День рождения Буржуя - 2

      - Что, опять проблемы? - Зина все-таки не решилась прямо приступить к деликатному выпытыванию. - Кофе будешь?
      - Нет, не хочется. А проблем никаких не добавилось.
      У нас уже давно вся жизнь - одна сплошная проблема.
      - Да ладно, прям-таки. Твой Толстый, если хочешь знать, еще хорошо держится. Он лучшего друга потерял, не забывай!
      - Ага. А я, между прочим, родного брата! А в придачу - родную бабушку и лучшую подругу с ребенком.
      - Ты не сравнивай. Женщины легче переживают потерю близких. Медицинский факт, между прочим.
      Зина налила себе кофе, отхлебнула. Верка, конечно, выстрадала будь здоров! Вон ведь и Толстого это она из могилы вытащила. Когда тот лежал парализованный после ранения в позвоночник и не было никакой надежды на выздоровление, одна только она, пожалуй, и верила. И достигла своего - спасла мужа. Кому ж захочется теперь его терять. И немножко нелогично Зина напустилась на подругу:
      - Так что не гневи Бога, Верка. Толстый у тебя - золото, а не мужик. Сама сколько раз говорила!
      - Да я и сейчас повторю, - вздохнула Вера. - Только мучает меня это золото так, что видеть больно. Знаешь, иногда проснусь ночью, а он не спит. Лежит, смотрит в потолок не отрываясь и зубами скрипит.
      - Серьезно?
      - Ну! Ты же его, в общем-то, не знаешь, Зинка. Таких мужиков вообще на свете не бывает.
      - В каком смысле?
      - Да во всех смыслах! Ты вот насчет анализов деликатно молчишь...
      Зина, испуганная таким внезапным переходом от одной темы к другой, едва не пролила горячий кофе себе на колени. Да и сама по себе тема эта была не из приятных. Кому ж понравится сообщать близкой приятельнице известие, которое перевернуло не одну женскую судьбу. Зина отставила кофе в сторону и посмотрела на Веру. Та глядела на врача с надеждой, хотя и было заметно, что она не слишком верит в благоприятный для себя исход. Зина решилась:
      - Молчу, верно. Хотела до другого раза отложить.
      - А что толку! Думаешь, сама не знаю? Погуляла Верочка... Что ужас там?
      - Ну, ужас не ужас, а мама из тебя, как из меня - папа.
      Вера помолчала. Потом достала сумочку и, опустив голову, принялась что-то в ней искать. Зина решила, что платочек. И даже пожалела, что слишком уж прямо сообщила подруге о результатах анализов. Но Вера достала сигареты и подняла голову. Слез в ее глазах не было.
      - Спасибо, что хоть не врешь. Налей тогда и мне кофе, раз такое дело, - она закурила. - Спортивный режим отменяется. А Толстый, кстати, и в этом себя винит, добрая душа.
      Зина, подававшая подруге дымящуюся чашку, искренне удивилась:
      - Здрасьте-пожалста! Он-то при чем?
      - Да все из-за ранения этого.
      - Опомнись, подруга. Его же не в это самое место ранили. Или что возникли затруднения? - Вера печально улыбнулась:
      - Затруднений хватает, но только не в этой области. - Зина недоуменно развела руками:
      - Что-то я не пойму.
      - Не поймешь, потому что раньше Толстого не знала. Та сволочь, он не ранил Толстого, а убил. Потому что того, прежнего, Толстого уже нет. Я на него смотреть боюсь, чтобы не заплакать. Ходит осторожно, как инвалид, телохранителей завел...
      - Телохранители ему, допустим, по штату положены. А что врачи говорят?
      - Да что врачи! Я Толстого лучше любого врача знаю. Этот гад ему словно душу прострелил! Все у него в порядке - здоровый, как медведь. Бывало, забудется - сейф легко передвинет. А только затем уж побледнеет и потом покроется. Словно сам своей силы боится, не верит в нее. Пить начал. Заговаривается.
      Зина пораженно подняла брови.
      - Как это?
      - Вот так. Иногда о Буржуе как о живом заговорит, а потом опомнится, осечется и молчит...
      - Серьезная психическая травма. Проще простого.
      - У тебя все просто, Зинка. А мне с этим жить приходится. Одно могла для него сделать - ребенка родить. Да и то, выходит, не с моим счастьем.
      - Ты погоди паниковать. Я тут одну новую методику изучаю. Очень передовую...
      - Не надо, Зин. Методика-то, может, и хорошая, да только я у тебя плохая. Испытаешь на ком-нибудь другом.
      Кофе был допит, и наступило молчание, как бывает, когда говорить уже не о чем, но еще нужно найти предлог для расставания. Зина первой прервала паузу:
      - Знаешь, смотрю вот на тебя, а сама все Аминку вспоминаю. Так же ко мне забегала, на этом самом стуле сидела. Как вчера было... Жаль, дежурить приходится. Свозишь меня как-нибудь на могилку?
      - Свожу, свожу. Знаешь, я там часто бываю. Одна. Съезжу - и вроде легче на душе становится. - Вера поднялась. - Все, я поехала!
      ГЛАВА 2
      Таможенников и пограничников на контрольно-пропускном пункте международного аэропорта "Борисполь" трудно удивить экзотическими личностями. Видели тут ухоженных западных старушек с фиолетовыми волосами и в молодежном прикиде, видели длиннобородых хасидов в старомодных шляпах и с пейсами до пояса, видели арабских шейхов в сопровождении десятка жен - словом, кого тут только не видели. Но колоритная парочка, появившаяся в досмотровом зале после посадки рейса из Лондона, заставила слегка удивиться даже асов таможенной службы.
      Впереди шествовала дородная пожилая женщина с таким моложавым лицом, что язык не повернулся бы назвать ее старухой, хотя по глазам ее и становилось понятно, что прожила она на этом свете немало лет. Одета она была в вышитую сорочку и клетчатую запаску, волосы ее прикрывал старинный очипок. По той непринужденности, с какой она несла на себе этот наряд, сразу было видно, что это не маскарадный костюм, а повседневная ее одежда. Вокруг этой матроны, то забегая вперед и заглядывая ей в глаза, то отставая, чтобы с любопытством оглядеть зал, вился и вовсе странный тип. Белую его рубаху украшал клетчатый галстук-бабочка, клетчатые же шорты поддерживались на талии широкими ярко-красными помочами, дополняли наряд белые гетры и берет в таких кричащих тонах, что их бы не признал родными ни один уважающий себя шотландский клан.
      - Вот мы и дома, - радостно констатировал псевдогорец на чистейшем русском языке. - Эх, хорошо! Сейчас только багаж получим...
      - Ты давай, Костику, чекай, а я на двори буду. Ледь не задыхлася у тому литаку. Хочу ридну зимлю видчуты.
      - Зря вы, пани Стефо. Очень даже приличный самолет. "Боинг". Кормят вкусно, и не качало вовсе. Я даже поспал.
      - Якбы хотив Господь, шоб я литала, дав бы крыла. Ну все, давай швыдко, - и, отдав это распоряжение, Стефания через "зеленый коридор" направилась к выходу.
      Прямо на пандусе, спускающемся от раздвижных дверей аэропорта, она разулась и, под удивленными взглядами окружающих, провожаемая резкими гудками автомобилей, спокойно зашагала через широченную площадь к цветочной клумбе, единственному зеленому оазису среди асфальтовой пустыни. Ступив на траву, Стефания закрыла глаза, перекрестилась и зашептала молитву.
      Тем временем Костик в ожидании багажа шлялся по залу и от нечего делать заглядывал в мониторы сканирующих приборов, оттирая от них возмущенных такой непосредственностью таможенников.
      Доктор Костя, которого, несмотря на его далеко не юный возраст и диплом врача-психиатра, уменьшительным именем называли и знакомые, и малознакомые люди, был одним из первых, кого воля Кудлы втянула в клубок грандиозной интриги, затеянной тем против Буржуя Коваленко. Скрываясь от преследований страшного "человека в черном" в хате бабы Кати, Костя познакомился со Стефанией, сельской ворожеей. Потрясенный ее способностями, он порвал с официальной медициной и стал преданным учеником волчанской "колдуньи". За год с небольшим эта странная парочка многого добилась...
      Лента транспортера тем временем неохотно тронулась, и Костя потрусил к ней вылавливать свой багаж.
      - О, вот он, родименький. А вот и второй, - приговаривал он, выуживая один чемодан за другим из россыпи сумок и баулов. - Какой тяжеленный! Носильщик!!! И носильщика нет. Прямо наказание...
      И, пошатываясь под тяжестью багажа, доктор побрел к пункту таможенного досмотра.
      Уже через пять минут к этому таможенному пункту сбежались едва ли не все таможенные офицеры смены. Костя, взмокший, растерянный, стоял в их окружении и затравленно озирался, то и дело утирая пот со лба скомканным клетчатым беретом. Оба его чемодана, совершенно раскуроченные, лежали на досмотровом столе, вывалив из своего нутра на оцинкованную столешницу сотни баночек, пузырьков и пробирок с разноцветными порошками, мазями и жидкостями, пучки засушенных растений, целлофановые кулечки с какими-то листьями и травами.
      - Значит, вы из Лондона прилетели, - уже в который раз уточнял один из таможенников, буравя доктора подозрительным взглядом.
      - Ну я же вам уже три раза говорил! С симпозиума по применению старинных рецептов ведьм и ворожек различных регионов Европы в современной нетрадиционной медицине.
      - Какой медицине?
      - Народной, - настороженно начал Костя, но потом, видимо вспомнив что-то приятное, увлекся: - Между прочим мой доклад о психомедикаментозном действии приворотных травяных смесей был признан одним из самых интересных...
      - Вы говорите - приворотных? - хладнокровно прервал его тираду таможенник.
      - Именно, - вдохновленный его вниманием продолжал Костя. - Видите ли...
      На этот раз ему не дал договорить таможенник рангом постарше, судя по погонам и седым волосам. Он давно уже вертел в руках странную баночку с сигнатурой, выполненной руническими письменами. Сунув баночку Косте под нос, он вопросил инквизиторским тоном:
      - А это что такое?
      Доктор мигом выхватил баночку из рук оторопевшего таможенника и засунул ее поглубже в груду вываленных из чемодана снадобий.
      - Осторожней, пожалуйста, - потребовал он. - Это толченая печень убитых в полнолуние жаб. Очень ценный ингредиент, подарок от ведьм Южного Сассекса.
      Таможенники молча переглянулись. Седой будто невзначай поинтересовался:
      - Скажите, какие-нибудь из ваших... э... препаратов являются психотропными?
      Костя оглядел толпящихся вокруг него людей в серых мундирах взглядом высококвалифицированного лектора, вынужденного выступать перед аудиторией из интерната для дебилов.
      - Ну, вы меня удивляете, - снисходительно изрек он. - Практически каждый из них является мощным средством психотропного воздействия. Причем не имеющим пока что аналогов в нашей стране. Так что, сами понимаете, предстоит еще произвести подробный химический анализ, прежде чем мы сможем, так сказать, наладить собственное производство.
      По рядам таможенников прошел ропот.
      - Производство? - эхом отозвался седой.
      Костя, не замечая ничего вокруг, продолжал токовать, как глухарь на току:
      - Ну, может, производство - сильно сказано. Это требует больших затрат. Но какое-то количество нам под силу выпускать сразу. Тем более клиенты, сами понимаете, найдутся. Чего-чего, а за этим дело не станет. Сбегутся - не успеем опомниться!
      - А это у вас что? Я так понимаю - конопля? - вкрадчиво осведомился седой, показывая Косте целлофановый пакет, но так, чтобы тот не сумел его выхватить.
      - Нет, - пренебрежительно отмахнулся доктор, - это собранная в проклятых местах крапива вперемешку с молочаем и с добавлением сушеных волчьих ягод. Состав не новый, хоть и эффективный. Объект принудительного сексуального интереса, в просторечии - приворота, практически обречен. Тут главное - дозу не завысить, а то... Ну вы понимаете... - Костя вытащил из кучи другой пакет и продемонстрировал его таможенникам. - Конопля вот. Специально просушенная по нашему собственному рецепту! Причем с добавлением некоторых секретных ингредиентов. Так сказать, для усиления галлюциногенного момента. Действие - вы себе даже представить не можете ничего подобного!
      Тут увлекшийся лекцией Костя наконец заметил странную реакцию аудитории. Толпа таможенников уже не роптала глухо, а возбужденно гудела. В глазах доктора начало проступать понимание. Но было поздно. Его аккуратно подхватили под руки и куда-то потащили из зала.
      ...Когда отчаявшаяся дождаться Костю Стефания отправилась на поиски, обнаружить его она смогла уже в комнате личного досмотра. Преодолев сопротивление таможенника на входе, она вошла в помещение и замерла на пороге. Картина, открывшаяся ее глазам, действительно впечатляла.
      Костя в позе прихваченного радикулитом дедушки стоял, уперев руки в стол. Рубашка на нем отсутствовала, а шорты были приспущены, демонстрируя миру семейные трусы с патриархальным цветастым узором. Руки бедняги оказались скованными наручниками, что свидетельствовало: доктор не сдавался без боя, на столе богатой россыпью лежало содержимое обоих чемоданов, вокруг которого встревоженным роем вились таможенники. Двое уже вели протокол:
      - Так... Номер двадцать восемь, - диктовал один. - Подозрительного вида прозрачная колба с растительной смесью неизвестного происхождения. Номер двадцать девять. Подозрительного вида аптекарская бутыль прозрачного толстого стекла с коричневым порошком неизвестного происхождения...
      Возня у двери привлекла всеобщее внимание. Оглянулся и Костя, а завидев Стефанию, судорожно и облегченно всхлипнул, как потерявшийся малыш, наконец-то нашедший обожаемую мамочку. Ворожка решительно шагнула вперед:
      - Добрый день. Хай вас благословить Господь та даруе мир и спокой на вcи времена...
      Через десять минут приведенный в божеский вид Костя стоял возле Стефании, держа в каждой руке по огромному чемодану. И только это, похоже, не позволяло ему вцепиться в ворожкину запаску. Стефания же кланялась в пояс и прощалась с таможенниками:
      - Дай вам Боже щастя, люди добри! Хай удача вас не обмынае, а лыхо идэ coби стороною. Спасибо вам! - тут она толкнула Костю локтем. - Подякуй людям, Костик, що стоишь, як дурень.
      Доктор попытался выдавить из себя нечто, хотя бы отдаленно напоминающее улыбку, но вместо нее получился крысиный оскал. Таможенники же вразнобой, но на удивление доброжелательно отвечали кто как мог на слова ворожки. Наконец, к великому Костиному облегчению, он со Стефанией оказался за дверью.
      - Ой, Костику, Костику. Ты хоч и доктор, а як тая дытына, улыбнулась Стефания.
      - Фаш-ш-шисты! - только и прошипел доктор в ответ.
      Насвистывая что-то маршеобразное, Борихин бодро преодолел несколько пролетов лестницы и вставил ключ в замок. Он еще не привык к своей новой квартире, в которой устроил и нечто вроде офиса, а потому долго возился с замком. Когда ж открыл наконец дверь, его едва не сбили с ног.
      - Эй-эй, осторожней! - он отпихнул от себя высокого парня, который сломя голову вылетал из квартиры. Парень расплылся в улыбке:
      - Извините, Игорь Борисыч. Здрасьте!.
      - Здрасьте, здрасьте. Куда это ты разогнался?
      - Потом расскажу.
      Парень смешно скосил глаза на лестницу за спиной Борихина и попытался бочком протиснуться мимо него, но тот ухватил его за рукав.
      - Ну-ка, постой. Что значит - потом? Ты на работе, между прочим.
      - А я что, по-вашему, - на свидание бегу? - дерзко осведомился юноша.
      - Не знаю я, куда ты бежишь, ты мне еще не доложил. Ну-ка, зайди.
      Вася, молодой помощник Борихина, понял, что сбежать, пожалуй, не удастся, но все-таки предпринял еще одну попытку:
      - Игорь Борисович! Время теряем!
      - Давай-давай, заходи, - не поддался нажиму Борихин. - И успокойся, наконец. Не сыщик, а влюбленная гимназистка. Вася разочарованно вздохнул, пожал плечами и направился в глубину квартиры, а по дороге продолжал огрызаться:
      - Обижаете, шеф. Здоровое оперативное волнение.
      - Много ты знаешь о здоровом оперативном волнении! - проворчал Борихин. - У нас кофе есть?
      - Как всегда - растворимый.
      - Вот и займись приготовлением.
      - Игорь Борисыч! - попытался отвертеться Вася. Он явно планировал провести время не у плиты.
      - Давай-давай. Может, оперативное волнение снимешь хоть немного. А заодно расскажешь, что ты там такое интересное обнаружил, раз прыгаешь, как балерина.
      - Умеете вы, шеф, обидеть человека тупыми ментовскими остротами, в последний раз огрызнулся Вася и покорно поплелся на кухню.
      - Хамить только не надо, ладно? - бросил ему вдогонку Борихин.
      - Так точно, гражданин начальник... Кстати, вы мне новый мобильник купить обещали.
      Хитроумного Васю явно не грела перспектива выкладывать начальству свои открытия, и он уводил разговор в другое русло. Попытка блестяще удалась:
      - Я обещал?! - возмутился Борихин. - Что-то не припомню.
      - Так этот же шумит, как пылесос. Ничего не слышно.
      - А кто его в ванну уронил? Я, что ли?
      - Я же объяснял - случайно получилось. И вообще уронил не я, я просто подхватить не успел. Это в нерабочее время было.
      - Вот пусть твоя подружка и возместит.
      - Вы только послушайте сами, чему меня учите, шеф! - Вася выглянул из кухни. - Брать деньги с женщины, - он закатил глаза в демонстративном негодовании.
      - Где там кофе? - рявкнул Борихин.
      - Айн момент, Игорь Борисович, - парень скрылся из виду.
      - Так что ты там нарыл? Давай, выкладывай, - Борихин вдруг вспомнил, с чего начинался разговор.
      - Рано докладывать. Окончательного результата нет, - донеслось из кухни.
      - Доложи о промежуточном, там разберемся.
      - Так нечестно, шеф! - заныл Вася. - Может, я хочу вам сюрприз сделать...
      - Сюрпризы будешь своей знакомой делать. Той, которая чужие мобильники в ванной топит.
      Вася появился из кухни с двумя дымящимися чашками в руках. Глаза его предательски блеснули.
      - Какой вы злопамятный, господин следователь. Подержите чашки, пожалуйста.
      - Давай, - Борихин опрометчиво прихватил чашки за стенки и тут же зашипел от боли: - Горячие!
      - И не говорите, с пылу, с жару - захихикал Вася, схватил со стола пистолет и мобильник и рванул к двери.
      - Василий, ты со мной не шути! - заорал Борихин и заметался по комнате, не зная, куда пристроить кофе. - А, черт! Ну-ка, вернись немедленно!
      - Извините, шеф, не могу, - донеслось из коридора. - Обещал же сюрприз. Ну, все. Ждите с победой. - Дверь хлопнула.
      Борихин избавился наконец от чашек и принялся энергично дуть на обожженные пальцы. Потом выглянул в окно и покачал головой то ли осуждающе, то ли восхищенно.
      - Вот стервец! - проговорил он и улыбнулся.
      Спортивная база Гиви на берегу Днепра уже мало чем напоминала прежнюю смесь кабака и борделя. Теперь во всем здесь властвовала эстетика по-настоящему элитного спортивного клуба. На столиках не было заметно ничего крепче соков и минеральной воды. Под навесом стояли тренажеры. Да и публика в дорогих тренировочных костюмах, работающая на снарядах и отдыхающая за столиками, вполне соответствовала общему впечатлению.
      Лихо развернувшись, к воротам клуба подлетел открытый кабриолет лимонного цвета. Из машины выбралось неопределенного пола существо в костюме под цвет автомобиля и развинченной походкой манекенщицы с подиума направилось ко входу. Здесь существо попыталось пробраться внутрь, проигнорировав охранника, однако тот вежливо, но твердо преградил странной личности дорогу:
      - Извините, могу я посмотреть ваш билет?
      - Что? - существо в лимонных тонах манерно поджало губы.
      - Вы член клуба?
      - Какой еще член? Мне Гиви нужен.
      - Георгий Станиславович? Простите, он вас ждет?
      - Не то слово, - криво улыбнулась странная личность. - Небось, все глаза выплакал...
      Охранник отступил на шаг в сторону и что-то проговорил в микрофон портативной рации. Потом поднял глаза на посетителя:
      - Будьте добры, как вас представить?
      - Скажите... - существо на секунду замялось, извлекло откуда-то из лимонных складок тонкую дамскую сигарету и плоскую зажигалочку, с шиком старой кокотки закурило и выдохнуло дым в лицо охраннику. - Скажите - старый друг, из Брюсселя.
      Сидевший в своем кабинете Гиви, немножко грузин, немножко киевлянин, немножко мафиози, немножко предприниматель, даже привстал слегка, когда лимонное видение возникло на пороге.
      - Быть не может! Глазам не верю!
      - Да, это я, - кокетливо потупило глазки существо.
      - Ну, здравствуй, беженец.
      - Бонжур...
      - А я-то сижу, гадаю, что это за друг у меня в Брюсселе объявился, - Гиви окончательно встал из-за стола и направился навстречу гостю. - Я про этот самый Брюссель только и знаю, что там - натовская штаб-квартира.
      - Брюссель, между прочим, - всемирный центр радикальной молодежной моды. Понятно? - наставительно проговорило существо.
      - Как же! На тебя только глянешь - и все понятно, - хохотнул Гиви. - Совсем педиком стал.
      - Ой-ой! Между прочим, это стиль такой - юнисекс. Ты хоть слово это знаешь?
      - Знаю, Артурчик, знаю. Слыхал. По-нашему - ни баба, ни мужик.
      Некоторое время Гиви и существо, в котором тот опознал старого своего подельника Артура, молча изучали друг друга. В былые времена Артур подвизался в роли сутенера и поставлял богатеньким клиентам Гиви проституток. Позже втянул грузина и в совсем уж неприятное дельце: вместе они попытались шантажировать Буржуя. Гиви сумел вовремя остановиться, а вот Артуру после провала авантюры пришлось покинуть своих курочек и бежать без оглядки. Где он скрывался два года, никто не знал. Впрочем, никто, похоже, узнать особенно и не стремился.
      - Эх, не поверишь, - Гиви первым оторвался от изучения старого знакомца, - рад я твою пакостную мордашку видеть. Ей-богу! Сам не знаю почему. По этому поводу можно и коньячку, хоть я уж и забыл, когда пил в последний раз... - и хозяин направился к бару.
      - Мне не наливай, - предупредил Артур.
      - Неужели бросил? Ну даешь, юнисекс! Честно скажу: не ожидал от тебя такой силы воли.
      - Ой, да при чем тут сила воли, - из складок лимонных одеяний на свет божий появилась марка, которую Артур привычным движением разорвал пополам. - Я теперь марки ем. С минералочкой.
      - Иди ты! - Гиви от удивления едва не уронил коньяк. - ты что же в голодной эмиграции научился бумагу жрать?
      Артур страдальчески поморщился:
      - Темный ты, Гиви, как шахтер. Что, про марки не слышал, что ли? Ну ЛСД!
      Гиви мгновенно подобрался и громогласно напустился на Артура, причем в его речи впервые проявился грузинский акцент:
      - Чего?! Ты в мой дом с наркотиками пришел?!
      - Ой, только не ори, я тебя прошу. Элитных физкультурников распугаешь.
      - Слушай, ты, простой брюссельский парень. Ну-ка живо спрятал свою мерзость! А то отберу - в унитаз спущу. Ты меня знаешь.
      Артур поспешно спрятал марку, но не удержался от замечания:
      - Если хочешь знать: ЛСД - наркотик легкий. Так, сознание расширить...
      - Такое сознание, как у тебя, лучше не расширять. Последний раз спрашиваю: коньяк будешь?
      - Ну буду, буду, успокойся. Букет хоть нежный?
      - Че-его? Какой еще букет?
      - Ладно. Наливай. Элитный ты наш.
      Минут через пятнадцать наметилась расстановка сил. Гиви наливал себе коньяк фужерами и частил, хотя удар держал хорошо - был весьма весел, но далеко еще не пьян. Артур же микроскопическими дозами цедил все тот же первый бокал.
      - Ну признавайся, признавайся, - требовал развеселившийся Гиви, ты и правда по этим самым Брюсселям шатался? Или, может, возрождал великое дело проституции каком-нибудь Крыжополе, а?
      - Перестань, Гиви. Я кто такой, по-твоему? Я, Гиви, - человек третьего тысячелетия!
      - Ага, - хохотнул Гиви. - Гостья из будущего.
      - Да хватит ржать. Я серьезно. В наше время главное - познать себя.
      - Да что тебя познавать-то, Артурчик. Ты весь как на ладони: хлипкий, западлистый, в бабьем прикиде... За что тебя люблю - сам не понимаю.
      - Я, между прочим, серьезно говорю. Так вот, я - натура артистичная, тонкая, так?
      - Да уж не гренадер!
      - Психологию девок вообще никто лучше меня не знает, - несмотря на реплики партнера, гнул свое Артур, - вкус у меня утонченный. Скажешь, не так?
      - Я помолчу лучше, - не стал обижать его Гиви.
      - Вот я и решил, - Артур на секунду замолчал, а потом торжественно объявил: - Пора мне заняться модельным бизнесом!
      - Модельки, что ли, будешь клеить, - уже откровенно расхохотался Гиви. - Ладно, не кривись, не кривись. Не в лесу живу, понимаю, о чем речь. А кого в модели-то наберешь - шалав своих безработных? Вот это зрелище будет! Артур и его команда.
      - Я, Гиви, - художник, - не обращая внимания на насмешки, продолжал Артур. - Я это только сейчас осознал. Мое призвание - красоте служить.
      - Ну, Пикассо, давай еще по одной, - Гиви щедрой рукой разлил коньяк. - За красоту! - Единым духом опорожнив свой бокал, он смачно крякнул и вперил хитрые глазки в собеседника. - Выходит, узнал про Буржуя и решил, что можно спокойно домой податься?
      Вся манерность мигом слетела с Артура, он тут же позабыл о своем великом артистическом призвании. При упоминании имени Буржуя руки у лимонного дива затряслись, коньяк расплескался, и Артуру пришлось поставить бокал на стол. Гиви не без удовольствия наблюдал за этой переменой.
      - Что узнал? - хрипло проговорил Артур. - Он что, еще не успокоился?
      Гиви посерьезнел, и в голосе его прозвучала неподдельная печаль:
      - Буржуй, Артурчик, навеки успокоился, царствие ему небесное.
      - Иди ты! - пораженный этой новостью, Артур не сумел скрыть облегчения. Он схватил со стола бокал и уже не чинясь опрокинул его в глотку. Ну, расскажи, расскажи...
      - Да что рассказывать. Спалил заживо и себя, и жену с младенцем, и бабку. А может, помог кто... Темная история.
      - С хорошим человеком этого бы не случилось, - с гаденькой улыбкой удовлетворенно заметил Артур.
      - Ты не лыбься, не лыбься, - нахмурился Гиви. - Буржуй человек был! Не тебе, юнисексу, чета. Борис его уважал, а значит, и я уважаю.
      - Подожди, а Верунчик? - вдруг вспомнил Артур.
      - Да Вера-то в порядке. За Анатолием Анатольевичем замужем.
      - За каким еще Анатолием Анатольевичем?
      - Ну за Толстым. Только его никто так больше не называет. Он крепко поднялся - даже покойному Буржую и снилось.
      - Что, в колясочке его возят? - злорадно поинтересовался Артур.
      Гиви устало вздохнул:
      - Говнюком ты был, Артурчик, говнюком остался. И Брюссели не помогли. Анатолий Анатольевич, если захочет, тебя самого в колясочку усадит. В мой зал, между прочим, ходит, силу восстанавливает. Лучше сообрази: у тебя алиби есть?
      - Какое еще алиби? - насторожился Артур.
      - А такое, мадмуазелька! - хохотнул Гиви. Теперь была его очередь злорадствовать. - Надежное. А то Толстый в самоубийство друга не очень-то верит.
      - Да ты что, Гиви! Рехнулся, да? Я-то тут при чем? - Голос Артура снова предательски задрожал. Будущий кутюрье украдкой извлек из лимонных складок марку и быстренько ее сжевал.
      - Ладно, художник, двигай по-быстрому. Думаешь, я не видел, как ты свою бумажку-промокашку сжевал? Давай, поднимайся. Пока твое гордое сознание не расширилось. Чертиков будешь дома ловить.
      Артур вскочил, направился к выходу, но на пороге нерешительно замялся. Жалобно взмолился:
      - А ты ему не скажешь? Ну что я приехал. Не говори пока, ладно, Гиви? Я лучше сам. Позже... Ведь если сам, то подозревать глупо, так ведь?
      - Ладно, не тряси грудями. Анатолию Анатольевичу настоящий убийца нужен, а не кто попало.
      - Мерси, Гиви. Мерси боку!
      - Ага, Гитлер капут. - Гиви взял Артура за плечи и подтолкнул его к выходу. - Двигай, двигай.
      Свежие пепелища зарастают быстро. Прошел лишь год, а месте, где стояла хата бабы Кати, не осталось и следов страшной трагедии. Природа сделала свое, хотя и не без помощи рук человеческих: Толстый выкупил участок и нанял рабочих, которые расчистили пожарище, засеяли землю травой. И о том, что здесь случилось, теперь напоминали только четыре одинаковых обелиска с именами жертв. "Остання Катерина Юхимовна", "Коваленко Амина Ренатовна", "Коваленко Владимир-младший", "Коваленко Владимир Владимирович" значилось на гранитных плитах.
      Жители села обходили участок стороной. Отчасти из-за старинного поверья, предостерегающего от посещения тех мест, где люди погибли насильственной смертью. А большей частью просто потому, что бывшая усадьба находилась чуть на отшибе, рядом с левадой. Поэтому кортеж запыленных автомобилей, который по проселочной дороге подъехал к участку, остался незамеченным обитателями Волчанки. Но только ими.
      Из огромного джипа, шедшего в голове кортежа, вывалились двое здоровенных детин и очень профессионально заозирались. Поляна перед ними не таила никаких видимых угроз, а левадой можно было пренебречь: слишком она далеко для прицельного выстрела из обычного оружия. Если же в ней укрылся хорошо подготовленный снайпер со спецоружием, то... Уберечь ведомого при таких условиях, увы, все равно невозможно. Эти азы ребята хорошо усвоили еще в школе телохранителей.
      Только после наружного осмотра охрана позволила выйти из джипа Толстому и Вере. Чуть раньше выбрался из своей "мазды" Пожарский, а Борихин уже давно покинул свой потрепанный "жигуль" и успел провести собственную, независимую от телохранителей, рекогносцировку местности. Так оно вернее.
      Солнце едва перевалило за полдень, в траве вовсю разорялись кузнечики, погожий летний день, сменивший пасмурное утро, не слишком гармонировал с печальным настроением приехавших, которые молчаливой вереницей
      Толстый, облапил доктора и прижал его к себе, словно обиженного ребенка. Не чокаясь они выпили.
      Уже через полчаса захмелевший Костя заплетающимся языком пытался подпевать Толстому, который наигрывал на гитаре одну из любимых песен Буржуя. Вера, то и дело затягиваясь, грустно поглядывала на эту парочку. А у Борихина и Пожарского, отошедших чуть в сторону, шла своя беседа.
      - Чем похвастаетесь, господин сыщик? - с легким оттенком иронии начал Пожарский.
      - Да нечем хвастаться, Олег. Я на вашу иронию даже обидеться не могу. Права не имею.
      И в словах отставного капитана прозвучала такая горечь, что Пожарский смутился.
      - О чем вы? Какая ирония? - попытался он выправить положение.