День рождения Буржуя - 2

      - Ты все-таки решил убить меня? - равнодушно спросил Кудла у Толстого. Ни страха, ни удивления в его голосе не было.
      Тот вместо ответа поинтересовался в лоб:
      - Где ты был вчера вечером?
      - Что-нибудь случилось?
      - Я задал вопрос. И, если сейчас же не услышу ответ, прострелю тебе голову. Причем с легким сердцем.
      И Толстый, не раздумывая, выстрелил в полотно, закрепленное на мольберте. Пуля свистнула совсем рядом с виском Кудлы. Тот развернулся и с неподдельным интересом стал рассматривать отверстие, появившееся в картине. Пощупал его пальцем. Потом пожал плечами.
      - Все равно она мне так и не удалась до конца. Словно чувствовала, что ее ждет.
      Он стал тщательно вытирать кисти о тряпку. Затем накинул на полотно покрывало и занялся тюбиками с красками. Пауза затягивалась, и Толстый опять вскинул пистолет. Кудла улыбнулся и сказал, не отрываясь от своих занятий:
      - Вчера я играл. Часов с восьми и довольно долго.
      - Где?
      - В "Бинго".
      Толстый дал знак одному из своих людей, и тот направился к выходу, на ходу набирая номер на мобильном телефоне.
      - Проиграл, выиграл? - поинтересовался Толстый.
      - Я всегда выигрываю.
      - Это мы сейчас увидим.
      - Что-нибудь с Буржуем? - Кудла все так же неспешно продолжал разбирать краски и укладывать их в этюдник.
      - И не мечтай, понял? - голос Толстого зазвучал пугающе мощно.
      - Я надеюсь, не с твоей женой? - Гигант сорвался:
      - Только попробуй еще раз упомянуть мою жену - и я тебе кишки выпущу.
      - Хорошо, не буду. Хотя я спросил искренне. Послушай, а если бы я вчера не играл в казино, а, например, работал здесь, один, как вот сейчас, - ты бы в самом деле убил меня?
      - Да.
      - Значит, мне снова везет. Я бы очень не хотел умереть, не отомстив...
      Минуты ожидания казались бесконечными. Но Кудлу это словно не волновало. Он по-прежнему был занят работой: чистил мастихином палитру, полоскал в растворителе кисти, сортировал рулоны с полотном. Наконец явился человек Толстого и просто кивнул шефу головой. Толстый опустил пистолет и подошел к Купле поближе. Заглянул в глаза.
      - Слушай, почему я все равно не верю ни одному твоему слову?
      - Потому что ты - воин. И потому что ты гораздо умней своего друга Буржуя. Я тоже никому никогда не верю.
      В камеру СИЗО через зарешеченное окошко над дверью едва пробивался лучик света от тусклой лампочки, горевшей в коридоре. Набитые в тесное помещение сверх всякой меры, задержанные спали вповалку. Авторитеты - на нескольких дощатых нарах, большинство же, а в их числе и Буржуй - прямо на полу вдоль стен.
      Один из урок, лежавших на нарах, вдруг открыл глаза - ясные, не затуманенные сном. Несколько минут он настороженно прислушивался к храпу, потом сел и спустил ноги с помоста. Из подошвы ботинка он выдернул тонкую и острую как бритва полоску стали - заточку. И совершенно бесшумно, осторожно огибая лежавшие на полу тела, подошел к спящему Буржую. Над ним он простоял еще несколько минут, не сводя глаз с его кадыка и словно бы примериваясь. Затем опустился на колени. Рука его, сжимавшая заточку, медленно пошла вверх.
      ГЛАВА 17
      Буквально за мгновение до того, как рука с заточкой начала опускаться, кто-то из спящих хрипло и протяжно застонал, борясь с очередным кошмаром. Буржуй чуть приоткрыл глаза и заворочался, пытаясь устроиться поудобней. Этого оказалось достаточно. Отточенное лезвие ударило в стену в сантиметре от горла, оставив на штукатурке зловещий глубокий след.
      Нападавший тут же занес заточку для второй попытки, но проснувшийся уже Буржуй перехватил его руку в полете. Некрупный, но жилистый урка оказался неожиданно сильным, к тому же налегал всем своим весом. Кончик лезвия снова оказался в опасной близости от горла Буржуя. Зажатый в углу и все еще сонный, Коваленко изнемогал. Он понимал: еще пару минут такой борьбы - и он не выдержит напряжения. А это означало смерть. И тогда Буржуй воспользовался примитивным, недейственным приемом, известным ему еще с детдомовских лет. Он плюнул в лицо противнику. Тот инстинктивно отпрянул и на долю секунды ослабил нажим. Но этого Буржую оказалось достаточно, чтобы вывернуться и откатиться от стены.
      Камера давно уже не спала, ее обитатели тайком следили за поединком, но никто не собирался вмешиваться.
      Оторвавшись от противника, Буржуй мгновенно вскочил на ноги - в доли секунды оказался на ногах и нападавший. Он двинулся вперед, выставив перед собой лезвие. Но тут уж преимущество перешло на сторону Коваленко: он был выше, тяжелее и - спасибо Толстому - обучен незаменимой науке драться. Выждав момент, когда урка сделал выпад, Владимир развернулся на четверть оборота - лезвие пролетело мимо его живота - и нанес противнику в лицо страшной силы удар локтем. Тот только всхлипнул, отлетел в сторону и грохнулся спиной о железную дверь.
      Тут же в камере загорелся яркий свет. Буржуй увидел наконец лицо своего врага и запомнил его на веки вечные. В замке заскрежетал ключ. Урка мгновенно юркнул мимо Коваленко и бросился на нары, затерявшись среди остальных. Груда тел приняла его и поглотила. Буржуй остался стоять посреди камеры один, как палец.
      В камеру вошли охранники. Только сейчас ее обитатели заворочались, хрипло заматерились, выражая недовольство беспределом фраерка, нарушившего сон мирных людей.
      - Что, придурок, не спится? - вкрадчиво осведомился у Буржуя старший наряда и кивнул своим людям: - В изолятор его! Пусть посидит в помещении санаторного типа. И смотри, - снова обратился он к Владимиру, начнешь бакланить - покалечу!
      Коваленко подхватили под руки и потащили куда-то по коридору. Благо, что путь был недолог. Вскоре Буржуя швырнули в темноту за одну из дверей. За его спиной лязгнули запоры. Оглядевшись, он обнаружил, что в тесном и душном каменном мешке он совершенно один. С огромным облегчением Буржуй прилег на сырой и склизкий пол и через минуту уже спал.
      Точечный светильник высвечивал из темноты только компьютерную клавиатуру да руки над ней. Руки умело бегали по клавишам, и на экране дисплея высвечивались столбцы с цифрами, схемы, диаграммы. Невидимый в темноте человек, разглядывая их, заинтересованно хмыкал и цокал языком. Потом вставил в дисковод новую дискету и, оставив на дисплее прежние данные, открыл окно с новыми. Замелькали такие же столбцы, схемы и графики. Несколько минут невидимка изучал их и сравнивал, а потом протянул с ленивой угрозой в голосе:.
      - У-у, мальчоночка. Это ты зря...
      Мовенко сидел за столом и со свирепым выражением на лице изучал протоколы свидетельских показаний. Напротив него устроился Максим Максимович Варламов и с доброжелательной улыбкой наблюдал за тем, как майор, пробежав глазами очередной листок, с отвращением отшвыривал его в сторону. Наконец полетела на стол последняя бумажка из нетолстой стопочки, и Мовенко поднял на адвоката злые глаза.
      - Быстро вы "липу" стряпаете. Господин стряпчий...
      Максим Максимыч невозмутимо забарабанил пальцами по кожаной папке. И голос его был исполнен все той же обычной доброжелательности:
      - Будьте любезны, в беседе со мной употребляйте исключительно нормативную лексику.
      Мовенко развернулся лицом к "свидетелям", которые сидели на стульях у стены. Среднего возраста мужичок в бомжеватой одежке равнодушно поглядывал в окно, а молодая парочка даже здесь сдержанно, но весьма последовательно проявляла взаимную сексуальную симпатию.
      - А подумали хорошо? А? Ложные показания - статья серьезная. На несколько лет, между прочим, на нары загреметь можно.
      - Протестую, - с некоторой даже ленцой проговорил Варламов. - Вы снова пытаетесь оказать давление на свидетелей.
      - Моя б воля, - злобненько крякнул майор, - оказал бы я на них давление! По-другому бы запели...
      - Знаете, господин майор, скажу вам по большому секрету, - начал доброжелательный Максим Максимыч, - вашей неразборчивостью в средствах уже заинтересовались в порядке прокурорского надзора. Да-да. Прокуратура - очень нелицеприятное заведение, если честно. Мне сам Евгений Петрович Подолякин сообщил сегодня утром о своих подозрениях в отношении вас. Слышали о нем, конечно? Золотой души человек! Правда, часто требует применения строжайших мер к нечистоплотным коллегам, но зато преферансист исключительный! Мой давний хороший знакомый, заметьте...
      - А вот пугать меня не надо, господин Варламов! - огрызнулся Мовенко, но глаза его настороженно блеснули. - Не надо, ясно? - И он отвернулся к мужичку: - Значит, от показаний не отказываетесь?
      - Как можно! Я такой - за правду помру!
      - Послушайте... э... господин майор, - вмешался адвокат. Подписанные показания свидетеля у вас. Характеристика прилагается. Что вас, собственно, не устраивает? Человек рабочей специальности, отзывы положительные, умеренно пьющий, не судим, рыболов-любитель, член коммунистической партии.
      - Какой партии? - заинтересовался Мовенко.
      - А что такое?! - тут же обиделся мужичок. - Имею право! Я и в этом... в профсоюзе состою, между прочим! С одна тыща девятьсот семьдесят восьмого года. Так вот! Ясно?
      - Ясно, ясно. Вы насчет вчерашнего ничего не путаете?
      - Че путаю? Че путаю? - все больше заводился член профсоюза. - Это вы меня не путайте. Я энтих буржуев по жизни ненавижу. Пролетарской ненавистью! Так вот!
      - Это, кстати, что за специальность такая - водитель-механик ассенизаторной техники. Говновоз, что ли?
      - Ну не всем же на "мерседесах"... - с классовой точки зрения разъяснил мужичок. - Так вот, я на прудок-то давно повадился. Потому как считаю - рыбалка, она это... принадлежит народу! Только, бывало, энтот ваш на работу мильйоны грести, - я за удочку и вперед! Там караси, товарищи, исключительные во! А этот жмот их и не ловил даже. Бывало проплывется туды-сюды, только рыбу распугает - и в халатик, кофий пить. Одно слово - капиталист. Ну так вот, а как сгинул он, так я прудок, можно сказать, национализировал. Рыбку прикормил, площадочку себе оборудовал. Житуха! Когда смотрю - вчера принесла энтого нелегкая! Ну я уйти-то не ушел, так - за кусток передвинулся. Да он меня и не видел даже. Бродил, кота выгуливал, морда буржуйская, задумчивый такой...
      - Так что, он и в дом не заходил?
      - Отчего - заходил, ясен бубен. Шастал туды-сюды, нервировал.
      - До которого часа вы ловили рыбу?
      - Так рази упомнишь? Я на рыбалку часы не беру. Не... Как это "счастливые часы не наблюдают", во!
      - Но, согласно вашим показаниям, вы не ушли, даже когда стемнело?
      - А то! К ночи самый жор пошел! Кто ж тебе от такого уйдет?
      Майор махнул рукой и утратил всякий интерес к рыболову-коммунисту.
      - Ну а вы, юные ленинцы, что - другого места не нашли?
      Молодые люди, на которых обратил теперь свое внимание Мовенко, оторвались наконец друг от друга и молча, с равнодушно-скучающим видом уставились на милиционера.
      - Господин майор, - поморщился Варламов, - процедура становится неоправданно утомительной. Свидетели достигли половой зрелости - вот справка и к тому же практиковали исключительно предварительные ласки, что ясно отражено в их показаниях. Подобное деяние...
      - Знаю, знаю. Свидетели свободны. - Проводив троицу глазами до двери, Мовенко принялся разбирать бумаги на столе с таким видом, будто в кабинете он остался один.
      - Простите великодушно, - скромно напомнил о себе адвокат. Хотелось бы забрать клиента. - Майор сжал зубы и поднял трубку:
      - Коваленко на выход... Да! - Он уставился на Варламова: - Вот я его из-за вас выпускаю, а ведь он убийца-маньяк!
      - Ай-ай-ай! Что вы говорите! - искренне засокрушался адвокат. Спасибо, что предупредили, я буду исключительно осторожен.
      Через пять минут, которые следователь и адвокат провели в демонстративном игнорировании друг друга, в комнату ввели Буржуя. Был он, что и не удивительно, слегка помят, но на майора смотрел волком.
      - Доброе утро, господин Коваленко, - приветствовал его Варламов.
      - Утро-то доброе, Максимыч. Ночь была злая, - Буржуй повернулся к Мовенко. - Я хочу сделать официальное заявление: ночью в камере меня пытались зарезать.
      - Что? Что ты несешь, Коваленко! Кому ты нужен...
      - Я помню лицо этого типа. Я хочу знать, кто поручил ему это сделать. Максим Максимыч, мы никуда не уходим, ясно? Делай все, что надо.
      Понадобился еще целый час на официальное оформление процедур и на то, чтобы убедиться - никого, хоть отдаленно напоминавшего ночного противника Коваленко, среди задержанных не оказалось. В чем, впрочем, с самого начала не сомневались ни майор, ни Варламов, ни даже упрямый Буржуй.
      Утренний час Воскресенского подходил к концу, и на этот раз главный менеджер был весьма доволен собой: есть задел на весь оставшийся день да и кое-какие планы на перспективу проработаны. Алексей сидел за главным компьютером и заканчивал последнее из намеченных на утро дел.
      В комнату вошла Алла с пачкой бумаги для принтера. Секретарша тоже любила, чтобы к началу рабочего дня все было готово заранее. Увидев Воскресенского, она почему-то растерялась настолько, что даже забыла поздороваться.
      - Извините, я... - начала она.
      - Ничего, ничего, - недовольный тем, что ему помешали, Воскресенский просто махнул рукой, не отрываясь от своего занятия. Но Алла не уходила. - Что? В чем дело? - Алексей отвел глаза от дисплея и раздраженно взглянул на девушку.
      - Простите, вы... копируете информацию?
      - Да, я именно копирую информацию, - раздраженно подтвердил Воскресенский. - И не очень понимаю, почему, собственно, должен перед вами отчитываться.
      - Но... - сделала Алла робкую попытку возразить.
      - Что - "но"? - раздражение Воскресенского нарастало.
      - Вы же знаете, Анатолий Анатольевич просил не выносить информацию, которая хранится в главном компьютере, из офиса, работать с ней только здесь. Вы и сами это много раз говорили.
      Алексей резко повернулся на вращающемся кресле и зло посмотрел на девушку. Потом заговорил, легко прихлопывая ладонью по столу:
      - Так и есть. Это касается всех остальных. А вот я, главный менеджер компании, буду работать с ней, где и как мне вздумается, ясно вам? В том числе и у себя дома! Анатолий Анатольевич не часто бывает в офисе, особенно в последнее время, если вы заметили! И вообще, какого черта! Идите займитесь своими непосредственными обязанностями. Я что - неясно выразился?
      - Конечно, извините... - Девушка оставила бумагу у принтера и направилась к выходу, но в дверях остановилась и бросила на Воскресенского настороженно-подозрительный взгляд.
      С утра "погибшие при взрыве" детективы принялись осуществлять тщательно разработанный план. Пунктом первым значилась встреча с Толстым. Сложность состояла в том, чтобы выйти на работодателя и при этом не засветить себя остальным. Мобильный телефон Анатолия Анатольевича почему-то не отвечал, а в офисе отозвалась секретарша и сообщила, что господин генеральный директор находится в спортклубе и его ожидают не ранее чем через два часа. Решено было зря времени не терять, и через десять минут Василий уже тормозил у ворот заведения Гиви.
      Побледневший от ужаса после бешеной езды, Борихин не без труда выбрался из "спортивного варианта" и озадаченно уставился на проходную и строгих охранников. Потом повернулся к Василию:
      - Есть идеи?
      - Проще простого, - с живостью отозвался тот. - Я говорю, что хочу записаться в клуб и проникаю на территорию...
      - Толку от этого - ноль, - возразил Борихин, поразмыслив. Запишут тебя, назначат дни, бассейны там, корты, все такое. И тут же аванс потребуют, а денег у нас с тобой - всего ничего. Давай лучше прогуляемся по периметру. Найдем место поглуше - и перелезем. Это ж не военная база, в конце концов.
      - Ага. Значит, вместо моего элегантного плана вы предлагаете свой - мелкоуголовный.
      - Ты не рассуждай, а смотри и учись! - Борихин молодо выпятил грудь. - Если боишься - так и скажи, останешься здесь.
      - Нет уж. Одного вас на той стороне, - Вася показал рукой за забор, вдоль которого они шли, - точно за фейс потрогают. Не похожи вы, босс, на завсегдатая элитного клуба.
      - Интересно, - рассеянно спросил сыщик, занятый обследованием забора. - А на кого я похож, если не секрет?
      - Какой уж тут секрет, - сокрушенно вздохнул его напарник. - На мента вы похожи, Борисыч. На смурного мента в сером костюме.
      - Грубиян ты, Василий, - уже привычно отреагировал Борихин. Тихо. Смотри: вроде окно открыто. Видишь? Вон там. Знать бы, что за помещение...
      Метрах в пятидесяти от того места, где они находились, забор примыкал к задней стене одного из клубных зданий. В ней, на высоте человеческого роста, действительно имелось неширокое оконце с приоткрытой фрамугой.
      - Наверняка комната, охраны. С нашим-то счастьем, - пессимистично предположил Василий.
      Борихин воровато оглянулся. Проходная осталась за углом. Поблизости не видно было ни единой живой души.
      - Вот ты и проверишь, - велел он партнеру. - Давай подсажу.
      - Не надо, я сам, - гордо отказался Вася. - Силы поберегите. Убегать придется быстро.
      - Так, так... Отличненько... Левой, левой активнее работаем... Вот так!.. Ладно, перерыв.
      Толстый опустил руки в боксерских перчатках. В проворном тренировочном зале они были одни - он да Гиви.
      Грузин знал, как нужно принимать таких уважаемых гостей, как Анатолий Анатольевич. И всегда лично им ассистировал. А в перерывах развлекал как умел.
      - Смешное хотите расскажу, Анатолий Анат...
      - Опять ты? - буркнул Толстый. - Ну сколько просить можно? Для тебя я - Толстый, и говори мне "ты".
      - Ну извини, извини... Никак привыкнуть не могу. Артурчик-то наш, он говорил - вы знакомы, совсем в глюки ударился. Недавно прибегал - весь бледный от переживаний. Борихин ему мертвый являлся. Скоро будет простыней чертиков ловить...
      Толстый и сам побледнел.
      - Что? Как являлся?
      Гиви, увлеченный рассказом, не заметил, как на него реагирует уважаемый клиент, и живо продолжал:
      - Да, говорит, реально так, совсем как живой.
      - И... Что?
      - Ничего. Оклемался - прошло. Да вы... ты чего это побледнел, а, Анатольич. Что - плохо?..
      - Да нет, нормально... - Толстый обессиленно сел на скамейку. - Не люблю я чертовщины, Гиви. С детства ненавижу. А она, оказывается, на каждом шагу живет...
      Гиви развеселился.
      - Да брось ты! Реальный мужик, а в ерунду всякую веришь! Да мало ли чего Артурчику после дури привидится, убогому...
      - Ну-ка, помоги перчатки стянуть.
      - Что, на сегодня все?
      - Нет, так... Схожу в сортире отмечусь... А что он говорил?
      - Кто? - не понял Гиви, снимавший с рук Толстого перчатки.
      - Ну Борихин, царство ему небесное. В смысле тот, что приходил.
      - Да ничего он не говорил! И я с дуру ляпнул. Думал - посмеемся вместе. Я ж не знал, что ты к этому так серьезно.
      - Я сейчас, - Толстый встал со скамейки и направился к двери.
      Артур восседал на унитазе, чистил зубы и одновременно листал модный журнал. Зазвонил телефон. Не прерывая ни одного из своих занятий, модельер прижал плечом трубку к уху и отозвался:
      - Алеу... Да, я... Как же, как же, бьен сюр, помню... И уже виделся с мадам. Сан плезир дю ту... Даже говорить не пожелала! Забыла, прошмандовка, кто ее в люди вывел! - прополоскав рот, Артур сплюнул в раковину. - Экскюзе... Что вы говорите?.. Непременно. Я и сам удивляюсь - при таком единодушии и мы до сих пор не знакомы... Угу, угу... Тре бьен, буду... Коман?.. Ах, как буду одет? - он засмущался и кокетливо поведал: - Ну, я еще не думал сегодня... А как бы вам хотелось?.. Неприметно? Сэ дэфисиль. Но я что-нибудь придумаю. Специально ради вас!.. О ревуар.
      Артур дал отбой и победно дернул за цепочку сливного бачка.
      Василий без видимого напряжения подтянулся и уже через несколько секунд оказался на подоконнике.
      - Ну, что там? - поинтересовался снизу Борихин.
      - Удача, сэр, - порадовал его напарник. - Клозет.
      - Мужской или женский? - уточнил старший партнер.
      - Не знаю. Мне в женском бывать не приходилось.
      - Ты не умничай, - пропыхтел Борисыч, который тоже приступил к восхождению. - Залезай.
      - Еще чего! А вдруг женский. Если поймают - решат, что мы извращенцы.
      - Залезай, говорю! - свирепо засопел Борихин. - Думаешь, мне легко здесь висеть?
      Стараясь не наделать шуму, Василий до конца распахнул створку окна, спустился на пол и, перегнувшись через подоконник, помог подтянуться изнемогавшему Борихину. Тот тяжело спрыгнул вниз и замер, прислушиваясь. Потом нагнулся и заглянул под дверцы. Ног не было видно. В туалете, кроме них, никого.
      Борисыч перевел дыхание и принялся приводить в порядок свой новый, но уже подвергшийся серьезному испытанию костюм. Покончив с этим, кивнул на дверь:
      - Давай выбираться отсюда. Только тихо.
      В коридоре прозвучали тяжелые шаги. Кто-то, напевая себе под нос, приближался к туалету. Борихин сделал большие глаза и шикнул на Васю:
      - Быстро прячься!
      Оба едва успели шмыгнуть в кабинки и запереться, как дверь отворилась.
      Напевая "Если хочешь быть здоров...", Толстый подошел к кабинкам. Подергал за одну ручку - заперто, потом потянул за другую - тот же результат. Он удивился и не поверил сам себе. В туалет можно было проследовать только через тренировочный зал, а за последний час мимо них с Гиви никто не проходил. Видимо, дверцы перекосило, подумал Толстый и дернул посильней. Защелка с треском отлетела, дверца распахнулась. На унитазе, в гордой позе орла, - чтобы снаружи незаметно было, - восседал покойный Борихин с напряженным от сдерживаемого дыхания лицом.
      - Анатолий Анатольевич, - приятно удивился мертвец. - Вы-то мне и нужны!
      Глаза у Толстого закатились, и, не издав ни звука, он, как подрубленное дерево, рухнул на кафельный пол.
      ГЛАВА 18
      Вера хлопотала по дому, когда у двери загудел интерком. Охранник снизу сообщил о визитере, и в голосе его чувствовалось сомнение в том, что данная личность вправе претендовать на это звание. В ответ на вопрос, кто таков, бдительный охранник ответил:
      - Да такой, бомжеватый. Волосатик. Мятый весь. Владимир... Как тебя, говоришь? - обратился он к посетителю, а потом доложил Вере: - Коваленко, говорит.
      - Вы уж пустите его, волосатика, ладно, дядя Коля? - тут же улыбнулась Вера. - Как-никак мой родной брат.
      Тюремную вонь, въевшуюся во все поры, Буржуй вымачивал долго. Он нежился в огромной, наполненной до краев пенистой ванне столько, что Вера не выдержала.
      - Можно к тебе? - постучала она в дверь. Буржуй погрузился в воду по шею.
      - Заходи. Меня все равно не видно.
      Вера вошла с двумя прикуренными сигаретами и одну протянула брату.
      - Как раз мечтал об этом, - обрадовался тот. - Знаешь, Толстый прав: ты -идеальная женщина. - Вера присела на краешек ванны.
      - Ты здесь почти час, между прочим. Я ждала, ждала... Потом поняла - если хочу с тобой поговорить, лучше не ждать. А то потом вскочишь и убежишь, я же тебя знаю, - она затянулась сигаретой, помолчала. - Слушай, Буржуй, мне тут мысли в голову лезут. С тобой поделиться или тебе своих хватает, а? Только честно. Ладно?
      - Ладно. Выкладывай, что там тебе покоя не дает.
      - Только без обид, да?
      - По-моему, я больше никогда не смогу обижаться на тех, кого люблю, на своих родных.
      - Вот-вот, - подхватила Вера. - Родных! Буржуй, милый, мы же друг другу никто...
      - Ты что - рехнулась? - Буржуй даже приподнялся в ванне, но потом снова сполз вниз.
      - Подожди, не перебивай, я серьезно, - быстро заговорила Вера. Понимаешь, когда я думала... когда все думали, что ты умер, никто не мог запретить мне помнить и любить тебя как брата. Родного брата. А теперь... Ну давай не прикидываться! У нас даже группа крови разная. Мы оба это знаем - и ты, и я.
      У Буржуя даже сигарета вывалилась из пальцев и зашипела печально в воде. Он отодвинулся в уголок ванны и спросил упавшим голосом:
      - Ты что, Верунь, хочешь от меня отказаться?
      - Ну какой же ты глупый все-таки! - она укоризненно покачала головой. - Я хочу?! Да моя жизнь началась в тот день, когда ты вошел в ту проклятую квартиру, помнишь? - Она на минуту задумалась, то ли припоминая прошлое, то ли просто пытаясь получше сформулировать то, что чувствует. - Я просто не знаю, имею ли я право на все, что имею. И на тебя. А ты... Ты очень многое делаешь из чувства долга, которое сам придумываешь. И не спорь: я точно знаю.
      Буржуй резко повернулся к Вере:
      - Вер, ты что несешь? Со стороны себя послушай...
      - То и несу... На мертвого брата я точно имела право, а вот на живого - не знаю. Глупо, да?
      - Глупо. И неправда. - Он долго вылавливал окурок, потерявшийся в пене, нашел его и с отвращением стряхнул прямо на пол размокшую табачную кашицу. - Знаешь, я очень много думал, пока колесил по свету. Я почти не спал, поэтому мог думать. Очень много думать - и днем, и ночью. Говорят - родных не выбирают. А я смог выбрать. Выбрать, иметь родных или остаться одиночкой. И я выбрал то, что выбрал - вас, тебя... Поэтому я счастливее других. Больше всех, по-моему, любишь тех, кого выбрал сам... Вот и мы - выбрали друг друга, поэтому и людей роднее, чем мы друг другу, не бывает.
      Вера пристально посмотрела ему в глаза. Как для всякой женщины, для нее были важны не столько аргументы и логические построения, сколько чувства, которые выражает в споре человек. Видимо, в глазах у Буржуя она нашла то, что искала.
      - Ты правда так думаешь? - спросила она на всякий случай.
      - Я вообще об этом не думаю. - Буржуй решительно шлепнул ладонью по краю ванны - как припечатал. - Для меня это так, и все тут. Ясно?
      - Ясно, братишка, - Вера, улыбаясь, поднялась. - Вылазь, вода уже остыла.
      Буржуй прислушался к себе и сказал удивленно:
      - Слушай, а я голодный.
      - Тем более выплывай. Неужели ты думаешь, я не смогу накормить родного брата?
      - Вы уж простите, Анатолий Анатольевич. Глупо, конечно, получилось, - винился расстроенный Борихин.
      Борисыч с Василием устали невероятно, пока дотащили до зала тяжеленное тело Толстого. А тут еще от Гиви досталось: почему, мол, не вызвали его на проходную, как умные люди, зачем по окнам лазили? Покойники - так и вели бы себя прилично!
      Но все потихоньку уладилось. Толстый быстро пришел в чувство. Вот только говорить пока не мог. Он сидел на скамейке, тяжело дышал, и по глазам его было видно - он понимает объяснения и извинения Борихина, но вот послать его подальше еще не может. Хотя и явно хочет.
      Гиви в ожидании перемен в состоянии клиента завел очередную байку о нравах спортсменов и элитных посетителей клуба.
      - Ты даешь, Борисыч, - с натугой выдавил из себя Толстый на самой середине длинного рассказа. - А ну как я бы лапти отбросил?
      - Я же объяснял, - обрадовался Борихин благополучному возвращению у босса дара речи, - мы не хотели. Мы специально искали именно вас. Вы же видите - завертелось. Определенно завертелось. Нужно согласовать план действий. У вас ничего нового не произошло?
      - Погоди, Борисыч, дай дух перевести, - заявил Толстый. - Будет и тебе новое, не переживай.
      К месту или не к месту, но Гиви вспомнил о просьбе Бориса привести к нему Борихина и передал приглашение сыщику. Тот вдруг взъерепенился и идти отказался наотрез. Не хожу, мол, к старым уголовникам.
      - Ладно, - из-за такого кощунственного отношения к кумиру в речи Гиви даже акцент прорезался. - Я вас прыгласил, слово сдэржал, а нэ хотите дэло ваше. Борис - он вэдь дважды в гости нэ зовет. Мэжду прочим, слова мнэ сказал. Пока, говорит, за Володю Коваленко нэ отомщу, нэ смогу умэрэть спокойно.
      - Мне что - прослезиться по этому поводу? - отрезал Борихин.
      Разобиженный Гиви замолчал и только посверкивал в сторону сыщика злыми глазами. Конфликтную ситуацию решил разрядить Толстый, который к тому времени успел перевести дух.
      - Ладно, успокойтесь. Сейчас я вас помирю. Только без нервов, проговорил он, явно предвкушая эффект, который последует за его сообщением. - В общем, Буржуй живой...
      Все трое вскинули на него глаза, не понимая, как расценивать сказанное. То ли это глупая шутка и следует вежливо посмеяться, то ли у Толстого от шока крыша окончательно сдвинулась и нужно вызывать санитаров.
      - Чего смотрите? - Толстый был очень доволен произведенным впечатлением. - Я же предупреждал - без нервов. А тебе, Борихин, это за унитаз ответка! - и он удовлетворенно потер руки.
      Через пять минут Толстый ходил кругами вокруг Борихина и пытался заглянуть ему в глаза. Тот сидел, смолил, несмотря на запрет, сигарету и уводил взгляд.
      - Да я-то тут при чем, Борисыч? - ныл Толстый. - Вечно я за других отдуваюсь! Мне уже надоело даже!
      - Вы меня за мальчишку, сосунка держите! - вдруг заорал молчавший до того сыщик. - Я год комплексую, что не могу следствие с места сдвинуть, зарплату черт знаете за что получаю, ночами не сплю, а это, оказывается, просто так, игрушки.
      - Ну почему игрушки? Буржуй думал - так ловчее получится. Вы с одной стороны, он - по своему... Но Борисыч объяснений не принимал.
      - Да идите вы со своим Буржуем! Я из-за вас службу бросил. Службу, ясно?! Я бы уже вон - майором был! Не одно дело бы раскрыл! А они, оказывается, в сыщиков-разбойников играются, придурки великовозрастные.
      - Игорь Борисович... - попытался вставить хоть слово Толстый.
      - Что - Игорь Борисович?! Ну что?! - продолжал бушевать Борихин. Буржуй жив, Кудла в городе, я об этом понятия не имею. Назад пойду! Проситься, унижаться. С понижением пойду! Простым опером! Ничего, ребята меня помнят, простят...
      - Как же вы нас бросите? - вклинился наконец Толстый. - Сами же говорили - это для вас не просто дело. Тамара, Андрей, старая актриса...
      - А вот с этим я сам разберусь, ясно?
      - Ну зачем сразу сам? Вместе ж оно веселее, - Толстый уловил, что настроение сыщика начинает меняться к лучшему, и спешил воспользоваться этим.