День рождения Буржуя - 2

      - Спасибо. Я уже с вами навеселился, - не прокричал, а скорее пробурчал Борихин.
      Толстый быстренько включил свою мобилку и набрал номер.
      - Как там, Верунь, уже освободили его? Ничего, сейчас я ему еще одного мента подкину, чтобы не расслаблялся. - Он протянул трубку Борихину. Вот вам Буржуй, пообщайтесь.
      - Не хочу я с ним общаться, - хмуро произнес сыщик. Но Толстый, продолжая протягивать телефон, так комично закатил глаза в немой мольбе, что Борисыч не выдержал, плюнул в сторону и взял аппарат:
      - Алло. Борихин.
      Пакет Пожарский заметил сразу, как только вышел из лифта. Большой такой, из серой бумаги, он висел на дверной ручке, примотанный к ней скотчем. И только Олег его увидел, как понял: это пришла беда, по сравнению с которой все его нынешние несчастья - не более чем мелкие недоразумения. Он даже не стал вскрывать пакет - отцепил его от ручки, вошел в квартиру и прислонился к стене. Тут же зазвонил телефон. И это, почувствовал Пожарский, тоже связано с пакетом. Он медленно, словно оттягивая неизбежное, подошел к тумбочке, медленно снял трубку.
      - Да... - из пересохшего горла вырвалось не слово - хрип.
      - Ты очень разочаровал меня, Олег, - по изъезженной патефонной пластинке снова бежала тупая иголка. - А я не люблю, когда меня разочаровывают...
      - Что... вы говорите? - Он сглотнул. - Я же сделал то, что обещал.
      - Ты - сопляк. Сопляк и идиот! Неужели ты мог подумать, что я тебя не перепроверю? Ты же продажный, а продажным не верит никто и никогда, запомни это.
      - Я не понимаю...
      - Все ты понимаешь. Поставь кассету.
      Олег даже спрашивать не стал, о чем идет речь, - он уже знал. Надорвал шероховатую бумагу, достал видеокассету и послушно вставил ее в плейер. Экран ожил. С экрана на Олега смотрела Лиза. Привязанная к стулу, она сидела в ярко освещенной комнате. Порванное платье свисало лоскутами, на теле багровые полосы от побоев. Камера дала наплыв, приблизив лицо девушки разбитые в кровь нежные губы, рассеченная скула, которую он совсем недавно поглаживал пальцами. Но глаза! Самое страшное - глаза. В них уже ничего не оставалось от Лизы, от человеческого существа вообще. Только боль, только безумие и бесконечная усталость загнанного, забитого, доведенного до отчаяния животного. Рот Лизы был разинут в беззвучном крике. Олег не сразу сообразил, что выключен звук. Он нажал кнопку на пульте, и комнату наполнил тоскливый звериный вой.
      - Нет!!! - крик Олега влился в это жуткое завывание. - Не надо!.. Как вы можете!.. Перестаньте!..
      Больше выносить то, что происходило на экране, Олег был не в состоянии. Он попытался выключить видеомагнитофон, но пульт выпал из дрожащих рук и скользнул под диван. Пожарский крепко закрыл глаза и попытался зажать уши. Это не помогло. И тогда он рванул шнур. Пытка прекратилась.
      - Не голоси, как баба, - зашуршал голос в телефонной трубке. - У тебя был выбор.
      - Я прошу вас!.. Я умоляю!.. Я... ошибся...
      - Ты даже не представляешь себе, как ты ошибся, мальчик.
      - Что... вы с ней сделали?
      - Что? Я уже и не припомню... В общем-то, все, что пришло нам в голову. Но это - только начало. Твоя Лиза уже умоляет о смерти. Но мы не дадим ей умереть еще очень долго. А ты будешь получать новые и новые картинки.
      - Послушайте... Я сделаю все!.. Слышите - вообще все, что вы скажете! Все, что вам нужно!
      - А нам от тебя ничего не нужно. - В голосе нельзя было различить даже злорадства - просто равнодушная констатация факта. - С таким, как ты, нельзя иметь дело.
      - Зачем тогда вы мучаете ее!? Она же ни в чем не виновата... Это все я!.. Она даже не знала!..
      - Бедная девочка. Но теперь уже ничего не поделаешь, Олег. Ты будешь смотреть это кино долгие месяцы. Сейчас ты, конечно, выключил телевизор, но, поверь мне, включишь. И эту кассету, и следующую. Так уж устроен человек.
      - Но... - голос Пожарского прервался всхлипом, - зачем вам это?
      - Странный вопрос. Даже не знаю, что и ответить. Просто у жизни есть свои законы. Кто тебе сказал, что ты от них свободен? А?
      Во дворе Борихина на участке, обнесенном красно-белыми лентами, уже не первый день продолжала трудиться следственно-экспертная группа. Здесь разбирали выброшенные взрывом обломки и останки. Руководил всем сердито-собранный Мовенко.
      Войдя во двор, Семен Аркадьевич совершенно непроизвольно окинул все взглядом профессионала. Он мгновенно оценил высоту окна над уровнем грунта, разброс обломков, степень разрушения оконного проема.
      Подметил и кое-какие промашки группы. Старик поднырнул под ленту. Стоявший на посту сержант узнал его и только кивнул головой. Подойдя поближе к увлеченным работой следователям, старый эксперт вежливо кашлянул и проговорил:
      - Здравствуйте, коллеги. - Первым обернулся майор.
      - Здра... - тут тон его сразу переменился, и он заговорил, как обычно говорят с "выжившими из ума, надоедливыми стариками" очень уверенные в себе и страшно занятые люди. - А, Семен Аркадьевич... Здравствуйте. Вы как здесь? Живете недалеко?
      - Что вы, Сережа. Я живу на набережной, разве вы не помните?
      - Да, точно, - вспомнил Мовенко и задал обязательный - лишь бы поскорей отвязаться - вопрос: - Как здоровье?
      Мудрый старик все понял, но из вежливости в двух словах ответил.
      - Ну, всего вам хорошего. Рад был встретить, - покончил с формальностями Мовенко и отвернулся к своим людям. - Эту кучу в углу проверили? Давайте скорее, сколько возиться можно! - Еще раз взглянув на старого эксперта, который почему-то не спешил уходить и начинал уже раздражать, майор не без намека добавил: - Извините, мы тут работаем...
      - Да-да, я знаю, - зачастил Семен Аркадьевич. - Я, собственно, хотел просить вас разрешить мне... поучаствовать. Так сказать, на правах консультанта.
      Мовенко тяжело вздохнул: так и знал, мол, надоедливый старикашка начнет сейчас путаться под ногами.
      - Знаете, - жестко проговорил он. - В общем, я - мент, человек грубый, так что давайте начистоту. Семен Аркадьевич, я веду расследование, у меня есть мои люди, и они вполне справляются.
      - Вы, Сереженька, наверное, не совсем меня поняли, - интеллигентно продолжал настаивать старик. - Я ведь ни на что не претендую. Просто я, наверное, мог бы быть хоть чем-то полезен. Ведь почти всех наших ребят я, собственно, и воспитал. И потом - будьте снисходительны к старости. Поверьте выйдя на пенсию, вы вспомните мои слова...
      - Вообще-то я хотел остаться вежливым, да вижу - не получится... Мовенко ронял слова, как булыжники. - Я, конечно, помню, как большинство оперов бегало к вам за подсказками. Ах, Семен Аркадьевич! Спасите-выручайте! Но только меня среди них не было, и не возражайте - это так. Мне не нужны были ваши заумные фантазии тогда, тем более не нужны сейчас. Так что - как вы там сказали, "из уважения к старости"? - я не прикажу участковому увести вас, а просто говорю: идите, не путайтесь под ногами! Мне надо работать.
      Старик побледнел, но нашел в себе силы отойти твердой походкой. Он уже не видел, что большинство из работавшей во дворе мовенковской команды бросало в его сторону сочувственные взгляды, хотя вмешаться никто и не решился. Не слышал старый эксперт и как окликали его из развороченного окна. Только покинув двор и выйдя на улицу, Семен Аркадьевич позволил себе прислониться спиной к стене - ставшие ватными ноги не держали - и закрыл глаза. Дрожащими руками он нащупал в кармане тюбик валидола, вытряхнул таблетку и сунул ее под язык. Так, с прикрытыми глазами, он простоял некоторое время, не замечая ни сочувственных взглядов прохожих, ни припекавшего лысоватую макушку солнца, ни потрепанной, а потому неприметной машины, которая остановилась у бровки прямо напротив него.
      Таблетка сняла остроту приступа, и Семен Аркадьевич шаткой походкой побрел по тротуару, то и дело останавливаясь. Вместе с ним приостанавливалась и невзрачная машина, все время шедшая вровень со стариком. Наконец она чуть обогнала его, и дверца ее на ходу приоткрылась.
      В этот момент двое слегка запыхавшихся от быстрой ходьбы молодых ребят, один - в штатском, другой - в форме лейтенанта милиции, нагнали эксперта и заговорили наперебой:
      - Семен Аркадьевич! Да постойте же!
      - Здравствуйте. Какой вы неуловимый! Пока мы спустились - вас и след простыл.
      - Куда вы ушли?
      - Совсем нас забыли...
      Дверца тут же захлопнулась. Выпустив облачко сизого дыма, машина рванула с места и в секунду исчезла из виду.
      - Что вы, Коля, Веня.... - старик уже слабо улыбался, хотя и говорил с одышкой. - Я не забыл... Никого не забыл, что вы... Просто...
      - Пойдемте! Там такая картина - загадка на загадке. Мы даже поспорили! Кроме вас, и рассудить некому. - Чуть виноватая стариковская улыбка растаяла.
      - Нет, я не могу... Извините, мальчики...
      Молодые люди переглянулись. Один из них спросил:
      - Это что - из-за "железного префекта"?
      - Простите? - не понял Семен Аркадьевич.
      - Ну из-за Мовенко? - пояснил спросивший и, не дожидаясь ответа, внес ясность: - Так он сейчас уезжает, слава Богу. Хоть поработать можно будет спокойно.
      - Пойдемте, Семен Аркадьевич.
      И молодые эксперты зашагали к подворотне, увлекая за собой старика.
      Улучив момент, когда Воскресенский вышел, Алла взяла для прикрытия папку с документами и тихонько проскользнула в его кабинет. Притворив за собой дверь, она остановилась и внимательно осмотрела стол в надежде, что желтый пухлый конверт, привлекший ее внимание и вызвавший приступ истерии у господина главного менеджера, лежит где-нибудь сверху. Однако конверта на столе не было. Тогда девушка решилась: подбежала к столу и наугад выдвинула первый попавшийся ящик. Конверт лежал там. Алла вынула его, на всякий случай оглянулась на дверь и стала возиться с металлической застежкой на клапане.
      - Что вы здесь делаете? - холодно и жестко прозвучало от порога.
      Алла вздрогнула, выронила конверт и оглянулась. Воскресенский стоял в дверях и глядел на нее в упор. Девушка быстро нашлась и протянула Алексею прихваченную с собой папку:
      - Свежие факсы и документы на подпись. - Уловка была хороша, да вот только желтый конверт предательски лежал на самом виду. В комнате повисла тягостная тишина. Алла готовилась к буре. Но Воскресенский только проговорил глухо:
      - Хорошо. Оставьте и можете идти. После ухода секретарши он подошел к столу и долго смотрел на лежащий сверху конверт.
      Неприметный костюм в понимании Артура выглядел так: оранжевые брючки в обтяжку, зеленый трикотажный пуловер, туфли на огромной платформе, а в дополнение ко всему - явные следы косметики на лице. В таком вот убранстве он шел своей "летящей" походкой к назначенному месту встречи и кокетливо постреливал глазками во встречных молодых людей, не пропуская, впрочем, и девушек. В затормозившей рядом с Артуром машине приоткрылось тонированное стекло задней дверцы. Одновременно за спиной кутюрье возник человек в строгом костюме и темных очках. Артур занес ногу для следующего шага, но сделать его почему-то не смог.
      - Экскюзе муа...
      Пробормотав извинение, еще ничего не сообразивший модельер снова дернулся вперед. Но что-то словно приковывало его к месту. Только теперь он почувствовал железную хватку на своих предплечьях, и улыбочка-завлекала сползла с его губ. Артур тревожно озирался.
      - Садитесь в машину, - донесся до него голос из приспущенного окна машины.
      - Да? - Артур с сомнением посмотрел на автомобиль.
      - Успокойтесь. Это я звонил вам сегодня.
      - Но мы же договаривались...
      - Неважно. Так будет удобнее. И спокойней.
      - Я сейчас заору, - на всякий случай предупредил Артур. - Громко.
      - Не стоит, - в голосе сквозило пугающее безразличие. - Вас ударят сзади вязальной спицей, и вы увидите, как она выйдет у вас из живота.
      - Ком терибль, - Артур перепугался по-настоящему. - А можно этого... не делать?
      - Конечно. Просто садитесь в машину и поговорим как взрослые люди.
      - А вы... - кутюрье затрепетал ресницами, - точно ничего мне не сделаете?
      - Честно говоря, это зависит только от вас. Но мне почему-то кажется, что мы договоримся.
      Мовенко шагал по коридору психиатрической лечебницы с такой целеустремленностью, что развевались полы наброшенного поверх одежды белого халата. У дверей ординаторской он притормозил и без стука вошел. Сидевший за столом врач поднял голову. Отработанным движением следователь провел у него перед глазами корочками удостоверения и представился:
      - Майор Мовенко. Вам должны были позвонить.
      - Да, да, - припомнил доктор. - Звонили. Хотя я еще тогда сказал вашим товарищам, что не вижу смысла приезжать сегодня.
      - Давайте мы сами будем решать, что имеет смысл, а что - нет, осадил его следователь.
      Врач пристально поглядел на Мовенко, и в голос его проник холодок:
      - Как вам будет угодно.
      - Проводите меня к задержанному... к больному. Мне нужно с ним поговорить.
      - Поговорить с ним вы не сможете. Нам с трудом удалось подавить истерически-параноидальный эффект, и теперь он крепко спит.
      Доктор вышел из-за стола и сделал шаг к двери, давая знать, что тема исчерпана и говорить больше не о чем, но майор не пожелал понять намек.
      - А его можно привести в сознание? - поинтересовался он.
      - Теоретически - да. Но это может спровоцировать неприятные последствия.
      - Плевать, - без всяких церемоний заявил Мовенко. - Он должен ответить на пару вопросов. Это важно. - С минуту врач разглядывал следователя с брезгливым любопытством. Потом проговорил:
      - Извините, здесь мы сами будем решать, что важно, что - нет. - И решительно направился к двери.
      - Слушай, док, ты бы не выпендривался! - Мовенко попытался схватить проходившего мимо врача за плечо. - Я этого не люблю!
      Совершенно небрежно, каким-то отработанным движением врач стряхнул руку майора с плеча, но все же остановился. Достал сигареты, с подчеркнутым спокойствием прикурил, в упор поглядел Мовенко в глаза и, безукоризненно правильно артикулируя каждое слово, произнес:
      - Господин майор, идите в жопу.
      ...В палате по соседству, за дверью с забранным решеткой окошечком беспокойно спал доктор Костя. Какие-видения посещали его - он ворочался, бормотал. И вдруг, не открывая глаз и не выходя из сна, принялся чертить на стене какую-то фигуру - раз, другой, третий. Палец его обводил полный круг, ставил в центре его точку и от нее откладывал два радиальных отрезка подлиннее и покороче. Все вместе это очень напоминало циферблат часов.
      Под вечер Воскресенский вышел из своего кабинета, подошел к конторке секретарши и молча остановился перед ней. Алла подняла спокойные глаза. Похоже, она ждала этого момента и подготовилась к нему.
      - Да, Алексей Степанович, - проговорила она, выждала некоторое время и не услышала от Воскресенского ни слова.
      - Послушайте... - начал он, и видно было, что разговор дается ему с большим трудом. - По-моему, нам нужно поговорить.
      - Что вы имеете в виду? - спросила она с невиннейшим видом.
      - Вы отлично понимаете, что я имею в виду, - начал раздражаться Воскресенский, но справился с собой и заговорил куда спокойнее: - Многие вещи в последнее время, должно быть, кажутся вам странными. Я не прав?
      - Если уж вы заговорили об этом сами... - несколько секунд девушка помолчала, а потом закончила решительно: - Да, странными, чтобы не сказать больше.
      - Больше? Что вы имеете в виду под словом "больше"?
      - Мне они кажутся подозрительными.
      - Странными, подозрительными - какая разница! Какими бы они вам ни казались, хочу сразу сказать: все это касается только меня! Меня - и никого больше. И я бы просил вас никого не впутывать в мои проблемы. Да и самой в них не вникать.
      Алла чуть искривила губы, подняла на начальника глаза и с плохо скрытым торжеством в голосе проговорила:
      - Надеюсь, вы не ждете, что я стану давать вам какие-либо обещания? Потому что этого не будет.
      Воскресенский спокойно встретил ее взгляд и смотрел прямо ей в зрачки до тех пор, пока она их не отвела.
      - Я предупредил вас, Алла, - в его тоне она уже не улавливала колебания, которое ясно различала в начале разговора. - Я никому не желаю зла, но эта работа... должность... называйте, как хотите, слишком важна для меня. И я бы очень не советовал вам стать моим врагом.
      Тут Воскресенский резко развернулся и зашагал к себе в кабинет.
      Оказавшись в нем, он убедился, что плотно прикрыл дверь, сел за стол и набрал телефонный номер. Заговорил приглушенным голосом, даже не представившись:
      - Алло. Извините, что беспокою... Нет, пока ничего не случилось. Так, глупости. Даже неловко говорить. Просто появилась проблема, которую нужно решить прямо сейчас... Да, чем скорее, тем лучше...
      ...Вопреки опасениям Воскресенского Алла и не думала подслушивать у него под дверью. После того как он скрылся в кабинете, она посидела некоторое время неподвижно, размышляя, по всей видимости, над только что состоявшимся разговором, потом пожала плечами, навела порядок у себя на столе и начала собираться домой. Уходя, она не попрощалась.
      Воскресенский, давно повесивший трубку и, что удивительно, просидевший все это время в полном бездействии, должно быть, прислушивался к тому, что происходит в приемной. Уловив стук закрывающейся двери, он тут же выскочил из кабинета и кинулся прочь из офиса. Лифтом воспользоваться не захотел - сбежал по лестнице. На улицу выходить не стал - прямо из холла через стеклянные входные двери ему было хорошо видно, как Алла ловит такси. Машин было немного, водители останавливались неохотно и в это время да еще и у престижного делового центра ломили, видимо, запредельные цены. Девушка уже отпустила нескольких частников, прежде чем рядом с ней затормозил очередной автомобиль. Тут стороны договорились, Алла уселась в салон, машина тронулась. Воскресенский проводи ее долгим взглядом, в котором читалось злорадство, и улыбнулся.
      - Мне как-то цыганка нагадала, что я могу умереть чего угодно, но не от техники, - заявил Вася в ответ очередное обвинение в попытке убийства и самоубийствам
      Борихин вытер платком взмокший от страха лоб.
      - Эта цыганка с тобой на машине не каталась! - прохрипел он пересохшими голосовыми связками. - Ладно, на эту тему потом поговорим. Дом видишь?
      - Вижу, - Василий с уважением окинул взглядом особняк Кудлы. Супер! Интересно, у меня хоть когда-нибудь такой будет?
      - Нет, не будет, - жестоко разочаровал его Борисыч. - Не то занятие выбрал. Так вот, если я через час оттуда нe появлюсь, звони Мовенко...
      - Ага. Два привета с того света!
      - Плевать. Не от своего имени звони. Просто скажи - убийца по делу Коваленко и Борихина находится здесь. И обязательно дождись их приезда, слышишь?
      - Игорь Борисыч, а не проще пойти вместе? Я вас прикрывать буду.
      - Нет, - отрезал Борихин. - Ты не дослушал приказ. Если я выйду живой-здоровый, не обнаруживай себя. Я уеду на попутке. В крайнем случае, пешком до трассы дойду. А ты теперь все время - днем и ночью - будешь следить за этим человеком. За хозяином дома. И звонить мне при любой неожиданности. Я тоже буду звонить, так что переведи мобильник на вибрацию. Все ясно?
      - Чего ж тут неясного, - пожал плечами Вася.
      - И я тебя прошу: будь осторожен, парень. - Борисыч крепко сжал Васино плечо, притянул помощника к себе и заглянул ему в глаза. - Так, как не был никогда в жизни. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Он - самый страшный человек, которого я встречал в жизни. А я их, страшных, на своем веку повидал...
      Дверь в доме Кудлы, если хозяин был на месте, не запиралась никогда. И Борихин об этом знал. Он толкнул дверь, крадучись прошел по коридору и оказался в огромном холле-мастерской. Здесь горели только спрятанные за карнизами неяркие светильники, и стояла абсолютная тишина. Именно она и пугала сыщика больше всего: в ней было что-то зловещее. Печальный опыт общения с Кудлой в его собственном доме у Борихина уже имелся. Дом таил всяческие неожиданности, а его хозяин мог материализоваться из этой тишины где угодно и когда угодно.
      Поэтому сыщик, ничуть не стесняясь, тут же вытащил пистолет и, держа его наготове, стал обходить холл по периметру. Он тыкался во все углы, стволом пистолета отодвигал занавеси и все время старался держать спину под прикрытием стен. Но на сей раз Кудла не удостоил Борихина личным присутствием, В холле просто зазвучал голос хозяина. Он доносился неизвестно откуда и сразу отовсюду. От неожиданности Борихин вздрогнул и завертелся на месте, поводя стволом из стороны в сторону.
      - В этом городе все сошли с ума, - задумчиво проговорил невидимый Кудла. - Одни ожившие трупы. - И поскольку Борихин, пытаясь определить, откуда доносятся звуки, продолжал растерянно оглядываться, в голосе прорезалась презрительная насмешка: - Жаль, ты сейчас не видишь себя со стороны. Стареющий клоун с пистолетом...
      - Советую тебе выйти по-хорошему, - потребовал сыщик, стараясь говорить твердо.
      - Убирайся к черту! - равнодушно протянул голос. - Я, конечно, не боюсь тебя, а вот ты от страха можешь от крыть пальбу. А это не входит в мои планы.
      - Зато в мои входит.
      - Хватит нести чушь. Ты еще жив только потому, что не хочу тебя убивать. Это было бы слишком противно и скучно. Пошел вон из моего дома. Иначе я позвоню в американское посольство, очень быстро приедут твои коллеги, и ты, небритый и вонючий, будешь всю ночь лепетать им о том, что я, добропорядочный бизнесмен, будто бы убил каких-то людишек, чьи фотографии уже выцвели в грубых ментовских папках. Я сказал - вон!
      Борихин неожиданно улыбнулся и сунул пистолет в кобуру.
      - Знаешь, мне даже полегчало, - признался он невидимому собеседнику. - Честное слово. Сейчас я уйду, но на этот раз я точно не упущу тебя. Так что - до свидания.
      - Прощай, серый человечек в сером костюме. Как же мне не повезло родиться в одно время со всеми вами.
      Выйдя из дома, Борихин подал на ходу едва заметный знак Василию и зашагал к дороге. Парень сообразил, что подходить к шефу не стоит, и затаился в кустах. Ждать ему пришлось недолго. Прошло, может быть, минут десять, как в дверях показался темный силуэт. Бросив по сторонам беглый волчий взгляд, человек подошел к стоящей у дома машине, завел двигатель и отъехал.
      Василий со всех ног бросился к своему "спортивному варианту", замаскированному в недалекой лесопосадке. Через пять минут, распевая во все горло "В эту ночь решили самураи", он летел по трассе, стараясь не упускать из виду красные габаритные огни идущей впереди машины.
      Купол лаврской колокольни сиял в лучах прожекторов, чуть ниже убегала на запад излучина Днепра, перепоясанная елочными гирляндами мостов. За рекой в вечерних сумерках смутно темнели лесные массивы. Все-таки Толстый не врал: вид с его балкона действительно открывался потрясающий.
      - Господи, как же мне хорошо, - расчувствовавшийся Буржуй обнимал Веру и Толстого и не мог надышаться простором. - Хотите честно? Я думал, мне уже никогда не будет так хорошо. Сейчас все пойдет по-другому. Я чувствую. Я научился не думать, а чувствовать за этот год. Так, наверное, животные чувствуют. Тот, кто это сделал, должен был убить меня. Скоро он пожалеет, что не сделал этого.
      - Буржуй, ты это... Завязывай про трупы там и прочее... потребовал хозяин.
      - С каких это пор ты таким нежным стал, Толстый? - поразился Буржуй.
      - Да с тех самых, как готовлюсь стать отцом...
      - Верка! - изумленный Владимир обнял сестру. - Умница ты моя!
      Толстый самодовольно погладил по животу себя, не жену и сообщил:
      - Пацана ждем!
      - И молчали... - упрекнул счастливую пару Буржуй.
      - Ничего себе молчали, - обиделся Толстый. - Ты же первым и узнал! После меня, само собой...
      - Слушай, такое дело надо отметить. Позвони Олежке. Пусть подтягивается.
      - Да чего ему звонить! - отмахнулся гостеприимный хозяин. Подуется - и сам придет. Ты что, Пожарского не знаешь?
      А Пожарский сидел за письменным столом и раскладывал пасьянс из фотографий. Время от времени он припадал губами к квадратной бутылке с виски, уже больше чем наполовину пустой. Карточек, которые он нетвердой рукой разбрасывал по столу, было много - он и Вера, он и Амина, он и Буржуй, он и Толстый, все они вместе. Выстраивая их прихотливыми фигурами - столбцами, рядами, трилистниками, каре, - Олег словно с памятью своей играл. Вдруг он сгреб снимки в кучу, сложил в колоду и попытался построить из них карточный домик. Уже на втором ярусе домик развалился. Олег криво улыбнулся, достал из выдвижного ящика стола пистолет и вставил ствол себе в рот.
      ГЛАВА 19
      Вера прикрыла рюмку ладонью.
      - Эй, Толстый, опомнись.
      - Я не по-онял, - скорчив тупую физиономию, бычарой протянул хозяин. - Мы что, не гуляем?
      Он нависал над заставленным закуской столом с бутылкой текилы в руке и пытался подлить жене "самую малость".
      - А мне показалось, кто-то хочет, - и Вера очень точно скопировала самодовольно-горделивый мужнин тон, - реального такого пацана.
      - А, в этом смысле, - Толстый шлепнулся на сиденье, откинулся на спинку и назидательно поднял вверх указательный палец. - МОЙ пацан текилу по определению уважать должен. Текила в нашей ковбойской жизни - первейшее удовольствие!
      - Нет, давай уж лучше ты за нас двоих, ковбой, - не поддалась покорная супруга и тут же поправила себя: - Вернее, за троих.
      - Я? - в благородном негодовании Толстый отодвинул бутылку подальше от себя. - Издеваешься? Меня покойница на всю жизнь того... Нашла чем закончить карьеру, прости Господи.
      - Толстый, не юродствуй, - с упреком проговорила Вера и тут же напустилась на Буржуя: - А ты чего улыбаешься?
      - Как же мне всего этого не хватало! - с чувством произнес Коваленко.
      - Ничего, сейчас хватит... дядя! - обнадежил родственника Толстый и очень ловко щелкнул ногтем по бутылке. - Будешь один графинчик приговаривать - мало не покажется. У нас теперь, видишь, не семья, а комсомольская свадьба!
      - Ничего, мне Олежка поможет. Кстати, что-то он не едет долго. Мог бы и сообразить, что несостоявшийся вчера вечер встречи переносится на сегодня. Надо позвонить ему все-таки. Он мне, если честно, вообще вчера не понравился. Странный какой-то был. Да и, действительно, не пить же мне одному...
      И Буржуй стал набирать номер.
      Палец Олега на спусковом крючке дрожал, глаза заливал пот. Лица друзей на рассыпанных по столу фотографиях то оставались безжалостно четкими, то расплывались серыми пятнами. Друзья словно уходили. И с ними уходила жизнь. Пожарский зажмурился, и его побелевший от напряжения указательный палец окаменел. В этот самый момент и раздалась трель телефонного звонка.
      Он, уже переступивший одной ногой черту между жизнью и смертью, на несколько секунд застыл в мучительном напряжении. Жизнь врывалась в сознание настойчивым телефонным. трезвоном. Смерть требовала своего - всего лишь легкого движения указательного пальца, которое принесет облегчение, и подсказывала, что решиться во второй раз будет намного трудней. И вдруг Пожарскому показалось, что сейчас его вывернет наизнанку от противного металлического привкуса во рту и запаха оружейной смазки. Поспешно, расцарапывая небо прицельной мушкой, он вытащил ствол изо рта.
      Невыносимое напряжение прорвалось приступом рыданий. Олег плакал горько, взахлеб, неудержимо. Как ребенок, он растирал слезы кулаком с зажатым в нем пистолетом, а на глаза тут же наворачивались новые. Вторая его рука уже тянулась к телефону.
      - Алло... - проговорил он в трубку прерывающимся от всхлипываний голосом.
      - Олежка, так нечестно: обижаться, между прочим, не обязательно на расстоянии.
      - Буржуй... - не то простонал, не то проскулил Пожарский.
      - Что это с тобой? - в веселом голосе на противоположном конце линии вдруг обозначилась тревога нотки.
      - Со мной, по-моему, все, Буржуй...
      Олег даже не позаботился о том, чтобы его голос прозвучал хотя бы с видимостью достоинства. Это теперь не имело значения.
      - Эй, ты чего это? А, Олежка? Ты что - пьяный? - уже орал в трубку обеспокоенный Буржуй.
      - Вскрытие покажет, что очень сильно... - Коваленко, и это было четко слышно в трубке, облегченно перевел дыхание.
      - А мы его ждем! Вот свинья. А еще друг!
      - Не называй меня другом, Буржуй... Я...совсем не друг. И даже не свинья... Я дурак и иуда...
      - Ты что несешь, Олег? - Владимир снова встревожился.
      - Не перебивай меня! Пожалуйста... Даже убийце разрешают сказать последнее слово...
      В квартире Толстого к разговору Буржуя с Пожарским уже прислушивались и сам хозяин, и Вера: лицо Владимира напряглось. На секунду он оторвался от трубки, зажал микрофон ладонью и шепнул Толстому:
      - Ну-ка, вышли к нему своих бойцов - пусть тащат его сюда! Не нравится мне все это.
      Толстый тут же выскочил в коридор, и слышно было оттуда, как он отдает распоряжения телохранителям. Буржуй снова приник к трубке.
      - А вообще-то, и говорить-то мне нечего... - доносилось из нее. Вернее, есть что, но стыдно и противно... Не хочу... Там, в офисе, записка для тебя, прочтешь и все поймешь...
      - Олег, ты только трубку не вешай, слышишь! - настаивал Буржуй. Говори со мной! Все равно о чем! Только говори!
      - Что говорить? - всхлипнул Пожарский. - Спасибо тебе, Буржуй... Спасибо, что ты был, что ты есть... Ты, вы все... живете в сказке, которую сами придумали... Как бы мне тоже хотелось быть из этой сказки... Я очень запутался, Буржуй... Долго объяснять... Не хочу.. Прощай, Буржуй, не проклинай меня, ладно?.. Просто так получилось... - Буржуй снова зажал рукой микрофон и прошептал:
      - Совсем плохо. По-моему, он что-то с собой сделать собирается. У него пистолет есть?
      - А то! Я ж ему сам подарил! - Толстый буквально вырвал трубку у Буржуя и заорал: - Эй, Олежка, ты это... не молчи!!! Слышишь, твою мать?!
      - Слышу... - едва различимо прошелестело в трубке.