корне меняет ситуацию. Наша планета заботится о своих соотечественниках, господа! — торжественно произнес следователь. — Думаю, господин Сагриш, вам необходимо подать апелляцию в высшие судебные органы Нона, и, вполне вероятно, смертную казнь вам заменят пожизненным заключением.

Леон без сил опустился на стул.

— И это все, что можно сделать для моего сына?.. — растерянно спросил он.

Йюл выступил вперед и низко поклонился военному. Тот задумчиво посмотрел на него, потом подсел к компьютеру и защелкал кнопками.

— Желаете внести за господина Сагриша ВОСЕМЬСОТ ТЫСЯЧ кредиток, господин Рикани? — с большим сомнением сказал следователь, обнаружив нужную информацию.

Йюл с достоинством поклонился…

— Он пришел сюда почти раздетый, голодный, с этой странной прической. Я кормил его вчерашней фасолью. Он ел с такой благодарностью, если не благоговением, с таким одухотворенным видом, словно я дал ему амброзию, пищу богов… А сегодня он заплатил за тебя восемьсот сорок одну тысячу пятьсот кредиток. Разве такое возможно? Это нормально? — Леон с тревогой смотрел на сына.

— Ты хочешь спросить, здоров ли он? — Геп, лежа на кровати, глядел в потолок. — Душевно он здоровее нас с тобой.

— Но как мы расплатимся с ним?!

— Мы купим ему билет на Порт-О-Баск. Оформим визу.

— Разве он сам не в состоянии это сделать?

Геп устало потер лицо ладонями.

— Отец… Законы его… его братства, — нашел он нужное слово, — запрещают просить или использовать собственные средства для своих целей. Он только может — и должен — принимать чужую помощь, предложенную от чистого сердца. Это момент доверия к людям, вера в поддерживающую силу добра. Они, зеленоголовые, так думают, понимаешь?

— Мы в большом долгу перед этим человеком, сын. Наши гастроли теперь отменяются, — Леон вздохнул, — но я напишу письмо Фрайталю с просьбой помочь господину Рикани.

— Как, Фрайталь еще жив?

— Когда человек живет в ладу с самим собой, у него счастливая старость.

— Только не на Порт-О-Баске… — пробормотал Геп.

Ютика смотрела на себя в зеркало, которое ей только что подарил Остин. Он сказал, что это зеркало волшебное — оно сделает ее еще более красивой. Она надменно спросила:

— Ещё красивее?..

Ему понравилось, он засмеялся своим чудесным смехом. Она надеялась, что он поцелует ее, но он лишь сказал, что сегодня вечером приглашает ее на прием. Сердце у нее сладко заныло, но она не подала вида, что волнуется.

Оба вели себя так, словно не было вчерашнего упоительного дня, когда они летали в горы смотреть на цветные водопады, и не было вечера и бесконечной ночи, после которой у нее припухшие губы и этот горячий блеск в огромных карих глазах. Она была без ума от него, но Гелль, ее служанка, женщина с опытом, пережившая бесчисленное множество любовных историй и даже теперь, на закате своих дней, не упускавшая возможности пофлиртовать, сказала, что сегодня она должна быть холодна с ним, если не хочет потерять.

Она не хочет. Поэтому когда Остин ушел, Ютика встала перед огромным зеркалом, где в нескольких плоскостях кружились виртуальные изображения ее прелестной фигурки — так она могла видеть себя со всех сторон одновременно, во всевозможных ракурсах, исключающих искажения. Как обезьянка, она придавала своему личику самые разные выражения — от презрительного недоумения, когда все существо женщины выражает негодование и обиду, до снисходительной улыбки краешками губ, когда она поощряет ухаживания.

Потом дело дошло до нарядов. Нужно было выбрать самый подходящий — чтобы он был дорогим, но это не бросалось в глаза, чтобы он был красивым, но не слишком, чтобы в свои двадцать лет она не выглядела в нем на девятнадцать или двадцать один, чтобы он очаровывал, но не подавал напрасных надежд, чтобы она себе в нем нравилась, и очень, но самое главное — чтобы Остин был сражен наповал…

Задача казалась неразрешимой, через час Ютика просто отчаялась, поняв, что путь к сердцу самого дорогого для нее человека заказан по причине несовершенства ее гардероба из шестидесяти платьев. Когда это стало очевидным, девушка смахнула слезы и призвала на помощь Гелль. Та немедленно выпроводила ее из комнаты, заперла дверь и, завалившись в кресло, с наслаждением выкурила сигарету. Без всяких угрызений совести подремав с полчаса, Гелль не глядя взяла из гардероба первую попавшуюся тряпку и вызвала хозяйку. Ютика примерила платье и бросилась спасительнице на шею…

В обязанности Витациса входил контроль за веселящимися гостями. Осуществлял он его с ненавязчивой тщательностью, неизменно вызывавшей у начальства одобрение. Он умудрялся вести светскую беседу, фланировать от одной группы гостей к другой, говорить дамам комплименты, смеяться, острить и все время удерживать в своем поле внимания огромное количество самого разного люда, порой довольно экзотического, ведь приемы босса славились своей экстравагантностью. Здесь никому не приходилось скучать — у хозяина всегда был наготове какой-нибудь фокус или выходка, которую в течение всего званого обеда гости ждали с нетерпением.

Сегодняшний прием не должен был стать исключением. Но судя по появлению в зале лиц с весьма подозрительной внешностью, в вызывающе безвкусных одеждах, хозяин снова решил устроить так называемое хождение в народ, когда высший свет Порт-О-Баска был безжалостно забыт, а главный упор делался на заигрывание со всяким отребьем из тимминсов, коренных жителей планеты. Понятно, почему, — третья фаза луны близилась к своему завершению.

Значит, сегодня Витацису придется держать ухо востро. Сначала аборигены будут накачиваться спиртным, пока оно не польется у них из ушей, потом перебьют небьющуюся посуду, затеют увлекательное массовое представление типа «стенка на стенку», и утром охране придется развозить всю эту шваль по их трущобам. Впрочем, чем больше шума, тем приятнее будет хозяину, который порой и сам участвовал в подобных заварушках.

Поэтому, увидев, как в зал входит Ютика, новая девушка хозяина, Витацис очень удивился. Девчонка была что надо — нежное лицо, большие глаза, ослепительно-белая кожа, а формы… Выпускница экономического колледжа, и папа не бедный, и все у нее было бы впереди, но теперь она связалась с хозяином Витациса, а это все равно что прыгать с испорченным парашютом…

Ютика вошла и с удивлением огляделась. Здесь не было ни одного знакомого лица. Ее никто не встретил, поэтому, скрывая растерянность, она сама прошла к столику. Витацис моментально оказался рядом и заговорил с ней, она была этому очень рада.

Чем больше охранник разговаривал с этой на редкость обаятельной и остроумной девушкой, тем больше ему, прожженному цинику, становилось ее жаль. Она, как кошка, была влюблена в хозяина, поэтому вряд ли была способна соображать и мыслить трезво. Стало быть, развязка наступит очень скоро…

…Хозяин появился в зале, но Ютика продолжала невозмутимо смотреть на сцену, где, упиваясь успехом, бешено вихляли бедрами танцоры в чисто символических одеяниях — программа вечера вполне соответствовала вкусам гостей. Она не обернулась даже тогда, когда хозяин подошел к соседнему столику. И тогда, когда он направился было в глубь зала. Молодец девчонка, отметил Витацис. Правда, она уже немного пьяна, но разве Витацис знает ее норму?

Передумав, хозяин развернулся и подошел к Ютике. Он довольно холодно приветствовал ее и приложился губами к руке, глядя на девушку, как ученый на препарируемое им живое существо. В дверях неожиданно возникло маленькое столпотворение, поэтому Витацис отвлекся, поспешив на выручку электронному швейцару.

— Как тебе нравится у меня? — спросил Остин, забрав у нее из рук ее бокал с коктейлем и отпивая.

— Никак.

— Совсем?

— Даже хуже.

Она не злилась, она была просто в бешенстве — глаза у нее стали чернее черного. Но внешне это больше никак не проявлялось. Когда она научилась так владеть собой?

— А эти ребята? — Остин кивнул на сцену.

— Я слишком хорошо воспитана, чтобы сказать все, что я о них думаю. Но очень хочется.

Он захохотал.

— Я тоже не всегда люблю условности!

— Я заметила, — сказала она, чуть улыбнувшись. Она начинала узнавать в этом человеке своего возлюбленного.

— Тебе было хорошо… вчера?..

Она сразу попалась — как рыбка в сети. Расслабилась. Глаза у нее посветлели. Он пристально смотрел на ее нежную шею, которую вчера столько раз целовал, и девушка краснела под его взглядом. Когда маска безразличия сползла с ее лица и она снова потеряла голову от того, что он так близко, Остину сразу стало скучно. Он знал каждое слово, которое она сейчас произнесет. Он встал. Она тоже поднялась и подошла вплотную, глядя на него сияющими глазами. Какая скука… Он холодно отступил от нее на шаг.

— Я не мог отказать себе в удовольствии подарить тебе зеркало, Юти, и не пожалел. Потому что немало позабавился, наблюдая за твоими ужимками и прыжками. — Он закривлялся, повторяя ее мимику перед зеркалом… — Гелль же была просто великолепна, так и передай ей. Она завалилась спать в кресло, потом взяла первую попавшуюся тряпку и подсунула тебе, выдав за результат напряженного получасового выбора. Кстати, у меня в это время были друзья, им тоже понравилось. — Он с интересом наблюдал за ней.

— Жалко, что я не разделась перед твоим зеркалом догола, — улыбнулась Ютика. — Но я же не знала.

— Тебе нехорошо? — с преувеличенным участием поинтересовался он. — Ты так побледнела… — Она держалась лучше, чем он мог ожидать. — Знаешь, милая, — сказал он с искренним сожалением, — беда любой женщины в том, что она уверена в собственной исключительности, если мужчина провел с ней ночь. Она сразу уподобляется сове, которая на свету не видит того, что делается у нее под носом. А меня интересуют женщины, умеющие удивлять, способные как можно дольше удерживать мое внимание. Любовь — это прежде всего игра, в которой не всегда знаешь, кто победит. Увы, ты предсказуема. И это платье на тебе, извини, просто кошмарно традиционно.

— Понимаю. Тебе больше понравилось бы, если бы я дала тебе пощечину, ты — мне, и мы бы вцепились друг другу в волосы на глазах у твоих дорогих гостей. Это и должен был быть гвоздь вечера, любимый? Может, рискнем?

Он развеселился.

— А это мысль! Но нет, момент уже упущен… С чего мы вдруг начнем хлестать друг друга по щекам?

— А если попробовать? На нас уже смотрят.

— Нет. Категорически нет. Ты уходишь?

— Зачем? Веселье в самом разгаре. Мне все больше нравится у тебя. Я, пожалуй, еще выпью. — Она снова села за столик.

Он задумчиво посмотрел на нее, наклонился и поцеловал в щеку. В душе у него что-то слабо шевельнулось — может быть, нежность? Или восхищение?

— Иди развлекайся, — улыбнулась она. Глаза у нее были карими и сухими.

Анахайм пошел вдоль столиков. Она посмотрела ему вслед. Красив, проклятый, так красив, что перехватывает дыхание… Женщины, способные удивлять… Что ж, Остин, ты сам напросился.

— Вы очаровательны, Ютика, — говорил Витацис, ловко ведя девушку в медленном танце. — И вам не место в этом зале. Почему вы не уедете домой?

— Мне здесь нравится.

— У вас слишком горькая улыбка, чтобы я в это поверил, — тихо сказал охранник. — Пожалуйста, уходите отсюда. Я могу отвезти вас.

— И вас за это не выгонит с работы… ваш хозяин?..