Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

– ты абсолютно не разбираешься!" – вдруг преувеличенно громко, так что сидящие поблизости вздрогнули и оглянулись, объявил Галь, и на его лице появилось выражение неподдельной печали. – "Ты о чём, Галь? – снова покраснев, спросила Ширли. – какое имеет отношение к моему салату какая-то там струя? Или ты думаешь, что я овощи не помыла? Или что?" – "Самое прямое! Маленькая ты ещё у нас, и глупенькая! И остришь не по-умному! – ещё громче и значительней молвил Галь, сверкнув глазами. – Я даже начинаю опасаться, что и твой салат несёт в себе заряд непонимания простых и ясных вещей. Например – что такое наш силонокулл, какую силу и мощь придают его пассажи современным музыкальным композициям!" – "Можешь не кушать мой салат, – с обидой произнесла девочка, – а то ещё отравишься ненароком. Заразишься отвращением к любимому тобою силуфо-кулю… как-его-там…" – иронически прибавила Ширли. – "Что-о?! Речь уже идёт об отвращении? Даже выговорить правильно не в состоянии? Вот до чего дело дошло?" – деланно возмутился Гай и начал приподниматься.
      Моти сидел за столом с отсутствующим, рассеянным взором, в одной руке держа вилку с кусочком стейка, то и дело поднося её ко рту и забывая откусить, другой рукой быстро перебирал клавиши ноут-бука. Вдруг он пристально посмотрел на детей и заметил, что Ширли сидит, надув губы и обиженно поглядывая на братьев.
      Близнецы же уселись напротив, уперев руки в колени (их коронный одинаковый жест!), сурово глядя на неё, словно гипнотизируя. Он пробормотал: "Не ссорьтесь, детки, не надо… – и, повернувшись с улыбкой к жене: – Рути, пожалуйста, положи-ка мне салатик, что дочурка приготовила!.." – и снова углубился в ноут-бук.
      Рути положила ему в тарелочку салат и сунула в руку полный стакан колы: "Моти, ну, я тебя прошу! Хоть сейчас отвлекись от своей работы! Поговори с нами о чём-нибудь отвлечённом!" – "Ага… Сейчас… Минуточку…" – пробормотал Моти, поднёс ко рту стакан и, не отпив из него, опрокинул на себя, даже не заметив и продолжая сжимать его в руке.
      Рути всплеснула руками, но не стала при детях выговаривать мужу за его оплошность, одну из многих подобных, с недавних пор ставших привычными. За последние месяцы она успела привыкнуть к тому, что её Моти ещё глубже погрузился в свою работу, прямо-таки заболел ею, превратившись в классического трудоголика.
      И поделать с этим ничего было нельзя.
      Близнецы захохотали: "Наш daddy, как всегда, весь в трудах…" – "И в коле!
      Хорошо ещё, что не в ширлином салате!" – "И не в цыплячьем жиру!" – "Красота-то была бы: с высокохудожественно оформленного блюда – daddy на штаны! Кайф!!!" – "Конечно, ему не до наших дискуссий. Он у нас высоко летает, а наши споры – фи! – как низменно!" Близнецы продолжали потешаться, но отец уже их не слышал. Он снова погрузился в экран ноут-бука, рассеянно мурлыча под нос какую-то мелодию. Он и не вслушивался в насмешливые речи своих близнецов, его мысли и чувства витали далеко. Рути, переводя взгляд с мужа на близнецов, недовольно морщилась. Но так и не решилась при всех одёрнуть ехидных мальчишек, на её взгляд, перегибающих палку.
      Галь вдруг напустил на себя озабоченный вид и принялся с важным видом вещать о необходимости воспитывать младшую сестру в духе понимания и безоговорочного принятия силонокулла. Преувеличенно громким голосом он упрекал родителей, не занимающихся должным образом воспитанием своей неразвитой в культурном отношении дочери. Гай ему вторил, то и дело поддакивал. При этом они постоянно косились на ближайших соседей: слышат их умные речи или нет?.. Те изредка кидали в их сторону недоумённые, а потом и насмешливые взоры: они-то понимали, для кого представление разыгрывается. Рути снова неловко потупилась, затем снизу вверх бросила взгляд на своих близнецов: она отметила, что сейчас они очень похожи на её сурового отца, – и отвернулась, ни слова не говоря. Моти всё так же безмятежно улыбался, уткнувшись в ноут-бук и что-то мурлыча себе под нос.
      "Ширли, ты славная девочка и наша любимая сестра, – подчеркнул Гай ласково с покровительственной улыбкой, – И нам очень жаль, что ты оказалась неспособна понять и принять космическую мощь силонокулла! Мы твои старшие братья, и мы тебя любим! Поэтому мы на страже! Наша цель – научить тебя пониманию запредельной красоты и космической мощи современной над-мелодической и над-ритмической музыки!
      Вот поступишь ты в гимназию Галили – что там будешь делать среди современных элитариев, если к этому времени не успеешь постигнуть величие и мощь современных направлений в культуре?" – "А почему вы решили, что я пойду в Галили?" – "А куда ты пойдёшь?" – "Ну, если там требуется сдать экзамен на понимание и принятие вашего… как-там-его… силуфо-куля… то… Обойдусь!.." – "Вот-вот! Daddy!
      Куда ты смотришь?" – воскликнул Галь, повернувшись всем корпусом в сторону отца, всё так же уткнувшегося в экран ноут-бука. Гай тут же подхватил: "В свой комп он смотрит!.. А упрямая девчонка тем временем отбивается от рук!" Ширли старалась не реагировать на упражнения братьев в красноречии, но вскоре почувствовала, что кусок в горло не лезет. Она вскинула глаза на Галя, перевела взгляд на Гая и воскликнула: "Да что это такое! Я хочу отдохнуть на природе, вкусно покушать. А если у вас языки чешутся, и хочется поговорить… Вон там, смотрите – ваш лучший друг Тумбель! С ним и общайтесь! А меня оставьте в покое!
      Меня ваш силуфокуль не интересует! Понятно? – и обернувшись к маме: – Мамуль, ты какие записи взяла? А наушники? Две пары, конечно?" – "Ой, доченька, одну… – виновато проговорила Рути, разведя руками. – Ну, включим так и послушаем. У меня всё то, что мы с тобой любим!" Но тут опять взвился резкий фальцет Галя: "Во-первых, что это значит?! Как ты посмела обозвать нашего друга Тимми? Немедленно извинись! Мама, скажи ей! А во-вторых, мы не для того сейчас такую тяжёлую аппаратуру на горбу таскали и налаживали её, чтобы на Дне Кайфа царил такой разнобой! Вы что, не поняли, что босс нашего daddy сказал? Семейно-коллективный праздник силонокулла! Вот и будете слушать то, чего все желают!" Моти поднял голову и спросил: "А откуда ты-то знаешь, сын мой, чего все хотят? Ты что, опрос проводил? Ты что, не знаешь, что не могут все хотеть одного и того же?! Да и не говорил Миней о семейно-коллективном празднике силонокулла!" – "А это не он сказал. Ты, наверно, не врубился в речи вашего нового босса, ну, у которого глаз белый и косой так забавно стреляет!.. И главное – метко!" – "А он у нас никакой не босс… Пока что… слава Б-гу… – чуть слышно прибавил Моти и продолжил нормальным голосом: – Он куратор важных проектов, но босс у нас всё-таки Мезимотес. Так что успокойтесь! – отпарировал Моти и тут же обратился к дочери, изо всех сил пытаясь изобразить строгость: – А ты, Ширли, больше так не называй Тима. Он взрослый солидный человек, мой коллега.
      В общем, хватит, ребята… Мы отдыхать сюда приехали – или спорить и ссориться?" – "Мы с братом и нашими друзьями сюда приехали с благородной целью приобщить лулианичей к элитарной культуре, к силонокуллу! Все-все-все у нас в Эрании должны быть элитариями! А иначе… кому он нужен этот общий мангал, этот пошлый День Кайфа!.. Мы бы могли и гораздо интересней день провести!" – махнул рукой Галь и, налив себе ещё пива, принялся со смаком поглощать содержимое своей тарелки. Гай, который вначале кивал головой и поддакивал, глядя на брата снизу вверх и тут же переводя взгляд на родителей и сестру с претензией на многозначительность, тоже занялся пивом и мясом.
      Ширли задумчиво проговорила, не глядя на братьев: "Интересно!.. Говорят, что силуфо-куль – это космическая музыка, но не объясняют, кто и когда запустил в космос такое количество битого стекла и покорёженного металла, наполненных помоями бутылок и прочего хлама? А для кого? Для лунатиков?" Заметив, как изменились лица не только у братьев, но и у матери, девочка оборвала фразу на полуслове. "Грубиянка!!! Кто тебя воспитывал? Чтоб не смела больше такие слова произносить!.. И даже думать! Яс-с-с-но?!" – рявкнул Галь, его глаза сузились и яростно сверкнули, на скулах заходили желваки и на смуглые щёки хлынул жгучий румянец, скрыв лёгкую россыпь симпатичных веснушек. Рути смотрела на сына во все глаза и снова вспомнила лицо своего сурового отца, когда в нём поднимался гнев при малейшем намёке на непослушание детей, особенно неугомонных погодок Арье и Амихая. Её охватил знакомый трепет, как в детстве и юности.
      Хрупкая, маленькая Ширли проигнорировала сигнал опасности, о котором сигнализировали лица братьев. "Грохот бутылок, металлический скрежет, завывание – это теперь называется музыка?! Силуфо-куль ваш любимый? – промолвила Ширли, вздёрнув брови и выпрямившись на низеньком складном стульчике, на лице появилась упрямая гримаска, один глаз иронически прищурен: – Ну, другого и ожидать-то не приходится: выше мелодии и ритма, выше смысла и даже бессмыслицы!.." – "Полегче на поворотах!" – угрожающе прошипел Галь и приблизил своё налитое яростью крупное лицо к тонкому личику сестры. Ширли, задрожав всем телом, отстранилась.
      "Ну, ладно, пожалуйста, дайте мне поесть…" – сердито покраснев, пробурчала она, опустила голову и уткнулась в свою тарелку. Ей больше не хотелось спорить и дразнить братьев, она поняла, что это становится небезопасным. Близнецы, не забывая уделять внимание содержимому своих тарелок и стаканов, закусили удила и не намерены были отступать.
      Ширли старалась не слушать. До неё доносились только обрывки фраз, на голову, казалось, низвергался поток бессмысленных словосочетаний и нудных сентенций, выдаваемых братьями с самоуверенными интонациями и жестами. Мутными сгустками в сознании оседало: "…Босс daddy говорил!"… "Хочешь быть принятой в приличном кругу?"… "Время музыки, которой тебя маманька учила, прошло – и не вернётся"…
      "Нельзя же всю жизнь жить этим старьём!"… "средневековые сопли, примитив!"…
      "Музыку надо слушать современную, тогда будешь в правильной струе!"… "Самые известные художники и не слушают эти сопли!"… "А что говорит о силонокулле известный скульптор Арцены Дов Бар-Зеэвув!"…
      Ширли не отвечала, и только, опустив голову, думала: "Дадут ли они мне сегодня спокойно поесть? Напрасно я с ними завелась…" Рути поморщилась и подумала с горечью: "Так они договорятся и до того, что наши музыкальные школы не нужны…" Но она промолчала, не без содрогания вспомнила вспышку ярости Галя, хмуро уставилась в тарелку и с преувеличенной сосредоточенностью занялась жареным цыплёнком. Обе они, мать и дочь, даже не заметили, как мимо столиков вразвалочку фланирует Коба Арпадофель. Услышав громкие голоса близнецов Блох, он прошил их одного за другим желтовато-зелёным пронзительным лучом из левого глаза. Ширли только зажмурилась и помотала головой, не понимая, откуда жуткая вспышка засветила ей в глаза. А Рути даже этого не заметила.
      Галь, её самоуверенный сын-подросток, продолжал вещать с глубокомысленным и многозначительным выражением лица: "Офелия пишет! Понимаешь, что это значит?" – "А что об этом говорит знаменитый музыковед Клим Мазикин! Вот то-то и оно!.." – подмигнув и покровительственно улыбнувшись сестре, поставил точку на поучительной беседе Гай. Близнецы даже не обратили внимания на потрясение мамы, у которой дрожат руки, которые она безуспешно пытается спрятать.
      Наконец, близнецы замолкли, вплотную занявшись содержимым тарелок, даже неэлитарным салатом, приготовленным сестрой, не побрезговали. Тут они краем глаза увидели, что Тим поставил один из дисков на проигрыватель, и в ожидании напряглись, даже жевать перестали…
 

***

 
      Над Лужайкой пикников, взвывая, завихрились первые вкрадчивые звуки. Близнецы сразу же оживились, с торжествующей улыбкой поглядев на сестру. Они с радостным удивлением услышали, что негромкие, казалось бы, силонокулл-пассажи, как круги по воде от брошенного камня, перекатывались и колыхались туда и обратно. Винтом закручивающиеся вверх звуки захлёстывали Лужайку от края до края. Тим, сидящий возле проигрывателя, блаженно потянулся и напомнил ребятам здоровенного котяру, который только что отменно позавтракал.
      Ширли ощутила лёгкую дурноту и головокружение. Она отставила в сторону тарелку и сжала виски, морщась от едва подавляемой дурноты. Рути, у которой тоже заныли зубы, с тревогой на неё поглядывала: она знала, что по какой-то непонятной причине при звуках любимого близнецами силонофона Ширли испытывает медленно ввинчивающиеся в голову и усиливающиеся боли и дурноту, в особо критических случаях доходящую до рвоты. Спустя несколько минут, или полчаса, – в зависимости от характера пассажей и длительности их звучания, – всё потихоньку прекращается.
      Но близнецы ни за что не желали прислушиваться к увещеваниям родителей, утверждая, что это не что иное, как самовнушение маленькой упрямицы, с которыми надо бороться по принципу клин клином.
      Наконец, Ширли подняла голову и воскликнула: "Ну, почему, почему людям не дают хотя бы поесть спокойно! Отдохнуть же приехали, получить удовольствие! Все привезли с собой ту музыку, которую они хотят слушать! А вы всем хотите навязать своё силой! Хотя бы тише сделали, чтобы не так по мозгам долбало!" – "Сестричка, будь добра, без истерики! Ты же хочешь получить удовольствие? Вот ты его и получаешь! Между прочим, оно же наше удовольствие!" Мальчишки даже не обратили внимания, что и мама сидела, морщась, как от зубной боли, отставив в сторону тарелку. Моти по-прежнему никак не реагировал, погрузившись в экран ноут-бука.
      Ширли демонстративно закрыла уши ладонями. Галь, заметив перекатывающегося мимо Арпадофеля, тут же подскочил к сестре и, зло сверкая глазами и напрягая бицепсы, прошипел: "Прекрати! Не выставляй свою отсталость всем напоказ и семью не позорь!" – и принялся отдирать руки Ширли от её ушей. "Что-о? Кто позорит? Я – позорю!?" – вскочила и Ширли. Чёрные глаза её сверкали от навернувшихся на них слёз, она впилась ногтями в руки Галя, пытаясь их оторвать от своих рук. Разъярённый Галь вырвал правую руку и со всей силы ударил сестру по руке повыше запястья. Тонкая рука девочки тут же пунцово вспухла. Ширли расплакалась и закричала: "Ты чего дерёшься, дурак?! Надоели вы мне! На-до-е-ли-и-и!!! Понятно?!!" Сидящие по соседству коллеги отца уже откровенно веселились, глядя на ссору детей главного специалиста "Лулиании". Галь, обратив внимание на эти любопытные взгляды, легонько шлёпнул сестру по другой руке, затем нехотя отпустил её.
      Близнецы продолжали зло поглядывать на сестру, она на них, лица всех троих полыхали гневным заревом, кулаки мальчишек были сжаты. Ширли всхлипывала и утирала слёзы.
      Рути с изумлением глядела на своих милых и интеллигентных детей, начавших с обычного спора и докатившихся до откровенной драки. Да ещё и в День Кайфа, да ещё и на глазах у коллег Моти. Какой позор! Она попыталась вмешаться: "Дети, немедленно прекратите! Было бы из-за чего!.. До драки докатились!.. Ну, не нравится Ширли эта музыка! Так что? Надо обзываться, бить девочку?.. А ты тоже неправа, дочка! Ты-то чего споришь, чего ехидничаешь? Пусть их, слушают, что хотят! Они же просто болтают!.." – "Ну, да… просто болтают! Посмотри – он меня ударил! Смотри, какой синяк!" – обиженно воскликнула Ширли сквозь слёзы. – "А и ты не заводись! Вот уж не ожидала от тебя! Такая тихая, воспитанная девочка! И вдруг… Да ещё при всех!.." – "Мама, – воскликнул Гай. – Как ты не понимаешь!
      Это принципиальный вопрос! Ты что, не слышала, не поняла, что босс daddy говорил?
      Наша семья обязана быть в авангарде нового течения! Ты же знаешь, какое папа положение занимает на фирме! Мы просто обязаны воспитывать нашу сестру в духе новейшей струи!!! Даже если она так глупа и упряма, что не понимает!" Рути переводила расширенные от оторопи глаза с близнецов на Ширли. Она ничего не поняла из того, что ещё выкрикивали её мальчики, и не знала, что им ответить. Ей ничего не оставалось, как произнести не очень уверенным тоном: "Как бы там ни было, бить девочку вы не имели права! Вообще не смейте её касаться!" Моти поднял голову от ноут-бука и недовольно проговорил: "Ну, зачем вы так с сестрой! Что за споры на музыкальные темы, до драки доходящие! Ну, вам нравится, а ей – нет! Какое вам дело? Сколько раз я говорил не трогать её!" – "Ты что, daddy! Не знаешь, что это сейчас вопрос принципа и престижа – отношение к силонокуллу?!" Близнецы ещё что-то выкрикивали, но Моти уже не слушал, махнул рукой и снова уткнулся в свой ноут-бук.
      Рути сердито сверкнула глазами, переводя их с одного на другого: "Что-то вы руки начали распускать в последнее время… Этому вас в гимназии учат?" Моти снова поднял голову, хотел что-то сказать, но промолчал. Близнецы покраснели. Галь зло потупился, стиснув зубы, а Гай только растерянно переводил глаза с матери на брата. Потом они отвернулись, углублённо занявшись содержимым своих тарелок и стаканов.
      Ширли тоже села на место, продолжая всхлипывать. Кусок в горло не лез, даже такой аппетитный цыплёнок с любимым салатом. Чтобы успокоиться, она налила себе колы. Рути молчала, с грустью глядя на своих детей.
      Моти, случайно подняв голову и увидев, что Ширли мрачно уткнулась взглядом в тарелку, не притрагиваясь к еде, примирительно произнёс: "Не спорьте, ребятки!
      Нет предмета для спора, честное слово! И драться не надо… Мы отдыхать сюда пришли…" – и снова занялся ноут-буком, поднёс ко рту полный стакан и, не отпив, поставил его на место. И снова взгляд его воспарил в недоступные окружающим сферы…
 

***

 
      Пассажи силонофона то становились тише, то вовсе тонули в вязкой тишине, а затем снова, как по спирали, вкрадчиво ввинчивались в уши и голову. Близнецы выпили ещё по жестянке пива и, раскрасневшиеся, возбуждённые, намеренно громко восклицали, переглядываясь друг с другом и переводя глаза на сестру: "Вот это музыка! Вот это сила! Только человеку достойного интеллектуального уровня дано это понять, прочувствовать всю её космическую мощь и силу! Какие синкопы, какие повороты, какая мощь!" Ширли молчала, молчала, но, услышав слова "мощь и сила", не выдержала: "Если какое желание и вызывает эта ваша "космическая мощь и сила", так только – вырвать прямо на ваш дурацкий силуфо-куль!" Она резко выдохнула, встала, тихо пробормотала: "Ненавижу этот бред! На-до-е-ло! Тошнит! Когда они оставят меня в покое? – и, отбросив лёгкий раскладной стульчик, небрежно бросила матери: Пойду пройдусь… Отдохну от них и их силуфо-куля…" Схватив валявшийся на траве коркинет, она вскочила на него и покатила между столиками.
      Родители решили, что дети помирятся сами, да и девочка успокоится, покатается на коркинете и вернётся. Рути подумала: "Так даже лучше, что она пошла пройтись. И мальчики остынут…" К столу Блохов приблизился Тим и ласково поманил мальчишек: "Пошли, лапочки, дело есть! Не пожалеете!" Оба тут же вскочили, опрокинули в себя остатки пива из жестянок и рванули за Тимом в сторону густых, усыпанных цветами зарослей, где виднелась часть привезенной аппаратуры.
      Первое испытание фелиофона Лулианичи, довольные и более, чем сытые, от обилия жареного мяса всевозможных сортов и видов, решили отдохнуть. Ссора между детьми не надолго испортила настроение папы и мамы Блохов. Рути расположилась на отдых в тени молодого масличного дерева в удобном надувном кресле, защитив уши от принудительного силонокулл-кайфа стереонаушниками, оборудованными заглушками и подключёнными к портативному магнитофону, и слушала любимые произведения. Погрузившись в океан любимых мелодий, через пять минут она уже позабыла о ссоре детей. Моти снова совершил сверхглубокое погружение в экран ноут-бука.
      Галь и Гай ринулись в центр Лужайки пикников. Оба опустились рядом с Тимом на травку возле проигрывателя, следя за тем, какие композиции и в каком порядке запускают их товарищи, размягчённые обильным гурманством. И близнецы успели за любимым делом позабыть о ссоре с сестрой. Они были слишком увлечены общением с ровесниками и уточнением программы, которую намеревались предложить участникам пикника. Между делом, гимназисты-силоноиды жарко обсуждали фанфарическую речь Арпадофеля. "Здорово, точно, поэтично!! Силонофонич-ч-чно!!!" – кричали близнецы, подчёркивая искросыпительную новизну упомянутой речи – как в подборе словосочетаний, так и в замысловатых голосовых модуляциях. Их приятели гордо вторили им – ведь это они первые с восторгом ощутили лёгкий аромат только-только пробивающейся из-под земли, ещё очень слабенькой струи подобающей цветовой гаммы, уяснив, куда дует ветер прогресса в области музыкальной культуры. Им с самого начала было ясно, какая она, подобающая гамма. Естественно, сейчас близнецам было вовсе не до сестры. Тем более только что Тим им тонко намекнул, что оба они приглашены на боссо-мангал в беседку адона Мезимотеса. Такая честь! Их учёного daddy на боссо-мангал не пригласили, а их, юных гимназистов и далеко не самых успешных учащихся – пригласили!..
      Тим, славно поработав возле музыкальной установки, устроился вместе с Офелией прямо на земле несколько в сторонке от шумных силоноидов. Оба с аппетитом поглощали жаркое, которое наскоро сварганила Офелия из припасённых полуфабрикатов, попутно с интересом прислушиваясь к жарким беседам гимназистов.
      Пока Тим основательно насыщался, наблюдая за силоноидами, суетящимися у музыкальной установки, Офелия не теряла времени даром: она настроила висящий на груди диктофон на запись, желая собрать как можно больше самого разнообразного материала о Дне Кайфа на престижной фирме. Только после этого она побросала грязные тарелки и объедки в мешок и позволила себе присесть на минутку неподалеку от Тима и утомлённо прикрыть глаза.
      Тим, оглянувшись на вздремнувшую подругу, удовлетворённо еле слышно хрюкнул, с хитрой улыбкой резво вскочил, поманил близнецов. Они втроём отошли немного в сторону. Тим стал шарить по карманам, подмигивая то одному близнецу, то другому:
      "А что у меня сегодня е-е-сть!" Мальчишки засмеялись, вспомнив, как много лет назад с таким же точно выражением лица и в сопровождении тех же слов им, тогда ещё малышам, он вручал свои подарки. "Что, Тимми, опять не с пустыми руками пришёл к маленьким детишкам твоего коллеги… и армейского приятеля?.." – ласково подколол его Галь. – "А вот и нет! Вы уже большие! К вам теперь без бутылки хорошего коньяка и не подходи!" – "Уже подошёл… Но, Тим, мы же несовершеннолетние! А вдруг кто-то узнает, в полицию сообщит!" – в притворном ужасе округлил Гай глаза. – "Да кто обо мне в полицию будет сообщать! Смеётесь?
      Я же сейчас – не шути! – главный специалист "Лулиании"!" – "А daddy?" – недоумённо вопросил Галь. – "А daddy ваш, как и был, главный специалист "Лулиании".
      Знаешь ли, котик, для нашего проекта нужны два главных специалиста. А потом, когда и он, и я закончим каждый свою часть работы над уги… э-э-э… над проектом…" Тим осёкся, раскрыл рот и тут же закрыл его обеими руками. С наигранно виноватым выражением подмигнув близнецам, он продолжил, как ни в чём не бывало: "…выберут, кто у кого в подчинении будет!" – и снова хитро подмигнул сначала одному, потом другому.
      Близнецы в ожидании сюрприза напряглись и во все глаза глядели на Тима, который продолжал с хитрой улыбкой шарить по своим необъятным карманам. Как видно, найдя то, что искал, он принялся медленно извлекать это таинственное нечто из своего глубокого кармана. Когда близнецы увидели в его огромных лапищах нечто, вроде ярко-расписанного та-фона, в оттенках корпуса которого преобладали кроваво-багровые тона, они не смогли скрыть удивлённого разочарования. Всё-таки они с детства были приучены к дорогим и оригинальным подаркам коллеги отца, Тима Пительмана. А тут… Ведь у них троих уже было по та-фону: daddy постарался приобрести для них самые последние модели с крутыми прибамбасами. В та-фонах близнецов – это возможность скачивать любимую музыку, просматривать видеоклипы и тут же редактировать на свой вкус. Модель сестры их не интересовала – то, что есть, для неё слишком шикарно, полагали любящие братья.
      "Вот!" – торжествующе выдохнул Тим, притомлённый поисками по многочисленным необъятным карманам. – "Но что это, сэр?" – спросил недоумевающий Галь, со скучающим интересом глядя на руки Тима, где покоился обыкновенный с виду та-фон, разве что чересчур кричащей расцветки. Тим хитро поглядывал на близнецов и улыбался загадочной улыбкой. На экране кривлялось цветное изображение забавной мордашки с толстыми, как у Тима, щеками и длиннющим вертлявым носом. Это позабавило близнецов, но не более того. Гай вопросил: "Это что, Пиноккио? Зачем?" Тим молчал и загадочно ухмылялся. Тут они обратили внимание на неуловимо загадочный общий вид знакомого аппарата. Особенно интриговала антенна, на верхушке которой оказалось как бы сотканное из туманных бледных молочно-зеленоватых струек дыма объёмное изображение того же самого Пиноккио. Голограмма, или?.. Тим гордо заявил: "Моё изобретение! Единственный в мире экземпляр!" – "Та-фо-о-он???
      Да ты что, Тимми! У нас всех, даже у пигалицы, есть по та-фону! А ты нам вкручиваешь, что это единственный в мире экземпляр!" – воскликнул Галь. – "Да не та-фон это, лапа! Конечно, и под та-фон он тоже косит, но главное в нём – не это!
      Это фе-ли-О-фон!" – "Чи-и-во-о?!" – аж подпрыгнул Галь, а Гай, эхом откликнувшись: "Ча-а-аво?!.." – присел от изумления. Тим от души наслаждался изумлённым видом и потешной реакцией братьев. Наконец тихо произнёс: "Совершенно особый прибор…" – и прижал палец к губам, призывая мальчиков не столь шумно выражать своё изумление. Из-за плеча Галя на странный та-фон в руках Тима, раскрыв от удивления рот, робко поглядывал его брат Гай. Ему очень хотелось потрогать его, особенно мордочку Пиноккио, но он не решался попросить у Тима разрешения хотя бы дотронуться раньше Галя. Галь склонил голову на плечо и задумчиво пробормотал: "Интересно, Тимми, кто это тебе дизайн так сработал? Мы же знаем: насколько ты гений в технике, настолько бездарен во всех видах искусства. Да и со вкусом у тебя… Увы… Извини, конечно!" – и Галь, выдав свою тираду, с умильным ехидством поглядел на старшего друга. Тим продолжал добродушно улыбаться: "Тише, мальчики. Это пока что – т-с-с! – большой секрет!" – "Та-фон – большой секрет? Или из-за его такого странного названия – фе-ли-О-фон?" – усмехнулся Галь. – "Ну, тише ты, дорогуша!.. Да, как бы обычный та-фон. Но – повторяю: с расширенными и не совсем обычными функциями…" – снова загадочно обронил Тим. – "Ага, вот этот Пиноккио со своим носом-флюгером – расширенная функция…" – "Я смотрю, Галь, лапуль, ты в корень смотришь! Ты прав: в этом носике действительно кроется очень важная функция фелиофона. А иначе… зачем он нужен, если носик у Пиноккио оторвать. Правда, я рассматриваю вариант, чтобы этот носик сделать не туманным, что виден каждому дураку, а как бы невидимым…" – "А что это за носик?" – "Вот в нём-то всё и дело… Он у нас и есть главный фелио!" – "???" Тим снова усмехнулся, наконец, тихо пробормотал, поманив их к себе поближе: "Ни к чему, чтобы кто-то раньше времени узнал: ведь это всего лишь первая, опытная модель!" – "А чего ты принёс это сюда и сейчас?" – "Я всего-то пару дней назад его собрал на базе обыкновенного та-фона и дома опробовал. А теперь вот тут… хочу провести как бы испытания. Если получится, то потом будут ещё модели, ещё пробы и испытания… С окончательной моделью мы непременно выйдем победителями на Турнире, который шеф задумал! И тогда… конец всей старой, так сказать, традиционной, музыке! Останется только то, что мы позволим слушать. Ничего другого больше не будет… Ох, и повеселимся же мы тогда!
      Представляете? – наша СТРУЯ победит их замшелое, отживающее искусство! Но… об этом – т-с-с-с… я вам ничего не говорил, вы ничего не слышали, даже в сладких снах… Поняли, сладкие мои?" – "А разве нам победа и без того не гарантирована?
      Ну, на этом Турнире, который неизвестно когда будет… – удивлённо произнёс Гай.
      – Ведь теперь только во всяких там ихних Меириях, в некоторых кварталах Шалема, у этих замшелых досов, да у толсторожих и толстокожих придурков из Эрании-Бет или Вав старая трядиционннныя-а-а музыка пользуется популярностью". – "Не надо так пренебрежительно об обитателях Эрании-Бет, котик. Там тоже есть свой круг очень продвинутых… э-э-э… тоже… элитариев", – пояснил Тим. – "Знаем… Все передовые и прогрессивные элитарии слушают только звёздных виртуозов Ори Мусаки и силонокулл!" – "Вот ты и ошибаешься, – не глядя на мальчика, пыхтя и занимаясь настройкой вертлявого носика на экране та-фона, говорил Тим. – Ты что, не знаешь? – нашу "Цедефошрию" постоянно посещает только десять, от силы двадцать процентов эранийцев? А что ты думал, сколько в Эрании элитариев? Да взять хотя бы вавиков! – я имею в виду торговую элиту из Бет и Вав. А в Шалеме, – в столице, понимаешь!.. – и вовсе эти концерты не жалуют. "Звёздные силоноиды" жаловались, что туда ездить нет никакого смысла – и на треть залы не заполнены! Дают плохонькие, дешёвенькие зальчики. Билеты покупают только в задние ряды, подешевле… Никаких доходов, только бензин окупить… А в то же время в опере, на симфонических концертах что делается, на концертах мюзикла, камерных ансамблей!.. А в "Цлилей Рина"! Ты просто ничего за силонокуллом уже не видишь! Ты влюблён в эту музыку, и тебе кажется – и все, как ты! Ан, нет!" – "Так с этим же надо что-то делать!" – возмущённо воскликнул Галь. – "Вот мы и делаем. Но не нахрапом, а потихоньку…
      Миней нас учит: нельзя так откровенно посягать на вкусы и интересы сограждан…" – "Но Арпадофель показал же, как можно и нахрапом! Только что показал! Нам понравилось! И ты был на высоте!" – "Ну, и что… Ничего хорошего из этого не вышло! Пока… – понизив голос, уточнил Пительман и пояснил: – Нужна известная гибкость, осторожность и постепенность. Так сказать, ГОП!.. Вот где может помочь наш хитрый приборчик… Любителей простой лёгкой музыки, песенок, даже серьёзной классики мы поначалу особо не будем трогать. Поначалу! Между прочим, у нас есть ансамбли, создающие интересные композиции – в струю! – на основе всей этой традиционщины. Очень перспективная группа – военный ансамбль одной гребёнки, – я вас и с ними познакомлю. Пока что запомните название "Петек лаван". – "Странное название…" – пожал плечами Гай. – "Ну, что ты, лапа! Название и должно быть… э-э-э… немножко загадочным… – Тим легонько повёл ладонью. – Ну, и… белый цвет – самое чистое и универсальное, загадочное и таинственное, что только может быть… И плюралистичное!" – "Может быть… Как-то не думал…" – пожал плечами парень.