Современная электронная библиотека ModernLib.Net

День рождения Буржуя - 2

ModernLib.Net / Детективы / Рогоза Юрий / День рождения Буржуя - 2 - Чтение (стр. 1)
Автор: Рогоза Юрий
Жанр: Детективы

 

 


Рогоза Юрий
День рождения Буржуя - 2

      ЮРИЙ РОГОЗА
      ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БУРЖУЯ-2
      РОМАН
      Пепел заживо сгоревших от рук неизвестных бандитов жены Амины и маленького сына стучит в сердце Владимира Коваленко. Его неожиданное воскрешение из мертвых и жажда мести раскручивают пружину головоломных остросюжетных событий нового романа Юрия Рогозы, по которому снято продолжение известного телевизионного сериала.
      ЗА ГОД ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИИ
      Покой. Никогда в жизни Амина не испытывала такого блаженного покоя и умиротворенности, как в эти последние недели. Себе она могла признаться: раньше и вообразить-то не смогла бы, что такое душевное состояние возможно вообще и, уж в особенности, что она способна ощущать истинное счастье, погружаясь в него.
      Осторожно, чтобы не разбудить сына, Амина присела на краешек дивана. Прежде она была уверена, что ежедневные хлопоты по дому, рутина повседневных забот - это удел недалеких самок, не способных ни на что иное. Само слово "покой" ассоциировалось у нее с серым, скучным, бессмысленным существованием. С прозябанием. И, даже ожидая ребенка. Амина планировала, что сразу после его рождения найдет хорошую кормилицу, а сама немедленно вернется к прежней своей жизни с ее непредсказуемостью и насыщенным деловым ритмом, не оставляющим ни единой спокойной минуты.
      И все шло к тому. Тем более что муж Амины Владимир Коваленко, известный в кругах предпринимателей как Буржуй, после всех потрясений, связанных с попыткой Кудлы, несостоявшегося художника и неудачливого претендента на руку Амины, разорить его, вновь наладил дело. Теперь оно требовало присмотра. И ни сам Буржуй, ни давний его друг Толстый, чудом вернувшийся к жизни после того, как Кудла стрелял в него, уже не справлялись с разраставшимся бизнесом.
      Все планы Амины рухнули в одночасье - с первым криком младенца. Она уже не смогла оторвать себя от этого вопящего комочка. Дела фирмы, прежняя жизнь со всеми ее заботами остались где-то в прошлом. Амина превратилась в образцовую мать. И о какой кормилице могла идти речь, если молодая мамаша напрягалась даже тогда, когда ее сыночка брал на руки сам Буржуй. Владимир, кажется, эту ее реакцию подмечал и, похоже, слегка ревновал любимую жену к не менее любимому сыну. Амина улыбнулась собственным мыслям.
      Единственным человеком, которому Амина безусловно доверяла и с которым соглашалась разделять заботы о младенце, оказалась баба Катя. Поэтому на семейном совете постановили: Амину и ребенка временно поселить в сельском баб-катином доме, чтобы сверхзаботливая мамаша вконец не извела себя в одиночку.
      Покой. С особенной силой это ощущение охватывало Амину в такие вот часы, когда за окнами затихал гомон сельской жизни и на землю опускалась ночь. Шаркала подошвами на кухне хлопотливая баба Катя, которую рождение маленького Володи возвело в ранг прабабушки, сладко посапывал угомонившийся ребенок, крепко вцепившийся крохотной ручонкой в Аминин палец. И эти мирные звуки только подчеркивали ночную тишину.
      Грохот. Почти одновременно на всех окнах дома с треском захлопнулись крепкие ставни, загремели болты, скрежетнули входящие в петли скобы. Инстинктивно Амина покрепче прижала ребенка к себе.
      - Хлопцы, а що то вы робытэ, га? А, мамочко, доцю, а що це воно таке? - донесся из кухни встревоженный голос бабы Кати.
      Словно в ответ прозвучал тяжелый стук в дверь: кто-то снаружи заколачивал ее гвоздями. Почти одновременно Амина уловила едкий запах разливающегося бензина. Пришла мгновенная догадка. Амина побледнела. Вот только страх так и не появился на ее лице. Она протянула руку и выключила торшер свет мог помешать. Прижимая ребенка к себе, медленно поднялась с дивана и так же медленно направилась к окну. В фигурные вырезы ставень пробивались слабые лучи, которые отбрасывал уличный фонарь. Амина выглянула во двор. И ее взгляд встретился с чужим взглядом.
      Жадно потрескивало разгоравшееся пламя. Дом бабы Кати занимался с четырех углов. До Амины докатилась первая волна жара. Человек, приникший к окну снаружи, вдруг показался ей знакомым. Узнавание, неверие, удивление и уверенность едва отразились на до странности спокойном и очень бледном лице Амины. Молча она стояла в горящем доме и не отводила взгляда от знакомых и чужих глаз за окном...
      ГЛАВА 1
      У окна стоял человек в стильном итальянском костюме со стальным отливом и с высоты в несколько этажей равнодушно смотрел на улицу внизу. По асфальту, отделенные расстоянием и толстым оконным стеклом, неслышно плыли вереницы машин с включенными еще подфарниками. Ветер лениво трепал флаги с фирменными эмблемами, вывешенные на флагштоках у роскошного подъезда. Напротив не застекленными еще глазницами окон взирало на пасмурное утро строящееся офисное здание. Человек побарабанил пальцами по стеклу и отвернулся от окна.
      Как-то неловко, то ли прихрамывая, то ли приволакивая обе ноги, он побрел по ковру через огромный кабинет к полированному столу и рухнул в кресло. Несколько минут сидел без движения, тупо уставившись в блестящую поверхность стола, потом протянул руку и подвинул поближе цветную фотографию в тисненной рамке. Со снимка на него глядели счастливый улыбающийся Буржуй и Амина с ребенком на руках. Человек за столом тяжело вздохнул, отодвинул фото на прежнее его место и решительно нажал на кнопку селектора:
      - Алла, зайдите ко мне.
      - Минуту, Анатолий Анатольевич, - отозвался динамик.
      Даже люди, давно и хорошо знавшие его, не с первого взгляда признали бы в хозяине кабинета Толстого. И дело было не в том, что по-прежнему мощный торс обтягивали теперь элегантный пиджак и безукоризненная сорочка, а не привычная потертая кожанка, и даже не в том, что добродушная круглая физиономия как-то осунулась и стала строже. Дело было во взгляде. Куда-то исчез из глаз Толстого лукавый блеск, а на его место пришла отрешенность - заглянул человек в какие-то запредельные дали, вернулся и принес в зрачках частицу нездешнего мрака.
      - Да, Анатолий Анатольевич... - в голосе красивой секретарши, тихо вошедшей в кабинет, чувствовалась привычная напряженность.
      - Вы все отменили на сегодня?
      - Да, Анатолий Анатольевич, как вы сказали. Правда, господин Мишуков, по-моему, был недоволен. Послезавтра он вылетает в Лондон. А завтра у него заседание кабинета...
      - Ну, это его проблемы, - хмыкнул Толстый. - Значит, встретимся, когда вернется... Сделайте мне кофе, пожалуйста.
      - Конечно, Анатолий Анатольевич... - секретарша замялась.
      - Что-то еще? - в голосе Толстого проступило едва заметное раздражение.
      - Пора заказывать цветы. Я хотела уточнить, какие именно, зачастила Алла.
      - Какие? Самые хорошие. Дорогие. И много.
      - Я понимаю, но...
      - А если понимаете, зачем эти вопросы?
      Жесткий тон последней реплики, похоже, не стал для Аллы сюрпризом.
      - Извините, Анатолий Анатольевич, - привычно пробормотала она.
      Толстый с заметным напряжением выбрался из кресла и той же неуверенной походкой направился к окну. Но на половине пути остановился и подошел к замершей посреди кабинета девушке.
      - Вы это... Ну, в общем, не обижайтесь. На душе у меня - сами понимаете...
      - Я понимаю.
      - Нет, милая, вы не понимаете. Да и не должны. Просто не обижайтесь на меня, договорились?
      - Конечно, Анатолий Анатольевич, - с облегчением произнесла девушка и направилась к двери. - Кофе я сейчас принесу. Что-нибудь сладкое печенье, конфеты?
      - Нет, ничего. Вы же знаете - я сладкого не ем.
      Это заявление могло бы всерьез испугать Аллу, знай она прежнего Толстого. Известный сладкоежка и пожиратель "Сникерсов" отказывается от конфет и печенья. Невероятно! Подозрительно! Но секретарша была знакома только с Анатолием Анатольевичем Толстовым, а потому, кивнув, выпорхнула за дверь, довольная благополучным исходом разговора со строгим шефом.
      Чашка крепкого кофе, принесенного Аллой, так бы и простояла нетронутой на полированной столешнице, поскольку Толстый словно погрузился в транс и просидел в одеревенелой неподвижности добрых пять минут, если бы не стук в дверь, выведший его из этого состояния.
      - Можно, Анатолий Анатольевич?
      Толстый с видимым усилием оторвался от созерцания противоположной стены и протянул руку к полуостывшему напитку.
      - Заходите, Алексей Степанович. Кофе?
      В кабинет вошел Алексей Воскресенский, главный менеджер фирмы, душа и мотор всего дела. Почти год назад его привел в компанию сам Толстый. И, видимо, выбирал нового сотрудника по закону контраста - чтобы он как можно меньше походил на прежнего менеджера Кулика, закомплексованного и суетливого коротышку. Кулик в свое время сыграл едва ли не главную роль в финансовой интриге Кудлы, имевшей целью разорение фирмы Владимира Коваленко, но, еще до развязки всей авантюры, покончил с собой.
      Алексей, высокий и красивый парень, еще очень молодой и весьма уверенный в себе, действительно мало чем напоминал своего предшественника. Вот только деловой хваткой, интуицией и жесткой управленческой манерой чем-то походил на покойного Кулика. Толстый, во всяком случае, был очень доволен своим выбором. Так уж сложилось, что на Воскресенского лег весь груз забот о делах крупной и все еще развивающейся фирмы, и тот спокойно и не без некоторого блеска справлялся с этой непростой задачей.
      Алексей устроился в кресле напротив Толстого.
      - Спасибо, только что пил, - ответил он на вопрос шефа о кофе. Я, вообще, на минуту. Вы говорили, что сегодня не работаете, поэтому я без документов.
      - Это верно, не работаю, - Толстый доцедил оставшийся в чашке кофе, сунул руку во внутренний карман, извлек оттуда плоскую серебряную фляжку, привычным жестом открутил пробку и жадно приник прямо к горлышку. Фляжка, видимо, содержала напиток, ничуть не уступавший в горечи кофе, потому что Толстый поморщился и вздрогнул всем своим крупным телом. - Совсем даже наоборот... - Толстый посмотрел на флягу, потом на Воскресенского. - Вам не предлагаю, все равно не будете.
      - Конечно, не буду, - Алексей едва заметно улыбнулся.
      - И правильно, - Толстый сделал еще один глоток, удовлетворенно крякнул и завинтил пробку. - Эх, Степаныч, что б я без вас делал?!
      - Перестаньте, Анатолий Анатольевич. Вы - бизнесмен от Бога!
      - Ага. Сказал бы я вам, кто я от Бога, да неудобно - вы человек интеллигентный, в Англии учились, - рука, несшая флягу к карману, остановилась на полпути, Толстый задумчиво посмотрел на сосуд и снова отвинтил пробку. Точно не хотите?
      - Спасибо, нет. Анатолий Анатольевич, я, собственно, вот почему зашел. Если вы не возражаете, я никуда не поеду. Поймите меня правильно: я не знал ни господина Коваленко, ни его супругу. А там соберутся близкие им люди. Сами понимаете... И потом, встречу с Мишуковым пропускать крайне нежелательно все-таки замминистра...
      - Конечно, Алексей Степанович, конечно. Оставайся, руководи. С замминистрами встречайся, - в голосе Толстого прозвучали нотки, напомнившие прежнее его веселое ерничество. - Только не говори никому, что я здесь вроде английской королевы. От которой ни хрена не зависит.
      Воскресенский сделал вид, что изменений интонации не уловил, ответил серьезно и искренне:
      - Перестаньте. У вас сегодня просто плохое настроение.
      - Это верно, - Толстый сокрушенно развел руками. - А когда оно у меня в последний раз было хорошим? Может, скажете?
      - Честно говоря, так вот сразу и не припомню.
      - Вот-вот... Я тоже не припомню.
      После ухода Воскресенского Толстый тяжело поднялся из-за стола и снова побрел к окну. Почему-то именно сегодня его тянуло к нему как магнитом. Упершись лбом в холодное стекло, он долго всматривался в привычный вид за окном своего кабинета. Что-то в нем не давало Толстому покоя, что-то, чего он никак не мог уловить, какая-то странность, загадка, которую он обязан был разгадать, да она никак ему не давалась. Это ощущение с утра засело в подсознании Толстого надоедливой занозой и ужасно его раздражало. Но понять, в чем тут дело, он, как ни силился, не мог. Еще раз окинув взглядом знакомую картину, Толстый вяло махнул рукой и ходульно зашагал к заветной фляге, оставшейся на столе. Едва заметный отблеск мощной оптики за окном новостройки напротив так и остался для него незамеченным. А объектив отслеживал каждый его шаг.
      Добравшись до своего стола, Толстый даже не стал усаживаться в кресло, а просто привалился к столу и приник к фляге в позе пионера-горниста.
      - Значит, свинячите с утра, господин генеральный директор?
      Толстый поперхнулся, оторвался от фляги и жестом нашкодившего школьника спрятал ее за спину. Медленно обернулся и облегченно перевел дыхание.
      - Ты даешь, Олежка. Нельзя ж так людей пугать. И вообще - закрой дверь пока. А то начнут шляться...
      - Расслабься, никто к тебе не войдет. Тем более - без стука.
      Олег Пожарский, сам вошедший в кабинет без всякого стука, прикрыл все же двери, подошел к столу, уселся на его краешек и выразительно уставился на флягу. Толстый в некотором смущении взболтнул ее содержимое и чуть виновато признался:
      - Точно. Свинячу. Хочешь? - он протянул флягу Пожарскому.
      - Да нет. Может, позже...
      Оба замолчали, и молчали они, похоже, об одном и том же. Дружба Толстого и Пожарского начиналась с соперничества из-за Веры, нынешней Толиной жены. Собственно, соперничества как такового и не было, поскольку Вера сразу и бесповоротно выбрала Толстого. Но отношения, начавшиеся с конфликта, переросли, как это часто бывает у мужчин, во взаимную симпатию, а потом и в дружбу, когда настроение друг друга улавливают без всяких слов.
      - Год прошел, - прервал молчание Пожарский. - Как-то странно... Правда, Толстый?
      Тот вместо ответа протяжно вздохнул и снова припал к фляге.
      - Целый год! - Олег встал и зашагал по кабинету. - И все совсем не так, как раньше.
      - Так, как раньше, уже не будет, Олежка. Может, конечно, полегчает малость. Но как раньше уже не будет. Это я тебе точно говорю. - Толстый взял со стола фотографию Буржуя и его семейства, всмотрелся в улыбающиеся лица и снова осторожно поставил снимок на его прежнее место. Пожарский остановился перед другом, заглянул ему в глаза.
      - Знаешь, я часто вспоминаю, как мы жили тогда. Счастливые такие, как дурачки. Улыбались все время.
      - Да. Значит, отулыбались свое.
      Олег схватил Толстого за руку.
      - Не говори так. Мы вообще, наверное, что-то не так делаем.
      - Ты это о чем, а?
      Толстый с необидной снисходительностью старшего друга потрепал Пожарского по плечу. Тот горячо заговорил:
      - Ну нельзя же жить только горем! Все люди теряют родных, близких... Но все-таки приходят в себя понемногу. А мы как сговорились. Принцы Гамлеты какие-то...
      - Так развейся, Олежка. Кто тебе не дает? Твое дело молодое...
      - Думаешь, я не пробовал? Не получается.
      - Ну так и не жалуйся. У меня тоже не получается. - Лицо Толстого исказила болезненная гримаса.
      Олег ухватил его за лацкан пиджака и притянул к себе.
      - Как раз тебе что-то делать надо!
      - Ты это о чем? - нахмурился Толстый.
      - Сам знаешь о чем. У тебя семья, Вера. Ей что, под похоронный марш всю оставшуюся жизнь доживать?
      Толстый осторожно снял руку Пожарского со своего лацкана и снова покривился:
      - Слушай, Олежка, не мучь хоть ты меня, ладно?
      - Ладно, - Пожарский безнадежно махнул рукой, помолчал, потом, словно решившись, заговорил опять: - Только знаешь что я тебе скажу: мне не только Буржуя и Амины не хватает. Мне и тебя, Толстый, не хватает. Того, прежнего...
      Толстый молча подошел к другу, обнял за шею и притянул его лоб к своему.
      - Я тебе тоже скажу, Олежка. По секрету. Мне, если хочешь знать, себя прежнего больше всех не хватает.
      Чтобы не обидеть друга жалостью, которую тот мог подметить в его глазах, Олег высвободился из объятий Толстого и отвернулся. Они опять надолго замолчали. Из задумчивости Олега вывел булькающий звук. Пожарский взглянул на Толстого. Тот как раз оторвался от горлышка и встряхнул флягу, проверяя, сколько в ней осталось.
      - Так ты будешь или нет? - протянул он флягу Пожарскому. - Давай решай, а то уже на донышке хлюпается, я по звуку слышу.
      - Нет, не хочется. Ты бы тоже завязывал, а то к вечеру никакой будешь.
      Толстый только отмахнулся. Олег неодобрительно покачал головой, закурил и наконец решился высказать то, о чем тяжело размышлял в последние дни:
      - Слушай, Толстый, а ты никогда не думал, даже мысли не допускал... Ну, как бы это сказать... - Пожарский поднял глаза на Толстого, секунду поколебался и, чтобы уже не передумать, поспешно выпалил: - Что все было именно так, как у ментов написано?
      - Чего-чего? - глаза Толстого посуровели.
      - Ладно, не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Я просто подумал...
      Толстый прервал его:
      - Просто подумал, что Буржуй двинулся мозгами, спалил бабушку, жену с ребенком и себя самого в придачу, так?
      - Но мы же, если разобраться, ничего не знаем. Вообще ничего!!! принялся оправдываться Пожарский.
      - Ты, может, и не знаешь...
      - А ты знаешь!
      - А я знаю!
      - Откуда, интересно?!
      - От самого Буржуя, если хочешь знать!
      Тут Толстый осекся, сообразив, что в пылу спора зашел слишком далеко. Испуганно посмотрел на Пожарского, ожидая, как тот прореагирует. Но Олег воспринял слова друга не слишком драматично. Просто отнес их на счет состояния одетого, которое, принимая во внимание объем фляжки, уже допускало некоторую нечеткость в обращении со словами. Отобрав у Толстого почти пустую железную бутылочку, Олег заявил категорично:
      - Все, тебе точно хватит!
      Толстый безропотно расстался с фляжкой, смущенно поскреб в затылке и промямлил:
      - Да нет... Я это... В переносном смысле... В общем, снился он мне.
      - Правда? - Пожарский вполне серьезно воспринял эту новость. - А как он тебе снился?
      - Да я уж и не помню как следует. Пришел, в общем, и говорит: никого я не убивал. А вы, говорит, убийцу ищите и найдете.
      - С ума сойти!
      Олег задумчиво молчал, переваривая сообщение. Толстый воспользовался моментом и ненавязчиво вынул из рук друга свою фляжку. Пожарский и не заметил этого, только удивленно посмотрел на опустевшую руку. Но какая-то новая мысль вновь отвлекла его. Наконец он произнес уже с оттенком досады:
      - Год прошел, а мы сидим, сны разгадываем. Этому Борихину не расследование вести, а в оцеплении стоять! Самое место.
      - Зря ты так, - переведя дух после солидного глотка, упрекнул Олега Толстый. - Борисыч - мужик толковый.
      - Ага, толковый. И смекалистый. Смекнул, что ты ему пожизненно зарплату будешь платить, вот и не спешит.
      - Зарплату? Да он за ней приходить забывает, если хочешь знать. Для него это дело - как для нас с тобой. Или почти так.
      - Почти... Ладно, дай глотнуть. Все равно работы сегодня не будет.
      - Поздно, - Толстый в доказательство потряс фляжкой, - уже не хлюпает.
      Он обогнул свой огромный стол, снова взгромоздился в кресло и сунул флягу в выдвижной ящик. Взгляд его наткнулся на все ту же фотографию. Толстый вздохнул:
      - Вот так мы без вас и живем, ребята, - он сокрушенно покачал головой и повернулся к Пожарскому. - Давай о чем-нибудь другом, Олежка. А то никаких сил нет...
      - Давай, - Пожарский попытался придать голосу как можно больше бодрости, что, однако, не слишком ему удалось. - Между прочим, кто-то обещал в крестные отцы своему ребенку пригласить.
      - Так я и не отказываюсь.
      - Так чего ж саботируешь процесс?
      - Вовсе я не саботирую, - Толстый смущенно хмыкнул, - работаем в этом направлении...
      Борихин медленно шел по знакомому до боли коридору районного управления милиции. Нельзя сказать, что после выхода в отставку он был здесь редким гостем. Как раз наоборот. Но по-прежнему всякий раз испытывал смешанное чувство неловкости и вины из-за того, что теперь появляется здесь только в качестве гостя. И часто - гостя незваного. Конечно, старые друзья и коллеги, встречая его в управлении благодушно похохатывали, пересказывали последние управленческие сплетни, похлопывали по спине и, когда возникала необходимость, оказывали помощь, порой весьма существенную. Но все чаще и чаще проскальзывал в их отношениях какой-то холодок, отчужденность, неискренность. Да, он, Борихин, уже отрезанный ломоть, уже здесь - чужак.
      К тому же, при виде этих выкрашенных в ядовитую казенную краску стен, раздраженного дежурного за плексигласовым окошком, бомжей и проституток за решеткой обезьянника, патрулей, отправляющихся на дежурство, Борихина охватывало нечто, похожее на острый приступ ностальгии. Все-таки столько лет он провел в этом доме, и для него, старого одиночки, дом этот, как ни крути, действительно был родным. Даже запах здесь стоял особенный - запах казармы, начищенных сапог и, пардон, блевотины. Борихин подозревал, что в любом полицейском участке мира держится такое же примерно амбре. Впрочем, тут он ручаться не мог: как-то не случалось, за исключением единственного раза, когда он преследовал Кудлу, наносить визиты зарубежным коллегам. Может, где-нибудь у них и розами пахнет.
      Прижавшись к стене, Борихин переждал, пока мимо не прогрохотал тяжелыми коваными ботинками патруль. Мужики волокли немилосердно матерящегося урку, заломив ему локти чуть не до лопаток. Проводив их взглядом, бывший капитан милиции поднялся на второй этаж, к кабинетам следователей. У одной из дверей он остановился, постучал и не дожидаясь ответа, вошел. Какие церемонии могут быть между старыми - с университета еще - товарищами!
      - Слушай, Игореша, ты меня достал уже, честное слово - так поприветствовал Борихина старый его друг майор Мовенко. - Дергаешь по поводу и без повода. А мне, между прочим, в три часа с докладом на коллегию! Небось, не забыл еще, что это значит.
      - Не забыл, не забыл, - Борихин умостился на привинченном к полу табурете перед столом майора. - Но мне же больше и спросить-то некого.
      - Да что я тебе, консультант, в конце концов?!
      - Не кричи, Серега. Подчиненные услышат. Никакой ты мне не консультант. Просто я думал - опять выручишь по старой дружбе.
      - Выручишь... - проворчал Мовенко. - А куда я денусь!
      - Знаю. Потому и пришел.
      - Ага! Раз двадцатый за год.
      - Ну не ворчи, не ворчи.
      - Да не ворчу я. Просто сам знаешь, как у нас к таким, как ты, относятся.
      Ну вот, началось, подумал Борихин. Серега хоть прямо говорит, не то что некоторые.
      - Теперь знаю. На своей шкуре испытал.
      - Так тебе и надо, Шерлок Холмс. Не снял бы погоны - сидел бы сейчас в соседнем кабинете. И не выпрашивал бы у меня информацию по крохам.
      - Ага, сидел бы - отписки по висякам строчил.
      - Не надо! Не так их много у тебя было, висяков. Ты, Игореша, хорошим ментом был. Потому ребятам и обидно было, если хочешь знать.
      - Ребята - ладно. А ты-то с каких пор таким почитателем погон стал, а? Помню - еще на юрфаке в лес смотрел. Забыл, что ли? Мол, была б у нас альтернатива госслужбе, только меня б ментура и видела! Мы тогда о таких вещах и не думали. Пределом мечтаний было попасть в отдел особо опасных...
      - Вспомнил! Я пацаном был. Зато с годами поумнел.
      - А я, выходит, нет...
      - Выходит.
      Тут оба замолчали. И в этот момент стало заметно, насколько они похожи. Видимо, специфика общей профессии действительно накладывает одинаковый отпечаток на людей. Тот самый, из-за которого опытный человек сразу выхватит толпы одно-единственное лицо и безошибочно скажет "Это мент". Но и чисто внешне Мовенко и Борихин оказались изрядно похожими: одинаковый рост, фигуры крепышей, упрямые лбы с глубокими залысинами. Еще несколько мгновений они напряженно глядели друг на друга, а потом майор счел нужным слегка отступить:
      - Во всяком случае, не от большого ума ты на старости лет в частные детективы подался. Я вот, хочешь верь, хочешь - нет, это кресло на твои деньги не променяю!
      Борихин грустно улыбнулся. Ну не станешь же каждого знакомого хватать за рукав и объяснять, как было дело. Что он Борихин, искренне и яростно ненавидел Буржуя Коваленко, этого холеного выскочку с большими деньгами, связями и возможностями. Что он подозревал Буржуя в нескольких убийствах. И... ошибся. Буржуй был ни при чем и вообще оказался приличным мужиком. А вот Кудла, враг Коваленко и настоящий убийца, стал и его, Борихина, личным врагом. Эх, до чего же жаль, что упустили этого мерзавца! И вот когда Буржуй погиб страшной смертью вместе со всей семьей, а следственные органы тупо, по-ментовски, прикрыли дело да еще и самого Коваленко во всем обвинили, не смог он, Борихин, с этим смириться. Ушел с насиженного места, хотя и светили ему уже майорские погоны. И раз уж Толстый, друг Буржуя, предложил вести расследование частным образом, как было не согласиться! Но не в деньгах тут дело, не в деньгах. В справедливости. Борихин вздохнул и посмотрел прямо в глаза Мовенко:
      - И ты туда же! Деньги. Тоже думаешь, в них все дело? А кому из нас их здесь не предлагали? Причем в больших количествах. Скажешь, не так?
      Мовенко неопределенно пожал плечами. Борихин, расценив это как невольное согласие, торжествующе ткнул в его сторону пальцем.
      - То-то. Деньги! Мент - он или берет, или не берет. Да не мне тебе рассказывать - сам знаешь не хуже моего. Я ж тебе уже говорил: ну не будет мне жизни, пока не поймаю его!
      - Кого? Этого твоего неуловимого Кудлу?
      - Его. Или кого другого. Убийцу! А кто бы мне здесь позволил: все побоку и год одним делом заниматься?
      - Мальчишество, Игореша. От кого, от кого, а от тебя не ожидал. И вообще - тебе не надоело?
      - Что не надоело?
      - Да делать вид, что в эти сказки веришь. Ну этот твой Анатолий Анатольевич, я понимаю, глаза зальет - и не хочет верить, что его дружок свихнулся и спалил себя вместе с семьей. Но ты-то!..
      - Буржуй этого не делал. Его тоже убили. - В голосе Борихина прозвучала такая фанатичная убежденность, что Мовенко в картинном отчаянии просто развел руками. Но не отступился от своего:
      - Ты официальное заключение внимательно читал?
      - Я их сам сотню написал, таких заключений.
      - И экспертизе тоже не веришь, как я понимаю? - Борихин посмотрел на часы и схватился за голову.
      - Ой, слушай, от тебя позвонить можно? Ты про экспертизу сказал, я вспомнил...
      - Звони, звони. Только быстро. Времени и правда нет совсем.
      Борихин с лихорадочной поспешностью стал набирать номер, попадая не на те кнопки, бросая трубку и чертыхаясь. Наконец прошло соединение. Борихин закричал в микрофон:
      - Семен Аркадьевич? Здравствуйте. Борихин. Ну что, порадуете?.. Да бог с ним, что непроверенные - я проверю... И сколько же вы убеждаться будете? Может, хоть намекнете?.. Понятно... Ну, как знаете. До свидания.
      И Борихин с досадой швырнул трубку на рычаг. Мовенко, который в продолжение всего разговора яростно дымил очередной сигаретой, с силой затушил окурок о днище переполненной пепельницы, разогнал ладонью дым и иронично ухмыльнулся:
      - Не перестаю тебе удивляться, Игорь, честное слово. Ну и помощничков ты себе выбрал! Один - сопляк. Ни одного дела за душой - ни раскрытого, ни проваленного. Этакий маменькин сыночек с высшим юридическим... У второго - мухи в голове, это все знают. Когда его на пенсию проводили, начальник перекрестился.
      Борихин и раньше подозревал, что милицейское начальство недолюбливает великолепного эксперта не из-за мух в голове, а из-за щепетильной - до фанатизма - профессиональной аккуратности, ну и - кое-кто, конечно, из-за того, что раньше звалось пятой графой. В эту тонкую сферу бывший капитан углубляться не стал, однако и достойного человека обижать не позволил:
      - Насчет Семена Аркадьевича ты не прав. Таких экспертов не только у нас - в Европе раз, два и обчелся. Ни одной ошибки за всю карьеру! Ты такое часто встречал? А насчет Василия... Парень он, конечно, молодой, легкомысленный, это верно. Но основа у него правильная, наша. Посмотришь: годик-другой - и я из него хорошего мента сделаю. Вот увидишь.
      - Мента ты, Игорь Борисыч, больше ни из кого не сделаешь. Потому что сам ты уже давно никакой не мент. Ладно, не обижайся. Давай, что там у тебя. Чем могу - помогу.
      Зина как раз приступила к ритуалу приготовления кофе, когда в дверь кабинета постучали. Досадливо передернув плечами - ну что за денек выдался: пациентки косяками валят, и дух перевести некогда, - она пошла открывать запертую дверь.
      - Привет.
      На пороге стояла Вера. Когда-то, в незапамятные времена, - хотя полтора года всего-то и прошло - в этот кабинет ее привела Амина. И сколько же событий с тех пор произошло! Аминки, задушевной подружки, счастью которой Зина искренне завидовала и которую так же искренне любила, уже нет. И какую мученическую смерть приняла подруга! Вот тебе и счастье...
      А Верка время от времени забегает. Но и у нее - Зина критически оглядела посетительницу с ног до головы, - видать, нелады. Вон и синие круги под глазами, и прическа небрежная. Но все равно - хороша девка!
      Вера тем временем окинула быстрым взглядом кабинет и поразилась:
      - Ух ты! А это что за космические штучки? - Зина, довольная впечатлением, которое произвело ее новое оборудование, горделиво кивнула:
      - А ты чего хотела?! Гинекология - какая ни есть, а наука, на месте не стоит. Вчера эти штуки получили.
      - Чудеса творят?
      - Чудеса в цирке, а у нас тут... Ладно. Я уже тебе звонить хотела. А потом подумала: все равно сама заедешь.
      - Случилось что?
      Зина пожала плечами.
      - Не то чтобы... В общем, мамашу одну сложную привезли. Допрыгалась барышня. Так что сегодня поехать никак не получится. Ты уж извинись за меня перед Толстым, ладно?
      - Ладно, извинюсь, не переживай. Если он еще при памяти будет.
      Зина сочувственно покивала головой. Такая уж судьба у гинекологов: совмещать с этой специальностью призвание исповедника и психолога. И никуда тут не денешься. Но у Верки, видимо, серьезные неприятности. Раз уж она, не слишком-то болтливая и не очень охочая обсуждать со всеми и с каждым подробности своей личной жизни, решилась намекать на мужнины проблемы. А Толстого она и вовсе никогда не критиковала. Да она его чуть ли не обожествляла!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25