Вербовка

– Вставай, неверный! – Довольно грубый пинок в бок оторвал меня от воспоминаний.

И почему действительность с ее грубым и неприкрытым садизмом всегда норовит вмешаться в самый неподходящий момент? Я нехотя открыл глаза. Надо мной колонной возвышался мордоворот-тюремщик, харю которого, ни на гран не обремененную интеллектом, мне пришлось лицезреть последние двое суток.

– Сколько раз тебе говорить, морда немытая, что у меня прекрасный слух и не надо дублировать свои слова ногами!

– Ха! – осклабился страж. – Скажи спасибо шахзаде, а то давно бы лизал мои сапоги!

– Скажи и ты ему спасибо, – огрызнулся я, – что нам не довелось встретиться в другом месте.

– Да что ты можешь, сын обезьяны и шайтана! – Тюремщик небрежно ткнул меня не мытой как минимум год лапой в лицо.

Я мог бы без труда сломать верзиле пару-тройку пальцев, но пришлось терпеть хамство, проклиная себя за несдержанный язык.

– Пошел! – Он тычком развернул меня к двери и направил по коридору.

Я заковылял, стараясь как можно резвее перебирать скованными короткой цепью ногами. Не хотелось лишний раз нарываться на пинок сопровождающего меня стража.

В зале, где я очнулся в первый раз, почти ничего не изменилось, если не считать отсутствовавших светильников на вершинах большой пентаграммы, в которую я был заключен каким-то непонятным способом.

В моей голове царил все тот же сумбур. Было абсолютно непонятно, каким образом я очутился в этих местах и почему еще мне просто не снесли голову или не отправили на какую-нибудь плантацию. Может быть, их ввела в заблуждение военная форма, в которую я был одет в момент съемок? И меня посчитали за спецназовца или десантника? Я невольно поежился. По слухам, если эти ребята случайно попадали в плен, моджахеды придумывали им особо изощренные казни.

Я прикинул расстояние до трона, где сидел этот таинственный шахзаде, по бокам которого стояли два свирепого вида негра с огромными изогнутыми мечами. Если я не ошибался, эти орудия смерти должны называться ятаганами. Ничего, если дело действительно запахнет керосином, допрыгнуть до трона я успею. Или, на крайний случай, оставлю евнухом моего тюремщика. Уж лучше пусть зарубят в суматохе, чем терпеть издевательства с тем же финалом.

Но если я у моджахедов, к чему вся эта средневековая атрибутика: ятаганы, негры, лучники у входа? Или у шахзаде крыша от гашиша и героина поехала? И он организовал себе собственный шариатский рай? Тогда где же гурии? Я не отказался бы напоследок увидеть хоть что-то приятное…

Этот напряженный мыслительный процесс в моей голове был прерван довольно грубым способом. Находившийся сзади тюремщик саданул меня в спину, и я, не удержавшись на гладком полу, прокатился плашмя почти до самого центра зала.

– Неверный доставлен, повелитель, – раздался почтительный голос охранника.

Второй раз меня за сегодняшний день назвали неверным, пришла на ум мысль, пока я созерцал украшенные резьбой ступени постамента. Наверное, это лучше, чем шайтан, хотя как сказать… Будучи шайтаном, я ощущал гораздо большее уважение к своей персоне со стороны окружающих. Наученный горьким опытом, я не торопился подниматься, предпочитая лучше смирно полежать.

– Встань, неверный, – прозвучал надо мной новый голос.

Я осторожно приподнял голову. Рядом стоял старец в черном шелковом халате, расшитом диковинными зверями и странными знаками, голову незнакомца украшала чалма черного цвета. Мне очень не понравилось его пристрастие к траурной окраске одеяний, но потом я вспомнил, что у мусульман траур символизирует белый цвет, и несколько успокоился.

– Шахзаде хочет говорить с тобой, – увидев, что я смотрю на него, произнес тип в черном.

Я встал, предварительно оглянувшись. Мой тюремщик находился где-то у самых дверей зала и никак не мог оттуда до меня дотянуться.

– Корасайоглы заверил меня, что ты не шайтан, – начал свою речь сидящий на троне тип в малиновых штанах, которого мне уже довелось лицезреть двое суток назад.

Старец утвердительно наклонил голову, из чего я заключил, что это и есть вышеупомянутый Корасайоглы.

– … А посему мы решили привлечь тебя на службу, не опасаясь происков демонов тьмы, – между тем продолжал разглагольствовать шахзаде. – Ты должен совершить деяние, угодное Аллаху, после чего мы отправим тебя обратно к твоим соплеменникам.

Слава богу, кажется, меня не будут резать или четвертовать и даже не законопатят на плантации. Всего-то надо что-то сделать для этого типа в малиновых штанах, и меня отпустят на свободу. Несмотря на напряженность ситуации, мне подумалось, что шахзаде не иначе как обладатель несметного количества КЦ, раз облачен в малиновые шаровары. Ну а если простой прораб не пропал в галактике Кин-дза-дза, мне сам бог велел выбраться из этих мест…

– Что я должен сделать? – осмелился я спросить местного царька, когда он на мгновение умолк.

– А ты мне нравишься, – благосклонно посмотрел на меня шахзаде, – тот, кого мы вызвали до тебя, – тут он кивнул в сторону дальней стены, где стояли начищенные рыцарские доспехи, – оказался менее сговорчивым. Наверное, в нем сидел шайтан или демон… Нам пришлось прервать нить его никчемной жизни…

Я представил себе, как в это место попадает неграмотный и суеверный рыцарь из Средневековья… да, ему не позавидуешь. Если он сразу не съехал с катушек, то должен был признать присутствующих за приспешников Сатаны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Покойся с миром, незнакомец! Надеюсь, твоя смерть была легка.

Следующая мысль, пришедшая в голову, заставила похолодеть. Как здесь мог взяться средневековый рыцарь?! И где же тогда в действительности нахожусь я?! Значит, и меня «вызвали», как выразился этот тип?!

– Тебе предстоит привезти сюда мою возлюбленную ханум Нушафарин, – изрек с напыщенным видом шахзаде.

– Всего-то? – удивился я.

Явно у этого царька не все в порядке с головой. У него что, своих подданных не хватает?

– Не радуйся, – насупился на мой вопрос шахзаде. – До тех мест не так-то легко добраться. Не один десяток багатуров сгинул без вести в землях за пустыней Шараф.

– Но тогда как я – то справлюсь, если местные богатыри оказались бессильны?

– Корасайоглы разговаривал со звездами, – важно изрек шахзаде, – и он узнал, что только белолицый чужеземец из другого мира способен добраться до ханум Нушафарин.

– Только добраться? – поинтересовался я. – А по поводу обратной дороги звезды никак не обмолвились?

– Ты задаешь слишком много вопросов, чужеземец, – недовольно поморщился шахзаде. – Корасайоглы расскажет тебе все. А мне недосуг просвещать тебя. Государственные дела не ждут.

С этими словами он наклонил голову, давая понять, что аудиенция окончена.

Мудрец (или маг?) в черных одеждах тут же подхватил меня под руку и поспешно повлек из зала.

Сеанс магии

Покои мага не блистали роскошью, но и разительно отличались от того места, где я находился последние двое суток.

Корасайоглы жестом пригласил меня присесть за низенький столик у стены, на котором стояло большое блюдо с фруктами, чаша с медом и дыбились горкой лепешки, от которых шел одуряющий аромат свежей выпечки.

Я сел, потирая запястья, на которых от кандалов за два дня успели образоваться язвы. Перед тем как вести меня к себе, маг вызвал кузнеца, и тот сбил оковы с моих рук и ног.

– Угощайся, чужеземец, – улыбнулся Корасайоглы. – В зиндане, я думаю, тебе не удалось ни разу поесть вволю. Или ты не голоден?

– Да уж… – Я вспомнил куски лепешки, сухие, как кирза, которыми в меня кидался, гогоча, тюремщик, и тухлую воду в глиняном чане, не менявшуюся, видимо, никогда и лишь доливавшуюся по мере убывания.

Душистый мед со свежайшей лепешкой с хрустящей румяной корочкой вкупе с зеленым ароматным чаем был бесподобен. Мне показалось, что еще никогда в жизни я не ел ничего подобного. Когда горка лепешек заметно уменьшилась и я почувствовал, что следующий кусок встанет у меня в горле, маг хлопнул в ладоши, и вошедшие слуги быстро и бесшумно очистили столик. Я с сожалением проводил глазами уплывающую еду. Когда еще удастся так вкусно поесть…

Маг тем временем водрузил на стол огромное блюдо и, что-то шепча себе под нос, начал лить туда воду из кувшина.

Я с интересом наблюдал за средневековым шаманст­вом. Всю свою сознательную жизнь я с насмешкой и недоверием относился к различным белым и черным магиям, знахарям, гадалкам, астрологам и прочей шушере, особенно активизировавшейся в последнее время. По моему мнению, вся эта братия поднаторела лишь в одном: в очистке карманов слишком доверчивых сограж­дан. А в том, чего стоят их предсказания, не раз мог убедиться на примере своих знакомых.

И вот, кажется, по-моему неверию собирались нанести сильный удар.

Маг кончил лить воду, сыпанул следом в блюдо какой-то порошок и промолвил:

– Смотри внимательно, чужеземец.

Я склонился над закурившимся легким дымком блюдом, честно пытаясь хоть что-то увидеть на поверхности воды. Очень долго ничего не менялось, но в какой-то момент водяной слой как бы растаял, и я увидел то погружающееся, то всплывающее безвольное тело, несущееся среди бурунов горной реки. Внезапно до меня дошло, что я вижу себя со стороны во время неудавшегося прыжка из горящего бэтээра. Я отшатнулся от блюда, и изображение медленно растаяло.

– Ты видел собственную смерть, чужеземец, – произнес внимательно наблюдавший за мной маг.

– Значит, я в загробном мире? – Я поднял глаза на Корасайоглы. – Но вроде бы мне положено попасть к христианам… или я в аду?

– Ты считаешь, что ад обязательно должен быть мусульманским? – усмехнулся маг.

– Тогда где же я?

– Тебе это сказали еще в первый день – в Хорасане.

– Я это тогда же и не понял… Вы выдернули меня из будущего?

– Никому не дано повлиять на живущих в прошлом или будущем из настоящего, – ответил Корасайоглы. – Возможно лишь увидеть… избранным.

– И вы избранный?

– Как видишь, – улыбнулся маг.

– Но мне все равно непонятно: живой ли я и как загремел к вам из своего времени?

– Живой, живой, – улыбнулся маг, – успокойся.

– Тогда как же понимать окружающее? – Я повел вокруг рукой. – В моем времени это глубокое прошлое.

– В твоем мире – да, – подтвердил маг. – Но кто тебе сказал, что ты в своем мире?

– А? – У меня от удивления настолько отвисла челюсть, что пришлось сделать заметное усилие, чтобы водворить ее обратно.

– Вокруг существует неисчислимое множество миров, – продолжил свои объяснения Корасайоглы, – и, когда срок жизни существ того или иного мира подходит к концу, ткань бытия истончается настолько, что человек может провалиться в соседний мир. А чтобы извлечь обреченного из его мира, требуется лишь небольшой толчок.

– Так, значит, там я все-таки умер?

– Нет, – покачал головой маг. – ТАМ ты не успел умереть. Я вытащил тебя в наш мир, как и того закованного в железо чужеземца, с которым так и не удалось, к сожалению, договориться.

– Для кого, может, и к сожалению, а для меня к счастью, – пробормотал я и задал следующий вопрос: – Но мое тело в том мире должны же найти?

– Необязательно, – покачал головой маг. – У вас разве находят всех исчезнувших?

– Понятно, – я покивал головой. – Тогда еще вопрос: неужели у этого типа в малиновых штанах нет других вариантов касательно своей возлюбленной? Как ее там? Ханум какая-то? И обязательно нужен черт знает кто и черт знает откуда?

– Ты непочтителен к шахзаде, чужеземец, – нахмурил брови Корасайоглы. – За такие речи очень просто лишиться не только языка, но и его глупого вместилища – головы.

– А, бросьте, – я махнул рукой. – Вы же умный человек, и к тому же мы сейчас одни. Как может местный босс надеяться, что я в точности исполню его указание? Тем более находясь у черта на куличках…

– Ты слишком часто поминаешь черта, – неодобрительно покачал головой Корасайоглы. – Это, как я понимаю, один из демонов вашего мира?

– Да, у него вроде такой статус.

– Негоже поминать демонов, – с поучающим видом изрек маг. – Эти существа могут передвигаться между мирами… А что касается его подчиненных, шахзаде тебе объяснил достаточно популярно во время аудиенции.

– А в отношении моего повиновения? Как он рассчитывает решить эту задачу?

– Не он, а я, – заносчиво заявил Корасайоглы. – Если ты обманешь шахзаде, я тебя верну в твой мир.

– В ту самую речку, будь она трижды проклята?

– Да.

– Весомый аргумент. И никак с вами договориться нельзя?

– Я не хочу лишаться головы из-за какого-то чужеземца, – усмехнулся маг.

– Ну а если я все выполню? – Я задал еще вопрос: – Что будет после этого? Или мне в качестве награды предложат ту же речку?

– Я действительно верну тебя в твой мир, – кивнул головой Корасайоглы, – но в момент, предшествующий твоей личной трагедии. А там уж тебе решать: прыгать в воду или еще пожить…

– Какие у меня гарантии?

– Никаких, – ехидно улыбнулся маг. – Лишь мое слово. Но у тебя в любом случае нет выбора.

На такой обнадеживающей ноте и закончилась наша беседа.

Вечеринка

После беседы с Корасайоглы хоть что-то немного прояснилось. Добавило ли это мне оптимизма – другой во­прос. Но выбора действительно не было. Если меня с такой легкостью выдернули из моего мира, как до меня этого рыцаря, коему не повезло гораздо сильнее, то с такой же легкостью могли отправить обратно захлебываться ледяной водичкой. Или просто смахнуть голову прямо на месте, чтобы не тратиться на переброску. Я в задумчивости взял с блюда янтарно-желтый персик и впился зубами в тающую во рту сочную мякоть.

Маг оставил меня отдыхать до вечера в соседней с его кабинетом небольшой комнате. Он даже не стал запирать дверь. И, если принять на веру его слова о другом мире, совершенно правильно поступил. Бежать отсюда мне некуда. А если и попытаться сделать ноги, что ж, еще одним идиотом станет меньше.

– Подумай, чужеземец, до вечера, – произнес на прощание Корасайоглы, выходя из комнаты. – Вечером я буду у шахзаде, и не исключено, что твоя судьба решится там же. Все будет зависеть от того, какие выводы ты сделаешь из нашей беседы.

Да-с, типичная сказочная ситуация. Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что… И ничего не поделаешь, придется соглашаться. Жить-то хочется. И потом эта самая ханум обретается бог знает где. Если со мной не будет сопровождающих, что мешает мне просто затеряться в этом мире? Соглашусь для вида, осмотрюсь и двину на север. В это время северные территории практически не заселены, а в лесах меня сам черт не сыщет. Что-то мне не очень верится в дальнобойность здешнего мага.

Так за бесплодными размышлениями и дегустацией фруктов прошло, по моим подсчетам, часа три-четыре. В узком окошке начало заметно темнеть, когда в комнату заглянул Корасайоглы.

– Пойдем, – он мотнул головой в сторону выхода и, не дожидаясь меня, вышел.

Я было подумал, что он поведет меня на аудиенцию к шахзаде, но маг прошествовал в свой кабинет.

– Вижу, ты уже готов принять решение, – без предисловий начал маг, – но только хочу предупредить тебя, чтобы не вздумал лгать. Ты гость в этом мире, и он с удовольствием избавится от тебя, а я ему в этом охотно помогу, если ты задумаешь надуть нас.

– Хм, – я посмотрел на Корасайоглы, – если я скажу, что ничего такого мне не приходило на ум, вы, конечно, не поверите…

– Естественно, – подтвердил мои слова маг.

– И правильно сделаете, – кивнул я, – это первое, о чем я подумал. А вот сейчас мне пришло на ум другое: не блефуете ли вы, почтеннейший? И действительно сможете достать меня в любой точке этого мира?

– Я не буду приводить тебе доказательств этого, – покачал головой маг. – Если ты настолько глуп или отважен, что, впрочем, то же самое, можешь рискнуть. Я не собираюсь подчинять тебя своей воле, хотя с легкостью сделал бы это. В том деле, что поручено тебе, требуется не послушный исполнитель, а человек, способный быстро и без подсказок сориентироваться в любой ситуации и, естественно, найти самый оптимальный выход.

– У меня нет выбора, – я пожал плечами. – Согласен.

– Молодец, – одобрительно кивнул маг. – В тебе сразу чувствовался здравый смысл в отличие от того недоумка в железе, побывавшего в звезде Сулеймана до тебя.

– Это вы про пентаграмму, в которой я очутился в вашем мире? – мне сразу вспомнился отвратный запах горящего пальмового масла.

– Иногда ее называют и так, – склонил голову маг. – Теперь, перед тем как идти к шахзаде, я должен проделать с тобой небольшую процедуру.

– Какую?

Маг достал узкую бутыль темного стекла с притертой пробкой, вставил в горлышко воронку и произнес:

– Дай сюда руку.

Я протянул руку, маг впился в ладонь, как клещ, в его руке сверкнул узкий и тонкий клинок, и из рассеченной вены на тыльной стороне ладони в бутыль заструилась кровь.

– Эй, ты что делаешь?! – попытался я вырвать руку.

– Успокойся, – взглянул на меня маг. – Неужели тебе жалко нескольких капель крови? Любому человеку кровопускание идет только на пользу.

– Смотря какое кровопускание. – Я перестал вырываться. – Почем я знаю, для чего тебе это надо. Может, ты из меня всю кровь решил выкачать. Или вампир замаскированный… скажешь потом своему шефу, что заключенный сбежал, и концы в воду.

– Вампиры неразумны, – посмотрел на меня, как на недоразвитого, маг. – Это всего лишь глупые и жадные упыри, проживающие в пещерах гор Калидаг. И только неграмотные дехкане наделяют этих кровососов чудодейственными свойствами…

– Так зачем тебе нужна моя кровь? – прервал я разговорившегося Корасайоглы. – И не кажется ли тебе, что ее уже достаточно вытекло?

– Не беспокойся, больше, чем надо, не вытечет. Ты отправишься так далеко, что мы с тобой не сможем общаться, но я буду следить за тобой, и кровь, вот эта самая кровь, поможет предупредить, если тебе будет угрожать опасность.

– А ты не торопишься? – осведомился я. – Может, твой работодатель раздумает нанимать меня.

– Все в порядке, – усмехнулся маг. – Я уже доложил шахзаде о твоем согласии, и он зовет тебя сегодня вечером на дружескую пирушку в честь заключения соглашения.

Меня провели в помещение, следующее за залом для аудиенций. Оно представляло собой круглую комнату, по стенам которой горело довольно много светильников. Я с опаской принюхался. К счастью, в качестве горючего материала в них использовалось не пальмовое, а какое-то другое, почти не дававшее запаха масло.

По периметру комнаты были в беспорядке навалены шелковые и атласные подушки всевозможных расцветок. У одной стены возлежал голый по пояс шахзаде, посасывая кальян.

– Проходи, чужеземец, – приветственно махнул он рукой.

Я осторожно прошествовал через комнату и опустился на подушки поодаль от местного властителя. Ко мне тут же скользнул слуга и молча установил рядом кальян.

– Угощайся, – шахзаде ткнул мундштуком в сторону агрегата, который громоздился рядом со мной. – Ручаюсь, такого гашиша ты еще не пробовал…

Я промолчал о том, что вообще никакого гашиша не пробовал и не представлял, что это такое. Какое-то дорогое наркотическое средство… вот и все мои познания. Я с опаской втянул в себя душистый дымок. Кальян засипел, забулькал. Поначалу это ничем не отличалось от обычных ароматизированных сигарет. Правда, дым имел сладковатый привкус…

Я прикрыл глаза, голова была абсолютно ясной, не чувствовалось никаких признаков опьянения, только откуда-то наплывала и наплывала розовая мгла. Даже не мгла, я не совсем верно выразился, а свет. Да, именно свет. Постепенно этот нежный розовый свет заполнил все вокруг, и я воспарил.

С чем можно сравнить это ощущение? Пожалуй, только с полетами в детских снах. Каждый хотя бы раз в своей жизни испытывал упоительное чувство полета, с взрослением куда-то исчезающее. Или остающееся там, в безоблачном и счастливом детстве…

Это ощущение полета длилось целую вечность. Все мои проблемы сжались и отступили куда-то в темный уголок сознания, а душу заполнило бурлящее через край счастье. Вернее, не счастье, а какая-то его квинтэссенция. Счастье в своем чистом, ничем не замутненном виде. Или радость… тут очень трудно подобрать сравнение. Наверное, что-то в этом роде испытывают йоги во время нирваны или истинно верующие люди в момент общения с Богом.

Неожиданно я обнаружил, что внимательно всматриваюсь в чеканку, покрывающую кальян. Мундштук выпал из расслабившейся руки и затерялся где-то среди поду­шек. Суррогат счастья как пришел, так и ушел. По-английски, не прощаясь. Маятник качнулся в другую сторону, на меня навалилась такая черная безысходная тоска, что я чуть не взвыл. И сразу же мучительно захотелось еще раз наполнить грудь сладковатым дымком забвения.

– Тебе не понравилось? – донесся откуда-то извне голос.

– Что вы?! – Я с трудом повернул голову и наткнулся на любопытный взгляд шахзаде. – Даже слишком понравилось. Боюсь, мне противопоказано это развлечение…

– Ну что ж, – пожал плечами шахзаде, – каждому свое…

Он хлопнул в ладоши, и где-то неподалеку заиграла тихая заунывная музыка. В зал впорхнули несколько полуодетых девушек и закружились в танце. Вдоль стены к нам пробрался слуга с подносом, уставленным кувшинами.

– Попробуй, чужеземец, хорасанское вино, – предложил шахзаде, – или и его тебе нельзя?

– Нет, – улыбнулся я. – Как раз эта разновидность наслаждения мне более привычна.

А далее все понеслось по накатанной колее, и пирушка с местным царьком уже немногим отличалась от обычной попойки в моем времени. Вина, поданные к подушкам (не скажешь же к столу, если его в обозримом пространстве не наблюдалось), оказались прекрасны на вкус, легки, но очень коварны. Не прошло и получаса, как Темир (шахзаде) клялся в дружбе навек своему гостю Максуму (так на свой лад переиначил мое имя шахзаде)…

А девушки все кружились и кружились в танце, шелка, прикрывавшие их прелести, незаметно соскальзывали на пол, и в мятущихся отблесках светильников соблазнительно сверкали юные женские тела…

– Я только одного не пойму, шахзаде…

– Темир, – прервал меня шахзаде.

– Я только одного не пойму, Темир, – продолжил я, не спуская глаз с полуобнаженных красавиц, – зачем тебе нужна девушка, проживающая за тридевять земель, при сущем рае под боком…

– О, ханум Нушафарин царственно прекрасна, – принялся восхвалять достоинства девушки шахзаде. – Луноликая дева, чей стан тоньше и стройнее кипариса, груди подобны нежным персикам, а глаза сверкают как звезды и разгоняют тьму… стоит один раз ее увидеть, и даже гурии уже не привлекут твоего внимания…

– Понятно, – пробормотал я, – а губки – коралл…

– Воистину правильное сравнение, Максум, – услышав меня, воспламенился шахзаде. – Я не успокоюсь, пока не смогу облобызать ее кораллы… и потом, она единственная наследница шаха Зайхана…

Последние слова шахзаде меня буквально ошарашили. Вот тебе и объяснение пылкой любви моего собутыльника.

– А как же они? – Я кивнул на без устали скользящих по залу девушек.

– А что они? – не понял шахзаде. – Это обычные танцовщицы.

Темир похлопал в ладоши, и девушки замерли. Их груди тяжело вздымались после долгого танца, тела блестели капельками выступившего пота.

– Хороши? – повернулся ко мне шахзаде.

– О да, будь у меня такая коллекция, я не мечтал бы о каких-то заморских девушках.

– Тогда выбирай, – расщедрился Темир, сделав широкий жест в сторону девушек.

– В каком смысле? – Я вопросительно посмотрел на шахзаде, думая, что ослышался.

– В самом прямом, – расхохотался Темир. – Тебе же они понравились.

– А-а как же гарем, евнухи, охрана и прочее? – вопросил я. – Разве можно вот так простому гостю предлагать девушек? Я думал, у вас насчет этого очень строго…

– Так я же тебя не в гарем приглашаю, – изумленно уставился на меня шахзаде, – а предлагаю для развлечения танцовщицу. У них обязанность такая – услаждать глаза и тела моих гостей.

– Вот теперь понял, – я кивнул головой, – а то уж было подумал, у тебя от вина и гашиша крыша поехала…

Тут я прикусил язык, вспомнив, кто передо мной. Но шахзаде, видимо, серьезно настроился записать меня в свои друзья. По крайней мере, на этот вечер.

– Не стесняйся, Максум, – хлопнул меня по плечу шахзаде. – Завтра тебе предстоит дальняя дорога, так что используй возможность отдохнуть до конца.

– Ну раз так, – протянул я, рассматривая девушек, скромно потупивших глаза, – тогда меня вон та, крайняя, устроит…

Шахзаде взглянул в указанном направлении:

– Светлую предпочитаешь?

– Всегда был неравнодушен к блондинкам.

– Бери, до утра она твоя, – кивнул шахзаде, – но настоящему мужчине одной женщины мало, поэтому я оставляю тебе еще вот эту, уроженку Йемена.

Шахзаде указал на статную красавицу цвета эбенового дерева:

– В твоей стране такие редкость.

Да уж, в тех местах, где я до недавнего времени проживал, негритянки действительно были экзотикой. Негров – тех хватало. Особенно в последнее время. Так что лет через пятнадцать, я думаю, никого уже не будут удивлять негритянки на улице. «Есть женщины в русских селеньях», которым все равно с кем жить – с соплеменником ли, лицом кавказской национальности или каким-нибудь сенегальцем, и они быстро заполонят российские улицы темно– и чернокожими отпрысками. Как там у Бредбери? «И были они смуглыми и золотоглазыми…»? Так это про нас, цвет глаз сменить только…