- Вера, запомните раз и навсегда: нет ничего лучше нашей здоровой крестьянской пищи! Поверьте мне!
      - Неправда, китайцы прекрасно готовят, - возразила Вера.
      Пораженный таким кощунственным утверждением, Константин с жаром напустился на нее:
      - Вот пусть сами и едят свое... В общем, то, что наготовили! Китайцы! - Доктор возмущенно выпучил глаза. - Мерзость какая! И откуда только в вас эти глупости, не пойму! - Он с осуждением взглянул на Веру.
      - Ладно, убедили, - улыбнулась та. - Сейчас заскочим на базар и накупим... Как вы там говорили? Простой крестьянской пищи. Идет?
      Костя мгновенно оттаял и засиял.
      - Конечно! Вот так бы сразу. Только сало, если не возражаете, буду выбирать я.
      Вера не успела дать свое согласие, как рядом с ними резко взвизгнули тормоза двух машин. Дверцы мигом распахнулись, и оперативники моментально окружили Веру и ее спутников. Иван тут же выдернул из кобуры свой пистолет и прикрыл собой хозяйку, но шедший к ним неспешным шагом майор Мовенко только презрительно поморщился.
      - А ну без резкостей, пацан! - прикрикнул он на Ивана. - Ствол спрятать, я сказал! Милиция! - Иван неохотно сунул пистолет за лацкан, но от Веры не отступил ни на сантиметр. Майор смерил его пренебрежительным взглядом. - Гуляй пока. И радуйся, что я не по твою душу.
      Люди Мовенко в это время успели защелкнуть наручники на запястьях застывшего в изумлении Константина.
      - Ой... Что вы... - испуганно залепетал тот. - Что вы делаете?.. Я должен... ехать на дачу!
      - Ага! Сейчас поедем! На мою... - издевательски хмыкнул майор. - В машину его.
      - Что вы делаете? - пришедшая в себя Вера оттолкнула Ивана.
      - Арестовываю задержанного, который сбежал из места содержания, насмешливо посмотрел на нее майор. - Еще вопросы есть?
      - Ой, ну больно же! - закричал в этот момент Константин, которого без излишних церемоний волокли к машине. - Зачем вы так меня дергаете?
      - Какие мы нежные! - скривил губы Мовенко. - До КПЗ потерпи - там ой как по нежности соскучились.
      - Стойте! - крикнула Вера. - Вы не имеете права!
      - Ага! - на ходу закивал головой майор. - У вас забыл спросить!
      - А вы знаете, кто мой муж?!
      Мовенко остановился и резко развернулся. На Веру он посмотрел так, что она поневоле отступила на шаг.
      - А вы знаете, что я делаю с теми, кто меня всякими там мужьями-знакомыми, пугает?! Еще одно слово - поедем все вместе! Это ясно?!
      Он сел в переднюю машину, и она, а за ней и вторая сорвались с места. Вера, переглянувшись с Иваном, тут же схватилась за трубку мобильного телефона.
      Буржуй позвонил в дверь. Та тут же распахнулась. Появившаяся на пороге Ольга смотрела на Коваленко со смесью облегчения и досады.
      - Вы... - она отступила в сторону, давая понять неожиданному гостю, что он может войти.
      - Извините, я вчера не спросил ваш номер телефона... - смущенно проговорил Буржуй, оказавшись в прихожей. - Поэтому не мог позвонить.
      - Какая разница, - Ольга не могла понять, зачем этот человек притворяется. В прошлый свой визит он успешно обошелся без всяких церемоний. И девушка не удержалась: - Вчера ведь вы просто вломились. И так же исчезли. Я даже не поняла, кто вы такие. Как же просто и быстро жизнь может превратиться в страшный сон.
      - Да, - Буржуй вздохнул и поднял на Ольгу виноватые глаза. Просто и быстро...
      - Вы-то что об этом знаете? - удивилась та. - У вас же не похищали ребенка.
      - Оля, скажите... - Коваленко замялся на мгновение. - Можно мне посмотреть... его фотографии? Ну, более ранние. Они у вас есть?
      - Конечно. Но зачем вам? - девушка бросила на Буржуя недоуменный взгляд. - А впрочем, какая разница. Я все равно сама только и делаю, что разглядываю их сутки напролет. Пойдемте в комнату...
      Фотографий в альбоме было много. Буржуй с затаенным трепетом разглядывал снимки вдруг вернувшегося к жизни сына. Вот он совсем кроха, тут уже чуть подрос, а здесь и вовсе играет с мячом где-то в саду... Буржую начало казаться, что он спит. Оля комментировала каждую фотографию, и было видно, что это занятие и доставляет ей удовольствие, и больно ранит одновременно.
      - Это он после болезни. Видите, какой бледненький. А это мы на дачу к моей сотруднице ездили. Совсем недавно, в мае...
      - Скажите, а Кудл... этот человек назвал вам имя? - вдруг спросил Буржуй.
      - Имя? - не поняла Оля.
      - Ну как зовут ребенка...
      - А... Нет. Он ничего не сказал. Имя я выбрала сама.
      - К... какое? - голос у Коваленко сорвался.
      - Простое и красивое. Владимир... Что с вами? - Буржуй вдруг упал лицом на сложенные на столе руки, и плечи его затряслись. Сначала он плакал по-мужски - беззвучно, и только конвульсивно содрогавшаяся спина выдавала его состояние. Но потом вдруг оторвал голову от стола и зарыдал по-детски, размазывая по лицу слезы и заходясь от всхлипываний. Любая выдержка имеет предел. Взрослый, уверенный в себе мужчина за одну секунду превратился в несчастного исстрадавшегося детдомовского мальчишку.
      - Да что вы? Успокойтесь, пожалуйста! Ну не надо, я прошу вас... растерянно лепетала пораженная этим зрелищем Ольга.
      Поначалу она смотрела на зашедшегося в плаче человека в полном замешательстве. Взрослый мужик истерично рыдал в чужом доме на глазах у посторонней женщины. Но потом что-то изменилось: холод в груди превратился в горячую бусинку жалости... Ольга обняла Буржуя и прижала его голову к груди. И тот, никогда не знавший материнской ласки, откликнулся так же инстинктивно как ребенок, ищущий зашиты под теплой родительской рукой. Он уткнулся Ольге в плечо, и постепенно его рыдания стали утихать...
      ...Смущенный и еще не до конца пришедший в себя, Буржуй сидел с Ольгой на кухне и пил сваренный ею кофе. Ему было и стыдно, и неловко, но вместе с тем он чувствовал огромное облегчение. Тяжесть последних дней больше не давила на плечи невыносимым грузом.
      - Вы извините меня, Оля, - проговорил он с нервным смешком, пряча покрасневшие от слез глаза. - Я уж и не вспомню, когда плакал в последний раз. В детстве, наверное...
      Девушка, казалось, считала, что происшедшее десять минут назад не нуждается ни в каких объяснениях. Она накрыла ладонью руку Буржуя.
      - Если не хотите, не нужно ничего говорить... Правда...
      - Нет, так не получится, - грустно покачал головой Владимир. - Я должен вам сказать одну вещь. Очень важную вещь. Может быть, после этого вы меня возненавидите...
      - Вас? За что? - удивилась Ольга.
      - Сейчас, я сейчас... - Коваленко закурил, отхлебнул глоток кофе, но, поморщившись, отодвинул чашку. Ему сейчас просто необходимо было выпить. И он, помедлив, спросил у хозяйки: - Извините, у вас нет виски?
      - Виски? Нет, - с сожалением проговорила Ольга и честно призналась: - Я его, по-моему, в жизни не пробовала... - Вдруг она вспомнила и потянулась к навесному шкафчику. - Коньяк есть! Правда, там совсем немного. Хотите?
      - Да, спасибо.
      Не дожидаясь, пока Оля разыщет бокал. Буржуй сделал жадный глоток прямо из горлышка. И надолго замолчал.
      - Извините, вы хотели мне что-то сказать, - напомнила ему девушка. - Что-то важное...
      - Оля... Милая Оля... - Буржуй в волнении подыскивал слова и не мог найти те, которыми можно было объяснить сидевшему напротив замечательному человеку, почему он, этот человек, должен лишиться права на самое для него дорогое на этом свете. - Вот вы говорили, что я ничего не испытал в жизни. Но это совсем не так. К сожалению... Черт, что я несу?!. - Владимир тряхнул головой. - Что несу!.. - И он закричал от боли бессилия и отчаяния: - Он - мой сын, Володька! Мой малый, убитый, мертвый, потерянный! И зовут его, как и меня! Точно так же, как вы его назвали!..
      - Что вы такое говорите? - пораженная Оля, еще не до конца осознав услышанное, с легкой опаской уставилась на Коваленко.
      - Да правду я говорю, - уже тихо сказал Буржуй. - Понимаю - бредом отдает, шизой... Вообще непонятно, как вы меня терпите... Вломился к вам, разрыдался, как баба... Я и сам не пойму, что со мной делается такое, правда...
      - Вы... хотите отобрать моего сына? - едва выговорила Ольга помертвевшими от отчаяния губами и тут же вскрикнула: - Но почему? Я не понимаю... Что вам всем нужно?! Кто вы вообще такой?! Откуда вас принесло?! Почему я должна вам верить?!!
      Буржуй сделал еще один долгий глоток.
      - Не знаю... Наверное, не должны... - Он помолчал. - Можно, я расскажу вам то, что никому и никогда не рассказывал, даже своим друзьям? Почему-то мне захотелось это сделать... Впервые за все время... Это случилось год назад, в мае...
      И вдруг в руках у Буржуя с глухим хрустом лопнула конвульсивно сжатая пальцами чашка с остывшим кофе. Владимира начала трясти крупная дрожь звериная, жуткая. И это был уже не приступ плача - Буржуя бил нервный озноб. В этот миг Коваленко был похож на безумного с выпученными глазами. Оля сзади обхватила его за плечи.
      - Ну что вы... Не надо, пожалуйста!.. - стала она приговаривать. Не надо, милый несчастный человек...
      Она крепко прижалась к спине Буржуя, и тот, словно ждал этой давно забытой им женской ласки, тут же замер, перестал дрожать. По щеке его скатились две слезы. Он встал и обнял девушку - крепко, жарко. Она ответила ему. И в этом взаимном порыве было мало влечения, но было нечто большее - почти родственное, полное взаимной доброты и жалости, и понимания...
      ...Они лежали в постели, чуть отстранясь друг от друга. Просто, как часто бывает после первой близости, оба боялись нахлынувшего чувства нежности - необъяснимого, запрещенного... Буржуй смотрел в потолок спокойными черными глазами и словно прислушивался к себе.
      - Странно... - проговорил он внезапно.
      - Что странно? - откликнулась Ольга.
      - У меня нет чувства вины... Измены...
      - Может быть, верность мертвым - это память... Ты же не изменял своей памяти?
      - Нет. Извини. Сам не знаю, что со мной сегодня...
      - Ты не должен извиняться. Мне очень хорошо. Хорошо и спокойно...
      - Мне тоже... Наверное, это неправильно. Но... У меня такое чувство, что я впервые оказался дома. Здесь, в этой квартире, где я второй раз в жизни... Может быть, я схожу с ума?
      - Или наоборот - возвращаешься к жизни... - Он резко повернул голову и посмотрел на нее.
      - Мне рано возвращаться к жизни! - сказал жестко, рывком вскочил и начал одеваться.
      - Я тебя обидела? - Ольга присела в постели.
      - Нет. Просто напомнила... Мне нужно идти. Можно я приготовлю себе кофе?
      - А вот этого нельзя, - мягко улыбнулась она. - Кофе тебе я приготовлю сама...
      ...Расставаясь в прихожей, оба выглядели смущенными и немного растерянными.
      - Оля... Я... - начал Буржуй.
      - Не нужно ничего говорить, - Оля не дала ему закончить. - Правда. Я... действительно хотела этого... И не волнуйтесь. Можете считать, что ничего не было. Вам же так будет легче, правда?..
      - Мы снова на "вы"? - грустно улыбнулся Буржуй.
      - Я же говорю: как будто ничего не было.
      - Было, - он неуступчиво покачал головой. - Во мне... ожило что-то. Было мертвым - и ожило... Я чувствую.
      - Не нужно сейчас ничего говорить, - Оля зажала ему рот ладонью. Пожалуйста. Идите, найдите моего... вашего... Найдите Володю!
      Буржуй вздрогнул, словно вот только теперь окончательно пришел в себя.
      - Да. Мне нужно идти. Но я... Я приду еще. Можно? - Оля спокойно и серьезно взглянула в глаза Буржую.
      - Да. Можно.
      В спорткомплексе Гиви все, как ни странно, шло своим обычным порядком: на кортах махали ракетками веселые возбужденные люди, в тренажерном зале тоже яблоку негде было упасть. Сам Гиви, совершенно трезвый, в аккуратном спортивном костюме, приводил в порядок "железо" - гири, блины от штанг, противовесы, гантели.
      Изобразивший крайнюю печаль на лице Артур, надевший по этому случаю нечто такое, что, по его мнению, должно ясно было символизировать большое личное горе, не без опаски подошел к грузину.
      - Здравствуй, друг. Вот, заехал посмотреть, как ты...
      - Спасибо... - Гиви продолжал сортировать противовесы. - Я-то что! Я - как обычно...
      - Вообще-то я думал, у тебя все закрыто, траур. А сам ты - на поминках...
      - Я пошел было... - признался грузин. - А там водку хлещут, жрут. Слова разные красивые говорят... А у меня поверишь - ком в горле: ни слова сказать, ни выпить... Я и ушел... Я о Борисе не слова говорить буду. Я память о нем увековечу!
      - Монуман отольешь? - гаденько улыбнулся Артур. Гиви не обратил или не захотел обратить внимания на издевку и сказал очень серьезно:
      - Я мой спортивный клуб именем его назову! Чтобы дело его продолжалось! Чтобы молодые не к бутылке тянулись!
      - Твой гордый замысел я понял. Только боюсь - городские власти не одобрят. В особенности - Министерство внутренних дел.
      - Хрен я у них спрашивать буду! - рявкнул Гиви. - Мой клуб - как хочу, так и называю! И хватит лыбиться! - Артур поспешно отступил на несколько шагов.
      - Ладно, оставлю тебя наедине с твоим горем... - В дверях он оглянулся. - Да, я что спросить хотел... Насчет Брюсселя ты не передумал? Хотя, что это я... Ладно, а Толстый сегодня будет?
      - Анатолий Анатольевич? Ну, обещал быть вечером, тебе-то что?
      - Да так... Дело у меня к нему... Важное...
      Пока охранник платил деньги за горючее, отойдя к стеклянной будочке заправки, Толстый, опершись спиной на капот, позвонил по мобилке.
      - Алло, Борисыч? Это я. Слушай, не хочу огорчать твою широкую ментовскую душу, но в нашем правовом государстве творится легкое беспределище. Особенно когда Варламова в городе нет... Что, меня? Еще чего! До такого фашизма не дошло. Костю взяли... Какого, какого. Кореша моего! Народного целителя с европейской известностью! Прямо возле подъезда! И нашли ведь, гаденыши! В общем, я вижу, кое-кто у нас порой мирно жить не хочет. Как говорится, мы не хотели этой войны, нам ее навязали. Одним словом, я звоню министру... Тому самому, какому же еще! Он мне на последней рыбалке спиннинг сломал, так что с него как раз причитается... Что - подожди?.. А не надо было хорошего человека трогать! И мою жену расстраивать!.. Ладно, решай сам, если ты такой добрый. Но чтобы надежда народной медицины дышала озоном еще сегодня, идет? Смотри, обещал... - Он отключил телефон и повернулся к охраннику. - Ну чего, полный? Тогда - вперед!
      Врач вошла в палату как раз в тот момент, когда спор медсестры с Воскресенским достиг наивысшего накала.
      - Лариса Николаевна, я не могу больше... - сестричка устало вздохнула.
      - Я не пойму, что такое страшное происходит, - уже почти уверенно стоявший на ногах Воскресенский пожал плечами. - Я всего-навсего прошу вернуть мне мою одежду. Я, совершенно здоровый человек с парой синяков, лежу среди покалеченных, слушаю стоны и смотрю в потолок...
      - Прекратите кривляться и ложитесь на место, - привычно повысила голос врачиха. - У меня слишком много работы, чтобы тратить время на уговоры.
      - В том-то и дело! - Воскресенский был спокоен и тверд. - У меня тоже много работы, друзья ждут от меня помощи, а я здесь симулирую, можно сказать... Лариса Николаевна, давайте будем взрослыми людьми! Если нужно, я напишу любую расписку или что там полагается...
      - Ладно, - устало вздохнула врач. - Как хотите... Пойдемте ко мне, напишете расписку. Танюша, а вы принесите одежду больного. Да, на его место неизвестного с травмой головы.
      Борихин с совершенно несчастным видом сидел в кабинете Мовенко и слушал, как психует его хозяин:
      - Пусть звонит - министру, прокурору... Президенту пусть звонит! Ясно?!
      Несчастным Игорь Борисович чувствовал себя потому, что оказался в идиотском положении. С одной стороны Анатолий Анатольевич напирает, и на его стороне справедливость. А с другой - старый дружок Серега уперся рогом. Он, может, и не прав, но существует еще и элементарная лояльность по отношению к другу.
      - Ты чего психуешь? - попробовал урезонить Борихин разбушевавшегося майора.
      - Достали меня твои дружки-миллионеры, ясно?! - тот продолжал брызгать слюной. - Я им позвоню! Министру? Он как раз в Брюсселе, пусть звонят!
      - Да не убийца Костя! Это не министр - я тебе говорю, - Борихин постарался говорить твердо. - Я его тыщу лет знаю! Все равно завтра Варламов приедет, придется доктора выпускать...
      - Завтра! - фыркнул Мовенко. - Он мне до завтра собрание сочинений напишет! В трех томах!
      - А если не напишет? - усомнился Борисыч.
      - На спор хочешь? Я его в шестую поместил, к лучшим людям...
      - Ты что, рехнулся?! - не на шутку встревожился Борихин. - Зачем?
      - А в воспитательных целях, - с короткой ухмылкой пояснил майор. Для ума...
      - Да какие к черту воспитательные цели! Его там покалечат - и все воспитание...
      - Ничего, - майор захлопнул картонную папку, - сговорчивей будет...
      - Но хоть мне-то можно его повидать? - спросил Борихин.
      Мовенко встал из-за стола и пристально посмотрел другу прямо в глаза.
      - Извини, Игорь, нет. Ты его поддерживать станешь, а мне он для работы нужен готовенький, потекший. Какими слабаки вроде твоей Ванги в штанах из "шестой" прибывают...
      Лишь только медсестра, позванивая использованными ампулами о стенки кюветы, вышла из двери и завернула за угол, как в палату проскользнули необычные посетители.
      Одетые в белые халаты и с марлевыми повязками на лицах, они напоминали бы врачей или санитаров, но уж слишком бесшумно, обмениваясь на ходу странными жестами, передвигались по коридору.
      В палате было тихо - кто спал, кто вообще лежал без сознания. Лишь на секунду замерев на пороге, пара уверенно направилась к койке, которую еще час назад занимал Воскресенский. Лежавший сейчас на ней человек отвернулся лицом к стене и почти с головой укрылся одеялом - выглядывал только забинтованный затылок. Шедший в паре первым вытащил из-за пояса пистолет с глушителем и приставил его к этому затылку. Но вдруг усомнился в чем-то и резко отдернул одеяло. Под ним оказалось хилое тело такого дряхлого и неподвижного старика, что неясно было, спит ли он очень крепко, или уже умер. Неизвестные быстро, не обменявшись и словом, развернулись и вышли из палаты. Никто из больных даже не проснулся.
      ГЛАВА 26
      По узкой, но отлично заасфальтированной дороге, шедшей между двумя стенами замерших сосен, двигались две машины. За рулем передней сидел невеселый, какой-то потухший Олег Пожарский. Вторая машина - темный седан с тонированными стеклами - увязалась за "маздой" Олега еще от центра города, но держалась на почтительном расстоянии. А когда Пожарский свернул с трассы на лесную двухрядку, еще и увеличила дистанцию.
      Перед известным ему поворотом Олег притормозил, а у едва приметного съезда на просеку и вовсе снизил скорость до минимума. Задняя машина пронеслась мимо. Углубившийся в лес Пожарский уже не мог видеть, как она остановилась, сдала задним ходом и вернулась к просеке.
      Метрах в трехстах от съезда Олег выехал на большую поляну, где, на месте старой лесной сторожки, стояла дача Толстого.
      Поздоровавшись за руку с Иваном и поцеловав вышедшую во двор Веру, Пожарский уже через минуту оказался за накрытым для чая столом, стоявшим на открытой веранде. Иван от чаепития отказался, уселся на крыльце и, скинув пиджак, принялся старательно чистить пистолет.
      Вера не стала задавать гостю ненужных вопросов. Так что некоторое время они сидели молча, пили чай и слушали пение птиц.
      - Я, вообще-то, на минуту. Даже Толстый ничего не знает... - начал Олег.
      - У тебя еще что-то случилось? - насторожилась Вера.
      - Почему ты решила?
      - Ну, в такую даль и на минуту, да еще по секрету от Толстого...
      - Не то чтобы по секрету. Просто в этом он мне как раз помочь не может... - Олег смущенно повертел в руках уже пустую чашку. - Понимаешь, у меня ведь, кроме тебя, никого не было... Ну, в смысле по-настоящему... Не смотри так, пожалуйста, я собьюсь...
      - Ну что ты, Олежка, - Вера ободрительно улыбнулась. - Я просто слушаю внимательно...
      - Скажи мне, - только честно, ладно? - что делает из меня неудачника, а?
      - Ты что, рехнулся? - рассмеялась Толстова. - Неудачник нашелся...
      - Ты понимаешь, о чем я... - Олег помолчал, опустив голову. - Ты стала женой моего друга. Прошло много времени, и мне показалось, что я встретил девушку, которую... ну ты понимаешь... - Он поднял взгляд, и в его глазах она прочла обиду, недоумение, почти отчаяние. - Что во мне такое спрятано, Вера? Что со мной?
      - Глупый ты мой, милый Олежка... - Потянувшись через стол, она ласково взъерошила парню волосы. - А ты что, не замечаешь того количества девушек, которые заглядываются на тебя на улице, а? Да так, что шеи сворачивают. Это - показатель, поверь мне, опытной барышне, - Вера помолчала немного. - Знаешь, Олег, ты, по-моему, слишком серьезно относишься к жизни. Правда...
      - Разве это плохо?
      - Не знаю... Тяжело - так точно. Жизнь - она ведь сама по себе счастье. Со всеми ужасами, страхами, потерями... Улыбайся ей чаще, Олежка, если хочешь, чтобы она улыбалась тебе в ответ.
      - Как у тебя все просто получается... - пробурчал Пожарский.
      - У меня? - Вера подперла голову ладонью и улыбнулась не без горечи. - Ты, кажется, забыл, как я жила раньше. До тебя, до Буржуя, до Толстого...
      - А я этого и не хочу помнить.
      - Я тоже, - Вера вздохнула. - Не хочу и не помню. Просто одно могу тебе сказать: если долго в чем-то не везет - значит, судьба готовит тебе что-то очень большое и хорошее.
      И она улыбнулась - подкупающе искренне, ясно, заразительно. Пожарский просто не мог не улыбнуться в ответ.
      - Ты действительно так думаешь?- совсем по-детски уточнил он.
      - Я не думаю. Я просто знаю. Так что не вспоминай ты всякие гадости, Олежка. И больше улыбайся: у тебя шикарная улыбка!
      - Хорошо. Буду все время улыбаться, как идиот, - Пожарский встал из-за стола.
      - У тебя не получится, ты слишком умный. Уезжаешь?
      - Да. Мне действительно нужно. Буржуй там один. Пока.
      - Пока.
      Вера поцеловала Пожарского в щеку, и он направился к выходу.
      - Олежка... - окликнула она его.
      - Что? - оглянулся Пожарский.
      - Неужели ты правда думаешь, я бы позволила, чтобы моего ребенка крестил неудачник?..
      Выезжай с узкой просеки на дорогу, Олег решил применить прописанное лекарство и широко, во весь рот улыбнулся. Эту чуть глуповатую его улыбку и зафиксировал объектив фотоаппарата.
      От напряжения и от духоты перенаселенной камеры Костя взмок и тяжело дышал, но продолжал совершать таинственные энергетические пассы над головой лежащего на нарах человека с голым, расписанным затейливыми татуировками торсом.
      - Ну-с, больной, что скажете? - поинтересовался он, закончив сеанс.
      Человек на нарах присел, прислушался к своим ощущениям, обвел удивленным взглядом сокамерников и, блеснув фиксами, расплылся в довольной улыбке:
      - Полегчало... Гадом буду - полегчало! - Камера словно ждала этого приговора и тут же наполнилась одобрительным гулом: пахан пустой базар гнать не будет.
      - А я что говорил! - костлявый мужичок свесился с верхнего яруса и победно оглядел соседей. - Не фуфло лепит!
      - Эх, кореш, - пахан по-приятельски облапил доктора татуированной ручищей, - жаль, тебя при мне в Томске, на пересылке не было. В восемьдесят пятом... Ломило - думал, кранты...
      - Слушай, друг, а мне со спиной вспоможение не сделаешь? просительно поглядел на Константина здоровенный урка с изуродованной шрамом щекой и оторванной мочкой уха. - Ментяра, гад, дубиной...
      - Посмотрим... - доктор подошел к пациенту. - Так, рубашечку приподняли... Ой-ой-ой, что делается... Тут бы настоечку... Ну ничего, боль сейчас попробуем снять... А вот опухоль без препаратов - извините, не получится...
      - Хрен с ней, - прокряхтел здоровяк, - болит - кончаюсь...
      - Терпим, больной. Сейчас будет легче, - уверенно пообещал Константин, приступая к сеансу.
      - Эй, фраерок, а колбаску мне не подлечишь? - донеслось откуда-то из темного угла. - На предмет облегчения?
      Пахан даже привстал на нарах и уставился в темноту, пытаясь разглядеть наглеца. Потом процедил угрожающе:
      - Я сейчас подлечу тебе, падла, колбаску - до небес закукарекаешь! Поэл? Человек - от Бога лепила, а ты на него свой хавальник вонючий открывать?!
      - Отпускает! - восторженно запричитал здоровяк, над которым трудился доктор. - Братва, век воли не видать, отпускает!
      - Не боись, док, - пахан цыкнул зубом. - На зоне из первых будешь! В авторитете! Я ответил.
      - Спасибо большое, - не слишком радостно ответил истинно народный лекарь.
      Проходя через приемную, Пожарский говорил в телефонную трубку:
      - А где ты, я не понял... Да нет, я просто спрашиваю. Думал, ты давно здесь, в офисе... Конечно, жду!.. Слушай, голова заработала. Мы, по-моему, сами себя путаем. Точно говорю! Во всяком случае, если сядем, как раньше бывало, друг напротив друга и напряжемся - многое раскрутим! - Проходя мимо Аллы, Пожарский кивнул ей и, увлеченный разговором, не заметил, как жадно она к нему прислушивается. - Давай, Буржуй, жду тебя... Что делать буду? В компьютере покопаюсь...
      - Ну что, на трицепс переходим? Гиви склонился над Толстым, который, лежа на скамье, качал мышцы брюшного пресса.
      - Как скажешь... - ответил тот. В этот момент открылась дверь, и в зал вошел хмуро-сосредоточенный Борихин. - О, Борисыч! - обрадовался Толстый и тут же насторожился. - А чего доктора не привел?
      Борихин в ответ только виновато развел руками. Толстый сел, вытер взмокшее лицо скомканным полотенцем и жестко сказал:
      - Ну, чтоб потом без обид, Борисыч, договорились? Говорю сразу: накажу я твоего мента. Мало того, что он Буржуя мытарил, как неродного... Это хоть понять можно: он за твою смерть мстил. Так теперь доктор на параше ночует. А он, сам знаешь, натура тонкая. В общем, честно предупреждаю: министру наябедничаю. Потом не обижайся!
      - Вообще-то формально он прав... - Борихин просто не мог не вступиться за друга. - Доктор сбежал из спецзаведения...
      - Все равно наябедничаю, - по-детски сжал губы Толстый.
      - Ну что, трицепс все-таки поработаем? - Гиви в такие споры не вмешивался, он знал свое дело.
      - А как же! - Толстый потянулся к мобилке. - Подожди, только Верку наберу, узнаю, как они там без кормильца...
      Пожарский и Буржуй уже не первый час сидели друг против друга в кабинете Олега. Стол между ними был уставлен пустыми чашками, а секретарша Алла регулярно подносила новые, с горячим кофе. Буржуй с досадой скомкал лист бумаги, исчерченный очередной схемой, и зашвырнул его в корзину.
      - Нет, так тоже не вычисляется, - потер он уставшие глаза.
      - Да, не вычисляется, - Олег зло раздавил в пепельнице окурок. Давай от простого...
      - Например? - вскинул на него глаза Буржуй. - Что у нас еще есть?
      Пожарский, сцепив руки на затылке и откинувшись на спинку стула, несколько минут напряженно глядел в стену, затем щелкнул пальцами.
      - Копии дискет! - воскликнул он радостно.
      - Ты сделал их пятнадцатого... - тут же подхватил Коваленко.
      - Да. Настоящие. Шестнадцатого я все исказил.
      - На этой же машине? - уточнил Буржуй.
      - Да. Но в базу уже не входил.
      - Включай. Идем дальше...
      Пожарский подошел к компьютеру, включил его и защелкал "мышью".
      - Так, - задумчиво проговорил он. - Был только один вход...
      - И если верить Воскресенскому...
      - Верить, - не колеблясь сказал Олег.
      - Точно знаешь?
      - Точно. Он аккуратный до дурки.
      - А если спешил?
      Пожарский вгляделся в дисплей.
      - Все равно не его стиль. Даже порядок входа другой.
      - А на кого похоже? - спросил Буржуй.
      - Неважно. Ключи от кабинета только у меня и у Толстого, - тут брови у Пожарского поползли вверх: - Стоп. Есть еще один, страховочный.
      - Где хранится? - оживился Буржуй.
      - У Аллы. У секретаря. Но она никогда никому его не давала. Проверяли и опрашивали всех сотрудников. Значит, остается... Остается... Только одна...
      - Алла?
      - Да нет, ерунда... - Пожарский не поверил сам себе.
      - Все равно стоит проверить, - решил Буржуй. - Где она?
      - Я здесь.
      Голос был негромким и совершенно спокойным, даже ледяным, но и Буржуй, и Пожарский почему-то вздрогнули. Оба подняли глаза. Алла стояла перед ними - очень красивая, очень акуратная и собранная. Пистолет в ее руке, изящной, наманикюренной, смотрелся чужеродным предметом. Но рука эта держала оружие очень уверенно. И не дрожала.
      Буржуй отнесся к происходящему достаточно спокойно - Аллу он не знал. Он просто положил обе руки на стол и откинулся на спинку кресла. А вот Пожарский явно был потрясен.
      - Но... зачем, не пойму? - голос Олега дрогнул. - Алла... Ради чего?
      - Не ради чего, а ради кого, - холодно улыбнулась девушка, и голос ее зазвенел: - Ради единственного настоящего мужчины на свете. Мужчины, которого я люблю. Неужели непонятно? Это же так просто...
      - Я очень многое могу рассказать тебе о твоем настоящем мужчине... - начал Буржуй. Но Алла не дала ему договорить.
      - Заткнись, ничтожество. Это я могла бы многое рассказать тебе, но у меня нет ни времени, ни желания. - В ее тоне послышались вибрирующие нотки волнения. - Господи, сколько же нужно было узнать таких серых неудачников, как вы, прежде чем встретить его! А ты что выпучил глазёнки, Олежка, а? Тебя что-то удивляет?
      - Нет... - Пожарский покривился. - Теперь меня уже никогда в жизни не удивит женщина.
      - Тебя - нет, - презрительно проговорила Алла. - Женщине хочется удивлять того, кому она преклоняется. А вас обоих можно только жалеть. - Она вдруг заметила, что рука Буржуя лежит на настольном пульте селектора, и резко скомандовала: - Быстро убери руку! Не сомневайся, я очень легко вышибу тебе мозги и, наверное, даже получу от этого удовольствие.
      - Не имеет смысла, - совершенно спокойно сказал Буржуй. - Я все это время держал нажатой кнопку внешней связи. Охрана внизу слышала все - от первого до последнего слова.