Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

– Гилад не сводил глаз с Бенци, и его лицо осеняла добрая улыбка. – Да мы сочли бы за честь учить внуков рава Давида! Надеюсь, вы согласитесь отдать их в нашу студию? У нас они шалить не будут, просто будет некогда!" Помолчав, Гилад заговорил на не менее важную тему: "Мы сейчас ищем спонсоров, которые согласятся субсидировать наш проект. Ведь мы-то знаем, что в многодетных еврейских семьях талантливых детей немножко больше, чем денег на их обучение.
      Значит, необходимы спонсоры! Может, найдутся в Америке, в Европе, или в Австралии".
      Бенци и артисты обменялись телефонами, он кликнул сыновей, и они направились в сторону кондитерской "Шоко-мамтоко". Ронен окликнул удаляющегося Бенци: "Только не злоупотребляйте мороженым и холодным питьём!" – "Берегите голоса ваших мальчиков! – проговорил и Гилад. – Вы себе представить не можете, какое это сокровище – их голоса!"
 

***

 
      Бенци, нежно приобняв за плечи Шмулика и Рувика, медленно шагал по аллее. Вдруг он услышал за спиной знакомый мягко рокочущий басок, говоривший на иврите с английским акцентом: "Ну, как, Максим, доволен, что я тебя вытащил на этот концерт? А то всё барды да барды!" Ему отвечал высокий мягкий голос с сильным русским акцентом: "Ну, моя любовь к бардам не исключает любви к другой хорошей музыке. Тем более к такой потрясающей! Спасибо тебе, Ирми, большое спасибо!
      Разве мог я когда-нибудь представить, что попаду на такой прекрасный концерт? И что весь зал будет в нём участвовать?" Бенци замедлил шаги: он, не оборачиваясь, угадал, кому принадлежит знакомый басок, мягко и восторженно рокочущий: "А как тебе шофар? Сила, а? Я почему-то не представлял, что на нём можно исполнять мелодии, пусть и простенькие, что его возможности это позволяют. А ведь сам, будучи мальчишкой, ещё в Лос-Анджелесе, трубил в шофар. Но играть?.." – "А мне показалось, что он просто вёл что-то вроде аккомпанемента…" – "Держу пари, он что-то туда встроил. Тогда это не совсем шофар… С одной стороны, акустика позволяет, но для извлечения мелодий, даже таких простеньких, нужно, наверно, нечто вроде мундштука. Или есть какие-то другие технические приёмы… Интересно этот шофар в руках подержать, со всех сторон его осмотреть…" "Так и есть – это Ирмиягу Неэман!" – подумал Бенци, продолжая прислушиваться к разговору.
      "В любом случае интересно получилось! Артисты просто молодцы! А как тебе мальчишечки, которые подпевали? Мне даже стыдно было на их фоне свой голос подавать… Какие голоса! Талантливые, чертенята!" – "Да это же близнецы Дорон, я с их папой Бенци вместе работаю в "Лулиании". Недавно, правда, всего месяц. Он же и помог мне туда устроиться после армии. А что до его близнецов, то… Если им голоса не испортить, могут вырасти отменными артистами!.." – "Вот только где их учить…" – "Ты что, не слышал, что они говорили? Если им и вправду удастся открыть студию… А знаешь, я бы сам с удовольствием занялся исследованием древних инструментов! Вот только с какого краю начать!" Бенци медленно обернулся и, действительно увидел своего самого молодого коллегу Ирмиягу Неэмана, парня 22 лет, который недавно демобилизовался из армии и которого он устроил на работу в "Лулианию", к себе в группу; его стол стоял напротив стола Бенци. Он знал, что Ирми семнадцатилетним парнишкой приехал в Арцену, поселился в Меирии, окончил школу, потом отслужил в армии. Когда он вернулся из армии, Бенци с ним познакомился и взял шефство над одиноким парнем, родные которого вот уже несколько лет собирались перебраться сюда из Лос-Анджелеса, но что-то их удерживало в Штатах.
      С Ирмиягу рядом шёл, сияя восторженной улыбкой, как видно, ещё не погасшей после концерта, щуплый, бледный блондин. У него было приятное застенчивое лицо, на голове – чёрная вязаная кипа. Рядом с мощным Ирми он казался просто маленьким и выглядел гораздо моложе. Ирми, высокий и спортивный, как многие выходцы из Америки, с лохматой светло-пепельной гривой, увенчанной чёрной вязаной кипой, с такой же, как грива, лохматой бородой и яркими синими глазами, улыбнулся Бенци и поздоровался, потом поведал: "А мы тут с товарищем как раз концерт обсуждаем.
      Ваши близнецы, Бенци, здорово поют! О Гиладе и Ронене мы уже наговорились. А о ваших мальчиках стоит поговорить особо!.." – "Спасибо, – засмеялся Бенци. – Я уж столько хороших слов о моих шалунах услышал за вечер… Как бы нос не задрали мальцы!" Ирми спохватился и быстро заговорил: "Да, я забыл вас представить друг другу: это мой шеф Бенцион Дорон, а это – мой новый сосед по квартире и друг, Максим Лев. Он из России, из Петербурга. Ему 21 год, недавно он вернулся к вере отцов. Сейчас учится со мной в йешиве (знаете, в той, которую посещают по утрам до работы) – там, собственно, мы и познакомились, – и в колледже по вечерам изучает компьютеры".
      Ирми помялся, потом спросил: "Кстати, Бенци, а что, если поговорить с нашими боссами, может, можно его пристроить у нас на неполную ставку? Хотя бы лаборантом, а?" – "Я не обещаю, но… постараюсь. Как раз я слышал, что Мезимотес хочет расширять "Лулианию", может, будут набирать людей… Посмотрим.
      Мне в принципе человек нужен, – с этими словами Бенци повернулся к Максиму, подал ему руку, которую тот робко пожал. – А что, у вас в России, в Петербурге не бывало таких концертов?" – спросил он Максима, на что тот, робко заикаясь, старательно подбирая слова, и отчаянно краснея, отвечал: "Ну, в последние годы всё было. Инструментальные и прочие ансамбли. Вот чего у нас не было – так это шофаристов. Это для меня новость!.." – "Для нас это тоже новость. Мы были готовы к тому, что ребята что-то интересное преподнесут, но не ожидали, что это будет так здорово! Но я не думаю, что Ронен чем-то, вроде мундштука, снабдил шофар, ну, вроде такого мундштука… Есть много всевозможных техник игры на духовых".
      Максим понял, что новый знакомый слышал их с Ирми разговор, и робко улыбнулся.
      К Бенци начали ластиться с обеих сторон оба близнеца: "Папа, нам очень понравилось! – заговорил Рувик: – Правда, здорово?" Бенци ласково сжимая плечи обоих, с восторженной улыбкой отвечал: "Здорово – не то слово! Кстати, познакомьтесь: это – мой коллега Ирмиягу, а это – Максим, его друг. А это мои близнецы – Шмуэль и Реувен". Мальчики смущённо кивнули и пробормотали свои имена.
      Ирми хитро ухмыльнулся и, подмигнув сначала одному, потом другому, спросил: "М-да-а…
      А как их различать?" – "У-у-у!!! Есть особые приметы, но мы их ни-ко-му не сообщаем. Сами угадайте!" – и Бенци улыбнулся, подмигнув Ирми, потом улыбнувшись смущённому Максиму.
      Подошёл Ноам. Бенци указал на него Ирми и Максиму: "Вот это мой первенец, Ноам.
      Он у нас, правда, не поёт и не играет, зато золотые ручки! Соберёт вам любой коркинет не хуже фабричного! Чинит скейтборды и велосипеды для всей улицы, даже пробует усовершенствовать их…" – "О, с таким рукастеньким парнишкой нам интересно и полезно сойтись покороче! Правда, Макси?" – неожиданно воодушевился Ирми. – "Он, конечно, не музыкант, но музыку любит и в ней толк понимает. А сейчас он ещё серьёзно осваивает компьютер. Ну, и… В общем, познакомьтесь!" – похлопал Бенци по плечу старшего сына и слегка подтолкнул к двум приятелям.
      Вышли на живописную развилку, где в усыпанных крупными цветами зарослях скрывалась любимая молодёжью кондитерская "Шоко-Мамтоко". "А вы куда сейчас, ребята? Мы с мальчиками – в "Шоко-Мамтоко". Как я понимаю, жена и дочки уже там.
      А может, пойдём с нами? Познакомитесь с моими девочками, а?" – предложил Бенци обоим парням. Они смущённо кивнули, и Ирми пробормотал: "О-кей… Спасибо…
      Макс, пошли…" Максим и Ноам, оба почти одного роста (14-летний Ноам даже чуть повыше) несмотря на разницу в возрасте, сразу же проявили живой интерес друг к другу, и в кондитерскую вошли чуть впереди всей компании, беседуя о чём-то общем для них.
      Разница в 7 лет нисколько им не мешала. После этого вечера трое: Ирми Неэман из Лос-Анджелеса, Максим Лев из Петербурга и Ноам Дорон, родившийся в Арцене, – стали большими друзьями.
 

***

 
      Зайдя в "Шоко-мамтоко", они сразу увидели сидящих за одним из крайних столиков Нехаму и Ренану, уплетающих по второй порции горячего шоколада с взбитыми сливками. Прильнув к Нехаме, дремала маленькая Шилат, положив светло-русую кудрявую головку маме на колени.
      Бенци подошёл к столу и предложил остальным присаживаться вокруг. Он шутливо вполголоса обратился к полненькой, круглолицей старшей дочери: "Ренана, я бы на твоём месте не злоупотреблял… А впрочем, смотри сама…" Ренана отвечала певуче, неожиданно низковатым девичьим голосом: "А мне Шилат отдала свою порцию, а сама уснула. Нехорошо же оставлять!" – "Нехорошо, – согласился отец, но добавил: – Смотри сама, полезно ли это тебе…" Ирми с улыбкой прислушивался к разговору между Бенци и его дочерью. Он перевёл глаза с улыбающегося лица Бенци на лицо девочки, обратив внимание на живую мимику этого лица, удивительно похожего на лицо отца и братьев-близнецов.
      Особенно ему понравились круглые щёчки с симпатичными ямочками и задорная улыбка, такая же, как улыбка Бенци. А до чего красят девочку пышные медно-рыжие волосы, заплетённые в толстую косу, с небрежным кокетством перекинутую через плечо! Каре-зеленоватые, как две огромные виноградины, глаза так же ярко блестят, такие же выразительные и на людей действуют, наверно, так же, как взгляд чеширского льва, его шефа.
      Ренана случайно подняла глаза и заметила, какими глазами смотрит на неё огромный синеглазый "американец", пришедший вместе с отцом к их столу. В течение всего вечера девочка то и дело незаметно кидала на него любопытные взоры, изредка смущённо поглядывая на отца и мать: видят ли, куда направлен взор их дочери?
 

***

 
      Бенци перезнакомил всех со всеми, и компания весело расселась вокруг стола.
      Сидели, уплетая заказанные сласти и обсуждая концерт. Бенци рассказал Нехаме о намерении артистов открыть музыкальную студию и о предложении, сделанном ему лично артистами. Нехама радостно кивала и любовно поглядывала на своих близнецов:
      "А папа-то как обрадуется!" Вспомнив совет Гилада и Ронена, Бенци строго, но с затаённой улыбкой, обернулся к близнецам: "А вам, мальчики, я закажу, что вы хотите, – кроме мороженого и холодного питья! Если, конечно, вы готовы ради пения и музыки пойти на такую жертву…" – "Готовы, пап, готовы!" – "А я вообще не хочу мороженого!" – заявил Рувик. – "Вот и молодец!" – улыбнулся Бенци, а Ренана за спинами родителей показала братишке язык.
      Какое-то время над столом витали тихие разговоры. Ноам и Максим о чём-то переговаривались друг с другом, перебрасываясь техническими терминами, Ирми то и дело вставлял свои замечания. Ренана украдкой поглядывала на Ирми, а он усиленно делал вид, что смотрит куда-то в другую сторону, но взгляд скользил как бы по касательной сферы, в которой перемещались взгляды блестящих глаз девочки.
      Вдруг Нехама предложила: "А что если мы пригласим ребят – кивком указав на Ирми и Максима, – к нам на ближайший шабат? Если им у нас понравится, станут нашими постоянными гостями…" Бенци радостно поддержал: "Отличная идея, дорогая!
      Давайте, приходите!" Ноам повернулся к Максиму, а затем немного скованно – к Ирми: "Так я тебя… э-э-э… вас обоих… буду ждать. Непременно приходите.
      Идёт? Запиши, Макси, мой телефон, а мне свой дай. Созвонимся…" Ирми растроганно благодарил старших Доронов: "Спасибо, адони, спасибо геверет Дорон, спасибо, Ноам. Напитки мы с Макси принесём, только скажите, какие у вас предпочитают…" Ренана просияла и благодарно посмотрела на отца, потом украдкой перевела глаза на Ирми.
 

***

 
      Тут Бенци увидел своего соседа из дома напротив, Зяму Ликуктуса, который не так давно поступил на работу во вновь созданный отдел электронной акустики "Лулиании".
      Зяма пришёл один. Бенци знал, что в его семье так было принято: жена в основном сидит дома с дочерьми, а он, "мужчина, тяжко трудящийся на благо семьи, зарабатывающий деньги", должен иметь возможность время от времени развеяться вдалеке от домашнего шума и суеты. Он как раз подходил к стойке, собираясь сделать заказ, и помахал рукой Бенци. Бенци окликнул его: "Сосед, привет!
      Присоединяйся к нашей компании!" Зяма подошёл к их столику и сел между близнецами и Ноамом со своим кофе и пирожными: "А где вы были? На какой Лужайке?" Бенци недоумённо поднял брови: "Как на какой? На нашей, конечно!.. На "Цлилей Рина"…" – "А я – в "Цедефошрию" пошёл, – похвастался Зяма. – Потому-то моих и не взял, девочкам вовсе ни к чему бы пока что. Старшей, Керен, только исполнилось 14, средней Мерав – 12, а маленькая – вот как твоя малышка, ей 7-и ещё нет…" Ренана, отвернувшись, буркнула про себя, скривив губки: "Знаю я эту Мерав!.. мы её прозвали Мерива…" Бенци услышал и недовольно сверкнул глазами на дочь. Впрочем, Зяма ничего не заметил, он с аппетитом поглощал сдобную выпечку и разглагольствовал с набитым ртом: "Вот я и оставил жену с дочками дома. Меня-то уговорил мой новый шеф Тим Пительман". Бенци изумлённо уставился на Зяму: "Ты у Туми работаешь? Он же, кажется, не у нас…" – "У какого Туми? – удивлённо поднял Зяма брови. – Ты хотел сказать – у Тима Пительмана!" – "Ага… Я оговорился…" – "А что? Я давно с ним работаю, ещё в патентном бюро с ним начинал… – с важной небрежностью обронил Зяма и пояснил: – Очень приятный парень, мягкий, обходительный! А улыбка!.." – "Я думал, он работает в патентном бюро…" – "Бенци, у тебя устарелые сведения! – авторитетно заявил Зяма. – Тим раньше работал на какой-то акустической фирме у себя в кибуце, вот его опыт у нас и пригодился! Я даже не могу тебе рассказать, какие архиважные работы под его руководством мы делаем!" – "Ну-ну… Случайно я знаком и с… Тимми, и с его улыбкой. И сколько он тебе платит, улыбчивый ваш?" Зяма нахмурил свой невысокий лобик и наставительно произнёс: "Неприличные вопросы задаёшь, Бенци". – "Ладно… Прости… Не отвечай, если не хочешь. Но зачем ты туда пошёл, в эту… э-э-э… "Цедефошрию"?" Зяма удивлённо глянул на Бенци, как бы соображая, как лучше ответить: "Видишь ли… Шеф очень меня просил, говорил, что очень важно, чтобы там были и такие, как я… Ну, и… Ему важно, чтобы его сотрудники посещали "Цедефошрию". Это же наша группа Большую Ра… э-э-э… ладно… не будем от этом…" – "Ну, и как, много было таких, как ты? В кипе, в смысле?.." – невинным тоном осведомился Бенци. Зяма несколько замялся: "Если честно, то – нет… Из нашей группы я был один такой, и…" – "И как, понравилось?" – "Ой, не знаю… Бред какой-то, по-моему… Я поэтому раньше свалил. Но, может, я просто ничего не понимаю. Может, эта музыка…" – "Музыка???" – изумлённо спросил Бенци. – "Ну да – альтернативная музыка! Это устарелый термин, – махнул Зяма рукой и важно произнёс: – Сейчас это называется силонокулл!
      Это новое течение, оно как раз вписывается в струю подобающей цветовой гаммы!
      Понимаешь, что это значит?" Бенци удивлённо поднял брови, Ирми с Максимом пожали плечами и с усмешкой переглянулись, но Зяма ничего этого не замечал, или не хотел замечать.
      Он с важностью продолжал, чуть не захлёбываясь от возбуждения: "Ты бы видел, как на неё реагировали молодые элитарии из Далета и Алеф-Цафона! Надо было видеть, как они себя вели! На мой непросвещённый взгляд, слишком разнузданно… Они это называют – раскованно!.. Но… я полагаю, мы просто чего-то не понимаем… Может, это новый раскованный стиль поведения второго-третьего поколения свободных от всяческих галутных комплексов людей!.. Надо бы постараться понять эту молодёжь, приблизиться бы к ним!.." – "А может, лучше постараться их приблизить к нам?" Зяма повысил голос и продолжал возбуждённо частить: "Но они же не хотят!.. Кто-то ведь должен бы положить начало шагам навстречу… Вот я и решил… И Тим – тут он резко понизил голос: – очень просил… Он как-то обмолвился, что ему было бы неприятно, если бы его сотрудники, игнорируя "Цедефошрию", ходили в "Цлилей Рина", которую ругает геверет Офелия! Он прав! Мы создали "Цедефошрию", значит, нам уж никак не подобало бы её игнорировать…" Бенци покачал головой, тихо поясняя Ирми и Максиму: "Цедефошрия" – это Ракушка счастья, то есть по определению что-то ограниченное и… некошерное… – затем повернулся к Зяме: "Ладно, Ликуктус! Кушай, давай!.. Тут вкусно готовят! Правда, Ренана?" – он обернулся к дочери и чуть заметно подмигнул друзьям.
 

***

 
      У входа в Парк на скамейке сидела Рути, а рядом с нею, положив ей голову на колени, сладко спала Ширли.
      Подошли Моти и близнецы. Рути вопросительно глянула на мужа, и он ответил на её немой вопрос, устало проговорив: "Слава Б-гу! Эта вакханалия для нас, – подчеркнув эти слова: – закончилась! А там действо ещё продолжается… Уф-ф-ф!..
      Еле увёл наших сыновей оттуда…" – "А что это было?" На это ей ответил Галь, по её мнению, чересчур возбуждённым тоном: "Мам, раз уж daddy не понял…" Тут Моти резко оборвал мальчика: "Я тебе уже сказал, чтобы ты не называл меня так! Мы сейчас не в Австралии!" Смутно он догадывался, что ему неприятно, что сын так его называет только потому, что так говорит Тим, но не хотел заострять на этом своё внимание. Галь виновато потупился: "Ну, прости, не буду… – и снова возбуждённо заговорил: – Ты себе не представляешь, мама, что это за сила! Ты понимаешь? Эта музыка выше мелодий, ритма и прочей ерунды! Полнейшая безграничность и бесконечность!" Рути осведомилась холодновато-удивлённым тоном:
      "То есть как? – музыка выше мелодий, ритма и прочей, как ты называешь, ерунды?" – "А вот так!!! Мелодия ограничивает восприятие. А ритм – это вообще оковы! Ты почитай, что пишет об этом Офелия! А силонокулл – наоборот: безгранично расширяет восприятие! В этой музыке всё: и космическая мощь, и бесконечность пространства, в котором всё едино, все имеет смысл – и одновременно не имеет его!" Тут уж Моти решился перебить сына: "Вот именно: не имеет никакого смысла то штукарство, что эти странные типы нам сейчас выдали. Представь себе, Рути: один… по имени Куку… понимаешь?.. э-э-э… Бакбукини… всё время со страшной силой бьёт бутылки! Много-много бутылок!.. – рассказывая об этом, он устало плюхнулся на скамейку рядом со спящей Ширли, -…а другой, которого нам представили – сахиб Ад-Малек… играет на электронном гибриде электропилы с электродрелью – и звук соответствующий. Это у них называется музыка? А наша жутко гениальная Офелия Тишкер им поёт гимны и оды слагает! У неё это оч-ч-чень складно выходит, куда как доступнее, нежели объекты её описаний… Ну, естественно, Тим… э-э-э… за нею повторяет, а наши умные сыновья – за Тимом…" Рути вполголоса прошелестела: "Ад-Малек… – странное имя… Неудивительно, что Туми повторяет за Офелией Тишкер все её… Не знаю, как назвать поприличнее… Только бы наши сыновья не повторяли…" Моти укоризненно и с горечью покачал головой: "То-то и беда, что повторяют!.." Но мальчики не слышали беседы родителей, они наперебой упивались воспоминаниями о концерте.
      Моти, вставая со скамейки, чётко и резко проговорил: "В общем, мальчики, как вы хотите, но в ближайшее время я вам не советую посещать "Цедефошрию", особенно такие концерты. Вот подрастёте – и на здоровье… А пока… Моей же ноги на этих концертах не будет! Когда у меня есть время для музыки, я хочу получить удовольствие, но не удар по мозгам и нервам!.. Между прочим, – он повернул голову к жене: – этот жуткий силонофон, из которого непонятно, как он звуки извлекает… в общем, он берёт вовсе не повышенной громкостью, а… не знаю даже, как сказать… Я попытался проанализировать: громкость как раз там не такая уж сумасшедшая, он звучит… как бы это поточнее выразить… негромко, как бы обволакивающе, вкрадчиво… даже не влезает в тебя, а – проскальзывает в самое нутро, как червем каким-то, ужом…" – "Не волнуйся, если у него появятся подражатели, они постараются достичь нужного им эффекта именно громкостью…" – тихо и опасливо заметила Рути. – "Да, подражатели – это почти всегда карикатура на оригинал…" Рути погладила спящую Ширли и ласково прошелестела: "Доченька, папа с мальчиками пришли, мы домой едем!" Девочка, вздрогнув, подняла голову, сонно щурясь.
      "Ну, а у вас как было?" – наконец, спросил Моти. – "Как всегда, хорошо и приятно…
      Ширли потанцевала с ровесниками, а я посидела, поглазела на весёлых, радостных детей, послушала очень приятные мелодии песен, потом мы пошли в "Шоко-Мамтоко".
      Ну, как и собирались. Никаких неожиданностей… Ах, да… В кондитерской, когда мы уже доедали, и Ширли устало ковыряла ложкой в бокале, к нам за столик подсели Нехама и две её дочки – одна постарше Ширли, крупная, полненькая такая… другая маленькая, 5 или 6 лет. Я почему-то думала, что у них первенец сын…" – "Ну, да, он старше наших мальчиков. А как Нехама?.. А где Бенци и остальное потомство?" – "Нехама сказала, что Бенци и мальчики ещё в "Цлилей Рина", а её девочки затащили сюда, особенно малышка тянула, захотелось шоколад со взбитыми сливками, боялась, что кончится или кафе закроют… Нехама всё такая же худенькая и стройная…
      Пятерых родила…" – и Рути, которая с молодости очень переживала из-за своей полноты, вздохнула. Помолчав, она снова заговорила: "Вот ей бы брюки очень подошли, а она… – и вдруг оживилась: – И знаешь, на них, на троих, и на малышке тоже, сарафаны-джинс с прекрасной вышивкой. Я только успела подумать, какие дорогие вещи они носят, и даже малышке покупают дорогое. А Нехама, словно мои мысли угадала, тут же поведала мне: и сшила, и вышила эти сарафаны старшая девочка. Её свекровь, – известная в Меирии мастерица… А я и не знала, что знаменитая геверет Шошана – мама Бенци! Мне-то в молодости дорого было у неё одеваться, я её и не видела ни разу… на их свадьбе – впервые. Вот она и научила внучку всему, что умеет сама. Девочка и шьёт, и вышивает для себя, мамы и сестры, вяжет отцу, братьям. А как она похожа на Бенци! Ты бы видел! Такие же огромные сверкающие глазищи, только без очков, и волосы почти такие же, только в пышную косу заплетённые, а не лохматой гривой. У меня, помнишь, была такая же коса, только светло-русая. Если бы не полненькая и не эта рыжая коса, то… настоящая юная ведьмочка. Правда, добрая ведьмочка. Слишком бойкая девчонка, не чета нашей нежной и тихой Ширли. Нехама говорит: эта девчонка прирождённый командир, братьями, особенно близнецами, которые на полтора года младше неё, командует так, что родителям то и дело приходится её одёргивать. Даже были случаи, что давала им тумаков, а те боялись её больше, чем отца. Я так поняла, что Нехама не очень довольна такой не девчоночьей активностью своей дочери.
      Представляешь, Ширли даже не захотела с нею знакомиться!.. Наверно, застеснялась, или от усталости. А маленькая – ну, просто копия Нехамы, только что светленькая, как бабушка Ривка. Красивая девочка…" Моти ласково прикоснулся к руке жены: "Ну, пошли к машине…" Спустя несколько минут, когда машина, тихо шурша шинами по запылённому асфальту, неслась по проспекту, Моти услышал, как Галь пробормотал сонным голосом: "Папа, а ты знаешь, Ад-Малек играл самую гигантскую и самую красивую ракушку, бурей выброшенную на берег, вот что он играл. Поэтому всем и понравилось…" Гай откликнулся таким же сонным голосом: "Ракушка – это самое красивое в мире!"
 

***

 
      Рассказ Рути о встрече с Нехамой и о младшей дочери Бенци вызвал новую волну воспоминаний. На память пришло, как 6 лет назад на полуденной, раскалённой от летнего зноя шумной улице Эрании он случайно встретился с Бенци.
      Моти захлопнул дверь своей новенькой "Субару", привычно проверил, хорошо ли закрыты остальные двери, и направился вдоль по шумной улице. И вдруг увидел своего старого армейского приятеля Бенци, который нёсся навстречу, поглощённый своими мыслями. Его медно-рыжая грива, прикрытая кипой, полыхала огненной короной под яркими солнечными лучами. На его добродушном лице, всё так же напоминающем лик улыбающегося льва, лежала печать усталости и забот.
      Моти воскликнул удивлённо и радостно: "Шалом, Бенци!" – ему и впрямь было приятно видеть старого друга, да ещё и после стольких лет, что они не общались.
      Тот остановился, вгляделся через очки, – что это за знакомый голос его окликнул по имени? – и они заулыбались друг другу, бросились навстречу, принялись с силой хлопать друг друга по спине, радостно смеясь… Разговорились.
      Оказалось, Бенци работает в какой-то крохотной фирме, создаёт какие-то маленькие программы, неинтересно, да и денег негусто… У них с Нехамой совсем недавно родился 5-й ребёнок, дочурка Шилат, и зарплаты явно не хватает, чтобы содержать семью с пятью детьми. Моти спросил заинтересованно: "Так кто у тебя? Я знаю только о первенце…" – "Ну, через 2 с половиной года после Ноама родилась Ренана, потом через год и несколько месяцев – мальчишки-близнецы, Шмуэль и Реувен, а теперь вот – ещё доченька!.." Моти широко улыбнувшись, удивлённо поднял брови: "Как, и у тебя тоже близнецы?" – "То есть как это – у меня тоже?" – "Ну, как же, и у нас с Рути близнецы, наши первенцы. Есть ещё дочка!.." – "А, ну да, ну да… Я и забыл… Наши Шмулик и Рувик, они у нас третьи…" Бенци заулыбался, и его лицо осветилось такой добродушной и открытой улыбкой, как в те давние дни их тесной дружбы, что у Моти потеплело на душе.
      Моти вгляделся в утомлённое лицо своего армейского приятеля и вдруг решился: "Смотри, я работаю в "Лулиании". Сейчас наша фирма активно развивается, и у неё отличные перспективы. Недавно мне дали отдел, назначили главным специалистом. Ты бы не хотел ко мне перейти? Интересную работу и хорошую зарплату гарантирую! Кстати, с нами и Туми Пительман начал сотрудничать. Надеюсь, помнишь? Правда, сейчас он не Туми, а Тим…" – "Как же, как же! – иронически скривился Бенци. – Так тянулся к нам с тобой, когда вместе были в учебке, когда мы ему были нужны! Моя кипа тогда его нисколько не смущала. Зато наверх он пробился быстрее и ловчее нас. А как появился после офицерских курсов, так и оказалось: такой наш Туми борец с религиозным засильем! Мы с Нехамой для него вообще – люди второго сорта… Так он всё-таки поменял имя, которое ему шутник Лулу присвоил? Почему к исконному не вернулся? Почему не Томер, а Тим?" – "Я спросил, он дал понять, что мой вопрос не по делу…" – "В этом он весь!" Моти примирительно возразил: "Ну-ну-ну…
      Уверен, Бенци, ты преувеличиваешь!.. В принципе он парень неплохой, просто неудачник. А ведь по-своему очень талантлив!.." – "А чего это он неудачник? В личном плане? Ну, так это судьба!.. И потом… Я не думаю, что он совсем уж один…
      Зато карьеру он себе сделал лучше всех! В этом он действительно талант!.. Не мне чета, это уж точно!" – "Ладно, я не о Тиме хотел. Хотя мы с ним сотрудничаем…
      Слушай – ведь ты специалист по финансовым программам, не так ли?" Бенци усмехнулся: "Смотри ты, помнишь! Ты знаешь, я должен подумать, с Нехамой посоветоваться… В принципе дело хорошее…" Моти сказал деловитым тоном: "Вот тебе мой телефон. Позвони, как решишь. Но не тяни, сейчас есть вакансия. "Лулиания" – фирма растущая, работа у нас интересная!
      А потом… поди знай… Ну, и деньги тебе нужны уже сейчас!" – "Спасибо, Моти, – благодарно заулыбался Бенци. – Созвонимся!.. Ну, я побежал. Рути привет!" – "Спасибо, привет Нехаме, если она ещё не забыла меня…" Бенци насмешливо заулыбался, хлопнул Моти по плечу и, махнув ему рукой, скрылся в толпе.
 

***

 
      Моти с самого начала совместной работы понял, что в лице Бенци Дорона он приобрёл прекрасного, инициативного, трудолюбивого и скромного, аккуратного, наконец, просто очень способного коллегу. Все программы, разработанные Бенци, отличались оригинальностью, яркостью и особой изюминкой. А ведь, казалось бы, что такого особо оригинального можно выжать из финансового блока! А вот ведь Бенци мог! Его программы неизменно сверкали самыми яркими гранями его незаурядной личности. Моти знал, что программы Бенци – его оригинальное творчество, а не вариации, пусть и очень талантливые, чьих-то программ.
 

2. Ночной дивертисмент

 
      Маленький тихий экспромт Неутомимый характер Мезимотеса не давал ему покоя. Основанная им фирма "Лулиания" процветала. Главная Лужайка Парка, популярная в Эрании "Цедефошрия", вобравшая в себя и самую престижную сцену и самый престижный ресторан, и самую престижную дискотеку, и самый шикарный на побережье пляж, давала колоссальный доход.
      Но Минею этого было мало. Ведь это он, Миней Мезимотес, столько сил вложил в создание именно такого эранийского Парка, каковым он прославился на всю Арцену.
      Ведь это он предложил выполнить Парк в виде гигантской, красивой морской ракушки и расположить его на берегу моря.
 

***

 
      В ресторане "Цедефошрия" в этот предвечерний час было немного народу. За полупрозрачной занавеской еле слышно булькало нечто, смутно намекающее на принадлежность к модному музыкальному направлению.
      За небольшим столиком возле окна сидели трое. Из угла посверкивала загадочная улыбка Минея Мезимотеса, напротив него с заинтересованными лицами, к которым были намертво приклеены благожелательные улыбки, сидели Тим Пительман и Офелия Тишкер. Тим с трудом втиснул свои телеса в кресло и поэтому ощущал себя не слишком уютно. Офелия сидела так близко к Тиму, что, казалось, ещё немного – и она окажется у него на коленях. Её диктофон сиротливо лежал перед нею на столе.
      Миней подозвал официанта и сделал заказ. Спустя несколько минут трое с удовольствием поглощали закуски и напитки, обмениваясь ничего не значащими фразами.
      Когда в тарелках почти ничего не осталось, и Тим досасывал последний бокал пива, Миней неожиданно прихлопнул ладонью столешницу и веско проговорил: "Итак, друзья.
      Вы знаете, что всё у нас беседер гамур, так сказать – ОК! Но есть кое-что, что меня тревожит…" Тим пожал плечами, сладко ухмыльнулся: "А что может быть не так в нашей Эрании? С таким-то рош-ирия Ашлаем, с таким-то Минеем в… – он важно поднял палец: -…городском совете!" Офелия нарочито небрежно заметила: "Со следующей недели я начинаю вести свою двухчасовую программу на местном телевидении. Я уже продумала, как построю первый выпуск моего шоу! Приглашу… э-э-э…
      Да! Самого Ори Мусаки-сан! Пусть расскажет о том, как он сформировал группу силонокулла… так сказать "Звёздные силоноиды"!