Алмазы Селона

— Вы меня спрашиваете? Я вообще ничего не понимаю.

— Да из любой точки, — подумав, буркнул Ион. — Много вариантов.

— Не так уж и много, если за точку отсчета брать прямую, на которой лежат звезды… Как сказано, а? Поэзия… Вариант первый. Корабль с младенцем, идущий из неизвестной нам точки Х, движется под углом к «звездной прямой». Тогда он оказывается перед выбором, какую из точек выбрать, — 11, ЛК, Ж или В. И у меня нет никакого, даже самого завалящего ответа, почему он выбрал именно точку 11. — Скальд пририсовал прямоугольник корабля и стрелки, ведущие к звездам.

— Возвращались они в первый сектор, — задумчиво глядя на рисунок, сказал Ион. — Выходит, не было никакого смысла выбирать корабль, который находился дальше всех от пункта назначения. Но выбрали именно его. Почему?

— Потому что он самый первый пришел на это место, — напомнил Йюл.

— Это не ответ, — покачал головой Ион. — Зачем надо было назначать встречу в таком дальнем районе, на самой границе не то что с восьмым — с девятым сектором? — Мы также должны допустить, что корабль мог идти не из какой-то одной, а из разных точек района. — Рядом с первым Скальд нарисовал новый вариант. — Вот так. Добавим хаотичности. И теперь все намного усложняется в этой странной системе. Как вы думаете, Ион, какая самая главная цель была у людей, предложивших усыновление?

— Быстрая и безопасная передача ребенка опекунам.

Скальд лукаво взглянул на него.

— А какая семья для них была предпочтительна?

— Конечно, не та, которая побогаче. Они и так богаты, дали за ребенком большие деньги, — размышлял Ион. — Та семья предпочтительнее, которая быстрее этого ребенка найдет. Естественно, их устроило бы, если бы все сразу получилось.

— Вы зрите прямо в корень, Ион. Мне лично представляется верным только такое предположение: корабль с младенцем, начиная движение из точки Х, находящейся где-то на границе с чужими, движется по прямой, соединяющей все четыре звезды. Кстати, на этой же прямой лежит главный транспортный узел третьего района, что сводит к минимуму для корабля с младенцем риск затеряться в просторах третьего района. Взгляните. Если посланцы семьи Анахаймов, найдя ребенка — а так и случилось, — возвращались обратно в первый сектор, неглупо было бы предположить, что вектор движения таинственного корабля сразу был направлен к центру галактики. Он шел по заранее выбранному и просчитанному маршруту, без экипажа, на автопилоте, и остановить его можно было только специальным сигналом. Изучив карту района, я совершенно убедился: здесь он не мог вольготно маневрировать. Слишком опасно. А другие корабли нужны были для страховки. Опасный район, множество ловушек и преград… Во-первых, встречающий корабль мог погибнуть, во-вторых, корабль с младенцем мог, к примеру, опоздать и разминуться со встречающим; что ж, тогда дальше по курсу его ждал бы второй, потом третий и четвертый — при самом неблагоприятном исходе для младенца. В нашем случае уже первая попытка оказалась удачной.

— С чем нас всех можно поздравить, — усмехнулся Ион.

— Значит, теперь мы точно знаем, откуда он появился, этот младенец из космоса. Но по-прежнему не знаем, почему. И кто он такой.

— В сущности, все мы такие же младенцы и не сильно отличаемся от него, — задумчиво проговорил Ион. — Потому что по большому счету не знаем ответа на самый интригующий вопрос этой жизни: кто мы? откуда пришли? почему живем и почему умираем? что с нами происходит после смерти? И это все чрезвычайно роднит нас с таинственным господином Анахаймом, вам не кажется?

Скальд с улыбкой заметил:

— Интересно, что сказал бы господин с салфеткой, услышь он, как вы набиваетесь к нему в родственники?

3

Кто-то тихо и жалобно пищал. Неяркое осеннее солнце глядело в окно — такое же заспанное, как она сама. Писк продолжался. Ронда соскочила с постели, накинула халат и отправилась на поиски.

Хвостик сидел на самой верхней полке встроенного в стену шкафа в холле.

— Как ты сюда забрался? — улыбнулась Ронда и протянула щенку руки.

Он заволновался, запищал еще сильнее и, решившись, прыгнул. Она на лету подхватила его. Оказавшись в безопасности, он тут же заявил о своих правах на свободу передвижения и, как мышка, скользнул в приоткрытую дверь кабинета Иона. Ронда направилась за ним, чтобы поздороваться с мужем, но, услышав голоса, остановилась в дверях — Ион разговаривал с кем-то по внешней связи.

— Природа смелости до сих пор не изучена, вам это известно? — негромким вкрадчивым голосом спрашивал человек, лицо которого Ронда не могла разглядеть — экран заслоняла спина мужа. — Есть мнение, что это действие специального гормона. Если его достаточно в организме, человек слывет храбрецом, а если не хватает — увы…

— К чему этот разговор?

Ронда сразу почувствовала, что муж нервничает. Она незаметно отступила за дверь.

— Это мысли вслух. Разве мы не можем обменяться мнениями? Мне было бы интересно познакомиться с вашей точкой зрения. Тем более, как мне известно, ваша семья особенно неравнодушна к этой теме…

— Вы не член семьи, чтобы обсуждать наши внутренние проблемы.

— У вас проблемы? У вас самого? — Голос незнакомца прозвучал насмешливо, и у Ронды тоскливо сжалось сердце. — С Браззалем?..

— С Браззалем или нет… это…

Ронда видела — неприятно пораженный осведомленностью собеседника, ее муж не знает что отвечать. Человек на экране мастерски втянул его в странный и заставлявший оправдываться диалог, из которого Ион никак не мог выйти достойно.

— …это наши дела…

— Конечно, конечно. Я отнюдь не собираюсь делать каких-либо поспешных выводов.

Он знал всё о Браззале, этот гнусный тип с противным тихим голосом, он открыто намекал на то, о чем в семье предпочитали не говорить. «Я ненавижу Браззаль, — хотелось крикнуть Ронде. — Я ненавижу эти разговоры, эти намеки, эти никому не нужные тесты на смелость! Оставь нас в покое, гад. Не слушай его, любимый, ты же видишь — он тебя провоцирует! Но разве он имеет какое-то право так разговаривать с тобой? Он уже едва не отнял у нас дочь…» Слезы навернулись у Ронды на глаза.

Хвостик потерся о ее ногу. Она взяла его и, потянувшись, посадила на полку с цветами. Щенок громко запищал. Ронда на цыпочках побежала в свою комнату. За ее спиной упал на пол и разбился горшок с розами, послышался встревоженный голос Иона, вышедшего из кабинета.

За утренним чаем Ронда была весела, как никогда. Она не замечала ни отстраненного вида мужа, ни его озабоченности, ни ответов невпопад.

— Ты на работу? Вернешься как обычно, в семь? — улыбаясь и протягивая ему шляпу, спросила она у порога. Он кивнул. — Тебе очень идет этот галстук. И шляпа. И этот плащ. — Она любовалась им и хотела, чтобы он это заметил. — К чему это я? Ты само совершенство — вот к чему… Говорила ли я тебе, что ты просто до неприличия красив? От Зиры и Риссера ты взял все самое лучшее.

Он внимательно взглянул на нее — она кокетливо подставила ему щеку.

— Я несовершенен: скоро зима, а у меня всегда мерзнут руки и ноги, ты же знаешь, — улыбнулся Ион.

Он нежно привлек ее к себе, поцеловал и вышел.

Она смахнула слезы и прошептала, глядя ему вслед:

— Пусть приходит зима, ничего. Мы выкрасим стены в теплые цвета, разожжем камин… Я брошу на нашу постель огненные покрывала и подушки, надену золотистое белье… Пол закрою пушистыми коврами, на стены повешу натюрморты с алой ягодой, пахнущей летом, а в кухне будет пунцовая выпечка и горячий крепкий чай — чтобы ты всегда возвращался в дом, где так тепло, где я всегда жду тебя, дорогой…

Она прошла в комнату матери Иона. Зира сидела на диванчике и расчесывала кошек. Встав на пороге, Ронда сказала, задыхаясь от слез:

— Наконец сбылась твоя мечта — Ион полетел на Браззаль… Сегодня он докажет тебе, что он настоящий мужчина… Надеюсь, ты счастлива? Ты ведь этого хотела всю свою жизнь? Не смей… вмешиваться!.. — крикнула она, видя, как побледневшая Зира хочет ей что-то сказать. Кошки, возлежащие на диване, лениво наблюдали за ней, щуря свои зеленые глаза. — Мы будем ждать его здесь. Сидеть и ждать, когда он вернется.

Она вышла и прикрыла дверь.

Деревянный мостик, ведущий в океан, совсем сгнил. Из-за этого белая от морской соли клетка казалась необычным, забытым на воде предметом. Ион долго не мог отвести взор от этого ослепительного пятна на безмятежной зеленовато-голубой глади океана, потом спустил на воду легкую надувную лодку, обнаруженную им в подсобке дома.

Он едва не опрокинулся в воду, когда ступил на шаткое суденышко. Стараясь сидеть неподвижно, чтобы сохранять равновесие, он принялся грести тонким веслом и вскоре очутился у цели. Открыв дверцу, Ион шагнул на затопленную по колено площадку, сразу заняв все тесное пространство клетки.

Наверное, нужно подумать о чем-нибудь приятном, решил он, любуясь голубизной неба. Например, о том, что белые акулы едят и морских черепах, без труда разгрызая их панцирь… Или что, черт возьми, жесткая акулья шкура, похожая на грубую наждачную бумагу, состоит из зубов, крепко сидящих в коже, настоящих зубов, покрытых эмалью, с нервами и кровеносными сосудами внутри… Интересно, знают ли об этом сами акулы? Ему стало немного смешно. Почему-то вспомнилось описание церемонии заклинания грозных хищников, когда туземец, обладающий мистической силой, усмиряет акулу, целуя ее. И акула сразу становится недвижимой, впадает в ступор — наверное, потрясенная таким деликатным обращением…

— Роа, ты жив? — спросил Ион, взглянув себе под ноги, в темно-зеленую воду, и нажал кнопку.

Клетка качнулась, старчески закряхтела-заскрипела и, дернувшись, медленно поехала вниз. Надувная лодка закружилась на месте и, влекомая движением воды, устремилась в океан. Ион проводил ее взглядом.

…Акулы никогда не спят, никогда не останавливаются в своем движении. Неутолимый голод гонит их, заставляя набрасываться на любую добычу, будь то другие акулы, мелкая или крупная рыба, собака или лошадь, человек или консервная банка. Вот и сейчас они были начеку, и, почуяв поживу, двигались вокруг клетки неровными зигзагами, время от времени задевая ее боками, пробуя прутья своими страшными изогнутыми пастями, где в пять рядов торчали острые зубы — по тысяче в каждом…

Этим кинжально-острым зубам пока была недоступна добыча, огороженная железными прутьями. Но она была живой, она дышала, двигалась, чего-то ждала, а главное — и это сводило акул с ума — она была белой. Белый — их любимый цвет.

— Мы видим его.

— Боже мой… Он в клетке?

— Только что вышел. Наверное, больше не мог ждать. Вокруг него песчаные акулы, с темными серо-коричневыми спинами, с круглыми пятнами на боках, всего восемнадцать особей…

— Говорите, Скальд… я слушаю…

— Он пытается подняться на поверхность, но они все время хватают его то за ноги, то за руки… тянут вниз… Он отбивается как может…

— У него нет оружия? Господи, зачем я спрашиваю… Конечно, он не взял его…

— Вы уверены, Зира, что мы не должны вмешиваться? Джайс говорит, что мы можем выдернуть его из воды в две секунды — модуль прекрасно оборудован для этих целей, и с нами шестеро спасателей.

— Это будет еще хуже, понимаете?

— Хуже, чем погибнуть?

— Да!

— Для кого?! Для вас?

— Для него, Скальд. Он никогда не простит мне этого позора. Если он выживет, он не должен знать, что вы были там, прошу вас… Это очень личное…

— Кажется, я понимаю. Внимание. Появилась очень крупная акула. Девять метров, темно-коричневые полосы. Тигровая! Цитирую идентификатор: «Прожорливая и жестокая. Без труда может проглотить взрослого человека, даже если объем его талии равен ста сантиметрам, или перекусить его пополам…» Что нам делать, Зира? Почему вы молчите?!

— Я не знаю… Не знаю, что делать…

Акула появилась внезапно. Ее движения были медленными, какими-то сонными, но вот она неожиданно сделала бросок вперед, схватила трехметровую песчаную акулу поперек туловища и, вращая своими мощными челюстями, в мгновение ока разорвала ее на несколько кусков. Остальные акулы, не решаясь приблизиться, кружили вокруг, наблюдая за кровавым пиршеством издалека. Ион успел за это время подняться на несколько метров к поверхности океана.

Покончив с обедом, тигровая акула лениво направилась к белой фигуре, привлекающей всеобщее внимание, и, словно забавляясь, слегка прикусила одну из ее движущихся конечностей.

Сам себе Ион напоминал увеличенную копию примитивной детской игрушки — из тех, что могут только кое-как двигать почти не гнущимися руками и ногами. Чувствуя себя в полипластовом скафандре для акульего аттракциона неуклюжим медведем, он закричал и принялся бить акулу по голове рукой. Поскольку была не голодна, та удивленно выпустила его ногу и медленно двинулась вслед за ним, не замечая, что акулы вокруг исчезли.

…Роа налетел как смерч. Сильным ударом в бок перевернув тигровую акулу на спину, он скользнул вдоль ее светлого брюха, мгновенно вспоров его острыми, как бритва, зубами. Внутренности акулы вывалились наружу, и кровь окрасила воду. От легких и стремительных движений его огромного серого тела вокруг пошли завихрения и волны, опрокинувшие Иона. Роа подождал, пока он снова примет в воде вертикальное положение, и подплыл, чтобы увидеть его лицо. Зверь не ошибся в своих предположениях: человек улыбался…

— Спасательная служба? Я уж и не надеялся, — сказал он. — Опаздываешь.

Ион вошел в гостиную. Гиз увлеченно читал толстую книгу, Гладстон неподвижно лежал на полу, и при появлении Иона только слегка приподнял голову. Зира на диване расчесывала кошек. Лавиния сидела, устроившись с ногами в своем любимом кресле.

— Что-то сегодня здесь слишком тихо, — заметил Ион, прибавляя света. — Здравствуй, мама. Дети, привет. А где Ронда?

— На кухне. Па, давай скорее, мы голодные, — сказал Гиз, на мгновение оторвавшись от книги.

— Что это ты делаешь, дочка? — удивился Ион, рассмотрев, чем занимается Лавиния.

— Вышиваю крестиком, — невозмутимо ответила девочка. Ион присвистнул. — Эти штуки называются пяльцами.

— А зачем ты… вышиваешь?..

— Чтобы сделать приятное маме. И нечего здесь свистеть. Думаешь, вышивать легче, чем прыгать с парашютом?

Переглянувшись с улыбающейся Зирой, Ион отправился на кухню.

…Ронда хлопотала, готовя ужин.

— Подожди немного, сейчас все будет готово, — весело пообещала она, сражаясь с уткой, шкворчащей на сковороде. — Какие новости?

— Никаких. Все, как обычно, — пожал плечами Ион. — А у вас?

— Бездельничали. Незапланированный выходной. Весь день смотрели наши домашние фильмы. Представляешь, Лавинию сегодня они не раздражали.

— Да? А что с ней такое? — немного встревожился Ион. — Вышивает крестиком…

Ронда засмеялась:

— По-моему, вырабатывает силу воли. Сегодня видели столько смешного. Например, как Лавиния с суровым видом допрашивала мамину кошку: «Ты почему на меня улыбаешься?» И как Гизу было пять лет, он сидел, щелкал свои любимые семечки, а ты в шутку спросил: «Сын, ты жениться еще не собираешься?»

— А он подумал, сплюнул и сказал: «Денег нет…»

Ронда снова залилась веселым смехом.

— Утку опрокинешь, — улыбаясь, сказал Ион. Он подошел и обнял жену. — Ты сегодня очень красивая. — Он погладил ее волосы. — Ты знала, да? Ничего, Ронни, все уже позади.

Она прильнула к его груди и заплакала…

4

Ему скучно. Он развлекается. Когда в приступе безумия или просто желая пощекотать себе нервы он проиграл в карты свой таинственный Селон, то безжалостно устранил людей, причастных к этой истории. Почему-то ему стала интересна семья Регенгужей — он словно споткнулся о них, решил позабавиться… К чему же все это приведет?..

Два месяца подряд детектив каждый день приходил в отдельный кабинет частной библиотеки в центре Имбры, одноименной столицы планеты, и изучал все материалы прессы, в которых хотя бы раз было упомянуто имя Анахайма. Сразу бросалось в глаза, что этот господин не стремится попасть на страницы светской хроники, и потому его личная жизнь абсолютно скрыта от любопытных глаз. Сеть изредка сообщала о его появлении на приемах, но тон этих сообщений был весьма сдержанным, даже официальным — так пишут о всесильных лидерах враждебных империй. Как в той шутке: вроде и гость, и убить охота…

Анахайм владел просто колоссальными богатствами, и первое, что приходило в голову, был вопрос: мог ли он заработать их за свою бурную, но еще достаточно короткую жизнь? Возможно, настоящие родители оставили ему гораздо большее состояние, чем было задекларировано официально. Поэтому все документы о наследовании, к примеру, или документы на предъявителя были подготовлены заранее — на фамилию Анахайм…

Неожиданно по отдельным признакам Скальд заподозрил, что Анахайм абсолютно не интересуется своим бизнесом. Или у него очень хорошая команда, или размер доходов таков, что сколько ни воруй, все равно останется много. Интересно, может ли такой злопамятный и жесткий человек позволить, чтобы его обкрадывали?.. Это как-то не вязалось с его натурой.

Имя Анахайма ни разу не встретилось ни в одной криминальной хронике, хотя он, безусловно, был замешан в убийстве людей. Этот человек обладал способностью узнавать чужие, даже самые интимные, секреты и шантажировал ими других. За одну только ночь он сумел прижать к ногтю шестьдесят свидетелей неприятного для него события. Если допустить, что его возможности не ограничиваются этим числом, то становилось совершенно ясно: вряд ли кто решится воровать деньги у такого могущественного человека. И почему бы тогда не предположить, что Анахайм обложил данью весь божий свет? Что все платят ему — лишь бы этот великий шантажист оставил в покое их самих, их маленькие и большие тайны? Отсюда эти богатства, и только так он мог избежать наказания за свои преступления… Но как же, интересно, это все удается господину Анахайму?

Он — младенец из космоса. Прибыл с границы восьмого и девятого секторов. То, что он появился оттуда, давало основание подозревать, что он чужой. «Старая песня — чужие среди нас, — подумал Скальд. — Мы живем себе и живем, варимся в своих проблемах и думать не хотим о каких-то там чужих. Пока тебе не плюнут в лицо. Анахайм — чужой… Возможно ли это? А почему нет? Разве кто-нибудь знает, как выглядят чужие? Нет, нельзя исключать эту версию, надо просто искать убедительные доказательства в ее пользу. И если их не обнаружится, возрадуемся, что галактике ничто не угрожает извне, что ее терзают доморощенные злодеи…»

Скальд вздохнул и придвинул к себе большую пачку новых распечатанных материалов, выданных сегодня справочной службой библиотеки. Он удивленно полистал ее и убедился, что нигде нет даже простого упоминания об Анахайме. Речь шла о какой-то религиозной организации.

По внутренней связи Скальд вызвал сотрудника библиотеки, обслуживающего лично его.

Каждое утро, поднявшись на свой восемнадцатый этаж, он здоровался с ним, всякий раз поражаясь тому, какое у служителя бледное и застывшее лицо. Как у человека, который нездоров.

— Слушаю вас, господин Икс, — ровным голосом отозвался тот, но его высокий лоб покрылся морщинками.

Он смотрел так пристально и тревожно, что Скальду показалось — служителю меньше всего хотелось сейчас разговаривать. Детектив молча потряс в руке пачкой листов, раздумывая, стоит ли продолжать.

— Слушаю вас, — как испорченный механизм, повторил библиотекарь звенящим голосом.

Серые глаза его уже не умоляли, а просто кричали.

— Я… м-мм… хотел поблагодарить вас за то, что вы так внимательны… — произнес Скальд, впившись в лицо собеседника. Тот слегка наклонил голову, отвечая на любезность. — Вы мой добрый гений.

— Ну что вы. Всегда буду рад помочь вам, господин Икс. — Он произнес это так, что было совершенно ясно: необходимо закругляться.

Скальд отключил связь, задумчиво посмотрел на первую страницу и начал читать.

…В материалах подробно описывались представления, которые время от времени устраивала древняя культовая организация с претенциозным названием «Меч Карающий», созданная еще четыреста лет назад. Принадлежала она религии котти, и главным ее козырем было… ясновидение.

Скальд вспомнил одно такое шоу, случайно увиденное по телесети. Все в нем было помпезным, многозначительным, сделанным в расчете на устрашение. Религия котти повторяла, в сущности, основные постулаты любой религии, но в своих целях была откровенно агрессивной.

Люди погрязли в грехах, замарали своими скверными поступками любовь к Богу, принизили ее, отучились разделять праведное и неправедное. Они больше не хотят стремиться к совершенству, а это самый низкий из всех грехов. Но Меч Карающий знает все, читает каждую сокровенную мысль, видит каждый проступок и наказывает — чтобы вернуть человека к Богу, поставить его на путь очищения. Он и есть сам Бог, убедитесь в этом…

Вспомнилось невероятно тягостное чувство, с которым Скальд наблюдал, как при огромном стечении народа изобличили невиновную женщину. То есть, конечно, это она убила того подонка, но ведь он это заслужил… Хотя свидетелей преступления не было, этот Меч Карающий — кукла, обряженная в длинный сверкающий балахон, с маской вместо лица — рассказал, как все произошло, как будто сам там был, и женщину на глазах у всех арестовали по обвинению в убийстве. У потрясенной толпы это не вызвало радости, многие плакали. И это повторялось из представления в представление.

Наверное, пожертвования лились рекой, ибо безжалостный «бог» в человеческой ипостаси неизменно внушал всем присутствующим ужас и неуверенность в себе, и каждый хотел бы отвести грозу от себя.

Меч Карающий вояжировал по планетам, выбирая места весьма колоритные: то шикарный столичный отель, то заброшенный горняцкий поселок, то плавающий по морю город. И везде собирал огромные толпы жаждущих поглазеть на чудо.

Перевернув последнюю страницу, Скальд без особого удивления рассмотрел фотографию ясновидца, все-таки явившего миру свое надменное холеное лицо, — видимо, из понятного человеческого тщеславия, ведь даже у воплощенного бога бывают свои слабости…

— Так вот откуда вам известны все тайны людские, — задумчиво проговорил Скальд. — Вы, оказывается, ясновидящий, господин Анахайм.

Запищал сигнал вызова. Скальд включил видеофон. «Помянешь волка к ночи, а он уже тут как тут», — раздраженно подумал детектив, глядя на экран.

— Вижу, что рады. Не хотите встретиться? — насмешливо спросил Анахайм.

— Каким будет это свидание?

— Не таким, как вы мечтаете. Вы не в моем вкусе.

— Вы — тоже, пошляк!

— Сразу вспылил… Смешно. Через три дня с нетерпением жду вас на Синк-Леарно.

— Где?!

— Вы знаете — где, — холодно ответил Анахайм и отключил связь.

5

Гуси летели стройным клином. Их крики разносились далеко над песчаной равниной шириной в несколько километров, за которой плескалось холодное море. Сейчас в предрассветной мгле не виден был их редкий и элегантный окрас, но Скальд и так помнил эти длинные черные шеи и головы, белые пятна на туловище, белые щеки…

…Каждую осень, когда над Бритой, серой громадой приюта для мальчиков-сирот на Синк-Леарно, пролетали стаи гусей, все игры, развлечения, обиды бывали забыты — все смотрели на перелетных птиц, рожденных в еще более суровом краю, чем этот, и торопящихся обмануть зиму, стремительно настигающую их. Гуси летели в теплые края — в недостижимый сказочный мир из книг и кинофильмов.

— Кое-кто из них погибнет в пути, — строгим голосом говорил Мур, наставник среднего звена. — Так что не смотрите так жалобно. Им еще лететь и лететь. Думаете, там, наверху, тепло? Там сильные ветры, да и наледь утяжеляет их крылья. Если лето было холодным, птенцы рождаются слабыми и не успевают хорошенько выучиться летать. Тогда, считай, полстаи упадет в море — кто раньше, кто позже. Не шутка — пролететь три тысячи километров…

Мальчики слушали молча, задрав головы к небу, и все равно отчаянно завидовали свободе, которой обладали небесные странники, вступившие в поединок с природой и полагающиеся только на силу своих широких крыльев.

— Почему они кричат? — спрашивал Питер.

— Сообщают о себе.

— Нам?

— Наверное.

— Они зовут нас с собой… Ты заберешь меня отсюда?

— Обязательно, — твердо отвечал Скальд.

Он точно знал, что когда через шесть месяцев выйдет из приюта, закончит курсы, получит лицензию и найдет работу, то сразу оформит права опекунства над Питером — законы на Синк-Леарно не препятствовали этому.

Питер был младше его на восемь лет. Скальду казалось, что такого подвижного и живого личика не было больше ни у кого. Худенький, будто после тяжелой болезни, ясноглазый и доверчивый, Питер учился лучше всех в своей группе. Зная о его дружбе со Скальдом, другие остерегались пробовать на Питере силу своих кулаков. Его комната находилась этажом ниже, прямо под комнатой Скальда, и они всегда перестукивались своим особым кодом — делясь новостями, прощаясь на ночь и здороваясь утром.

Персонал приюта составляли мужчины — учителя и медики — и женщины из обслуживающего персонала — повара, прачки, уборщицы, дежурные на этажах. Отношение к детям-сиротам было ровным и строгим. Больше тысячи воспитанников размещались в пятнадцатиэтажном полипластовом здании. Большой муравейник — вот что всегда напоминал этот дом, в котором дети были строго распределены по возрастным группам и перемешивались только в другом крыле, в гостевых и учебных помещениях. Жилая комната была узкой и стандартно обставленной, но зато предназначалась только одному воспитаннику. Система наблюдения, установленная в каждой комнате, отключалась по строгому графику на несколько часов в сутки из-за заботы о психологическом комфорте детей — тотальный контроль мог привести к нервным срывам.

…Сегодня Брита превратилась в оранжерею. Кому-то пришло в голову усилить оптикой и обратить на пользу нестерпимое сияние льдов замерзающего на долгую зиму моря, чтобы выращивать собственные тропические плоды и цветы — редкость на Синк-Леарно. Полипластовые стены, легко обретающие прозрачность, теперь пропускали свет, который жадно улавливали орхидеи и бананы с мандаринами.

Получив разрешение на экскурсию, Скальд отказался от сопровождения и поднялся на последний этаж, чтобы сквозь прозрачную крышу увидеть косяк птиц с длинными черными шеями.

— Да, мы с вами выбрали неудачное место для встреч, — раздался у него за спиной голос. — Жарко, влажно, душно… Гадость, одним словом.

— Зато красиво, — возразил Скальд. — Зачем звали?

Анахайм, одетый в безупречно сшитый темно-синий костюм и бежевую рубашку без галстука, сел в кресло напротив своего собеседника и, закинув ногу на ногу, некоторое время с интересом изучал его.

— Хотел спросить, каковы, собственно, результаты ваших изысканий, касающихся моей скромной персоны? — проронил он.

— Для этого необязательно было лететь в другой сектор.

— Мне хотелось встретиться с вами в когда-то привычной для вас обстановке.

— Зачем?

— Уже нервничаете. Совесть нечиста?

— Кто вы, господин Анахайм? — в упор взглянув на него, спросил Скальд. — И почему вы в детстве не учили уроков?

Анахайм расхохотался, показав безупречной белизны зубы.

— Ответ на этот вопрос я поручил найти госпоже Зире Эворе Регенгуж-ди-Монсараш. Что это вы онемели?

— Почему именно… Зире?..

Анахайм многозначительно молчал.

— Похоже, вы и сам не знаете, кто вы, — буркнул Скальд.

— Когда что-то не получается, лучше всего так и отвечать.

— У меня всегда все получается.

— О, это ответ мужчины. Но самоуверенность должна иметь какие-то основания.

— Что вы хотите этим сказать?

— Было дело, которое вы не раскрыли.

— Какое это?.. — помолчав, спросил Скальд.

— О пропаже тюльпанов с выставки господина Готтинса, с Куалла. Там еще были два трупа, Скальд.

— Если вы будете так называть меня, я буду обращаться к вам «Анахайм».

— Не возражаю, это ведь моя фамилия.

— Я раскрыл то дело…

— Вы же умный человек. Вы так хотите, чтобы я уличил вас во лжи? — Анахайм усмехнулся. Скальд опустил глаза. — Это было шесть лет назад, но не значит, что вы забыли про это дело. Просто вы подсознательно вытесняете ту неудачу из памяти. И это верный, в общем-то, прием. Люди всегда так поступают, избавляясь от ненужного груза неприятных воспоминаний. Зачем тащить их с собой в будущее? Но признайтесь немедленно, что и у вас бывают промахи. Вы не всесильны. Чтобы убедиться в этом, спросите Тину.

— Кто такая Тина? Постойте… О чем мы спорим? — рассеянно сказал Скальд. — Мы говорим о Тине?

— Это зигзаги разговора, — терпеливо пояснил Анахайм. — Вы сказали, что я сам не знаю, кто я. Я завелся, вы тоже. Спрашивайте дальше.

— Почему вы изображаете из себя бога?

Анахайм развеселился.

— Начитались желтой прессы? Ох-хо-хо… Наверное, это должно быть приятно, когда о тебе такого высокого мнения, но… Я не бог. Хотя можно сказать, я его представитель. Так, что ли? Наместник. Ведь что такое по своей сути Бог? Этот тот, кто знает об этом мире больше всех. Тот, кто владеет информацией.

— И пользуется ею в своих целях.

— Да, представьте себе. А что в этом плохого? Если мне дана Богом сила ясновидения, почему я не могу извлечь из этого максимум удовольствий? Ведь жизнь так коротка, — склонив голову набок и зорко наблюдая за Скальдом, который встал и вплотную подошел к прозрачной стене, говорил Анахайм. — Хотите, я сделаю вас членом Галактического Совета? И вы наконец найдете свою женщину с голубым лицом, в поисках которой мечетесь по галактике.

Скальд медленно обернулся. Анахайм наслаждался произведенным эффектом.

— Это нетрудно было узнать, — выдавил из себя Скальд.

— От Иштвана Дронта, например. Но хотите? Или нет?

— Я принимаю помощь только от друзей…

— Так можно и до старости искать. А что мешает нам стать друзьями?

— Я не чередую хорошие поступки с плохими.

— Да? А зачем вы убили того мальчика? Кажется, его звали Питер? — Скальд глубоко и судорожно вздохнул. — Что, нервничаете, господин Само Совершенство? Поэтому вам и не хотелось лететь сюда, в то место, где много лет назад произошла драма. В тот день вы чувствовали себя плохо. Вас тошнило, вам снились кошмары, болела голова. Природа тоже взбунтовалась: начался ураган, и когда дети возвращались с прогулки, с неба свалился гусь…