Ловля Минотавра на живца

Светило еще оставалось невидимым, но контуры окружающих предметов стали яснее, приобрели объем, как на голографической открытке. Еще трудно было наверняка определить расстояние, однако спутать фигуру человека с каким-нибудь неодушевленным предметом было уже значительно сложнее. Планета плавно поворачивала свой бок к свету, и с каждой минутой здесь все более и более выступали из мрака следы ночного сражения.

Энни от досады готова была расплакаться. По ее собственной оценке, она упустила едва ли не единственный шанс на победу. Как опытный боец, знающий толк в рукопашных, она не имела никаких оснований переоценивать свои возможности. Напротив, она привычно завысила оценку противника. Его сила, опыт и большая разница в весовых категориях оставляли Энни слишком мало надежд на победу. Ей только оставалось отступить, не принимая боя, и выждать удобный момент, когда удастся снова атаковать из засады.

Однако отступать тоже было некуда — Энни окружали руины бастионов, передвигаться по которым без риска для жизни было просто невозможно. Кругом торчали острые зубья расколотых бетонных стен, рваная арматура и покореженные металлоконструкции непонятного назначения, казалось, нацелились в подвздох. Коварные щели и провалы, качающиеся в неустойчивом положении обломки только и ждали неосторожного, чтобы схватить, изломать, искалечить и оставить на поругание стервятникам, невесть откуда собравшимся над замком. Был здесь рядом и выход отчаяния — специально для тех, кто не в состоянии найти путей к спасению, — бездонная пропасть за изгрызенным взрывами краем стены. Но этот, последний, Энни не стала брать в расчет.

Она осторожно выглянула в импровизированную амбразуру, образованную несколькими свалившимися друг на друга обломками. Штальнагель все еще стоял на прежнем месте, держа в руке покореженное ружье. Только на этот раз он смотрел прямо на нее.

— Иди сюда! — Он призывно махнул свободной рукой.

Их разделяло метров десять, только позиция девушки была как бы немного приподнята над площадкой, украшенной обломками бота. Она на пробу швырнула еще один обломок, но, как и следовало ожидать, Штальнагель легко уклонился от попадания.

— Может, сыграем по-честному? — предложил он, примериваясь, как можно прижать противника к краю стены и полностью лишить возможности маневрировать.

— Как же! Видали мы таких1 — прошептала Энни.

Чуть правее от своего укрытия она разглядела более или менее свободный проход. Куда он приведет ее, она не могла даже предположить, но он обещал спасение. Однако для того, чтобы выйти на эту узкую тропу, надо было пройти в непосредственной близости от вооруженного и, судя по всему, готового на все противника.

Энни не размышляла дальше. Решения она обычно принимала мгновенно и никогда не жалела об ошибках. Зажав в руке заостренный кусок бетона, она взметнулась над укрытием и, перепрыгивая препятствия, словно спринтер, бросилась на Штальнагеля.

Тот на секунду даже опешил. Ему и раньше приходилось видеть отчаянные попытки обреченных спасти свою жизнь, конец которой уже был рассчитан и предопределен. Но решительность, написанная на лице несущейся на него девушки, несколько смутила опытного убийцу. Он даже подумал, что ей удалось найти в руинах какое-то оружие, давшее ей бесспорное преимущество.

Однако секунду спустя Штальнагель понял, что в руке ее зажат всего лишь камень, и он, ухмыльнувшись, поднял свое оружие, словно игрок в гольф, намереваясь первым ударом сломать девушке ногу, а потом уже добить.

Она, словно угадав его намерение, с расстояния в пять шагов изо всех сил, даже подпрыгнув на месте, бросила обломок, целясь прямо в голову. В шахматах такая позиция называется вилкой — либо вы теряете значительную, сильную фигуру, либо… Ведь нельзя оставить короля под шахом. Не так ли? Только там противник дает вам время подумать, каким образом можно выпутаться из сложившейся ситуации, а у Штальнагеля было всего несколько долей секунд. Однако он поступил правильно — оставив надежду остановить несущуюся на него амазонку, он постарался как можно дальше убрать голову от траектории полета обломка.

Энни, воспользовавшись моментом, выбила винтовку у него из рук и сбила с ног. Но останавливаться и ввязываться в драку она не стала — противник хоть и оказался в невыгодном положении, однако не понес большого урона и по-прежнему был силен и опасен. Поэтому она пронеслась дальше по намеченному ранее пути.

Штальнагель, не ожидавший такого яростного натиска, промедлил всего секунду. Он мог поддеть Энни за ногу, но рука схватила только воздух, еще вьющийся в кильватере стремительно уносящейся девушки. Еще миг ушел на то, чтобы подняться, следующий — на поиски выбитого из рук оружия, и вот он уже бросился вслед за девушкой.

Погоня по незнакомой местности небезнадежна хотя бы потому, что преследователь всегда находится в более выгодном положении. Жертва сама указывает ему наиболее безопасный путь, сама теряя при этом время и силы на поиски последнего.

75

— Вот вам и апартаменты. — Пол повел рукой, словно музейный экскурсовод.

— Неплохо живут миллиардеры! — заметил Тедди, окидывая взглядом огромный зал в стиле барокко. — Где он только это спер?

— Спер? — не понял Бахам.

— Ну, украл, — пожал плечами Тедди, разглядывая мозаичные фрески на потолке.

— Почему же это украл, — вступился за хозяина замка мальчишка. — Он это получил в наследство и заработал…

— Заработать можно только грыжу и пособие по инвалидности, — ответил пилот. — А такие избушки честным трудом не заработаешь.

— Я и не знал, что ты марксист, — ухмыльнулся Вилли.

— Нет, сержант. Мне просто завидно. Мы с тобой всю жизнь горбатимся не на самой легкой работе, нами помыкают все, кому не лень, а выйди ты завтра на заслуженный отдых, сможешь ты себе купить хотя бы одну такую колонну?

— Думаю, она мне просто ни к чему. Кстати, простите, что я вам об этом напоминаю, но мы находимся на территории противника.

— Извини, сержант, расслабился.

— Что будем делать дальше, Пол? Насколько я понимаю, дальнейшего маршрута у нас нет?

— Только план помещений, но их так много, что не осмотреть и за год. Надо хотя бы приблизительно знать, где может находиться ваша знакомая, если она и в самом Деле где-то здесь.

— Чтобы получить такую информацию, надо проникнуть куда-нибудь в главный компьютер, — предложил Бахам.

— Хоть эта идея и лежала на поверхности, будем считать ее оригинальной, — заметил Тедди. — Есть у нас на карте обозначение «самый главный компьютер»?

— Такого, конечно, нет, — принял шутку всерьез Пол, — но вычислить кабинет хозяина можно попробовать.

Они не замечали, как многочисленные системы слежения уже захватили цели и теперь только и ждали приказа с центрального пульта. Сектор замка, в котором они оказались, не был поврежден ни бомбардировкой, ни обстрелом. Быть может, бастионы на самом верху и пострадали от запушенного Полом вируса, когда системы обороны внешних периметров затеяли между собой сражение, но те, что стояли на охране в глубине замка, были автономны и нисколько не были повреждены.

— Ба! Знакомые все лица! — пробормотал Ефан, переключая мониторы.

С экранов на него смотрели четыре оставшихся в живых гостя планеты. Они все еще стояли в нерешительности посреди малого тронного зала. Отсюда можно было выйти в десяток смежных помещений, и это, по всей видимости, привело их в замешательство.

Ефан мог уничтожить их и развеять полученную пыль по всему замку в одно мгновение, но не стал этого делать. Почему он изменил ранее принятое решение? Для робота такая неуверенность показалась бы странной. Но Ефан уже не впервые совершал странные для электронного интеллекта поступки. Он ошибался, сомневался, надеялся — вел себя как настоящий, живой организм, но при первом же взгляде на него отлетали все сомнения — перед вами стоял обычный серийный робот-дворецкий, каких можно встретить в любом более или менее богатом доме.

Еще более странными показались бы действия Ефана хозяину замка. Полагая, что обе ракеты, пущенные высланным штурмовиком, достигли своих целей, он тотчас же принялся за ревизию наличных средств и счетов в банке, принадлежавшем Фингеру Двадцать Первому. Так обычно поступают налетчики: нейтрализовав хозяина, тотчас же лезут в буфет в поисках столового серебра или хозяйской заначки на «черный день». Для верного робота-слуги это было по меньшей мере необычно. И тем не менее он поступил именно так.

Однако все усилия Ефана были тщетны — большинство счетов оказались под арестом или аннулированы. Такого сюрприза он не ожидал. Даже деньги, полученные с продажи лотерейных билетов, которыми спекулировал сам Фингер, ушли на погашение многочисленных долгов. Картина из этого получалась удручающая — выходило, что патрон Ефана — полный банкрот и большая часть его имущества в любой момент может быть востребована кредиторами в счет погашения астрономических долгов.

Тем не менее Фингер Двадцать Первый оставался самым богатым человеком в освоенной вселенной. По крайней мере он носил такое звание, а о полном крахе его разветвленного бизнеса знал на данный момент только Ефан и он сам. Но было ли это крахом? Возможно, подрывая вездеход и катер, дворецкий лишь дал миллиардеру возможность скрыться под горой трупов? Возможно, что хитрый Фингер лишь имитировал полное банкротство и, отправив деньги на другое, вымышленное, имя, посмеивается сейчас над его потугами? Или информация надежно спрятана в безобидных на вид файлах? В таком случае ответы на все эти вопросы может дать только сам миллиардер. А если Ефан и в самом деле убил носителя такой важной информации, то теперь она пропала навсегда.

Вот здесь и крылись корни радости от новой, правда, виртуальной, встречи с путешественниками. Ефан не знал только одного — кто из них, маскируясь под простака, является на самом деле его боссом. Человек, которого он всеми возможными способами выводил напрямую, в конце которой того ждала смерть, теперь нужен был ему как солнце — растению.

Здесь, в малом тронном зале, изобилующем ловушками, были далеко не все, но Ефан хранил все же надежду, что Фингер Двадцать Первый спрятался среди них.

— Вы находитесь в малом тронном зале великого Фингера Двадцать Первого! — провозгласил Ефан через встроенную аудиосистему. — По правилам лотереи все, кто добрался живым до замка, получают выиг рыш, равный десяти миллионам кредитов.

— Неплохо! — выдохнул Тедди. — Похоже, сержант, что нам больше не придется ишачить на каждого придурка с деньгами!

— Поскольку среди вас имеется всего лишь один официально заявленный участник, — продолжал Ефан, — он получает весь призовой фонд — сто двадцать миллионов кредитов наличными…

Взгляды троих мужчин сошлись на лице стоящего между нимг Бахама.

— Малыш, тебе помочь донести деньги до машины? — поинтересовался Тедди. — Я думаю, мешочек получится не из легких!

— Я думаю, что здесь для этого найдутся роботы, — холодно ответил мальчишка.

Его сердце пело. С этого мгновения он стал богаче отца! Пусть даже половину этих денег придется отдать на налоги и прочее — так или иначе, сумма останется весьма и весьма внушительной. И теперь никто не посмеет приказывать ему, учить, как себя вести. Теперь он и сам может стать законодателем мод в любой произвольно выбранной области.

— …А также, — продолжал Ефан, довольный произведенным — совершенно верно спрогнозированным им — эффектом, — становится одним из двенадцати соискателей всего наследства Фингера Двадцать Первого!

— Эй, малыш, — снова вмешался Тедди, — не возьмешь ли нас, по старой памяти, в телохранители?

— Вы мне не подходите, — отрезал Бахам.

— Для получения выигрыша прошу следовать за проводником, — закончил Ефан.

И тотчас от колонны отделился компьютерный фантом в образе прекрасной феи, одетой весьма условно. Она повернулась к мальчишке и, глядя немного мимо него, поманила рукой в сторону ярко освещенного коридора в конце зала.

— Почему же это не подходим? — запоздало удивился пилот, как и остальные, провожая взглядом ставшую такой самоуверенной хрупкую фигурку.

— Рылом не вышли, — ответил Вилли. — А мальчишку они лихо купили. Что-то будет дальше?

— Мрак и безмолвие, если так и будем здесь стоять, — ответил Пол. — Скорее всего его выбрали для какой-то цели…

— А мы? — не понял Тедди.

— А мы, как я понимаю, больше не нужны, — ответил за Пола сержант. — Поэтому — вперед!

76

Граф пришел в себя немного раньше Типы. Если бы рядом оказался в этот момент Штальнагель, то первое же проявление жизни в этом полумертвом теле спровоцировало бы его на последний, смертельный удар. Но киллер в это время гнал по руинам Энни и совершенно не задумывался о том, что происходит у него в тылу. Или тешил себя надеждой, что эти двое не могут быть серьезными противниками. Что ж, людям свойственно ошибаться и потом горько раскаиваться, когда приходит пора платить за совершенные ошибки.

Граф, действуя по банальной схеме, протестировал себя и понял, что повреждения, полученные им во время крушения бота, не столь значительны, чтобы продолжать лежать на холодных бетонных плитах. Он медленно, все еще опасаясь появления боли, поднялся и, насколько позволяли утренние сумерки, огляделся.

Описывать вторично окружающий его пейзаж было бы излишеством — в руинах бастиона с момента побега Энни ничего не изменилось. Однако открывшаяся картина была ему в новинку. Разрушения производили гнетущее впечатление, но и подавали надежду на то, что кошмар, порожденный извращенным воображением владетеля здешних мест, наконец закончился. Они достигли поставленной цели, и хотя Мастубани оказался здесь совсем не для того, чтобы получить приз, некое вожделение все же бродило в его душе.

Вдруг совсем рядом с собой он услышал слабый стон. Стон, исторгнутый грудъю страдающего человека. И как ни эгоистичен был граф, он не смог пропустить этот зов о помощи мимо ушей.

Типа тоже постепенно приходил в себя. За время путешествия он был неоднократно травмирован, но воля к жизни в его душе оставалась несгибаемой. Он хотел выжить любой ценой — победителей не судят, — пусть даже ему пришлось бы предать все человечество в руки его смертельных врагов. Важна для него сейчас была только его бренная плоть, содержащая жалкую душонку, трепещущую и готовую на любые подлости.

— Ты кто? — был первый его вопрос, обращенный к неясной тени, возвышающейся над ним на фоне сумеречного неба.

— Я — ваш попутчик и товарищ по несчастью, — ответил граф, не вдаваясь в подробности.

Он хорошо помнил, как Типа ничтоже сумняшеся предал всех оставшихся в живых Новисту и его банде. Это был именно тот человек, встречи с которым Мастубани менее всего желал.

— Где мы находимся? — Типа не Спешил вставать, хорошо помня о том, что на этой планете в любой момент можно попасть под прицельный огонь неведомого охотника.

— Если я правильно понимаю, мы все же достигли замка.

— Ага! Значит, все деньги — наши?

— Их еще нужно получить, — попытался остудить его энтузиазм граф, хорошо понимая, что влекомый этой идеей Типа может стать многократно опаснее. — Не думаю, что приз вам выдадут прямо здесь, на раз-рушенной стене.

— Конечно! — Типа резво вскочил на ноги, словно каких-то пару минут назад не лежал полумертвым у ног графа. — Надо найти кассу и получить наши денежки! По шестьдесят миллионов на нос — это хороший куш!

— Что вы предлагаете?

— Дураку понятно! Получить деньги!

— Но для этого надо спуститься в жилые помещения…

— Какая проблема? Найдем лестницу и спустимся!

— Я никогда не занимался подобными поисками, — холодно ответил граф, ища причины каким-то образом расстаться с опасным попутчиком.

— Никогда не поздно учиться. — Типа понял тон попутчика по-своему.

Он вдруг сообразил, что сумма выигрыша увеличится вдвое, если он придет за выигрышем один. Уничтожить последнего конкурента было для него теперь главной задачей.

Типа осторожно осмотрелся. На руинах бастиона они были одни. Никто потом не сможет стать свидетелем обвинения. Никто не осудит его за убийство одного-единственного человека. А совесть?..

Что есть совесть? Всего лишь догматы, привитые человеку с детства. Рамки, в которые он должен пожизненно вписываться, чтобы спокойно жить среди себе подобных. Чтобы никто не смог осудить. Чтобы быть как все. Но даже отчаянные бунтари не преступают определенных границ, понимая, что им будет присуждено и отмерено тою же мерою, которой судили и отмеряли они. Когда-то ты сам можешь стать жертвой поломанных тобой же рамок, и если ты сам ратовал за это, то можешь ли сетовать на последствия своей революции? Огромный опыт человечества поставил перед индивидуумом эти преграды, и пресекший их страдает первым.

Однако Типа был не из тех, кто испытывает дискомфорт от сделок с совестью. Он привык быстро забывать моменты своей жизни, достойные порицания окружающих. Мало того, он всегда считал любой поступок, увеличивающий его благосостояние или просто улучшающий настроение, пусть это будет кража или убийство, вполне житейским делом, совершенно недостойным запоминания.

Его глаза уже искали подходящий для убийства предмет, руки сжимались в кулаки — судьба графа для него была уже решена.

77

— Что там у них происходит? — недовольно проворчал Лев, напряженно вслушиваясь в ревущую на десятки голосов рацию.

— Если я правильно понял, — ответил адмирал, — их контратаковали и постепенно вытесняют из помещений замка.

— Кой черт их мог там контратаковать? — возмутился Лев. — Гарнизон замка деморализован и панически бежит…

— Смею заметить, что гарнизон состоит не только из людей. Там есть еще и роботы.

— Ну так пошлите вперед своих роботов, пусть они очистят помещения.

— Именно этого и просят командиры отрядов.

— Надеюсь, вас не надо просить дважды?

— О да! Разумеется! Наши боевые роботы уже в пути. Но боюсь…

— Если боитесь, вам нечего делать в рубке управления, — перебил его Лев.

Адмирал как-то некстати вспомнил поговорку, ходившую среди тех, кто волей или неволей сталкивался с начальником имперской тайной полиции. Она звучала приблизительно так: «Кто Лев — тот и прав».

— С вашего разрешения, я поясню, — начал адмирал.

— Ну!

— Я боюсь, что размеры наших боевых роботов не позволят им проникнуть во внутренние помещения замка.

— Это еще почему?

— Они предназначены для космических сражений, и в их задачи не входит проникновение во внутренние помещения кораблей. Для этого у нас имеется многочисленный людской контингент.

— Ваш контингент ни к черту не годится!

— Большинство моих людей показали себя с наилучшей стороны.

— Может, в ограблении беззащитных колоний они и молодцы, а штурмовать укрепления, похоже, им не по зубам.

— Знаете что? — забыв о том, с кем он разговаривает, вскричал адмирал. — Если вы сможете сделать это лучше, попробуйте сами!

— Ах так! — тоже закричал Лев. — В таком случае ваша доля добычи будет моей, а вы получите как простой матрос! Катер мне!

— Приготовьте катер, — сказал адмирал в интерком.

— Катер готов! — почти тотчас же откликнулся дежурный.

Лев еще некоторое время медлил. Он понимал, что теперь ему некуда отступать: назвался груздем — полезай в кузов. И очень сожалел о брошенных в горячке словах. Ему, конечно, очень хотелось бы поставить на место этого аристократишку-адмирала, забывшего о том, что он всего лишь предводитель космических разбойников и что его благополучие целиком зависит от благосклонности императора, на которого Лев имеет довольно сильное влияние… С другой стороны, ему совсем не хотелось оказаться на острие атаки, где пули и смертоносные лучи косят смельчаков как траву.

Тем не менее он поднялся и, решив про себя, что при первой возможности все припомнит адмиралу, вышел.

Адмирал проводил его взглядом, но промолчал. Он был настоящим джентльменом и не мог позволить себе даже подумать о том, как было бы хорошо избавиться от этого надутого, подлого человечишки. Ведь в бою случается всякое: дилетант может в мгновение ока стать героем, а герой — бесславно погибнуть. Ему пришло в голову, что, сложись ситуация иначе, Лев не замедлил бы подослать к нему своих агентов, которые не раздумывая застрелили бы его в спину… Он даже оглянулся, опасаясь — не подслушал ли кто-нибудь его мысли, и постарался сосредоточиться на текущих делах.

78

Энни уже через сто метров бега поняла, насколько безнадежной была ее попытка скрыться, и благодарила Бога за то, что у Штальнагеля не оказалось никакого снаряда. Он, конечно, мог метнуть в нее какой-нибудь обломок, как это совсем недавно сделала она сама, но попасть на бегу в движущуюся цель очень непросто. К тому же для того, чтобы поднять такой обломок, потребовалось бы приостановиться, а это только увеличило бы дистанцию.

Штальнагель не спеша следовал за своей жертвой, постепенно сокращая расстояние. Ему не нужно было выбирать дорогу — за него это делала Энни. Был, правда, момент, когда он подумал, что она может пойти на какую-то уловку, но девушка не догадалась.

Они приближались к центральной, наименее пострадавшей части замка. Здесь все меньше встречалось трещин и руин, однако было все больше самых разных перепадов. То у самых ног открывалась пропасть какого-нибудь внутреннего дворика, то вздымался купол неясного назначения, то начинал расти пандус, похожий на трамплин и так же резко обрывающийся. Однако среди всего этого архитектурного изобилия невозможно было найти надежного укрытия.

Энни совершенно безрезультатно пыталась спрятаться, но эти попытки приводили лишь к тому, что Штальнагель приближался еще на несколько шагов. Он уже дышал ей в спину. И ни видимая разница в возрасте, ни выигранное в самом начале гонки преимущество не могли повлиять на приближающийся исход. Наконец она просто выдохлась. Поняла, более не сможет сделать и шага. Это был тот самый бесславный финал, которого она менее всего желала себе.

Она мечтала встретить смерть с оружием в руках, в гуще победоносной атаки, последней атаки на силы зла на своей планете. Она втайне хотела быть вознесенной на пьедестал, пусть даже после смерти… Героической смерти. А жизнь, будто бы в издевку, подсунула диаметрально противоположное. Человек, настигающий ее, убьет ее прикладом, как живодеры убивают бродячих собак палкой. И никто никогда не узнает о том, как она погибла. Просто пропала без вести…

Штальнагелю, терпеливо выжидавшему, когда девушка совершит ошибку, наконец удалось загнать ее в угол в прямом и переносном смысле. Они оказались в длинном, широком коридоре, который, вне всякого сомнения, кончался тупиком. До конца погони оставались считанные секунды. Их разделяло теперь не более десятка шагов. Штальнагель уже поднял над головой свою дубину, чтобы в последнее мгновение жизни не дать жертве возможности повернуться лицом к палачу. Он и так потерял с ней слишком много времени, и двое оставшихся путешественников уже начали вызывать у киллера беспокойство. Они могли уйти со своего места и усложнить ему и без того непростую задачу.

И вдруг!.. Нет, такое бывает только в сказке! Такое везение несвойственно реальной жизни. Жизнь вообще тетка суровая, но ругать ее нам все же не следует, ведь, пройдя все передряги, мы все еще живы, и наверняка есть кто-то, кого стоит за это поблагодарить.

По всей видимости, рождающийся на восходе день стал для Энни удачнейшим в жизни. Жизни, готовой прерваться по воле злого человека, гения убийства, несущегося во весь опор позади. Прямо перед ней открылась обширная водная гладь открытого бассейна, и девушка, ни на миг не задумавшись, не сбившись с шага, единым духом перелетев через невысокое ограждение, прыгнула вниз. В воздухе она сумели развернуться и пару секунд спустя красиво, «свечкой» войти в воду у самого края бассейна. Она умела нырять в мелкие водоемы, а здесь глубины для прыжка было более чем достаточно. В туче белых пузырьков она выскочила, словно поплавок, на поверхность воды и, еще задыхаясь от недавнего марафона, победно взглянула наверх. Но там никого не было.

Штальнагель, видевший издалека открывавшийся впереди провал, не предполагал в хрупком создании, бегущем перед ним, такой решительности. Он знал наперечет все человеческие слабости, влияющие на выбор и поступки. Иной раз простой страх темноты мог загнать человека в смертельную ловушку или страх высоты столкнуть его в пропасть. Очень часто человек погибает от того, чего панически боялся всю жизнь. Быть может, в этом предвидении и есть чуть приоткрытая страничка книги судеб?

Киллер надеялся на то, что девушка, испугавшись тридцатиметровой бездны, хотя бы на секунду приостановится и даст ему возможность покончить с ней одним ударом. Но она пошла наперекор всем прогнозам. Штальнагелю потребовалось всего несколько секунд, чтобы оценить ее смелость. Нельзя сказать, что ему самому не хватило бы решимости прыгнуть следом за ней. Как раз с этим у киллера было все в порядке. Но он, уверенный в легкой победе, уже снизил темп бега и, совершив прыжок, рисковал совсем немного не долететь до воды — борт бассейна был .слишком широк.

79

Ефан вдруг понял, что поставил перед собой слишком трудную задачу — угадать, кто из оставшихся в живых путешественников является его боссом. Фингер очень ловко прятался за синтетической личиной компьютерного призрака. Он сумел так хорошо скрыть все улики, что теперь никто во вселенной не знал его истинного лица и возраста, даже раса и пол могли иметь самые разные варианты. Ефану, не нашедшему никакой информации по этим вопросам, в самую пору было бы воскликнуть, как Климу Самгину: «А был ли мальчик?» Быть может, миллиардер — всего лишь плод электронного бреда главного компьютера, возомнившего себя человеком и всем и вся доказывающим свою реальность?

Но нет! Фингер был реален. Он просто оказался слишком изворотлив. Как Минотавр, он прятался в лабиринте лжи, изобилующем самыми разными, но в большинстве своем подлыми ловушками. Временами могло показаться, что он играет в поддавки со своим скрупулезным следователем: подсовывались правдоподобные факты, ненавязчиво протягивались связи между разрозненными событиями. Но стоило только протянуть руку к тайне, как за спиной возникал бледный призрак смерти, и кто-то исчезал совсем, а кто-то настолько убеждался в тщетности своих усилий, что навсегда бросал попытки заниматься хоть каким-нибудь расследованием. Мало того, эти последние убеждали в бесполезности подобных действий всех остальных.

Однако Ефан не был в числе убежденных сторонников теории о том, что Фингер Двадцать Первый никогда не существовал. С недавних пор он был твердо убежден в том, что где-то во вселенной бродит человек, который является засекреченным миллиардером. Ведь должен был кто-то принимать решения, отдавать приказы, которые, судя по жестокости и цинизму, могли быть плодом только человеческого разума. За два года работы в замке Ефан проанализировал тысячи фактов, просеял через мелкое сито логических сопоставлений миллионы тонн лжи и, как ему казалось, уже знал характер Фингера едва ли не лучше его самого.

Это Ефан подкинул — пусть не свою собственную — идею о лотерее, хорошо зная, что миллиардер не упустит случая ограбить ближнего и к тому же устроить из этого Целое шоу. Первая команда простаков, желающих получить десять миллионов за один, просто исчезла, не оказав никакого сопротивления. Ефан не нашел среди них никого достойного для выполнения акции возмездия. Зато Фингер так увлекся игрой, что сам оказался в числе гостей, чтобы не только видеть на экране монитора гибель людей, но и принимать в их убийстве непосредственное участие. На этом, по расчетам Ефана, он и должен был попасться. Тот единственный, кто сумеет добраться до замка невредимым, и будет Фингером.

Однако простенькая вроде бы задача вдруг усложнилась. То ли миллиардер оказался слишком хитер, то ли гости в этот раз подобрались посерьезнее, но определить, кто из них Фингер, стало намного сложнее. Все они рвались к выигрышу, преодолевая мыслимые и немыслимые преграды. Одно Ефан мог сказать точно — никто из них не прятал своего истинного лица. Электронные маски требовали слишком сложного и громоздкого оборудования, чтобы можно было носить его с собой. Тем не менее анализ лиц двадцати известных предков Фингера ничего не дал — большинство из них были приемными детьми и не имели друг с другом родственных связей. Ведь даже подлость, сколь ни примитивным было бы это человеческое качество, далеко не всегда передается по наследству.

Правда, отталкиваясь от информации о приемных детях, Ефан отдал больше шансов Бахаму — мальчишка был в том возрасте, когда обучение идет наиболее эффективно. Человек в двенадцать лет очень восприимчив к новой информации и не так быстро утомляется, как малыши. Вот поэтому Ефан решил начать с него.

Однако у него не было права на ошибку. Уничтожить остальных он мог только после того, как на сто процентов будет известно, кто из оставшихся в живых на самом деле является Фингером. Иначе все тайны этого богатого дома канут в небытие вместе с ним, а этого нельзя было допускать. Беспокоило его и то обстоятельство, что с миллиардером уже давно не было сеансов связи, и Ефан надеялся только на то, что тот просто лишился возможности связаться с замком.

80

Сержант приблизился к Бахаму и положил руку ему на плечо. Тот, не оглядываясь стряхнул ее и проследовал дальше, словно загипнотизированный или одурманенный каким-то другим образом.

— Что будем делать? — прошипел у него над ухом Тедди.

— Стараться держаться поближе к нему. — Вилли указал глазами на мальчишку.

Ему было хорошо известно о великом множестве различных способов отсечь их эскорт. Однажды он был свидетелем тбго, как из полумиллионной толпы был выделен и уничтожен в пыль один человек, которого без электронной аппаратуры невозможно было найти, даже если пропустить всех этих людей через узкий шлюз. К тому же существуют барьеры, сквозь которые может проникнуть только определенный человек, а все остальные будут отсечены или опять же уничтожены. Но у сержанта в душе все еще сохранялась надежда, очевидно, питаемая развитой интуицией и обширным боевым опытом.