День рождения Буржуя - 2

      - Водки я хочу, - Костя открыл глаза и укоризненно поглядел на хозяйку. - Но потерплю. Тем более, ваше неуважительное отношение не располагает...
      - Отношение! - насмешливо фыркнула Зинаида. - Да я вообще дура, что с вами за компанию в детство впала. Считай - день насмарку...
      - Чего ты так уж! - вскинула голову Толстова, но в ее голосе уже не было прежней надежды. - Может, Славик еще позвонит.
      - Обязательно позвонит! - Зина иронично кивнула. - Сказать, что я - круглая дура. - Она повернулась к Косте. - Коллега, эй. Вы кофе точно не хотите?
      - Из ваших рук - точно... - обиженно отвернулся доктор.
      - Ой какие мы обидчивые! - Зинаида криво улыбнулась, и только телефонный звонок спас Константина от дальнейших насмешек. Докторша взяла трубку. - Алло, гинекология... Славик? Что говоришь? - Она уронила трубку на колени, и во взгляде, который она бросила на Костю, смешались изумление, страх и уважение. - Дошаманились, господа хорошие. Есть такой вызов! Адрес записывать будете?
      Дежурная медсестра сделала попытку загородить вход в палату, но охранник, приобняв за талию, мягко, но настойчиво увлек ее в сторону.
      Сидевший на койке Воскресенский, непривычно небритый и похожий в больничном белье на пленного красноармейца, услышав скрип двери, поднял глаза виновато-обеспокоенные и какие-то затравленные. Но взгляда от вошедших Буржуя и Толстого не отвел.
      Говорить Алексей начал сразу же - гости еще не успели усесться, но рассказ его поначалу был сбивчивым и сумбурным. Осознав это, Воскресенский оборвал сам себя и только после долгой паузы заговорил снова:
      - Я знаю, это звучит нелепо. Вы мне не поверите, но это и не главное. Вас хотят уничтожить, теперь я почти не сомневаюсь в этом...
      - Подождите, Алексей Степанович, - остановил его Буржуй, - я немного запутался. Вы что же, братья с Куликом?
      - У нас были разные отцы. Впрочем, это неважно, совсем неважно. Мы были больше чем братья. Олег... он ведь был совсем ненамного старше, но всегда, сколько я помню, относился ко мне как к маленькому. Знаете, как это важно, когда в детстве к тебе относятся как к маленькому... А ведь он был низенький, слабый. Очень переживал из-за этого. Никогда не прощу себе, что я уехал и оставил его... Да. Даже когда мы выросли, я слушался его, как отца. Смешно, правда? Я был крупный, спортом занимался. Смотрел на него сверху вниз, а все равно слушался. Никогда не забуду тот вечер, когда он сказал мне - наедине, мама ничего не знала: - "Ты уезжаешь в Англию. Учиться бизнесу."
      Воскресенский снова замолчал, и это продолжалось довольно долго, но ни Буржуй, ни Толстый не решились нарушить это молчание, чувствуя, что нельзя, не дай Бог, сбить его, открытого истинного... Но тут в палату влетела разъяренная медсестра.
      - Послушайте, я же вам говорю: нельзя здесь... - с порога начала кричать она, но появившийся вслед за ней охранник снова молча подхватил ее на руки и унес в коридор.
      Эта сценка словно вернула Воскресенского к действительности, и он снова заговорил:
      - Олег иногда звонил, но чаще... Чаще мы переписывались по Интернету. Знаете, это особое состояние - такие долгие ночные разговоры. Он писал, что работает, что маме лучше. Он и здесь оставался старшим: ничего не говорил о трудностях, не жаловался. А я, дурак, ничего не почувствовал!.. Я должен был приехать, быть рядом. А после колледжа вышло наоборот: получил предложение поработать. Позвонил Олегу, рассказал ему, радовался, как щенок. Он сказал: молодец, я горжусь тобой. А голос у самого был какой-то странный, неживой. Но я даже тогда не почувствовал, что беда близко...
      Буржуй, бросив взгляд на часы, попробовал направить разговор в нужное ему русло:
      - Извините, Алексей Степанович, вы что-то говорили насчет опасности...
      Воскресенский поднял на него печальные глаза, понимающе улыбнулся и попросил:
      - Пожалуйста, не перебивайте меня. Пожалуйста... Я так долго молчал... Олега и мамы не стало почти одновременно, вы знаете. Когда я все-таки вернулся, не мог поверить, что Олег это действительно сделал. Ну, вы понимаете... Я же почти ничего не знал о том, как он жил все это время. А когда узнал, сразу же решил, что должен во что бы то ни стало работать у вас...
      - Почему? - оторопел Буржуй.
      - Потому что должен отомстить, - глаза Алексея на миг блеснули. Уничтожить вас! Неужели непонятно? Да, не смотрите так. Когда мы встретились в первый раз - помните, Анатолий Анатольевич? - я очень боялся, что вы увидите в моих глазах что-нибудь... Ну ненависть, желание убить, не знаю... У меня и цели-то другой не было...
      - Нормально! - Толстый развел руками. - Прав ты, Буржуй: ничему меня жизнь не учит... - Воскресенский словно не слышал его:
      - Я был уверен, что вы затравили его, смяли, уничтожили. А меня рядом не было...
      - И что же вы сделали? - совершенно спокойно спросил Буржуй.
      - На расстоянии все видится по-другому. А кроме того, я себя накрутил... В общем, постепенно все стало на свои места. Я нашел кое-какие записи Олежки. И потом... Вы думаете, в офисах не сплетничают? Еще как! В общем, я понял, что собрался мстить людям, рядом с которыми хочется жить и работать. Конечно, это все случилось не сразу. А когда случилось, Алла, секретарь, стала подозревать меня черт знает в чем... - Алексей криво усмехнулся. - Глупо, да? Начать подозревать человека, именно тогда, когда он отказывается от мести. Почему-то в жизни нередко случаются такие странности. Но я очень переживал. Если честно, даже звонил одному своему знакомому, специалисту по психоанализу, просил помочь мне успокоить Аллу. Он, кстати, сказал, что у нее явный синдром повышенной бдительности...
      - Вы успокойтесь, Алексей Степанович, - Буржую очень не терпелось добраться до сути. - В чем опасность, я так и не пойму?
      - Да... - поддакнул вообще ничего не понимающий Толстый.
      - Они начали звонить около месяца назад. Сначала я клал трубку, потом стал отвечать. Довольно грубо отвечал, но они все равно звонили снова и снова...
      - Погодите, - напрягся Буржуй. - Кто - они?
      - Если бы я знал! Просто они... Но им было известно все. Вообще все. И обо мне, и об Олеге. И о вас...
      - Они хотели, чтобы вы что-то для них сделали? - спросил Буржуй. Что-нибудь конкретное?
      - Они хотели, чтобы я отомстил. Как собирался.
      - Ты даешь, Степаныч! - скорее сочувственно, чем с осуждением проговорил Толстый. - Не мог сразу сказать? - Воскресенский с теплотой взглянул на него и виновато пожал плечами.
      - Не смог. Нет, я хотел, правда! Но не смог. Вы - замечательный человек, Анатолий Анатольевич, в этом, наверное, все дело. Именно вам было бы труднее всего признаться.
      - Но сейчас же вы признались, - возразил Буржуй.
      - Да, сейчас - да. Видите ли, по-моему, меня пытались убить. Вернее - точно пытались. А значит, они решили действовать сами. И я почему-то этого очень боюсь...
      - Так, это что у нас за новости?! - вдруг донеслось от двери.
      Все трое повернулись на голос. В палату вошла врач, и, судя по непреклонно сжатому рту, действовать с ней, как с медсестрой, можно было и не пытаться.
      - Мы это... посетители, - пробубнил Толстый. - У изголовья, так сказать...
      - Это острая палата, молодые люди, - сама врач явно была моложе тех, к кому обращалась. - Посетителям здесь делать нечего!
      - Такая красивая женщина, - дружески подмигнул Толстый, - а сердитесь...
      Врачу эта фривольность очень не понравилась, и она еще сильнее поджала губы. Потом проговорила:
      - Я сержусь, когда кто-то считает, что общие правила на него не распространяются.
      Толстый встал, вслед за ним поднялся и Буржуй.
      - Ну, Степаныч, выздоравливай, - Толстый дружески похлопал Воскресенского по плечу. - А мы пошли. Сам видишь: нас здесь не любят.
      - До свидания, - кивнул Алексею Буржуй.
      - Ребята, - уже в спину обоим проговорил Воскресенский. Толстый и Буржуй остановились в дверях. - Пожалуйста, будьте осторожны. По-моему, я разбираюсь в людях. Эти - звери...
      Борихин сидел в сквере у здания морга и пытался закурить. Дрожащими руками он доставал сигарету из пачки, долго ее разминал. Если она не ломалась сразу, вставлял ее в губы и подносил огонек зажигалки. Почти пустая бумажная гильза сразу же вспыхивала и мгновенно истлевала до фильтра. Борихин недоуменно смотрел на то, что оставалось от сигареты у него в руках, отбрасывал в сторону и тут же принимался за следующую. В ногах у него уже валялось с полпачки изломанных и раскрошенных сигарет.
      Прямо перед Борихиным, в каком-то метре от него, остановилась еще не старая женщина. Ее лицо можно было бы назвать красивым, если бы не потухшие глаза и не опущенные уголки рта. Остановясь, она почему-то долго стояла перед Борихиным и молча наблюдала за тем, как он терзает сигареты. Женщина, очевидно, не осмеливалась заговорить первой и надеялась, что сидящий на скамейке человек в конце концов обратит на нее внимание. Но тот, хоть и уперся взглядом прямо ей в живот, однако совершенно ее не замечал.
      Женщина наконец решилась и присела рядом. Кашлянула. Но Борихин не только не видел, но и не слышал ничего. Тогда она заговорила:
      - Здравствуйте. Вы Игорь Борисович, да?
      - А? Что? - Борихин вздрогнул и поднял равнодушно-пустые глаза.
      - Я - Жанна Ивановна, Васина мама.
      Сыщик оторвался от своего занятия и повернулся к говорящей лицом. Но все равно он явно не понимал, чего от него хотят, и взгляд его оставался пустым.
      - Извините... Вы мне? - запнувшись, проговорил он.
      - Игорь Борисович, я - Жанна Ивановна, Васина мама! - Борихин провел ладонью по лицу и уже по-другому посмотрел на женщину, но тут же отвернулся и прохрипел:
      - Я хочу немного побыть один... Если можно...
      - Зачем? Я не хочу, чтобы вы старались запомнить Васеньку таким, как только что увидели. Он бы тоже этого не хотел, я уверена. Знаете, Вася считал вас лучшим человеком на свете...
      - Что? - оторопело переспросил сыщик.
      - Он ведь рос без отца, - продолжала Жанна Ивановна. - Тот умер, когда Василий был еще малышом. А замуж я больше так и не вышла, не сложилось. Вы, вообще, первый мужчина, о котором Васенька говорил... нет, даже не с уважением... особенно как-то говорил, с восхищением, пожалуй... Да, именно так!
      Борихин долго молчал, явно стараясь осознать услышанное. Потом взял Жанну Ивановну за руку и, видимо, сдуру слишком крепко сжал ее, потому что женщина слегка поморщилась, но руку не отняла.
      - Знаете, Жанна Ивановна, - начал он очень медленно, с трудом подбирая слова, - я не могу дать вам слово, что отомщу за Василия. Просто права не имею. Потому что один раз уже поклялся на могиле одного очень молодого человека, а клятвы до сих пор не сдержал. У меня нет семьи. Никогда не было и теперь уже, наверное, не будет. Да что наверное - не будет точно! В общем, Василий... - он судорожно сглотнул, но сдержался и продолжил: - Извините, я вообще говорить не очень умею, а сейчас и вовсе... - Борихин покривил лицо в мучительной гримасе, встал со скамейки и быстро договорил: - Я найду вас. Обязательно найду, когда мне будет что сказать. Хотя что тут скажешь!.. - Он неловко махнул рукой, поспешно отвернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу из сквера. Жанна Ивановна долго смотрела ему вслед, потом проговорила - словно сама себе:
      - Вася бы, наверное, сейчас как-нибудь пошутил. Как-нибудь очень-очень смешно, как он умел... - и, не имея больше сил сдерживаться, она заплакала и уже сквозь слезы выговорила безысходно: - Но я не смогу...
      Горлышко бутылки стучало о зубы. Сидевший на гимнастической скамейке Гиви, запрокинув голову, вливал в себя коньяк и плакал. На расстеленной рядом газете лежали вперемешку толсто нарезанные ломти хлеба и колбасы, к которым Гиви так и не прикоснулся.
      - Бон суар! - донеслось от двери. - О, кель сюрприз! Тренер сборной в запое. А свинюшник-то, свинюшник. Как в лучшие времена. Шарман...
      - У, гнида! - взревел грузин и запустил в Артура подвернувшейся под руку гантелей.
      Тот едва успел уклониться - чугунный снаряд пролетел в считанных сантиметрах от его головы и тяжело, как ядро, покатился по полу. Жеманность Артура моментально улетучилась.
      - Ты что, сдурел?! - завопил он. - Бычара стадионная! Ты ж меня чуть не убил!!!
      - Иди сюда, - вдруг совершенно спокойно потребовал Гиви.
      - Мерси боку, - Артур на всякий случай отступил на шаг. - Тебя такого мне и на расстоянии много.
      - Сюда иди, я сказал! - повысил голос грузин. - Садись, выпей...
      - В таких условиях? - поморщился модельер. - Жамэ...
      - Тогда пшел вон! Пока я тебе башку не отбил, - Гиви ухватил себя за остатки волос, сильно дернул их и простонал: - Борис...
      - Что - Борис? - мгновенно заинтересовался Артур.
      В пьяной истерике Гиви стал колотить кулаком по скамейке так, что с нее посыпались куски колбасы.
      - Убили его! - захлебывался он в рыданиях. - Убили - ты это себе можешь представить!! Козлы, падлы, всех ненавижу!
      У Артура загорелись глаза - от обычной смеси любопытства и злорадства, и он подошел поближе.
      - Извини, Гиви. Ну правда, я же не знал. А... как его убили, интересно?
      - Интересно?! - зашелся в крике грузин. - Интересно тебе, сука?!
      - Ну чего ты! - Артур отскочил. - Я просто так спросил, извини.
      - Сядь, выпей, - снова проговорил Гиви. - За Бориса выпей, за ЧЕЛОВЕКА! Мы все шнурка от его ботинок не стоим, понял, ты?! А вот живем... Мы живем, а его...
      Артур выпил рюмку коньяка, посидел немного молча и как бы невзначай поинтересовался:
      - А что - Анатолий Анатольевич сегодня тренироваться не будет?
      Гиви, который раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, только тихо простонал:
      - Ox, не знаю я... Ничего не знаю...
      - Бьен, - Артур встал. - Сэ ле там а парти. Ты, Гиви, не обижайся. Я, наверное, пойду. А то, сам видишь, ты сегодня непредсказуемый. Гирями бросаешься. - Он осторожно попятился к дверям и на ходу повторил: - Не обижайся, ладно?
      В кабинете Толстого шло совещание. Помимо самого хозяина и, конечно, Буржуя на нем присутствовал Пожарский, который, полночи пролежав в бессознательном состоянии на квартире у Лизы, заявился на рассвете и порадовал своих друзей новым поворотом событий. Был здесь хмурый и несчастный Борихин, который временами словно каменел и сидел, уставясь в одну точку, не видя и не слыша ничего. В дальнем углу примостился на краешке стула Семен Аркадьевич. Он горевал о Василии, быть может, не меньше Борихина, но стариковское горе сдержанней в проявлениях, и выражало оно себя в непривычной рассеянности эксперта и в том, что пару раз он украдкой бросал под язык таблетку.
      - Что-то у меня все это в систему никак не складывается, - сказал Буржуй, итожа часовой разговор. - Эта самая Лиза, покушение на Воскресенского, убийство Васи...
      - Я, конечно, сейчас плохо соображаю, вы уж извините, - угрюмо проговорил Борихин. - Но система есть. Причем ясная. Они подбирались со всех сторон, чтобы как минимум один из вариантов сработал.
      - Подбирались? - потребовал ясности Буржуй. - К чему подбирались, Игорь Борисович?
      - Ясное дело к чему. К деньгам вашим, гори они огнем, - Борихин сердито сжал челюсти.
      - Не пойму, зачем тогда все так запутывать, - засомневался Пожарский.
      - Я вот тоже что-то не врубаюсь, - поддержал его Толстый.
      - Да специально для того, чтобы мы с вами вот так сидели - и ребусы разгадывали. А все просто. Просто и жестоко. Василий мне прокричал, перед тем как... Ну, в общем, во время последнего разговора: "Мы идиоты! Все элементарно!"
      - Не обижайтесь, Игорь Борисович, - Буржуй с сочувствием посмотрел на сыщика, - но он же мог и ошибаться...
      - Да нет! - Борихин упрямо мотнул головой. - То есть, вообще мог, конечно, но он это так сказал... Он что-то явно увидел или услышал... Что-то, после чего все становилось ясным. А следил он именно за Кудлой.
      - Вы меня, конечно, простите, молодые люди, - в первый раз за все время подал голос и старый эксперт. - Вы не станете возражать, если я выскажу кое-какие соображения?
      - Конечно, Семен Аркадьевич, что вы спрашиваете! - пожал плечами Буржуй.
      - Благодарю вас, - чуть поклонился старик. - Я просто подумал: а что было бы, если бы преступнику удалось все, что он задумал?
      - В каком смысле? - уточнил Толстый.
      - В самом прямом. Многое у него сорвалось. А если бы случилось иначе?
      - То есть вы хотите сказать - Воскресенский умирает скомпрометированным, Олежка отдает им дискеты и исчезает, Игорь Борисыч разбивается на машине, меня режут в камере... - понял Буржуй.
      - Идея золотая, - ожил Борихин. - Давайте прикинем... - Он потянулся за листом бумаги и попытался начертить схему, но ручка не желала подчиняться дрожащей руке, и, в сердцах отбросив ее в сторону, сыщик беспомощно пробормотал: - Нет, у меня что-то...
      - Давайте я, - Пожарский придвинул лист к себе. Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся от волнения и спешки Вера. За ней протиснулся запыхавшийся Костя. Толстый встревоженно вскочил.
      - Верунь, ты чего?
      - Что случилось, доктор? - голос Буржуя был спокоен, но в нем прозвучала особая, волчья настороженность.
      ...Через полчаса у одного из домов окраинного массива остановилось несколько машин. Первыми из них выбрались охранники и, осмотрев подходы, направились к подъезду. Один из телохранителей умело и незаметно оттеснил Буржуя, который попытался первым вбежать в парадное. И только после осмотра лестницы и лифта охрана разрешила войти всем остальным.
      У нужной двери Буржуй все равно оказался первым и решительно придавил кнопку звонка.
      - Кто там? - в женском голосе, отозвавшемся за дверью, как-то странно слились испуг и надежда.
      - Извините. Проверка паспортного режима, - ровно ответил охранник.
      Дверь открылась. На пороге стояла милая женщина лет двадцати восьми в домашнем халатике. Буржуй, не раздумывая, протянул ей последнюю фотографию сына и жадно уставился в лицо, ожидая реакции. На секунду женщина словно окаменела, затем, с неожиданной силой оттолкнув охранника, набросилась на Буржуя с криком:
      - Что вы с ним сделали?! Отвечайте! Что вы с ним сделали?!
      ...Оля - так звали хозяйку квартиры - немного успокоилась и сидела в кресле, вытирая тыльной стороной ладони заплаканные глаза. Остальные пристроились кто где. Буржуй же примостился на корточках прямо напротив Ольги и не сводил с нее глаз в ожидании, когда она сможет начать рассказ.
      - Это было около года назад... - тихо и как-то отрешенно проговорила девушка. - Я тогда очень поздно возвращалась домой, так получилось... Вышла на проспект, старалась поймать такси... Но машин было мало, и шел сильный дождь...
      ...Шел сильный ливень, и Ольга уже отчаялась поймать машину. Редкие автомобили проносились мимо, окатывая девушку фонтанами брызг, но это уже ее, и без того насквозь промокшую, совершенно не пугало.
      Неожиданно рядом с ней остановилась машина, но Ольга даже внимания на нее не обратила: автомобиль был роскошный, на таких не "грачуют" на ночных улицах. Однако задняя дверца открылась, и из салона донеслось: "Садитесь".
      В иных обстоятельствах Ольга только шаг ускорила бы, но в ту минуту ей неимоверно, очень хотелось попасть в тепло, оказаться в горячей ванне, выпить крепкого чаю. Она несмело приблизилась и заглянула в салон.
      Не слишком яркое освещение салона не позволяло рассмотреть детали, но Ольга обратила внимание на очень элегантный костюм мужчины, сидевшего за рулем, и на его грустные, как ей показалось, и очень светлые глаза. "Садитесь", - снова повторил водитель без всякого нажима, и все же в негромком голосе его чувствовалась уверенная сила. Почему-то Ольге захотелось подчиниться и почему-то ей показалось, что рядом с этим человеком ей не грозит никакая опасность. С сомнением взглянув на свою промокшую одежду и на дорогую велюровую обивку сидений, она нырнула в машину и назвала адрес.
      Автомобиль уже несся по пустынным улицам, когда рядом с Ольгой зашевелился какой-то сверток, который девушка поначалу принимала за небрежно брошенную на заднее сиденье куртку. Сверток жалобно захныкал. Ольга присмотрелась - возле нее лежал полуторагодовалый ребенок в непромокаемом комбинезончике. До этого момента малыш спал, но сейчас проснулся и заплакал.
      Совершенно инстинктивно девушка взяла его на руки и стала баюкать. Малыш доверчиво прильнул к ней, тут же успокоился и мирно засопел. Улыбаясь малышу, Ольга даже не заметила, что в зеркальце заднего вида за ней внимательно наблюдают блекло-прозрачные глаза.
      У Олиного подъезда машина остановилась. Водитель повернулся к девушке и со спокойной усталостью проговорил:
      - Мне пора. Оставьте мальчика себе. Его мать умерла. Если я останусь жив, то вернусь за ним. Если нет - он доставит вам много радости: в его жилах течет немного подпорченная, но все же кровь Чингисхана...
      И человек с прозрачными глазами вышел под дождь и зашагал в темноту.
      - Подождите! - крикнула ошарашенная Ольга ему вслед, приоткрыв дверцу. - Да вы что? Это вы так шутите?
      - Нет. Просто мне пора, - донеслось из темноты, из-за сплошной завесы дождя. - Не отдавайте его, он сделает вашу жизнь осмысленной хоть на какое-то время.
      Девушка выскочила из машины с ребенком на руках и бросилась за незнакомцем, но холодные капли упали малышу на лицо, он проснулся и заплакал. Оля инстинктивно наклонилась, защищая малыша от дождя своим телом, и оторопело посмотрела в темноту, все еще не веря, что все это действительно случилось. И случилось именно с ней.
      - И вы... вы оставили себе ребенка? - жадно спросил Буржуй.
      Оля очнулась от воспоминаний и тут же заплакала:
      - Я... всю ночь просидела около телефона, - проговорила она сквозь слезы, - думала, как поступить... Несколько раз даже набирала номер... А потом, на рассвете, решила... Что вы так смотрите? Почему я не могла оставить его?! Почему?.. Вы думаете, в приюте ему было бы лучше? Да, я знаю, что нарушила закон, но тот, кто писал этот дурацкий закон - у него нет сердца!.. Малыша не украли, я точно знаю!.. Я даже в милицию звонила!.. Честное слово!.. Машина долго стояла перед домом, затем куда-то исчезла...
      Буржуй тихо и отчетливо, стараясь, чтобы не задрожал голос, спросил:
      - Где?.. Где он?..
      Ольга от удивления даже плакать перестала.
      - Я думала, вы... Разве вы не заодно с ним? - Она обвела присутствующих изумленным взглядом, но все смотрели на нее с таким же немым вопросом в глазах, и тогда она, всхлипнув, снова заговорила: - Он... пришел сегодня утром... Точно такой же, как год назад... И прямо с порога сказал - у него такая улыбка, знаете, я не могу объяснить, - он сказал: "У вас есть что-то, что вам не принадлежит, Ольга. Помните грозовую ночь?" Я не успела ничего сделать, даже закричать не успела. Мне вдруг стало больно... Невыносимо больно... Здесь, в груди... Я на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась... - Она снова зарыдала, но быстро справилась с собой. - Их уже не было... А я даже скорую вызвала, потому что думала - умру... - Доктор Костя, смущенно кашлянув, отвернулся к шкафу и с невинным интересом принялся рассматривать книги. Ольга продолжала: - А потом так же неожиданно все прошло... И вот я жду... Просто сижу и жду... Сижу и жду...
      - Чего же вы ждете? - хмуро поинтересовался Буржуй.
      - А что, что я могу еще делать?! - прокричала Ольга. - Пойти в милицию?! Кто я для них - воровка детей? Соучастница неизвестно кого?..
      В этот момент Борихин совершенно бесцеремонно оттеснил Буржуя и протянул Ольге карточку Кудлы:
      - Оля, успокойтесь и посмотрите, пожалуйста, очень внимательно...
      - Да что тут смотреть! - не дала ему договорить Ольга. - Это же он! Он!!! - Все как по команде сорвались со своих мест и побежали к двери. И несчастная девушка только и успела прокричать им вслед: - Подождите же! Кто вы?! Отдайте мне моего мальчика!!!
      Издалека окна в особняке Кудлы казались темными, но с близкого расстояния стало заметно, что где-то в глубине дома горит неяркий мерцающий свет. С пистолетами в руках Буржуй, Толстый и его охранники тихо проникли внутрь. Свет горел в том самом глухом углу, где совсем недавно прятался Буржуй. Только теперь там стояла видеодвойка, и это ее экран сиял ярким фоновым светом. Перед телевизором стояло любимое кресло Толстого. И в этом кресле явно кто-то сидел. Кто-то очень маленький, не видный из-за спинки. Кто-то, чье присутствие выдавала только колеблющаяся на стене тень.
      Буржуй, слыша, как грохочет его собственное сердце, приблизился к креслу и заглянул в него. Там в позе ребенка сидел плюшевый мишка, а на его лапе лежал пульт видеомагнитофона. Чуть помедлив, Буржуй нажал кнопку, и на экране появилось то же самое кресло, вот только сидел в нем маленький заплаканный мальчик, и, прижимая к себе того самого плюшевого мишку, говорил в камеру явно заученный текст:
      - Папочка, любимый, дядя говорит, что ты есть, и мы будем все вместе гулять - и я, и ты, и мама. Но только если ты, папочка, будешь очень-очень послушный...
      ГЛАВА 25
      Чуть поодаль играла траурная музыка, слышно было, как произносят надгробные речи. На старом городском кладбище хоронили Бориса. Старый авторитет уходил навсегда. Буржуй, Толстый, Пожарский и Борихин сидели в стороне, на скамеечке у чужих могил и ждали. Буржуй не хотел толкаться в толпе, среди большей частью посторонних и неприятных людей. С Борисом он хотел попрощаться без суеты и лишних формальностей. Примерно то же чувствовали остальные. Но не Борихин. Тот высказался зло и без церемоний:
      - Я уголовникам почестей не воздаю. Не для того я эту мразь полжизни уничтожал, как мог, чтобы на их могилах поклоны бить. И вообще, нашли место для совещания!
      Буржуй поиграл желваками, но промолчал. Сыщик до сих пор был сам не свой от горя, так что нужно было стерпеть. Зато за покойного вступился Толстый.
      - Зря ты так, Борисыч, - примирительно проговорил он. - Может, Борис, ну, одним словом, по твоему ведомству и не святой, но мужик он был реальный. Сильный, честный. Мужчина, одним словом! Я, сам знаешь, тоже эти самые кладбища не люблю, но так уж сегодня совпало. А кроме того, этот ваш майор сам сказал, что должен на похоронах быть, не так, что ли?
      Мужчины помолчали. Потом разговор зашел о странных событиях последних дней, похищении ребенка, об участии в нем Кудлы. Буржуй уже совершенно не сомневался в том, что его близких убил именно он. И только жалел, что не пристрелил его тогда, в селе.
      - Но у него же полное алиби, - усомнился Пожарский.
      - У него было бы алиби в одном случае: если бы он все время был рядом со мной! - отрезал Буржуй. - Ясно!?
      - Вы, Коваленко, тоже не перегибайте. - Борихин, ненавидевший Кудлу не меньше Владимира, оставался ментом. - Мовенко официально запрашивал Интерпол, а это, знаете, организация серьезная, отписками не занимается... Лучше скажите: вы точно уверены, что на пленке ваш сын?
      - Да, - без малейших сомнений сказал Буржуй и отвернулся.
      - Ну, тогда... - сыщик поколебался, подбирая слова, - завидую вашей выдержке. Честное слово.
      - Эх, а сейчас-то чего делать? - Толстый по давней привычке поскреб в затылке.
      - Ждать, - резко ответил Буржуй.
      - Чего ждать? - не выдержал Борихин. - У моря погоды?
      - Он появится, - убежденно проговорил Коваленко. - Обязательно появится. Он все это делает не просто так.
      - И все равно не понимаю, - пожал плечами Пожарский. - Если Воскресенский ни при чем, кто сел за компьютер - наш компьютер! - и перепроверил данные?
      - Я вам, Олег, могу еще сотню таких вопросов задать, - Борихин досадливо поморщился. - А что толку?.. О, Серега идет.
      По аллейке между могилами к ним действительно подходил Мовенко. Именно от него - из первых рук - Буржуй непременно хотел получить сведения о запросе в Интерпол.
      - Привет всем, кого не видел, - майор пожал руку Борихину, остальным небрежно кивнул. - Мерзкое зрелище. - Он мотнул головой в сторону продолжавшегося траурного митинга. - Хоронят, как какого-нибудь врача-академика! А самих можно через одного вязать. Мразь, урки!
      Борисыч, только что высказывавшийся приблизительно в том же ключе, остался доволен. Бросил:
      - Серег, тут ребята в алиби Кудлы сомневаются...
      - Мало ли кто в чем сомневается. Я одно знаю: по официальному ответу Интерпола на наш запрос господин Кудла во время гибели вашей семьи, Коваленко, находился в Нью-Йорке, где его видели многочисленные свидетели. И уж точно не вылетал из Соединенных Штатов. Так что - в отличие от вас, кстати, - у него алиби есть.
      - Прослушки нет, у Кудлы - алиби. Что, прикажете в чудеса верить? - в упор посмотрел на майора Буржуй. Тот ответил тяжелым взглядом.
      - Я вам ничего не приказываю. Игорь попросил меня об услуге, я ее оказал. А свои ребусы дурацкие разгадывайте сами - я к вам не нанимался!
      После бесконечных проволочек и оттягиваний Вера наконец покорилась необходимости и собралась на дачу. Она шла по двору к машине во главе небольшой процессии - нагруженных корзинами, свертками и сумками охранника Ивана и доктора Кости. Зазвонил телефон.
      - Да, - проговорила она в трубку. - Толстый, лапочка, не ругайся, мы уже выходим... Честное слово, уже возле машины. Вот Ваня может подтвердить... Слушай, ничего нового? Ну как - насчет Володеньки?.. Да? Хорошо... Конечно, как только приедем, я позвоню. Обещаю!.. Все, целую тебя... - Она отключила трубку и скомандовала: - Мальчики, давайте это все в багажник. Влезет?
      - Конечно, влезет, - тяжело вздохнул Костя и окинул пренебрежительным взглядом приличную горку клади. - Меня, честно говоря, даже беспокоит, что мы взяли так мало еды. Вы же говорите - там всюду лес, а какие в лесу продмаги...
      - Я же вам говорила, Костик, не волнуйтесь: у Толстого там припасов - как на случай войны.
      - Питаться консервами - значит сознательно укорачивать себе жизнь, - докторским тоном проговорил Константин. - Странно, Вера, вы - такая практичная девушка, а не понимаете элементарного...
      - Ладно, уговорили, - Вера захлопнула багажник. - По дороге заедем к китайцам, купим чего-нибудь вкусненького.