Молодёжи понравится! И ещё… – она потянулась с кошачьей грацией, по-кошачьи сверкая круглыми глазищами. – А что, почему бы и нет!" – "Я слышал, Виви Гуффи новый диск выпустил!" – немного в нос обронил Тим. Офелия подтвердила: "Ага-а-а… Две-три композиции этого диска у нас будут музыкальным фоном. Ведь моё шоу будет транслироваться в пятницу вечером, значит, досы её не будут смотреть. Скандал откладывается!" – "Есть в этом определённый минус! Скандал мог бы резко повысить популярность и диска Виви, и твоей программы!" – "Это мысль… Но додумаю потом… на досуге…" Миней какое-то время снисходительно выслушивал словесный пинг-понг своих молодых друзей, затем решил остановить их похвальбу: "Ребята, всё, что вы сказали, очень хорошо, даже замечательно! Но… Я не для смотра ваших будущих достижений вас сюда пригласил. У нас имеются не всякому глазу заметные, но от этого не менее серьёзные проблемы…" – "А что такое, Миней?" – забеспокоился Тим. – "Мне не даёт покоя то обстоятельство, что слишком многие концертные Лужайки некоторым образом выпадают из новой концепции нашего Парка – многовитковой морской ракушки.
      В основном это относится к их репертуару и соответственно жанрам. Только "Цедефошрия" целиком вписывается в новую концепцию, в струю подобающей цветовой гаммы! Но, увы, она посещается отнюдь не столь массово, как нам бы хотелось".
      Офелия с серьёзно-озабоченным видом покачала головой: "Я разделяю ваши опасения, адони. Но что мы можем сделать! Все эти Лужайки популярны у слишком многих эранийцев. Не все же элитарии!" – "Ты имеешь в виду, Фели, тех, кто не считает и не хочет считать себя элитариями?" – подхватил Тим.
      Миней объяснил: "Вы знаете, я человек интеллигентный и либеральный! Поэтому я с самого начала приветствовал создание всевозможных концертно-театральных Лужаек – на любой вкус! Мне было важно сделать наш Парк своеобразным культурным заповедником Эрании… так сказать, переместить центр эранийской культуры в наш Парк. И мне это удалось! Для этого мы приглашали на Лужайки Парка известные на весь мир симфонические и камерные оркестры, оперные и драматические коллективы, джазовые и рок-ансамбли. Чтобы вся Эрания стремилась в Парк, чтобы средний эраниец не мыслил себе жизни без увлекательного досуга именно в Парке. По большому счёту я даже ничего не имел бы против Лужайки "Цлилей Рина", где исполняется любимая досами музыка. В своё время нужно было обеспечить культурный плюрализм в Парке – и мы этого добились. На определённом… – подчёркиваю: на определённом этапе! – это работало. Но теперь-то становится ясно, что культурный плюрализм тоже надо умело направлять. Надо сказать, меня никогда не интересовала ни программа "Цлилей Рина", ни её постоянные посетители. В рамках культурного плюрализма они получили большую свободу. Как и все, впрочем… Но слишком большая свобода ударила им в головы! Бесконтрольность, знаете ли…" – "Да! Эти их дешёвые билеты… – свирепо воскликнула Офелия. – Специально, чтобы завлекать маргиналов! А их в среде фанатиков хватает!" Тим, услышав слова Офелии, вдруг возбудился и заёрзал в тесном для него кресле: "А то, что в последнее время её начали посещать не только досы из Меирии и Эрании, ещё из дальних пригородов приезжают… это что – пустяк? Того и гляди, она популярностью затмит "Цедефошрию"!
      И что они там нашли в этих воплях и дрыганьях, которые они, как мне рассказывали, называют танцами!?" Офелия заговорила гораздо спокойней, деловитым тоном: "Я там не бывала, но мне уже доложили сведущие люди, что на концерты наиболее популярных их так называемых артистов приезжают досы со всей Арцены. И делают им хорошую кассу!" – "Ну, не скажи, – спокойно заметил Миней, – эти, кого ты именуешь "так называемыми", – признанные во всём мире музыканты и певцы. Знаешь, сколько они имеют со своих дисков – по всему миру? После этого они могут себе позволить и дешёвыми билетами своих фанатов подкупать!" Офелия отмахнулась: "Что ещё плохо – концерты в "Цедефошрии" и в "Цлилей Рина" совпадают по времени!" Миней кивнул: "Вот-вот!
      Мы думали как лучше, а получилось… Думали – они стушуются, а они даже внимания на нас не обратили!.. – с горечью воскликнул Мезимотес. – Представляете, какой это наносит ущерб главной и самой доходной Лужайке Парка, а стало быть – мне лично и нам с вами!" Тим поддакнул: "Не только вам лично, а всему городу! Какой же престиж будет в конечном итоге у нашего Парка, у нашей Эрании, если по всей Арцене будут говорить о Лужайке досов и замалчивать нашу! Того и гляди, всем захочется слушать их унылую, мракобесную музыку! А наш силонокулл! – драматически воскликнул Тим. – Что с ним-то будет? Столько сил, столько денег вбухали в его пропаганду – и всё пойдёт прахом!.. А что станет с нашей "Цедефошрией"?!" Офелия засмеялась: "Ну, ты, Тимми, пожалуй, загнул! В "Цедефошрии" слушатель особый, элитарный, его к досам не завлечёшь, на аркане не затянешь! Кроме того, я почти не пишу о фанатиках, об их знахарской, шаманской музыке… Разве что в отрицательном ключе!.." Тим заулыбался: "Вот-вот! Отличное слово нашла, Фели!
      Знахарская… вернее сказать – шаманская музыка! Развей эту мысль! Прибавь ещё сильных, убойных эпитетов! Надо досам та-акую музыку устроить, чтобы рта не посмели раскрыть, на наши законные права и доходы посягать! Да и куда идут деньги, которые они выручают со своих концертов! Какой-то процент за аренду Лужайки в нашем Парке они нам отстёгивают, ничего не скажу… А остальное? Ведь как ни дёшевы у них билеты, при такой популярности, какой они сейчас достигли…" – "Ничем не заслуженной, украденной у куда более достойных коллективов", – обронила как бы вскользь Офелия. – "…они гребут сумасшедшие бабки, а тратят их… на своих паразитов, которые не работают, а только молятся и детей рожают! Вот студию для своих ублюдков в Меирии открыли, учат их озвученному мракобесию, более сильному по воздействию…" – зло прошипел Пительман.
      Миней заявил: "С этим нужно что-то делать! В общем и целом ты прав, Тимми, относительно этой замшелой публики, этих, с позволения сказать – артистов и посетителей этого… гнилого места! Но выражать всё это открыто не стоит. Ни в коем случае! Мы же с вами за плюрализм, правда, ребятки? И потом, не забывайте: у нас в "Лулиании" целая группа меиричей (так я предлагаю их называть – политкорректно!) работает. Да и у тебя, Тимми. И работники не самые худшие… от них есть польза фирме – и немалая!" – "Всё так, Миней… Всё так… У меня парочка таких работает… Надеюсь их приручить… Есть успехи, кое-кто подаёт большие надежды…" – туманно проворковал Тим.
      "А какое место, какую красивую Лужайку заняли! С видом на море!.. Надо ещё выяснить, кто такую Лужайку предоставил досам… по какой протекции…" – проговорила Офелия с нажимом. Тим слишком резко повернулся всем корпусом к подруге, чуть не свалившись с кресла: "Короче, Офелия, ты должна начать потихоньку, незаметно, постепенно… сначала умеренную, а затем… шумную кампанию в прессе против всего и всех, связанных с "Цлилей Рина". Ну, а самые прогрессивные и современные культурные веяния, покорившие весь мир, прежде всего – силонокулл, ты и так уже вовсю рекламируешь. Просто нужно как можно громче и убедительней противопоставить одно другому! Про-ти-во-по-ста-вить!!! – подчеркнул Тим. – И делать это непрерывно, чтобы эта идея вошла в умы и сознание простых эранийцев". Офелия усмехнулась не без ехидства: "Тимми, я, конечно, понимаю, что человек, лишённый от природы музыкального слуха, обладает в нашем деле особой ценностью в силу незамутнённости и неиспорченности восприятия нового и прогрессивного, особливо в музыке. Но давай не будем мне указывать, как и что я должна делать! Договорились?" Миней проговорил примирительно, проникновенно глядя то на одного, то на другую:
      "Ребята, только не ссорьтесь! Нас связывает общее дело! Тебе, Тимми, стоит сойтись поближе с Ад-Малеком и Куку Бакбукини. Познакомься с ними поближе, узнай их вкусы и интересы, постарайся всемерно удовлетворить. Они очень пригодятся нам для нашего дела! Понял? Нет-нет, Фели, тебя я попозже подключу. Пока что используй всю свою ударную силу против меиричей и их Лужайки, а она у тебя имеется! Надо к ним раз-другой наведаться…" – "Опытному и талантливому журналисту достаточно поспрашивать народ, который там поблизости ошивается, чтобы выдать в меру достоверный материал!.." – заметила не без гордости геверет Тишкер.
      Тим заглянул в глаза Офелии и тихо, опасливо предложил: "А кстати, почему бы тебе не сделать передачу о Климе Мазикине? Проинтервьюировать его на нужную нам тему по ходу дела!.." Офелия улыбнулась: "Да я уж думала об этом… И о нём, и об учёном-археологе Кулло Здоннерсе… Знаете? – тот самый, который открыл древнюю культуру народа мирмеев, разросшиеся остатки которого, оказывается, проживают у нас в Арцене… Как выяснилось, в Аувен-Мирмии, и не только там, живут современные… э-э-э… потомки этого очень самобытного народа… Ещё хочу посвятить передачу рассказу о Бизоне Хэрпансе… это уж оставлю на конец цикла о знаменитых деятелях современности. Всему своё время… Дай продумать… составить на каждый случай универсальную убойную композицию подачи материала…" Миней засмеялся: "Да, Тимми, ты уж очень торопишься. Дай развернуться. В нашем деле ничто так не ценится, как постепенность. И поменьше эмоций – они иногда могут сильно навредить делу. И, Офелия, милочка, о мирмеях старайся упоминать… э-э-э… очень ненавязчиво, как бы вскользь… Не надо раньше времени будоражить массы… всё же с ними… э-э-э… сама знаешь… э-э-э… не всегда всё ладно!
      Поняла, кисонька? Ну, как, пошли на воздух? Минуточку… Официант, счёт!" Выходя на улицу, Тим сощурился и оглянулся по сторонам, затем предложил: "Миней, вас домой или?.." Сидя в машине, Миней какое-то время посматривал в окно, потом тронул Офелию, сидящую рядом с Тимом, за плечо: "Я, кажется, начинаю понимать, в чём главная проблема. Посмотрите – все усилия Офелии, если и воздействуют на основную массу эранийцев, то недостаточно. Народ хочет посещать свои любимые Лужайки, слушать свою любимую музыку, наслаждаться тем, к чему с детства привык. И за приемлемую цену! – с нажимом добавил он. – Это, пожалуй, самое существенное!" Тим пробормотал, глядя на дорогу: "Ага… Цены на всех этих неэлитарных Лужайках много ниже, нежели в "Цедефошрии"!" – "Хорошо бы незаметно прибрать к рукам все Лужайки. Тогда можно было бы и цены ненавязчиво контролировать, и репертуар…" – мечтательно заметил Миней. – "Ну-ну… Вы готовы контролировать эту артистическую богему? – прищурилась Офелия. – Рок-музыкантов, особенно тех самых, которые сейчас подвизаются в мюзиклах? Желаю успеха! О досах… э-э-э… меиричах, облюбовавших "Цлилей Рина", и не говорю!.." Миней, выходя из машины возле своего дома, положил руку на запястье Тима (до плеча ему было не достать): "Спасибо, Тимми, спасибо, Офелия! А над тем, что ты сказала, я подумаю… И ты подумай о моих словах! Задача непростая, но… посмотрим! Кстати, нам на данный момент совсем ни к чему ссориться с любителями других музыкальных направлений, с классиками, с рок-музыкантами и прочими… Их лучше иметь своими союзниками… Поняли, друзья мои?"
 

***

 
      Не было в центре города ни одного паба или кафе, где бы на столике не лежало несколько экземпляров газеты "Бокер-Эр". Ведь это такой кайф! – удобно расположиться за столиком с запотевшей кружкой холодного пива (или дымящегося ароматного кофе со сладкой булочкой) и прочитать свежую статью любимицы эранийской элиты журналистки Офелии Тишкер.
      Заглянем же через плечо вот этого, к примеру, завсегдатая популярного паба "У Одеда", расположенного как раз напротив городского базара, который содержит известный всей Эрании Одед Рагильский из квартала Бет. Заинтересовавший нас завсегдатай паба "У Одеда", полный лысоватый мужчина по имени Гади, уселся за столик у окна. На его вислом необъятном животе выделялись вытянутые подтяжки, непонятно как поддерживающие штаны. Не выпуская из правой руки запотевшей кружки, Гади левой рукой разложил на столе газету и в поисках колонки Офелии зашуршал желтоватыми, тонкими листами, пестрящими всевозможной забавно оформленной рекламой и фотографиями, вторгающимися с детской непосредственностью в статьи с недетским содержанием, создавая для кое-кого ощущение неловкости и диссонанса.
      Но вот Гади отыскал нужную статью и углубился в чтение. Ополовиненная кружка сиротливо стоит по правую руку, повлажневшая газета занимает весь столик, а глаза так и бегают – туда-сюда, туда-сюда… Гади бормочет себе под нос: "Ага!
      Ага! Где это самое? А-а-а… вот оно: "…низкий культурный уровень, царящий на прочих примитивных, маленьких, плохо оборудованных Лужайках, руководство которых неизменно потакает низменным вкусам толпы…" Блеск! Лучше нашей Офелии и не скажешь! – Гади незаметно для себя повысил голос, что привлекло к нему внимание сидящих за соседними столиками. – И кому эти остальные Лужайки ва-ще нужны, почему их не закроют?" К нему за столик подсел старинный приятель Мици. Он склонился к газете, и в ответ на реплику приятеля пожал плечами: "А чего их закрывать? Вот мои оболтусы любят ходить на "Рикудей Ам"! Разве у нас не демократия? Пускай каждый ходит развлекаться, куда ему хочется!" – "Ну, и пусть ходют – на то они и оболтусы!
      Кто им не даёт! – начал распаляться Гади. – Демократия – она для всех, кто в ней понимает. Да и, честно говоря, закрой они остальные Лужайки, в ихнюю "Цедефошрию" ходить было бы дороговато… Мы ж не элитарии – деньгами швыряться! Вот если бы… – мечтательно обронил он, – цены немного снизили…" Подошёл Охад, подсел к Гади за столик. Он внимательно прислушивался к разговору, потом решил вставить своё слово: "Будто не знаешь, что эти Лужайки чуть ли не ровесники Парку, когда о "Цедефошрии" и слыхом не слыхали! У них тоже концерты – не халява. Но эти любимчики Офелии вообще с катушек съехали! А ихние кассеты, сам знаешь, сколько стоят! Никакой зарплаты не хватит, даже если пристроился в тёплое местечко… Разве что элитариям из Далета по карману деток такой музыкой баловать…" – "Ты прав – согласился Гади, – если хотят, чтобы народ их принял, пусть дадут нам их слушать! Мы университетов не кончали… Нам столько не плотют, чтобы билеты на их концерты покупать!.." Мици опрокинул в себя кружку пива и проскрипел: "Я хочу, чтобы моим детям была доступна элитарная культура! Уж если о ней Офелия пишет, значит что-то стоящее!
      Не знаю, не слышал, но Офелии верю!" – "Самое то, чтобы мозгами подвинуться!" – откликнулся с соседнего столика Хези. Он откинулся на своём стуле и отодвинул кружку пива и тарелку с остро-солёными хрустиками. Гади резко повернулся в его сторону и принялся сверлить его глазами, словно желая напугать: "Но-но-но! Ты говори, да не заговаривайся! Если не по карману передовая культура – так и скажи, а чушь молоть нечего!!!" Одед, услышав громкий спор, подошёл к столику, за которым бушевал Гади: "Ребята, не спорьте! Лучше ещё по пивку вдарьте! Я скидку сделаю! И закусочку фирменную подам в подарок! Что хотите: – дары моря, салатик, или и то, и другое?" Гади тут же размяк: "Давай! Я всегда ЗА! Салатик с дарами моря, и чтобы креветок побольше.
      Знаешь же, как я люблю!" Гади принял из рук Одеда полную, с пышной шапкой пены кружку: "Спасибо, Одед!.. Я так понимаю, что в основном Офелия нападает на рассадник мракобесия и фанатизма в Эрании, на "Цлилей Рина"!" Хези проговорил вполголоса, впрочем, достаточно внятно: "Как будто она там хоть раз побывала…" – "Да ты послушай, послушай, как она пишет! – Мици протягивает руку, берёт газету, которую кто-то только что отложил в сторону, и, шурша, ищет нужную страницу: – Вот! Нашёл! Слушайте: "От заполонивших один из красивейших уголков нашего Парка их кип, бород, пейсов и свисающих цицит, от париков на бритые головы их дам, а также длинных юбок, небрежно подметающих аллеи Парка, – в глазах темно! Из Неве-Меирии в эранийский Парк наезжают разнузданные фанаты хасидского рока и клейзмеров. Их грубые, шумные и слишком частые нашествия отнюдь не украшают наш прекрасный город. Кто же не знает, что за публика обитает в Меирии! Возникает вопрос: может ли позволить себе наш прекрасный город пускать в Парк на низкопробные действа, которые они самонадеянно назвали "концертами", происходящие на Лужайке "Цлилей Рина", чужаков со всей Арцены? Почему бы этот уголок не отдать любителям истинной культуры! Почему меньшинство свои вкусы диктует большинству?! Неужели кому-то ещё непонятно, к каким проявлениям насилия на фоне борьбы культур могут привести такие нашествия? И это происходит в таком красивом и живописном уголке нашего любимого Парка!" Ну, что, не так, скажешь? – грозно вопросил Мици, откладывая газету. – Так написать можно, только видя всё это своими глазами! Только душой болея за наш город, за наш Парк!" Охад с сомнением пробормотал: "А мне верные люди рассказывали, что она ни разу… вы слышали? – ни разу не была на той Лужайке. Она только видела, как туда народ стекается, всякие там любители… э-э-э… из досов. И тамошнюю музыку ни разу не слушала. Мне по секрету сказали, что ей об этом рассказывал её boy-friend… этот как-его-там… вроде… Питель… ман…" – "Как будто талантливому журналисту необходимо всё видеть своими глазами! – отпарировал Гади. – Она и так может проникнуть в происходящее, мысленно, что ли… На то она и Офелия! Звезда!
      Понимать надо!" В разговор встрял человек, которого никто ранее не видел в этом пабе, по имени Ханан: "Вы что, не знаете? – этому Пительману слон на ухо наступил! А я там бывал – и не раз! Великолепную музыку там играют, поверьте!" – "Ты там бывал?
      Что ты там делал, а? – изумлённо и с подозрением воззрился на новичка Мици. – Нормальные люди нашего круга туда не ходют. А сам ты кто такой? Откуда взялся?
      Но раз ты туда ходишь, что ты делаешь в нашем пабе? Ведь тебе нельзя тут кушать – не знаешь, что ли?" Гади встал, угрожающе подтягивая штаны: "А ну-ка, пшёл отседа, фанатик чёртов! К досам он, видите ли, ходит, ихние бренчалки слушает, а потом на нашу Офелию тянет! – замахивается и снова подхватывает сползающие штаны:
      – А ну!.." Ханана плотно окружает приходящая во всё большее возбуждение толпа, поднимается крик. Только упавшая со стола мокрая газета сиротливо валяется на полу, то и дело попадая под топочущие ноги и сминаясь.
      Одед несёт в одной руке поднос с закуской и пытается протолкнуться к столам. "Друзья, успокойтесь! Я вот уже салаты несу! Садитесь же вы! Хватит! Довольно! Ну!" Человек-тайна Коба Арпадофель Решение пришло, как это чаще всего бывает, неожиданно: Миней вспомнил о Кобе Арпадофеле. Полгода назад на одном из важных приёмов в ирие он случайно познакомился с этим необычным человеком.
      Сейчас Миней с лёгкой усмешкой вспоминал первое пугающе-тягостное впечатление, что на него произвёл человек, сидящий с краю огромного стола, прошивая всех сидящих в зале тяжёлым, стреляющим взглядом сильно косящего левого глаза. Глаза незнакомца привлекали к себе внимание, поражая и даже немного пугая странно-белёсым, с багровой искрой, оттенком. Особенно впечатлял явственно косящий левый глаз, пронзительно прошивающий окружающее пространство и время от времени испускающий короткие каскады очередей как будто спонтанно меняющихся оттенков. Правый глаз при этом как будто насквозь буравил собеседника, не меняя направления и не мигая.
      Этот глаз вызвал у Минея ассоциацию с оловянной или стеклянной пуговицей.
      В первый момент все эти метаморфозы, происходящие с лицом нового знакомого, несколько огорошили Минея. Чтобы привыкнуть к этому, потребовалось время. Миней догадался, что от эмоционального настроя нового знакомого напрямую зависит цвет излучения левого глаза. Например, радостное возбуждение вызывало спонтанные, апериодические очереди ярко-зелёных лучевых пучков почти ядовитых оттенков, переходящих в ослепительно-белые. При первых признаках неудовольствия глаз начинал испускать каскады жёлтых пучков – от тона светлого янтаря до почти густо-тёмного.
      На пике ярости левый глаз терял ориентацию и начинал беспорядочно испускать во все стороны почти непрерывное багровое сияние… Широкое лицо, то ли круглой, то ли квадратной формы, скачкообразно расширяясь, начинало наливаться розовым, который переходил в красный, затем в густо-багровый – и так до густого оттенка третьеднёвочного свекольника… И вот уже лицо превратилось в подобие пышущего жаром, подпрыгивающего на сковородке и брызжущего жиром блина. Со временем ему стало ясно, что на деле Коба отлично умеет управлять как излучением своего левого глаза, так и формой и цветом лица, что даёт ему возможность наиболее эффективно воздействовать на собеседника. Все его вспышки ярости и сопровождающие их игры оттенков, могут, конечно, своей кажущейся непредсказуемостью напугать порою даже знакомых, но это отнюдь не свидетельство неуравновешенности, а весьма искусная имитация.
      Зато непропорционально широкое и слегка асимметричное лицо Кобы сразу показалось Минею забавным, что ли… Особенно его позабавила форма головы, то ли идеально шарообразная, то ли идеально же квадратная, навевающая мысли о квадратуре круга или о роботе.
      Миней часто вспоминал изумление, на грани ужаса, которое у него вызвал услышанный впервые на том же приёме голос Арпадофеля. Необычные голосовые модуляции производили жутковато-потустороннее впечатление. Но со временем Мезимотес воспринял их главную особенность. Когда Коба бывал взволнован или говорил о чём-то, чрезвычайно для него важном, его фанфарисцирующие нервные тремоло многократно отражались от преград, как реальных, так и виртуальных, долго вибрировали в воздухе, взбираясь всё выше и выше, как по винтовой лесенке.
      Эти нервные тремоло и вибрации искусно маскировали своеобразный акцент таинственного Кобы, но сильней всего – общий смысл произносимых им слов. Миней так и не понял, каким образом сквозь удивительные фанфарисцирующие интонации прорвался и дошёл до него истинный смысл сказанного, непостижимым образом упакованного в давно известные и застывшие словосочетания.
      Из частых разговоров с новым знакомым Миней уяснил, что тот мечтает организовать исследовательскую группу по изучению, а в дальнейшем и использованию, малоизвестных явлений фанфаризации ноосферы. В одной из непринуждённых бесед Арпадофель как бы случайно обмолвился, что эти исследования ведутся в рамках нарождающейся науки фанфарологии. Миней раньше своего визави понял, с кем свела его судьба, что их может связать взаимный интерес, и они могут извлечь друг из друга немалую пользу. Да, это именно тот человек, который ему нужен!..
      Арпадофель столько раз повторил Минею название – фанфарология, что до позднего вечера Миней независимо от своей воли непрестанно перекатывал во рту это слово.
      Только когда новое слово уложилось в его сознании, Миней окончательно понял: это то, что ему нужно!
      А что, если фанфарологию совместить с областью, которой занимается его "Лулиания", с компьютерными развивающими играми! Ведь тогда можно будет поистине горы свернуть! Кстати, что это он там говорил об играх? Что-то очень и очень интересное! Неплохо бы вникнуть поглубже в его идеи, которые он без устали фанфарисцирует всем, кто готов слушать и способен постичь его своеобразную манеру изложения!
      "Воистину велико значение зарождающейся науки фанфарологии! – рассуждал сам с собой, сидя вечерами у себя в домашнем кабинете, Миней. – Пока что о ней почти никто не имеет ни малейшего понятия в Арцене. Даже Офелия Тишкер умело пользуется в своей работе фанфарологическими приёмами, её практическим разделом – фанфармацией, но подсознательно".
      Мезимотес встретился с Арпадофелем ещё раз, и ещё несколько раз. Потом тот пригласил Минея на концерт звукозаписи композиций "Звёздных силоноидов". Там и тогда Арпадофель продемонстрировал Мезимотесу мощное действие силонокулла, которое он называл фанфарисцирующим. Не сразу, но со временем интеллектуал и любитель изысканной классики Мезимотес тоже стал истовым поклонником совсем недавно возникшего вроде бы молодёжного музыкального течения, а Арпадофель превратился в одного из его близких друзей.
      В ходе ставших частыми встреч Арпадофель каждый раз ненавязчиво, и от этого ещё более убедительно, демонстрировал Мезимотесу, каким образом посредством своего фанфарического чутья он пришёл к выводу, что именно в такую струю необходимо попадание всех и каждого – без малейшей возможности когда-нибудь покинуть её.
      Пришло время, и Мезимотес осознал: особенно велико значение фанфарологии в критические периоды, когда струя, подчиняясь недостаточно (всё ещё) изученному закону флуктуаций, неожиданно вплёскивается в замкнутый тупик и бесконечно бьётся в нём, словно бы бесцельно плещет и вихляет на самом краю пропасти! А то, что такой критический период может накатить совершенно внезапно, никогда нельзя исключать…
      И вот сейчас, продумывая способ решения важной поставленной задачи по завоеванию душ эранийской массы, Миней пришёл к выводу: всё сошлось! Кобу Арпадофеля надо пригласить в "Лулианию". Но он не должен до поры, до времени светиться и обнаруживать перед лулианичами своей активности. Стало быть, придётся назначить Арпадофеля на какую-нибудь должность с неявными функциями, например, администратора по общим и конкретным вопросам. Общие и конкретные вопросы – самое то, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов, вроде того – чем в "Лулиании" занимается этот человек?
      Миней начал продумывать идею создания на фирме закрытой (для начала) группы фанфарологических исследований под руководством Кобы Арпадофеля. Конечно, подобрать подходящее помещение… чтобы был доволен… похоже, он… э-э-э… немного капризен и вообще… э-э-э… характерец… э-э-э… И… э-э-э… держать его до поры, до времени подальше от ведущих специалистов… таких, как слишком яркий, слишком умный, до гениальности, Моти Блох, к примеру…
      А вот Тимми… О, Тимми!.. Они с Арпадофелем как будто друг для друга созданы!
      Миней припомнил, что недавно от кого-то слышал: в молодости его дружок Шайке Пительман, отец в те дни маленького неповоротливого Томера, знавал этого загадочного Арпадофеля… "Ну, да ладно… Завтра с утра продумаю, как и что…" – зевнув, решил Миней и, потягиваясь и шаркая шлёпанцами, отправился в спальню.
 

***

 
      Вскоре после вышеупомянутой встречи в ресторане "Цедефошрии", в "Лулиании" появился новый сотрудник. Миней Мезимотес официально его лулианичам не представлял. Разве что некоторым любопытствующим вскользь пояснил: "Это мой новый администратор по общим и конкретным вопросам. Работы, сами понимаете, много, нужен помощник…" Коба Арпадофель поначалу старался, по просьбе Минея, как можно реже попадаться на глаза лулианичам. Те, кому довелось видеть мелькающего в коридоре возле кабинета босса странного типчика, долго полагали, что он просто приходит к боссу по каким-то своим делам, не имея к "Лулиании" никакого отношения.
      Потом лулианичи всё чаще и чаще стали встречать в коридорах стреляющего косым глазом человечка, обладателя как бы квадратной головы. Кто-то случайно услышал, как он, прохаживаясь по коридору, говорил по та-фону. "Будто не говорил, а в странную дудку дудел и камни во рту перекатывал! Ни слова не понять!" – клялся этот кто-то недоверчивым слушателям. Ещё видели странного субъекта, когда он вышагивал по коридору, бормоча что-то сам с собой, испуская из левого глаза во все стороны лучистые очереди всевозможных мрачноватых оттенков. Уже потом лулианичи увидели пугающие, и вместе с тем забавные метаморфозы и без того странной физиономии таинственного администратора, когда его посещали вспышки ярости. За глаза его прозвали Куби-Блинок.
      До Мезимотеса не могли не дойти все эти разговоры в коридорах, туалетах и курилках по поводу таинственной и зловещей личности Кобы Арпадофеля. Он решил ненавязчиво, но совершенно определённо положить этому конец. Не пришло ещё время, чтобы Коба Арпадофель раскрылся перед лулианичами, некий флёр таинственности этому человеку был просто необходим – и чем дольше, тем лучше. Но болтовня лулианичей на эту тему – это уже слишком! Так ведь недалеко до хвоста и рогов с копытами! Поэтому Мезимотес решил устроить встречу наиболее верных ему лулианичей с таинственным администратором по общим и конкретным вопросам.
 

***

 
      Собрались в большом зале заседаний. Миней постарался создать непринуждённую обстановку. Люди расселись в удобные кресла, закурили, с любопытством поглядывая на сидевшего глубоко в кресле рядом с боссом администратора по общим и конкретным вопросам. В самый неожиданный момент у Куби-Блинка внутри как будто рывком высвободилась невидимая пружинка – и он заговорил… И как заговорил!
      Сверкая своим буйно зазеленевшим косым левым глазом, он с места в карьер начал… – нет, не вещать, а фанфарисцировать!.. – нечто о струе, сформированной согласно математически выверенному закону.
      Что такое попасть в струю, каждый элитарий прекрасно знал с детства. Но вот что такое струя, сформированная согласно математически выверенному (кем и как?) закону, опытные и грамотные специалисты, изучавшие в университетах высшую математику, никак не могли постичь из потока слов, неизвестно каким образом упакованных в застывшие блоки, тем более этот поток слов извергался с доселе неведомыми фанфарическими интонациями. Лулианичи были попросту оглушены. Миней не без удовольствия наблюдал, как их недоумение сменяется страхом, потом на месте страха появилось мучительное желание хоть что-то ухватить. Под конец на лицах основной массы присутствующих застыла отрешённость, у кого блаженная, у кого безысходная. Истинного понимания фанфарических словоизвержений Арпадофеля не отразило ни одно лицо.
      Назавтра Миней поведал Кобе о своих впечатлениях. К его изумлению, Коба расхохотался жутковатым кудахтающим смехом, его косящий глаз уставился на Минея, выпустив каскад ярко-зелёных очередей: "Так это же и хорошо! Такова обычно самая первая реакция на мои интонации! Если бы ты увидел выражение скепсиса или, что ещё хуже, иронии на лицах, а то и… никакой реакции, было бы гораздо хуже! От таковских я бы первый посоветовал тебе избавиться: они нам не нужны в фанфарисцирующем пространстве, которое надлежит в конечном итоге тут создать!" – "Ну… – нерешительно, с трепетом душевным начал Миней, потом заговорил более уверенным тоном: – а если это классный специалист, который лучше, чем кто-то другой сможет разработать программу, о которой мы с тобой говорили?" – "Ну, конечно, поначалу нам потребуются, прямо-таки будут необходимы талантливые скептики… на каком-то этапе…" – веско профанфарисцировал Коба. – "Ладно, я лично займусь сугубо техническими вопросами.