ЮРИЙ РОГОЗА
      ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БУРЖУЯ-2
      РОМАН
      Пепел заживо сгоревших от рук неизвестных бандитов жены Амины и маленького сына стучит в сердце Владимира Коваленко. Его неожиданное воскрешение из мертвых и жажда мести раскручивают пружину головоломных остросюжетных событий нового романа Юрия Рогозы, по которому снято продолжение известного телевизионного сериала.
      ЗА ГОД ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИИ
      Покой. Никогда в жизни Амина не испытывала такого блаженного покоя и умиротворенности, как в эти последние недели. Себе она могла признаться: раньше и вообразить-то не смогла бы, что такое душевное состояние возможно вообще и, уж в особенности, что она способна ощущать истинное счастье, погружаясь в него.
      Осторожно, чтобы не разбудить сына, Амина присела на краешек дивана. Прежде она была уверена, что ежедневные хлопоты по дому, рутина повседневных забот - это удел недалеких самок, не способных ни на что иное. Само слово "покой" ассоциировалось у нее с серым, скучным, бессмысленным существованием. С прозябанием. И, даже ожидая ребенка. Амина планировала, что сразу после его рождения найдет хорошую кормилицу, а сама немедленно вернется к прежней своей жизни с ее непредсказуемостью и насыщенным деловым ритмом, не оставляющим ни единой спокойной минуты.
      И все шло к тому. Тем более что муж Амины Владимир Коваленко, известный в кругах предпринимателей как Буржуй, после всех потрясений, связанных с попыткой Кудлы, несостоявшегося художника и неудачливого претендента на руку Амины, разорить его, вновь наладил дело. Теперь оно требовало присмотра. И ни сам Буржуй, ни давний его друг Толстый, чудом вернувшийся к жизни после того, как Кудла стрелял в него, уже не справлялись с разраставшимся бизнесом.
      Все планы Амины рухнули в одночасье - с первым криком младенца. Она уже не смогла оторвать себя от этого вопящего комочка. Дела фирмы, прежняя жизнь со всеми ее заботами остались где-то в прошлом. Амина превратилась в образцовую мать. И о какой кормилице могла идти речь, если молодая мамаша напрягалась даже тогда, когда ее сыночка брал на руки сам Буржуй. Владимир, кажется, эту ее реакцию подмечал и, похоже, слегка ревновал любимую жену к не менее любимому сыну. Амина улыбнулась собственным мыслям.
      Единственным человеком, которому Амина безусловно доверяла и с которым соглашалась разделять заботы о младенце, оказалась баба Катя. Поэтому на семейном совете постановили: Амину и ребенка временно поселить в сельском баб-катином доме, чтобы сверхзаботливая мамаша вконец не извела себя в одиночку.
      Покой. С особенной силой это ощущение охватывало Амину в такие вот часы, когда за окнами затихал гомон сельской жизни и на землю опускалась ночь. Шаркала подошвами на кухне хлопотливая баба Катя, которую рождение маленького Володи возвело в ранг прабабушки, сладко посапывал угомонившийся ребенок, крепко вцепившийся крохотной ручонкой в Аминин палец. И эти мирные звуки только подчеркивали ночную тишину.
      Грохот. Почти одновременно на всех окнах дома с треском захлопнулись крепкие ставни, загремели болты, скрежетнули входящие в петли скобы. Инстинктивно Амина покрепче прижала ребенка к себе.
      - Хлопцы, а що то вы робытэ, га? А, мамочко, доцю, а що це воно таке? - донесся из кухни встревоженный голос бабы Кати.
      Словно в ответ прозвучал тяжелый стук в дверь: кто-то снаружи заколачивал ее гвоздями. Почти одновременно Амина уловила едкий запах разливающегося бензина. Пришла мгновенная догадка. Амина побледнела. Вот только страх так и не появился на ее лице. Она протянула руку и выключила торшер свет мог помешать. Прижимая ребенка к себе, медленно поднялась с дивана и так же медленно направилась к окну. В фигурные вырезы ставень пробивались слабые лучи, которые отбрасывал уличный фонарь. Амина выглянула во двор. И ее взгляд встретился с чужим взглядом.
      Жадно потрескивало разгоравшееся пламя. Дом бабы Кати занимался с четырех углов. До Амины докатилась первая волна жара. Человек, приникший к окну снаружи, вдруг показался ей знакомым. Узнавание, неверие, удивление и уверенность едва отразились на до странности спокойном и очень бледном лице Амины. Молча она стояла в горящем доме и не отводила взгляда от знакомых и чужих глаз за окном...
      ГЛАВА 1
      У окна стоял человек в стильном итальянском костюме со стальным отливом и с высоты в несколько этажей равнодушно смотрел на улицу внизу. По асфальту, отделенные расстоянием и толстым оконным стеклом, неслышно плыли вереницы машин с включенными еще подфарниками. Ветер лениво трепал флаги с фирменными эмблемами, вывешенные на флагштоках у роскошного подъезда. Напротив не застекленными еще глазницами окон взирало на пасмурное утро строящееся офисное здание. Человек побарабанил пальцами по стеклу и отвернулся от окна.
      Как-то неловко, то ли прихрамывая, то ли приволакивая обе ноги, он побрел по ковру через огромный кабинет к полированному столу и рухнул в кресло. Несколько минут сидел без движения, тупо уставившись в блестящую поверхность стола, потом протянул руку и подвинул поближе цветную фотографию в тисненной рамке. Со снимка на него глядели счастливый улыбающийся Буржуй и Амина с ребенком на руках. Человек за столом тяжело вздохнул, отодвинул фото на прежнее его место и решительно нажал на кнопку селектора:
      - Алла, зайдите ко мне.
      - Минуту, Анатолий Анатольевич, - отозвался динамик.
      Даже люди, давно и хорошо знавшие его, не с первого взгляда признали бы в хозяине кабинета Толстого. И дело было не в том, что по-прежнему мощный торс обтягивали теперь элегантный пиджак и безукоризненная сорочка, а не привычная потертая кожанка, и даже не в том, что добродушная круглая физиономия как-то осунулась и стала строже. Дело было во взгляде. Куда-то исчез из глаз Толстого лукавый блеск, а на его место пришла отрешенность - заглянул человек в какие-то запредельные дали, вернулся и принес в зрачках частицу нездешнего мрака.
      - Да, Анатолий Анатольевич... - в голосе красивой секретарши, тихо вошедшей в кабинет, чувствовалась привычная напряженность.
      - Вы все отменили на сегодня?
      - Да, Анатолий Анатольевич, как вы сказали. Правда, господин Мишуков, по-моему, был недоволен. Послезавтра он вылетает в Лондон. А завтра у него заседание кабинета...
      - Ну, это его проблемы, - хмыкнул Толстый. - Значит, встретимся, когда вернется... Сделайте мне кофе, пожалуйста.
      - Конечно, Анатолий Анатольевич... - секретарша замялась.
      - Что-то еще? - в голосе Толстого проступило едва заметное раздражение.
      - Пора заказывать цветы. Я хотела уточнить, какие именно, зачастила Алла.
      - Какие? Самые хорошие. Дорогие. И много.
      - Я понимаю, но...
      - А если понимаете, зачем эти вопросы?
      Жесткий тон последней реплики, похоже, не стал для Аллы сюрпризом.
      - Извините, Анатолий Анатольевич, - привычно пробормотала она.
      Толстый с заметным напряжением выбрался из кресла и той же неуверенной походкой направился к окну. Но на половине пути остановился и подошел к замершей посреди кабинета девушке.
      - Вы это... Ну, в общем, не обижайтесь. На душе у меня - сами понимаете...
      - Я понимаю.
      - Нет, милая, вы не понимаете. Да и не должны. Просто не обижайтесь на меня, договорились?
      - Конечно, Анатолий Анатольевич, - с облегчением произнесла девушка и направилась к двери. - Кофе я сейчас принесу. Что-нибудь сладкое печенье, конфеты?
      - Нет, ничего. Вы же знаете - я сладкого не ем.
      Это заявление могло бы всерьез испугать Аллу, знай она прежнего Толстого. Известный сладкоежка и пожиратель "Сникерсов" отказывается от конфет и печенья. Невероятно! Подозрительно! Но секретарша была знакома только с Анатолием Анатольевичем Толстовым, а потому, кивнув, выпорхнула за дверь, довольная благополучным исходом разговора со строгим шефом.
      Чашка крепкого кофе, принесенного Аллой, так бы и простояла нетронутой на полированной столешнице, поскольку Толстый словно погрузился в транс и просидел в одеревенелой неподвижности добрых пять минут, если бы не стук в дверь, выведший его из этого состояния.
      - Можно, Анатолий Анатольевич?
      Толстый с видимым усилием оторвался от созерцания противоположной стены и протянул руку к полуостывшему напитку.
      - Заходите, Алексей Степанович. Кофе?
      В кабинет вошел Алексей Воскресенский, главный менеджер фирмы, душа и мотор всего дела. Почти год назад его привел в компанию сам Толстый. И, видимо, выбирал нового сотрудника по закону контраста - чтобы он как можно меньше походил на прежнего менеджера Кулика, закомплексованного и суетливого коротышку. Кулик в свое время сыграл едва ли не главную роль в финансовой интриге Кудлы, имевшей целью разорение фирмы Владимира Коваленко, но, еще до развязки всей авантюры, покончил с собой.
      Алексей, высокий и красивый парень, еще очень молодой и весьма уверенный в себе, действительно мало чем напоминал своего предшественника. Вот только деловой хваткой, интуицией и жесткой управленческой манерой чем-то походил на покойного Кулика. Толстый, во всяком случае, был очень доволен своим выбором. Так уж сложилось, что на Воскресенского лег весь груз забот о делах крупной и все еще развивающейся фирмы, и тот спокойно и не без некоторого блеска справлялся с этой непростой задачей.
      Алексей устроился в кресле напротив Толстого.
      - Спасибо, только что пил, - ответил он на вопрос шефа о кофе. Я, вообще, на минуту. Вы говорили, что сегодня не работаете, поэтому я без документов.
      - Это верно, не работаю, - Толстый доцедил оставшийся в чашке кофе, сунул руку во внутренний карман, извлек оттуда плоскую серебряную фляжку, привычным жестом открутил пробку и жадно приник прямо к горлышку. Фляжка, видимо, содержала напиток, ничуть не уступавший в горечи кофе, потому что Толстый поморщился и вздрогнул всем своим крупным телом. - Совсем даже наоборот... - Толстый посмотрел на флягу, потом на Воскресенского. - Вам не предлагаю, все равно не будете.
      - Конечно, не буду, - Алексей едва заметно улыбнулся.
      - И правильно, - Толстый сделал еще один глоток, удовлетворенно крякнул и завинтил пробку. - Эх, Степаныч, что б я без вас делал?!
      - Перестаньте, Анатолий Анатольевич. Вы - бизнесмен от Бога!
      - Ага. Сказал бы я вам, кто я от Бога, да неудобно - вы человек интеллигентный, в Англии учились, - рука, несшая флягу к карману, остановилась на полпути, Толстый задумчиво посмотрел на сосуд и снова отвинтил пробку. Точно не хотите?
      - Спасибо, нет. Анатолий Анатольевич, я, собственно, вот почему зашел. Если вы не возражаете, я никуда не поеду. Поймите меня правильно: я не знал ни господина Коваленко, ни его супругу. А там соберутся близкие им люди. Сами понимаете... И потом, встречу с Мишуковым пропускать крайне нежелательно все-таки замминистра...
      - Конечно, Алексей Степанович, конечно. Оставайся, руководи. С замминистрами встречайся, - в голосе Толстого прозвучали нотки, напомнившие прежнее его веселое ерничество. - Только не говори никому, что я здесь вроде английской королевы. От которой ни хрена не зависит.
      Воскресенский сделал вид, что изменений интонации не уловил, ответил серьезно и искренне:
      - Перестаньте. У вас сегодня просто плохое настроение.
      - Это верно, - Толстый сокрушенно развел руками. - А когда оно у меня в последний раз было хорошим? Может, скажете?
      - Честно говоря, так вот сразу и не припомню.
      - Вот-вот... Я тоже не припомню.
      После ухода Воскресенского Толстый тяжело поднялся из-за стола и снова побрел к окну. Почему-то именно сегодня его тянуло к нему как магнитом. Упершись лбом в холодное стекло, он долго всматривался в привычный вид за окном своего кабинета. Что-то в нем не давало Толстому покоя, что-то, чего он никак не мог уловить, какая-то странность, загадка, которую он обязан был разгадать, да она никак ему не давалась. Это ощущение с утра засело в подсознании Толстого надоедливой занозой и ужасно его раздражало. Но понять, в чем тут дело, он, как ни силился, не мог. Еще раз окинув взглядом знакомую картину, Толстый вяло махнул рукой и ходульно зашагал к заветной фляге, оставшейся на столе. Едва заметный отблеск мощной оптики за окном новостройки напротив так и остался для него незамеченным. А объектив отслеживал каждый его шаг.
      Добравшись до своего стола, Толстый даже не стал усаживаться в кресло, а просто привалился к столу и приник к фляге в позе пионера-горниста.
      - Значит, свинячите с утра, господин генеральный директор?
      Толстый поперхнулся, оторвался от фляги и жестом нашкодившего школьника спрятал ее за спину. Медленно обернулся и облегченно перевел дыхание.
      - Ты даешь, Олежка. Нельзя ж так людей пугать. И вообще - закрой дверь пока. А то начнут шляться...
      - Расслабься, никто к тебе не войдет. Тем более - без стука.
      Олег Пожарский, сам вошедший в кабинет без всякого стука, прикрыл все же двери, подошел к столу, уселся на его краешек и выразительно уставился на флягу. Толстый в некотором смущении взболтнул ее содержимое и чуть виновато признался:
      - Точно. Свинячу. Хочешь? - он протянул флягу Пожарскому.
      - Да нет. Может, позже...
      Оба замолчали, и молчали они, похоже, об одном и том же. Дружба Толстого и Пожарского начиналась с соперничества из-за Веры, нынешней Толиной жены. Собственно, соперничества как такового и не было, поскольку Вера сразу и бесповоротно выбрала Толстого. Но отношения, начавшиеся с конфликта, переросли, как это часто бывает у мужчин, во взаимную симпатию, а потом и в дружбу, когда настроение друг друга улавливают без всяких слов.
      - Год прошел, - прервал молчание Пожарский. - Как-то странно... Правда, Толстый?
      Тот вместо ответа протяжно вздохнул и снова припал к фляге.
      - Целый год! - Олег встал и зашагал по кабинету. - И все совсем не так, как раньше.
      - Так, как раньше, уже не будет, Олежка. Может, конечно, полегчает малость. Но как раньше уже не будет. Это я тебе точно говорю. - Толстый взял со стола фотографию Буржуя и его семейства, всмотрелся в улыбающиеся лица и снова осторожно поставил снимок на его прежнее место. Пожарский остановился перед другом, заглянул ему в глаза.
      - Знаешь, я часто вспоминаю, как мы жили тогда. Счастливые такие, как дурачки. Улыбались все время.
      - Да. Значит, отулыбались свое.
      Олег схватил Толстого за руку.
      - Не говори так. Мы вообще, наверное, что-то не так делаем.
      - Ты это о чем, а?
      Толстый с необидной снисходительностью старшего друга потрепал Пожарского по плечу. Тот горячо заговорил:
      - Ну нельзя же жить только горем! Все люди теряют родных, близких... Но все-таки приходят в себя понемногу. А мы как сговорились. Принцы Гамлеты какие-то...
      - Так развейся, Олежка. Кто тебе не дает? Твое дело молодое...
      - Думаешь, я не пробовал? Не получается.
      - Ну так и не жалуйся. У меня тоже не получается. - Лицо Толстого исказила болезненная гримаса.
      Олег ухватил его за лацкан пиджака и притянул к себе.
      - Как раз тебе что-то делать надо!
      - Ты это о чем? - нахмурился Толстый.
      - Сам знаешь о чем. У тебя семья, Вера. Ей что, под похоронный марш всю оставшуюся жизнь доживать?
      Толстый осторожно снял руку Пожарского со своего лацкана и снова покривился:
      - Слушай, Олежка, не мучь хоть ты меня, ладно?
      - Ладно, - Пожарский безнадежно махнул рукой, помолчал, потом, словно решившись, заговорил опять: - Только знаешь что я тебе скажу: мне не только Буржуя и Амины не хватает. Мне и тебя, Толстый, не хватает. Того, прежнего...
      Толстый молча подошел к другу, обнял за шею и притянул его лоб к своему.
      - Я тебе тоже скажу, Олежка. По секрету. Мне, если хочешь знать, себя прежнего больше всех не хватает.
      Чтобы не обидеть друга жалостью, которую тот мог подметить в его глазах, Олег высвободился из объятий Толстого и отвернулся. Они опять надолго замолчали. Из задумчивости Олега вывел булькающий звук. Пожарский взглянул на Толстого. Тот как раз оторвался от горлышка и встряхнул флягу, проверяя, сколько в ней осталось.
      - Так ты будешь или нет? - протянул он флягу Пожарскому. - Давай решай, а то уже на донышке хлюпается, я по звуку слышу.
      - Нет, не хочется. Ты бы тоже завязывал, а то к вечеру никакой будешь.
      Толстый только отмахнулся. Олег неодобрительно покачал головой, закурил и наконец решился высказать то, о чем тяжело размышлял в последние дни:
      - Слушай, Толстый, а ты никогда не думал, даже мысли не допускал... Ну, как бы это сказать... - Пожарский поднял глаза на Толстого, секунду поколебался и, чтобы уже не передумать, поспешно выпалил: - Что все было именно так, как у ментов написано?
      - Чего-чего? - глаза Толстого посуровели.
      - Ладно, не смотри на меня, как Ленин на буржуазию. Я просто подумал...
      Толстый прервал его:
      - Просто подумал, что Буржуй двинулся мозгами, спалил бабушку, жену с ребенком и себя самого в придачу, так?
      - Но мы же, если разобраться, ничего не знаем. Вообще ничего!!! принялся оправдываться Пожарский.
      - Ты, может, и не знаешь...
      - А ты знаешь!
      - А я знаю!
      - Откуда, интересно?!
      - От самого Буржуя, если хочешь знать!
      Тут Толстый осекся, сообразив, что в пылу спора зашел слишком далеко. Испуганно посмотрел на Пожарского, ожидая, как тот прореагирует. Но Олег воспринял слова друга не слишком драматично. Просто отнес их на счет состояния одетого, которое, принимая во внимание объем фляжки, уже допускало некоторую нечеткость в обращении со словами. Отобрав у Толстого почти пустую железную бутылочку, Олег заявил категорично:
      - Все, тебе точно хватит!
      Толстый безропотно расстался с фляжкой, смущенно поскреб в затылке и промямлил:
      - Да нет... Я это... В переносном смысле... В общем, снился он мне.
      - Правда? - Пожарский вполне серьезно воспринял эту новость. - А как он тебе снился?
      - Да я уж и не помню как следует. Пришел, в общем, и говорит: никого я не убивал. А вы, говорит, убийцу ищите и найдете.
      - С ума сойти!
      Олег задумчиво молчал, переваривая сообщение. Толстый воспользовался моментом и ненавязчиво вынул из рук друга свою фляжку. Пожарский и не заметил этого, только удивленно посмотрел на опустевшую руку. Но какая-то новая мысль вновь отвлекла его. Наконец он произнес уже с оттенком досады:
      - Год прошел, а мы сидим, сны разгадываем. Этому Борихину не расследование вести, а в оцеплении стоять! Самое место.
      - Зря ты так, - переведя дух после солидного глотка, упрекнул Олега Толстый. - Борисыч - мужик толковый.
      - Ага, толковый. И смекалистый. Смекнул, что ты ему пожизненно зарплату будешь платить, вот и не спешит.
      - Зарплату? Да он за ней приходить забывает, если хочешь знать. Для него это дело - как для нас с тобой. Или почти так.
      - Почти... Ладно, дай глотнуть. Все равно работы сегодня не будет.
      - Поздно, - Толстый в доказательство потряс фляжкой, - уже не хлюпает.
      Он обогнул свой огромный стол, снова взгромоздился в кресло и сунул флягу в выдвижной ящик. Взгляд его наткнулся на все ту же фотографию. Толстый вздохнул:
      - Вот так мы без вас и живем, ребята, - он сокрушенно покачал головой и повернулся к Пожарскому. - Давай о чем-нибудь другом, Олежка. А то никаких сил нет...
      - Давай, - Пожарский попытался придать голосу как можно больше бодрости, что, однако, не слишком ему удалось. - Между прочим, кто-то обещал в крестные отцы своему ребенку пригласить.
      - Так я и не отказываюсь.
      - Так чего ж саботируешь процесс?
      - Вовсе я не саботирую, - Толстый смущенно хмыкнул, - работаем в этом направлении...
      Борихин медленно шел по знакомому до боли коридору районного управления милиции. Нельзя сказать, что после выхода в отставку он был здесь редким гостем. Как раз наоборот. Но по-прежнему всякий раз испытывал смешанное чувство неловкости и вины из-за того, что теперь появляется здесь только в качестве гостя. И часто - гостя незваного. Конечно, старые друзья и коллеги, встречая его в управлении благодушно похохатывали, пересказывали последние управленческие сплетни, похлопывали по спине и, когда возникала необходимость, оказывали помощь, порой весьма существенную. Но все чаще и чаще проскальзывал в их отношениях какой-то холодок, отчужденность, неискренность. Да, он, Борихин, уже отрезанный ломоть, уже здесь - чужак.
      К тому же, при виде этих выкрашенных в ядовитую казенную краску стен, раздраженного дежурного за плексигласовым окошком, бомжей и проституток за решеткой обезьянника, патрулей, отправляющихся на дежурство, Борихина охватывало нечто, похожее на острый приступ ностальгии. Все-таки столько лет он провел в этом доме, и для него, старого одиночки, дом этот, как ни крути, действительно был родным. Даже запах здесь стоял особенный - запах казармы, начищенных сапог и, пардон, блевотины. Борихин подозревал, что в любом полицейском участке мира держится такое же примерно амбре. Впрочем, тут он ручаться не мог: как-то не случалось, за исключением единственного раза, когда он преследовал Кудлу, наносить визиты зарубежным коллегам. Может, где-нибудь у них и розами пахнет.
      Прижавшись к стене, Борихин переждал, пока мимо не прогрохотал тяжелыми коваными ботинками патруль. Мужики волокли немилосердно матерящегося урку, заломив ему локти чуть не до лопаток. Проводив их взглядом, бывший капитан милиции поднялся на второй этаж, к кабинетам следователей. У одной из дверей он остановился, постучал и не дожидаясь ответа, вошел. Какие церемонии могут быть между старыми - с университета еще - товарищами!
      - Слушай, Игореша, ты меня достал уже, честное слово - так поприветствовал Борихина старый его друг майор Мовенко. - Дергаешь по поводу и без повода. А мне, между прочим, в три часа с докладом на коллегию! Небось, не забыл еще, что это значит.
      - Не забыл, не забыл, - Борихин умостился на привинченном к полу табурете перед столом майора. - Но мне же больше и спросить-то некого.
      - Да что я тебе, консультант, в конце концов?!
      - Не кричи, Серега. Подчиненные услышат. Никакой ты мне не консультант. Просто я думал - опять выручишь по старой дружбе.
      - Выручишь... - проворчал Мовенко. - А куда я денусь!
      - Знаю. Потому и пришел.
      - Ага! Раз двадцатый за год.
      - Ну не ворчи, не ворчи.
      - Да не ворчу я. Просто сам знаешь, как у нас к таким, как ты, относятся.
      Ну вот, началось, подумал Борихин. Серега хоть прямо говорит, не то что некоторые.
      - Теперь знаю. На своей шкуре испытал.
      - Так тебе и надо, Шерлок Холмс. Не снял бы погоны - сидел бы сейчас в соседнем кабинете. И не выпрашивал бы у меня информацию по крохам.
      - Ага, сидел бы - отписки по висякам строчил.
      - Не надо! Не так их много у тебя было, висяков. Ты, Игореша, хорошим ментом был. Потому ребятам и обидно было, если хочешь знать.
      - Ребята - ладно. А ты-то с каких пор таким почитателем погон стал, а? Помню - еще на юрфаке в лес смотрел. Забыл, что ли? Мол, была б у нас альтернатива госслужбе, только меня б ментура и видела! Мы тогда о таких вещах и не думали. Пределом мечтаний было попасть в отдел особо опасных...
      - Вспомнил! Я пацаном был. Зато с годами поумнел.
      - А я, выходит, нет...
      - Выходит.
      Тут оба замолчали. И в этот момент стало заметно, насколько они похожи. Видимо, специфика общей профессии действительно накладывает одинаковый отпечаток на людей. Тот самый, из-за которого опытный человек сразу выхватит толпы одно-единственное лицо и безошибочно скажет "Это мент". Но и чисто внешне Мовенко и Борихин оказались изрядно похожими: одинаковый рост, фигуры крепышей, упрямые лбы с глубокими залысинами. Еще несколько мгновений они напряженно глядели друг на друга, а потом майор счел нужным слегка отступить:
      - Во всяком случае, не от большого ума ты на старости лет в частные детективы подался. Я вот, хочешь верь, хочешь - нет, это кресло на твои деньги не променяю!
      Борихин грустно улыбнулся. Ну не станешь же каждого знакомого хватать за рукав и объяснять, как было дело. Что он Борихин, искренне и яростно ненавидел Буржуя Коваленко, этого холеного выскочку с большими деньгами, связями и возможностями. Что он подозревал Буржуя в нескольких убийствах. И... ошибся. Буржуй был ни при чем и вообще оказался приличным мужиком. А вот Кудла, враг Коваленко и настоящий убийца, стал и его, Борихина, личным врагом. Эх, до чего же жаль, что упустили этого мерзавца! И вот когда Буржуй погиб страшной смертью вместе со всей семьей, а следственные органы тупо, по-ментовски, прикрыли дело да еще и самого Коваленко во всем обвинили, не смог он, Борихин, с этим смириться. Ушел с насиженного места, хотя и светили ему уже майорские погоны. И раз уж Толстый, друг Буржуя, предложил вести расследование частным образом, как было не согласиться! Но не в деньгах тут дело, не в деньгах. В справедливости. Борихин вздохнул и посмотрел прямо в глаза Мовенко:
      - И ты туда же! Деньги. Тоже думаешь, в них все дело? А кому из нас их здесь не предлагали? Причем в больших количествах. Скажешь, не так?
      Мовенко неопределенно пожал плечами. Борихин, расценив это как невольное согласие, торжествующе ткнул в его сторону пальцем.
      - То-то. Деньги! Мент - он или берет, или не берет. Да не мне тебе рассказывать - сам знаешь не хуже моего. Я ж тебе уже говорил: ну не будет мне жизни, пока не поймаю его!
      - Кого? Этого твоего неуловимого Кудлу?
      - Его. Или кого другого. Убийцу! А кто бы мне здесь позволил: все побоку и год одним делом заниматься?
      - Мальчишество, Игореша. От кого, от кого, а от тебя не ожидал. И вообще - тебе не надоело?
      - Что не надоело?
      - Да делать вид, что в эти сказки веришь. Ну этот твой Анатолий Анатольевич, я понимаю, глаза зальет - и не хочет верить, что его дружок свихнулся и спалил себя вместе с семьей. Но ты-то!..
      - Буржуй этого не делал. Его тоже убили. - В голосе Борихина прозвучала такая фанатичная убежденность, что Мовенко в картинном отчаянии просто развел руками. Но не отступился от своего:
      - Ты официальное заключение внимательно читал?
      - Я их сам сотню написал, таких заключений.
      - И экспертизе тоже не веришь, как я понимаю? - Борихин посмотрел на часы и схватился за голову.
      - Ой, слушай, от тебя позвонить можно? Ты про экспертизу сказал, я вспомнил...
      - Звони, звони. Только быстро. Времени и правда нет совсем.
      Борихин с лихорадочной поспешностью стал набирать номер, попадая не на те кнопки, бросая трубку и чертыхаясь. Наконец прошло соединение. Борихин закричал в микрофон:
      - Семен Аркадьевич? Здравствуйте. Борихин. Ну что, порадуете?.. Да бог с ним, что непроверенные - я проверю... И сколько же вы убеждаться будете? Может, хоть намекнете?.. Понятно... Ну, как знаете. До свидания.
      И Борихин с досадой швырнул трубку на рычаг. Мовенко, который в продолжение всего разговора яростно дымил очередной сигаретой, с силой затушил окурок о днище переполненной пепельницы, разогнал ладонью дым и иронично ухмыльнулся:
      - Не перестаю тебе удивляться, Игорь, честное слово. Ну и помощничков ты себе выбрал! Один - сопляк. Ни одного дела за душой - ни раскрытого, ни проваленного. Этакий маменькин сыночек с высшим юридическим... У второго - мухи в голове, это все знают. Когда его на пенсию проводили, начальник перекрестился.
      Борихин и раньше подозревал, что милицейское начальство недолюбливает великолепного эксперта не из-за мух в голове, а из-за щепетильной - до фанатизма - профессиональной аккуратности, ну и - кое-кто, конечно, из-за того, что раньше звалось пятой графой. В эту тонкую сферу бывший капитан углубляться не стал, однако и достойного человека обижать не позволил:
      - Насчет Семена Аркадьевича ты не прав. Таких экспертов не только у нас - в Европе раз, два и обчелся. Ни одной ошибки за всю карьеру! Ты такое часто встречал? А насчет Василия... Парень он, конечно, молодой, легкомысленный, это верно. Но основа у него правильная, наша. Посмотришь: годик-другой - и я из него хорошего мента сделаю. Вот увидишь.
      - Мента ты, Игорь Борисыч, больше ни из кого не сделаешь. Потому что сам ты уже давно никакой не мент. Ладно, не обижайся. Давай, что там у тебя. Чем могу - помогу.
      Зина как раз приступила к ритуалу приготовления кофе, когда в дверь кабинета постучали. Досадливо передернув плечами - ну что за денек выдался: пациентки косяками валят, и дух перевести некогда, - она пошла открывать запертую дверь.
      - Привет.
      На пороге стояла Вера. Когда-то, в незапамятные времена, - хотя полтора года всего-то и прошло - в этот кабинет ее привела Амина. И сколько же событий с тех пор произошло! Аминки, задушевной подружки, счастью которой Зина искренне завидовала и которую так же искренне любила, уже нет. И какую мученическую смерть приняла подруга! Вот тебе и счастье...
      А Верка время от времени забегает. Но и у нее - Зина критически оглядела посетительницу с ног до головы, - видать, нелады. Вон и синие круги под глазами, и прическа небрежная. Но все равно - хороша девка!
      Вера тем временем окинула быстрым взглядом кабинет и поразилась:
      - Ух ты! А это что за космические штучки? - Зина, довольная впечатлением, которое произвело ее новое оборудование, горделиво кивнула:
      - А ты чего хотела?! Гинекология - какая ни есть, а наука, на месте не стоит. Вчера эти штуки получили.
      - Чудеса творят?
      - Чудеса в цирке, а у нас тут... Ладно. Я уже тебе звонить хотела. А потом подумала: все равно сама заедешь.
      - Случилось что?
      Зина пожала плечами.
      - Не то чтобы... В общем, мамашу одну сложную привезли. Допрыгалась барышня. Так что сегодня поехать никак не получится. Ты уж извинись за меня перед Толстым, ладно?
      - Ладно, извинюсь, не переживай. Если он еще при памяти будет.
      Зина сочувственно покивала головой. Такая уж судьба у гинекологов: совмещать с этой специальностью призвание исповедника и психолога. И никуда тут не денешься. Но у Верки, видимо, серьезные неприятности. Раз уж она, не слишком-то болтливая и не очень охочая обсуждать со всеми и с каждым подробности своей личной жизни, решилась намекать на мужнины проблемы. А Толстого она и вовсе никогда не критиковала. Да она его чуть ли не обожествляла!
      - Что, опять проблемы? - Зина все-таки не решилась прямо приступить к деликатному выпытыванию. - Кофе будешь?
      - Нет, не хочется. А проблем никаких не добавилось.
      У нас уже давно вся жизнь - одна сплошная проблема.
      - Да ладно, прям-таки. Твой Толстый, если хочешь знать, еще хорошо держится. Он лучшего друга потерял, не забывай!
      - Ага. А я, между прочим, родного брата! А в придачу - родную бабушку и лучшую подругу с ребенком.
      - Ты не сравнивай. Женщины легче переживают потерю близких. Медицинский факт, между прочим.
      Зина налила себе кофе, отхлебнула. Верка, конечно, выстрадала будь здоров! Вон ведь и Толстого это она из могилы вытащила. Когда тот лежал парализованный после ранения в позвоночник и не было никакой надежды на выздоровление, одна только она, пожалуй, и верила. И достигла своего - спасла мужа. Кому ж захочется теперь его терять. И немножко нелогично Зина напустилась на подругу:
      - Так что не гневи Бога, Верка. Толстый у тебя - золото, а не мужик. Сама сколько раз говорила!
      - Да я и сейчас повторю, - вздохнула Вера. - Только мучает меня это золото так, что видеть больно. Знаешь, иногда проснусь ночью, а он не спит. Лежит, смотрит в потолок не отрываясь и зубами скрипит.
      - Серьезно?
      - Ну! Ты же его, в общем-то, не знаешь, Зинка. Таких мужиков вообще на свете не бывает.
      - В каком смысле?
      - Да во всех смыслах! Ты вот насчет анализов деликатно молчишь...
      Зина, испуганная таким внезапным переходом от одной темы к другой, едва не пролила горячий кофе себе на колени. Да и сама по себе тема эта была не из приятных. Кому ж понравится сообщать близкой приятельнице известие, которое перевернуло не одну женскую судьбу. Зина отставила кофе в сторону и посмотрела на Веру. Та глядела на врача с надеждой, хотя и было заметно, что она не слишком верит в благоприятный для себя исход. Зина решилась:
      - Молчу, верно. Хотела до другого раза отложить.
      - А что толку! Думаешь, сама не знаю? Погуляла Верочка... Что ужас там?
      - Ну, ужас не ужас, а мама из тебя, как из меня - папа.
      Вера помолчала. Потом достала сумочку и, опустив голову, принялась что-то в ней искать. Зина решила, что платочек. И даже пожалела, что слишком уж прямо сообщила подруге о результатах анализов. Но Вера достала сигареты и подняла голову. Слез в ее глазах не было.
      - Спасибо, что хоть не врешь. Налей тогда и мне кофе, раз такое дело, - она закурила. - Спортивный режим отменяется. А Толстый, кстати, и в этом себя винит, добрая душа.
      Зина, подававшая подруге дымящуюся чашку, искренне удивилась:
      - Здрасьте-пожалста! Он-то при чем?
      - Да все из-за ранения этого.
      - Опомнись, подруга. Его же не в это самое место ранили. Или что возникли затруднения? - Вера печально улыбнулась:
      - Затруднений хватает, но только не в этой области. - Зина недоуменно развела руками:
      - Что-то я не пойму.
      - Не поймешь, потому что раньше Толстого не знала. Та сволочь, он не ранил Толстого, а убил. Потому что того, прежнего, Толстого уже нет. Я на него смотреть боюсь, чтобы не заплакать. Ходит осторожно, как инвалид, телохранителей завел...
      - Телохранители ему, допустим, по штату положены. А что врачи говорят?
      - Да что врачи! Я Толстого лучше любого врача знаю. Этот гад ему словно душу прострелил! Все у него в порядке - здоровый, как медведь. Бывало, забудется - сейф легко передвинет. А только затем уж побледнеет и потом покроется. Словно сам своей силы боится, не верит в нее. Пить начал. Заговаривается.
      Зина пораженно подняла брови.
      - Как это?
      - Вот так. Иногда о Буржуе как о живом заговорит, а потом опомнится, осечется и молчит...
      - Серьезная психическая травма. Проще простого.
      - У тебя все просто, Зинка. А мне с этим жить приходится. Одно могла для него сделать - ребенка родить. Да и то, выходит, не с моим счастьем.
      - Ты погоди паниковать. Я тут одну новую методику изучаю. Очень передовую...
      - Не надо, Зин. Методика-то, может, и хорошая, да только я у тебя плохая. Испытаешь на ком-нибудь другом.
      Кофе был допит, и наступило молчание, как бывает, когда говорить уже не о чем, но еще нужно найти предлог для расставания. Зина первой прервала паузу:
      - Знаешь, смотрю вот на тебя, а сама все Аминку вспоминаю. Так же ко мне забегала, на этом самом стуле сидела. Как вчера было... Жаль, дежурить приходится. Свозишь меня как-нибудь на могилку?
      - Свожу, свожу. Знаешь, я там часто бываю. Одна. Съезжу - и вроде легче на душе становится. - Вера поднялась. - Все, я поехала!
      ГЛАВА 2
      Таможенников и пограничников на контрольно-пропускном пункте международного аэропорта "Борисполь" трудно удивить экзотическими личностями. Видели тут ухоженных западных старушек с фиолетовыми волосами и в молодежном прикиде, видели длиннобородых хасидов в старомодных шляпах и с пейсами до пояса, видели арабских шейхов в сопровождении десятка жен - словом, кого тут только не видели. Но колоритная парочка, появившаяся в досмотровом зале после посадки рейса из Лондона, заставила слегка удивиться даже асов таможенной службы.
      Впереди шествовала дородная пожилая женщина с таким моложавым лицом, что язык не повернулся бы назвать ее старухой, хотя по глазам ее и становилось понятно, что прожила она на этом свете немало лет. Одета она была в вышитую сорочку и клетчатую запаску, волосы ее прикрывал старинный очипок. По той непринужденности, с какой она несла на себе этот наряд, сразу было видно, что это не маскарадный костюм, а повседневная ее одежда. Вокруг этой матроны, то забегая вперед и заглядывая ей в глаза, то отставая, чтобы с любопытством оглядеть зал, вился и вовсе странный тип. Белую его рубаху украшал клетчатый галстук-бабочка, клетчатые же шорты поддерживались на талии широкими ярко-красными помочами, дополняли наряд белые гетры и берет в таких кричащих тонах, что их бы не признал родными ни один уважающий себя шотландский клан.
      - Вот мы и дома, - радостно констатировал псевдогорец на чистейшем русском языке. - Эх, хорошо! Сейчас только багаж получим...
      - Ты давай, Костику, чекай, а я на двори буду. Ледь не задыхлася у тому литаку. Хочу ридну зимлю видчуты.
      - Зря вы, пани Стефо. Очень даже приличный самолет. "Боинг". Кормят вкусно, и не качало вовсе. Я даже поспал.
      - Якбы хотив Господь, шоб я литала, дав бы крыла. Ну все, давай швыдко, - и, отдав это распоряжение, Стефания через "зеленый коридор" направилась к выходу.
      Прямо на пандусе, спускающемся от раздвижных дверей аэропорта, она разулась и, под удивленными взглядами окружающих, провожаемая резкими гудками автомобилей, спокойно зашагала через широченную площадь к цветочной клумбе, единственному зеленому оазису среди асфальтовой пустыни. Ступив на траву, Стефания закрыла глаза, перекрестилась и зашептала молитву.
      Тем временем Костик в ожидании багажа шлялся по залу и от нечего делать заглядывал в мониторы сканирующих приборов, оттирая от них возмущенных такой непосредственностью таможенников.
      Доктор Костя, которого, несмотря на его далеко не юный возраст и диплом врача-психиатра, уменьшительным именем называли и знакомые, и малознакомые люди, был одним из первых, кого воля Кудлы втянула в клубок грандиозной интриги, затеянной тем против Буржуя Коваленко. Скрываясь от преследований страшного "человека в черном" в хате бабы Кати, Костя познакомился со Стефанией, сельской ворожеей. Потрясенный ее способностями, он порвал с официальной медициной и стал преданным учеником волчанской "колдуньи". За год с небольшим эта странная парочка многого добилась...
      Лента транспортера тем временем неохотно тронулась, и Костя потрусил к ней вылавливать свой багаж.
      - О, вот он, родименький. А вот и второй, - приговаривал он, выуживая один чемодан за другим из россыпи сумок и баулов. - Какой тяжеленный! Носильщик!!! И носильщика нет. Прямо наказание...
      И, пошатываясь под тяжестью багажа, доктор побрел к пункту таможенного досмотра.
      Уже через пять минут к этому таможенному пункту сбежались едва ли не все таможенные офицеры смены. Костя, взмокший, растерянный, стоял в их окружении и затравленно озирался, то и дело утирая пот со лба скомканным клетчатым беретом. Оба его чемодана, совершенно раскуроченные, лежали на досмотровом столе, вывалив из своего нутра на оцинкованную столешницу сотни баночек, пузырьков и пробирок с разноцветными порошками, мазями и жидкостями, пучки засушенных растений, целлофановые кулечки с какими-то листьями и травами.
      - Значит, вы из Лондона прилетели, - уже в который раз уточнял один из таможенников, буравя доктора подозрительным взглядом.
      - Ну я же вам уже три раза говорил! С симпозиума по применению старинных рецептов ведьм и ворожек различных регионов Европы в современной нетрадиционной медицине.
      - Какой медицине?
      - Народной, - настороженно начал Костя, но потом, видимо вспомнив что-то приятное, увлекся: - Между прочим мой доклад о психомедикаментозном действии приворотных травяных смесей был признан одним из самых интересных...
      - Вы говорите - приворотных? - хладнокровно прервал его тираду таможенник.
      - Именно, - вдохновленный его вниманием продолжал Костя. - Видите ли...
      На этот раз ему не дал договорить таможенник рангом постарше, судя по погонам и седым волосам. Он давно уже вертел в руках странную баночку с сигнатурой, выполненной руническими письменами. Сунув баночку Косте под нос, он вопросил инквизиторским тоном:
      - А это что такое?
      Доктор мигом выхватил баночку из рук оторопевшего таможенника и засунул ее поглубже в груду вываленных из чемодана снадобий.
      - Осторожней, пожалуйста, - потребовал он. - Это толченая печень убитых в полнолуние жаб. Очень ценный ингредиент, подарок от ведьм Южного Сассекса.
      Таможенники молча переглянулись. Седой будто невзначай поинтересовался:
      - Скажите, какие-нибудь из ваших... э... препаратов являются психотропными?
      Костя оглядел толпящихся вокруг него людей в серых мундирах взглядом высококвалифицированного лектора, вынужденного выступать перед аудиторией из интерната для дебилов.
      - Ну, вы меня удивляете, - снисходительно изрек он. - Практически каждый из них является мощным средством психотропного воздействия. Причем не имеющим пока что аналогов в нашей стране. Так что, сами понимаете, предстоит еще произвести подробный химический анализ, прежде чем мы сможем, так сказать, наладить собственное производство.
      По рядам таможенников прошел ропот.
      - Производство? - эхом отозвался седой.
      Костя, не замечая ничего вокруг, продолжал токовать, как глухарь на току:
      - Ну, может, производство - сильно сказано. Это требует больших затрат. Но какое-то количество нам под силу выпускать сразу. Тем более клиенты, сами понимаете, найдутся. Чего-чего, а за этим дело не станет. Сбегутся - не успеем опомниться!
      - А это у вас что? Я так понимаю - конопля? - вкрадчиво осведомился седой, показывая Косте целлофановый пакет, но так, чтобы тот не сумел его выхватить.
      - Нет, - пренебрежительно отмахнулся доктор, - это собранная в проклятых местах крапива вперемешку с молочаем и с добавлением сушеных волчьих ягод. Состав не новый, хоть и эффективный. Объект принудительного сексуального интереса, в просторечии - приворота, практически обречен. Тут главное - дозу не завысить, а то... Ну вы понимаете... - Костя вытащил из кучи другой пакет и продемонстрировал его таможенникам. - Конопля вот. Специально просушенная по нашему собственному рецепту! Причем с добавлением некоторых секретных ингредиентов. Так сказать, для усиления галлюциногенного момента. Действие - вы себе даже представить не можете ничего подобного!
      Тут увлекшийся лекцией Костя наконец заметил странную реакцию аудитории. Толпа таможенников уже не роптала глухо, а возбужденно гудела. В глазах доктора начало проступать понимание. Но было поздно. Его аккуратно подхватили под руки и куда-то потащили из зала.
      ...Когда отчаявшаяся дождаться Костю Стефания отправилась на поиски, обнаружить его она смогла уже в комнате личного досмотра. Преодолев сопротивление таможенника на входе, она вошла в помещение и замерла на пороге. Картина, открывшаяся ее глазам, действительно впечатляла.
      Костя в позе прихваченного радикулитом дедушки стоял, уперев руки в стол. Рубашка на нем отсутствовала, а шорты были приспущены, демонстрируя миру семейные трусы с патриархальным цветастым узором. Руки бедняги оказались скованными наручниками, что свидетельствовало: доктор не сдавался без боя, на столе богатой россыпью лежало содержимое обоих чемоданов, вокруг которого встревоженным роем вились таможенники. Двое уже вели протокол:
      - Так... Номер двадцать восемь, - диктовал один. - Подозрительного вида прозрачная колба с растительной смесью неизвестного происхождения. Номер двадцать девять. Подозрительного вида аптекарская бутыль прозрачного толстого стекла с коричневым порошком неизвестного происхождения...
      Возня у двери привлекла всеобщее внимание. Оглянулся и Костя, а завидев Стефанию, судорожно и облегченно всхлипнул, как потерявшийся малыш, наконец-то нашедший обожаемую мамочку. Ворожка решительно шагнула вперед:
      - Добрый день. Хай вас благословить Господь та даруе мир и спокой на вcи времена...
      Через десять минут приведенный в божеский вид Костя стоял возле Стефании, держа в каждой руке по огромному чемодану. И только это, похоже, не позволяло ему вцепиться в ворожкину запаску. Стефания же кланялась в пояс и прощалась с таможенниками:
      - Дай вам Боже щастя, люди добри! Хай удача вас не обмынае, а лыхо идэ coби стороною. Спасибо вам! - тут она толкнула Костю локтем. - Подякуй людям, Костик, що стоишь, як дурень.
      Доктор попытался выдавить из себя нечто, хотя бы отдаленно напоминающее улыбку, но вместо нее получился крысиный оскал. Таможенники же вразнобой, но на удивление доброжелательно отвечали кто как мог на слова ворожки. Наконец, к великому Костиному облегчению, он со Стефанией оказался за дверью.
      - Ой, Костику, Костику. Ты хоч и доктор, а як тая дытына, улыбнулась Стефания.
      - Фаш-ш-шисты! - только и прошипел доктор в ответ.
      Насвистывая что-то маршеобразное, Борихин бодро преодолел несколько пролетов лестницы и вставил ключ в замок. Он еще не привык к своей новой квартире, в которой устроил и нечто вроде офиса, а потому долго возился с замком. Когда ж открыл наконец дверь, его едва не сбили с ног.
      - Эй-эй, осторожней! - он отпихнул от себя высокого парня, который сломя голову вылетал из квартиры. Парень расплылся в улыбке:
      - Извините, Игорь Борисыч. Здрасьте!.
      - Здрасьте, здрасьте. Куда это ты разогнался?
      - Потом расскажу.
      Парень смешно скосил глаза на лестницу за спиной Борихина и попытался бочком протиснуться мимо него, но тот ухватил его за рукав.
      - Ну-ка, постой. Что значит - потом? Ты на работе, между прочим.
      - А я что, по-вашему, - на свидание бегу? - дерзко осведомился юноша.
      - Не знаю я, куда ты бежишь, ты мне еще не доложил. Ну-ка, зайди.
      Вася, молодой помощник Борихина, понял, что сбежать, пожалуй, не удастся, но все-таки предпринял еще одну попытку:
      - Игорь Борисович! Время теряем!
      - Давай-давай, заходи, - не поддался нажиму Борихин. - И успокойся, наконец. Не сыщик, а влюбленная гимназистка. Вася разочарованно вздохнул, пожал плечами и направился в глубину квартиры, а по дороге продолжал огрызаться:
      - Обижаете, шеф. Здоровое оперативное волнение.
      - Много ты знаешь о здоровом оперативном волнении! - проворчал Борихин. - У нас кофе есть?
      - Как всегда - растворимый.
      - Вот и займись приготовлением.
      - Игорь Борисыч! - попытался отвертеться Вася. Он явно планировал провести время не у плиты.
      - Давай-давай. Может, оперативное волнение снимешь хоть немного. А заодно расскажешь, что ты там такое интересное обнаружил, раз прыгаешь, как балерина.
      - Умеете вы, шеф, обидеть человека тупыми ментовскими остротами, в последний раз огрызнулся Вася и покорно поплелся на кухню.
      - Хамить только не надо, ладно? - бросил ему вдогонку Борихин.
      - Так точно, гражданин начальник... Кстати, вы мне новый мобильник купить обещали.
      Хитроумного Васю явно не грела перспектива выкладывать начальству свои открытия, и он уводил разговор в другое русло. Попытка блестяще удалась:
      - Я обещал?! - возмутился Борихин. - Что-то не припомню.
      - Так этот же шумит, как пылесос. Ничего не слышно.
      - А кто его в ванну уронил? Я, что ли?
      - Я же объяснял - случайно получилось. И вообще уронил не я, я просто подхватить не успел. Это в нерабочее время было.
      - Вот пусть твоя подружка и возместит.
      - Вы только послушайте сами, чему меня учите, шеф! - Вася выглянул из кухни. - Брать деньги с женщины, - он закатил глаза в демонстративном негодовании.
      - Где там кофе? - рявкнул Борихин.
      - Айн момент, Игорь Борисович, - парень скрылся из виду.
      - Так что ты там нарыл? Давай, выкладывай, - Борихин вдруг вспомнил, с чего начинался разговор.
      - Рано докладывать. Окончательного результата нет, - донеслось из кухни.
      - Доложи о промежуточном, там разберемся.
      - Так нечестно, шеф! - заныл Вася. - Может, я хочу вам сюрприз сделать...
      - Сюрпризы будешь своей знакомой делать. Той, которая чужие мобильники в ванной топит.
      Вася появился из кухни с двумя дымящимися чашками в руках. Глаза его предательски блеснули.
      - Какой вы злопамятный, господин следователь. Подержите чашки, пожалуйста.
      - Давай, - Борихин опрометчиво прихватил чашки за стенки и тут же зашипел от боли: - Горячие!
      - И не говорите, с пылу, с жару - захихикал Вася, схватил со стола пистолет и мобильник и рванул к двери.
      - Василий, ты со мной не шути! - заорал Борихин и заметался по комнате, не зная, куда пристроить кофе. - А, черт! Ну-ка, вернись немедленно!
      - Извините, шеф, не могу, - донеслось из коридора. - Обещал же сюрприз. Ну, все. Ждите с победой. - Дверь хлопнула.
      Борихин избавился наконец от чашек и принялся энергично дуть на обожженные пальцы. Потом выглянул в окно и покачал головой то ли осуждающе, то ли восхищенно.
      - Вот стервец! - проговорил он и улыбнулся.
      Спортивная база Гиви на берегу Днепра уже мало чем напоминала прежнюю смесь кабака и борделя. Теперь во всем здесь властвовала эстетика по-настоящему элитного спортивного клуба. На столиках не было заметно ничего крепче соков и минеральной воды. Под навесом стояли тренажеры. Да и публика в дорогих тренировочных костюмах, работающая на снарядах и отдыхающая за столиками, вполне соответствовала общему впечатлению.
      Лихо развернувшись, к воротам клуба подлетел открытый кабриолет лимонного цвета. Из машины выбралось неопределенного пола существо в костюме под цвет автомобиля и развинченной походкой манекенщицы с подиума направилось ко входу. Здесь существо попыталось пробраться внутрь, проигнорировав охранника, однако тот вежливо, но твердо преградил странной личности дорогу:
      - Извините, могу я посмотреть ваш билет?
      - Что? - существо в лимонных тонах манерно поджало губы.
      - Вы член клуба?
      - Какой еще член? Мне Гиви нужен.
      - Георгий Станиславович? Простите, он вас ждет?
      - Не то слово, - криво улыбнулась странная личность. - Небось, все глаза выплакал...
      Охранник отступил на шаг в сторону и что-то проговорил в микрофон портативной рации. Потом поднял глаза на посетителя:
      - Будьте добры, как вас представить?
      - Скажите... - существо на секунду замялось, извлекло откуда-то из лимонных складок тонкую дамскую сигарету и плоскую зажигалочку, с шиком старой кокотки закурило и выдохнуло дым в лицо охраннику. - Скажите - старый друг, из Брюсселя.
      Сидевший в своем кабинете Гиви, немножко грузин, немножко киевлянин, немножко мафиози, немножко предприниматель, даже привстал слегка, когда лимонное видение возникло на пороге.
      - Быть не может! Глазам не верю!
      - Да, это я, - кокетливо потупило глазки существо.
      - Ну, здравствуй, беженец.
      - Бонжур...
      - А я-то сижу, гадаю, что это за друг у меня в Брюсселе объявился, - Гиви окончательно встал из-за стола и направился навстречу гостю. - Я про этот самый Брюссель только и знаю, что там - натовская штаб-квартира.
      - Брюссель, между прочим, - всемирный центр радикальной молодежной моды. Понятно? - наставительно проговорило существо.
      - Как же! На тебя только глянешь - и все понятно, - хохотнул Гиви. - Совсем педиком стал.
      - Ой-ой! Между прочим, это стиль такой - юнисекс. Ты хоть слово это знаешь?
      - Знаю, Артурчик, знаю. Слыхал. По-нашему - ни баба, ни мужик.
      Некоторое время Гиви и существо, в котором тот опознал старого своего подельника Артура, молча изучали друг друга. В былые времена Артур подвизался в роли сутенера и поставлял богатеньким клиентам Гиви проституток. Позже втянул грузина и в совсем уж неприятное дельце: вместе они попытались шантажировать Буржуя. Гиви сумел вовремя остановиться, а вот Артуру после провала авантюры пришлось покинуть своих курочек и бежать без оглядки. Где он скрывался два года, никто не знал. Впрочем, никто, похоже, узнать особенно и не стремился.
      - Эх, не поверишь, - Гиви первым оторвался от изучения старого знакомца, - рад я твою пакостную мордашку видеть. Ей-богу! Сам не знаю почему. По этому поводу можно и коньячку, хоть я уж и забыл, когда пил в последний раз... - и хозяин направился к бару.
      - Мне не наливай, - предупредил Артур.
      - Неужели бросил? Ну даешь, юнисекс! Честно скажу: не ожидал от тебя такой силы воли.
      - Ой, да при чем тут сила воли, - из складок лимонных одеяний на свет божий появилась марка, которую Артур привычным движением разорвал пополам. - Я теперь марки ем. С минералочкой.
      - Иди ты! - Гиви от удивления едва не уронил коньяк. - ты что же в голодной эмиграции научился бумагу жрать?
      Артур страдальчески поморщился:
      - Темный ты, Гиви, как шахтер. Что, про марки не слышал, что ли? Ну ЛСД!
      Гиви мгновенно подобрался и громогласно напустился на Артура, причем в его речи впервые проявился грузинский акцент:
      - Чего?! Ты в мой дом с наркотиками пришел?!
      - Ой, только не ори, я тебя прошу. Элитных физкультурников распугаешь.
      - Слушай, ты, простой брюссельский парень. Ну-ка живо спрятал свою мерзость! А то отберу - в унитаз спущу. Ты меня знаешь.
      Артур поспешно спрятал марку, но не удержался от замечания:
      - Если хочешь знать: ЛСД - наркотик легкий. Так, сознание расширить...
      - Такое сознание, как у тебя, лучше не расширять. Последний раз спрашиваю: коньяк будешь?
      - Ну буду, буду, успокойся. Букет хоть нежный?
      - Че-его? Какой еще букет?
      - Ладно. Наливай. Элитный ты наш.
      Минут через пятнадцать наметилась расстановка сил. Гиви наливал себе коньяк фужерами и частил, хотя удар держал хорошо - был весьма весел, но далеко еще не пьян. Артур же микроскопическими дозами цедил все тот же первый бокал.
      - Ну признавайся, признавайся, - требовал развеселившийся Гиви, ты и правда по этим самым Брюсселям шатался? Или, может, возрождал великое дело проституции каком-нибудь Крыжополе, а?
      - Перестань, Гиви. Я кто такой, по-твоему? Я, Гиви, - человек третьего тысячелетия!
      - Ага, - хохотнул Гиви. - Гостья из будущего.
      - Да хватит ржать. Я серьезно. В наше время главное - познать себя.
      - Да что тебя познавать-то, Артурчик. Ты весь как на ладони: хлипкий, западлистый, в бабьем прикиде... За что тебя люблю - сам не понимаю.
      - Я, между прочим, серьезно говорю. Так вот, я - натура артистичная, тонкая, так?
      - Да уж не гренадер!
      - Психологию девок вообще никто лучше меня не знает, - несмотря на реплики партнера, гнул свое Артур, - вкус у меня утонченный. Скажешь, не так?
      - Я помолчу лучше, - не стал обижать его Гиви.
      - Вот я и решил, - Артур на секунду замолчал, а потом торжественно объявил: - Пора мне заняться модельным бизнесом!
      - Модельки, что ли, будешь клеить, - уже откровенно расхохотался Гиви. - Ладно, не кривись, не кривись. Не в лесу живу, понимаю, о чем речь. А кого в модели-то наберешь - шалав своих безработных? Вот это зрелище будет! Артур и его команда.
      - Я, Гиви, - художник, - не обращая внимания на насмешки, продолжал Артур. - Я это только сейчас осознал. Мое призвание - красоте служить.
      - Ну, Пикассо, давай еще по одной, - Гиви щедрой рукой разлил коньяк. - За красоту! - Единым духом опорожнив свой бокал, он смачно крякнул и вперил хитрые глазки в собеседника. - Выходит, узнал про Буржуя и решил, что можно спокойно домой податься?
      Вся манерность мигом слетела с Артура, он тут же позабыл о своем великом артистическом призвании. При упоминании имени Буржуя руки у лимонного дива затряслись, коньяк расплескался, и Артуру пришлось поставить бокал на стол. Гиви не без удовольствия наблюдал за этой переменой.
      - Что узнал? - хрипло проговорил Артур. - Он что, еще не успокоился?
      Гиви посерьезнел, и в голосе его прозвучала неподдельная печаль:
      - Буржуй, Артурчик, навеки успокоился, царствие ему небесное.
      - Иди ты! - пораженный этой новостью, Артур не сумел скрыть облегчения. Он схватил со стола бокал и уже не чинясь опрокинул его в глотку. Ну, расскажи, расскажи...
      - Да что рассказывать. Спалил заживо и себя, и жену с младенцем, и бабку. А может, помог кто... Темная история.
      - С хорошим человеком этого бы не случилось, - с гаденькой улыбкой удовлетворенно заметил Артур.
      - Ты не лыбься, не лыбься, - нахмурился Гиви. - Буржуй человек был! Не тебе, юнисексу, чета. Борис его уважал, а значит, и я уважаю.
      - Подожди, а Верунчик? - вдруг вспомнил Артур.
      - Да Вера-то в порядке. За Анатолием Анатольевичем замужем.
      - За каким еще Анатолием Анатольевичем?
      - Ну за Толстым. Только его никто так больше не называет. Он крепко поднялся - даже покойному Буржую и снилось.
      - Что, в колясочке его возят? - злорадно поинтересовался Артур.
      Гиви устало вздохнул:
      - Говнюком ты был, Артурчик, говнюком остался. И Брюссели не помогли. Анатолий Анатольевич, если захочет, тебя самого в колясочку усадит. В мой зал, между прочим, ходит, силу восстанавливает. Лучше сообрази: у тебя алиби есть?
      - Какое еще алиби? - насторожился Артур.
      - А такое, мадмуазелька! - хохотнул Гиви. Теперь была его очередь злорадствовать. - Надежное. А то Толстый в самоубийство друга не очень-то верит.
      - Да ты что, Гиви! Рехнулся, да? Я-то тут при чем? - Голос Артура снова предательски задрожал. Будущий кутюрье украдкой извлек из лимонных складок марку и быстренько ее сжевал.
      - Ладно, художник, двигай по-быстрому. Думаешь, я не видел, как ты свою бумажку-промокашку сжевал? Давай, поднимайся. Пока твое гордое сознание не расширилось. Чертиков будешь дома ловить.
      Артур вскочил, направился к выходу, но на пороге нерешительно замялся. Жалобно взмолился:
      - А ты ему не скажешь? Ну что я приехал. Не говори пока, ладно, Гиви? Я лучше сам. Позже... Ведь если сам, то подозревать глупо, так ведь?
      - Ладно, не тряси грудями. Анатолию Анатольевичу настоящий убийца нужен, а не кто попало.
      - Мерси, Гиви. Мерси боку!
      - Ага, Гитлер капут. - Гиви взял Артура за плечи и подтолкнул его к выходу. - Двигай, двигай.
      Свежие пепелища зарастают быстро. Прошел лишь год, а месте, где стояла хата бабы Кати, не осталось и следов страшной трагедии. Природа сделала свое, хотя и не без помощи рук человеческих: Толстый выкупил участок и нанял рабочих, которые расчистили пожарище, засеяли землю травой. И о том, что здесь случилось, теперь напоминали только четыре одинаковых обелиска с именами жертв. "Остання Катерина Юхимовна", "Коваленко Амина Ренатовна", "Коваленко Владимир-младший", "Коваленко Владимир Владимирович" значилось на гранитных плитах.
      Жители села обходили участок стороной. Отчасти из-за старинного поверья, предостерегающего от посещения тех мест, где люди погибли насильственной смертью. А большей частью просто потому, что бывшая усадьба находилась чуть на отшибе, рядом с левадой. Поэтому кортеж запыленных автомобилей, который по проселочной дороге подъехал к участку, остался незамеченным обитателями Волчанки. Но только ими.
      Из огромного джипа, шедшего в голове кортежа, вывалились двое здоровенных детин и очень профессионально заозирались. Поляна перед ними не таила никаких видимых угроз, а левадой можно было пренебречь: слишком она далеко для прицельного выстрела из обычного оружия. Если же в ней укрылся хорошо подготовленный снайпер со спецоружием, то... Уберечь ведомого при таких условиях, увы, все равно невозможно. Эти азы ребята хорошо усвоили еще в школе телохранителей.
      Только после наружного осмотра охрана позволила выйти из джипа Толстому и Вере. Чуть раньше выбрался из своей "мазды" Пожарский, а Борихин уже давно покинул свой потрепанный "жигуль" и успел провести собственную, независимую от телохранителей, рекогносцировку местности. Так оно вернее.
      Солнце едва перевалило за полдень, в траве вовсю разорялись кузнечики, погожий летний день, сменивший пасмурное утро, не слишком гармонировал с печальным настроением приехавших, которые молчаливой вереницей
      Толстый, облапил доктора и прижал его к себе, словно обиженного ребенка. Не чокаясь они выпили.
      Уже через полчаса захмелевший Костя заплетающимся языком пытался подпевать Толстому, который наигрывал на гитаре одну из любимых песен Буржуя. Вера, то и дело затягиваясь, грустно поглядывала на эту парочку. А у Борихина и Пожарского, отошедших чуть в сторону, шла своя беседа.
      - Чем похвастаетесь, господин сыщик? - с легким оттенком иронии начал Пожарский.
      - Да нечем хвастаться, Олег. Я на вашу иронию даже обидеться не могу. Права не имею.
      И в словах отставного капитана прозвучала такая горечь, что Пожарский смутился.
      - О чем вы? Какая ирония? - попытался он выправить положение.
      Но Борихин при всей его кажущейся простоте был вовсе не из тех, кого легко провести на мякине. Он чуть исподлобья посмотрел собеседнику в глаза и криво усмехнулся:
      - Не нужно, Олег, я же все понимаю. И так стараюсь денег у вашего друга не брать. А то хорош сыщик получается: год прошел, а я с чем был, с тем и остался. Но вы погодите меня презирать...
      - Какое я имею право вас презирать? - уже вполне искренне вставил Пожарский.
      Но Борихин не был настроен играть в поддавки.
      - Имеете, сами знаете, - он помолчал немного, а потом медленно, с паузами, как говорят о наболевшем, продолжал: - Но дела этого я не брошу... Не могу бросить... Так что просто прошу: дайте еще немного времени... Я его найду, я чувствую... Можете, конечно, не верить, но...
      В кармане Игоря Борисовича к великому облегчению вконец смущенного Пожарского замурлыкал мобильный телефон.
      - Извините, - бросил Борихин Олегу и ответил на вызов: - Алло... Да, Семен Аркадьевич, еще раз здравствуйте... Правда? И что?.. Не по телефону?.. Нет, сегодня, боюсь, не получится, - он оглянулся на остальных и понизил голос: - Понимаете - неудобно. Такой день, меня пригласили... Завтра с утра - прямо к вам! Конечно, Семен Аркадьевич...
      Они направились к обелискам. Толстый по еле заметной тропинке неуверенно шагал впереди, то и дело поглядывая себе поде ноги. Два слоноподобных охранника пристроились по бокам, готовые в любой момент подхватить шефа. У гранитных плит Толстый, ничуть не заботясь о сохранности дорогого костюма, опустился прямо в траву и облегченно привалился к камню, на котором было выбито имя Буржуя. Один из охранников направился к джипу и вскоре вернулся с корзинами, наполненными снедью и выпивкой.
      Поминальный обед был в разгаре, когда вдалеке показалось облако пыли.
      - Ну что, - как раз поднимал очередную рюмку Toлстый, - помянем по обычаю в третий раз?
      - Толстый, любимый, у тебя это уже восьмая будет, - мягко упрекнула его Вера.
      - Правда? А я ни в одном глазу. Не берет...
      - Ну, тебя не берет - дай людям передохнуть. Мы же никуда не спешим, правда?
      - Что правда - то правда. Нам спешить некуда, - согласился Толстый и послушно опустил наполненную рюмку.
      Из клубов пыли, приблизившихся к самой границе участка, вынырнуло городское такси, что заставило телохранителей заметно напрячься. Но тревога оказалась ложной: из машины выбрался смущенный доктор Костя.
      - Здравствуйте, - виновато проговорил он, рысцой подбежав к собравшимся. - Извините, что опоздал, да еще в такой день. Я прямо из аэропорта.
      - О, доктор, - по-детски обрадовался Толстый, сфокусировав взгляд на вновь прибывшем. - Вот вы со мной выпьете заупокойную. А то тут люди передохнуть хотят...
      - Вы знаете, с удовольствием! После этих испытаний таможне... Хотя о чем я! Извините. Такой день... Вообще стыдно думать о житейских мелочах перед лицом вечности, так ведь?
      Толстый, даже не привстав, выпростал руку, ухватил Константина за рукав и аккуратно приземлил его рядом с собой
      - Садитесь, доктор. В ногах правды нет.
      - Знаете, - философски заметил Костя, приняв от охранника полную рюмку текилы и дольку лимона, - я все больше убеждаюсь, что правды вообще нет.
      Солнце уже заметно склонилось к горизонту, когда Вера незаметно кивнула охранникам. Предстоял еще ужин в ресторане для более широкого круга желавших помянуть Буржуя и его семью. Следовало сворачиваться.
      Телохранители послушно засуетились: стали собирать в корзины остатки съестного, принесли из машин роскошные букеты и оставили их у надгробий, оторвали от Толстого заупрямившегося Костика, который желал еще спеть. И если бы не все эти хлопоты, то кто-нибудь из ребят с их наметанным взглядом наверняка заметил бы, как на опушке левады блеснула в лучах предвечернего солнца тонированная оптика.
      Готовясь к встрече с заместителем министра, Воскресенский просматривал материалы, необходимые ему для предстоящего разговора. В дверь постучали.
      - Можно, Алексей Степанович? - В проеме показалась секретарша.
      - Конечно, Аллочка.
      - Мишуков уже выехал. Вот папки, которые вы просили. Что-нибудь еще?
      - Да. Пожалуйста, принесите мне данные о финансовых проводках за последние два месяца.
      - Сейчас сделаю, - девушка направилась к двери.
      - Только, Алла...
      - Что, Алексей Степанович?
      - Пожарского сегодня нет. Данные эти, как бы вам сказать... Для внутреннего пользования. Сможете согнать сами?
      - Думаю, да, Алексей Степанович. Мне показывали...
      - Постарайтесь, чтобы они никому не попались на глаза.
      Поминальный вечер в "Круглой башне", ресторане, открытом в одном из фортификационных сооружений старой Печерской крепости, уже давно миновал стадию официальных речей. Настало время неформального общения, и, как всегда на этом этапе, гости, сидевшие за общим столом, разбились на группки и вели какие-то свои, сепаратные разговоры.
      Толстый взобрался на сцену и тихо пел, зажав в огромном кулачище потерявшийся в нем микрофон. Музыканты негромко подыгрывали. Эту старинную казацкую поминальную песню очень любила Амина. "Дай же, дивчыно, хустыну. Можэ, я в бою загину. Темной ночи накрыють очи - легше в могили спочыну", хрипловатым, но очень верным баритоном выводил Толстый.
      В дальнем углу стола немного пришедший в себя доктор Костя втолковывал Вере:
      - Поймите, Вера, я же не хирург. Возможно, характер внутренних повреждений таков, что...
      - Да какие повреждения! - Вера не дала ему договорить и в сердцах махнула рукой. - Толстый здоров, как носорог! Просто такое впечатление, что он в это сам не верит. Ходит хромая, а забудется - чуть не бежит. Словно сам себе боится сказать: "Я сильный". К тому же пить начал.
      - Да, пить начал, это я успел заметить, - Костя непроизвольно икнул и смущенно извинился.
      Но Вера, похоже, и не заметила ничего. Она торопилась выложить доктору все, что накопилось на душе:
      - Нет, он и раньше мог ведро этой текилы выпить. Особенно на пару с Буржуем. Но не каждый же день! И потом - раньше он хоть "Сникерсом" закусывал, а с тех пор как сладкое есть перестал...
      - Вот то, что не кушает сладкого, - очень нехороший симптом, многозначительно покивал головой Костя. - Очень!
      - По вечерам начал пьяный на машине кататься, - продолжала Вера, не слишком-то прислушиваясь к репликам собеседника. - Чуть не каждый день. Ночью не спит. А если спит, то бредит.
      - Бредит? Ну-ка, это интересно, - взыграл в докторе профессионал.
      - Это, доктор, страшно, а не интересно. Он с Буржуем разговаривает. Причем так, словно тот живой. Новости ему последние рассказывает, говорит, что со мной все в порядке.
      - Может быть, вы и правы. Вера, - раздумчиво проговорил Костя. Нужно бы показать Анатолия Анатольевича Марии-Стефании.
      - Ой, что вы! Он не поедет. Он ведьм еще с детства боится. Да еще вся эта история с Буржуем началась с гадалки... Нет, - Вера вздохнула, - не поедет.
      - Преодоление временных страхов, восстановление уверенности в себе - этим как раз пани Стефа владеет в совершенстве. Так что мой вам совет: убедите мужа. Я могу за ним заехать, если хотите...
      Вера со вновь проснувшейся надеждой взглянула на доктора:
      - Ой, пожалуйста, с вами он, может, и поедет...
      Тем временем в противоположном конце стола, ближе к двери, угрюмый Борихин вновь сражался со своим мобильником.
      - Да слышу, слышу, что это ты, - громким раздраженным шепотом внушал он микрофону. - Качество связи дивное - не спутаешь... Что?! Что?! Да не слышу я ни черта!.. Не могу я выйти, неудобно... На какую лестницу? Ты из автомата можешь перезвонить?
      Как раз в этот момент Толстый закончил песню и что-то шепнул музыкантам. Те грянули нечто разухабистое, с цыганщиной. Борихин досадливо поморщился и, заткнув второе ухо, прислушался к голосу в трубке, но, видимо, и это не помогло.
      - Что?! - уже во весь голос гаркнул он в микрофон, а потом добавил чуть потише: - Ладно, подожди, - и направился к выходу из зала.
      Толстый, вполне довольный собой и тем количеством децибелов, которые извлекали из своей аппаратуры музыканты, одобрительно покивал головой и - не без помощи охранника - спустился со сцены. Оказавшись в центре зала, он поднял руку, чтобы привлечь всеобщее внимание, и, перекрикивая оглушительный романс, заявил:
      - Ну, ребятки, пейте, закусывайте... Пусть нашим там веселее будет. А я, наверно, проветрюсь... - и с этими словами он в сопровождении привычного конвоя устремился к той же двери, за которой минуту назад исчез Борихин.
      - Толстый, любимый, ты же пьян, - попыталась остановить его Вера.
      - Вот я и говорю - проветриться надо, - благодушно подытожил Толстый.
      - Любимый, не надо. Ну не сегодня, ладно? Я тебя прошу...
      Но Толстый пребывал уже в том состоянии, когда не прислушиваются ни к чьим доводам. Даже к доводам любимой жены...
      На полутемной лестнице в эту самую минуту Борихин, прислонившись плечом к колонне, отчитывал кого-то:
      - Слушай, еще раз услышу от тебя слово "сюрприз" - уволю к чертовой матери, - громыхал он в трубку. - Можешь потом обижаться...
      У него за спиной из полумрака выплыла неясная тень. Совершенно неслышно она придвинулась поближе и замерла за колонной, у которой стоял сыщик. В ее руках вдруг возник вполне материальный пистолет, на ствол которого был навинчен глушитель. Потом пистолет стал неспешно, зловеще подниматься...
      - Да не будь ты мальчишкой, Василий! - продолжал распекать своего помощника ничего не подозревающий Борихин. - Позвонил - так рассказывай.
      Глушитель почти уперся сыщику в затылок. Палец в черной перчатке начал медленно, чтобы не щелкнул, взводить курок.
      Дверь, ведущая из зала, с грохотом распахнулась, и со словами "Верунь, я недолго, честное слово!" на пороге возник Толстый в сопровождении своих громил. Рука с пистолетом едва уловимым промельком отпрянула назад. Секунду спустя, никем не замеченная, тень растворилась в темноте.
      - Все, хватит, Василий, - в присутствии посторонних Борихин явно не желал продолжать препирательства с дерзким мальчишкой. - Завтра в восемь на работе! Доложишь в письменном виде, как положено... Да нет, не издеваюсь. Все, привет.
      Толстый, не очень уверенно, но целенаправленно двигаясь к выходу из ресторана, на полпути остановился и строго поглядел на своих телохранителей:
      - Все, дальше я сам.
      - Анатолий Анатольевич... - начал было старший из охранников.
      - Ну что, неясно сказано, что ли? Вот, - палец Толстого указал на Борихина. - Сыщика нашего охраняйте. Головой отвечаете! - Толстый подмигнул не слишком обрадованному ролью громоотвода капитану.
      Тот только пожал плечами и зашагал в зал. Его почетный караул, то и дело оглядываясь, дисциплинированно последовал за ним. Толстый исчез за входной дверью ресторана.
      На поляну с печальными обелисками в центре падал теперь лунный свет. В нем вдруг возникла расплывчатая фигура, приближавшаяся к надгробьям со стороны левады. Месяц, светивший из-за спины фигуры и то и дело скрывавшийся за облаками, вычерчивал только неясный силуэт и оставлял в тени лицо приближавшегося. Фигура подошла к надгробной плите Амины и небрежно, ногой, смахнула с нее корзину с цветами, оставленными днем. На их место пришедший положил огромную охапку белых роз. Постояв молча над могилой, фигура направилась к обелиску с именем Буржуя, но здесь задержалась только для того, чтобы вытереть о кромку могильной плиты налипшую на подошвы грязь. Потом фигура снова исчезла за опушкой левады.
      То и дело спотыкаясь и сопровождая каждый промах чертыханьем, Толстый добрел до своего джипа, отключил сигнализацию и завел двигатель. Машина тронулась с места, благополучно выехала со стоянки и выбралась на широкий бульвар. Сразу за ней со стоянки выполз еще один автомобиль с погашенными фарами. Ближний свет загорелся в нем только на бульваре. Как приклеенный, автомобиль следовал за джипом Толстого, а тот, поглощенный управлением своей мощной "телегой", ничего не замечал.
      Несмотря на свое состояние, Толстый вел машину на удивление уверенно и ровно через час оказался далеко за городом. Джип остановился у мрачного особняка, чем-то напоминавшего средневековый замок. За окнами строения было темно.
      Толстый поднялся на крыльцо, толкнул легко поддавшуюся дверь и вошел в дом. Судя по тому, как уверенно oн ориентировался в полной темноте, это место Толстому была хорошо знакомо. Остановился он в большом зале со стеклянным фонарем вместо потолка. Здесь на столе стояла горящая керосиновая лампа, которая бросала слабые отсвет на задернутые тяжелыми шторами окна, затянутые пыльными драпировками стены, покосившийся мольберт в углу. Судя по всему, когда-то это помещение служило мастерской какому-то художнику, но сейчас на всем лежала печать заброшенности.
      Толстый подошел к столу, бросил на него бумажный парт - похоже с провизией, - который он принес из машины пододвинул поближе к слабому свету кресло и устало пухнул в него. Так, в полной неподвижности, он просидел минут пять. Драпировки за его спиной едва заметно колыхнулись, а потом решительно отодвинулись, взметнув изрядное облачко пыли.
      Когда на плечо Толстого легла рука подошедшего сзади человека, он даже не вздрогнул.
      - На панихиде нажрались, господин генеральный директор? - раздался голос за высокой спинкой кресла.
      - На ней, родимой, - грустно улыбнулся Толстый. Помедлив несколько мгновений, словно собирался с силами, он тяжело встал и повернулся лицом к говорившему.
      Перед ним стоял Буржуй.
      - Привет, покойничек!
      ГЛАВА 3
      Солнечный луч, проникший в щель жалюзи, медленно полз по роскошному ковру огромной спальни. Вот он уткнулся в орехового дерева спинку необъятной кровати, остановился на секунду и двинулся вверх. Достигнув края спинки, луч перевалил через кромку, резко метнулся вперед и, преодолев шелковый океан простыни, застыл на широченной, украшенной рваным шрамом спине лежавшего в кровати человека.
      Толстый приоткрыл один глаз и осторожно пошевелился. Не спал он уже давно, но, пока рядом была Вера, успешно притворялся спящим, чтобы не расстраивать боевую подругу. Теперь откуда-то издалека, из кухни, едва доносилось позвякивание посуды - жена готовила завтрак. У Толстого все не шел из головы ночной разговор с Буржуем в заброшенном особняке Кудлы. О нем напомнил и запах свежежаренного кофе, уже разнесшийся по квартире.
      ...Они сидели у зажженного вопреки всем законам конспирации камина и молча попивали сваренный на угольях кофе.
      - Ненавижу этот дом, - произнес наконец Буржуй, задумчиво глядя в огонь.
      - Я, может, не очень умный, но никак не пойму, чего ты вообще здесь забыл.
      Толстый подождал немного, надеясь на ответ, но, поскольку друг вообще никак не откликнулся, сменил тему, а заодно и тональность начинавшегося разговора:
      - Ну, выкладывай, как там Америка. В Диснейленде был?
      Но Буржуй шутку не поддержал.
      - Знаешь, я Штаты возненавидел, - подавленно проговорил он. - А ведь раньше любил. Нью-Йорк особенно, ты знаешь. Но теперь они для меня просто огромная страна, миллионы людей с ненастоящими улыбками и ощущением беспомощности. Я ведь его не нашел...
      Но Толстый утешить друга не пожелал:
      - Да ну? Я чего-то так и решил.
      - Нечего издеваться, - обозлился Буржуй. - Первый месяц я был уверен, я чувствовал, что иду по его следу. Я переезжал из города в город, звонил в сотни дверей, и каждый раз мне казалось - сейчас я войду, он поднимет на меня свои рыбьи глаза, и все будет кончено. Или я его, или он меня.
      - Еще чего! - с непосредственностью крепко подвыпившего человека хмыкнул Толстый. - Он - тебя!
      Буржуй поднял на друга внимательные глаза:
      - Толстый, пей кофе, я тебя прошу. Убьешься когда-нибудь. Зачем было вообще так нажираться?
      - Да не нажрался я, не нажрался, - с тоской протянул Толстый, так, выпил немного. А ты думаешь, мне легко? Мне этот год - за десять!
      Буржуй поворошил уголья в камине.
      - Год... Целый год... - в отчаянии проговорил он.
      - Слушай, Буржуй, надо завязывать с этим делом, - взмолился Толстый. - Год по стране Чингачгука шастал теперь в этой халабуде засел. А что толку? Я скоро мозгами поеду от тоски. Я вообще - врать особенно не того, а последнее время и вовсе невмоготу стало. От Верки глаза прячу.
      - Как она?
      - Сам-то как думаешь? Другая баба давно свихнулась бы. А она ничего - держится. Еще и меня, инвалида, держит.
      - Ладно тебе! Инвалид нашелся...
      - Да не обо мне речь. Хватит тебе по чужбинам шастать, плакать в подушки отелей. Хорошо было придумано, да не сработало, - Толстый раздраженно поколотил ложечкой о стенки уже пустой чашки, нерешительно посмотрел на друга но все же спросил: - Буржуй, а ты никогда не думал... Может, это был не он? Ну не Кудла?
      - Не знаю, - безнадежно вздохнул Буржуй. - Теперь уже не знаю. Но ты-то носишь в теле его железки...
      - Я - да. Только речь сейчас не обо мне, - упрямо повторил Толстый. - Мне-то еще ничего. Я хоть знаю, что ты живой. А Вера, Олежек? Они же сегодня, между прочим, и тебя поминали! Свечи за упокой ставили! Ничего себе жуть, да? В общем, - Толстый решительно рубанул воздух рукой, - пора тебе выбираться из пещеры, Буржуй. Ты здесь полжизни проберложить можешь и все равно ничего не узнаешь.
      - Слушай, - вспомнил вдруг Коваленко, - а что Борихин?
      Толстый пожал плечами.
      - Борихин? Ничего. Я так понимаю - у него тоже дубль-пусто.
      - Ничего себе! Год! Год прошел!!! Ты за что ему платишь?
      - Да старается мужик, - вступился за сыщика Толстый. - Правда, старается, это ж видно. Переживает.
      - Не переживать, а работать надо. Убийцу ловить!
      - Да это ясно, - поскреб в затылке Толстый. - Он того... В общем, на месте не сидит. Да и друг из ментов - кажись, майор - ему неофициально помогает, он же теперь без ксивы, сам понимаешь. А вообще-то менты ему мешают. Они-то дело давно закрыли, думают - это ты...
      - Что, до сих пор думают? Дебилы!
      - А что им еще думать? Все сгорело, один труп опознан как твой...
      - Вот этого я совсем не понимаю.
      - Да я вообще ничего не понимаю, - в сердцах сплюнул Толстый, а потом неожиданно улыбнулся. - Знаешь, иногда забудусь под утро - и так легко становится. Кажется - все как раньше. У тебя так не бывает?
      - Нет, - жестко ответил Буржуй и поднялся. - Все, дружище, давай двигай.
      - Может, прямо сейчас вместе и рванем, а? - без особой надежды спросил Толстый. - Верка точно не спит - ждет.
      - Рехнулся, да?
      - А чего?
      - В день поминок, на ночь глядя. "Здрасьте, сестричка!" Что, хочешь овдоветь молодым?
      - Все равно же тебе рано или поздно всплыть придется.
      - Придется, придется. Кстати, ментам тоже многое объяснять придется, так что Варламова далеко не отпускай. Ну пойдем. Я тебя в транспорт погружу.
      У темного крыльца они обнялись на прощанье, и Толстый взгромоздился на сиденье. Уже включив двигатель, oн опустил стекло и подмигнул Буржую:
      - Знаешь, друг, а ведь мы его, гада, все равно поймаем. Правда.
      И очень серьезно Буржуй кивнул в ответ:
      - Я знаю. Я за этот год чувствовать научился. Как волки чувствуют. Он вообще где-то близко...
      - Любимый! Э-эй! Просыпайся. Такой большой - и такой соня.
      Голос жены, неслышно вошедшей с подносом в комнату, вырвал Толстого не то из воспоминаний, не то из полудремы. Вера поставила поднос на тумбочку, присела на кровать и взъерошила Толстому волосы. Тот сладко потянулся, точно сию вот только минутку очнулся от глубокого сна, поинтересовался:
      - Который час?
      - Самое время, Толстый, - Вера протянула мужу дымящуюся чашку.
      Манерно отставив мизинец, гигант продегустировал напиток, томно закатил глаза и крякнул вполне по-рабоче-крестьянски:
      - Ух, хорошо!
      - Ты не забыл, что вчера обещал? - невинно поинтересовалась Вера.
      По лицу Толстого заметно было, что он лихорадочно перебирает в голове события вчерашнего дня, чтобы вспомнить какие такие обещания успел надавать любимой жене. Не вспоминалось ничего. Для оттяжки времени он пустился на хитрость и задал уточняющий вопрос:
      - Кому обещал?
      - Мне, любимый, мне. Твои обещания остальным женщинам меня не волнуют, можешь их цинично обманывать.
      - Каким еще женщинам? - потрясенный столь гнусной клеветой, Толстый схватился за сердце. - Это все вранье!
      - Другая на моем месте сейчас бы придралась к словам.
      - Так я же не на другой женился, а на тебе, - широко улыбнулся Толстый.
      - И правильно сделал. Кстати, у тебя из кармана пиджака обертка "Сникерса" торчит.
      - Враги подкинули. Завистники. Никому верить нельзя, - выпучив для убедительности глаза, принялся отпираться Толстый. Потом приобнял Веру и поинтересовался как бы невзначай: - Слушай, а чего я это... обещал?
      Вера очень-очень ласково поглядела мужу в глаза, взяла его за руку и проговорила умильно:
      - Ты обещал сегодня вечером поехать на сеанс к Марии-Стефании.
      Тут уж глаза у Толстого полезли из орбит без всякого притворства. Он? К ворожке? Да быть такого не может!
      - Чего? Что за бред? Когда это я такое обещал? - растерянно залепетал гигант, но тут взгляд его остановился на смеющемся лице жены, и он одним движением повалил ее на спину, всем своим весом прижав к матрасу. - Вот сейчас кое-кто получит за вранье!
      - Толстый! Ай! Пусти! - в притворном ужасе вопила Вера.
      - Не пущу. Будешь знать, как обманывать сонного мужа! Думаешь, если я вчера спиртного пригубил, так ничего не помню? Вот погоди, я Буржую пожалуюсь...
      Вера под ним сдавленно ойкнула. Тут только Толстый сообразил, что опять проговорился, опять испугал жену. Он как-то сразу сник, обмяк. Вера без труда вывернулась из-под него и встала с кровати. Улыбка медленно стаивала с ее лица, она смотрела на мужа с такой жалостью, с таким отчаянием, что тот даже поежился.
      - Толстый, - проговорила наконец Вера. - Там, на кухне, рюмка текилы. Пойди похмелись.
      Анатолий Анатольевич Толстов поднял на супругу виноватые глаза и предпринял робкую попытку оправдаться:
      - Да нет, я... В астральном смысле...
      - А я в прямом, - отрезала Вера. - Легче станет.
      - Ты же знаешь - я не похмеляюсь.
      - Чем пугать меня, лучше бы похмелялся.
      Толстый встал с кровати, подошел к жене, нежно ее облапил и принялся раскачивать, будто убаюкивая.
      - Да я не пугаю. Вырвалось просто, - примирительно проговорил он. - Ну извини. Что я, специально, что ли?
      - Извиню, если поедешь к Стефании. Костя за тобой заедет.
      Толстый невольно разомкнул руки и отступил на шаг. Несколько секунд он простоял, переваривая услышанное, а потом чуть ли не подобострастно заглянул Вере в глаза. Он надеялся увидеть в них лукавинку, веселый огонек, который означав бы, что ее слова - шутка и ничего более. Вот сейчас она дурашливо шлепнет его ладонью по груди и расхохочется...
      Вере было безумно жаль этого огромного ребенка, своего мужа, который если и боялся чего в жизни, так это ведьм, колдуний, гадалок, черных кошек и прочей чертовщины. Еще одно мгновение ей захотелось отступиться, пощадить его такого сильного и такого испуганного. Но тут она вспомнила прежнего Толстого и решилась. В ответ на жалобный взгляд мужа она твердо посмотрела ему в глаза. Толстый все понял.
      - Да не поеду я к ведьме! Я ее боюсь! - Он обиженно отвернулся. Что тебе за удовольствие издеваться над человеком?
      Вера шагнула вперед и прижалась к широкой спине.
      - Толстый, милый, ты же не хуже меня понимаешь, что надо что-то делать. Я бы ради тебя, ради нас не только к Стефании - к Бабе Яге в ножки пала. Так дальше нельзя Я хочу, чтобы ты снова стал прежним, чтобы ты просто-напросто вспомнил себя.
      Толстый, стоявший до этого каменным изваянием, едва заметно пошевелился.
      - Ага! - все еще обиженно проговорил он. - Она что, Стефания твоя, пули из меня повыковыривает? Хирурги старались - не вышло!
      - Не знаю. Стефа разберется. Да мне Костя о ней чудеса рассказывал, если хочешь знать!
      - Вот-вот - чудеса, - с готовностью подхватил большой ребенок. - Я только услышу о них, мне под одеяло залезть хочется.
      - Трусишка. Ну хочешь - я с тобой поеду?
      - Нет уж! - такую жертву со стороны жены Толстый, несмотря на все его страхи, принять не мог и не хотел. - Держись от этой мерзости подальше. Лучше я сам.
      - Честно? Поедешь? - обрадовалась Вера.
      - Да что - обязательно сегодня, что ли? - заныл Толстый, но в голосе его уже чувствовалась обреченность: он понимал, что помилования ему не дождаться.
      - А чего откладывать? - дожимала его любимая жена. - Ну, говори: "Обещаю".
      - Ну... В общем... - промычал Толстый. И именно в этот момент зазвонил телефон.
      - О, телефон! - передал жене благую весть воспрянувший духом Толстый. - Пусти, Верунчик, - он легко отодвинул подругу в сторону, схватил трубку и радостно рявкнул: - Алло!.. Да, я... Привет, Борисыч!.. Что?! А это точно? Может, ошибка?
      Мельком взглянув на Веру, он нажал кнопку динамика, чтобы и она слышала разговор. В комнату проник хрипловатый басок Борихина:
      - Да нет, не может. Он это. Василий его даже сфотографировал на всякий случай. Вы с нами поедете или мы сами?
      - Как это сами?! - возмутился Толстый. - Я уже еду! Давайте через двадцать минут возле офиса. - Он положил трубку и попросил жену: - Верунь, звони ребятам, пусть уже выезжают. Я хоть физиономию сполосну.
      Он бодрой рысцой припустил к ванной. Вера, так ничего и не понявшая из услышанного разговора, тревожно бросила ему в спину:
      - Что-то случилось?
      - Гость объявился, - махнул рукой Толстый. - Один из тех, кого давно ждали.
      Пожарский, лишь год назад получивший водительские права, да к тому же и по характеру человек аккуратный, за рулем особо не лихачил. Но год шоферского стажа - этап опасный. На смену страху и осторожности первых месяцев за рулем приходит иллюзия уверенности, а это штука опасная.
      На обычном маршруте от дома к работе Олег уже давно успел изучить каждый знак и каждую выбоину. Дорога не таила никаких сюрпризов, и он позволил своему сознанию не то чтобы отвлечься, а как-то расслоиться. Часть его следила за дорогой, за педалями, рычагом и рулем, вторая же была погружена в невеселые думы о вчерашней годовщине, о Толстом...
      Когда впереди, чуть ли не перед капотом машины, показалось неожиданное препятствие, сработал навык: нога автоматически перелетела на педаль тормоза и вдавила ее в пол, руки вывернули руль в сторону. Теперь сознание автоматически фиксировало противный визг трущейся об асфальт резины, надвигающееся, как в замедленной съемке, препятствие. Сознание вопило: это человек! Девушка! Автомобиля едва ощутимо тряхнуло, и он остановился.
      В шоке Пожарский еще несколько мгновений оставался за рулем, а потом распахнул дверцу и бросился к пострадавшей. Вокруг уже собирались люди, сыпались комментариям
      - Ездят - на дорогу не смотрят!
      - Выдают права кому попало...
      - Да она ему сама прямо под колеса прыгнула, коз-за!
      Пожарский, растолкав зевак, подскочил к девушке и дрогнувшим голосом спросил:
      - Вы... Вы живы?
      Вопрос прозвучал нелепо: девушка не лежала неподвижно на асфальте, а сидела и, ухватившись одной рукой за бампер, второй поспешно оправляла высоко задравшуюся юбку
      - Кажется, да... Извините, я не хотела... Помогите мне встать, пожалуйста.
      Пожарский подхватил девушку и поднял на ноги. Потом, совершенно непроизвольно, принялся ее ощупывать: голову, руки, ноги. Вдруг девушка оттолкнула его. Сначала Олег удивился, но тут же запоздало покраснел. Еще не придя в себя, он как-то не до конца осознавал, кто перед ним. Главным в тот момент было другое: жива ли, цела ли. Теперь ему стало ясно: перед ним девушка. Красивая девушка! Очень красивая девушка!!!
      Смущаясь и запинаясь, Олег предложил отвезти ее в больницу - мало ли что! Девушка сделала несколько шагов, прислушалась к своим ощущениям и отказалась - она в полном порядке.
      - Все равно лучше съездить в больницу. На всякий случай, настаивал Пожарский.
      - Не надо, правда. Ничего не болит. Просто испугалась. Пойду выпью чего-нибудь, а то и правда трясусь.
      - Пойдемте, я вас угощу, - решился Олег.
      - Да что вы, я и так вас задержала, - девушка тоже отвечала механически, еще не придя в себя.
      - Извините, вас как зовут?
      - Что? А, Лиза, - представилась девушка.
      - Я - Олег. Садитесь в машину, Лиза.
      Где-то, когда-то Пожарский вычитал, что лучший способ в чем-то убедить человека - это употребить в речи его ходовые словечки. А для него вдруг стало очень важным убедить Лизу. И поэтому он сказал:
      - Правда. Все равно вокруг ни одного бара. А я знаю одно место тут, рядом.
      Через пять минут, проведенных за столиком кафе, они признались друг другу, что оба смертельно испугались во время случившегося на дороге. Через десять минут перешли на "ты" и оба почувствовали, что уходить не хочется...
      - Слушай, я тебя правда не задерживаю? - вдруг спохватилась Лиза. - Ты же ехал куда-то?
      - Куда-то ехал, - улыбнулся Пожарский, - да не доехал. Ты, кстати, тоже куда-то шла. И даже спешила.
      - Ой! - схватилась Лиза за голову. - Я же!.. Вот дура! Подожди минутку, я сбегаю позвоню.
      - Держи, - Пожарский протянул ей мобильный телефон.
      - Спасибо.
      Лиза быстренько уладила все проблемы со своим начальством, произнеся буквально пару фраз, а потом, словно оправдываясь, сообщила Олегу:
      - Я в магазине "Искусство" работаю.
      - В центральном?
      - Ага.
      - Странно...
      - Почему странно?
      - Я туда заходил пару раз, а тебя не видел...
      - Чтобы такой, как ты, запомнил, надо к нему под машину попасть, немного грустно улыбнулась Лиза. - Ой, извини, я пошлости говорю. Наверное, еще в себя не пришла.
      - Приятные пошлости. Можешь сказать еще парочку таких же.
      - Нет, правда. Мне почему-то так легко сейчас, будто мы сто лет знакомы. Или ты на всех девушек так действуешь?
      Пожарский грустно улыбнулся:
      - Не знаю. Если бы они были, можно было бы спросить...
      - В каком смысле?
      - Да с девушками у меня, видишь ли, никак.
      - Подожди, ты что же... - чуть нахмурилась Лиза.
      - Да нет, - расхохотался Олег, сообразив, в чем она его подозревает. - Что ты. Я о другом. Просто не везет мне с девушками - вот и все.
      Лиза окинула парня критичным взглядом. Шутит он, что ли? Высокий, стройный, красивый. Да еще в таком прикиде, при такой машине. Какая девушка устоит?!
      - Что-то не верится.
      - Честное слово! Может быть, сегодня повезло, - и Олег накрыл рукой лежащую на столе ладонь девушки.
      Ладонь чуть заметно дрогнула, но осталась на месте - Лиза только подняла глаза, внимательно глядя на открытое, совсем недавно чужое ей лицо сидящего напротив человека.
      - Хорошо, что я успел затормозить, правда? - невольно вырвалось у Олега.
      - Ага, - улыбнулась ему Лиза. - А то я сейчас лежала бы холодная, с бирочкой на ноге. И ничего этого не было бы...
      - Перестань говорить всякие ужасы. Слушай, поехали куда-нибудь.
      - Куда?
      - Да куда угодно. Кататься. Ко мне. Или ты... не хочешь?
      - Хочу. Очень хочу, Олег. Я хочу кататься, хочу к тебе. Но мне нужно на работу.
      - Да ну ее! Давай прогуляем!
      - А ты что - большой начальник?
      - Не особенно. Но прогулять могу.
      - А я не могу. Правда. Танька и так из-за меня от прилавка к прилавку полдня бегает. Ты отвезешь меня?
      - Конечно, отвезу. Должен же я знать, куда мне заехать за тобой вечером.
      - А ты не передумаешь до вечера? Не передумай, пожалуйста. Ладно?
      Воскресенский был раздражен: прошло два часа с начала трудового дня, а в офисе не с кем работать. Пожарский позвонил и пролепетал нечто невразумительное о задержке по непредвиденным обстоятельствам. Толстый так и вовсе не удосужился сообщить, где он и когда будет. Ну как же - начальство! А дел-то невпроворот...
      - Алло!.. - схватил он трубку заблажившего телефона. - Да я... Что?.. Вы, наверное, ошиблись, - трубка брякнулась на аппарат.
      Несколько минут Воскресенский листал бумаги, потом телефон зазвонил снова.
      - Алло... Что?.. Послушайте, я же говорю - вы ошиблись номером!.. Да, это я, но я не понимаю, о чем вы говорите.
      На этот раз он не стал класть трубку на рычаг, на нажал кнопку селектора:
      - Аллочка, переключите мой прямой на себя и ни с кем не соединяйте.
      И Воскресенский снова зашелестел бумагами.
      Артур упивался творческим процессом.
      - Ирка, ну что ты прешь на меня, как морской пехотинец?! покрикивал он. - Ольга, опять ты жопу оттопырила, выдра!
      На сцене ведомственного дома культуры, хранящей следы былых комсомольских активов, фланировали под "неземную" музыку странно одетые девицы. Они очень старались изобразить ту походку и манеру поведения, какую не раз видели по телевизору в исполнении знаменитых моделей, но получалось так, что лучше бы не старались...
      Артур, руководивший процессом из зрительного зала, то хватался за голову, то в полной прострации откидывался на спинку кресла, то теребил затейливый воротник своего наряда а ля кутюрье. Раз за разом он вскакивал с места и демонстрировал в проходе, как, по его задумке, должны порхать "феи с планеты совершенства".
      - Стоп! - заорал он в очередной раз. - Вы что вытворяете?! Вы же не шлюхи, девчонки. То есть шлюхи, конечно, но об этом только я должен знать, ясно? Для остального мира вы - красота в чистом виде, пятый элемент. Наташка!
      - А чего сразу я? - басом откликнулась одна из девиц.
      - Да ты посмотри на себя со стороны!
      - А че?
      - Че! Я стояла у вокзала, я большой любви искала. Вот тебе и че. А с тобой что случилось, Анжелика?
      - В сортир хочу. Давно уже. По-большому...
      - Ой-ой, - Артур поморщился. - Как это тонко! Магнифик! В сортир по-большому. Иди. Иди в сортир, фея моя неземной красоты. Еще кто-нибудь по-большому желает, вы, богини утренней росы? Нет? Тогда начали. Раз-два-три, раз-два-три. Мягче движемся, мягче. Ощущение полета, крошки...
      Увлеченный процессом, Артур не заметил, как в зале появились незваные гости. По проходу за его спиной двигалась целая делегация. Впереди шагал Толстый, по бокам и чуть сзади, как эсминцы за линкором, следовали два его телохранителя с недобрыми лицами, а замыкали строй настороженный Борихин и счастливый Василий. Его сюрприз шефу, похоже, удался. Артур очнулся только тогда, когда могучие руки охранников подхватили его под хрупкие локти, вырвали из кресла и куда-то понесли по воздуху.
      - Эй, эй! Что? - Артур дрыгал ногами и беспомощно озирался, не понимая, кто эти люди и что происходит. - Лессе муа, слышите, уроды!
      Невозмутимые физиономии незнакомцев не выражали ровным счетом ничего, и Артур оставался в трагическом неведении, пока его не донесли до режиссерского стола. Здесь его развернули и не слишком почтительно усадили, а скорее уронили, прямо на стол. И тут он оказался лицом к лицу с давно знакомым персонажем.
      - Привет хранителю высокой моды! - неласково произнес Толстый.
      Сначала Артуру пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять отвратительную мелкую дрожь во всем теле. И только потом он умудрился что-то выдавить из себя.
      - А...аншанте, - хрипом вырвалось из его пересохшей глотки.
      - Что он несет? - громким шепотом поинтересовался у Василия Борихин. - От страха переклинило, что ли?
      - Это французский, шеф. Стыдитесь.
      - Мне стыдиться нечего. Я не в инязе учился, - гордо и уже в полный голос заявил отставной капитан.
      Девицы, кучкой жавшиеся на сцене и не понимавшие, кто позволяет себе такие наезды на их грозного Артура, вслух обсуждали действия незнакомцев.
      - Объяви перерыв девочкам, Версаче, - потребовал у Артура Толстый.
      - Почему Версаче? - машинально спросил тот. - Его же убили...
      - Ничего, это - дело наживное, - очень ласково отозвался Толстый и тут же рявкнул: - Ну!
      - П...перерыв, девочки, - дрожащим голосом распустил свой контингент Артур.
      Труженицы подиума по совместительству, с любопытством поглядывая на незваных гостей, стали неохотно расходиться.
      - Вит! Вит! - уже более бодрым тоном подогнал их работодатель, а потом обратился к Толстому: - А вы знаете, я как раз к вам собирался, Анатолий Анатольевич. Дискюте келькешоз, так сказать.
      - Ничего, я не гордый. Сам пришел. Ты где был год назад, собака?
      Артур, успевший немного прийти в себя, медленно, выигрывая время, достал черную сигаретку, закурил, томно поглядел на телохранителей и, видимо приняв определенное решение, заговорил. Изобретать что-то новое он не стал, а принялся выдавать прежний свой набор: Брюссель, великое призвание, тонкость натуры, модельный бизнес.
      Уже на середине этой тирады Борихин стал проявлять нетерпение, однако до поры до времени сдерживался. Но в конце концов молча подошел к столу, молча достал пистолет, приставил его к гениталиям "кутюрье" и очень выразительно посмотрел ему в глаза.
      - Тол... Анатолий Анатольевич! - взвизгнул Артур. - Это кто?
      - Витек. Киллер мой на ставке, - охотно разъяснил Толстый. - Я его и сам боюсь, если честно. Долгоиграющий ему кликуха. У него быстро еще никто не умирал. Любит это дело, ничего не попишешь.
      Борихин скорчил туповато-свирепую гримасу и чуть сильнее прижал ствол к промежности великого художника. И тут слова посыпались из Артура, как горох:
      - Ну хорошо, не было, не было никакого Брюсселя. В Тамбове я был. Вернее, в области... Осторожней с пистолетом, пожалуйста!
      Из сбивчивых, но предельно искренних показаний Артура следовало, что в день, когда произошел поджог, он находился далеко - в одном из райцентров России. И поскольку пребывал под подпиской о невыезде из-за очередной полукриминальной шалости, то ни совершить это преступление, ни организовать его никак не мог.
      Борихин еще раз испытующе посмотрел в глаза Артуру и убрал пистолет.
      Толстый с сожалением поскреб в затылке и сказал:
      - Ладно, живи пока. Но из города рыпнешься - смотри! Отдам тебя Долгоиграющему в личное пользование. Должны же у человека быть свои маленькие радости... Оревуар, Артуро.
      Маленький отряд в том же порядке двинулся по проходу к дверям. Артур проводил его злобным и ничего не прощающим взглядом, а потом повернулся лицом к сцене. Его феи уже выглядывали из-за занавеса и шушукались.
      - Чего вылупились, шалавы, - заорал на них "кутюрье". - Никогда деловых переговоров не видели? Кто там лыбится? Да вы без меня под забором передохнете, мать вашу! Все, комансон. Ля мюзик жу. Ту ль монд э ге! Раз-два-три. Поехали.
      Столики летнего кафе стояли под старыми каштанами. Здесь было почти прохладно, хотя на улицах от жары плавился асфальт. Запыхавшаяся Вера с облегчением плюхнулась на пластмассовый стульчик, сдула прилипшую ко лбу челку, глотнула холодного пива из Зининого стаканчика и только потом поздоровалась с ней. Первым делом она выложила подруге самую радостную новость: Толстый, кажется, . согласился съездить к Стефании на сеанс.
      - Ну-ну, - без энтузиазма отозвалась Зина, - потом поделишься результатом...
      - Что, не веришь в эти дела?
      - Почему? Очень даже верю. Вот наша завотделением - умница-баба, доктор наук, людей с того света вытаскивает, - а поехала к ворожке за советом. Та ее на пятьсот баксов и кинула. Легко так...
      - Да ладно тебе. Стефания вообще денег не берет, если хочешь знать... - Вера помолчала, а потом решилась начать тот разговор, ради которого, собственно, и пришла: - Так что там насчет твоей продвинутой методики?
      - Решила все-таки попробовать?
      - А что? Думаешь - никаких шансов? - Зина погладила ее по руке.
      - Хочешь совет? Пока молодая - возьми бэбика из приюта. Уедешь на полгода с понтом - на сохранение легла, а я тебе тем временем здоровенького подберу, без патологий.
      - Спасибо, Зинуль. Только... Я ведь не просто ребенка хочу. Я маленького Толстого хочу. Чтоб его глаза были, его улыбка...
      - Ну, знаешь, так всю жизнь прохотеть можно.
      - Конечно, можно. Мне, кстати, Костя знаешь что сказал? Что Стефания и мои женские проблемы решить может.
      Зина с жалостью посмотрела на подругу. Бред же несет! Правда, в ее положении за любую соломинку хвататься будешь. Что ж, придется быть с ней пожестче. Это иной раз помогает.
      - А вот тут я готова на штуку баксов спорить, - проговорила она вслух. - Идет? А то у меня, как всегда, денежные затруднения.
      - Какая ты добрая!
      - Какая уж есть. Но я врач. И если я говорю своей подруге, которой очень хочу помочь, что ничего не могу сделать, то пусть сельская бабка со своими шушу-мушу ни мне, ни тебе лапшу на уши не вешает. Ясно?
      - Ясно. Зато мне, выходит, терять нечего. Хуже не будет. - Тут Зина только руками развела. Ну что ты с такой упрямой дурехой делать будешь?
      - Ну, если хочется экзотики, съезди. Только проследи, чтобы она, эта твоя Стефания, руки как следует вымыла. И ко мне по-любому заскочи после своей ведьмы. Береженого Бог бережет.
      Уже по дороге от Артура, прямо из машины, Борихин созвонился с Мовенко и попросил его проверить алиби начинающего кутюрье. Мовенко, как всегда, поворчал, но просьбу обещал уважить.
      Теперь Борисович мерил шагами свой офис и неодобрительно поглядывал то на сникшего Василия, то на онемевший телефон. Мовенко, впрочем, не заставил себя долго ждать. Молча выслушав его сообщение, Борихин положил трубку и посмотрел на Василия.
      - Ну что? - вскинулся тот.
      - Ничего. Все верно. Были у него проблемы с райотделом. И подписка была, и прочее. А в день пожара он вообще был на принудиловке.
      - Где был?
      - Привлекался к общественно-полезному труду.
      - Вот черт! - Василий вскочил и заметался по комнате.
      - А ты чего дергаешься? Исключение подозреваемого - тоже результат. Сужается круг поисков, - утешил его Борихин.
      - Результа-а-ат! - с горечью протянул Вася. - Вам легко говорить, господин Долгоиграющий. А я этого Артура знаете как выпасал!
      Вместо ответа Борихин вдруг что есть мочи шлепнул себя по лбу. В азарте он и думать забыл об обещании, которое дал Семену Аркадьевичу! Очередной след завел в тупик, версия лопнула. Так что одна надежда на Семена. Надо бежать. На ходу отдавая распоряжения остолбеневшему от такой начальнической прыти Василию, Борихин бросился к выходу...
      Семен Аркадьевич открыл дверь, едва прозвенел звонок.
      - А, здравствуйте, Игорек. Я уж вас заждался...
      Борихину стало стыдно. Старик, конечно, тоскует в отставке. Столько лет проработал - и как еще проработал! - и вдруг взяли да и вытурили на пенсию без особых церемоний. Вот и осталась одна у него радость - таким незадачливым сыщикам помогать. Слава Богу, кой-какое допотопное оборудование у него дома имеется, а вот необходимые реактивы Семен на свои нищенские пенсионные гроши покупает. Борихин вздохнул:
      - Извините, Семен Аркадьевич. Все никак вырваться не мог.
      - Понимаю, понимаю. Как движется расследование?
      - Да плохо движется, Семен Аркадьевич, плохо. Может, хоть вы чем-нибудь порадуете?
      Эксперт взял гостя под руку и повел в комнату. Усадив Борихина за заваленный реактивами стол, на котором красовался старенький потертый микроскоп, он устроился напротив и довольно потер руки.
      - Ну, не уверен, что порадую, но, думаю, удивить смогу.
      - Неужели нашли что-нибудь? - Борихин в нетерпении подался вперед.
      - Представьте, нашел. Если не ошибаюсь, вы говорили, что ваш наниматель и покойный Владимир Коваленко вставляли зубные протезы у одного врача. Так?
      - Да. И что?
      - И материал этих протезов должен быть идентичным, не так ли?
      - Да. Конечно.
      Семен Аркадьевич с торжеством посмотрел на Борихина и отчеканил:
      - Ну так вот. По характеру оплавлености и ряду других признаков я теперь могу с уверенностью сказать, что вставные элементы челюсти пострадавшего при пожаре изготовлены из материалов, отличных от используемых филиалами фирмы "Кэбот", которые применялись при протезировании зубов Анатолия Анатольевича, а стало быть, и зубов Коваленко.
      - Погодите, погодите, Семен Аркадьевич, - проговорил потрясенный Борихин. - Вы что же, хотите сказать - Буржуй жив?
      - Ну, это мне неизвестно, я готов лишь с большой долей вероятности утверждать, что найденный на пепелище труп может принадлежать кому угодно, но только не Владимиру Владимировичу Коваленко по кличке Буржуй.
      ГЛАВА 4
      В хате Стефании, глинобитном строении под соломенной стрехой, стоял густой и пряный запах подсушенных трав. Пучки растений, полевых цветов были развешаны над притолокой, сушились на большой русской печи. Сама Стефания, стоя у дощатого стола, разбирала сегодняшний сбор. Доктор Костя ассистировал. Ворожка сноровисто сортировала растения, увязывала их в пучки и одновременно наставляла Константина: как готовить настои, что над ними нашептывать и от каких хворей они спасают.
      В низкое оконце заглянул кто-то с улицы, заслонив на мгновение свет. В дверь постучали, и на пороге возник сельский участковый Дончик.
      - Мир вашей хате, тетко Стефо!
      - И тебе хай Господь не полышае, добрый чоловик. Заходь до хаты, не стий.
      Дончик, склонившись под низкой притолокой, переступил порог, снял фуражку, с сомнением посмотрел на божницу, но перекреститься с непривычки постеснялся. Да так и остался стоять у двери.
      Стефания на секунду оторвалась от своего занятия и внимательно посмотрела на милиционера.
      - Наче в тебе неспокий якый? - поинтересовалась она. - Ну то зараз, кажи все, як е.
      Дончик умостился на широкой лавке, стоявшей в углу, поерзал и, выразительно поглядывая на Костю, деликатно покашлял.
      - Костику, а ходы-но, сынку, подивись, чы мы не забулы чого, попросила Стефания.
      Доктор обиженно дернул плечом и заявил, направляясь к двери:
      - Пожалуйста, пожалуйста. Мне, если хотите знать, вовсе и не интересно. И вообще я в город собирался. За Анатолием Анатольевичем...
      - Ну, - Стефания, продолжая перебирать травы, посмотрела на участкового, - то що в тэбэ, казьонно людыны, за лыхо?
      - Лихо - не лихо, - поскреб в затылке Дончик, - а пидозру одну маю. Вы ж Потылычиху знаетэ?
      Стефания только улыбнулась в ответ. Бабку Потылычиху, местную сплетницу, не знали в селе разве что грудные младенцы.
      - Я и кажу, - удовлетворенно кивнул сержант. - Вона, Потылычиха, як и не знае чого, то по всьому селу бреше. Так? А як отой жах з Коваленками стався - и не вызнати. Спочатку на тороку до племинныка у мойогo, а як повернулася - не впизнати. Все мовчить, очи ховае. Знае вона щось про це дило, - Дончик стукнул кулаком по колену. - Точно знае! Якбы не знала - вже бозна що повигадувала б.
      - Ну так спытай у нэй! - посоветовала Стефания. - На то ж ты и влада.
      - Так не скажэ ж, бисова душа! Точно не скажэ. Я тильки вулицэю иду - вона бижить и очи ховае. От якбы вы...
      - Що я, добрый чоловичэ?
      - Ну, своимы мэтодами. Нетрадыцийнымы, як то кажуть...
      - Ой, не знаю, не знаю. - Дончик поднялся с лавки.
      - Я вам, звычайно, наказуваты не можу, та и просыты, якщо розибратыся, - тэж...
      Он направился к двери и уже от порога договорил:
      - Однэ скажу: якщо не дошукаемось, що за звиp бабу Катю спалыв, не будэ нам ни спокою, ни божого благословиння. Отак.
      - Н-да, хромает дисциплинка у вас, господин начальник отдела информации. Что, похмелюга мучит? Аспирину хочешь?
      Такими гостеприимными речами встретил Толстый своего друга, ступившего на порог его кабинета. Сам господин генеральный директор явился на службу далеко за полдень, но об этом он из скромности решил умолчать. Внимательно присмотревшись к Пожарскому, строгий, но заботливый босс пришел к выводу, что в аспирине тот, пожалуй, и не нуждается. Олег буквально сиял.
      - Слушай, Толстый, у меня новость, - заявил он, устроившись в кресле напротив шефа.
      Тот сразу почувствовал, что Пожарского прямо распирает от этой самой новости, что ему позарез нужно с кем-то поделиться, но решил помучить дружка:
      - У меня тоже новость имеется. Я тебя второй час жду, чтобы рассказать. В общем, Артур вернулся, - и Толстый уставился на Пожарского, предвкушая бурную реакцию.
      - Артур? - вяло отозвался Олег.
      Артур, успевший в свое время крепко попортить жизнь Пожарскому и ставший личным его врагом, сейчас почему-то мало интересовал Олега. Толстый разочарованно хмыкнул.
      - Да ты особо не напрягайся, - разрешил он другу, хотя тот напрягаться и не думал. - Я его уже посетил. Наши сыщики оперативно сработали.
      - И что?
      - Да ничего. Алиби у него. Борихин уже перепроверив
      - А все равно, кто ему разрешил вернуться? - без особого энтузиазма поинтересовался Олег.
      - Да ладно, пусть живет, - разрешил Толстый.
      - Чего это ты такой добрый стал? Забыл про его делишки? - голосу Олега явно недоставало злости.
      - Эх, Олежка... Да я теперь эти делишки так, с улыбкой вспоминаю. Как говорится, все в сравнении, - и, окончательно убедившись, что новостью об Артуре Пожарского сегодня не пронять, Толстый задал тот вопрос, которого его друг явно ждал: - Ладно, а что у тебя-то приключилось?
      Олег расплылся в блаженной улыбке.
      - Толстый, знаешь, по-моему, я влюбился...
      - Иди ты! - в притворном ужасе взмахнул рукой Толстый.
      - Правда.
      - Ну наконец-то. Слава тебе, Господи, - генеральный директор истово перекрестился. - Я хоть дух переведу. А то сиди и жди, когда ты жену умыкнешь. Сплошная нервотрепка. Да ты не молчи, не молчи. Кто избранница-то?
      - Лиза...
      Улыбка Пожарского стала еще шире, хотя секунду назад казалось, что это уже невозможно. Назвав заветное имя, он замолчал, искренне полагая, что оно одно должно сказать Толстому все. Тот задумчиво поскреб подбородок, страдальчески наморщил лоб, будто что-то припоминая.
      - Лиза... Подожди, подожди, а это не та, случайно, Лиза, которая...
      Олег дернулся в кресле.
      - Не та. Перестань, Толстый, а ты все настроение испортишь.
      - Что значит - перестань? А вдруг мы с ней старые знакомые? Не-ет, тут разобраться надо...
      - Не надо, - сверкнул глазами Олег.
      - Да, любовь - страшная сила, - расхохотался Толстый, довольный тем, что все-таки удалось подколоть друга. - Ладно, расслабься, Олежка. Я только в одну Лизу и был влюблен за всю жизнь. Нянечкой работала в детском саду. Я тогда как раз в среднюю группу ходил. Слушай! А может, это она и есть? - он коротко хохотнул. - Все, молчу, молчу. Тебя, кстати, Воскресенский три раза спрашивал. Что-то у него там без тебя не складывается.
      Олега словно катапультой выбросило из кресла. Он чувствовал неимоверный прилив энергии и готов был в эту минуту на любые свершения.
      - Сейчас сложим, - пообещал он и исчез за дверью. Толстый посмотрел ему вслед и улыбнулся. Вот оно! Парню, похоже, наконец легла карта. Или, наоборот, не легла? Ведь, чтобы повезло в любви, надо, чтобы не везло в картах, так, кажется? А Олежке ну уж очень в любви не везло. И Толстый, до сих пор чувствовавший в том и какую-то свою вину, очень по этому поводу переживал. Продолжая улыбаться своим мыслям, генеральный директор занялся бумагами.
      Эту его улыбку еще застал очередной посетитель. Но она тут же испарилась. Не понимая, из-за чего с Анатолием Анатольевичем произошла такая резкая перемена, доктор Костя на всякий случай оглянулся. За его спиной оказалась только закрытая дверь.
      - Здравствуйте. Вот и я, - с некоторым недоумением произнес доктор.
      - З... здравствуйте, - Толстый даже заикаться начал. - А я думал, вы не придете...
      - Ну как можно! Я же обещал. Да что с вами? - Константин уже не на шутку встревожился. - Вы себя хорошо чувствуете?
      - Ж...живот прихватило, - простонал Толстый. Тут доктор запоздало вспомнил, что ему рассказывала Вера о патологических страхах мужа, подошел к столу, уселся кресло и принялся как мог утешать пациента:
      - Да вы не волнуйтесь так. Магия - она ведь совершенно безболезненна.
      Толстый едва не сполз с кресла.
      - К...кто безболезненный?
      - Магия. Ну процедура.
      - А... - захлебнулся воздухом Толстый.
      - Так, может, уже и поедем? Или вы еще заняты? - Его собеседник, не говоря в ответ ни слова, рванул себя ящик стола и принялся лихорадочно в нем шарить. Наконец он извлек на свет божий серебряную фляжку.
      - Доктор... А можно я?.. Для храбрости...
      - А вот это как раз нельзя, - в голосе Константин прозвучали строгие докторские нотки. - Стефания просила особо проследить.
      - В...ведьма, - выразил Толстый свое отношение кто которая лишила его и этого спасательного круга.
      - Зря вы так, - обиделся за свою наставницу Костя. - Она же хочет вам помочь. От чистого сердца. Так мы собираемся?
      - Да, - Толстый обреченно встал, дрожащими руками рванул галстук и, нащупав в разрезе сорочки нательный крестик, сжал его в кулаке. - Господи, помоги мне, грешному...
      Василий за этот день, который начался для него с так обидной неудачи, успел все же перелопатить немало.
      Написал отчет для шефа о том, каким образом ему удалось выйти на Артура, - совершенно уж зряшная, как он считал, прихоть Борисыча. Чтобы проверить и перепроверить выводы полученные Семеном Аркадьевичем, побывал в центральном офисе "Кэбота" и в филиале, где Коваленко и Толстову вставляли выбитые в драке зубы, - версия эксперта полностью подтверждалась. Наконец смотался в Волчанку - нужно было еще раз опросить присутствовавших на месте пожара на предмет того, не встречали ли они в ту ночь гражданина, похожего по приметам на числящегося покойным Коваленко Владимира Владимировича.
      Встречные машины уже зажгли фары, Василий возвращался в город. Дорога не отвлекала его, водителем он был уникальным - даже в свое время был исключен из студенческой сборной раллистов за тягу к неоправданному риску. И ничто не мешало ему выстраивать новые версии, которые вытекали из открытия, сделанного Семеном Аркадьевичем. А версий выстраивалось немало. Если Коваленко не погиб при пожаре, то могло оказаться, что менты не так уж и далеки от истины: именно он убил своих родственников, а потом скрылся. Хотя все же туповато: отсутствует мотив, всем известно, как Буржуй любил жену и сына. Или вот такой вариант: Коваленко сумел выскочить из дома и оказывал сопротивление преступникам, был убит ими, а тело его они увезли с места происшествия. Это уже интересней. Нужно будет перепроверить, не находили ли в окрестностях Волчанки неопознанных трупов со следами насильственной смерти. Тело ведь не могли увезти далеко. Так, главное - не спешить. А то ведь можно опять проколоться.
      В салоне гремел магнитофон. Василий был из тех, кто использует громкую музыку как стимулятор умственной деятельности. В этом грохоте он едва расслышал звонок мобильного телефона.
      - Алло... Алло!
      Пострадавшая при романтических обстоятельствах трубка ответила фоновым шумом и едва различимым голосом. Вася потряс аппарат и снова приложил его к уху. Голос какой-то странный - и знакомый, и незнакомый одновременно. Но вот эта раздраженная нотка в нем могла принадлежать только одному человеку.
      - Это вы, Игорь Борисович?.. Что? Не слышу... Куда?.. Примерно знаю... А чего в такую глушь на ночь глядя?.. Неужели есть что-то?!. Уже лечу!
      Что ж, новость стоила того, чтобы на ее проверку потратить остаток вечера. Да хоть и всю ночь! Вася отключил телефон и, добавив газу, легко обогнал идущий впереди "опель".
      Быстро промелькнули мимо пригородные участки с особняками, справа от магистрали началась промышленная зона, вытянутая вдоль Днепра. Василий остановился у одного из съездов, глянул на дорожный указатель и решительно углубился в бесконечный лабиринт разбитых улиц с глухими бетонными заборами по обе стороны и редкими фонарями у проходных.
      - Кажется, сюда, - пробормотал он сам себе, сворачивая в один из тупичков. - Тьфу ты, пропасть!
      Фары машины уперлись в гору строительного мусора. Дальше проезда не было. Фонарик, насколько он помнил, Вася оставил в офисе, но на всякий случай порылся в бардачке. Полная безнадега! Что ж, придется штурмовать этот вонючий Монблан при свете луны. Р-романтика!
      С вершины, в нескольких сотнях метров от себя, он заметил недостроенный и заброшенный корпус то ли фабрики, то ли завода. Похоже, именно там шеф и назначил ему свидание. Оскальзываясь и чертыхаясь, Василий спустился вниз и кое-как добрел до кирпичной стены.
      - Дивное место! - подытожил он, озирая выщербленную от времени кладку и пустые глазницы окон. - Шеф! Игорь Борисыч, я прибыл! Эй, вы где?!
      В глаза, слепя, ударил луч мощного фонаря. Уже через мгновение лицо Василия ткнулось в шершавый кирпич стены. Он только и успел различить, что черные фигуры в спецназовских масках, возникшие словно из пустоты, да почувствовал, как уверенная рука вынула у него из-за пояса пистолет. А его руки оказались завернутыми за спину. Попробовал было дернуться, освободиться, но только застонал от боли, когда локти подтянули повыше. В затылок уперлось что-то твердое и холодное, и почему-то Василий ни на секунду не усомнился в том, что это ствол его же собственного "Макарова".
      - Но-но! Тише, мальчик, - раздался за спиной приглушенный маской голос. - Не будешь дергаться - может, еще поживешь немного...
      Ночник выхватывал из темноты краешек письменного стола о компьютером, изголовье кровати да часть стены, на которой висела цветная фотография в тонкой рамке.
      - Господи, ну почему я не попала под твою машину раньше?
      Лиза повернулась на бок и заглянула Пожарскому в глаза. Ей, счастливой, хотелось говорить. Олег же молчал, словно боялся, что вместе со словами его может покинуть и ощущение беспредельного блаженства. Господи, а он-то, наивный, полагал, что утратил невинность много лет тому назад. Но то, как это было сейчас...
      - Наверное потому, что кто-то возил тебя на работу на своей, тихо проговорил он.
      - Глупый, - прижалась к нему Лиза. - Нет на свете никакого другого. Ни с машиной, ни без машины.
      - Тогда - ура!
      Лиза принялась тормошить безвольное тело Пожарского, взъерошила ему волосы.
      - Ты смеешься, потому что не знаешь, какой можно быть счастливой.
      Она вдруг неожиданно бодро перевернулась на живот, встала во весь рост на кровати. Дотянулась до фотографии, сняла ее со стены и села по-турецки возле Пожарского.
      - Это твои друзья?
      - Да, - он погладил девушку по спине.
      На фотографии Пожарский сидел в окружении веселой компании, выбравшейся в гости к бабе Кате. Улыбающиеся лица Толстого и Веры, Буржуя и Амины. Насупленный доктор Костя. Баба Катя с тарелками и рушником.
      Лиза долго разглядывала снимок.
      - Расскажи мне о них.
      - Обязательно. Только давай не сегодня.
      - Ну расскажи. А то получается, что я влюбилась в человека, о котором ничего не знаю, кроме того, что он любит прогуливать работу. Которая была твоей любимой? Наверное, та, у которой волосы подлиннее?
      - Какая ты проницательная...
      - Ну, это легко, - пояснила свой выбор польщенная Лиза. - У той, второй, лицо злое. Похожа на любимую внучку Бабы Яги.
      Олегу вспомнился тот вечер. И Амина, еще живая. Нет, она не была злой. Она была справедливой. И сильной. Он промолчал.
      - А куда она подевалась, твоя бывшая любимая? - поинтересовалась Лиза.
      - Никуда она не подевалась. Вышла замуж за моего друга.
      - Ничего себе! - вскинулась девушка. - Какой же он друг после этого?
      - Отличный. Лучший на свете!
      - Эй, мужики... Вы чего?... - промычал в стену Василий.
      - Помолчи. Будешь вякать без разрешения - морду о стенку размажем, понял? Рассказывай: что твой мусор раскопал?
      Глухой голос за спиной чуть приблизился, и теперь краем глаза Василий мог различить нечеткий силуэт человека в черном. Парень скосил глаз сильнее. В поле зрения появились еще двое. Но говорил только один. Первый. Тот, что стоял поближе. Остальные только обменивались странными знаками. Василий постарался придать своему голосу как можно больше искренности:
      - Вы это о ком?
      Фигура подняла палец. Лицо Василия тут же сильнее влипло в стену и поехало по выбоинам каменной кладки. Оказалось, что острые края выщербленных кирпичей могут резать не хуже ножа.
      - Ай, - невольно вырвалось у Василия.
      - Это не ай, - наставительно заметила фигура. - Ай будет, если не перестанешь валять дурачка. Я тебе вопрос задал.
      Фигура оперлась рукой о стену в нескольких сантиметрах от лица Василия. Правой рукой. В лунном свете блеснул циферблат часов. Василий, постанывая от боли, заговорил:
      - Да что рассказывать? Ни черта он не раскопал. Сам удивляюсь, как его еще не послали с такими результатами. На месте мы топчемся...
      - А утром куда ездили?
      - К придурку одному. Артуром зовут.
      - И что?
      - Ничего. Пусто.
      - Не врешь. Живи пока... А что мусор дальше планирует?
      - Понятия не имею, - лицо, повинуясь мановению пальца сильнее прижали к стене. - Да правда! - крикнул Василий. Хватка чуть ослабела. - Он и сам, по-моему, не знает. А мне вообще ничего не рассказывает. Так, дает задания. Ерунду всякую...
      - Что, не верит тебе, что ли?
      - Наверное. Не знаю.
      - Придется сделать так, чтобы поверил. Ясно?
      - Это как?
      - Твои проблемы. Ничего не скажет - сам вынюхай. Но чтобы знал все! Понял меня?
      Голос по-прежнему звучал глухо. И очень спокойно. Но не прислушаться к нему было невозможно.
      - П...понял, - выдавил из себя Василий.
      - Сообразительный. Это хорошо. Тогда слушай: тебе будут звонить. На мобильный. Будешь сообщать обо всем, что вы со своим мусором нарыли. И телефон поменяй. Твоим только орехи колоть...
      - Это что же - я стучать должен? - тихо спросил Вася, заранее зная ответ.
      - Почему же должен? - в голосе прозвучала легкая насмешка. - У тебя выбор есть. Можешь, например, умереть героем. Дело твое. Так что давай, решай, - раздался четкий щелчок взводимого курка. - А я пока до пяти посчитаю. - И в ушах Василия зазвучали такие же отчетливые, как недавний щелчок, слова: Один. Два. Три. Четыре...
      За окнами ворожкиной хаты едва теплился огонек свечи. Где-то в стороне громко выли на луну собаки. Джип Толстого и машина охранников затормозили у самого плетня. Толстый подобрал ноги из-под руля и попытался встать. Но не смог. Ноги подгибались.
      - Вот и приехали, - радостно сообщил Костя, который уже успел колобком выкатиться из машины и обежать капот. - Ну что же вы?
      - Не могу. Ноги не идут, - голос Толстого звучал глухо и безжизненно.
      - Ай-ай-ай, как не стыдно. Такой большой, а доктора боится, фальшивым докторским речитативом пропел Константин и поманил пальцем телохранителей. - Ну-ка, молодые люди, помогите.
      Ребята подхватили шефа под руки и повели к хате.
      - Какого доктора? - с надеждой спросил Толстый. Докторов он не боялся.
      - Ну тетю Стефу. Какая разница, - пояснил забежавший вперед Костя. - Она, если хотите знать, совсем не страшная. Так - немного строгая.
      У самого порога Толстый оттолкнул от себя охранников.
      И решительно, как в бой, шагнул вперед.
      Он не запомнил большей части совершенного над ним обряда. Если честно - не запомнил почти ничего. Он погрузился в какое-то странное беспамятство, от которого очнулся только в самом конце. По телу струился холодный пот, Стефания ходила вокруг кругами, и руки ее то обнимали воздух рядом с головой Толстого, то снимали с его лица невидимую паутину. Ворожка что-то бормотала. Постепенно Толстый стал различать слова:
      - ... И сылы в тэбэ багато, а ты и в coби нэ видчуваеш... И любови на сто рокив, а ты в ний сумниваеш... - Стефания пронзительно поглядела ему в глаза. Да так, что он отшатнулся. - А друг твий, якого вcи давно поховалы, жывый... И дытынка його, яку вси давно поховалы, жыва.
      ГЛАВА 5
      Василий шипел и подпрыгивал на диване. Наконец он не выдержал и отшатнулся от склонившегося на ним Борихина.
      - Щиплет!
      Прозвучало это так по-детски трогательно, что в ментовской душе Борихина даже возникло теплое полуотцовское чувство. Но он не позволил себе никак его проявить, наоборот - с особой решительностью притянул Василия за шею и еще раз безжалостно ткнул щедро смоченным бриллиантовой зеленью тампоном в разодранную Васину щеку.
      - Ладно, не будь пацаном. Обычная зеленка...
      - Зеленкой-то зачем? - проныл Василий. - Лучше перекисью.
      - Нет у меня перекиси.
      - Я в зеленке на второклассника-дебила буду похож.
      - А ты хочешь - на отважного героя, что ли?
      - На героя, конечно, лучше. Ой, ну печет же! - Вообще-то, разукрашивая лицо Василия безобразными камуфляжными разводами, Борихин едва сдерживал радостное волнение и пытался не улыбаться - улыбка в данной ситуации выглядела бы цинично. Но он был счастлив. На Васю, судя по его рассказу, вышли очень серьезные люди. Не шпана, не молодые, с придурью, урки, а профессионалы. А это пусть не означало наверняка, но могло означать, что за пожаром крылось вовсе не обычное бытовое убийство. И еще: что где-то, как-то они уже наступили на хвост преступникам. Знать бы где... Но так или иначе, а дело наконец сдвинулось с мертвой точки!
      - Ты лучше расскажи, чем все закончилось, герой, - уже не в первый раз попросил он.
      - Тем и закончилось, - охотно повторился Вася. - Обещал стучать на вас. Старательно и регулярно.
      - Хорошо, хоть ума хватило.
      - Насчет ума не знаю. Вот жажда жизни имела место...
      Борихин закончил истязать Василия - видимо, только потому, что вышли все запасы зеленки. С сожалением поглядев на опустевшую склянку, он бросил ее в мусорную корзину, поставил напротив дивана стул, уселся на него верхом и закурил.
      - Ладно, а теперь соберись и постарайся вспомнить хоть какие-нибудь детали.
      - Они сказали мобильник поменять, - мигом отреагировал Вася. В конце-то концов - был бы у него нормальный телефон, разве смогли бы его одурачить, подделав голос любимого шефа?
      - Это ты уже говорил. Перебьешься.
      - Как это - перебьешься? Они приказали!
      - Можешь нажаловаться. Сказать, что я жмот. Еще хоть что-нибудь запомнил?
      - Странно это... Но они были похожи на спецназ.
      - Почему на спецназ? Потому что в черных комбинезонах?
      - Во-первых, это. Во-вторых, руки у этих ребят - клещи. Я даже рыпнуться не мог. И потом... Они молчали все время, только знаками обменивались. Знаете, как спецназовцы в американских фильмах. Только один говорил и то - мне.
      - А об этом одном хоть что-то сказать можешь? Какой он - молодой, старый, высокий, низкий?
      - Откуда я знаю?! Я с кирпичной стенкой целовался...
      - Значит, вообще ничего?
      - Говорю же... - и вдруг Василий вытаращил глаза и судорожно взмахнул рукой. - Постойте! Часы у него "Командирские". Я успел заметить.
      - Ну, это вряд ли нам поможет, - разочарованно произнес Борихин, но тут же, сжалившись, решил добавить доброе слово: - Хотя - молодец, что заметил. Как чувствуешь-то себя?
      - Как будто меня мордой о кирпич терли, - съязвил Василий. - А вы чего такой довольный?
      - Сам не понимаешь, что ли? На тебя наехали, жестко наехали. И не просто так, а именно в связи с нашим расследованием. Значит, мы что-то правильно делаем.
      - Угу. Теперь бы еще выяснить что...
      Еще минуту назад Борихин задавался тем же самым вопросом, но сейчас только недовольно буркнул:
      - Не умничай. Одевайся, поехали. Надо с Мовенко посоветоваться. Информации, конечно, у нас не густо, но хотя что-то...
      Сборы в дорогу у старого следователя отняли несколько секунд: он просто сунул в кобуру свой пистолет. Вася провозился подольше. Сначала он пристроил за поясом собственную "пушку": ночные обидчики вернули ее, только вытряхнули из магазина патроны. Потом накинул пиджак, подошел к зеркалу и... вздрогнул. Даже иронично пошутить не захотелось..
      - Ну вот, я же говорил... - подавленно протянул он. - Пионер после ветрянки!
      - Хватит любоваться, идем, - уже от двери прикрикнул на него Борихин.
      И Вася невесело побрел к выходу.
      Вера уже минуту тормошила Толстого, но тот только дергал ногой и норовил с головой спрятаться под одеяло.
      - Толстый, вставай... Толстый! Ничего себе. Вот это называется здоровый сон. Эй, Толстый, ты что?!
      Полное нежелание мужа пробуждаться ото сна уже начало немного тревожить Веру. Она удвоила усилия. Наконец Толстый открыл глаза и попытался сфокусировать затуманенный еще взгляд. У кровати стояла любимая жена. В одной руке она держала уголок отвоеванного с бою одеяла, в другой - наполненный стакан.
      В сознании Толстого замелькали отрывочные картинки вчерашнего вечера. Свеча на столе. Низкий потолок хаты. Пассы ворожки перед лицом. Ее бормотание. Слова...
      Слова! Толстый вдруг сразу вспомнил все. Совершенно обессиленным вышел он из хаты Стефании, отпустил охранников и понесся к Буржую. Просто не мог держать услышанное в себе. Буржуй, конечно, распсиховался: опять гадалки, опять какая-то мистика. С этого все начиналось, к этому и вернулось. А теперь вот еще и поразительная догадка о том, что Коваленко жив, да к ней в придачу странное пророчество, что не погиб и маленький Володя. Как такое в себе носить? И Буржуй, понятное дело, задергался, разорался. Будто он, Толстый, виноват. Да он, между прочим, сам перетрясся - как только мозгами не двинулся! Так перепугался, что даже глоток виски, любимого успокоительного, принять не смог. Не лезло в глотку, хоть ты тресни! Ладно, на Буржуя за этот его ор и обижаться-то грешно, его понять можно. Зато удалось вырвать из дружка обещание, что в ближайшее время он вылезет наконец из подполья. Тот даже попросил подготовить к этому Веру.
      Толстый вспомнил, как добирался от особняка Кудлы домой, как отмахнулся от расспросов жены, как рухнул в кровать. И провалился в сон. И ни разу не проснулся за ночь. Странно! Когда такое было в последний раз? И не упомнишь... Он принялся тревожно прислушиваться к своим ощущениям - кто знает, чего там эта старая ведьма еще могла наколдовать! Но тело отозвалось бодрой готовностью к действию, и на душе было непривычно спокойно.
      - Эх, хорошо! - невольно вырвалось у Толстого.
      - На, выпей, будет еще лучше, - протянула Вера стакан.
      Толстый механически принял его и послушно сделал не сколько глотков. Поморщился.
      - А это что?
      - Как что? Аспирин.
      - Не хочу.
      Толстый со стуком опустил стакан на тумбочку и одним движением вскочил с кровати. Вера пристально посмотрела на мужа. Что-то с ним не так. Спал как убитый, аспирина, который за последний год, стал дежурным утренним напитком, не желает. Стефания Стефанией, но быть же не может, чтобы так вот сразу...
      - Толстый, любимый, ты себя нормально чувствуешь?
      - Отлично! Даже более того. Могу продемонстрировать, - он, улыбнувшись, обнял жену. - Ну-ка, иди сюда.
      Вера ужом вывернулась из объятий и шутливо пихнула его.
      - Толстый, перестань. Ты же меня всю изомнешь.
      Тут только муж заметил, что Вера стоит перед ним не в утреннем халате.
      - Ой, а ты чего одетая?
      - Уходить собралась, нужно кое-что сделать с утра. Завтрак, между прочим, на столе.
      Толстый обиженно поморщился.
      - Слушай, не уходи, - протянул он. - Не люблю я, когда ты с утра уходишь.
      - А что, лучше вечером уходить? - игриво поинтересовалась Вера и уже вполне серьезно добавила: - Не вредничай, любимый, мне правда нужно.
      - Эх, живу без ласки, - вздохнул Толстый. И, сладко зевнув, ляпнул: - И потом, мне тебя это... подготовить надо.
      - Подготовить? - напряглась Вера.
      - Ну, поговорить в смысле, - запоздало стал выкручиваться он. - А то все работа, работа... А ночью, как всегда, не до разговоров.
      Вера снова пристально посмотрела на мужа.
      - Что-то ты темнишь, Толстый.
      - И вовсе я не темню, - Толстый уже понял, что спросонья сказал лишнее, но все еще пытался выкрутиться. - Что я, не человек, что ли? Не могу с собственной женой поговорить?
      - Ты, Толстый, не человек, ты - человечище. Но врать все равно не умеешь.
      - Ну не умею, - со вздохом сожаления признался он. - Нельзя же все уметь.
      - Что случилось? Выкладывай, а то у меня весь день сердце не на месте будет.
      - Да ничего не случилось, - Толстый явно прятал глаза от жены. Что ты пристаешь с утра пораньше к голому мужчине?
      - Ладно, не хочешь - не говори. Я и так вижу, что с тобой все в порядке, - Вера приподнялась на носках, чтобы поцеловать мужа в щеку. - Я побежала, да? До вечера, любимый.
      Толстый с виноватым видом долго смотрел ей вслед. Потом потер глаза, пробормотав:
      - Вот и подготовил...
      Он снова зевнул, а потом, словно избивая невидимого врага, нанес несколько мощных ударов по воздуху с приседаниями и уходами. И вдруг замер, окаменев. Эти движения, полузабытые, сложные, тяжелые, дались ему без всякого усилия, совсем как тогда, в прежние дни.
      Сержант Дончик очень не любил сидеть над бумагами. Его б воля, он лучше парочку пьяных дебоширов угомонил бы. Но начальству этого не объяснишь. Начальство - оно отчетность любит. Дончик громко вздохнул. Комната отозвалась таким же тяжелым вздохом. Удивленный участковый оторвал глаза от документов. На пороге его кабинета стояла Потылычиха.
      Н-да, подумал сержант, совсем бабка изменилась. Раньше вихрем врывалась, а тут не слышно даже было, как дверь отворила. Вслух сказал:
      - А, титко Мотрэ... Заходьтэ, будь ласка.
      - А чого цэ ты цэе... згадав про стару? - продолжала переминаться у двери с ноги на ногу.
      - Та заходьтэ ж. Не стийте на порози.
      - Так я ж на хвылынку. Думала, можэ, помылка якась...
      - Ниякои помылкы. Сидайтэ.
      Бабка робко подошла к столу и устроилась на самом краешке стула. Дончик отодвинул от себя бумаги, почесал кончиком ручки за ухом, переложил с места на место форменную фуражку.
      - Нэ знаю навить, з чого и початы, - проговорил он в раздумье.
      - А що почынаты? - зачастила старуха. - Я coби тыхэнько жыву, ни про що ни пары з вуст...
      - Так отож! Колы цэ такэ було, щоб вы, титко Мотрэ, и брэхню по сэлу нэ носылы? А надто писля такого, як ото з бидною Катэрыною сталося...
      Именно эта последняя его фраза странно подействовала на Потылычиху. Она как-то сразу вся сжалась, свернулась в тугой комок, словно старая ежиха.
      - Нэ трэба Катэрыну чипаты, Васылю, - пробормотала опасливо. Царство ий нэбэснэ, бидолажний, благословы Господь и душу.
      - Tиткo Мотрэ, а вы сами дэ булы, колы всэ цэ сталося? - спокойно и вроде бы даже безразлично, как о чем-то совершенно неважном, спросил участковый.
      - Що?.. Hи... Нидэ я нэ була... Нэ памятаю... Вдома сыдила... Слухай, Васылю, ничого я нэ знаю, ий-бо, чысту правду кажу. Що, нэ вирыш?
      - Якщо чэсно - нэ вирю, - вздохнул Дончик. - Нэ вирю, титко Мотрэ, бо брэшэтэ. Сами знаетэ...
      - Ничого я нэ брэшу. Мовчу я! Хто мовчыть - той нэ збрэшэ, - и, определив по глазам сержанта, что нашла верную тактику, Матрена продолжала с еще большим воодушевлением: - Що, нэ так? А як нэ вирыш, довэды. Можэ довэсты?
      - Довэсты нэ можу, - пожал плечами Дончик.
      - Так чого тоди смыкаеш стару? - бабка встала, глядя милиционера колючими глазами. - Всэ, пишла я.
      - Зачэкайтэ, титко Мотрэ, - поднялся и участковый. - Як бы вам цэ сказаты... Розумию, злякалыся вы... - он замeтил что старуха пытается что-то возразить, и протестующе вытянул вперед ладонь. - Мовчитъ, мовчить, бачу, що злякалыся, бо впэршэ у жытти рота затулылы. Та кращэ б вам всэ розповисты, правду кажу. Тоди я вас хоч захыстыты зможу...
      - Ага, ты захыстыш, - перебила его Потылычиха. - Катэрыну дужэ захыстыв?
      - Hи. Бо нэ знав ничого. А як розкажэтэ, то знатыму.
      - Та нэма чого розказуваты. И захыщаты мэнэ нэма вид кого.
      - Добрэ, якбы так... - многозначительно проговорил Дончик.
      - Ты цэ... про що? - подозрительно уставилась на него старуха.
      - Вбывци - воны нэ дужэ люблять свидкив залышаты. И тэ, що мовчытэ, можэ нэ допомогты.
      - Можэ. Алэ як рота розтулю, то вжэ точно кращэ нэ станэ, - бабка уже и не пыталась скрывать, что подозрения Дончика обоснованны.
      - Бачу, добрячэ вин вас налякав...
      Направлявшаяся к двери старуха резко развернулась и посмотрела милиционеру в глаза долгим взглядом.
      - А ты, Васылю, такый смилывый, бо, хоч и милиция, а гадкы нэ маеш, якый цэ жах... Колы не в газэти чытаеш, а в очи йому дывышся... - она упрямо поджала морщинистые губы. - И бильшэ нэ клыч мэнэ - казала вжэ, ничого я нэ бачыла, - затем добавила твердо: - И нэ згадаю, так що дай спокий!
      Она снова направилась к двери. Дончик бросил ей в спину:
      - A coвиcть ваша дасть вам спокий, титко Мотрэ?
      Та остановилась на пороге и укоризненно посмотрела на участкового:
      - Coвиcть мою не чипай, хлопчэ. То нэ милиции справа, а моя. И Господа Бога.
      Когда автомобиль затормозил у здания милиции, Василий вдруг наотрез отказался выходить из салона. Чего, мол, ему людей пугать в таком туземном раскрасе, уж лучше он в машине Борихина дождется. Борисыч хотел было прикрикнугь на парня, но не стал. Досталось ему серьезно. По-взрослому досталось. Кожа под слоем зеленки вспухла, изуродовав Васю до полной неузнаваемости. Борихин пожал плечами и, войдя в здание, направился в кабинет своего друга-майора.
      Мовенко, как всегда, немного поворчал - уже по привычке, - потом выслушал всю историю и выдвинул свою версию:
      - Слушай, а может, он вообще фантазирует, твой Пинкертон? Об этом не думал?
      - Какое там фантазирует! У него вся физиономия стерта.
      - Ну, может, подрался из-за юбки, а хочет героем выглядеть...
      - Да нет, ты уж вовсе его придурком считаешь.
      - Никем я его не считаю. Просто уж как-то все слишком по-киношному: черные комбинезоны, ночные засады, спецназ... Я в органах без малого двадцать пять лет, а похожего не припомню...
      - Да я тоже, - поскреб в затылке Борихин.
      - То-то и оно!
      - Нет, он не врет, - вдруг припомнил что-то отставной капитан. Может, что-то от страха ему и померещилось, но есть же и реальные детали. "Командирские" часы, например!
      Мовенко насмешливо блеснул глазами:
      - Деталь сильная. У меня тоже "Командирские", между прочим.
      - Да у меня и самого не "Ролекс", - отозвался Борихин. - Такие же, как у тебя.
      Он вытянул вперед левую руку, демонстрируя часы. Зеркальным отражением его жест повторил и Мовенко.
      - Такие, да не такие, - майор постучал ногтем по циферблату. - Эти мне министр лично вручил. На День милиции.
      - А я свои в киоске купил. За тридцать восемь пятьдесят. Тоже хорошо идут.
      - Ладно, не груби.
      - А ты не хвастайся.
      - Можно и похвастаться, между прочим. Если есть чем. А где он сам-то, твой пострадавший?
      - Внизу ждет, в машине.
      - Так зови. Пообщаемся...
      Борихин спускался вниз, готовясь к долгому выковыриванию Василия из салона. Но тот, как ни странно, не особого и сопротивлялся. Только нацепил на нос большие солнцезащитные очки да поднял воротник пиджака. Уже вместе дни направились к милицейскому зданию.
      А улица жила своей жизнью - подъезжали и отъезжали машины, спешили прохожие...
      Артур уже второй час украшал собой выдержанную в строгих тонах приемную Анатолия Анатольевича Толстова, просматривая один за другим толстые модные журналы, а заодно дожидаясь хозяина.
      - Извините, Анатолий Анатольевич все еще не звонил, и я не знаю, когда он будет и сможет ли вас принять, - Алла предприняла еще одну деликатную попытку выпроводить странного посетителя.
      - Ничего, я подожду, - успокоил ее Артур и окинул девушку долгим оценивающим взглядом. - Скажите, а вы никогда не думали о том, чтобы уйти в модельный бизнес?
      Ответа он не дождался, поскольку в приемную широким и уверенным шагом вошел господин генеральный директор.
      - Уй, что делается! - радостно поразился он при виде нежданного гостя. - Бедовый ты парнишка, Артуро. Честно скажу: я бы на твоем месте меня избегал.
      - Бон матэн, - промурлыкал Артур и протянул узкую ладошку, но, не дождавшись встречного жеста, как ни в чем не бывало убрал руку и заметил: - Но все же выяснилось... Вы теперь солидный человек, - он оглянулся на Аллу. Может, мы уединимся?
      - Чего-о-о? - угрожающе-насмешливо протянул Толстый.
      - Нет-нет, вы не так поняли. Просто хотелось бы антр ну, так сказать.
      Толстый еще раз смерил Артура взглядом, а потом повернулся к секретарше:
      - Аллочка, что у меня на утро?
      - Через полчаса приедет Минзянов. В 12 Воскресенский хочет показать вам готовый пакет документации.
      - Ну ладно, друг детства, - Толстый указал Артуру на дверь своего кабинета. - Заходи - не бойся, выходи - не плачь.
      Будущая звезда модельного бизнеса ловко нырнула за дверь. Глазки Артура моментально оценили роскошный ковер, дорогую мебель и все остальные приметы процветания. Он, по-видимому, остался доволен, поскольку без приглашения устроился в кресле у стола и томно потребовал минералочки. Толстый поморщился, но терпеливо передал по селектору этот заказ Алле. Потом взглянул на живое пестрое пятно в своем кресле:
      - Ладно, выкладывай, модельер: чего тебе дома не сидится?
      Артур принял принесенную Аллой минералку, дождался ухода секретарши и приступил к сути дела:
      - Видите ли, теперь, когда все выяснилось - я имею в виду свою непричастность к трагедии...
      - Так я ж тебе сказал: живи, - оборвал его вступление Толстый. Чего тебе еще надо?
      - Ну как же... Я как художник чувствую себя поруганным. А мы ведь живем в правовом государстве, разве не так? Вот я и подумал, что вполне мог бы претендовать на компенсацию. Вполне жюст, так сказать...
      ...Через полчаса Алла решилась заглянуть в кабинет: в приемной уже сидел Минзянов, а этот странный тип все еще торчал у Анатолия Анатольевича. Минзянов - серьезный деловой партнер, таких не заставляют долго ждать...
      - Что, Аллочка? - Толстый оторвал взгляд от бумаг. Оторопевшая Алла еще раз обвела глазами кабинет, на всякий случай заглянула за дверь.
      - А... А где посетитель?
      - Какой посетитель? - недоуменно поинтересовался Толстый. - А, этот. Шанель номер три. Отбыли...
      - Странно, - осмелилась не поверить Алла. - Я никуда не выходила.
      - Ай-ай-ай, Алла, - упрекнул ее шеф. - Такого видного мужчину - и не приметили!
      - Приехал господин Минзянов, - доложила вконец растерянная секретарша и украдкой скосила глаза под стол
      Оттуда выглядывали только хорошо начищенные туфли господина гендиректора.
      - Отлично! Проси... Хотя нет, - Толстый взглянул на часы. Извинись, пожалуйста, и попроси подождать минутку. Мы же не звери, верно?
      - Конечно, Анатолий Анатольевич.
      Алла, уже оставившая всякую надежду понять, что происходит, скрылась в приемной. Толстый проследовал в дальний угол кабинета, где стоял огромный сейф, повозился с замком и отворил тяжеленную дверцу. Из сейфа вывалился помятый, взмокший и оторопевший от ужаса Артур и ткнулся головой в ковер.
      - А ты живучий мужик, Артуро, - восхищенно приветствовал его Толстый. - Хоть завтра в подводники!
      Артур, жадно ловивший ртом воздух и пучивший глаза, тем временем дополз на четвереньках до сервировочного столика, схватил стоявшую на нем бутылку минеральной воды и припал к горлышку. Только после этого он смог, опираясь на кресло, встать и тут же разразился сиплой руганью, перемежая ее всхлипываниями и стонами:
      - Сволочь ты, Толстый!.. Сволочь и садист!.. Анимал!.. Мерд!..
      - Что, продышался, солдатик? - сочувственно проговорил хозяин кабинета. - Ну, ступай, а то неудобно: люди ждут. И знаешь... Ты, в общем, не ходи ко мне больше. А то, сам понимаешь, слухи пойдут. И все такое...
      Артур наградил его ненавидящим взглядом и вывалился наружу. На заплетающихся ногах, но довольно резво он пересек приемную. Алла и Минзянов изумленными взглядами проводили до дверей взъерошенное существо в сомнительном наряде, которое размахивало полупустой бутылкой минералки и бормотало под нос французские ругательства.
      Когда Борихин и Василий вышли из здания милиции, младший детектив дрожал от возмущения и обиды. Еще бы! Два старых мента устроили ему настоящий перекрестный допрос, вели себя с ним как с мальчишкой, то в трусости, то в глупости подозревали. Особенно усердствовал этот нагловатый майор, борихинский дружок. Корчит из себя бог весть какого крутого! И почему-то интересовал его преимущественно голос. Голос единственного говорившего из напавшей на Василия команды. А что о нем скажешь? Голос как голос. Обычный. Василий так майору и сказал.
      - Такого слова, как "обычный", в нашей профессии нет, - отчеканил тот в ответ. - Высокий, низкий, хриплый? Может, картавит или там заикается? На чей похож? На мой там, на Игоря Борисовича?
      - Нет, вы оба нормально говорите, а он - глухо так, как через подушку. Но разборчиво, - отвечал Василий. Его мучители переглянулись.
      - Думаешь, прибор? - спросил Борихин.
      - По описанию похоже, - согласился майор. Когда же речь зашла о подозрении Василия насчет того что наехала на него группа спецназа, мент и вовсе расхохотался ему в лицо:
      - Вы, ребятишки, чем, собственно, занимаетесь? Да архивным висяком! Тупой бытовухой без тени политики или там нефти, к примеру. И на спецназ грешите? Да под ваше дело не только спецназ - лишнего "бобика" не дадут.
      Тут Борихин законно поинтересовался у майора, какую версию предлагает он. Но тот только с тупой многозначительностью поглядел на часы и вежливенько так выпроводил их с Борисычем из кабинета. Занят, мол. Подумает на досуге и свяжется. А они, мол, пусть берегут себя пока. И все это с этакой издевкой. Вот мент поганый!..
      - Садись, домой подкину.
      Голос Борихина оторвал Василия от нерадостных воспоминаний. Парень с сомнением посмотрел на шефа, потом на его старенький автомобиль. Нет, на Борисыча он в общем-то не обижался. Борисыч вел себя прилично, не издевался. Но ведь и не защищал?.. Вот пусть сам на своей развалюхе и катается. Вслух гордый Василий сказал:
      - Спасибо, я пройдусь.
      - Да садись, садись. Ты же без машины, а мне не трудно.
      Конечно, шляться по улицам с такой рожей - сплошно безумие. Но уж как-нибудь огородами он домой доберете!
      А вот шеф пусть...
      - Вы же все равно за руль не пустите, - скорее утверждая, чем спрашивая, бросил Василий.
      - Об этом и не мечтай, - ответил Борихин, хорошо знавший Васину манеру езды - виртуозную, но маниакально-рискованную. - Ты и сам убьешься, и меня угробишь.
      - Ну вот. А вы ездите, как начинающая женщина. Меня раздражает...
      И очень довольный тем, что достал напоследок шефа, Василий независимой походкой удалился.
      - Ладно, шагай пешком. Раздражает его! - пробурчал ему вслед Борихин и завел двигатель.
      Он спускался с печерских холмов в центральную часть города и, выключив сцепление, стал притормаживать, как вдруг педаль тормоза с глухим стуком провалилась. Машина разгонялась. И тут Борихин попросту растерялся. Сначала он лихорадочно пытался прокачать тормоза. Не помогло. Дорога летела под колеса все быстрее. Слишком резко дернул ручник - машина чуть клюнула носом, но тросик тут же оборвался. Борихин попытался включить сцепление, потом попробовал прижаться к бордюру. Все напрасно. Это очень напоминало кошмарный сон, когда надвигается ужас, а сделать нельзя ничего. Машина неслась вниз. Впереди уже видна была улица, по которой сплошным потоком шли автомобили. "Как же все глупо и просто..." - успел подумать Борихин.
      ГЛАВА 6
      Ужасно разобиженный, доктор Костя слонялся по подворью Стефиной хаты и срывал свое недовольство на лопухах, которым безжалостно рубил головы вытащенным из плетня прутом. Устав от этого занятия, подошел к окну, плотно закрытому ставнями, и попытался отыскать хоть какую-нибудь щелочку. Но доски, как назло, были плотно пригнаны, и даже все сучки крепко сидели на своих местах.
      - Передача опыта называется, - ворчал мучимый любопытством Константин. - И почему это я не могу присутствовать? В конце концов, я - врач!
      Он повторил попытку у второго окна, но с тем же успехом. Так и не разглядев, что происходит в светлице, доктор опять принялся неприкаянно бродить по двору.
      А в хате снова горели свечи - на этот раз зеленого воска, и стояли они на столе, крытом белой скатертью, и снова Стефания совершала таинственный обряд.
      Посреди светлицы в кленовой купели стояла обнаженная Вера. Взгляд ее был прикован к мерцающему пламени свечей, и видела она его и не видела ничего. Стефания ходила вокруг нее и поливала ей голову настоем пахучих трав из медной ендовы, давала его отпить, обводила Верино тело стеблем стрелолиста, растирала его душистой мазью и, ни на секунду не останавливаясь, бормотала заговоры, взывала к Любу и Дидилии, отгоняла Нелюба и переругов. В конце обряда ведунья подошла к образам, широко перекрестилась, трижды поклонилась в пояс и прошептала:
      - Гора з горою сходыться, човэн из човном изчэплюються. Йшла дива Mapия чэрэз полэ, нэсла золоти ключи у прыполи - нэмовляти ворота видчыняты и на рукы браты. Пора - поросла травыця, дала пору, як пращуру. Аминь.
      И снова низко поклонилась святым образам. Когда Вера вышла из транса, Стефания стояла перед ней и смотрела ей прямо в глаза. Вера вздрогнула.
      - Нэ бийся, дивчынко моя, нэ бийся, красунэ, - стала приговаривать ворожка. - Вэсь бруд я з тэбэ змыла, и Господь мэни допомиг. Чыста ты тэпэр, як нэзаймана... Та и нэ могло в мэнэ нэ выйты: останне добро що на зэмли роблю...
      - Почему последнее? - спросила Вера.
      - Скоро йты мэни, час мий блызько. Вжэ був мэни знак, - в голосе Стефании не слышно было ни страха, ни сожаления.
      - Ой, да что ж вы такое говорите, - Вере стало страшно не столько от смысла слов, сколько от сверхъестественного спокойствия и нечеловеческой уверенности, с какими они были произнесены.
      - А ты нэ бийся, доню. Кожэн у свий час прыходыть, у свий час иде. Так спокон вику було. Мэни б тилькы встыгнуты Костыку всэ, що знаю, пэрэдаты. Абы ж тилькы встыгнуты, - ворожка посмотрела на образа и перекрестилась. - А тоби щэ и щастя вид цього: на останне добро Господь завжды благословиння дае. Як жытымэш в любови, то и дытынку народыш.
      - Вы... правду говорите? - задохнулась Вера.
      - Хто ж про такэ брэшэ, доню? Е, та ты трэмтыш уся. Одягайся.
      - Это не от холода, - Вера ступила из купели и потянулась за одеждой. - Странно мне как-то. Тело - как не мое.
      - Твое. Тилькы давне. Тэ, про якэ ты давно була вжэ забула.
      - Спасибо вам. Молиться за вас буду.
      - И тэ виpно. Згадай у молытви доню...
      Ворожка полуприкрыла глаза тяжелыми веками и отступила в тень, туда, куда не достигал свет угасающих свечей. Больше, пока Вера оставалась в хате, она не проронила ни слова.
      На дворе вечерело. Вера вышла на порог и жадно хлебнула сладкого пьянящего воздуха. Остро пахло чабрецом, чуть приторно - любистком и горьковато - полынью. Ветерок доносил и запахи недалекого соснового леса, прогретого за день. На небе мерцали первые звезды. Мир был пронзительно чист, красив и полон свежих ароматов, как ее новое тело. Мир был огромен, и он принадлежал ей.
      У перелаза стоял доктор Костя и, приоткрыв рот, с изумлением и толикой страха смотрел на только что рожденного человека.
      На эту встречу Гиви собирался как пятнадцатилетний школьник на первый новогодний бал. Бориса он знал давно. Знал прославленным борцом, знал преуспевающим тренером, знал выбившимся на самый верх... Впрочем, этого слова Гиви не любил. Он предпочитал называть Бориса бизнесменом. Да ведь так оно теперь и было. И Гиви уважал этого человека, ах, как уважал! За удачливость, за смелость, за силу, за мудрость. И за справедливость! Большая честь быть приглашенным к такому человеку!
      Гиви сидел в просторной гостиной и потел в своем шерстяном костюме. Стены комнаты украшали гроздья медалей, кубки, хрустальные вазы, грамоты - свидетельства былой спортивной славы Бориса. Сам хозяин сильно сдал с той поры, как Гиви видел его в последний раз. Глаза его ввалились, лицо осунулось. Он сидел в кресле и, несмотря на теплый вечер, кутал ноги в клетчатый плед. Говорил медленно, делая большие паузы между словами, но вполне разборчиво:
      - ...Так что молодец. Хорошее дело делаешь. Хорошее и чистое.
      - Спасибо на добром слове, Борис, - Гиви был искренне польщен этой оценкой его нынешнего статуса и так же искренне поинтересовался: - Ты-то как?
      - Все в порядке. Внуки растут. Старший на компьютере помешался. Представляешь? Мы в его возрасте... и слова-то такого не знали.
      - Да какой компьютер! Я до сих пор помню, как в Швеции - ну когда мы на Европе золото взяли - телефон с кнопочками увидел... В первый раз. Полночи игрался.
      Они немножко посмеялись. Гиви чуть погромче, но очень вежливо. Борис - посдержанней.
      - Ну а что врачи-то говорят? - отсмеявшись положенное время, поинтересовался Гиви.
      - Врачи? Врачи плохо говорят. Но это неважно.
      - Да ты что ж такое говоришь, Борис?! - от души возмутился Гиви. Как это - неважно? Что ж тогда важно?
      - Важно что? Важно все, что наметил, закончить. Тогда и уходить не обидно. Да ты не смотри так, Гиви. Погоди еще меня хоронить. Рано. Я одно знаю: пока убийце Володи Коваленко в глаза не посмотрю - не уйду, - последнюю фразу Борис произнес с неожиданной силой и без всяких пауз.
      - Значит, не быть ему пойманным! - пожелал восточный человек Гиви.
      - Не шути так, не нужно. Володя Коваленко мне другом был. Хоть, может, дружбой моей и не гордился. Я ведь не кому-то - себе пообещал, что до убийц его доберусь. А это, брат, серьезно. Что у мента этого?.. Как его?..
      - Борихина?
      - Да, у него. Не выходит, что ли, ничего?
      - Ну выходило б - так все уже знали бы.
      - Да, это верно. Ты приведи его ко мне, Гиви. Ладно?
      - Кого, мента?! - грузин ушам своим не верил.
      - Да, смешно, - проговорил Борис, хотя Гиви никогда бы не смог смеяться над таким человеком. - Но я не шучу. Я-то лучше его знаю, что вокруг делается. Может, и подскажу чего... В память о Володе.
      - Ладно, Борис, как скажешь.
      Гиви сразу понял: то, ради чего его сюда позвали, уже произнесено, и поднялся. Кивком головы Борис дал знать, что оценил его тактичность, а на словах добавил:
      - Спасибо. И не тяни с этим особенно, Гиви, А то врачи и вправду плохое говорят...
      На улицах большого города люди редко обращают внимание друг на друга. И в этот вечер по широкому тротуару тек куда-то плотный и безликий поток горожан, и каждый в нем был занят своими заботами и своими мыслями. Но вдруг у дверей магазина "Искусство" в этом ровном потоке стали появляться чуть заметные завихрения, маленькие водоворотики: люди почему-то приостанавливались на секунду, оглядывались, и кое-кто шел дальше, уже невольно улыбаясь.
      Лиза не вышла - вылетела из магазина, и такое нетерпеливое ожидание было написано на ее лице, такая готовность к счастью, что они не могли не привлечь к ней внимание прохожих. Сама она не замечала этих взглядов сочувственных, умиленных, а порой и насмешливых, сама она продолжала полет навстречу мечте.
      Где ее искать, Лиза, похоже, знала точно. Подойдя к самому краю тротуара, она остановилась прямо у столбика со знаком "Остановка запрещена". Вчера вечером Олег обещал, что именно здесь будет ждать ее после работы. Знакомой машины под знаком не было. Некоторое время Лиза стояла спокойно, но время шло, а Олег не появлялся, и девушка стала беспокойно оглядываться...
      Через пять минут против встречного потока прохожих, не замечая этого, брела понурая женщина с поникшими плечами и опущенной головой. Мечта растаяла, любимый не пришел. Люди обтекали Лизу с обеих сторон, словно не желая прикасаться к чужому несчастью.
      Вслед за ней пробирался парень. Он размахивал над головой роскошным букетом, окликал ее по имени, расталкивал людей. Но густое месиво пешеходов почему-то не желалo перед ним расступаться.
      - Эй, ты что?! - Пожарский наконец нагнал Лизу и ухватил ее за рукав. - Я ору-ору. По-моему, вся улица, кроме тебя, оглянулась.
      - Олег... - выдохнула девушка и, секунду помедлив, порывисто бросилась ему на шею.
      - Ты что, Лиз? - Олег отвел в сторону безнадежно измятый букет. Эй, да что с тобой?
      - Ничего... Я думала... Я думала... - слезы уже обильно капали у нее из глаз. - Ты сказал, что будешь прямо под знаком...
      - Да успокойся ты... Лизунь, слышишь, успокойся...
      Пожарский, ошарашенный такой бурной реакцией, даже немного растерялся. Но Лиза быстро справилась со слезами и уже требовательно спросила:
      - Где ты был?
      - Как раз под знаком я и был. Как обещал. Но тут гаишник заявился. Чуть номера не снял. Пришлось за угол отъехать, - и, заметив, что слезы опять просятся ей на глаза, добавил поспешно: - Да успокойся ты: меня и не было-то несколько минут.
      - Извини, - всхлипнула Лиза, - я дура и истеричка. Извини, пожалуйста.
      - Извиняю. Только идем скорее к машине, а то там, где я ее оставил, тоже стоянка запрещена.
      Вера очень спешила. Она точно знала, что Зина сегодня дежурит в частной клинике до десяти вечера, знала, что желание застать подругу на работе - глупая прихоть, знала, что времени в обрез и, скорее всего, она не успеет. Но упрямо неслась, чувствуя, как тепло бьется под сердцем новая надежда. Оказывается, проснувшаяся надежда тоже может сводить с ума...
      В кабинет гинеколога Вера вломилась тараном, так что распахнутая ею дверь грохнулась о пристенок. Мывшая руки Зина в испуге отпрыгнула от умывальника. Узнав Веру, только покачала головой: дескать, к странностям подруги ей не привыкать.
      - Ух... - перевела Вера дыхание. - Хорошо, что застала тебя!
      - А чего ж не позвонила? - успокоившаяся врачиха вытерла руки и взглянула на подругу. Что-то в ней изменись лось, что-то было не так. Зина истолковала перемену по-своему: - Какая ты свеженькая! В сауне была, что ли?
      - Ага. Почти. Слушай, а за дополнительную плату можно продлить твой рабочий день?
      - Можно и без дополнительной, если попросить по-человечески.
      - По-человечески прошу: сделай анализы.
      - Что, сейчас, что ли? - всплеснула руками Зина.
      - Ага.
      Гинеколог снова покачала головой. Нет, но странности подруги в последнее время стали, однако, зашкаливать.
      - Ты даешь, Вера Леонидовна, - сказала Зина вслух. - А с какой такой радости?
      - Ну сделай, трудно тебе?
      - Мне-то не трудно. Лаборатория уже закрыта. Так что, как говорится, приходите завтра.
      - Вот черт! - досадливо щелкнула пальцами Вера. - А я летела к тебе как угорелая... - и она с надеждой посмотрела на Зину: - Но ты-то хоть свободна? Неохота одной оставаться.
      - А что? Проблемы?
      - Да нет, так - дурью маюсь. - Вера старалась говорить как можно равнодушней, но в самый последний момент голос у нее едва заметно дрогнул: - На душе как-то неспокойно.
      Пробираясь внутрь дома, Толстый насвистывал бравурный марш, в такт ему колотил кулаком по стенам и громко топал ногами. Когда он заявился сюда, в эту чертову Кудлину берлогу, последний раз - среди ночи да еще и после ведьминых откровений, - Буржуй спросонья едва его не пристрелил. Не признал, вишь ли! Пусть-ка теперь попробует сказать, что не признал. И Толстый дурашливо заблеял испуганным козликом.
      В просторной комнате под стеклянным фонарем он уже привычно бросил на стол пакеты с продуктами и уселся в знакомое кресло. Поерзал, устраиваясь поудобней, и прокричал в никуда фразу, которая стала для них чем-то вроде пароля:
      - Привет покойничку!
      Улыбаясь, он прислушивался к тому, как зашуршала за его спиной занавесь, как скрипнула рассохшаяся половица. И вдруг чей-то голос - уж точно не Буржуя - тихо и очень спокойно прозвучал за спиной:
      - От покойничка слышу.
      Этот голос, надменно-равнодушный, чуть цедящий слова, Толстый узнал бы из тысячи других. Он вскочил из кресла и резко развернулся лицом к говорившему.
      Перед ним, ничуть не изменившийся - разве что чуть больше седины стало на висках, - стоял, поигрывая толстой лакированной тростью, Кудла. И глаза его цвета проточной воды смотрели на Толстого спокойно и чуть устало.
      - Н-да... А парнишка-то шустрый! И нетерпеливый, ждать не любит. Они сейчас все такие. Да и правильно: время - деньги.
      Мовенко расхаживал по своему кабинету, прихлебывал чай из стакана в подстаканнике, говорил жестко, цинично, зло. За майором единственным здоровым глазом следил Борихин и страдальчески морщился. Второй глаз у сыщика заплыл, бровь над ним прикрывала уродливая наклейка, а на скуле пылал кровоподтек.
      - Что, беспокоит? - Мовенко наконец заметил на лице товарища болезненную гримасу. - Может, все-таки в госпиталь?
      - Да нет, все нормально. Так, ребра ремнем стиснуло.
      - А ты у нас примерный водитель! - криво усмехнулся Мовенко. Ремень безопасности пристегиваешь.
      - Какой там... Я его на ходу еле застегнул.
      - Это как же ты успел?
      - Жить захочешь - успеешь!
      Жить Борихину в те мгновения кошмарного сна наяву действительно очень хотелось. Может, неожиданно нахлынувшая жажда жизни и выручила его в тот момент. Ничем другим он не мог объяснить, как - при его-то водительском мастерстве! - умудрился вывернуть машину на поднимающуюся вверх улицу против плотного встречного движения влепить в столб уже теряющий скорость автомобиль без особых для себя последствий.
      - Тоже верно... - согласился со словами Борихина майор и вернулся к прежней теме: - Этот твой молодой-ранний точно не знает, что ты у меня?
      - Откуда? Я три квартала успел проехать. А потом еще без тормозов неизвестно сколько...
      - Тогда давай так. Ты пока посиди у меня, а мы с ребятами возьмем его по-быстрому...
      - Погоди ты. Еще разобраться во всем надо.
      - Разобраться? Да тут любой стажер за пять минут разберется! Пока мы с тобой разговаривали, он сидел в машине, так?
      - Ну так.
      - Времени у него было предостаточно, так?
      - Естественно.
      - Естественно... - передразнил друга Мовенко. - А потом он наотрез отказался сесть в машину, собираясь якобы пройтись пешком чуть ли не на другой конец города. Тебе улик не хватает?
      Борихин снова поморщился, но только, видимо, не боль в ребрах мучила его на этот раз. Он неохотно признал:
      - В общем, конечно, складывается. Как говорится, все одно к одному.
      - Вот именно. Одно к одному.
      - Ну а его ночные приключения?
      - Ты-то хоть мальчишку передо мной не изображай, ладно? - Майор начинал злиться уже по-настоящему. - Обычная шелуха для отвода глаз. И для отвода подозрений. Мол, ищите, дядечки, злобных киллеров в "командирских" часах, а я, хороший мальчик Вася, тут совершенно ни при чем: сам от них пострадамши. Не знаешь, что ли, как это делается?
      Конечно, Борихин знал. Недаром ведь столько лет проходил в ментах! Но знал он и другое: как легко шьются дела теми, кому хочется и удобно их пришить. А улики против Василия слишком уж удобно выстраивались в обвинительный приговор. Хоть сейчас - в камеру. К тому же что-то не давало Борихину поверить, что его молодой помощник способен на подлость. Уж настолько-то в людях он разбирается!
      Размышления Борихина майор принял за молчаливое согласие.
      - Ладно, хватит предположения строить. Я вызываю группу, направился он к телефону.
      - Погоди. Не надо группу, - Борихин прикрыл трубку ладонью. - Ты, кстати, даже не допустил, что тормоза могли испортить, пока Василий здесь, с нами, был.
      Толстый медленно осел в кресло.
      - Т-ты... - хрипло выдавил он из враз пересохшей глотки. В его глазах плескался ужас. Не сознательное опасение одного человека перед лицом другого, таящего угрозу, не подсознательный инстинктивный страх перед неведомой опасностью, а глубинный, почти мистический ужас, корни которого уходят в бог весть какие глубины и измерения. Сердце Толстого ухнуло и провалилось вниз, по хребту от копчика и до шеи словно кто-то провел холодными пальцами, во рту появился кислый привкус. Перед ним стояло привидение.
      - Я. Здравствуй.
      Голос Кудлы был до странности бесцветным и мертвенно-спокойным, но это был голос существа во плоти. И звуки его привели Толстого в себя. Перед ним стоял человек, едва не лишивший его жизни. Перед ним стоял человек убивший его друзей. Перед ним стоял враг.
      - Сука... - горло Толстого опять перехватило, на эта раз - от слепой ярости.
      Ноги гиганта сами по себе напружинились, тело приготовилось к броску, он приподнялся в кресле. Но Кудла, видимо, был к этому готов. Набалдашник его трости несильно, казалось бы, ткнулся в какую-то точку на теле Толстой и тот, бессильно обмякнув, снова рухнул в кресло.
      - Перестань, - в лишенном эмоций голосе Кудлы неожиданно прорезались примирительные нотки. - Последний раз, когда мы виделись, я сделал тебе больно. Не нужно, чтобы это повторилось.
      - Мне плевать, - прохрипел Толстый и так вцепился подлокотники, что костяшки пальцев побелели. - Я тебе горло вырву, падаль...
      - Успокойся. Иначе мне действительно придется убить тебя, - голос Кудлы снова стал завораживающе, гипнотически спокойным, но глаза продолжали оставаться настороженными. - А я пришел совсем не за этим. - Слепящая ярость ушла. Теперь Толстый уже мог смотреть на противника с холодным расчетом, взвешивая свои шансы.
      - Ты - покойник, - бросил он, чтобы выиграть время. - Если не я, то Буржуй...
      Кудла иронично ухмыльнулся.
      - Уж кто меня точно не убьет, так это наш маленький подкидыш. Скорее я его убью, потому что он это заслужил. Если ты перестанешь сверкать глазами и ждать, когда я расслаблюсь, мы сможем спокойно поговорить.
      - Не о чем нам говорить, - отрезал Толстый.
      - Есть, - без всякого нажима заверил его Кудла. Ясный рассудок только сейчас в полной мере вернулся к Толстому. А вместе с ним - и беспокойство. Он выплеснул его в вопросе:
      - Где... Буржуй?
      - Как и положено трупу - на кладбище...
      Лежавший на столе мобильный телефон зазвонил. Толстый протянул к нему руку, но Кудла молниеносным ударом трости разбил трубку и едва ли не тем же движением смахнул осколки аппарата на пол.
      В комнате повисла тишина. Ее нарушали шаги Кудлы, который, постукивая тростью о ладонь, принялся расхаживать по поскрипывающим половицам. При этом он совершенно беззаботно поворачивался к Толстому спиной. Но даже в такие моменты тот чувствовал на себе взгляд Кудлы - бдительный, жесткий. Наконец хозяин дома остановился, присел на краешек стола и взглянул на Толстого.
      - То, что мне пришлось стрелять в тебя, - единственное во всей этой истории, о чем я жалею. Но у меня не было выхода - ты это тоже понимаешь.
      - А все эти трупы, кровь?
      - Это входило в правила игры, - с усталым безразличием Кудла пожал плечами. - Мне и сейчас плевать на них. Я ни о чем не жалею. Вернее, почти ни о чем. - Он усмехнулся и чуть пошевелил тростью, но в этом движении таилась явная угроза. - И перестань, наконец, сжиматься комок, чтобы наброситься на меня. Ты потерял форму. Толстый, и я все чувствую...
      - Да, потерял форму, - гигант зло сверкнул глазами. - Потому что лежал трупом. Только слышал обрывки голосов и мочился под себя. А еще испытывал на себе то, что чувствуют люди на электрическом стуле!
      - Я уже говорил, - с тягучим сожалением произнес Кудла, - мне действительно жаль. Мы с тобой - воины, и оба понимаем, что умереть тебе было бы лучше, но не моя вина, что ты такой сильный.
      - Был сильный, - из горла Толстого вырвался не то всхлип, не то стон. - Пока ты, мразь, не превратил меня в то, во что превратил.
      - Понимаю, - Кудла покивал головой, - ты никогда не простишь меня, но я пришел не просить у тебя прощения.
      - Где Буржуй? - снова спросил Толстый о том, что его сейчас тревожило больше всего.
      - Я уже ответил тебе: он на кладбище. Ты сам позвал его туда. Вернее, я от твоего имени. Телефон - очень удобная штука, правда? Особенно, если хорошо владеешь голосом...
      - Что с ним? - Толстый невольно подался вперед.
      - Ничего, - трость в руках Кудлы опять угрожающе дрогнула. - Если не принимать во внимание, что он так и остался маленьким смешным человечком. Но это уже, согласись, не моя вина.
      - Ты хоть понимаешь, что все равно не уйдешь живым?
      - Ну и что? Смерть - всего лишь часть жизни! - Кудла произнес эту фразу просто и искренне, а потом с вялым любопытством взглянул на Толстого. - И потом, с чего ты решил, что я дам убить себя?
      - Почему тебя не арестовали? - ответил вопросом на вопрос Толстый.
      - С какой стати? - брови Кудлы поползли вверх. - Если ты имеешь в виду смерть всех этих клоунов, то доказать мою вину невозможно.
      - Борихин все знает...
      - Ну и что? - Кудла пренебрежительно дернул щекой. - Борихин облезлый мент-неудачник, а я - крупный бизнесмен, и к тому же - гражданин Соединенных Штатов. Так что оставим в стороне ментов и прочие глупости. Все это бред и суета. Я бы давно забыл эту историю. Но я оставил в этой части света единственное, что было мне по-настоящему дорого - любимую женщину, а дворняжка-Буржуй позволил убить ее. И, конечно, не придумал ничего более умного, чем спрятаться от собственного страха, гоняясь за мной по миру и прячась в моем собственном доме.
      Совершенно ошеломленный тем, что услышал, Толстый едва сумел выдавить из себя:
      - Это ты убил Амину...
      Одним прыжком Кудла слетел со стола, оказавшись в ногах у Толстого, тростью пережал тому горло и придавил его затылок к спинке кресла. Потом прошипел:
      - Еще раз скажешь это и услышишь напоследок, как будет хрустеть твое горло.
      - Давай... - прохрипел Толстый. - Вперед...
      - Нет, - злобные огоньки в глазах Кудлы внезапно потухли, и он опустил трость. - Если только ты сам не вынудишь меня. - Он на шаг отступил от кресла, потом очень неспешно направился к двери, а на полпути оглянулся. - Я пересек океан только потому, что знаю: ни ты, ни твой друг-найденыш не сможете ни найти убийцу, ни отомстить. Это сделаю я. Передай мои слова Буржую. И еще передай: пусть убирается из моего дома. Здесь живут воспоминания, которыми я не собираюсь делиться ни с кем, тем более - с ним.
      Солнце закатилось за кромку леса, и длинные закатные тени расползлись уютным сумеречным полумраком. Буржуй сидел, привалившись спиной к тыльной стороне собственного надгробного камня. Так его невозможно было заметить с проселочной дороги, проходившей рядом с могилами, а местные, это он точно знал со слов Толстого, не любят появляться здесь, да еще и когда время близится к ночи. Кстати, Толстый. Он почему-то сильно опаздывал. И что это за блажь у него появилась назначать встречи в таких местах? Помнится, он всегда недолюбливал кладбища. С минуту поразмыслив над этой странной причудой друга, Буржуй извлек из кармана телефон и нажал кнопку, под которой был закодирован номер Толстого. Длинные гудки. Владимир пожал плечами, спрятал трубку и, откинув голову так, что затылок оперся о шершавую поверхность еще теплого камня, прикрыл глаза...
      ...Потылычиха торопливо семенила по проселку мимо бывшей усадьбы покойной бабы Кати. Из города пришлое добираться последней электричкой, и теперь, в темень, нужно было миновать это страшное место. Мотря ускорила шаг. И вдруг ноги помимо ее воли свернули на тропинку, ведущую к могилам. Бабка дернулась, попыталась вернуться на дорогу, но ноги не повиновались и несли ее дальше. Потылычиха перекрестилась, пробормотала: "Свят-свят-свят" и покорилась жуткому порыву...
      ...В полудрему проник неясный шорох. Буржуй открыл глаза и удивился: вокруг совсем стемнело. От тропинки до него доносились шаркающие шаги и одышливое старческое сопенье. Он осторожно выглянул из-за камня. К могилам, то и дело озираясь, приближалась какая-то бабка. Буржуй снова укрылся за плитой и затаил дыхание. Шаги приблизились. Старуха долго кряхтела, что-то бормотала себе под нос, потом речь ее, прерываемая горестными вздохами, зазвучала яснее:
      - Просты мэнэ, Катэрыно, зарады Господа... И вы проститэ, диточкы... Гришна я баба... Tилькы Господь знае, яка гришна... Васыль просыть скажы, що знаеш... А що казаты... Кому я допоможу?.. Вы, диточкы, у Царстви Божому, вы сами всэ знаетэ... А я вжэ дожыву coби, як судылося... - У пораженного словами бабки Буржуя невольно вырвалось сдавленное восклицание, и покаянный тон старухи немедленно изменился. - Що такэ?.. Хто там?.. проговорила она с ужасом. - Свят-свят-свят... Якщо ты людына - выходь!.. Нэ лякай стару... Чуеш, выходь!..
      Какую-то минуту Буржуй колебался, не стоит ли затаиться, или молча броситься к близкой леваде, но потом решил, что так может до смерти перепугать пожилого человека, и счел за лучшее показаться. Кашлянув предварительно, он очень медленно и осторожно, выглянул из-за камня. Хотел как лучше. Но вышло хуже некуда.
      - А-а! - захлебнулась старуха коротким вскриком, схватилась за сердце и ничком рухнула на землю. Буржуй тут же вскочил на ноги и подбежал к неподвижному телу. Склонился над ним и, крякнув от усилия, перевернул бабку на спину.
      - Послушайте. Эй! Бабуся! Вот черт! - На всякий случай он проверил пульс, хотя и без того было слышно хриплое дыхание потерявшей сознание старухи. Потом он пошлепал ее по щекам. И безрезультатно. - Да что ж такое... - Буржуй беспомощно озирался.
      Выбор у него оставался небогатый. Справа виднелись огни села, но туда нести бабку ему не хотелось - слишком многие его там помнили и знали, что умер он страшной смертью. Слева, на отшибе, светились окна одинокой хаты. В ней, Владимир это знал, жила ворожка Стефания. А она, по словам Толстого, догадывалась, что он, Буржуй, жив, да и полумертвые от страха старухи - это как раз ее профиль. Выбирать не приходилось. Крякнув от усилия, Коваленко взвалил тяжеленное тело на себя и, пошатываясь, побрел к хате сельской колдуньи.
      Буржуй покрылся потом и выбился из сил, пока дотащил наконец до дома Стефании огрузневшую в беспамятстве бабку. Осторожно привалив ее к беленой стене, он с трудом распрямился и, отдуваясь, подошел к окну...
      ...Доктор Костя склонился над ветхими ворожкиными тетрадями. Глаза его слипались, но он - скорее по привычке, чем из чувства долга - упорно вчитывался в текст. К тому же он знал, что Стефания придирчиво проверит заданный на сегодня урок.
      - ...Взяты травыночку любыстку... - монотонно твердил Константин, отвлекаясь временами на критические замечания: - Ну и почерк! Прямо какой-то церковнославянский устав, честное слово. И вообще - что это за срочность такая?! Ну чисто тебе мединститут перед сессией... Так. Травыночку любистку, змынаты з сушеною пэчинкою cиpoи жабы... фу, гадость... и заклынаты, як напысано... Вид кого наслано, тому видислано... и маета и страшни корчи... Господи, страсти-мордасти какие. - Он встал, подошел к холодильнику, вынул кольцо колбасы, надкусил его и, почесывая живот, вернулся к "конспектам". Так. Страшни корчи та лыхо в хати... Хай тэбэ оборотни забэруть...
      Где-то вдалеке жутко завыла не то собака, не то волк. Костя вздрогнул, недовольно поморщившись встал и подошел к окну, чтобы задвинуть занавеску - глухая сельская темнота всегда пугала его, а тут еще эти душераздирающие звуки! Прежде чем отгородиться от ночи, доктор выглянул на улицу и тут же отпрянул. Со двора на него глядело чье-то лицо - в свете полной луны бледное, как рыбье брюхо. Очень осторожно доктор снова приблизил голову к оконному стеклу, прикрыв от света глаза ладонью. И дико взвизгнул. На него смотрел покойный Буржуй и противно шевелил губами.
      Костя опрометью бросился назад, укрылся за столом и, крестясь, принялся твердить какие-то обрывки заклинаний:
      - Изыди! Геть! Геть вид мене! - Доктор перекрестил окно, и лицо за ним пропало. - Господи, да как же там? - От страха Костя позабыл все магические формулы и теперь, чуть не плача, пытался припомнить нужные: - Ночи сыну, иди в домовину... - Лицо за окном появилось вновь, и этого душа начинающего колдуна вынести уже не смогла. - А-а-а!!! - завопил доктор что есть мочи и ринулся вон из хаты.
      Оказавшись на улице, он помчался не разбирая дороги к недалекому лесу, который почему-то казался ему теперь самым надежным прибежищем.
      - Доктор, стойте! Не бойтесь! Да стойте же! - кричал ему в спину Буржуй, но это только заставило Константина прибавить шагу. Спотыкаясь на огородных кочках и оскальзываясь на раздавленных огурцах, он убегал все дальше. Буржуй растерянно посмотрел на бесчувственную, как и прежде, бабку и понесся следом за Костей. Нагнал он его уже неподалеку от опушки.
      - Да погодите вы! - задыхаясь от быстрого бега, крикнул Буржуй, но доктор припустил еще сильнее. И тогда Коваленко, не найдя другого выхода, прыгнул ему на спину. Тишину ночи разорвало полное ужаса завывание, от которого умолкли даже воющие псы. Поднявшийся на ноги Буржуй наклонился над неподвижным телом и в отчаянии схватился за голову: теперь у него на руках оказалось уже два полутрупа...
      ...То ли от этого вопля, то ли от ночной прохлады Потылычиха пришла в себя и испуганно огляделась по сторонам. Как она оказалась на подворье Стефиной хаты? Ведь послед нее, что помнила, - это бледное лицо мертвеца. Катерининого внука, выглянувшее из-за могильного камня. Явился-таки покойничек по ее грешную душу да почему-то не уволок за собой. Не веря собственному счастью, Мотря проворно поднялась на ноги и с удивительной для своей комплекции быстротой потрусила со двора.
      - Свят-свят-свят, - бормотала она на ходу, мелко крестясь. Прости и помилуй, святый Боже...
      ...Бледный и все еще трясущийся Костя чуть приподнялся на кушетке и спросил уже в который раз:
      - Это... Это правда вы?
      - Я, доктор, я, - досадливо махнул рукой Буржуй. - Сколько можно повторять.
      - Я имею в виду - живой? Ну то есть...
      - Да живой, живой...
      - А вас, простите, не затруднит?.. - смущенно начал доктор.
      - Что? - оборвал его Коваленко, которого уже начинала раздражать эта дурацкая ситуация.
      - Перекреститься, - договорил доктор. - Я, конечно, очень извиняюсь...
      Буржуй поморщился, но повернулся лицом к образам в углу Стефиной хаты и перекрестился.
      - Вот вам крест.
      Костя, который до этого момента упорно избегал какого-либо телесного контакта с сидевшим у него в ногах Коваленко, радостно схватил его за руку и зачастил:
      - Володя! Володенька! Я знал! Вот вы не поверите, а я всегда... всегда чувствовал... Какое счастье! Скажите, а... Амина и...
      - Нет, - нахмурился Буржуй. - Только я...
      - А... А как же тогда?.. - В Константине проснулось любопытство, но под угрюмым взглядом Буржуя он тут же осекся и забормотал: - То есть, я хотел сказать... В общем, неважно...
      - Я все расскажу вам, Костя. И вам, и всем остальным. Как только сам узнаю. А почему вы один? Где Стефания?
      - Ушла за травами. Сегодня же полнолуние, - пояснил Доктор. - А меня вот за свои, с позволения сказать, конспекты усадила. Заладила: вчыся, вчыся, покы я жива. Только и разговоров...
      - Болеет, что ли? - поинтересовался Буржуй.
      - Как же - болеет! - с сарказмом произнес Костя. - Она нас с вами переживет. Вы не волнуйтесь, я ей ничего не скажу, но хочу сразу предупредить: скрыть от нее что-либо трудно. Сами понимаете - ведьма!
      - Ничего, доктор. Можете и не скрывать. Я не собираюсь вечно прятаться, - Буржуй встал с кушетки. - Я, наверное, пойду.
      - Посидите еще немного. Пожалуйста, - взмолился Костя. - А то, если вы исчезнете так же, как появились, я буду думать, что сошел с ума и мне все это привиделось. Начитался тут всякого...
      Но Буржуя теперь занимало не Костино душевное здоровье, а то, куда мог подеваться Толстый. Он оглянулся уже в дверях:
      - Вы не сумасшедший, доктор. Это действительно я. И мы скоро увидимся. - И Коваленко шагнул за порог.
      Борихин возвращался домой до предела измотанный и злой. Усталость - это понятно: за всю его богатую событиями милицейскую жизнь таких деньков, как нынешний, - на пальцах одной руки пересчитать можно. А вот злость... Как ни защищал Борисыч Василия, а доводы Мовенко заронили все-таки сомнение в ментовскую душу. И теперь он злился за это на себя.
      Пересекая двор, Борихин поднял глаза на собственное окно и замер. В окне горел свет. Позабыв об усталости, Борисыч взлетел по лестнице, вытащил из кобуры пистолет и очень осторожно приблизился к двери. Та была прикрыта, но не заперта. Рывком, чтобы не заскрипели петли, сыщик приоткрыл ее и проник в коридор. Прижимаясь к стене, прокрался к комнате и сквозь застекленную дверь заглянул внутрь. У стола стоял Василий и рылся в картотеке, где хранилось единственное дело - дело Буржуя.
      Что-то перевернулось в душе старого мента. Он замер на секунду и тут же с нечленораздельным криком ввалился в комнату. Испуганный Василий выронил из рук бумаги, но больше ничего сделать не успел. Борихин повалил его на стол и ткнул стволом в лицо.
      - Что, не ожидал, юный подонок?! - осевшим от ярости голосом прохрипел сыщик. - Сволочь!
      - Шеф, - с трудом выдавил из себя полупридушенный парень, таращившийся на Борихина одним глазом. Второй, который начальник того и гляди мог выдавить стволом, Василий предусмотрительно зажмурил. - Вы что - того? Да отпустите меня, в конце концов, больно же!
      - Ничего, потерпишь, - с бешенством в голосе проревел Борисыч, вращая безумными от ярости глазами. - Ну что, все нашел, чего искал? На кого работаешь, а?
      Вася, понявший, что разговаривать с шефом в нынешнем его состоянии совершенно бесполезно, ребрами обеих ладоней резко ударил Борихина по пояснице, захватил руку с пистолетом, умело вывернул ее и провел бросок. Оружие осталось у него в руке, а шеф отлетел в дальний угол комнаты. Но тут же вскочил на ноги и с ненавистью уставился на помощника.
      - Ну, стреляй! - процедил Борихин презрительно. - Давай, чего ждешь? Первый раз не получилось меня угробить - может, сейчас повезет.
      - Вы что несете?! - Василий оторопело смотрел на Борисыча.
      - Надо было сразу тебя пристрелить! - заорал сыщик. - Всю жизнь я умных людей не слушал!
      - Да что происходит?! - тут уже и Вася поднял голос. - Вы что, перебрали там со своим этим... однополчанином?! Пора скорую вызывать?!
      - Чего не стреляешь? Ручонки дрожат? - продолжал реветь сыщик, испепеляя парня налитыми кровью глазами. - Смотри, промахнешься - голыми руками задушу.
      - Да что происходит?! - взмолился Василий. - Может, объясните наконец?
      - А ты, наивный, не понимаешь, да?
      - С вами поймешь! Вваливаетесь со стволом... Кто ж, знал, что вы припадочный! Что вы так смотрите?
      - А как, по-твоему, на предателей смотрят?
      - Что? Это я предатель? Спасибо на добром слове, шеф. Вы и вправду - того. Не в себе... - К Василию постепенно возвращалось самообладание, а с ним и чувство юмора. - Давайте серьезно. Вы сами успокоитесь или действительно позвонить "03"? Пусть вам укольчик сделают.
      - Хочешь серьезно? Пистолет отдай, - гаркнул Борисыч. Василий недоуменно посмотрел на пистолет в своей руке, о котором он в горячке совсем забыл, и без малейших колебаний бросил его на стол.
      - Берите. Только, пожалуйста, не бросайтесь на меня. И так морда огнем горит.
      Борихин не без некоторой настороженности подошел к столу, взял пистолет, повертел его в руках и все-таки сунул в кобуру. Насмешливо наблюдавший за этими маневрами Василий уже совсем спокойно поинтересовался:
      - Теперь-то хоть скажете, что произошло? Или вы просто не в настроении?
      - Что ты делал сегодня в машине? - Борихин уставился на помощника тяжелым взглядом. Тот округлил глаза.
      - В какой машине?
      - В моей машине. А ты что, еще в какой-нибудь был?
      - В смысле, когда вы к дружку на беседу отправились, а меня с собой не взяли? - Борихин хмуро промолчал, но про себя отметил: это не он не взял, а Василий идти отказался. Тот продолжал: - А что я там мог делать, по-вашему? Сидел, скучал. Ментов рассматривал, если уж вам так интересно. Как они на "бобиках" подруливали. А что?
      - А то. В это самое время кто-то повредил мне тормоз Очень умело, кстати говоря.
      - Серьезно?! - Вася только сейчас обратил внимание на заклеенную бровь шефа, и до него быстро и беспощадно дошел смысл сказанного. Парень даже отступил на шаг. - Подождите, вы что же, думаете...
      - А что прикажешь думать, если после этого ты наотрез отказался ехать со мной?! Вас на вашем юрфаке учили факты сопоставлять? А теперь ты втихаря роешься в моих бумагах, это тоже совпадение?
      - Во-первых, в наших общих бумагах. А во-вторых, я, что ли, виноват, что вы трубку не берете?
      - А ты, конечно, мне звонил... - Борихин полез в карман за трубкой, которая фиксировала входящие звонки.
      - Да раз двадцать! - с жаром заверил его парень. - мог понять, куда вы пропали.
      - Пропал! Не дождешься! - Из кармана появилась на свет разбитая, видимо в аварии, трубка. Борихин недоуменно уставился на нее.
      - Ну вот! - хихикнул Василий. - А еще меня ванной попрекали.
      - Не зубоскаль, - рявкнул на него Борихин. - Это с тебя подозрений не снимает.
      - Чего не снимает? - парня уже всерьез начинали злить слова шефа. - Знаете, вы говорите, да не заговаривайтесь! Ясно?!
      - Ты еще поори на меня, сопляк! - тут же взвился Борисыч.
      - Я не сопляк! Это вы - престарелая истеричка! Отставной мент с манией преследования, - выдал обозленный Василий. - Год на месте протоптались, так решили меня в убийцы записать! Сами придумали или ваш друг-опер подсказал?
      Вася, конечно, понял, что переборщил, но было уже поздно. Борихин несколько мгновений смотрел на него с брезгливым удивлением, а потом совершенно спокойно проговорил:
      - Телефон на стол, пистолет на стол и пшел вон!
      Парень выложил мобилку и свое оружие, открыл было рот, чтобы сказать что-то, но, взглянув на непроницаемое лицо шефа, передумал и поплелся к двери.
      ГЛАВА 8
      В собственную свою квартиру Толстый проникал осторожно, как вор. Отпер пластиковым ключом дверь и тихонько прокрался по коридору. Заглянул в темную кухню, в одну комнату, в другую. Никого. Тогда он замер посреди коридора и, негромко позвал:
      - Вер... Верунь... Ты где? Ну не молчи, ладно? Так получилось...
      Квартира отозвалась тишиной. Тогда он решился зажечь свет и включал его во всех помещениях, мимо которых проходил. Веры нигде не было, и это вдруг встревожило Толстого, который привык, что жена встречает его в любое время дня и ночи.
      Оставалась последняя комната, их общая с Верой спальня. Вспыхнула люстра под потолком и осветила аккуратно застеленную кровать. В груди у Толстого что-то оборвалось, он прислонился к косяку. И только тогда заметил лист бумаги, белевший на кроватном покрывале. Слава Богу - записка!
      "Толстый, любимый, - было написано на листке аккуратным Вериным почерком. - Вообще-то Бог сотворил ночь для того, чтобы люди или спали, или занимались любовью, или совмещали то и другое. Ушла по срочному делу. Целую, твоя Вера."
      - Святая... - пробормотал Толстый в равной мере растроганно и облегченно.
      И хотя за окном еще и сереть не начинало, а Вера в записке не сочла нужным объяснить мужу, куда отправилась в такую рань, Толстый сразу успокоился. Зато оставалась другая проблема. Он бросился к телефону и принялся лихорадочно набирать номер. После долгой серии длинных гудков в трубке прозвучал голос Буржуя:
      - Алло.
      - Это я, - сообщил Толстый.
      - Наконец-то, - тут же набросился на друга Буржуй. - Ты где пропал? Мобильник молчит. Я не знал, что и думать. И вообще - с каких это пор ты встречи на ночных кладбищах назначаешь? Да еще и не являешься?
      - Встретиться надо. Прямо сейчас.
      Толстый не стал ничего объяснять. Голос Буржуя на другом конце провода звучал устало:
      - Я вообще-то не спал всю ночь.
      - Я тоже, - сухо сообщил Толстый.
      - У меня, кстати, без приключений не обошлось...
      - Ты слышишь меня? - не дал ему договорить гигант. - Надо встретиться. Чем скорее - тем лучше. И дверь закрой.
      - Ты чего это? - Буржуй наконец расслышал непривычно суровые нотки в голосе друга.
      - Расскажу - поймешь, - отрезал Толстый.
      - Дружище, с тобой все в порядке?
      В ответ раздался тяжкий вздох.
      - У нас и раньше все было не в порядке, Буржуй, - очень серьезно проговорил Толстый. - А теперь и подавно. Закрой дверь и жди. Я скоро буду.
      - Странный ты сегодня какой-то, - забеспокоился Коваленко. - Что случилось-то? Хоть намекни.
      - Нет, намекать не буду.
      Буржуй несколько мгновений помолчал, прикидывая, видимо, что еще могло стрястись. Потом сказал:
      - Ладно, Толстый, приезжай скорей, а то умеешь ты иногда туману напустить...
      Всю ночь после разговора с Василием Борихин провел, расхаживая из угла в угол по своему не слишком просторному жилью. Несколько раз он принимался приводить в порядок картотеку, однажды даже попробовал, не раздеваясь, вздремнуть, но работа валилась из рук, а сон не шел. И снова он начинал метаться по комнате, морщась от невеселых мыслей, как от зубной боли.
      Под утро - еще не начинало светать - он решительно сунул в кобуру пистолет, набросил пиджак и вышел из дому. Ранней пташке, когда-то учила его мать, и Бог дает. А Борихину теперь предстояло работать за двоих да еще и мотаться по всему городу без колес.
      Отгромыхавшая после полуночи гроза унесла с собой стоявшую несколько дней духоту, и накурившийся до одури сыщик полной грудью вдыхал свежий, с привкусом озона и зелени, воздух. Выйдя из-под арки на улицу, которую уже не освещали фонари и еще не освещало солнце, Борихин тут же влез в лужу. Чертыхнувшись, заплясал на одной ноге и попытался стащить обувку, чтобы вылить воду. Три негромких хлопка, раздавшихся в этот самый момент, возможно и не привлекли бы его внимания, но характерный свист у самой головы, визг рикошетирующих от стены пуль и кирпичная крошка, брызнувшая в лицо, недвусмысленно подсказали, что происходит. Борихин рухнул прямо в лужу, перекатился по ней под прикрытие старого каштана, одновременно доставая пистолет, и выглянул из-за ствола. Рассмотреть удалось немногое - задние габаритные фонари быстро удалявшейся машины, ни марку, ни цвет которой сыщику определить не удалось: в темноте все кошки серы. Правда, поблизости Борисыч углядел невольного свидетеля происшедшего. У своей "восьмерки", уже открыв дверцу, застыл столбом немолодой мужчина и провожал взглядом уносившийся по улице автомобиль.
      С криком: "Милиция! Ключи!" сыщик вскочил на ноги, пробежал несколько метров, отделявших его от "восьмерки", вырвал из рук оторопевшего хозяина ключи и прыгнул за руль. Взвизгнули проворачивающиеся по мокрому асфальту колеса, и Борихин понесся за мерцавшими вдалеке красными огоньками.
      После нескольких минут отчаянной гонки ему стало казаться, что он нагоняет преследуемых, но пара красных волчьих глаз впереди вдруг свернула в какой-то переулок и исчезла из виду. А когда Борихин повернул за тот же угол, огоньки словно растворились в предрассветной мгле. Машина, из которой стреляли по сыщику, пропала без следа.
      Борихин остановил "восьмерку" у бровки и в великой досаде стукнул кулаком по рулю. Несколько минут он сидел неподвижно, приходя в себя, потом собрался трогаться: машину нужно было вернуть хозяину, а то он, небось, скоро в милицию названивать начнет. Только теперь Борисыч заметил, что гнал по темным улицам почти вслепую, - в спешке даже фары позабыл включить. Он повернул рычажок, вспыхнул ближний свет, а в нем вдруг блеснули чьи-то отражатели. В темноте, всего лишь в паре десятков метров от "восьмерки", пряталась чужая машина. У Борисыча екнуло сердце. Она?!
      Сжимая вспотевшей ладонью рифленую рукоятку пистолета, он осторожно выбрался из салона и медленно пошел вперед. Когда до цели оставалось несколько метров, загорелись габаритные огни чужой машины, дверца ее открылась, и из салона выбралась чем-то смутно знакомая Борихину фигура. Вихляющей походкой человек пошел навстречу сыщику.
      - Заставляете себя ждать, господин Долгоиграющий, частный сыщик, или как вас там!
      "Господи, - успел подумать Борихин, - неужели этот гомик..." Но так и не довел мысль до конца. Снова хлопнули выстрелы. На этот раз стреляли в упор, и все три пули угодили точно в цель - в левую сторону груди Борисыча. Он мешком повалился на асфальт.
      При звуке выстрелов Артур присел, потом зайцем отпрыгнул в сторону и через секунду оказался за рулем своего автомобиля. Мотор взревел, и, едва не переехав неподвижное тело машина понеслась к выходу из переулка.
      С неловко подогнутой ногой Борихин лежал на земле, а налетевший вдруг предрассветный ветерок игриво теребил его редкие волосы.
      - Ничего себе! Ты что, подруга, рехнулась? Не спится? - Привыкшая рано являться на работу Зина была поражена, увидев сидевшую на ступеньках женской консультации Веру.
      - Точно. Не спится, - улыбнулась подруге Вера.
      - Эти мне избалованные женщины! - проворчала Зинаида, поднимаясь по ступенькам. - Да я бы, если б могла, полдня дрыхла...
      - Мы деревенские. Привыкли вставать рано, - Вера поднялась, отряхнула юбку и пошла за докторшей. Та продолжала ворчать:
      - Ага, деревенская она. Труженица полей! Психиатру расскажешь, а я - гинеколог. Чего это ты светишься, как майская роза?
      - Не знаю. Настроение хорошее!
      - Поэтому ко мне с утра пораньше? Чтобы я тебе его испортила?
      - Нет, просто я знаю, что лаборатория рано открывается.
      - Слушай, ты и правда сегодня странная, - Зинаида внимательней присмотрелась к подруге. - Говоришь, мало спала, а выглядишь - нормалек! На нежные семнадцать.
      - А может, мне столько и есть!
      Зина пожала плечами и открыла дверь консультации.
      - Ну заходи, малолетка. Насчет лаборатории это ты серьезно?
      - Серьезней не бывает, - Вера снова улыбнулась. - Слушай, ну хочет женщина получить консультацию! За что вам деньги платят, разве не за это?
      - За это, за это. Будет тебе консультация, женщина. Только не обижайся, если я твое хорошее настроение подпорчу договорились?
      Безмятежно-радостное настроение не покидало Веру все время, пока она сдавала анализы и сидела в кабинете подруги, дожидаясь результатов. Зина влетела в комнату не то встревоженная чем-то, не то до предела удивленная. Бросив быстрый взгляд на улыбчивую пациентку, она снова уткнулась в бумаги.
      - Что, уже? - без тени волнения поинтересовалась Вера.
      - Уже-то уже... - хмыкнула докторша. - Слушай, ты не спешишь?
      - Да нет, не особенно. - Вера лениво потянулась и зевнула. - А что?
      - Да хочу повторные сделать. Они там, в лаборатории, по-моему, не проснулись еще.
      - А по этим что получается?
      - По этим бред получается. Выходит, что ты у нас - идеально здоровая молодая барышня со стопроцентными показателями. Разве что не девственница.
      - Что правда - то правда, врать не буду, - усмехнулась Вера.
      - Ладно, давай я быстренько повторные сделаю. Пока людей не набежало.
      - А эти тебе чем не нравятся?
      - Тем, что ошибочные, и я в них не верю.
      - Напра-асно, Зин, - с шутливым укором в голосе протянула Вера и добавила наставительно: - Человек должен верить хорошему.
      - Должен, должен, - хозяйка кабинета оторвала взгляд от бумаг и строго взглянула на подругу. - Раздевайся!
      - Не-а, - помотала головой та, изображая капризную девочку.
      Зинаиду уже начинали раздражать эти смешинки в Вериных глазах, и она слегка повысила тон:
      - Ну хватит баловаться, Верунчик! Если уж я начала - должна установить картину.
      - Положим, должна ты совсем другое...
      - Ты это о чем? - мгновенно насторожилась Зинаида.
      - О тысяче долларов. Да не пугайся, не пугайся, - Вера души расхохоталась, заметив, как вытянулось лицо у подруги, - я тебя амнистирую в честь радостного события.
      - Погоди, ты что, была там? У этой? - потрясенная гинекологиня плюхнулась на стул. Вера молча кивнула. - Ни черта себе! Дела! Перепроверить точно не хочешь?
      - Точно. Не хочу. Я и так знаю, что это правда. Чувствую.
      - И себе, что ли, в колдуньи податься? - задумчиво протянула Зина, не отводя взгляд от счастливого лица Веры.
      - Давай, Зинка. Из тебя классная ведьма получится!
      - Спасибо. Делай вам добро после этого, - Зина попыталась иронично улыбнуться, но заметно было, что слова подруги ее и поразили, и расстроили. - Я колдую над вами, колдую, а чудеса другие делают...
      Воскресенский нажал кнопку селектора:
      - Алла, Анатолий Анатольевич уже приехал?
      - Нет, - донеслось из динамика, - его не было.
      - На мобильный тоже звонили?
      - Конечно, Алексей Степанович. Несколько раз. Мобильный не отвечает.
      - Ладно. Соедините меня с Пожарским, пожалуйста... Олег? Доброе утро. Извини, ты случайно не знаешь, где Анатолий Анатольевич?
      - Понятия не имею. Сам все утро его набирал. А что?
      - Да нет, ничего. Просто странно...
      Воскресенский отключил селектор и снова перенес все внимание на дисплей компьютера, но тут зазвонил телефон. Алексей поднял трубку.
      - Алло... Что?.. Это снова вы? Послушайте, мне надоело! Если вы позвоните еще раз - я вызову милицию?.. Откуда у вас такая уверенность?.. Телефонный собеседник, видимо, принялся что-то объяснять, поскольку Воскресенский долго и терпеливо слушал, потом заговорил снова: - Хорошо, допустим, вы правы, это действительно так. Но какое это имеет значение? А главное: что вам до этого? И вообще - кто вы, собственно, такой? Впрочем, меня это не интересует. Я вас предупредил: не смейте меня преследовать! Слышите? Не смейте! - В раздражении Алексей швырнул трубку на рычаг и процедил: - Подонки!
      Уже не в первый раз Толстый приносил Буржую скверные известия. Хотя, если разобраться, была ли новость о Кудле такой уж скверной? Толстый и сам уже не знал. В конце концов, разве не сам Буржуй гонялся за этим художничком недоделанным по всему белу свету? А теперь тот сам сюда пожаловал. Вот только радости во взоре Буржуя не было Толстый посмотрел на давно уже молчавшего товарища и не выдержал:
      - Ты о чем думаешь?
      - Честно? - Буржуй неопределенно мотнул головой. - Ни о чем. Пытаюсь не сойти с ума.
      - Во-во, у меня то же самое было! До утра отходил.
      - Да, дела... - Буржуй отхлебнул из фляги и протянул ее Толстому. - Хочешь?
      - Давай.
      Флягу Толстый сумел донести почти до самого даже в предвкушении сложил губы трубочкой, но тут его дрогнула, лицо искривилось в гримасе отвращения, и неохотно вернул сосуд хозяину, проводив его сожалеющим взглядом.
      - Ты чего? - поразился Буржуй.
      - Да не могу я! - вздохнул Толстый. - Не поверишь второй день уже. Только запах чувствую - дрожь пробирает. Не иначе - ведьма постаралась, старая сволочь.
      - Ты ей спасибо скажи. Здоровее будешь.
      - Ага, спасибо, - Толстый свирепо зыркнул на друга - издевается он, что ли? - Моя воля, я б ей сказал! И вообще - ей совсем другое заказывали!
      - А откуда ты знаешь, что Вера ей заказывала? - хихикнул Буржуй.
      - А вот Верка, - с жаром проговорил обидевшийся подругу Толстый, мне никогда такой подлянки не сделает, понял?!
      - Да понял, понял, шучу... - Буржуй надолго замолчал и снова вернулся к прежним невеселым мыслям. Потом, курив, сказал: - Знаешь, Толстый, я вот все думаю: если кто другой рассказал, не ты - я бы не поверил. Я год хожу по чужой стране, ищу его, хватаюсь за любую соломинку, а он является как ни в чем не бывало! Бред какой-то.
      - Бред? Хорошо бы! Только я еще из ума не выжил.
      - Как это ты его не убил сразу? Удивительно.
      - Убил! Да я чуть мозгами не поехал! - Толстого даже передернуло от неприятных воспоминаний. - Сидел как деревянный.
      - Ничего не могу понять! - задумчиво проговорил Буржуй. - Ну что прикажешь теперь думать: Кудла не убийца?! Нет, за тебя он свое получит, я о другом... Но не полный же он идиот - вот так вот взять и появиться! Что же теперь, верить ему прикажешь?! Ты чего молчишь?
      - Знаешь, Буржуй, - отмахнулся Толстый, - из нас двоих умный ты, так давно повелось, вот и думай сам. Если хочешь знать мое мнение - нужно, как только он объявится, убить его без всяких там декадансов. Серьезно. Хуже не будет. Тем более - давно собирались. Что, не так?
      - Так.
      - Вот и я говорю. Сам я, конечно, могу не справиться...
      - Ну хватит кокетничать-то! - оборвал Буржуй привычную припевку Толстого. - Здоровый, как носорог, а все старая песня...
      - Я серьезно. А вот вместе - в четыре руки - мы его сделаем в лучшем виде. И знаешь, что самое смешное: меня совесть мучить не будет, я точно знаю. Странно, да? Никого еще в жизни не убил, а тут точно знаю: он еще не остынет, а я буду спокойно "Сникерс" жевать. Только почему-то мне кажется... Он вдруг замолчал.
      - Что кажется?
      Толстый тяжело вздохнул.
      - Кажется - мы его больше не увидим.
      - Увидим, - с полной уверенностью заявил Буржуй. - Теперь, когда он появился, увидим точно. Даже если б не хотели... Одно ясно: сидеть мне здесь больше точно незачем...
      - Я тебе давно говорил, - оживился Толстый. - Так может, вместе и махнем? Ты же у нас с Веркой вообще еще не был! Родственничек!
      - Ничего, еще побываю.
      Где Василий прошлялся всю ночь, он и сам точно не помнил. Бродил где-то по ночным паркам, прятался от дождя под мостом через Днепр, ездил на первых поездах метро
      И думал.
      Вот и сейчас, поднимаясь к себе на третий этаж, он перебирал в мыслях детали своего вчерашнего разговора с шефом. Конечно, надо было сдержаться, не попрекать Борисыча их общими неудачами. Но ведь и тот хорош! Как же он посмел заподозрить его, Василия, в предательстве!
      Из мрачных раздумий парня вырвали чьи-то цепкие руки клещами ухватившие предплечья. Лицо его уткнулось в стену.
      - Эй, ребята! - дернулся он. - Вы что!
      - Заткнись, - посоветовали ему. Повторялась история позапрошлого вечера, только теперь при свете ясного утра и чуть ли не в центре города. Но от этого было не легче.
      - Больно же... - решил на всякий случай пожаловаться Василий.
      - Надо же! А ты, оказывается, мальчик нежный...
      Голос за спиной. Не тот ли самый? Похож...
      - Какой там нежный! Всю морду ободрали, - произнес Василий вслух.
      - Ничего, потерпишь. Скоро еще больней будет. И намного.
      - Это почему же так?..
      - А потому, красавчик. Тебе что приказано было? Находиться на связи, сообщать обо всем, о чем спросят. А у тебя трубка молчит, сам где-то бегаешь... Ты что - поиграть с нами решил?
      Видимо, повинуясь безмолвному приказу главаря, Baсилия посильнее прижали израненным лицом к стене, он невольно застонал.
      - А ну тихо... - прошипел голос за спиной. - Cocеди вокруг. Выйти - не выйдут, но испугаются, а зачем пугать мирных обывателей?
      - Да чего вы от меня-то хотите?
      Вася постарался придать голосу испуганно-хнычущие интонации. На самом деле того, прежнего, большого страха он на этот раз не испытывал. Просто старался немного оттянуть время и хоть что-то увидеть. Но как ни косил глаза, ничего, кроме черных перчаток на своих плечах, рассмотреть не мог. А голову не позволяла повернуть ладонь, лежащая на затылке.
      - Хотим мы, Вася-Василек, чтобы ты послушным мальчиком был, ласково начал голос и внезапно перешел к зловещей интонации. - Мы как договаривались, а?!
      - Так уволили меня! Честное слово, - заныл Василий. - и мобильник забрали!
      - Уволили, говоришь? Ай как плохо, - говоривший сожалеюще поцокал языком. - Выходит, ты нам больше без надобности. Вгоним тебе пулю в живот - и лежи полдня на лестнице, подыхай...
      - Да за что же? - парень вдруг понял, что и такое вполне может сейчас произойти, и ему стало не по себе.
      - За то, что доверия не оправдал, - охотно пояснил голос. Доверие в нашем деле - главное. Без доверия все со-овсем бы не так было.
      - Подождите... Подождите... Вы что?!. Я же не виноват... Я не хотел...
      - Чего залебезил, Васятка? Жить хочешь? - насмешливо поинтересовались из-за спины.
      - Хочу... - хрипло выдохнул Василий.
      - Ясное дело. Все вы почему-то хотите. Только жизнь - ее ведь заслужить надо.
      - Я... я все сделаю... Но он... он меня правда выгнал...
      - Заподозрил что-то?
      - Откуда я знаю! Просто он идиот. - Это обвинение далось парню без всяких усилий.
      - Если выгнал - не такой уж идиот, - возразил говоривший. - Верно тебя, щенка, почувствовал.
      В этих словах и в интонации, прорвавшейся сквозь глуховатое механическое дребезжание, Василию на мгновение почудилось что-то неуловимо знакомое, но времени на размышления и воспоминания ситуация не оставляла. Нужно было отвечать.
      - Ничего он не почувствовал, - проговорил Вася. - Так вышло.
      - Ну а теперь по-другому выйти должно. Понял?
      - Как - по-другому?
      - На работу тебе пора возвращаться, стажер. Хватит гулять.
      Вася представил себе, как придет к Борихину и станет просить, унижаться... В ту же секунду у парня даже испуг пропал.
      - Да вы что?! - чуть ли не крикнул он. - Как я вернусь? Как?!
      - Твои проблемы.
      - Да он меня на порог не пустит!
      - Я же сказал: твои проблемы, - с нажимом произнес голос. - На колени становись, об стенку головой бейся. Но чтоб уже сегодня ты был рядом с ним. А я - чтобы все знал. Понял? - ствол пистолета с силой ткнулся Васе под ребро.
      - Понял... - прошелестел Вася.
      ГЛАВА 9
      Скамейка неподалеку от красивого многоэтажного кондоминимума Толстого представляла собой идеальное место для встреч: и до квартиры рукой подать, и оживленный бульвар рядом. Так что двое друзей, сидевших на ней, вряд ли могли привлечь чье-нибудь нежелательное внимание. Толстому удалось дотащить Буржуя именно до этой точки дальше идти тот наотрез отказался: время, мол, еще не пришло. Теперь оба сидели молча и думали о своем.
      - Странно все получается, правда? - вдруг начал Буржуй, словно размышляя вслух.
      - Ты это о чем? - поинтересовался Толстый, отрываясь от собственных дум.
      - Ведь год - целый год! - ничего не происходило. А теперь - одно за другим, опомниться не успеваешь. Словно он пройти должен был, этот год, когда мертвых тревожить нельзя.
      Толстый заметно напрягся.
      - Давай-давай, пугай лучшего друга.
      - Кто тебя пугает! - Сделав глоток из фляги, Буржуй машинально протянул ее другу, но тот только поморщился. С досадой и оттолкнул руку. Владимир смущенно спрятал флягу в карман и спросил виновато: - Что, так и не проходит?
      - Как же - проходит! Нутром чую - навсегда это. Постаралась Баба Яга, - Толстый зло сплюнул в сторону.
      - Я к ней тоже съезжу... - решил Коваленко.
      - По своей воле? - великан округлил глаза. - Ты что, Буржуй?
      - А то. Откуда-то же она знает, что я жив.
      - Вот именно! А откуда она знает, а? Я тебя спрашиваю! - Толстый поднял вверх указательный палец. - Ведьма - она и есть ведьма.
      - А мне все равно: ведьма, черт, дьявол! - упрямо мотнул головой Коваленко. - Я хочу знать правду.
      - Ага, она тебе расскажет правду! - содрогнулся всем телом Толстый. - Мало не покажется! Сами все раскопаем.
      - Что-то долго копаем... - с печальной иронией в голосе проговорил Буржуй. - Кстати, что Борихин говорит?
      - Ничего не говорит. Пропал он.
      - Что значит пропал? - удивился Коваленко.
      - А то и значит, - вздохнул Толстый. - Дома - глухо, мобильник молчит...
      - Объявится - я сам с ним поговорю, - пообещал Буржуй.
      - Вот именно. Лучше с ним, чем со всякой нечистью... - и Толстый, стараясь сделать это незаметно, перекрестился.
      В кармане у Буржуя зазвонил мобильный телефон. Как-то неохотно он достал его и нажал кнопку.
      - Алло... Я узнал.
      Но в недолгой паузе между двумя этими короткими фразами по лицу Буржуя пронесся шквал эмоций: неверие, удивление, ярость, ненависть, холодная решимость. В физиономии Толстого, который наблюдал за реакцией друга, как в зеркале отразились все эти чувства, а вдобавок к ним - явная встревоженность.
      - Это он? - тихо спросил великан, но ответ ему и не требовался.
      - Нет, не там, - жестко сказал в трубку Буржуй. - В любом другом месте. Ты слышал меня? - однако в наушнике уже прозвучали короткие сигналы отбоя.
      - Это Кудла? - все-таки решил уточнить Толстый после долгой паузы.
      - Да, - коротко ответил Буржуй.
      - Возьмешь мою охрану.
      - Никого я не возьму.
      - А я говорю - возьмешь!
      - А я говорю - нет!!!
      Некоторое время они в упор смотрели друг на друга.
      Первым отвел взгляд Толстый.
      - Давай, ори на друга, - пробурчал он обиженно. - Как же - босс вернулся!
      Слегка смущенный, Буржуй обнял гиганта за плечи.
      - Извини, Толстый. Я не ору. И вообще - какой я тебе босс? Я сам уже не знаю, кто я. Знаю только, что свое в, этой жизни отбоялся. А этой встречи год ждал...
      Глаза Толстого блеснули, словно какая-то мысль закралась ему в голову. Он подозрительно быстро встал и слишком уж равнодушно проговорил:
      - Ладно. Как знаешь.
      Чуть отойдя от скамейки, Буржуй позвал:
      - Толстый...
      - Чего? - оглянулся тот.
      - Костоломов своих не вздумай посылать за мной, ладно? Ты же, небось, собрался?
      - Вот еще! - Толстый сделал очень большие и очень честные глаза. С чего ты взял?
      Буржуй расхохотался:
      - Врать так и не научился. Пока, друг.
      Бледный, с заострившимися чертами лица, Борихин лежал на койке, уставив невидящий взгляд в потолок. Хлопнула дверь, и в помещение ворвался майор Мовенко в накинутом на китель белом халате.
      - Ну что, супермен, ожил? - громыхнул он деланно бодрым голосом, каким разговаривают с больными.
      Борихин оторвался от раздумий и, покряхтывая от боли, приподнялся на локте. Одеяло чуть сползло, и стало видно, что торс сыщика туго перемотан эластичными бинтами.
      - Да я пока вроде не умирал... - проговорил он слабым голосом.
      - Хоть первый раз в жизни меня, тупого мента, послушался - жилет надел, - Мовенко присел на стоящий у койки стул. - Спасибо!
      - Пожалуйста.
      - Ребра, небось, трещат? - сочувственно поинтересовался майор.
      - Не знаю, не прислушивался, - морщась, Борихин погладил себя по груди. - Но болят, зараза. Дай сигарету.
      - Тебе нельзя.
      - Да хватит выпендриваться! - тут же повысил голос Борихин, но, видимо, такое напряжение не очень понравилось треснувшим ребрам, потому что сыщик тут же сбавил тон и скорее простонал, чем проговорил: - Курить охота...
      - Держи, - Мовенко протянул пачку. - Курить ему охота. А жить неохота, так?
      - Чего ты заладил: жить, жить... - Борихин с наслаждением затянулся и откинулся на подушку. - Я, слава Богу, живой пока.
      - Вот именно! Слава Богу и пока. Сделали бы контрольный в затылок - я бы твои мозги до сих пор с асфальта отдирал бы.
      - Чего ты каркаешь? - обиделся Борисыч.
      - Я не каркаю, - майор сорвался со стула и заметался по палате. Я на твоих похоронах не хочу речь произносить, ясно тебе? - Он подбежал к койке, навис над Борихиным и уставился на него гневным взглядом,
      - Да ясно, ясно, - отмахнулся Борихин..- Говоришь со мной как с пацаном зеленым!
      - А как прикажешь с тобой говорить, Игорь Борисыч, - начал майор и тут же перешел на обличительный тон, - если ты себя ведешь как первогодок. Погони, перестрелки... Что - романтики захотелось на старости лет?
      - Какая, к черту, романтика! - возмутился Борихин. - Мне что надо было не бандита преследовать, а "02" звонить? Так, что ли?
      - Между прочим, целее был бы, - заметил майор и как бы невзначай перешел к вопросу, явно занимавшему его больше всего прочего: - Кстати, ты что, действительно никого не рассмотрел? Вообще никого?
      - Нет, я покрываю убийцу и путаю следствие! - рявкнул Борисыч и тут же поморщился.
      - Ты чего такой нервный? - невинно поинтересовался Мовенко. - Я просто спросил.
      - А я просто ответил, - какое-то время сыщик молча выдерживал взгляд майора, а потом раздраженно спросил: - Что смотришь?
      - Да так, - Мовенко неопределенно повертел в воздухе кистью руки. - Про оперативное чутье знаешь?
      - Понаслышке! - огрызнулся Борисыч. - Научи меня, дурачка.
      - Ты, Игореша, не дурачок, в том-то и дело. Так вот, оперативное чутье мне подсказывает, что ты чего-то не договариваешь.
      - Серьезно? - сыронизировал сыщик.
      - Серьезно, серьезно, - тон майора был далек от шутливого. - И нечего иронизировать. Про пацана своего специально молчишь?
      - Он-то тут при чем?
      - Может, и ни при чем. Только откуда тебе это известно, если ты утверждаешь, что никого не разглядел?
      Борихин промолчал, только пыхнул дымом сердито. Мовенко походил немного по комнате, заложив за спину руки, как зек на прогулке, потом снова повернулся к Борихину.
      - Я тебя, между прочим, не как следователь допрашиваю, а как друг спрашиваю!
      - Так что я - врать тебе должен? - Борихин прятал глаза. - Как другу?
      - Не врать, а хоть чем-то помочь!
      - Кто бы мне самому помог, - буркнул Борихин.
      - Я, по-моему, только этим и занимаюсь последнее время...
      Мовенко обиженно замолчал и отошел к окну. Совесть мучила Борихина сильнее боли в ребрах. Он просто обязан был рассказать Мовенко о том, кого видел перед выстрелами, рассказать и как старому другу, и как следователю. Но почему-то не мог это сделать. Нужно было - он чувствовал - во всем разобраться самому.
      - Ну прости. Слышишь, Серега? Не обижайся.
      Борихин попытался сесть на кровати и зашипел от боли. Мовенко отвернулся от окна.
      - Хоть не рыпайся, лежи спокойно. Я, Игорь, не обижаюсь, я удивляюсь.
      - Чему удивляешься? - упрямому Борисычу все-таки удалось усесться.
      - Кому, а не чему. Тебе. Да у меня этот твой ассистент за полчаса потечет! Будет сопли вытирать и каяться в содеянном.
      - Ага. Ты его еще на пресс-хату к уркам конченым посади! Так он тебе заодно в убийстве Троцкого признается.
      - И посажу! - без всяких шуток пообещал Мовенко. - Потому что не люблю, когда шпана в моих друзей стреляет!
      - Да не он это был! - Борисыч поморщился не то от боли в ребрах, не то от упрямства старого кореша. - Сколько тебе повторять-то!
      - А кто?! - мгновенно поинтересовался майор и вперил в Борихина испытующий взгляд.
      - Не знаю... - сыщик опустил глаза и сделал вид, что до конца поглощен попытками приподняться с койки. В конце концов это ему удалось. Он прислушался к своим ощущениям и заявил радостно: - Слушай, а стоять-то легче. Почти не больно. Зря я столько валялся. Куда мой костюм засунули, не знаешь?
      Мовенко взял с тумбочки большой пакет, с которым пришел, и протянул его Борисычу.
      - Твоим теперь хорошо ворон на даче пугать. Держи новый.
      - Спасибо, Серега! - растроганно проговорил Борихин и покряхтывая начал одеваться. - Я тебе сегодня же деньги отдам.
      - Не стоит, - усмехнулся Мовенко. - Я их из твоего бумажника и позаимствовал.
      - Правильно сделал.
      - Конечно, правильно! Иначе за какие шиши я б тебя прихорашивал. Мы, менты, народ гордый, но бедный.
      Над маленьким кладбищем куполом безупречной голубизны раскинулось небо. Перед могилой Амины в позе медитации - сидя на пятках, со склоненной головой и прикрытыми глазами - застыл Кудла, и, казалось, сознание его витает где-то далеко, в голубых просторах. И только побелевшие суставы пальцев, которыми он сжимал лежавшую на коленях тяжелую трость, выдавали его внутреннее напряжение. На черной гранитной плите алел огромный букет роз.
      Буржуй постоял на проселке минуту или две, разглядывая неподвижную спину заклятого своего врага. Потом сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить зачастившее вдруг сердце, и, достав пистолет, шагнул на тропинку, которая вела к могилам. Последние несколько метров он двигался с особенной осторожностью и совершенно беззвучно.
      - Ну конечно. Чего же еще можно было ожидать от тебя.
      Бесцветный и тихий голос Кудлы заставил Буржуя вздрогнуть. Он даже пистолет опустил. Но тут же заставил себя собраться и негромко ответил:
      - Тебе - ничего. Как ты посмел прийти сюда?
      - Скука... Все та же большая скука... - Кудла неспешно встал и повернулся лицом к Буржую. Тот немедленно вскинул пистолет. Но его противник в ответ лишь насмешливо изогнул бровь и договорил, уже глядя Коваленко прямо в глаза: - Неужели ты в самом деле мог предположить, что я буду спрашивать у тебя разрешение...
      - Ты здесь в последний раз... - с угрозой в голосе произнес Буржуй.
      - Если только ты выстрелишь прямо сейчас, - лениво проговорил Кудла. - Иначе я буду приходить каждый раз, когда мне захочется.
      - Тогда я выстрелю прямо сейчас, - в голосе Коваленко зазвенела ярость.
      - Стреляй, - голос Кудлы оставался все таким же вялым.
      Буржуй не понимал, что с ним происходит. Он ведь год гонялся за этим человеком и в мечтах видел встречу с ним простой и ясной: загнать в глухой угол, взглянуть в ненавистные блеклые глаза и пристрелить как бешеного пса. И вот теперь он почему-то не может нажать на спуск.
      - Этот мир опасно болен... - Кудла посчитал, что выдержал достаточную паузу. - Единственная настоящая женщина, которую я встретил на Земле, предпочла мне тебя. А ты не смог сделать даже самого малого - защитить ее.
      - Зато сейчас я, кажется, смогу отомстить за нее, - и это непроизвольно вырвавшееся "кажется" сказало все и Кудле, и самому Буржую.
      - Нет. - Кудла флегматично покачал головой. - Ты можешь, конечно, придумать сам для себя сказку о мести. Тупую и провинциальную, как и все, что ты можешь придумать. Но только не говори мне, что всерьез думаешь, будто я мог убить Амину.
      - Да. Думаю. Ты убил много людей.
      - Люди... Я не виноват, что на свете их слишком много. И мне глубоко плевать на них. На всех, без исключения. И на тебя тоже. - Тихий голос Кудлы, почти лишенный оттенков и полутонов, был гипнотически монотонен и навевал сон. И вдруг трость будто сама по себе поднялась, совершила неуловимое круговое движение, и пистолет Буржуя отлетел далеко в траву, а голос в это время все так же продолжал звучать размеренно и спокойно: - Но сейчас я говорю об Амине. И ты выслушаешь меня. - Буржуй проводил изумленным взглядом улетевший пистолет и как-то непроизвольно сжался. Кудла мгновенно это подметил: Перестань дергаться, это невыносимо. Я не собираюсь тебя убивать...
      - И напрасно. - Буржуй выпрямился. - Лучше убей. Потому что вдвоем нам не жить.
      У Кудлы брезгливо дернулась щека.
      - Откуда ты берешь тексты? Из индийских фильмов? Я уже и забыл, как это - говорить с тобой.
      - А нам не о чем говорить.
      - Есть. Ты же слабое нервное существо, Буржуй. Не возражай, не надо. Это можно скрыть от кого угодно, но не от меня. И не от себя самого, разве не так? - Совершенно спокойно повернувшись к Буржую спиной, Кудла присел перед могильным камнем Амины и положил ладонь на холодный гранит, как кладут ее на Библию перед клятвой. - Ты не смог уберечь Амину, тем более не сможешь отомстить за нее. Поэтому я здесь.
      - Мне не нужна твоя помощь!
      - Помощь? А кто говорит о помощи? Я просто сделаю то, что должен сделать.
      - Это мое дело! Кроме Амины, убили моего ребенка и мою бабушку.
      - Ты же понимаешь, как глубоко мне плевать и на твоего ребенка, и на эту престарелую крестьянку, которую ты записал себе в бабушки. Я здесь потому, что посмели убить мою любимую.
      - Мою жену... - глухо проговорил Буржуй.
      - Да, ты украл у меня живую Амину. - В безжизненном голосе Кудлы впервые за все время проступило что-то, напоминавшее человеческие эмоции. - Но никогда не сможешь украсть мертвую. И уж тем более право отомстить.
      - Ты - убийца. Тебя все равно схватят и будут судить.
      - Не болтай ерунду. Теперь, когда ты позволил убить Амину, это знают только я, ты да Толстый. А доказать не сможет никто.
      - А следователя Борихина ты забыл? - напомнил Буржуй.
      - А... - Губы Кудлы растянулись в саркастической ухмылке. - Этот мент с мужественным лицом и немытой головой? Он один, и он ничего не докажет.
      - Что тебе нужно, Кудла? - Буржуй чувствовал, что сейчас ему нужно остаться одному - не слышать этого вкрадчиво-спокойного ненавистного голоса.
      - Я уже сказал.
      - Врешь! Я слишком хорошо тебя знаю...
      - Как-то я уже говорил тебе, - Кудла слега насупился, - ты вообще ничего обо мне не знаешь. Да и не можешь знать. Откуда?
      - Я все равно никогда не прощу тебе Толстого.
      - Знаешь, мне мало что нужно на этом свете. И меньше всего - твое прощение. - Кудла пренебрежительно скривил рот и, подчеркивая важность своих слов, легко ударил тростью о землю. - Ты дашь мне отомстить, потому что понимаешь: сам никогда не сможешь сделать это.
      - Убирайся к черту! - крикнул Буржуй.
      Кудла в ответ лишь отрицательно покачал головой.
      - Я уйду тогда, когда решу, что мне пора. - Он помолчал. - Одного не могу понять: как даже в твоей голове могла родиться мысль, что Амину убил я?
      - А откуда я знаю, что ты этого не сделал?
      Кудла, уже направлявшийся по тропинке к дороге, на ходу обернулся:
      - Скажи менту, чтобы навел справки, где я был в это время. Хотя мне совершенно все равно, что ты думаешь...
      В отсутствие хозяина в квартире Борихина кипела работа. Человек с неприметным лицом и в неброской одежде, открывший дверь ключом, внимательно осмотрел все помещения, включая кладовую и ванную. Затем натянул резиновые перчатки, вытащил из большой спортивной сумки и аккуратно разложил на письменном столе брусочки пластиката, детонаторы, мотки провода. Взрывчатку он прилепил под крышку стола, под подоконник, за кухонный шкаф, под диван, под ванну. В каждый брусочек аккуратно вставил детонатор. Что нужно, соединил проводкой и ловко ее замаскировал. Забрав со стола сумку, неизвестный с порога оглядел квартиру, удовлетворенно хмыкнул и аккуратно закрыл дверь. Теперь квартира была наполнена притаившейся смертью...
      ГЛАВА 10
      - Да что вы заладили, честное слово! Покы жыва, покы жыва... Вы же - народная целительница. В вас сама, извините за выражение, мать-природа реализует свои возможности. И вдруг - такой затяжной депрессивный синдром! Мысли о скорой смерти, психоиллюзия обреченности.
      Доктор Костя сидел за дощатым столом в хате Стефании и наставлял на путь истинный саму ведунью. Ему, конечно, хотелось поговорить на любимую тему, хотелось и отдохнуть под этим предлогом от изматывающей зубрежки, которой его в последние дни изводила Стефа. Но, помимо прочего, он и в самом деле был обеспокоен психическим состоянием своей наставницы. Уж больно часто стала она говорить о близкой смерти. А это симптом. Даже диагноз.
      Однако ворожка тут же пресекла все Костины поползновения:
      - Ты нэ балакай багато. Про чорный забый-коринь всэ запамьятав?
      Доктор вздохнул и с отвращением уставился на стол, заваленный "учебными пособиями" - пучками трав, колдовскими амулетами и старинными рукописями. Некоторым из этих книг в тяжелых кожаных переплетах и с пожелтевшими от времени страницами была не одна сотня лет, и Костя подозревал, что они могли бы смело претендовать на статус национального достояния. Лежали бы себе спокойненько где-нибудь в хранилищах под стеклянными колпаками... Так нет же, приходится ему, Константину, их чуть ли не на память заучивать.
      - Да запамьятав, запамьятав. Невелика наука, - досадливо ответил доктор на вопрос Стефании и снова попытался увести разговор в сторону. - Вот я о другом думаю: вас неплохо бы в диспансер свозить. Подобная подавленность сознания легко преодолима традиционными методами. Один-два укола, система процедур. Что вы смотрите? Я серьезно, между прочим.
      Стефания с терпеливым укором смотрела на Костю.
      - Ты, сынку, нэ про тэ думаеш, - мягко пожурила она его. - Маю всэ, що в coби ношу, тoби пэрэдаты, покы жыва...
      - Опять двадцать пять, - всплеснул доктор руками. - Покы жыва, покы жыва... Да вы на себя посмотрите! Румянец во всю щеку, великолепная моторика. Прямо играющий тренер какой-то. Это я с вами скоро слягу при таких нагрузках. Между прочим, стал плохо спать! Да-да.
      - Хто рано встае - тому Бог дае.
      - У вас все прибауточки, фольклор, - невинная пословица почему-то до глубины души возмутила Константина, и он раскапризничался. - А я, между прочим, устал! Да! Хочу выспаться, в город хочу съездить!
      - Як мэнэ нэ станэ - прыгадаеш слова мои, соромно тoби будэ, - с непреклонной убежденностью проговорила ворожка.
      - Да хватит, в конце концов! - взвился от этих слов Костя. - Вы меня переживете!
      - Hи. Кажу ж тоби - був мэни знак, - торжественно, глядя в одну точку, произнесла Стефания. - Добрэ, годи балакаты, дывы сюды, - она передала Константину какое-то высушенное растение с желтоватыми цветками. - Трава горыцвит звэться, в пэршый дэнь збырай, кажы святу молытву та...
      - Помню я, помню... - вздохнул доктор.
      - А ты щэ повторы! Воно зайвым нэ будэ.
      - Знаете, у нас в мединституте завкафедрой терапии была. Ольга Игоревна. Очень на вас похожа. По методам преподавания.
      Стефания взглянула на Костю с упреком:
      - Образыты стару нэ важко, кожэн зможэ...
      - Почему - образыты? - испугался доктор, не заметив в глазах ворожки лукавых искорок. - Я, собственно, ничего такого не имел в виду.
      А Стефании только и нужно было, что отвлечь Костю от жалости к самому себе.
      - Ну так слухай сюды... - начала она тут же.
      - Ну что опять? - снова заныл доктор. - Невозможно же так заниматься! С вашими нагрузочками.
      Уловка не сработала, и тогда мудрая ворожка применила последний и самый верный способ.
      - Ты вэлыкым народным ликарэм будэш, я знаю, - торжественным тоном проговорила она.
      Костя покраснел от смущения и удовольствия.
      - Такое скажете...
      - Знаю, що кажу, - Стефа очень серьезно покивала головой. - Тилькы однэ запамьятай: нэ давай злым людям на coби гроши заробляты. Чуеш мэнэ?
      - Чуты-то я чую, - Костя во все глаза уставился на сумевшую заинтересовать его ворожку. - Но не очень понимаю.
      - Я тэж нэ дужэ понимала, покы воно нэ пишло... 3 ризных миcт люды прыходять и кажуть: ходять по вулыцях ворожкы з нэдобрым оком, до вcиx чипляються: мовлять, пороблэно тoби, бидолашный чы там бидолашна.
      - Ясно, - Костя решил, что уловил суть конфликта. - Обидная конкуренция.
      - Яка конкурэнция! - вздохнула Стефания. - Прыводять обдурэну людыну до сэбэ та дають мою фотографию:
      Мовляв, прыклады до серця - полэгшае, всэ, що тoби пороблэно, гэть пиде.
      - Какая низость! - искренне возмутился доктор. - Так вот засохнешь над учебником, а другие в это время спокойненько свой бизнес крутят!
      - Отож бо и воно, що нэ бизнэс цэ - людям допомагаты. Нэ бизнэс, а завдання та мылисть Божа. Пообицяй мэни, сынку...
      - Что? Вашими фотографиями не торговать? Обещаю, - с легким сердцем заверил Константин. - Я, честно говоря и не догадался бы, если бы вы мне сами не подсказали. - Тут он слегка задумался. - Хотя, с другой стороны, это, по-моему, несправедливо: им всем можно, а мне нельзя. Так сказать, на правах любимого ученика...
      - Бо ты - нэ шахрай, а цылитэль народный. В тоби добро та мудристь жывуть.
      Костя со вздохом поглядел на пухлые тетради и фолианты, лежавшие перед ним на столе, и на всякий случай прислушался к себе.
      - Жывуть! Вашими б губами сахарин жевать, уважаемая... - и он уткнулся носом в страницу.
      Ближе к вечеру в борихинский двор-колодец съезжалось целое стадо автомобилей. И сыщик, пробираясь между машинами к собственному подъезду, не заметил затерявшийся среди них "спортивный вариант" Василия. А уж тем более не обратил никакого внимания на неказистый автомобильчик и на сидевшего в нем человека без особых примет. Человек проводил Борихина взглядом до самого парадного, включил на передачу портативную рацию:
      - Он прибыл. Пацан уже на объекте.
      - Хорошо. Делайте дело... - ответили ему.
      Покряхтывая и морщась от боли - грудная клетка дала о себе знать, - Борихин медленно преодолел несколько лестничных маршей до своего этажа и вставил ключ в замочную скважину. Но повернуть его не успел: вдруг затылком, всей спиной почувствовал присутствие постороннего. Позабыв о том, что ему еще долго следует избегать резких движений, сыщик отпрыгнул в сторону, вывернул голову одновременно сунул руку за лацкан пиджака. Пролетом выше на лестничной ступеньке сидел Василий и улыбался. Борихин перевел дыхание, а за вторым заходом, несмотря на боль, втянул в грудь побольше воздуху и рявкнул:
      - Ты что здесь делаешь?
      Приветственная улыбка разом слиняла с лица Василия, он отряхиваясь, поднялся со ступенек и проговорил обиженно:
      - А вы угадайте с трех раз.
      Все переживания последних дней, вся горечь и недоумение Борихина выплеснулись в том бешенстве, с которым он произнес:
      - Ты в шарады с подружками играй, понял? А мне не хами.
      - Ладно, - покорно согласился парень, почувствовавший, что лучше уступить, однако тут же прибавил: - Но и вы тогда тоже... сдерживайтесь.
      - А я тебя сюда не звал, - желчно бросил Борихин. - Сидит, сиротинушка...
      - У меня, между прочим, ключи остались, - признался Василий и скромно подчеркнул: - Я из деликатности здесь сижу.
      - Какой деликатный! - язвительно проговорил сыщик, но уже видно было, что он начинает остывать. - Кстати, ключи давай сюда. Я о них забыл просто.
      - Да пожалуйста, - протянул парень ключи и решил воспользоваться моментом относительного затишья: - Кстати, может, объясните все-таки, что я такого сделал?
      - А ты, наивное дитя, не догадываешься.
      - Вообще-то догадываюсь, честно говоря, - глаза Василия озорно блеснули. - Выпили лишнего, с кем не бывает. Но день прошел, ночь, а вы не звоните, не извиняетесь...
      - Ты чего несешь? - снова рассвирепел Борихин. - Когда это ты меня пьяным видел?
      - Так, чтобы конкретно - на День милиции. - Сыщик явно смутился.
      - Ну, День милиции раз в году бывает, - поскреб он в затылке, но тут же перешел в контрнаступление: - А вот зачем ты тайком в документах копался?
      - Ничего себе! - искренне изумился Василий. - А кто мне приказал разобрать документацию? Лаврентий Палыч Берия?
      - Разобрать! - Борисыч недоверчиво хмыкнул. - В час ночи?
      - А какая разница, я что-то не пойму? Сами же знаете - мне лучше среди ночи, чем ни свет ни заря вскакивать. И потом... Если честно, хотел вас приятно удивить.
      - Поэтому, что ли, и не поехал со мной?
      - Какой вы догадливый!
      Борихин обжег Василия взглядом, но от резкостей воздержался. Просто напомнил:
      - Кто-то, между прочим, обещал не хамить.
      - Извините. Вырвалось, - парень прижал руку к груди. - Кстати, насчет машины. Я тут думал все время... Может, никто вам тормоза и не портил? Так, как вы ездите...
      - Как могу, так и езжу, - буркнул Борисыч. - А если педаль в днище влипает, большого ума не надо, чтобы понять, что случилось. Кстати, а где ты сегодня утром был? С пяти до шести?
      - С вами не соскучишься! А утром-то еще что?
      - Стреляли в меня. Причем без шуток, на поражение.
      - Ну даете, босс! - Василий присвистнул. - Да вас на день одного оставить нельзя!
      - Ты не ответил на вопрос, - Борихин пристально глядел на парня.
      - Насчет чего?
      Василий, казалось, лихорадочно соображал.
      - Насчет того, где был рано утром, - глаза сыщика прожигали насквозь.
      - А... - Слегка поежившись под этим взглядом, парень решил, что ему надоело попадать под ложное подозрение, и доложил: - Утром, босс, я еще оставался у одной очаровательной молодой барышни.
      - У той самой, что ли?
      - Совсем у другой. С той же вы мне сами дружить запретили - она мобильники портит, - Василий изобразил на лице готовность всегда и беспрекословно выполнять любые указания шефа. - Могу дать телефон, адрес. Хотя, честно говоря, подозрения ваши весьма обидны.
      - Ладно, не умничай, - Борихин окончательно расслабился. Думаешь, у меня на душе легко? Я, между прочим, всегда думал, что в людях разбираюсь...
      - Не знаю, не знаю, - нахально засомневался Василий. - У вашего дружка-майора физиономия очень противная.
      - Ты своих дружков обсуждай, понял? - тут же обозлился сыщик. - А на Серегу я вообще молиться должен за то, что вчера надоумил меня жилет надеть.
      - Так вы в жилете были?! То-то я смотрю - для огнестрела вы шикарно выглядите. - Порадовавшись за шефа, Василий решил выложить и свою новость: - Кстати, у меня тоже гости были. Те же самые. И, между прочим, по домашнему адресу.
      Еще недавно такое сообщение вызвало бы у Борихина эффект разорвавшейся бомбы. Но в последние дни события нарастали снежным комом, и сил на проявление эмоций уже не оставалось. Борисыч разве что вежливо удивился:
      - Серьезно, что ли? Ну поехали, в машине расскажешь. - Василий хотел было обидеться на такое равнодушие, да любопытство не дало:
      - Что - работодатель новую машину уже выдал? А какую?
      - Еще чего! Он нам и так зарплату ни за что платит. На твоей поедем.
      - Ладно. Только потом, не жалуйтесь.
      - Не буду, не бойся, - "утешил" помощника Борисыч. - Сегодня твое место пассажирское.
      - Вы что, издеваетесь?! - взвился Василий. - Да вы этой машины не знаете! На ней так, как вы, не ездят!
      - Вот и попрактикуюсь. Все, дискуссия окончена. Поехали!
      Парень благоразумно решил не спорить.
      - А что, - мотнул он головой в сторону квартиры, - так и не зайдем? Я бы кофе выпил...
      - В городе выпьем, - Борихин вытащил из замка так и не понадобившийся ключ. - Некогда уже.
      - А куда летим? - поинтересовался Василий, когда они уже спускались по лестнице.
      - К одному нашему общему знакомому, - загадочно ответил шеф.
      ...Неприметный тип в стоявшей во дворе машине поднес рацию к губам:
      - Они вышли. Вдвоем. В квартиру не входили... Есть!
      Когда Зинаида узнала, зачем на этот раз пожаловала зачастившая в последнее время подруга, то откровенно расхохоталась ей в лицо. Нет, Веруня от безделья положительно дурью мается. Побаловалась с мужем в постели - и тут же бежит беременность определять. Отсмеявшись, приобняла нетерпеливую за плечи и повела к столику напоить кофе.
      - Ты даешь, подруга, - сказала она Вере, усадив ее рядом с собой. - Как в анекдоте: два часа, как беременна, и хотите, чтобы заметно было.
      - Да нет, я же не дурочка, понимаю, - Вера явно была смущена и немножко разочарована. - Просто подумала - может, какие-нибудь суперновые тесты появились...
      - Появились, конечно. Но с нескольких дней, а не с десяти минут. А что - так не терпится?
      - Не знаю, - Вера вдруг улыбнулась. - Вообще-то я и без теста чувствую.
      - А... Ну-ну. Почувствуй еще недельки две, а потом тебе дам циничный ответ специалиста.
      - Договорились. А ты чего такая злая?
      - Да я не злая, - отмахнулась Зинаида. - Так, может, грустная...
      - А что случилось? - не отставала Вера.
      - Да ничего - в том-то и дело. Жизнь идет, а я все словно со стороны смотрю. Кажется - только вчера вот на этом самом стуле Аминка сидела. Тоже цвела - без пяти минут мамаша! Ее давно нет, а я себе живу, и ни-и-ичего со мной не случается, - веки Зинаиды набухли от слез.
      - Ну ты даешь! - поразилась Вера. - Позавидовала... - Докторша промокнула глаза рукавом халата и шмыгнула носом.
      - Глупая, я не о том. Ты, кстати, обещала меня на могилку свозить.
      - Поехали завтра, - с готовностью предложила Вера.
      - Ой нет, завтра - никак. Завал на гинекологическом посту. Зато послезавтра - выходной.
      - Уже договорились, - Вера поднялась. - Во сколько за тобой заскочить?
      - А как выспишься - так и заскакивай. Только не на рассвете, как в прошлый раз. Деревенская ты наша...
      Весь день девицы нарадоваться не могли на своего Артурчика. Всем доволен, всех хвалит, а если и поругает кого, то самую малость и то по-французски! Сразу видно - у человека что-то приятное в жизни случилось.
      - Отлично! Умнички мои! - в жеманном восторге закатывал глазки Артур. - Можем же, когда хотим! Лорка, прекрасно! Как говорится, забудем на время свое преступное прошлое. Лапочки! Царевны! Так, теперь медленнее, загадочней. Загадочней, я сказал! Натаха, ну музыка же поменялась! У тебя что, курва, гандоны в ушах?! Не будешь стараться - в Тамбов отправлю, а не в Брюссель. Так, тре бьен. Шарман, манифик! - Девицы вдруг замерли на сцене, заметив приближающихся по проходу Васю и Борихина и уже зная, что это не предвещает ничего хорошего. - Кес ке се? - насторожился Артур. - В чем дело, гражданочки задержанные?
      Заметив, что его подопечные таращатся на что-то за его спиной, он резко обернулся и увидел гостей. Тонкая сигарета вывалилась у Артура изо рта, он сдавленно пискнул и попятился назад. Ударившись тощей задницей о массивный стол, пришел в себя и тут же бросился бежать. Но Василий в два прыжка настиг кутюрье и схватил его за воротник. Артур попытался ударить его с разворота, но парень легко уклонился и до хруста заломил модельеру руку. От боли Артур громко закричал. На сцене дружным визгом откликнулись девицы.
      - Тише, девушки! - поднял руку Борихин. - Антракт!
      Вася подтащил Артура к столу и опрокинул на него навзничь. Кутюрье только хрипел и пялился на сыщика обезумевшими глазами.
      - Что задергался? Узнал? - поинтересовался удовлетворенный произведенным впечатлением Борихин.
      - Се... сет эмпосибль... Вуз этэ тюэ... - лепетал смертельно перепуганный Артур.
      - Ты что там бормочешь, подонок? - навис над ним Борисыч.
      Василий посильнее заломил Артуру руку и приказал:
      - Общаться на языке Пушкина. Компри?..
      - Уи, же компри, - простонал тот. - Ой, больно!
      - Что вылупился? - ласково осведомился сыщик. - Трупов боишься?..
      - Не люблю, - признался Артур. - Пустите, больно!
      - Потерпишь, - оборвал его Василий.
      - Что вы меня мучаете?! - кутюрье, похоже, готов был разрыдаться. - Развлекаетесь, да?!
      - Только начинаем, - вкрадчиво пообещал Борихин и рявкнул: Выкладывай все по порядку. Живо!
      - Же не сэ па... Ой! - Артур вертел головой, переводя взгляд с Василия на Борихина и обратно. - Что, что выкладывать? Я ничего не знаю! Честное слово! И вообще, я думал - вас убили! - признался он сыщику.
      - Уже теплее, - подбодрил его тот.
      - Что теплее? Что теплее? - уже откровенно хныкал Артур. - Ле соваж. При чем тут я? Отпустите, я так говорить не могу!
      - Отпусти его, - приказал Борихин Василию.
      - Что-то мне не очень хочется...
      - Давай-давай...
      Василий неохотно отпустил руку Артура, и тот, бросив на парня злобный взгляд, выпрямился.
      - Чего вы все такие дикие? Что - нельзя себя по-человечески вести? Ком иль фо?
      - Я, кажется, сказал: на языке Пушкина! - Василий сделал резкое движение в направлении кутюрье.
      - Азия, - отскочил от него Артур. - Ну чего вам надо?
      - Мне надо знать, - Борихин так грохнул ладонью по столу, что Артур испуганно подпрыгнул, - почему ты пытался меня убить и кто тебе помогал. Понятно излагаю?
      - Откуда мне знать?! Сами разбирайтесь, - мгновенно оправившийся от потрясения кутюрье уже кокетливо поправлял измятую прическу. - У меня самого, между прочим, шок был.
      - Сейчас выведешь меня из терпения - будет еще один, - пригрозил Борихин. - Ну!!!
      - Что "ну"?. Манеры... - жеманно надул губы Артур. - Сами же мне звонили, предложили встретиться...
      - Что?! - остолбенел сыщик. - Я звонил?!
      - А кто же! Я и голос ваш сразу узнал. Он такой... бархатистый... - кутюрье кокетливо завел глаза под лоб.
      Василий незаметно прыснул в кулак.
      - Ну допустим на минуту - только допустим, - что я тебе верю. А тебе в голову не пришло, что я даже телефона твоего не знаю?
      - Ну, какие мелочи! Долго ли узнать при вашей професьон!
      - А на кой черт ты мне мог понадобиться?
      - Вы сказали... - Артур стыдливо потупил глазки, - ну... что есть разговор... И вообще, что я вам понравился...
      Вася уже откровенно захихикал. Борихин гневно глянул в его сторону и пробормотал себе под нос какое-то короткое ругательство.
      - Я, между прочим, приехал вовремя - и это в такую рань, продолжал Артур свой рассказ, - прождал вас почти полчаса. Даже обиделся. Только собрался уезжать, смотрю - вы. Ну а дальше... Ля ситуасьон терибль. Вдруг тон его резко изменился: - Да меня же подставляют, ясен бубен!
      - Кто? - сухо спросил Борихин.
      - Откуда я знаю? Какая-нибудь злобная завистливая сволочь.
      - И что, у тебя никаких предположений на этот счет?
      - Какие предположения?! Какие предположения?! - запричитал Артур. - Я что - киллер? Урка немытый? Я в модельном бизнесе работаю.
      Не говоря больше ни слова, Борихин развернулся и зашагал к дверям. На ходу он бросил Василию:
      - Ладно, пошли.
      - Погодите, - спросил искренне пораженный Василий, - вы что, этому клоуну поверили?
      - Пошли, говорю. Потом обсудим, - поторопил помощника Борихин. Потом остановился в проходе и с угрозой посмотрел на Артура. - А ты смотри: если соврал хоть в чем-нибудь, я тебе живо подвал с хорошей компанией организую! Вот там тебе точно будет ситуасьон терибль.
      Дождавшись, когда парочка удалится на приличное расстояние, обозленный Артур бросил в спину Василию совсем не кокетливым тоном:
      - А с тобой, мальчик, я потом встречусь. Когда ты без дяди будешь.
      - Так чего тянуть? Мы сейчас попросим дядю выйти.
      И Вася намерился было вернуться, но Борихин ухватил его за рукав:
      - Прекрати!
      - Чего там, босс! - оглянулся Василий. - Минутное дело.
      - Я сказал - прекратить. Ты на работе. - И Борисыч потащил помощника к выходу.
      Артур закурил и пробормотал негромко:
      - Зверье. Аборигены. Свирепые, - он ухмыльнулся гаденько, - но доверчивые.
      Весь день Пожарский пытался найти исчезнувшую Лизу. Сама она не звонила, а он - надо же! - даже телефона ее не знал. В обеденный перерыв он заехал в магазин, но за прилавком девушки не оказалось. Расспрашивать же других продавщиц он почему-то не решался.
      За несколько оставшихся до конца рабочего дня часов Олег извел Аллу, поминутно вбегая в приемную и спрашивая, не звонила ли ему знакомая. Наконец к закрытию он явился в магазин "Искусство" и несмело попросил позвать Лизу. Ему сообщили, что Лиза на работе не появлялась, а на квартире у нее никто на телефонные звонки не отзывается. После некоторых сомнений Олегу назвали и номер телефона.
      Уже не на шутку встревоженный, Пожарский выбежал из магазина и тут же набрал полученный только что номер. Трубка отозвалась длинными гудками. Стоя в бесконечных столичных пробках, повторил вызов множество раз. Но с тем же результатом.
      Поднимаясь на лифте, Олег терялся в догадках. Что - Лиза потеряла номер его рабочего телефона, а заодно и мобильного? Ерунда. Бред. И все-таки она не звонит... Почему?
      Когда в сумраке лестничной площадки он пытался нашарить ключом замочную скважину, за спиной вдруг прозвучал знакомый и долгожданный голос:
      - Олег...
      Пожарский радостно обернулся. Лиза стояла рядом. За ее спиной зловещим фоном застыли фигуры людей в черном. Одна из них глухо проговорила:
      - Спокойно, Олег. Открывайте дверь и пригласите нас войти. На лестнице холодно, и Лиза совсем продрогла. А вы же не хотите, чтобы она страдала...
      ГЛАВА 11
      Железная дверца, ведущая на чердак, с тягучим скрежетом приоткрылась, и в проеме показалась небритая землистая физиономия. Маленькие черные глазки-семечки обвели вороватым взглядом лестницу и стены, но не обнаружили ничего опасного, кроме затейливых угроз в стиле графити, украшавших штукатурку. Физиономия исчезла.
      Через минуту с тем же скрежетом дверца распахнулась пошире и выпустила на лестницу обладателя помятого лица и двух его товарищей. Один из них, в вязаной дамской шапочке, надвинутой на самые брови, ухватился за перила худой рукой и далеко высунулся в пролет. Скрип двери никого не потревожил в парадном. Вязаная Шапочка, цыкнув сквозь зубы, сплюнул в пролет и молча стал спускаться по лестнице. Остальные последовали за ним.
      Четырьмя лестничными пролетами ниже они остановились у одной из квартир. На карточке, прикрепленной к дверному звонку, значилось: "Борихин И. Б."
      - Двери взрослые, - отметил Вязаная Шапочка, пощупав обивку.
      - Двери-то взрослые. Замок - фигня... - возразил черноглазый.
      - Колян, а ну позырь - сделаешь? - негромко велел Вязаная Шапочка третьему.
      Колян, золотушного вида мужичонка с покрытыми татуировкой кистями рук и перебитым носом, склонившись над замком, несколько секунд внимательно его изучал, а потом уверенно произнес:
      - Легко... Гвоздем, блин... Гадом буду!
      - Петрович, - позвал черноглазый Вязаную Шапочку, который спустился на один пролет и внимательно разглядывал квартиры этажом ниже.
      - Чего? - отозвался тот.
      - А хули ты решил, что они, мать их, бизнесмены?
      - А кто? На работу не ходят, двери железные... Даже если бабок не нароем, в накладе не останемся: телевизор, компьютер, вся байда...
      - Так что - прямо сейчас и бомбанем? - Петрович, в котором легко угадывался лидер, выразительно покрутил пальцем у виска.
      - Головой думай! Сейчас! Почти утро уже. Скоро детишки в школу пойдут. И батьки ихние в конторы. А днем тихо будет, хоть эту... пианину носи. Подождем...
      Приняв решение, Петрович зашагал вверх. Остальные заторопились за ним. Железная дверца жалобно взвизгнула и закрылась.
      Лишь только Пожарский повернул ключ в замке, люди в черном, мощно но не грубо отстранив хозяина, завели Лизу внутрь. В квартире они почему-то не стали проходить в комнаты, а свернули в кухню. Лизу усадили на табурет, сами же окружили ее плотной группой. Пожарский только секунду помедлил у порога, потом присел у стола, внимательно глядя на гостей. От группы отделился один из пришедших, внешне ничем неотличимый от прочих - такой же черный комбинезон и трикотажная шапочка-маска. Он сделал шаг вперед и остановился, всем своим видом показывая, что обращаться с вопросами следует именно к нему.
      Но Олег не спешил, понимая, что сейчас нужно успокоиться. Во что бы то ни стало успокоиться, унять предательскую дрожь внутри. Он достал сигареты, спокойно закурил и посмотрел на Лизу. Девушка молчала и прятала глаза. Олег обвел всех взглядом и только после этого заговорил:
      - Ну, чего ждем? Кто-нибудь будет объяснять весь этот балаган? голос его не дрожал.
      - Вы хорошо держитесь, Олег, - глухо произнес отделившийся от группы. - Без бабских истерик. Я вас таким себе и представлял.
      - Если вы знаете, кто я, то, наверное, знаете, у кого я работаю.
      - Естественно. Вы - самое доверенное лицо Анатолия Анатольевича Толстова.
      Голос звучал так, будто говоривший выдавливал слова из тюбика ровный, лишенный эмоций и окраски тон, сопровождаемый каким-то механическим пришипыванием.
      - Я его друг, - Пожарскому почему-то не понравилось определение "доверенное лицо".
      - Давайте без эмоций, ладно? Не потому, что я не верю в существование дружбы, а просто потому, что сейчас это не имеет никакого значения.
      - А что у вас с голосом? Говорите, как киборг. Это что, спецназовские штучки? - поинтересовался Пожарский и, словно спохватившись, что любопытство сейчас неуместно, спросил: - И вообще - что вам нужно? При чем тут Лиза?
      - Давайте по порядку. Ладно? - Неизвестный принялся расхаживать по кухне. - Мой голос пусть вас не волнует. Спецназ да и вообще милиция здесь совершенно ни при чем. А Лиза нам понадобилась, потому что она как раз ваш настоящий друг. В отличие от господина Толстова.
      - Что вы об этом знаете? - тихо, но твердо отозвался Олег.
      Его собеседник успокаивающим жестом выставил перед собой ладонь.
      - Больше, чем вы думаете. Сентиментальное прошлое, общие чувства к госпоже Вере, преданность покойному Коваленко... Это былины, Олег, преданья старины глубокой. Мы будем говорить о сегодняшнем дне.
      - Я вообще не хочу с вами говорить, - Олег вдруг с удивлением понял, что не боится.
      - Не зарывайтесь. Пока что мы просто беседуем, но, если мне надоест ваша самоуверенность, этот вечер превратиться для вас в пытку. Это ясно? Или, может, вы сомневаетесь?
      Незнакомец прекратил расхаживать по кухне, остановился напротив Пожарского и в ожидании ответа уставился на него сквозь прорези маски. Олег промолчал, и голос-патефон снова зашипел:
      - Так вот, насчет так называемой дружбы... Вы ведь живете на зарплату, Олег, так? Нет, на большую, более чем солидную, но на зарплату. А Толстый - хозяин и миллионер - даже не предложил вам стать совладельцем. Немного странная позиция для верного друга, не правда ли?
      - У меня есть пакет акций, - словно оправдываясь, проговорил Пожарский.
      - Я знаю. Такой, что о нем даже неловко говорить. - Олег, разозлившийся сам на себя из-за предыдущей своей реплики, а главное - из-за тона, в котором она прозвучала, с жаром бросил:
      - С каких пор дружба стала измеряться деньгами?
      - Да с тех самых, как государство разрешило нам их зарабатывать.
      Олегу вдруг почудилось, что сквозь механически-ровное журчание голоса пробились насмешливые нотки, и разозлился.
      - Кто вы такие? А вообще-то неважно... И так ясно, чего вы хотите: чтобы я кинул Толстого... Анатолия Толстова. Так вот, ответ: "нет".
      Выслушав это заявление, незнакомец осуждающе-иронично покачал головой, походил по кухне и снова остановился перед Олегом.
      - Знаете, Олег, мы уйдем из этой квартиры только услышав "да". У нас просто нет другого выхода. А вот как вы будете вспоминать наш приход несколько дней с легкой досадой или с ужасом до конца жизни, - это зависит только от вас. Только от вас! Не буду скрывать, 0лег, вы мне нравитесь. Именно поэтому милая Лиза так хорошо выглядит...
      - Что? Что вы с ней сделали? - Пожарский повысил голос.
      - В том-то и дело, что ничего. Во всяком случае, ничего, что могло бы быть вам неприятно, - прорези маски нацелились на Лизу. - Подтвердите, пожалуйста. - Лиза слабо кивнула. Маска повернулась к Олегу. - Поэтому давайте постараемся не переводить наш разговор в неприятную плоскость.
      - А сейчас я, по-вашему, удовольствие получаю? - иронично осведомился Олег.
      - Смотря с чем сравнивать. Но не будем пугать бедную девушку и перечислять всяческие возможные ужасы. Да это и ни к чему. Во всяком случае, пока что... Вы готовы говорить на деловом языке?
      - Ну давайте попробуем...
      - Давайте. Вы взрослеете, Олег, а значит, все чаще и чаше думаете о будущем. Своем будущем - больше ничьем... Подождите возражать, дайте мне закончить. Я сейчас скажу банальную вещь, но, к сожалению, абсолютно верную: в этом замечательном мире каждый играет сам за себя. Разве не так? Только у наших богатых друзей еще получается при этом говорить милые слова о дружбе и преданности, не объясняя, правда, при этом, в чем выражается их лично дружба и преданность...
      - Если вы о Толстом, то...
      Но договорить Олегу не дали. Словно тупая иголка скрежетнула по заезженной пластинке. Так, видимо, в голосе проявлялось неудовольствие.
      - Я обо всех. В том числе и о вашем боссе... - Незнакомец на секунду остановился, словно припоминая, на чем он остановился, когда его попытались прервать, и продолжил: - Но приходит время - и у мужчины возникает желание стать независимым. Исключение составляют только хлипкие неудачники, а вы явно не из их числа.
      - Спасибо, - криво улыбнулся Олег.
      - Не за что. Скажите спасибо своим родителям. Так вот, о деле. Вы сгоняете всю финансовую информацию с компьютера Толстова и передаете ее мне, за что получаете паспорт любой страны на выбор... - Тут незнакомец бросил взгляд на Лизу и уточнил: - Если хотите - два паспорта... А также гонорар в размере пятисот тысяч долларов.
      - Полмиллиона? - на сей раз улыбка Пожарского была недоверчивой. А с чего вы взяли, что с Толстого вы получите больше? Или хотя бы столько же?
      - Во-первых, мы пользуемся только проверенной информацией. Во-вторых, это не ваша проблема. И в-третьих, не моя - я только выполняю заказ.
      - А что вам помешает пристрелить заказ, как только вы получите информацию?
      - Правильный вопрос, - собеседник Олега одобрительно кивнул. - Вы умный человек, так подстрахуйтесь, сделайте еще один дубль с предупреждением Толстову, не мне вас учить. Когда убедитесь, что мы играем честно, уничтожайте страховку.
      - Как все-таки банально... - сожалеюще протянул Пожарский, закурил и, выдохнув дым, закончил мысль: - Криминальный наезд, шантаж... Только сейчас не девяностый год, такие номера не проходят.
      - Я понимаю, о чем вы. Накачанные хулиганы в клетчатых штанах, которые приходили в офисы и пугали робких кооператоров, - это уже эпос, история. Наше время проще и беспощаднее одновременно.
      - Сами же говорили: давайте без романтики. На идиота вы не похожи, поэтому должны понимать - я, конечно же, не буду делать героических глупостей, пообещаю вам все, что угодно, но через день-другой вы, подвешенные за ноги, будете, как зайчики, давать показания...
      - Это вряд ли, Олег. Я понимаю: Толстов - человек могучий. Он может напрячь МВД, спецслужбы, выдать вам надежную охрану. Но он не сможет одного: помешать мне - не сейчас, позже, неизвестно когда, так, в один прекрасный день - выколоть девушке Лизе глаза, простыми канцелярскими ножницами разрезать ей рот до ушей, бережно, чтобы не убить, посадить ее на грубо обтесанный кол... - незнакомец подождал, ожидая, видимо, что Олег сорвется, но тот только сузил глаза. В ответ на это губы в прорези маски чуть покривились в улыбке: - И уж, конечно, он не сможет - вернее, не захочет - выдать вам полмиллиона и пропуск в любую точку мира.
      - Непонятно только, с чего вы взяли, будто я хочу какую-то точку мира...
      Лиза, до этого момента не произнесшая добровольно ни единого слова, вдруг заговорила - тихо и устало:
      - Олег, пожалуйста, хватит... Ты же понимаешь, что они правы... Во всем правы... Пусть они уйдут, я очень устала...
      - Честно говоря, мне тоже надоело, Олег, - поддержал незнакомец девушку. - Все сказано, все предельно ясно. И, чтобы уйти и оставить вас с любимой девушкой, мне нужно только одно: знать, что мы заключили сделку.
      - Говоря о пятистах тысячах, вы имели в виду... - Олегу показалось, что это говорит не он, а кто-то другой. Его голосом...
      - Счет на ваше новое имя в любом указанном вами банке мира. Который очень легко проверить. Судя по вашему вопросу, мы договорились?
      Пожарский встал и тихо произнес:
      - Да.
      - Ну и чего мы добились этой штурмовщиной? Перегрузка памяти, между прочим, очень пагубно сказывается на формировании процесса позитивного восприятия реальности и на мыслительной деятельности в целом. У любого первокурсника спросите.
      Доктора Костю после переживаний предыдущей бессонной ночи пошатывало от усталости, но сидящая напротив Стефания все никак не хотела его отпускать. Она читала нараспев жутковатые старинные заговоры и заставляла своего ученика повторять их до тех пор, пока не добивалась полной точности не только в словах, но и в каждой напевной интонации. А в ответ на нытье и жалобы Костика раз за разом его увещала:
      - Алэ тэпэр всэ памьятаеш. Бэрэжы народну мудристь, Костык, ой бэрэжы. Нэ дай згынуты...
      - Не дам, не дам... - в очередной раз уверил ее измученный доктор. - Теперь-то хоть поспать можно?
      - Щэ трохы потэрпы. Бо сон - вин ворожбу красты вмие. Посыдь щэ трохы, покы нэ видчуеш, що вона у тоби, як кров, жывэ. Що никуды нэ подинэться...
      - Прямо Майданек какой-то, честное слово, - обреченно проныл доктор. - Поесть тоже нельзя?
      - Потим, писля сну поеш.
      - Нет, вы это специально делаете, я сразу понял. Только не могу понять - за что. Что я вам такого сделал?
      - Дурнэ кажэш, - спокойно отозвалась Стефания.
      - Ну конечно... Когда я хоть что-то умное говорил?! А вы сама, кстати говоря, что - спать совсем не хотите?
      - Нэ спаты вжэ мени. Жыву сылу тоби пэрэдала, тэпэр до Цэрквы пиду Божои ласкы для души своеи гpишнoи просыты...
      - Это в смысле - за издевательство надо мной? - мстительно бросил Костя. - Понятно...
      Стефания шутки не приняла и ответила очень серьезно:
      - За всэ свое жыття довгэ та rpишнe. В усъому прынэсу покаяния, бо скоро смэрть по мэнэ прыйдэ...
      - Ничего-ничего, вы говорите... - Костя покивал поощрительно. Это я раньше пугался, а теперь привыкать стал... - Он зевнул во весь рот. Ничего, вот отосплюсь, поедем в клинику, я там всех знаю... - Последовал новый зевок. - Примут без очереди, проведут сеанс... - Костя подергал себя за нос, потер глаза и решительно поднялся. - Все, вы как хотите, а я больше не могу... Ниякои ворожбы в мэне вжэ нихто нэ вкрадэ, гарантирую... Так что идите, уважаемая Стефа, замаливайте грехи... - Волоча ноги от усталости, он добрел до холодильника, выудил оттуда куриную ногу, запустил в нее зубы и направился к кровати. - А мне нужен обычный здоровый сон... Никто, между прочим, не говорил, что нам, колдунам, - доктор постучал себя в грудь свободной от курятины рукой и рухнул в постель, - не нужно спать... - В очередном зевке Константин чуть не вывихнул себе челюсть. - Даже наоборот, я бы сказал... - Голос доктора стал слабеть. - Психические нагрузки крайне утомляют... утомляют... - Тут глаза Кости закрылись и он уснул, так и не выпустив из руки недоеденной куриной ножки.
      Стефания встала из-за стола, подошла к иконам, перекрестилась, поклонилась им в пояс, потом повернулась лицом к храпящему Косте и осенила крестным знамением и его.
      - Господи, Святый Божэ! Дай йому чаривнои сылы та доли довгои и щаслывои.
      Ворожка еще раз долгим взглядом посмотрела на спящего доктора и засобиралась в церковь - надела чистую, красиво вышитую сорочку, сменила домашние тапки на башмаки, увязала в платок десяток яиц. Прихватив свою клюку до церкви путь был неблизкий, - Стефания вышла со двора.
      Солнце стояло уже высоко, когда ворожка вернулась домой. Только что проснувшийся Костя слонялся по двору и с непривычки маялся от безделья. Ни слова ему не сказав, Стефания прошла в хату. Доктор проводил ее осоловевшим со сна взглядом и пожал плечами.
      У самого плетня затормозила машина, и из нее вышла улыбающаяся улыбка теперь почти не сходила с ее лица - Вера. Костя радостно бросился ей навстречу.
      - Вера! Здравствуйте! Вы себе даже не представляете, как я рад! тут он понизил голос и воровато оглянулся. - Последние дни Стефа творит со мной совершенно страшные вещи. Как с цепи сорвалась...
      - Стий, доню!
      Костя даже подпрыгнул от испуга и отшатнулся от Веры. На пороге хаты стояла ворожка, которой еще секунду назад; там не было.
      - Вы чего, теть Стефа? - улыбнулась ей Вера. - Здравствуйте!
      - И тoби доброго дня. Стий, дэ стоиш, и сюды нэ ходы!
      - Да вы чего? Я просто так, в гости приехала... - проговорила ошеломленная таким приемом девушка.
      - Нэ ходы бильшэ до мэнэ. Нэ можна тоби, - в голосе Стефании зазвучала непреклонность.
      - Я же вам говорил... - сделал доктор большие глаза, но под взглядом ведуньи осекся.
      - Теть Стефа, вы что - обижаетесь на меня за что-то? - Вера никак не могла понять, что происходит и почему всегда приветливая ворожка гонит ее со двора.
      - Hи на кого я нэ обижаюсь, а ходыты до мэнэ тоби бильшэ нэ можна.
      Недоумевающая и немного обиженная. Вера попыталась пошутить:
      - А, может, я к доктору? Тоже нельзя?
      - Ой нэ жартуй, доню. Нэ трэба. Бэрэжы сэбэ. Дужэ бэрэжы. Нэ сама ты вжэ - розумиеш, про що кажу?
      - Розумию, - оторопело проговорила гостья.
      - От и добрэ. Иды coби з Богом.
      - Минуточку! - встрял вдруг осмелевший Константин. - То есть как это - с Богом? Вам хорошо говорить, а я тут одичал уже! Шаман-одиночка... Мне, между прочим, необходимо человеческое общение!
      - Костю, иды до хаты! - резко прервала его Стефания. Но доктор сдаваться не хотел:
      - Да когда, наконец, этот Бухенвальд закончится?!
      - Чув, що я сказала? - ведунья не повысила голос, но прозвучал он непривычно жестко.
      Но Костя, капризный со сна, никак не хотел покориться. На сей раз он повернулся к гостье.
      - Вера! - умоляюще-требовательно проныл он.
      - Извините, доктор, - ответила та. - Я и сама, если честно, хотела с вами поболтать. Но вы же слышали...
      - Что слышал? Если хотите знать, я за последние дни и не такого наслушался! Я, в конце концов, не обязан... Подождите, я сейчас выйду!
      - Никуды ты нэ выйдэш. - Стефания так глянула на доктора, что он, не говоря больше ни слова, покорно засеменил к хате. Ворожка повернулась к Вере. - А ты иды, доню. Хутко. И нэ прыходь до мэнэ бильшэ. Всэ, що могла, я тоби вжэ зробыла.
      - Как скажете, - Вера пожала плечами и направилась к машине. - До свидания. Хотя странно все это...
      Стефания перекрестила ей спину и тихо проговорила вслед:
      - Прощавай, Bиpa Остання. Бэрэжы тэбэ Господь...
      В углу собственного спортивного зала, весь в поту, Гиви, натянувший костюм для сгонки веса, отрабатывал на груше серии ударов. Отяжелевший, с заметным уже брюшком, он выглядел бы за этим занятием довольно комично, как и всякий упорно молодящийся человек, если бы не уверенные мастерские удары. Одетый в шелковый цветастый халат Артур нежился в шезлонге у бассейна, цедил минеральную воду и с презрительной гримасой наблюдал за происходящим. Наконец он не выдержал:
      - Слушай, ты скоро закончишь, Тайсон? Меня сейчас стошнит...
      Гиви оставил грушу в покое и, вытирая взмокшее лицо полотенцем, направился к Артуру.
      - А сам подвигаться не хочешь? - гостеприимно предложил он будущему кутюрье.
      - Мерси, мне не нужно. У меня лишнего веса ни грамма, - чуть обиженно отказался Артур. - Я, между прочим по делу...
      - Да ну? - Гиви плюхнулся на соседний шезлонг. - И какие ж это у нас с тобой дела могут быть, интересно? Погоди, сейчас угадаю... Хочешь с красивым мальчиком познакомиться, да? - и Гиви заржал, очень довольный своей шуткой.
      - Ой, ну хватит уже, в самом деле, - брезгливо поморщился Артур. Радости-то, радости сколько! Мы шутим! Уезжаю я скоро, ясно? Своих сосок всем кагалом вывожу. В Брюссель. Под видом театра мод...
      - Ага! Цирка лилипутов! - снова залился Гиви. - Да у твоих кобыл на мордах написано, кто они по жизни!
      - Уй, проницательный ты мой. Тут все схвачено. А в Брюсселе у меня и насчет помещения договорено, и насчет временных ксив для девочек. В общем полный шоколад!
      - Наш Артурчик с компанией в Брюсселе! - продолжал веселиться грузин. - Так им, натовцам, и надо! Это им за Югославию будет!
      - Слушай, что ты ржешь все время? - Артур помолчал. - Ладно, я это вот к чему. Поедешь со мной?
      - Чего?! - Гиви оторопело уставился на собеседника. - Слушай, я что - опять проглядел, как ты это свое говно бумажное зажевал?
      - Дело верное! - настаивал Артур. - Бельгийцы на профессионалках ведутся по страшной силе, проверено! Так что бабок поимеем конкретно.
      - Зачем я тебе? Скучать, что ли, будешь?
      - Ага! Усохну от ностальгии! Тяжело мне одному будет, не ясно, что ли. В Брюсселе этот бизнес чистые маргиналы держат - арабье там, наркота. Мерд. А я, сам знаешь, человек сильный, но тонкий, мне с ними вести ле дискюсьон криминализэ не в жилу...
      - Погоди, погоди... - Гиви, как всякий южный человек, быстро переходил от веселья к ярости. - Ты это что же, жопастик - в быки меня нанимаешь?! Ты?! МЕНЯ?!!
      - Ну что ты снова орешь? - Артур ничуть не испугался пышущего гневом грузина. - Быком... А кем ты раньше был? Министром культуры? В общем, мое дело предложить. Откажешься - охотники найдутся. Ладно, не хочешь о деле, так расскажи про мента этого...
      - Какого еще мента?
      Озадаченный таким внезапным переходом к новой теме Гиви позабыл о недавнем приступе злости и подозрительно уставился на Артура, но так и не сумел подметить, что именно этот вопрос и был для того главным. Ради него сутенер сюда и заявился.
      - Этого, противного. Ну какого, какого! Который на Толстого пашет.
      - Игоря Борисыча? А что тебе до него?
      - Обидел он меня, ясно? А я обид не прощаю, ты знаешь. Никого не прощу... - Гиви опять развеселился.
      - Ну и судьба у тебя, Артурчик! Три дня в городе - а тебя уже обидели, бедненького. Может, ты у нас по жизни обиженный? И как только Игорь Борисыч без твоего прощения жить будет?!
      - Плохо. И недолго, - прошипел сквозь зубы Артур.
      - Ты, Артурчик, даже не шути так. Понял? Борихин - мужик реальный. И чем тебе Игорь Борисыч не угодил, а, крепыш брюссельский?
      - Смейся, смейся. Он еще пожалеет, что на меня наехал!
      - Если б наехал - мокрое место оставил бы. А ты пока целенький, сидишь вот, бабьим одеколоном пахнешь.
      - Муфлон ты! Это "Кензо Юнисекс"! Из последней коллекции. А этот самый Борихин со своим малолетним гаденышем меня еще вспомнят...
      - Лучше б забыли - здоровее будешь. И вообще - Борихина сам Борис в гости зовет. А друг Бориса для меня по определению авторитет! Это - без вариантов, понял?
      - Да понял, понял. Ладно, пойдем купаться. А насчет предложения моего ты подумай. Слышишь, играющий тренер? Может, хоть под старость что-нибудь, кроме вонючего спортзала, увидишь.
      Поняв, что от Гиви ничего нового о Борихине не узнает и даже может нарваться на неприятности, продолжая разговор о нем, Артур скинул халат, продемонстрировав закрытый женский купальник, скрывавшийся под ним, и по-женски же плюхнулся в бассейн.
      Водители, хорошо чувствуют, когда за рулем попутного автомобиля сидит человек неуверенный, управляющий машиной с опаской. Таких любят подрезать и строить им прочие каверзы, зная заранее, что это совершенно безопасно: в нужный момент перестраховщик притормозит, отвернет...
      Красивый седан в спортивном варианте, предназначенный для быстрой езды - чтобы дух захватывало, едва тащился по средней полосе. Сзади ему то и дело насмешливо сигналили, лихачи со свистом огибали его и перестраивались перед самым носом, едва не снося бампер.
      - Босс, я так больше не могу. Или пустите за руль, или давайте я буду впереди бежать. Только вы не отставайте.
      Василий с самого начала бесился, что вынужден был уступить Борихину руль своего драгоценного авто. Но шеф наотрез отказывался ездить, когда машиной управлял сам Вася. А борихинский "жигуль" стоял в мастерской, и скучать там ему предстояло еще долго.
      - Хватит говорить под руку, - огрызнулся сыщик. - А то еще стукну нечаянно твой "спортивный вариант"...
      - А что мы кружимся полчаса? Ждем, когда бензин закончится? продолжал глумиться безжалостный Василий.
      - Остряк тоже мне... Я думаю, где припарковаться лучше.
      - А куда мы?
      - Мне новый мобильник купить нужно, а то без связи сам понимаешь...
      - Наконец-то! - оживился парень. - Я вам неделю говорю, что мне новый мобильник нужен!
      - Мы едем мне телефон покупать, а не тебе, - буркнул Борихин. - У тебя есть.
      - Босс, ну не будьте зверем! Я и так скоро стану глухим, как Бетховен!
      - Ладно, может, подберем там чего попроще... - недовольно проговорил Борихин, весь поглощенный процессом вождения и поисками места для парковки.
      - Ага! Попроще! Такой, чтобы я его в рюкзаке носил, а сверху антенна торчала! Если честно, я "Эриксон" хочу, 788-й, со всеми наворотами...
      - Хочет он! Мало ли, кто чего хочет! Я, может, шевелюру вон как у тебя хочу...
      - Не вижу проблемы. Сейчас это элементарно! Вживляются корневые луковицы... Хотя при вашей жадности лучше просто парик купить.
      Во дворе борихинского дома все так же стоял невзрачный автомобиль, а наблюдатель в нем - такой же неприметный, как и его машина, - по-прежнему следил за двором и подходами к нему, ожидая, когда сыщик вернется. Впрочем, особо можно было не волноваться. Автомобиль он поставил так, что Борихин просто вынужден будет пройти рядом с ним. Так что теперь наблюдатель вальяжно развалился в кресле и покуривал сигарету, пуская дым в потолок.
      Если бы он мог увидеть, что происходит в борихинском парадном, то благодушие быстро его покинуло бы. Чердачная дверь снова со скрежетом приотворилась, и из нее гуськом выдвинулись бомжи. Шустрый черноглазый полчаса назад сбегал на разведку. Он долго трезвонил у двери, но никто не откликнулся. Пришло время действовать.
      Но наблюдателю в стоявшей во дворе машине не дано было видеть сквозь толстые каменные стены, а потому он продолжал скучать и встрепенулся только тогда, когда к парадному с шиком подкатил автомобиль, лихо тормознул с разворотом, и из него выбрались совершенно счастливый Василий, который на сей раз милостиво был допущен за руль, и сам Борихин.
      - Они прибыли, идут к подъезду, - тут же проговорил наблюдатель в микрофон портативной рации.
      - Убедитесь, что они в квартире, и делайте дело, - ответили ему.
      - Понял, - сообщил наблюдатель и отключил связь.
      Между тем позвонивший для верности в дверь и не дождавшийся ответа Колян, пошмыгивая перебитым носом, легко и быстро одолел патентованный израильский замок с помощью двух нехитрых отмычек. Опасливо прислушавшись у порога, троица проникла в борихинскую квартиру. Плотные шторы были тщательно задернуты, но даже в том неясном свете, который пробивался сквозь них с улицы, из коридора были видны факс и компьютер на письменном столе и стоявший в углу телевизор.
      - Хорошо зашли, братва, - подытожил черноглазый.
      - Не свисти, денег не будет, - оборвал его Петрович. При виде богатой добычи черноглазый и думать забыл о том, что должен был спуститься во двор и стоять там "на стреме". Остальные, у которых тоже глаза разбежались, не посчитали нужным ему об этом напомнить.
      А тем временем Борихин и счастливый Василий уже зашли в подъезд, но продвигались вверх очень медленно. Причиной тому, а одновременно и причиной Васиного счастья была элегантная игрушка - крохотный сияющий "Эриксон". Вася любовался им, то и дело останавливался и хватал Борихина за рукав.
      - Нет, Борисыч, вы - человечище! Насчет вашей природной жадности я был не прав. Нет, вы поглядите сюда.
      - Да ладно! Что ты как ребенок в самом деле? - брюзжал Борихин, но видно было, что ему доставляет удовольствие и новое приобретение, и, главное, щенячий Васин восторг,
      - Нет, вы гляньте, гляньте... Или лучше вот что - позвоните мне со своего...
      - Нечего мне делать - зря деньги тратить... - повел плечом Борихин.
      - Да что вы такой скучный, - тормошил его Вася. - Заказчик же все оплатит.
      - Тем более! - ответил верный себе Борисыч. В нескольких пролетах лестницы от них беспечные бомжи уже начали увязывать добычу в узлы.
      - А чего у них темно, как у негра в жопе? Рука черноглазого потянулась к выключателю. Но Колян, самый ушлый из троицы, ухватил его за обвисшие на поджаром заду штаны.
      - Ты чего - совсем придурок?
      - Так не видно ж ни хрена! Не заметим чего крутого - потом жалеть будем.
      - Занавесочку подвинь, - провел короткий ликбез Колян. - Только тихонько. И не мельтеши перед окном.
      ...За один пролет до двери Вася снова дернул Борихина за рукав:
      - Тогда я вас сам наберу!
      - Да хватит тебе, честное слово. Наговоришься еще!- уже не на шутку возмутился Борихин. - У нас работы непочатый край.
      Сидевший в машине наблюдатель уже начинал нервничать: пять минут он не сводил глаз с окна, а в нем - ни малейших признаков жизни. Куда ж они там делись? Наконец шторка осторожно отползла в сторону, за стеклом мелькнула чья-то рука. Палец сидевшего в машине уверенно нажал кнопку дистанционного взрывателя.
      На лестничной площадке взрыв начался легким хлопком запала, и только потом рванул основной заряд. Взрывная волна шлепнула незапертой створкой железной двери о стену так, что посыпались крошки кирпича, а потом пошла гулять по подъезду. Борихина и Василия волна настигла, когда они, хихикая, переговаривались по телефону, повалила и сбросила вниз с лестницы на целый пролет. Василий едва успел прижать драгоценную игрушку к животу. Вслед за жарким дыханием волны сыщиков достал жадный язык пламени.
      Глазам сидевшего внизу подрывника взрыв предстал несколько иначе, совсем как в кино. Сначала беззвучно вспучились стекла и полетели осколками вниз, потом взревело пламя и огненным шаром устремилось к небу, и в конце на асфальт полетели обломки мебели, какие-то части аппаратуры и безобразные ошметки человеческих тел. Прямо перед глазами наблюдавшего, на капот его автомобиля, шлепнулась еще дымящаяся рука, оторванная в локте.
      - Сделано, - совершенно невозмутимо проговорил подрывник в микрофон рации.
      - Гарантия полная? - поинтересовался голос в динамике.
      - Полнее не бывает, - хмыкнул мастер своего дела.
      - Отлично. Уходи.
      Машина рванула с места, заложив крутой вираж. Дымящаяся рука слетела с капота на покрывшийся обломками асфальт двора. На запястье сквозь кровь отчетливо проступала затейливая татуировка.
      ГЛАВА 12
      На этот раз, входя в дом Кудлы, Толстый уже не чеканил шаг и не колотил кулаками по стенам - на ошибках учиться он умел. Осторожно приоткрыв входную дверь, чтобы она не скрипнула, гигант прокрался по коридору и опасливо заглянул в зал под стеклянным фонарем. Обнаружив там одного только Буржуя, облегченно перевел дыхание. И тут же радостно гаркнул:
      - Теряешь бдительность!
      Стоявший к Толстому спиной и укладывавший свои вещи в небольшую вещей было немного - сумку, Буржуй даже не вздрогнул.
      - Ничего я не теряю, - Коваленко развернулся лицом к другу и улыбнулся. - Твои слоновьи шаги я из тысячи узнаю. Привет.
      - Привет.
      - Как Вера? - первым делом поинтересовался Буржуй.
      - Вера - лучше не бывает! - доложил Толстый.
      - В каком смысле? - удивился Коваленко, привыкший за последние дни к тому, что Толстый постоянно жалуется на то, что вконец извел жену.
      Толстый горделиво выпятил грудь:
      - В прямом. Что я, по-твоему, свою жену не сумею успокоить?!
      Буржуй еще раз внимательно и удивленно оглядел его.
      - Порочное ты создание, Толстый! - с ухмылкой заметил он.
      - Ну порочное, есть такое дело, - шутливо повинился гигант.
      - А что следствие? Что Борихин? - Коваленко перевел разговор в серьезное русло.
      - Борихин? Глухо! - Толстый вздохнул и развел руками. - Может, ты и прав - надо гнать его в шею. Раньше хоть не пропадал!
      - Ладно, разберемся... Ты коллектив подготовил?
      - К оживлению покойничка? Пока нет, на завтра намечено. Что смотришь? Скажи я им вчера - работа бы остановилась, только это все и обсуждали бы... Что я - людей не знаю?!
      - Слушай, надо бы Олежке... - Буржуй помялся. - Ну... раньше, чем остальным. Он же все-таки не посторонний.
      - Ясное дело. Сегодня и скажу. - Толстый поскреб в затылке. Только он все равно обидится. Говорил я - надо было от него не скрывать!
      - Ерунда! Сам подумай. Одежка - человек эмоциональный, так?
      - Ну так.
      - Вот. Скорбеть искренне не смог бы. Так?
      - Наверное. У меня и самого-то не очень получалось.
      - Вот видишь...
      - Все равно обидится.
      - Ничего, простит. Пообижается немного - и простит.
      - Ты, я вижу, барахлишко уже того, упаковал. Так я тебя отвезу?
      - Нет, езжай один. Я хочу сам в дом вернуться. Не обижайся...
      Буржуй закурил и принялся бесцельно щелкать зажигалкой, завороженно глядя на то, как вспыхивает и гаснет крошечный огонек. Потом тряхнул головой и бросил зажигалку на стол. Поднял глаза на Толстого.
      - Понимаешь, там еще... - начал он ровным тоном, но голос его болезненно дрогнул. - Все, как тогда было... Детская кроватка, на вешалке вещи и ключи Амины...
      - Я о том и говорю. Может, вдвоем полегче будет...
      - Спасибо, друг... - с искренней благодарностью Буржуй похлопал Толстого по спине. - Я сам. Я так решил. Если я даже с этим не справлюсь, то как вообще дальше жить?
      - Ладно, мое дело предложить, - понимающе кивнул Толстый.
      - Ты, кстати, Вере рассказал?
      - Нет пока... - насупился Толстый.
      - Пока... Ну ты даешь!
      - А ты думаешь - это так легко? Сам бы попробовал!
      - А я-то тут при чем? - Буржуй по-дружески ткнул Толстого локтем под ребро. - Кто муж - ты или я?
      - Ну я. А что толку? - привычно заныл тот, потирая ушибленный бок. - Только заговорю об этом - она в лице меняется. Думает, меня снова глючит.
      - Ну и что ты предлагаешь?
      - Слушай, давай так, - оживился Толстый. - Завтра после офиса поедем куда-нибудь и придумаем. На пару. А то меня одного клинит.
      - Клинит его. Что мы там придумаем для своего оправдания?! Мы ей год врали! Она на моей могиле все слезы выплакала.
      - Между прочим, это твоя идея была! Конспиратор.
      - Ладно, договорились. Завтра вместе придумаем. Давай, двигай. Перееду - наберу тебя. - Они пожали друг другу. руки. - И с Олежкой поговори, ладно? Прямо сегодня.
      - Ну! Договорились же... - заверил Толстый уже из коридора.
      В машине он принялся насвистывать какой-то бодрый мотивчик и в такт ему забарабанил пальцами по рулю. Проблем, конечно, всегда хватает. Но жизнь-то, кажется, налаживается! Главное сейчас - как бы Веру поудачнее подготовить. Немного поразмыслив над этой непростой задачкой, Толстый принял мудрое решение начать с малого и тут же набрал номер собственного офиса. Родная контора откликнулась голосом Аллы:
      - Приемная.
      - Знаем такое место! Привет, Аллочка! Пожарский на месте?
      Узнав, что Олег у себя, Толстый распорядился пока его не беспокоить, но передать, чтобы дождался начальство, то есть Толстова Анатолия Анатольевича, всенепременно. А он, то есть Толстов А. А., будет в конторе очень скоро.
      Нет, но жизнь определенно налаживается, отметил про себя Толстый, и еще сильнее прижал педаль газа. Уже у самой границы города залился трелью мобильный телефон, и гигант поднес трубку к уху.
      - Алло... Кто, простите?.. А, да-да. Мы с вами так и не познакомились, но Игорь Борисович мне много о вас рассказывал. Спасибо, что помогаете нам. Кстати, а вы не знаете?.. Простите, что?.. В каком смысле? Толстый долго слушал ответ, и его лицо медленно менялось, каменея и становясь серым. Радостное и оживленное, оно постепенно вернулось к той маске, которую он носил весь долгий последний год. - Это... точно?.. Что?.. Ах да, конечно, буду в городе...
      Отключив телефон, Толстый, задумавшись, еще ехал некоторое время в прежнем направлении, но потом, нажав на тормоза так, что жалобно завизжали колодки и задымилась резина, развернул машину, невзирая на все сплошные осевые и возмущенный рев гудков, и помчался назад.
      Буржуй, уже стоявший у ворот с сумкой через плечо, удивленно вскинул брови, когда автомобиль Толстого резко затормозил рядом с ним.
      - Давно не виделись, - насмешливо приветствовал он вышедшего из машины друга. - Забыл что-нибудь? - Однако, заметив состояние, в котором пребывал Толстый, изменил тон: - Чего это с тобой? Да не молчи ты! Что случилось?
      Толстый проглотил комок, подступивший к горлу, и с трудом выдавил из себя:
      - Борихина убили... - У Буржуя с плеча свалилась сумка, но он даже не заметил этого.
      - Что? - подскочил он к стоявшему столбом Толстому.
      - То самое, - рявкнул тот. - Взорвали прямо в квартире. Вместе с этим его малым... Васей...
      - Откуда узнал?
      - Дружок его позвонил, мент. Только что, - Толстый понемногу начал успокаиваться. - А я грешил на мужика, - покаянно добавил он.
      - Это он, - убитым голосом произнес Буржуй.
      - Кудла? - сразу понял Толстый.
      - Да. Что бы он ни говорил, ему живой Борихин совсем был не нужен.
      - Да это понятно...
      - А ты этого мента... ну который звонил, хорошо знаешь? - спросил Коваленко.
      - Да я его вообще не знаю. Так, Борисыч рассказывал, что тот по дружбе помогает.
      - Надо с ним встретиться. Он точно что-нибудь знает. Игорь Борисыч ничего перед смертью не сказал?
      - Смеешься? - зыркнул на Буржуя Толстый. - Этот Мовенко говорил их обоих на куски порвало...
      - Жуть какая...
      Оба немного помолчали.
      - Жуть-то жуть, - начал первым Толстый. - Что делать будем?
      - Сами разберемся. Тебе Борихин много рассказать успел?
      - В том-то и дело, что почти ничего. А я особенно и не настаивал. Думал, будет что - он сам расскажет.
      - Ладно. Видно, такая у нас судьба, дружище Толстый, - до всего самим докапываться.
      - Это точно.
      Буржуй поднял сумку, вскинул ее на плечо и решительно открыл дверцу автомобиля.
      - Поехали. Подбросишь меня до города, а там я такси возьму. Когда машина уже тронулась с места, он с угрозой добавил: - Вова решил не церемониться? 0'кей, мы тоже не будем.
      Пожарский вытряхнул на лист бумаги очередную пепельницу, битком набитую окурками, свернул аккуратный пакет и бросил его в корзину. Снова закурил. Бессонная ночь сказывалась на его лице, бледном и осунувшемся, но спать ему не хотелось. Он находился в том близком к шоку состоянии, когда любое движение дается без всякого участия мысли. Мысль Пожарского лихорадочно искала выход из заколдованного круга. И не находила его.
      Уже не в первый раз за это утро Олег набрал на клавиатуре компьютера все комбинации, необходимые для вызова финансовой информации и подготовки ее к копированию. Оставалось нажать кнопку ввода. Но именно этого простого движения Олег сделать не мог. Что-то мешало. И уже в который раз Пожарский раздраженно нажал на сброс.
      В дверь постучали. Заглянувший сотрудник начал было:
      - Извините, Олег Константинович. Мне нужно...
      - Не сейчас! - отрезал Пожарский.
      - Извините... - пролепетал клерк и исчез за дверью. Олег долго и сосредоточенно давил окурок в пепельнице. Взгляд его бездумно блуждал по стенам. Пока не наткнулся на фотографию - точную копию той, что висела у него дома. Шагами манекена Пожарский подошел и снял снимок со стены. Вернулся с ним к столу и бросил в один из ящиков. Потом очень быстро пробежал пальцами по клавишам и нажал заколдованную кнопку ввода. Не отрываясь, он смотрел, как ползет по дисплею столбик-диаграмма перегона данных - медленно, но неотвратимо, как огонек по бикфордову шнуру.
      - Вы уходите, Олег Константинович? - спросила Алла, когда он вышел в приемную.
      - Что? А... Да-да... Ухожу.
      - Анатолий Анатольевич просил вас дождаться его.
      - Зачем? - голос Пожарского звучал глухо и безжизненно.
      - Он не сказал. По-моему, у него что-то важное. И радостное.
      - Радостное? - Олег криво ухмыльнулся. - Вот что, Алла. Я все равно поеду. Мне что-то...
      - Вам нехорошо? - встревожилась секретарша.
      Пожарский скривил губы:
      - Можно и так сказать...
      - А что передать Анатолию Анатольевичу?
      - Так и скажите. Что мне очень плохо... - Он побрел к выходу, но у двери оглянулся. - Глупости, конечно. Ничего не говорите. Я позвоню ему... Вечером...
      Как добирался домой, как вел машину, Пожарский не помнил. Очнулся, когда на плечи легли чьи-то руки. Он сидел за столом у себя на кухне, перед ним лежала компьютерная дискета.
      - Ты ненавидишь меня? - спросила Лиза. - Это все из-за меня, я знаю.
      - Что ты говоришь? Просто сегодня самый ужасный день в моей жизни.
      Лиза обошла стол и села напротив Олега. Долго молча глядела на него. Потом заговорила:
      - Знаешь, мой папа всегда был очень уверенным в себе человеком. И очень гордился своими друзьями - настоящими, верными, еще с юности. Я это с самого детства помню. Все праздники - вместе. Детей друг у друга крестили. Отдыхать вместе ездили. Я вот эту фотографию у тебя увидела и родительский дом вспомнила. Так вот. - Она помолчала, словно собиралась с мыслями. - Папа был очень сильным. А потом - как-то очень резко - он сломался. Неприятности пошли одна за другой - работа, здоровье, деньги. В общем все... Нет, сначала друзья приходили, советы давали, деньги одалживали. Но знаешь - как-то очень недолго.
      - Это не о нас! Поняла?!
      - Пожалуйста, не перебивай.
      - Извини...
      - Так вот, я никогда не забуду - я уже большая была, все понимала, - как спросила у отца: "Папа, почему твои друзья не помогают тебе больше? И даже не приходят?" И знаешь, что он ответил? "Не сердись на них, дочка. Просто они стали совсем взрослыми. Запомни: настоящая дружба умирает вместе с юностью, когда все общее, одно на всех. А потом у каждого появляется что-то только свое, оно-то и становится главным. Это не предает до конца. Как твоя мама - меня". Я до смерти буду помнить эти его слова...
      - Ты рассказала это, чтобы мне легче было притворяться перед собой, что я - не подонок, не трус и не предатель?
      - Нет. Я рассказала это, потому что ты до сих пор живешь по законам юности, а мир вокруг давно повзрослел. И эти подонки - кем бы они ни были - правы в одном: в нем каждый играет сам за себя...
      В квартире Артура гремел музыкальный центр, вещал о чем-то телевизор. Сам хозяин нежился в огромной, как аэродром, кровати с двумя девицами из своего "театра мод". Розданные щедрой рукой "марки" уже сделали свое дело, и каждый пребывал в каком-то обособленном, невероятно простом и ясном мире. Артур отстраненно таращился в телевизор, грезя о чем-то своем. Одна из девиц полировала кайф шампанским. Вторая - нежно гладила Артура, пытаясь обратить на себя его внимание.
      - Артурчик, - проворковала она, убедившись, что он не отзывается на ласку. - А мы что, больше вообще работать не будем, а? А то клиенты старые звонят, приглашают...
      Оторванный от дум Артур тяжко вздохнул:
      - Се келькешоз. Клиенты! Сколько тебе в голову вбивать можно, волчица ты тамбовская: наши клиенты теперь - модные кутюрье и дорогие магазины...
      - Это что же - теперь целые магазины надо будет обслуживать? сделала большие глаза девица.
      - Да!!! - взорвался Артур. - От завсклада и выше! Идиотка...
      Вдруг что-то, промелькнувшее на экране телевизора, привлекло его внимание
      - А ну тихо! - рявкнул он, хотя обе девицы молчали.
      Нашарив на тумбочке пульт, Артур приглушил музыку и уставился на экран. Диктор продолжал рассказывать о новостях дня:
      - ...экспертов, взрыв был необычайно мощным, что позволяет говорить о применении самых современных взрывчатых веществ. Как сообщили нашему корреспонденту в дежурной части, квартира принадлежала бывшему сотруднику правоохранительных органов Игорю Борихину. В момент взрыва он находился в квартире вместе со своим помощником. Поскольку в последнее время Игорь Борихин занимался частным сыском, есть все основания связывать его смерть с одним из дел, которыми он занимался. Работа следователей в этом направлении будет крайне затруднена, поскольку архив Борихина и его компьютер были уничтожены взрывом. Вот мнение сотрудника РУБОПа...
      Дослушав сообщение до конца, Артур с улыбочкой откинулся на подушки.
      - Ком жанти. Вот, крошки, смотрите! - назидательно потыкал он пальцем в телевизор. - Я вам много раз говорил: кто меня обидит - долго не живет.
      Семен Аркадьевич пребывал в самом благодушном настроении. Бодрой пенсионерской рысью он носился по комнате от стола с микроскопом и реактивами к домашней фотолаборатории, размещенной в кладовке, и напевал себе под нос что-то бравурное из "Аиды". Словом, занимался милым душе делом, позволявшим забывать о старческих недомоганиях и мизерных доходах отставника. Время от времени он бросался к книжным полкам, сплошь уставленным криминологической литературой, и, сверив результаты своих трудов со специальными таблицами, довольно хмыкал.
      Бросив взгляд на часы, он заспешил к телефону и набрал номер. Линия отозвалась длинными гудками. Борихин не отвечал. Это было странно. Но старик тут же забыл об этом: в кладовке резко запищал таймер. В комнату Семен Аркадьевич вернулся со стопкой еще влажных снимков и принялся прикнопливать их к стене. Когда дело было закончено, он отошел на пару шагов и стал с восторгом разглядывать фотографии. Снимки изображали обугленные останки, в которых с большим трудом можно было признать человеческие тела. Взяв толстый маркер, эксперт обвел им какие-то понятные ему одному детали, снова отступил на шаг и удовлетворенно кивнул головой. Прозвенел звонок. Семен Аркадьевич энергично зашаркал в прихожую. Не спрашивая, кто и что, и ничуть не опасаясь, он настежь распахнул дверь. В полумраке лестничной площадки старого дома стояло два существа, обугленных, как головешки. Несло от них гарью и кислым запахом взрывчатки. Первым порывом старика было захлопнуть дверь, но что-то знакомое померещилось даже не в лицах пришельцев - они вообще не подлежали опознанию, а в сохранившихся деталях одежды. Сказывался все-таки многолетний экспертский опыт.
      - Что вам угод... - одна из фигур пошевелилась, и старик опасливо отпрянул. - Собственно, вы к кому?
      - Картина Репина "Не опознали", - саркастично прохрипела одна из фигур и закашлялась.
      - Извините, Семен Аркадьевич, это мы, - надсадным шепотом призналась вторая фигура.
      Прокопченные личности никаких угрожающих действий не предпринимали, а потому эксперт счел возможным спросить:
      - Простите, кто - мы?
      - Это я, Борихин.
      Эксперт всплеснул сухими ладошками.
      - Господи, Игорь Борисович, что с вами?! Заходите, пожалуйста! Здравствуйте, Васенька.
      - Здравия желаю! - не очень браво, но с претензией на юмор просипел Василий.
      В прихожей, где горел свет, Семен Аркадьевич разглядел пришельцев во всей красе. Лица покрыты гарью и исцарапаны, одежда разорвана и прожжена. У Василия в волосах запутались какие-то блеклые щепки. Борихин то и дело протирал глаза. Оба надсадно кашляли. Пороховое отравление, тут же отметил про себя эксперт.
      - Что произошло? - спросил он вслух.
      Борихин измученно рухнул на стул, но тут же вскочил, вспомнив, что может испачкать обивку. Попробовал заговорить, но мучительно закашлялся.
      - Произошло... кха-кха... произошло...
      - Я вижу, вы в шоке, - деликатно остановил его Семен Аркадьевич. Пройдите в ванную, я пока поищу какую-нибудь одежду. А потом выпьем коньячку, и вы мне расскажете все, что захотите рассказать.
      - Спасибо, Семен Аркадьевич... - продышался наконец Борихин. Извините, ради бога, что мы так вломились. Честно говоря, ничего более умного не пришло в голову.
      - И замечательно, - замахал руками старик. - По крайней мере, я хоть сегодня не буду чувствовать себя пенсионером. Очень неприятное чувство, когда-нибудь вспомните мои слова. Кстати, я разыскиваю вас второй день.
      - Есть что-нибудь новое? - вскинул голову сыщик.
      - И довольно неожиданное... - старик хотел было тут же начать выкладывать новости, однако профессиональное желание похвастаться уступило место состраданию. - Но обо всем этом потом! А сейчас снимайте это тряпье, и в ванную, в ванную...
      - Может, ты первым хочешь? - Борихин посмотрел на молчавшего до сих пор Василия.
      - Мерси, босс. Давайте по старшинству. Но я оценил ваше благородство. Кстати, вот от коньячка я бы прямо сейчас не отказался. Стыдно признаваться, но этот самый шок имеет место...
      Минут через десять Борихин, смывший сажу, заклеивший кое-где ссадины пластырем, зализавший остатки волос, к тому же существенно обгоревших, и облачившийся в смешную полосатую стариковскую пижаму, вошел на кухню. На столе стояли чашки с дымящимся кофе, початая бутылка недорогого коньяка, три рюмки. Василий тут же отправился в ванную, а Борихин присел за стол и первым делом налил себе коньячку.
      - Да-с. Весьма опасное, но подтверждение - вы, Игорь, на правильном пути, - начал Семен Аркадьевич.
      Сыщик поднял рюмку, приглашая выпить и старика, но тот только отрицательно помотал головой - ему хватило и первой, выпитой с Василием. Тогда Борихин единым духом опрокинул рюмку и громко выдохнул.
      - Да я сам не знаю, на каком я пути, - с горечью признался он. Вам-то мне нечего врать...
      - Бросьте, - принялся утешать его старик. - Успокоитесь, соберетесь с мыслями, восстановите последние следственные шаги. Кстати говоря, обгорелых обломочков не прихватили?
      - Извините, Семен Аркадьевич, в голову не пришло. Это я уже в душе сообразил, что стоило бы...
      - Стоило бы, стоило бы... Но ничего, как-нибудь раздобудем. Говорите - сильно рвануло?
      - Не то слово. Я думал - дом расколется.
      - Очень интересно. Значит, вы уверены, что взрыватель среагировал не на открывание двери?
      - Да мы и подойти не успели! Подошли бы - вы бы сейчас не коньяком меня угощали, а остатки тела опознавали.
      - Ну пронесло - и славно. Значит, никто не знает, что вы здесь?
      - Ни одна душа. Мы сразу рванули именно сюда. Хвоста не было - я проверялся.
      - Извините за неделикатность, - старик помялся. - Вы не вполне доверяете своему клиенту? А может, и Сереже Мовенко или кому-то из наших?..
      - Да нет в общем-то. Я и сам не знаю, почему решил спрятаться. Можете считать - интуиция.
      - Великое чувство, между прочим. Вы себе не представляете, как часто оно меня выручало.
      Борихин выпил еще рюмку - на этот раз медленно, со смыслом. И улыбнулся старику. Он уже видел, что тому не терпится поделиться очередным сенсационным открытием и только деликатность удерживает его от того, чтобы сразу обрушить на гостя удивительное известие.
      - Ладно, похвастайтесь новостями, Семен Аркадьевич. Мне-то все равно нечем.
      Эксперт разулыбался, радостно потер ладошки.
      - А мне, представьте, есть, вы правильно почувствовали, - он выпрыгнул из-за стола, схватил Борихина за рукав пижамы и потащил его в комнату. - Идите сюда.
      - А вы все так же любите удивлять, Семен Аркадьевич, - с улыбкой проговорил Борихин, не поспевая за шустрым стариком.
      - Что делать! Единственная профессиональная радость эксперта удивить оперативного работника. - Эксперт подвел сыщика к развешанным на стене фотографиям. - Так вот, смотрите сюда...
      - Я смотрю. А что это?
      - Это... Впрочем, неважно! В общем, после долгих перепроверок я сделал окончательный вывод...
      - Насчет Коваленко?
      ...Воспользовавшись полотенцем в качестве набедренной повязки, Василий вышел тем временем из ванной, сунулся было на кухню, но, никого там не застав, отправился на поиски пропавших. У двери в комнату он почему-то остановился, словно застеснявшись своего непрезентабельного вида, да так и остался стоять. Разговор он слышал прекрасно.
      - Нет, насчет Коваленко я вам сказал еще тогда, - продолжал свои пояснения Семен Аркадьевич. - Если помните, из-за обрушившейся балки, раздробившей еще горящие останки, опознание проводилось крайне трудно...
      - Халтурно оно проводилось, а не трудно, - прервал его Борихин. Он вообще-то и во времена своей службы по-настоящему доверял только мнению Аркадьевича.
      - Ну-ну, не обижайте моих коллег, - пожурил его эксперт. - Они старались как могли. Но вот какая штука: я исследовал практически все обломки, которые были мне переданы, вплоть до мельчайших. Сначала я даже сам не поверил. Связывался даже с коллегами в Берлине. В общем, не буду вас томить: ничего, что говорило бы о наличии трупика младенца, в материале не обнаружено. Даже близко!
      - Постойте, постойте... - Борихин обеими руками взъерошил мокрые волосы. - Что за бред?! Ой, извините, ради, Бога, я не хотел...
      - Ничего, ваше удивление вполне понятно. И тем не менее я настаиваю.
      - Тогда я вообще ничего не понимаю. Кто же там вообще был, в этом доме? Буржуй - нет, младенец - тоже. Только труп неизвестного и... Может, Амины Коваленко тоже не было?
      - Должен вас огорчить. Или обрадовать - извините за профессиональный цинизм. Женские трупы опознаны категорически. Ну, я вам помог хоть немного?
      - Да вы-то гений, Семен Аркадьевич! Спасибо огромное. Вот только я, как говорится, не могу соответствовать. Сейчас вообще ничего не понимаю. Нужно все сначала начинать...
      Притаившийся в коридоре Василий, услышав, что голоса собеседников приближаются, бесшумно прошмыгнул на кухню.
      Буржуй остановил такси метров за триста от собственного дома и остаток пути прошагал пешком. Так ему было легче подготовить себя к встрече с прошлым. Дом выглядел не то чтобы обветшалым - прошел-то всего год, хотя в это и верилось с трудом, - но казался заброшенным и зловещим. Пруд совершенно зарос, кольцо тростника по краям все ближе подступало к середине. Несколько минут Буржуй рассматривал частичку прошлой жизни, где каждая мелочь вызывала воспоминания. Затем, решившись, подошел ко входу, вынул из водосточной трубы ключ и отпер замок.
      Мяукнул кот. Буржуй оглянулся и заулыбался. Из сумки выглядывала рыжая голова, зеленые глаза оглядывали незнакомые владения.
      - Давай, Рыжий, - он извлек кота из сумки и, распахнув дверь, поставил его на порог. - Ты первый, как и положено.
      Но кот, чуть присев на задних лапах и упершись передними, в дом идти не пожелал.
      - Ты чего, Рыжик? Не бойся. Это тот дом был плохого дяди, а этот хороший. - Буржуй вздохнул. - Этот - наш с тобой. Давай, заходи! - Буржуй чуть подтолкнул упрямца, но тот, оглянувшись, лишь жалобно мяукнул и не сделал ни шагу. Человек уступил: - Ладно, я буду первый...
      Буржуй переступил порог, и в ту же секунду на него набросились мощные люди в черном камуфляже и в масках. Звонко клацнули наручники.
      ГЛАВА 13
      В дежурке разрывался вещдок. В том смысле, что звонил не переставая.
      - Твою дивизию! - не выдержал один из подсменных милиционеров, пристроившихся здесь отдохнуть. - Слушай, достал уже, - он толкнул локтем товарища. - Ты не знаешь, как эта сволочь выключается?
      - Да кто его знает. Долбани об стенку - он и заглохнет.
      - Ага, долбани! А потом, если что, из получки его оплачивать, да?
      Раздражительный милиционер не поленился подойти к стеллажу, на котором хранились изъятые у задержанных вещи. В одной из ячеек с надписью на вставном талончике "Коваленко В. В." лежала маленькая серебристая штуковина и трезвонила, не переставая. Шваркнуть бы ее о пол и сапогом, сапогом...
      - Скажешь - так и было, - посоветовал флегматик. - Ну не хочешь, майору отнеси, он разберется.
      - Нет уж, сам неси. Он сегодня с утра бешеный. Давно его таким не видел...
      А хозяин аппарата маялся совсем рядом, в обезьяннике, тесном помещении, битком набитом бродягами, урками и прочим антиобщественным элементом. Коваленко В. В. удалось пробиться к зарешеченному проему, и теперь он пытался обратить на себя внимание проходивших мимо милиционеров, но те давно уже привыкли к мольбам, матерным угрозам и посулам, всегда несущимся из обезьянника, и не обращали на Буржуя никакого внимания.
      - Эй, командир, - Коваленко удалось наконец дотянуться до рукава одного из милиционеров. - Да послушай же!
      Это уже был проступок, граничащий с наглостью, более того - с умышленным нападением на официальное лицо при исполнении им обязанностей. Проступок заслуживал наказания. И милиционер треснул резиновой дубинкой по прутьям решетки, целясь по пальцам Буржуя, но к счастью для того не попал. Разъяренный неудачей он заорал:
      - Присохни, тебе сказано! Чего вылупился?! Есть вопросы? Сейчас карцер организую, там вопросов не будет.
      - Мне позвонить надо, - взмолился Буржуй.
      - Да? А этот... факс отправить не хочешь? - Поняв, что имеет дело с человеком, не знающим понятий, милиционер обратился к другим обитателям обезьянника: - Значит так, слушать меня, вы, деятели, блин. Не наведете порядок сами - устрою дополнительные радости, причем легко. Кто-то сомневается?
      Буржуя тут же взял за воротник огромный урка с жуткой физиономией - он-то уж понятия знал - оттащил от решетки и швырнул в угол.
      - Сидеть, падла! И чтобы я писка не слышал, поэл? - прохрипел он.
      - Да понял, понял, - обреченно проговорил Буржуй. Долго скучать в углу ему не пришлось.
      - Коваленко! - раздалось неподалеку. Буржуй поднял голову: его ли зовут?
      - Коваленко! - прокричали еще раз.
      - Здесь я, - отозвался Буржуй.
      - Уши помой! - не очень злобно буркнул сержант. - Отвечать положено сразу! На выход.
      - Наконец-то, - пробурчал себе под нос Буржуй.
      - А ну пошел! Руки за спину! И молча мне. - Проходя мимо дежурки, Коваленко слышал, как за дверью надрывается чья-то мобилка.
      В кабинете, куда его привели, метался из угла в угол разъяренный чем-то майор. Увидев задержанного, он подскочил поближе и злобно уставился на него. Потом бросил острый взгляд на разводящего милиционера:
      - Сержант, свободен.
      - Есть! - с подозрительной готовностью отозвался тот и направился к двери.
      - Послушайте, тут у вас... - начал Буржуй.
      - Молчать! - рявкнул майор. - Сесть. Вон туда, на табурет.
      - Я не буду говорить без своего адвоката, - заявил Коваленко, не сходя с места,
      Сержант, видя, как развиваются события, на всякий случай задержался у порога.
      - Да? Серьезно? - майор ухмыльнулся и наотмашь ударил Буржуя по лицу тыльной стороной ладони и тут же, не давая опомниться, добавил по другой щеке. - На табурет, я сказал!
      Буржуй медленно утер кровь с разбитой губы и внезапно, по-волчьи пригнув голову, бросился на майора, но тот легко уклонился от столкновения. Пролетев по инерции несколько метров, Буржуй уткнулся грудью в письменный стол. Подоспевший к месту событий сержант обрушил ему на голову дубинку. Буржуй свалился кулем, и сержант с майором наручниками замкнули ему руки за спиной, приподняли и посадили на привинченный к полу табурет. Майор как бы походя, с ленцой, но очень сильно еще раз ударил Буржуя по лицу. Тот поднял на него ненавидящий взгляд.
      - Что, майор, любишь бить связанных людей?
      - Людей, говоришь? Не знаю, не пробовал. У меня здесь все больше такие подонки, как ты. От которых людям только вонь и ужас. Понял?
      - В чем ты меня обвиняешь? - спросил Буржуй, едва шевеля разбитыми губами.
      - Ты мне еще потыкай, сявка.
      - Я тебе не сявка.
      Оба несколько минут играли в детскую игру гляделки, но у хозяина кабинета в ней имелось явное преимущество. Он схватил Буржуя за длинные волосы и с силой оттянул ему голову назад.
      - Я сказал - сявка, значит - сявка. Ясно? А теперь слушай. Здесь у меня не будет никаких адвокатов, телефонов и прочей фигни. Будут реальные допросы и, как положено, камерные дела, когда тебя всей "крыткой" отымеют, а потом смеха ради будут головой в парашу макать. Это так, для информации. Теперь второе. Если я захочу, ты признаешься в чем угодно. Я имею в виду вообще во всем. Смерти на себя возьмешь, изнасилования там. Одним словом, что скажут. Но сейчас мне нужно другое. Следствие располагает данными о твоей причастности к убийству моего друга капитана Борихина.
      - Ах вон оно что. Понятно... - протянул Буржуй. Как там Толстый фамилию майора называл, борихинского товарища? Уж не он ли это?
      - Что тебе там понятно без команды?
      - Методы.
      - Привыкай. Других не будет.
      - Когда мои друзья там, на воле, узнают, как вы тут... работаете, вы, майор, сами на парашу сядете. А говорят, зеки ментов не очень-то... Особенно таких, как вы.
      Майор покосился на сержанта и бросил ему:
      - Идите, сержант.
      Тот вышел, а майор, вплотную приблизив свое лицо к лицу Буржуя и выдохнув тому дым прямо в глаза, негромко проговорил:
      - Так ведь для того, чтобы тебя нашли, волосатик, нужно, чтобы искали. А чего тебя, нереального, искать? Ты же у нас в трупах числишься...
      Рабочий день давно должен был начаться, а в офисе Толстого творилось нечто непонятное. Кадровый состав толпился в просторной приемной уже минут двадцать, поскольку Анатолий Анатольевич распорядился собраться, ибо намерен был сделать важное сообщение. Но сам засел в своем кабинете и не появлялся.
      Народ начинал роптать - у всех хватало дел, а утреннее время самое продуктивное. Высказывались разные предположения, в том числе и самые фантастические.
      - Здравствуйте! - в приемной появился новый персонаж.
      Кое-кто ответил пришедшему, а кое-кто и не счел нужным здороваться со странным типом: всклокоченные волосы, мятый пиджак, потертый школьный портфельчик в руке.
      - Извините... Разрешите...
      Рассыпаясь в извинениях и раскланиваясь на все стороны, тип бочком протиснулся сквозь толпу и нырнул в кабинет Толстого. Строгая секретарша Алла не стала останавливать посетителя, поскольку была предупреждена заранее и знала доктора Костю по частым визитам.
      Из своего кабинета выглянул Воскресенский и, увидев, что безобразное и необъяснимое нарушение трудовой дисциплины продолжается, страдальчески поморщился: он болезненно реагировал на любое отступление от установленного порядка. Бросив на Аллу настороженно-подозрительный взгляд, главный менеджер опять скрылся за дверью.
      Необычайно бледный, с мешкали под глазами, на пороге появился Пожарский. Здороваясь на ходу, он подошел к конторке секретарши.
      - Привет, Ал.
      - Здравствуйте, Олег Константинович.
      - Что это у нас такое? Что-то случилось?..
      - Честно говоря, понятия не имею. Но вы зайдите. Анатолий Анатольевич на месте.
      - Да нет, не стоит. Я вместе со всеми подожду, - после секундного колебания решил Олег.
      А если бы все же зашел к старому другу, то стал бы свидетелем любопытного разговора.
      - Вы, собственно, совершенно напрасно так волнуетесь, Анатолий, вещал доктор менторским тоном. - Если хотите знать, человеческая психика всегда подсознательно настроена на позитивные новости. Даже если они... э-э-э... несколько неожиданны...
      - Ага, позитивные... - высказал здоровое сомнение Толстый. - Так, мол, и так, господа хорошие, сейчас придет труп, так вот он не то чтобы труп, как вы все думаете, а вполне даже живой! А теперь работайте себе спокойно и ни о чем таком не думайте!
      - Вы это мне говорите?! - доктор позабыл о наставническом тоне. Между прочим, наш труп Володя мне в окно постучал! Да-да, посреди ночи! Да еще в полнолуние. Очень мило с его стороны...
      - Я бы помер, - Толстый даже зажмурился, представив такую жуть. Точно говорю. Так, доктор, мы договорились, да? Вы им сразу...
      - Не волнуйтесь, Толя, я все помню! Я сразу же как эксперт подтверждаю сотрудникам вашу полную вменяемость.
      - Итак... поубедительней, да?
      - Ну, знаете, злоупотреблять тоже не стоит. Будет выглядеть довольно подозрительно. Мол, еще и еще раз авторитетно заявляю вам, товарищи, что ваш босс - не шизофреник.
      - Ничего, лишним не будет. Кстати, что-то наш усопший не звонит. Мы договорились - как только он выезжает, я начинаю.
      Толстый набрал номер мобильного телефона Коваленко, целую вечность слушал длинные гудки и только потом дал отбой. В кабинет уже проникал недовольный ропот собравшихся в приемной. Толстый взглянул на часы, потом - с надеждой - на доктора, набрал в грудь побольше воздуха и решительно шагнул к двери. Костя поспешил за ним.
      Как только они возникли на пороге, взгляды истомившихся в ожидании сотрудников разом устремились на них. И от этого пристального внимания Толстый мгновенно растерял всю свою решимость.
      - Доброе утро... Я... В общем, извините, что заставил вас ждать... - начал мямлить он и ухватился за рукав Кости, как за спасательный круг. Разрешите вам представить Константина... Как ваше отчество?
      - Да ладно. Просто Константина.
      - В общем... Доктор, давайте лучше вы.
      - Я? А что, собственно?
      - Ну мы же договаривались. Что я - в своем уме и так далее...
      - Да? А вы не думаете, что для начала это будет звучать довольно странно? Я бы, например, после такого предисловия напрягся.
      - Без этого еще хуже будет...
      Аудитория, слушавшая все эти препирательства, и в самом деле заметно напряглась, начались перешептывания. Первым не выдержал Пожарский.
      - Слушай, может, скажешь, что все-таки случилось? - подступил он к Толстому.
      - Ничего плохого - говорю сразу! Скорее, совсем даже наоборот. В общем...
      - Ну, смелее, - громким шепотом приободрил его доктор.
      Толстый наконец решился.
      - Одним словом, вы все знаете, что Буржуй... Владимир Коваленко умер. Так вот, он... не умер. Что вы все так на меня смотрите?! Доктор! беспомощно оглянулся он на Константина.
      - Что?
      - Ну вы же обещали!
      - А у вас и так хорошо получается.
      Толстый обернулся к недоумевающим сотрудникам.
      - Ну не смотрите так! Не поехал я мозгами, не поехал. Буржуй живой! И вообще, скоро он сам объявится. Собственной персоной. Тогда я вам и предъявлю тело. В том смысле, что как раз не тело, а совсем наоборот.
      Доктор понял, что пора все-таки брать ситуацию в собственные руки.
      - Так, все успокоились, успокоились, - начал он тоном экстрасенса, проводящего массовый сеанс гипноза, и, как ни странно, возбужденный ропот в аудитории потихоньку спал. - Очень хорошо. Владимир Владимирович Коваленко жив и здоров, но по ряду причин скрывал это целый год...
      - Больше, - справедливости ради уточнил Толстый.
      - Даже больше, - не стал спорить доктор и снова обратился к собравшимся: - Поскольку все вы о нем слышали, а многие даже знали... знают его лично, новость может показаться вам... как бы это сказать... несколько неправдоподобной, даже шокирующей. Но поверьте моему опыту - это лучше, чем если бы покойный попросту взял и вошел в эту дверь посреди рабочего дня. Тут уж последствия было бы трудно прогнозировать...
      - Толстый, - Пожарский уже не мог выносить этого издевательства. Что это за бред?
      - Олежка, ты это... - потупился гигант. - В общем, зайди ко мне. А вы работайте, господа, работайте спокойно. Мое дело предупредить...
      И с этими словами Толстый поспешно скрылся в своем кабинете. После таких доходчивых объяснений собравшийся в приемной народ расходиться не торопился. Все недоуменно переглядывались. Многие знали, что работодатель в последнее время крепко выпивал. Инициативу взял было на себя Воскресенский:
      - Господа, давайте попытаемся работать, правда. Хотя... - он безнадежно махнул рукой и отправился к себе.
      А в кабинете Толстого доктор Костя, вполне довольный тем, как прошла встреча, убеждал хозяина:
      - Ну вот видите, как все замечательно прошло. А вы волновались.
      - Да. Интересно, кто из них сейчас карету вызывает? - Толстого все-таки мучили сомнения. - Хоть бы Буржуй поскорее объявился! А то всегда так: договоримся, а он пропадает.
      Он снова набрал знакомый номер и снова услышал в ответ длинные гудки.
      В кабинет без стука влетел Пожарский. После всего услышанного он был не то что зол - взбешен.
      - А, заползай, Олежка, - как ни в чем не бывало приветствовал его хозяин.
      - Может, объяснишь все-таки, что это за бред? - отчеканил Олег.
      - Пожалуй, мне лучше вмешаться... - начал было доктор.
      - Пожалуй, вам как раз лучше не вмешиваться! - жестко оборвал его Пожарский и повернулся к Толстому. - Мы можем поговорить?
      - Собственно, мне пора. Извините, - доктор прихватил свой портфельчик и заторопился к двери.
      Толстый попытался его удержать, но доктор поспешил удалиться.
      - Ну вот, человека обидел. Зря ты так, - с упреком посмотрел на Пожарского Толстый. Тот угрюмо молчал и лишь глазами посверкивал. - Да не смотри на меня как на врага народа. Я тебя вчера, между прочим, весь день искал! Не хотел, чтобы ты узнал вместе со всеми.
      - Да что, что узнал?!
      - Ну что Буржуй живой, что ж еще.
      - Погоди. Ты что несешь?
      - Да ничего я не несу. Буржуй не погиб, он год косил, по заграницам шастал, хотел убийцу отыскать. Что тут неясного?
      - Да теперь только одно в общем-то, - криво улыбнулся Пожарский. Почему ты об этом знаешь, а я - нет. Почему я как идиот езжу на его могилу? Иногда вместе с тобой, между прочим. И ты со мной по этому поводу водку жрешь и плачешь крокодиловой слезой! Вот что неясно!
      - Так и знал, что ты обидишься, - Толстый спрятал глаза.
      - Нет, я тебя обниму со слезами благодарности! - Олег не собирался жалеть друга. - За то, что ты мне врешь целый год! И что за дурачка меня держишь! Слушай, а кто вообще придумал, что ты врать не умеешь, а? Ого-го! Нам бы всем у тебя поучиться!
      Толстый чувствовал, что виноват, а в запасе у него был только один аргумент:
      - Думаешь, мне легко было?! Да я чуть не рехнулся! Я Верке - и то ни полслова, ясно? А у меня от нее вообще никогда секретов не было, если хочешь знать!
      - Не хочу. Я в чужие семейные дела не лезу. - Пожарский уже не желал прислушиваться ни к чему. Ему нужно было самооправдание для того, что он собирался сделать. Он хорошо понимал это сам, а оттого злился еще больше.
      - Зачем ты? - Толстый искренне переживал. - С каких это пор мы тебе чужими стали?
      - Сам не знаю. Незаметно все получилось, правда? Как-то само собой...
      - Олежка, ну хватит мне душу мотать, честное слово. - На Толстого жалко было смотреть. - Приедет Буржуй - лучше его поругаешь. А у меня сил больше нет! Ну хочешь - стукни меня. Может, полегчает...
      - Пошел ты!
      Пожарский вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, пробежал мимо изумленной Аллы, а в своей комнате тут же бросился к телефону.
      - Алло, Лиза? Будьте добры Лизу, - потребовал он, набрав номер. Это я, любимая. Знаешь, ты была права. Во всем. Ты намного мудрей меня. Мы уедем отсюда. Очень далеко. И очень скоро.
      После ухода друга вконец разогорченный Толстый уныло пошатался по кабинету, повздыхал и наконец побрел в кабинет Пожарского мириться.
      - Все дуешься? - начал он прямо с порога. - Не надо, слышь. Ну не я это придумал, не я! Мне этот год - за десять был, если хочешь знать...
      - Нет, не хочу, - оборвал его Олег.
      - Ну хватит уже. Мне вот наоборот - классно! Такой груз с души свалился! И вообще - обижаться потом будешь! Главное же, что Буржуй живой!
      - А кстати... Где он?
      - А фиг его знает! Опять запропастился куда-то... Сегодня вместе в "Круглую башню" рванем - совсем как когда-то... - Толстый все надеялся улестить Олега. - Правда, тогда нас Аминка дома ждала... - вспомнил он о грустном. Ругалась.
      - Вот ты сказал - как когда-то. Ты что, серьезно думаешь, что мы не изменились? - Пожарский наконец снизошел до разговора.
      - Не знаю. Я, по-моему, с пятнадцати лет не меняюсь.
      - Слушай, а если бы я, к примеру, сказал: дай мне пятьсот тысяч, ты бы дал? Так, без всяких вопросов?
      Толстый решил, что Пожарский оттаял, что это обычная дружеская подначка и весело включился в игру.
      - Пятьсот штук? Круто! Слушай, на такие бабки лучше всего остров купить. В океане. Выстроим там парочку халабуд в туземном стиле, купим эти... водные мотоциклы. Не житуха, а сплошное светлое будущее!
      В дверь постучали, и вошел охранник.
      - Извините, Анатолий Анатольевич, там человек ломится. По виду типичный уголовник.
      - Так гони его в шею! Мы тут мечтаем, может быть...
      - Он говорит... извините... "Вашему Толстому поклон от Буржуя".
      - Блин! - Толстый схватился за голову. - Ни дня без сюрприза! Давай его живо ко мне!
      Через пять минут развалившийся в кресле неприятный молодой крепыш, только что выпущенный на волю, закурил, обвел нагловатыми глазами Толстого, Пожарского и охранника, так и не решившегося выйти из кабинета шефа, и подытожил свой рассказ:
      - Вот такой расклад, брателло.
      - А ты ничего не путаешь? - спросил Толстый.
      - Гадом буду, - энергично подтвердил свою правдивость крепыш.
      - Понятно... - задумчиво протянул Толстый. - И за что ж Буржуя на этот раз?
      - Такие вопросы у солидной братвы не хиляют, - авторитетно отозвался крепыш.
      - Ясное дело, - прочувствовал ситуацию Толстый. - Ну спасибо, друг. Тебе Буржуй сколько обещал?
      - Давай без фуфла, - искренне обиделся парень. - Я тебе сам отсыпать могу, между прочим! Корешу помочь обещал.
      - Хороший ты человек, сразу видно, - умилился Толстый. - Ну, полетели!
      - Лети умеренно, брателло, - напутствовал его урка. - Не в любви твой Буржуй у мусоров. Нипочем его не выпустят!
      - Выклыкав, Васылю?
      Сержант Дончик поднял голову. В узкую щелку едва приоткрытой двери заглядывала Потылычиха.
      - Выклыкав, выклыкав, титко Мотрэ. Заходьтэ, будь ласка. - Старуха робко - все-таки побаивалась она участкового - проследовала к столу и осторожно взгромоздилась на хлипкий стул.
      - Що у тэбэ знов до старои?
      - Та ничого нового. Всэ тэ ж...
      И без того узкие губы старой сплетницы превратились в тонкую полоску. Она со злобой уставилась на сержанта.
      - А якщо тэ самэ, то нащо ты мэнэ марно по сэлу ганяеш? Я вжэ нэ дивка туды-сюды бигаты - здоровья нэма...
      - Ну выбачтэ, - развел руками сержант. - Я просто був выришыв можэ, надумалы?
      - Що надумала? - бабка отвела от сержанта взгляд.
      - Знаетэ ж сами. Нащо пытаты?
      Потылычиха засопела и зло сощурила маленькие глазки:
      - Я тoби от що скажу, Васылю. Ты, може, и влада, алэ я памьятаю, як щэ босый сэлом бигав, курэй ганяв...
      - Цэ вы до чого?- изумился Дончик.
      - А до того, що нэ тoби мэни, старий бaби, казаты, що робыты.
      - Цэ як подывытысь. Якщо знаетэ щось про злочын - повынни розказаты. Цэ нэ я выгадав - закон такый.
      - Закон згадав? Ну и добре, - бабка была настроена злобно-решительно. - Я тоди тoби ось що скажу: що ты там co6и надумав - мэнэ воно нэ обходыть. Що я бачыла, що нэ бачыла - спочатку довэды, а потим чипляйся. Отак! А я доводыты ничого нэ повынна! Е такэ правыло. Забула, як звэться.
      - Ты дывы! - проговорил удивленный такой правовой грамотностью участковый. - Просто тoби адвокат, а нэ Мотря Потылыця!
      - Давай, лайся, ображай стару, алэ... бильшэ мэнэ нэ звы, Васылю. Всэ одно нэ прыйду. А будэш тыснуты - до миста скаргу напышу. Так coби и знай.
      - Та хто ж на вас тыснэ, титко Мотрэ? Як тыснуть - вы навитъ нэ знаетэ. Я так, по-людськи хотив...
      - А якщо по-людськи, я тoби так скажу: якщо я, стара брэхуха, мовчу, то и тoби кращэ в цэ дило нэ лизти.
      Дончик наконец не выдержал, схватил папки с бумагами и со всего маху шлепнул ими о стол.
      - Мовчытэ-то вы, мовчытэ. Тилькы сэбэ з боку нэ бачытэ...
      - А що такэ? - испугалась старуха.
      - Так вы ж на сэбэ нэ схожи! Выдно - нэ жывэться вам на свити...
      Потылычиха потемнела лицом и оторвала грузное тело от стула.
      - То мое лыхо. Нэ тo6i судыты. Бувай.
      Она направилась к двери. Участковый бросил ей вслед:
      - А скажитъ, баба Катя y cни до вас нэ прыходыть? - Бабка, уже открывшая дверь, остановилась на пороге, обернулась к участковому и посмотрела на него долгим странным взглядом:
      - Однэ тoби скажу, Васылю. Нэ дай Божэ тоби побачыты, хто в мои сны прыходыть...
      Как и обещала, Вера все-таки привезла Зину на могилу Амины. Они расстелили на травке одеяло, быстро собрали на нем нехитрую закуску, водрузили бутылку горькой. По старинному обычаю, в память о покойных выпили не чокаясь.
      - Умница он все-таки, твой Толстый, Верунь, что участок сразу выкупил, - начала Зина, - Сообразил! Вот что значит мужик. Нам-то казалось тогда: нашел, о чем думать! Да как он может! А вообрази - сейчас какой-нибудь из "новых" забабахал бы на этом месте особнячок с бассейном квадратов эдак на триста...
      - Даже представить себе не могу, как это я бы к Амина не сюда ходила. И к бабуле. Я же прямо вот здесь сто раз вместе с ними гуляла, сидела... - Вера смахнула слезу. Наверное... никогда не привыкну...
      - Жуть, да? Солнышко, красота, а рядом - смерть...
      - Слушай, хватит, а? Мы же людей поминаем, и не чужих. На могиле надо о светлом думать, а не о смерти.
      - Здоровая крестьянская психология, - позавидовал Зина. - Ну, наливай.
      На опушке недалекой левады блеснул сиреневым отсветом мощный объектив. Человек, наблюдавший за девушками с самого начала, оторвался от окуляров, отошел к при прятанному в кустах автомобилю. Достал телефон.
      - Алло, это я. Да... Извините, я просто подумал... Наша девушка на объекте. Место глухое, вокруг - ни души... да можно сказать - одна, с бабой какой-то. Взять ее сейчас - и весь базар, можно завязывать комедию... Ну ясное дело - тихо...
      ГЛАВА 14
      Гардероб эксперта Семена Аркадьевича не отличался ни богатством, ни разнообразием. Поэтому Борихин и Василий в разнокалиберной одежде с плеча эксперта выглядели клоунами-неудачниками. Борисыч, мужчина плотной комплекции, испытывал сложности с застегиванием пуговиц: старик-то был сухонький, тогда как у Василия из штанин и из рукавов далеко выглядывали длинные худые конечности.
      Борихин, крякнув, уселся за стол - одежда угрожающе напряглась на швах - и налил себе кофе.
      - Босс, - Василий похлопал себя по широко разинутому в зевке рту, - а вы что, серьезно каждый день в такое время встаете?
      - Вообще-то раньше, если честно, - ответил Борихин. Василий всплеснул руками и закатил глаза в притворном восхищении.
      - Бонд. Джеймс Бонд!
      - Что? - не понял Борисыч.
      - Супермен вы, вот что. Моя б воля, я бы сейчас - шустрым кабанчиком под одеяло. - Борихин насупился.
      - Постеснялся бы. Молодой здоровый парень... - Вася сонно подпер голову кулаком.
      - Уже не такой молодой, как до встречи с вами.
      - Вот и отлично. Я с тобой как раз об этом поговорить и собирался.
      Но начать разговор сыщику не дал Семен Аркадьевич, который вошел в этот момент в комнату. Его интересовало, не желает ли молодежь отведать яичницы. Молодежь поупиралась было, понимая, что поневоле тунеядствует на небогатых стариковских харчах, но хозяин настаивал и заверил, что такого блюда им еще пробовать не доводилось - как-никак сорок лет практики. Когда старик зашаркал на кухню, Вася сам вернулся к прерванному разговору:
      - Босс, я, честно говоря, не понял последней реплики.
      - Знаешь, Василий, ты только пойми меня правильно... В общем, нам сейчас лучше расстаться. Или разделиться, так точнее. Ты чего улыбаешься?
      - А вы сейчас похожи на мужа, который уходит от жены к другой и подыскивает слова...
      - Я с тобой серьезно разговариваю, между прочим. Ты что не видишь, что меня тупо хотят убить? Причем не напугать, не отстранить. Именно уничтожить.
      - Так это ж хорошо. В том смысле, в каком вы сами говорили: значит, мы что-то нащупали!
      - Говорил, говорил. Только сейчас я о другом. Работает не шпана, работают люди вполне серьезные. Если они себе поставили такую цель, скорее всего, у них получится.
      - Это вам по утрам такие светлые мысли приходят? Тогда лучше спали бы до обеда.
      - Ты хоть иногда серьезным бываешь? - вздохнул Борихин.
      Василий внимательней присмотрелся к шефу.
      - Подождите. Вы что - не шутите?
      - Да какие уж тут шутки! Нет, ты меня пойми правильно: я тебя не увольняю. Просто... лучше тебе на время уехать. А потом, когда все уляжется...
      Парень так посмотрел на Борихина, что тот даже заерзал на стуле. И горечь в голосе Василия была неподдельной:
      - Вы меня уж совсем за ссученного держите, Игорь Борисыч.
      - Чего это вдруг у тебя блатная лексика прорезалась?
      - От радужного настроения! - огрызнулся парень.
      - Да пойми ты, дурак молодой: им не ты, им я нужен! Это же очевидно. И они так просто не успокоятся. Так что незачем нам вдвоем подставляться. Если хочешь знать, мне одному гораздо удобнее от них уходить будет.
      - Ясное дело! - Василий с досадой скривил губы. - Я же вам только мешаю!
      - Да не будь ты мальчишкой, Василий! Сам видишь - дело серьезное. Шутки кончились...
      - А я к вам не шутником нанимался, а сыщиком, между прочим.
      Борихин, когда спор развивался не так, как ему хотелось бы, имел скверную привычку повышать голос. Тут как раз он пустил в ход свое любимое оружие и взревел:
      - Да как с тобой говорить серьезно, если ты ничего понимать не хочешь?!
      В ответ Василий тоже взвился:
      - Не хочу! И вечным мальчиком быть не хочу! Хорошеньким вещам вы меня учите: если что - сразу в кусты!
      - Кто это тебя такому учит? Ты что несешь?
      - Ничего я не несу! Так и есть. Вы и своего сына так воспитывали бы?
      - Какого еще сына? - голос Борисыча вдруг зазвучал тихо и озадаченно.
      - Гипотетического! Какого...
      Оба сидели раскрасневшиеся от крика и отводили друг от друга глаза. Борихин закурил очередную сигарету и продолжал уже примирительным тоном:
      - Да пойми ты, чудак-человек, если с тобой что-нибудь случится, я себе вовек не прощу!
      - А я себя прощу, если вас одного брошу? Так, что ли?
      Старик-эксперт вошел с дымящейся сковородкой. Кое-что он слышал из кухни - не такие уж толстые стены были в доме, чтобы заглушить весь этот крик. Кое о чем догадывался - не трудно было. И душа у него болела, и хотел бы он дать совет, да все же не решился. А еще он понимал, почему Борихин так переживает из-за парня. Очень хорошо понимал! Для этого нужно было всего лишь прожить долгую жизнь. Так что, войдя в комнату, он только и сказал:
      - А вот и она - фирменная ментовская...
      - Я не буду, - хмуро отказался Вася.
      - Ты ешь, ешь, - усмехнулся Борихин. - У нас сегодня день долгий будет.
      Василий разулыбался и с молодым аппетитом набросился на действительно очень вкусную яичницу.
      В тесном предбаннике отделения милиции Толстый принял в объятия освобожденного Буржуя. Что, впрочем, было неудивительно: в сторонке невозмутимый, как всегда, Варламов подписывал необходимые бумаги. Хмурый и злобный Мовенко стоял рядом с адвокатом.
      - Так, замечательно. Ах да, еще здесь, - приговаривал Варламов, ставя, где следует, размашистую подпись. - Насколько я могу судить, к моему клиенту применялись недозволенные методы ведения допроса. Так, и еще здесь подпишем...
      - Он набросился на меня в присутствии свидетеля, безразлично-официальным тоном ответил Мовенко.
      - Конечно. Понимаю, понимаю, - охотно соглашался Варламов. - А вы - вот здесь, пожалуйста. И еще здесь. - Он повернулся к Буржую. - Владимир Владимирович, личные вещи...
      Владимир Владимирович Коваленко рассовал по карманам то, что было изъято из них при задержании, и задумался. Вспомнив, спросил:
      - А где часы?
      - Что? - переспросил майор.
      - Часы, - Буржуй смотрел на него в упор.
      - Дежурный! - гаркнул Мовенко.
      - Да, товарищ майор, - отозвался дежурный.
      - Часы там в списке есть?
      Дежурный просмотрел список и доложил:
      - Никак нет. Никаких часов не значится.
      - Нет так нет. Носи на память, - издевательски бросил Буржуй майору.
      - Эй, погоди, - вскинулся тот. - Ты что это возомнил, Коваленко? Что я на твои поганые часы позарился?
      - Да не дергайся ты. Говорю же: носи на память! Пусть они отсчитывают самое черное в твоей ментовской жизни время.
      - Пошел ты! Мне мои министр подарил, ясно?
      - Ясно. Я ему при встрече скажу, что он ошибся. - Коваленко отвернулся к Толстому и Варламову: - Пойдемте, господа. Воняет здесь!
      Когда вся троица оказалась вне отделения, Варламов, лукаво усмехаясь, обратился к Коваленко:
      - В следующий раз сообщайте мне раньше, Володя. Номер телефона не изменился.
      - Удивительный ты все же человек, Максим Максимыч, - признал Буржуй. - Ты что - даже не удивился, что я жив?
      - Скорее, обрадовался, - невозмутимо проговорил адвокат. - Я, видите ли, гораздо больше люблю живых клиентов, чем покойных. Платежеспособность, сами понимаете...
      После того как были проведены переговоры по телефону и получено добро на начало операции, командир и те, кто сидел в автомобиле, обменялись какими-то странными знаками. Потом первый вновь отправился на опушку и припал к окулярам, а оставшиеся занялись приготовлениями - достали из багажника мотки веревки и натянули на лица черные маски.
      В окуляре стереотрубы видны были сидевшие у могил Вера и Зина, и наблюдатель уже поднял руку, чтобы подать условный знак. Но тут в поле зрения объектива появился мотоцикл, выкрашенный в желто-синие цвета. Рука опустилась.
      Мотоцикл подкатил к гранитным обелискам, и из седла выбрался человек в милицейской форме. Узконаправленный микрофон, прикрепленный к тубе стереотрубы, прекрасно улавливал звук.
      - А я оцэ думаю - хто то до старои бабы Кати завитав... Прывит, Bиpo. Здрастуйтэ, - милиционер кивнул Зине. Вера, конечно, еще издалека узнала участкового Дончика.
      - Здравствуйте, Василь Васильич. Вот, помянуть приехала и подругу привезла.
      - Цэ дило хорошэ... - покивал Дончик и снял фуражку. - Посыджу з вамы трохы. Вы як, дивчата?
      - Конечно, садитесь...
      - Что значит - садитесь! - тут же раскокетничалась Зина. - У нас, между прочим, есть...
      - Э, ни, на служби, - и Дончик с сожалением посмотрел на бутылку с соблазнительной этикеткой.
      Наблюдатель, вернувшийся от стереотрубы к машине, поднял мобильный телефон и нажал кнопку повторного набора.
      - Алло, это снова я. У нас осложнения... Понял, уходим.
      Горячие струи приятно обжигали и расслабляли каждую мышцу, холодные - дарили бодрость и заставляли кровь быстрее бежать по жилам. Буржуй постанывал от наслаждения. Пять минут такого контраста, и можно позабыть о ночи, проведенной в камере. Он выключил воду и подошел к зеркалу. Рассеченная губа, синяк под глазом - как это напоминало былые времена. Владимир еще раз взглянул на свое отражение и иронично хмыкнул.
      Толстый, который все время, пока его друг смывал с себя тюремную грязь, топтался под дверью ванной, радостно приветствовал его возвращение к цивилизованной жизни. Вместе они направились в гостиную. По дороге Буржуй заглянул на кухню, приоткрыл двери в другие комнаты.
      - Да, хата у тебя миллионерская, - подвел он итог осмотру. - Вот не думал, что ты так роскошь любишь.
      - Это что! - довольный Толстый с гордостью обозрел свои владения и потащил Буржуя к широкому окну. - Ты панораму оцени! Видно, что в столице проснулся, не спутаешь. Опять же до нашей "Круглой башни" - рукой подать. До стойки - сто двадцать семь шагов ровно, я сам замерял.
      - Я ж говорю - куркулина ты.
      - Мне что! - Толстый тут же надел на себя личину аскета. - Я могу и на матрасике. Под пальтишком. Солдат всюду дома! Я, между прочим, о твоей сестре забочусь, ясно?
      - Ясно, - ухмыльнулся Буржуй. - У тебя выпить есть?
      - Полно. Мне же ведьма "стоп-машину" сварганила, так закрома нетронутые стоят.
      Бар действительно ломился от разнокалиберных бутылок. Буржуй налил себе коньяку и отпил. Толстый проводил бокал тоскливым взглядом и непроизвольно сглотнул.
      - Кстати, ты о Вере вспомнил, - оторвал его от невеселых мыслей Коваленко. - Она где?
      - Понятия не имею, - признался любящий супруг.
      - Да... - протянул Буржуй. - Достался мне зятек. Или кто ты мне, если по правилам? А вообще, неважно, потом разберемся. Когда все же Верка придет?
      - Сейчас позвоню, узнаю...
      - Погоди звонить-то. Давай решим, как действовать будем.
      - А чего решать? Ты ж уже тут, - Толстый всегда отличался железной логикой.
      - Так что мне - дверь ей открыть?
      - Нет, - засомневался Толстый, - дверь - это больно люто. Слушай, давай так. Ты прячешься в шкаф...
      - Ага! А когда Вера входит, вою оттуда погромче! Умнее ничего не придумал?
      - Так ты не дослушал просто, - Толстый укоризненно поглядел на друга. - Не надо выть. Я просто ей все выкладываю, она, ясное дело, не верит, тут я тебя и предъявляю! По-моему, гениально. Могу даже поспорить с ней на что-нибудь. Для понта.
      - Идиотски как-то получается. Год врал родной сестре, а потом еще и в шкаф залез.
      Толстый задумался, взвешивая этот довод. Потом оценивающе обвел взглядом всю обстановку в комнате. Для верности заглянул в спальню. И подвел итог:
      - Все равно в шкаф лучше, чем под кровать.
      - Думаешь? - засомневался Буржуй.
      - Сто пудов! Или можно еще так. Мы оба залазим в шкаф, я появляюсь первый и говорю: мол, Верка, спорим - я тут не один? Она железно решит, что я вру, захочет проверить, а там...
      Вера стояла в двери и держалась за косяк. Еще полчаса назад она сидела на могиле Буржуя и поминала его, а теперь он появился в ее гостиной живой, здоровый и в превеселом настроении. В том, что это живой Буржуй, а не его тень, не его привидение, она не усомнилась ни на секунду. Первой мыслью было, что весь прошлогодний ужас - это всего лишь страшный сон, кошмар, и вот теперь она очнулась от него, и ее брат просто забежал к ней в гости, а где-то там живая Амина нянчит своего ребенка, и баба Катя, как всегда, хлопочет по дому. Но потом пришло понимание: нет, жив только Буржуй - каким-то чудом, по какой-то причуде судьбы.
      Потом нахлынула ярость. Как же они могли! Как же эти два паясничающих урода посмели так с ней поступить! Как смеют они юродствовать сейчас! Да она же разорвет их в клочья!
      На смену злости пришла радость - брат все-таки жив! И жалость как же несладко ему приходилось весь этот год! И понимание - значит, так было назначено судьбой и нужно случившееся принять и жить дальше.
      Друзья так по-мальчишески увлеклись, что и не заметили - в гостиной они давно не одни. Буржуй продолжил мысль Толстого:
      - ...А там мой скелет! Нет уж, давай лучше, как сначала придумали. Я залезаю в шкаф...
      - Не надо... Не надо залезать в шкаф...
      Буржуй и Толстый, вздрогнув, замерли. Вера подошла к ним и остановилась в шаге, переводя взгляд с одного на другого и не произнося больше ни слова. Толстый первым не выдержал молчаливого упрека и с грохотом рухнул на колени. Через секунду к нему присоединился Буржуй. Вера взяла обе такие дорогие ей повинные головы за волосы и столкнула их, потом прижала к себе. Она и плакала, и смеялась.
      - Родные вы мои... Любимые... Что ж вы со мной делаете... Что бы я без вас делала...
      Вопль Артура разнесся по пустому залу и эхом отозвался в самых дальних закулисных углах.
      После очередной репетиции кутюрье, отпустив девиц, сидел у режиссерского столика и в свете настольной лампы тихо-мирно рассматривал рекламно-модельные журналы. Время от времени он отрывал глаза от глянцевых страниц и, возведя взор к потолку, восхищенно прицокивал языком. В один из таких моментов приобщения к великому перед просветленным этим взором вдруг предстал покойник в старом спортивном костюме, маловатом ему размера на два. Вот тогда Артур и заорал. А замолчав, попытался неумело перекреститься.
      - Хватит комедию ломать! - рявкнул покойник. - Что ты делал вчера?
      - Господи Боже. Вы... - пролепетал Артур. Перед ним стоял Борихин, а позади, в проходе, топтался Василий в странной вязаной кофте, рукава которой едва прикрывали ему локти.
      - Я видел... Вас это... На куски... Обоих... - продолжал лепетать перепуганный кутюрье.
      - Значит, видел, - с торжеством в голосе проговорил сыщик. Выходит, не ошиблись мы!
      - И...извините... Можно я вас потрогаю... - Артур начинал понимать, что перед ним не привидения, но желал в этом убедиться.
      - Так, шутки закончились. - Борихин брезгливо отдернул руку. Сразу тебе башку прострелить?
      - Нет... Не сразу... В смысле - не надо...
      - Минировал сам или нанял кого? - поинтересовался Борисыч. - Ну!!!
      - Что вам от меня надо? Не мент, а Вечный Жид какой-то! Природная наглость начала в Артуре брать верх над страхом. - Вас что - танком переехать надо?
      - Не дождешься, мразь, - рассердился Борихин. - Отвечай: взрывчатку сам закладывал? Кто приказал?
      - By зет маляд! Какая взрывчатка, вы что?! - опешил Артур и тут наконец сообразил: - Вы... Думаете, это я?! Да я за всю жизнь никого не заминировал. Я не умею!
      - Кем в армии служил? А?! Я тебя спрашиваю!
      Такое безумное предположение возмутило Артура до глубины души.
      - В какой еще армии? Этого мне только не хватало! Нигде я не служил. Нашли зеленого берета.
      Сыщик присмотрелся к сидевшему перед ним хлыщу и вынужден был признать:
      - Да уж это точно. Повезло отечеству. Теперь насчет "видел".
      - Да по телевизору я видел! Очень хорошая передача была, между прочим. И ваши изуродованные тела подробно показывали! Никому нельзя верить...
      - Где был во время взрыва?
      - Где, где... Дома, конечно.
      - Один? - Василий внес и свою лепту в допрос.
      - Нет. У меня свидетели есть! В смысле, свидетельницы. Несколько.
      Борихин пристально посмотрел на приободрившегося Артура. Было очень похоже, что тот не врет,
      - Ладно, живи пока, - решил сыщик. - Но мы еще вернемся. Смотри, если соврал!
      И оба, Борихин и его молодой помощник, торопливо зашагали по проходу. Артур взглядом проводил их до двери, а потом в изнеможении откинулся на спинку кресла.
      - Но, сэт эмпосибль, - пробормотал он. - Я больше не могу. В Брюссель я хочу, в Брюссель.
      "Ну вот, теперь и здесь у меня есть родная душа", - подумал Буржуй, когда навстречу ему, задрав трубой хвост и требовательно мурлыча, выбежал Рыжий. Еще утром такая мысль показалась бы Владимиру кощунственной здесь, на руинах прежней его жизни, где как будто бы до сих пор витали тени самых, близких ему людей. Но сейчас... Сейчас он чувствовал себя человеком, у которого появилось будущее. Он с улыбкой вспомнил, как не хотели его отпускать Вера и Толстый, упрашивая остаться у них. Но он хотел вернуться в свой старый дом. Он ощущал, что теперь у него появились для этого силы.
      Буржуй присел на корточки и стал гладить трущегося о ноги кота, приговаривая:
      - Что, потерял хозяина? Потерял, да, маленький? - Он подхватил Рыжего под грудь и выпрямился. И остолбенел. Перед ним стоял Кудла и глядел на него насмешливо-презрительно своими водянистыми глазами.
      - Ты... что здесь делаешь? - вырвалось у Буржуя.
      И уже когда слова были произнесены, он понял, насколько глуп этот вопрос. Перед ним стоял враг. Человек, которого еще совсем недавно он считал виновником гибели своих близких, за которым год безуспешно гонялся по огромной стране, за океаном и которого при встрече готов был убить как бешеного пса без слов и разбирательств...
      Кудла словно понял его смятение, криво усмехнулся и процедил:
      - Не притворяйся большим идиотом, чем ты есть. Я жду тебя.
      Разговор был начат, разговор следовало продолжать. Это был лучший выход из положения.
      - Почему здесь? - спросил Буржуй и снова почувствовал себя второгодником.
      Кудла только пожал плечами.
      - Потому что, в отличие от тебя, я не забираюсь в чужие дома как вор...
      - Да, ты не вор, - произнес Буржуй. - Ты убийца.
      Кудла спокойно кивнул:
      - Мне приходилось и так расчищать себе дорогу в жизни. Что это меняет? И вообще, не слишком ли часто ты об этом говоришь?
      - Зачем ты пришел? - сдавленным от сдерживаемой ненависти голосом проговорил Коваленко.
      - Как ни странно, предложить тебе стать на время союзником. Не думай, что мне самому это приятно, но я не хочу постоянно оглядываться и чувствовать, как ты дышишь мне в затылок.
      - Даже если я соглашусь, ты должен знать - я все равно убью тебя.
      Кудла устало вздохнул.
      - Давай вернемся к этому разговору после того, как сделаем то, что должны сделать. Сделаем вместе. Я ведь, кажется, не говорил, что собираюсь брататься с тобой навеки. Так что нам никто не помешает выяснить, кто из нас лишний на этом свете. Но согласись - тебе будет легче умирать, зная, что убийца Амины тоже умер.
      - Ты... узнал что-нибудь? - спросил Буржуй, и голос его дрогнул.
      - Пока нет. Сейчас все не так просто, как когда-то. Кроме того, я хочу услышать, как это было. Услышать именно от тебя.
      Это последнее требование помогло Буржую выйти из оцепенения, в которое он и раньше часто впадал в присутствии Кудлы. Нет, он не станет рассказывать этому человеку о том, как умирала его семья. Просто не сможет. И на союз с ним не пойдет, какие бы выгоды тот ни сулил и каким бы разумным в данной ситуации ни казался. Это не вопрос логики. Но Кудле такое не понять. И, пожалуй, впервые за все время знакомства с ним Буржуй посмотрел на стоявшего напротив человека с чувством превосходства и даже какой-то жалости:
      - От меня ты не услышишь ничего. Убирайся.
      - Будет нелепо узнавать детали от посторонних людей, - пожал плечами Кудла, и Буржуй про себя отметил, что это самый характерный для его врага жест. - Впрочем, как знаешь. Но тогда уж сделай одолжение - не путайся под ногами. Я отомщу сам. Так будет проще.
      И человек с глазами цвета застоявшейся воды спокойно повернулся к Буржую спиной и зашагал прочь.
      - Так. Приворотное из Йоркшира, ерунда полная. Это Сассекс, это пригодится. Это - тоже Сассекс, от сглаза. А вот это, по-моему, Девоншир. Это очень интересно...
      Доктор Костя сидел за столом в светлице ворожкиной хаты и при свете свечей - Стефания электричества не признавала - разбирал свои британские чемоданы. Из-за аврального режима, в котором он под нажимом ворожки работал все последние дни, руки до вожделенных снадобий у него дошли только сейчас.
      - Я бы, честно говоря, именно с этого и начал, - Константин обратился за одобрением к Стефании.
      - Добрэ. Робы, як знаеш, - согласилась та. Доктор с подозрением уставился на ворожку.
      - Какая вы сегодня демократичная. Надо же!
      - Toби жыты, - улыбнулась мудрая старуха. - Нэ мэншэ за мэнэ знаеш.
      - Спасибо за комплимент, коллега, - засиял осчастливленный Костя.
      За их спинами скрипнула дверь. На пороге стояла бледная Потылычиха. Она дышала так, словно бежала через все село.
      - И не хотила йты до тэбэ, Стэфо, а ногы сами прынэслы... отдышавшись, произнесла гостья.
      Стефания взглянула на нее так, будто давно ожидала ее появления.
      - То душа твоя хочэ тягар скынуты, бо вжэ нэ сыла твоя, проговорила ворожка. - Сидай, бидолашна. Стара Стефа тоби допоможэ, - она повернулась к доктору: - Костыку, иды до коморы, прынэсы...
      Но Константин уже шагал к двери.
      - Знаю, все знаю. Бессонные ночи дают результат. Между прочим, спецслужбы аналогичные препараты называют "сывороткой правды", - он исчез за дверью.
      - А ты нэ бийся, сэстро, нэ бийся, - Стефания усадила дрожащую Мотрю на лавку. - Цэ брэхаты важко, а правду казаты лэгко, правда - вона як вода тэчэ. Лэгко, чысто...
      ...Костя, держа в руке зажженную свечку, возился в стоящем в стороне от хаты сарае, то и дело спотыкаясь в полумраке и высматривая нужные склянки и пучки трав.
      - И еще вот это, - он уронил одну из баночек и, пристроив свечку на полке, принялся ползать по полу. - Вот зараза! Нет, хранить препараты в таких условиях - это уже совершенно... Ничего, я здесь скоро сам все систематизирую. Электричество проведу. И будет у нас порядок...
      Между тем в хате Стефания ворожила, склонясь над обмякшей бабой Мотрей. Она проводила ладонями у той над головой, оглаживала ей плечи и приговаривала:
      - Ничого, моя бидна. Ничого. Я тилькы сылою жывою тоби допоможу и правда з тэбэ лэгко-лэгко пидэ. Бо хто в coби чорнэ носыть, той сам бэз свитла жывэ...
      Таинственную тишину разорвал громкий стук молотков. Казалось, он доносится отовсюду, четкий и безжалостный. В щелях закрытых ставней показались огоньки пламени.
      Потылычиха выпучила глаза, прикрыла ладонью разинутый от ужаса рот и вскочила с лавки. С удивительной для своего грузного тела легкостью она заметалась по светлице. Потом бросилась к двери и с криком стала о нее биться. Но дверь была заколочена наглухо.
      - Ой, рятуйтэ! - взвыла Мотря. - Людонькы добри, та що ж воно робыться?! Допоможитъ!!! Люды-ы-ы!!! Стефания, совершенно спокойная, с торжественным видом подошла к иконам и перекрестилась:
      - Господи Всэдэржытэлю! Просты и помылуй мэнэ, рабу твою гришну...
      ...Костя, испуганный стуком и криками, припал к щели в стене сарая. Хата уже пылала, и в свете пожара он увидел страшные фигуры, подобные той, которая являлась ему когда-то в ночных кошмарах - черные комбинезоны, глухие маски. Теперь фигур было много. Доктор отполз в темную глубину сарая, зажал рот рукой и беззвучно заскулил, выпучив безумные глаза.
      Толстый зашевелился и разбросал руки. Сквозь сон в его сознание пробилось ощущение какого-то дискомфорта. Оно оформилось в мысль: что-то не так, что-то не в порядке. Он открыл глаза. Его рука лежала на простыне там, где должна была лежать Вера. Толстый судорожно приподнялся и посмотрел на циферблат. Второй час ночи. Он вскочил с кровати и пошел искать жену.
      Заглянув по дороге в несколько пустых и темных комнат, он обнаружил, что из под двери в одну из ванных выбивается полоска света. Решив постучать и узнать, все ли с Верой в порядке, он положил огромную ладонь на дверь. Она распахнулась.
      Вера стояла к Толстому спиной, и плечи ее содрогались от беззвучных рыданий. Испуганный, он подлетел к жене и обнял ее. И только тогда увидел в ее руках узкую полоску. Он уже знал, что это такое. Тест на беременность. Много раз видел он такие у Веры, делая вид, что понятия не имеет, для чего предназначена эта белая картонная штуковина и как действует.
      Сейчас на полоске проступили два ярких кружочка: ответ положительный.
      ГЛАВА 15
      Буржуй спал, и на его лице блуждала счастливая улыбка. Ему снилось, что он бредет по весеннему, уже зеленому лесу, собирает ландыши для любимой. Ландышей вокруг очень много, их целые поляны, и он набрал полную охапку. Цветы одуряюще пахнут, их аромат будит какие-то давние щемящие воспоминания. От них на душе у Буржуя немножко тревожно, но это светлое чувство, потому что прошлое, ожившее в его сознании, исполнено счастья, и оно дарит надежду и обещает новое счастье впереди. Может быть, скоро, ухе там, за этой поляной, за кромкой леса, за редеющими деревьями. И Буржуй идет дальше, а впереди призывным маячным огоньком мелькает на фоне белоснежного цветочного ковра охотящийся на бабочек Рыжий.
      Чье-то прикосновение перенесло Буржуя в реальность. Все еще улыбаясь, он открыл глаза. Кот - рыжее пятно на белой простыне - вспрыгнул на кровать и деликатно трогал лапкой руку хозяина: пора, мол, вставать. В окна сквозь неплотно задернутые шторы пробивался свет яркого солнечного утра и безжалостно обнажал все приметы запустения - серый налет пыли на мебельной полировке, осколки выбитого стекла на полу, колышущуюся на сквозняке паутину в углах.
      Буржуй подхватил кота и отправился на кухню кормить животное. И каждый шаг будил в нем воспоминания. Вот его гимнастические кольца - болтаются, как петли виселиц в ожидании приговоренных. Вот фотографии на стенах - за патиной пыли угадываются лица Амины, бабы Кати, малыша. Вот детский манеж с яркими игрушками - самый страшный призрак убитого счастья...
      Буржуй прислонился к стене и закрыл глаза. Кот вырвался из рук, спрыгнул на пол и, отбежав, жалобно замяукал. Этот зов помог Владимиру прийти в себя, он вошел на кухню и набрал номер на мобильном телефоне.
      Воскресенский предпочитал являться на службу за час до урочного времени: можно без суеты настроиться на напряженный ритм рабочего дня. Стоя в ожидании лифта, он уже предвкушал, как использует этот самый любимый им отрезок времени. В кармане зазвонила мобилка.
      - Алло, - отозвался он, и лицо его вытянулось. - Снова вы. Знаете, мне начинает осточертевать то, что вы ко мне цепляетесь, ясно? Я уже, кажется, обещал вам обратиться в милицию... Да, не сделал, потому что мне не нужны скандалы. Я вообще не хочу привлекать к себе внимание... Меня не интересует ваше мнение... Зачем я здесь появился - это мое дело! Мое - и больше ничье... Послушайте, я не знаю, кто вы, но мне не нужны никакие союзники...
      Отключив телефон, он инстинктивно оглянулся и едва удержался от невольного восклицания: за его спиной стояла секретарша Алла. На ее красивом лице ничего не отражалось - обычная маска строгой деловитости и невозмутимого спокойствия. Угадать по этому лицу, слышала ли она разговор, Воскресенскому было не по силам.
      Алла вежливо поздоровалась и прошла мимо остолбеневшего начальника в открывшуюся кабинку лифта. Вперив ей в спину подозрительный взгляд, Воскресенский шагнул следом.
      Вера всегда просыпалась легко - стоило только открыть глаза. Обычно она тут же вставала. Нужно было сварить кофе, приготовить завтрак любимому мужу. Вот он лежит рядом и чмокает во сне губами, как младенец.
      Младенец. Сегодня Вере вставать не хотелось. Ее переполняло ощущение такого огромного счастья, что она боялась: вот сейчас попробует подняться и взлетит. Неужели у нее будет ребенок? Маленький Толстый. Она лежала и прислушивалась к себе.
      Большой Толстый заворочался рядом. Вера скосила глаза. Любимый муж захлопал ресницами. Уставился в потолок еще осовелым взглядом. Что-то вспомнил и улыбнулся этим своим мыслям, стал поворачиваться на бок - к Вере лицом.
      Она тут же закрыла глаза и притворилась спящей. Но Толстый не поверил.
      - О чем думаешь? - спросил на всякий случай шепотом.
      Она сдалась и ответила:
      - Я не думаю. Я чувствую. Знаешь, как хорошо просто лежать и чувствовать. А ты о чем думаешь?
      - Как о чем? О нашем пацане, ясное дело.
      - Почему о пацане? - улыбнулась Вера. - А если будет девочка?
      Толстый даже приподнялся на локте и воззрился на нее ошалевшим взглядом:
      - Чего?! Какая девочка?
      - Маленькая такая, хорошенькая. - Тут с Толстого слетели и остатки сна.
      - Ты что такое говоришь, а? - шумно завозмущался он. - Нет, ты что - специально издеваешься? Девочка! Да что я с ней делать буду?
      - Будешь о ней заботиться. Любить ее будешь, защищать.
      - Вер, ты это... Не дразни меня, слышишь? Ни о какой девочке базару не было. - Вера расхохоталась:
      - Ладно, успокойся. Будет тебе пацан. - Толстый воспринял это обещание вполне серьезно и успокоенно откинулся на подушки.
      - Так бы сразу, - проворчал он. - Девочка! Лишь бы испугать человека.
      - Извини, Толстый, не обижайся. Это я от счастья, - улыбнулась Вера.
      Толстый улыбнулся в ответ и положил руку ей на живот. Сказал задумчиво:
      - Вот ведь чудо. Кажется - нет пацана и в помине, а скоро со мной в футбол играть будет.
      - Какой ты быстрый! - возмутилась покорная жена. - Его, между прочим, еще надо выносить, потом родить...
      - Да ладно, - Толстый состроил презрительную гримасу. - Выносить, родить. Это уже не мои проблемы. Сама разбирайся. А мне пацана такого реального - вынь да положь!
      - Как скажешь, любимый, - Вера снова была сама покорность, но до конца свою роль доиграть не смогла и разулыбалась. - Слушай, а Буржую говорить будем?
      - Ну ясное дело! - авторитетно заявил Толстый. - Кому ж и говорить, как не родному деду!
      - Почему деду? - захихикала Вера.
      - Ну этому, дяде... Какая разница!
      На тумбочке зазвонил телефон, и Толстый снял трубку
      - Да, - бросил он в микрофон. - А вот и дядя, - сообщил он Вере, хотя она и так уже узнала отчетливо различимый голос брата. - Только тебя вспоминали, - пояснил он родственнику и другу. - Ты как, Буржуй?
      - Хреново я, - голос в трубке звучал угрюмо. - Знаешь, вы, наверное, вчера были правы: не стоило мне уходить от вас.
      - А я говорил - хоть всю жизнь оставайся на постое. Вот не слушаешь умных друзей, а потом сам жалеешь.
      - Я думал - справлюсь, - пожаловался Буржуй. - А тут, куда ни повернусь... Одним словом...
      Пауза затянулась. Видимо, собеседник Толстого не знал, как объяснить, что его гнетет, и тот поспешил ему на выручку:
      - Я понимаю. И вообще - ну его, этот дом! Что на нем - свет клином сошелся?! Я тебе подыщу квартирку по соседству - зимний сад, два клозета, все дела...
      - Нет, - прервал Буржуй эти соблазнительные речи. - Я буду жить в этом доме. Когда-нибудь. Когда смогу...
      - Вот и отличненько! Сможешь - скажешь. А пока что оборудуем тебе на кухне раскладушечку. В тесноте, да не в обиде, уж не обессудьте...
      - Ладно, заканчивай хвастаться, - рассмеялся Владимир. - Видел я твою тесноту! Ты в офис собираешься, простой человек? На часы смотрел?
      - О-о! - дурашливо проворчал Толстый. - Начальство вернулось.
      - Теперь не я, теперь ты начальство. Или забыл?
      - Как же, забудешь тут с вами! Мне, кстати, сегодня тебя по любому предъявить надо. А то народ точно решит, что я поплыл, а доктор купленный. Так что давай, закрывай там все, бери котейку, а я за тобой заскочу...
      - Только давай скорей, ладно? - попросил Буржуй. - Тошно одному...
      - Не извольте беспокоиться, дядя.
      - Сам ты - дядя.
      - Нет уж, извините... - Толстый едва удержался от соблазна тут же выложить другу потрясающую новость, но справился с порывом. - Ладно, полетел на водные процедуры. Кстати, Верунчик тебя целует.
      - Ее тоже поцелуй от меня. Только сдержанно, слышишь? По-братски. А то я тебя полдня ждать буду...
      Обстановка в квартире эксперта Семена Аркадьевича напоминала нечто среднее между чаепитием в Мытищах и советом в Филях. Хозяин жилища отсутствовал, а Борихин с Василием устроились на кухне и кипяточком из электросамовара разводили растворимый кофе.
      - Значит, я так понимаю, выходить из подполья мы не собираемся. Печально... - подвел Василий итог первому этапу совещания.
      - Почему печально? - не согласился с ним Борихин. - Если хочешь знать, у нас появился уникальный шанс...
      - Это понятно. Я, вообще-то, совсем о другом. О личной жизни, Игорь Борисович. О маленьких внеслужебных радостях...
      - Тьфу! - возмутился старый сыщик. - Я с ним как со взрослым человеком, а у него девчонки на уме.
      - Скажите спасибо, что не мальчишки, - подначил его Василий.
      - Спасибо, - буркнул Борихин. - Ладно, хватит ерундой заниматься. Давай о деле. Подведем итоги. На сегодняшний день все, кроме Семена Аркадьевича и Артура, который вроде бы ни при чем, считают нас мертвыми. Так? Это - плюс. Большой, но пока что единственный. Базы мы лишились, все материалы уничтожены. Однако на нашей стороне фактор абсолютной неожиданности. Долго использовать его, не обнаружив себя, мы не сможем...
      - Если вообще сможем, - прервал Василий оценку обстановки.
      - Ты это о чем?
      Борихин с подозрением уставился на помощника, ожидая очередной подначки, но парень сохранял серьезность:
      - Ваши бывшие коллеги - не идиоты, между прочим. Взрыв-то взрыв, но когда они не обнаружат наших бренных останков...
      Борисыч вздохнул:
      - Сам об этом все время думаю. Кстати, насчет этих самых, как ты выражаешься, бренных останков. О каких это разорванных трупах наш модельер лепетал?
      - Кто его знает, - пожал плечами Василий. - Может, со страху. А может, телевизионщики подмонтировали. А что - им сенсация нужна, а не голая ментовская правда. Как говорится, кто на кого учился...
      - Ладно, запишем пока в загадки...
      - Многовато загадок насобиралось. С отгадками у нас хуже.
      - Вот именно. Поэтому давай составим план действий...
      - Что вы все - действия, действия, - напустился на начальство бесцеремонный Василий. - Мы с вами ни разу не пытались просто подумать: что, собственно, происходит!
      Борихин слегка удивился такой перемене ролей. Обычно Василий придерживался прямо противоположного принципа: он предпочитал по-суворовски ввязаться в бой, а уж потом разбираться, что к чему. Решив не замечать прямое нарушение субординации, Борисыч нравоучительно заметил:
      - Надо накапливать оперативный материал. Сидя на диване, преступления не раскрывают.
      - Шерлок Холмс, между прочим, с вами бы не согласился.
      - Шерлоку Холмсу легче: он придуманный, - отрезал Борихин и продолжал развивать свою мысль. - Конечно, в полном отрыве от окружающих мы работать не сможем. А Семена Аркадьевича стеснять неловко. И так уже... В общем, мне кажется, первый человек, с кем мы должны связаться, - это Толстов...
      - Вот это правильно! - одобрительно покивал Василий. - Пусть возместит ущерб! И вообще - два дня, как пора зарплату получить.
      Борихин грозно посмотрел на нахального юношу. Помолчал. Потом махнул рукой и благоразумно решил не реагировать на пацанские выходки - себе дороже станет.
      - Во-первых, - продолжил он, - его обманывать мы не имеем права, мы на него работаем. Во-вторых, мы не сообщили ему даже того малого, что узнали - о твоих людях в черном, например. Кроме того, у него тоже могут быть новости. И, наконец, я просто ему верю...
      - А своему дружку-майору, выходит, - не особенно? - невинно поинтересовался Василий и таки добился своего.
      - Ты что, совсем того?! - цыкнул на него Борихин. - Я Серегу двадцать пять лет знаю!
      - Тогда я чего-то не понимаю...
      Борисыч сразу же успокоился и принялся объяснять:
      - Тут у меня расчет простой. Может, в отношении Сереги не совсем красивый, но ничего, он простит...
      - А что за расчет?
      - Сам посуди: я для Мовенко все равно мент, а бывший там, частный - неважно. И давний товарищ. Да его ребята, расследуя мою смерть, такую деятельность разовьют - никому мало не покажется! Что-нибудь да всплывет... Тут Василий снова не удержался от иронии:
      - Может, человек восемь уже призналось. А мы тут сидим и ничего не знаем.
      - Хватит умничать, Василий. Ты до его уровня дорасти, а потом будешь симпатии-антипатии демонстрировать.
      Но Вася слишком хорошо помнил перекрестный допрос в кабинете Мовенко, и наглый тон, и покровительственные замашки.
      - Не хочу я, - отказался он.
      - Чего не хочешь?
      - До вашего Мовенко дорастать не хочу. Сразу видно, что он карьерист и на допросах зверствует. Из-за таких, как он, народ ментов ненавидит.
      Обстановка вновь начала накаляться, Борихин побагровел. Но тут входная дверь в квартиру открылась, и на кухню протиснулся Семен Аркадьевич, едва выглядывавший из-за огромных пакетов, которые он нес перед собой.
      - Вот и я, молодые люди, - объявил старик. - Знаете, я так давно не был в магазинах модной одежды. Просто глаза разбегаются. В мое время было совсем не так. Василий, я немного сомневался насчет фасона туфель, но надеюсь, вы простите старика... - Борихин строго посмотрел на помощника и заверил эксперта:
      - Простит, простит. Спасибо вам огромное, Семен Аркадьевич.
      Вчерашняя встреча с покойником произвела на Артура такое неизгладимое впечатление, что он счел за благо отменить очередную дрессировку девиц и остался дома. Береженого, как известно, и Бог бережет. Уже с утра тонкая и впечатлительная натура художника потребовала допинга, и вскоре благодаря знакам почтовой оплаты модельер плохо соображал, что вокруг происходит. В одном халате он сидел за столом, на котором стояла бутылка минеральной воды и белел лист бумаги с аккуратно разложенными на нем марками. И напрасно парижские коллеги будущего великого кутюрье демонстрировали в телевизоре свои последние достижения. Артур даже не смотрел на экран - так был поглощен процессом. Он любовно оторвал половину марки и отправил ее в рот. Но просмаковать посыл до конца не успел - зазвонил телефон. Артур поморщился, но трубку взял.
      - Алеу. Же вуз экут, - томно произнес он в микрофон. - Да, я... Как вы сказали?.. Манифик... - вторая половина марки отправилась вслед за первой. - Мир прекрасен и полон неожиданностей. Уау... Что? Нет, я себя чувствую очень хорошо. 0-о-очень... Коман? Конечно же, я знаю Веру... С удовольствием... Я, сет а дир, люблю это нежное, порочное существо. Я даже вас люблю, хоть мы и незнакомы... Ну не будьте таким грубым, зачем? Мир совершенен. И мы совершенны в нем! Поверьте! Даже трупы больше не исчезают, а продолжают ходить по городу в поисках радости... Что вы! Я вообще не пью... Это совсем другое... Как вы сказали? Встретиться с Верой? Хорошо, сегодня же!.. Хочу ли я мести? Бьен сюр, хочу! Но она...Она должна быть окрашена во все цвета радости. Как жопа мулатки на бразильском карнавале... Нет, это так просто - имажинасьон артистик... Конечно, конечно, звоните мне позже. Звоните мне всегда...
      Артур положил трубку и уже окончательно отъехал, откинувшись на спинку стула.
      - Уже уходишь?
      Лиза вышла из комнаты, когда Пожарский накинул пиджак и направлялся к двери. Олег был человеком самолюбивым и часто переживал из-за того, что окружающие будто бы подозревают в нем все мыслимые и немыслимые недостатки. Особенно ему не хотелось бы показаться смешным в глазах Лизы.
      - Глупо, да? - Он даже покраснел слегка. - Изображаю примерного мальчика, хожу на службу. Может, плюнуть на все, сказать, что заболел? Поедем за город, куда-нибудь подальше отсюда...
      - Нет, Олег. Давай не будем давать им повода для подозрений.
      - Им? Интересно, ты кого именно имеешь в виду?
      - И тех, и других, - Лиза подошла к Олегу и обняла его. - Для меня теперь весь мир делится на нас с тобой и всех остальных.
      - Для меня - тоже. Наверное, нужно было встретить тебя, чтобы понять это.
      Зазвонил телефон. Лиза, к которой он был ближе, взяла трубку.
      - Алло, - сказала она. Слушая, что ей говорят на другом конце линии, она слегка изменилась в лице и, шепнув Олегу: "Это они", протянула ему трубку.
      - Да, сделал. А вы? - достаточно твердо произнес он в микрофон, отвечая на вопрос. - Нет, не через час и не в этом месте. А в шесть вечера и как можно ближе к центру. Я не хамлю, а сообщаю свои условия. Если вы захотите тут же пристрелить меня, то пусть вам будет не слишком удобно. А в офис я просто обязан заехать: во-первых, - чтобы все шло, как обычно, а во-вторых, то, что вас интересует, лежит у меня в верхнем ящике стола... Где? Хорошо. Я буду ровно в шесть.
      - Олег, милый, будь осторожнее. Я прошу тебя! - Испуганная Лиза прижалась к Олегу, но тот нежно отстранил ее и поставил портфель.
      - Погоди минуту, - бросил он девушке и стал набирать номер телефона.
      Лиза покорно стояла и ждала. Судя по тому, что Олег нащелкал на кнопках дюжину цифр, звонил он далеко. И говорил по-английски. За его коротким вопросом последовала длинная пауза. Потом ему что-то ответили, он поблагодарил, и на этом разговор закончился. Но Олег долго не вешал трубку, а молча таращился на телефон. Лиза в конце концов не выдержала:
      - Что? Олег, почему ты молчишь?
      Тот повесил трубку и повернулся к ней лицом:
      - Пятьсот тысяч долларов лежат на моем счету в "Ситибэнк оф Майами", - он очумело помотал головой, словно желая стряхнуть с себя наваждение. - Бред какой-то. Как будто это не со мной происходит. Как все, оказывается, просто...
      Скептики были посрамлены. Анатолий Анатольевич Толстов не врал, не выдумывал и не порол чушь в приступе белой горячки. Ибо сам Коваленко Владимир Владимирович, основатель фирмы, слегка смущенный, но вполне материальный и очень даже живой, стоял перед сотрудниками своего предприятия. Его даже можно было потрогать. Рядом с ним переминался с ноги на ногу, как застоявшийся конь, весьма довольный произведенным впечатлением, а посему расплывшийся в широчайшей улыбке генеральный директор.
      Буржуй тоже пытался улыбаться, но у него не очень получалось. Слыша недоуменный ропот и понимая двусмысленность ситуации, он решил объясниться:
      - Ну что вы так смотрите, друзья? Это я. С кем-то я не виделся очень давно, с кем-то вообще не знаком. Но это я, Владимир Коваленко, и я жив. Так иногда случается в жизни, что нужно исчезнуть. Да не волнуйтесь вы! Уж, во всяком случае, я - не призрак. Так что, пожалуйста, живите и работайте спокойно, как и раньше...
      Уловив, что с объяснением у него не очень-то ладится, Владимир решил переключиться на конкретного человека. Он уже давно выхватил взглядом из толпы высокого парня в строгом деловом костюме. Парень держался чуть отстранение, а окружающие явно видели в нем начальника.
      - Извините, вы Алексей Степанович? - спросил Буржуй у молодого человека.
      - Да. Здравствуйте, - слегка натянуто проговорил тот. Буржуй протянул ему руку.
      - Тол... Анатолий Анатольевич очень много хорошего рассказывал о вас.
      Воскресенский пожал протянутую руку. Человек он был очень неглупый, и фантазии у него хватало, когда дело касалось финансовых операций, но вот в реальной жизни двусмысленностей, недоговоренностей и скользких ситуаций он не любил. А потому, кивнув в знак благодарности, тут же попытался перевести разговор в знакомую ему плоскость:
      - Вы, наверное, захотите изучить суть текущих сделок и механизм управления...
      И был совершенно ошарашен, когда Буржуй поспешно ответил:
      - Нет, не захочу. Сейчас - так наверняка. Да и потом вряд ли.
      В этот момент в приемную вошел Пожарский. Завидев его, Буржуй бросился навстречу:
      - Олежка! Наконец-то!
      Но ответного порыва Коваленко не дождался. Не то чтобы Пожарский проявил как-то свое недовольство или обиду, но и особого энтузиазма не выказал, и глаза его смотрели чуть в сторону. Так что Буржуй даже слегка притормозил в полуметре. Не такой реакции от старого друга он ожидал. Но потом, решив, что все это ему почудилось, все же крепко обнял Олега и с чувством сказал:
      - Ну, здравствуй.
      Пожарский вяло приподнял руку, изображая ответное объятие, во второй руке он так и продолжал сжимать свой кейс.
      - Ты чего? - поразился Буржуй. - Что, тоже не веришь, что я живой?
      - Отчего же, верю, - Олег криво улыбнулся. - Мне еще вчера сообщили...
      - Ладно, еще наговоримся, - похлопал его по плечу Буржуй и повернулся к Толстому: - Ну что, босс, отпускайте людей работать.
      - Люди! - огласил Толстый. - Отпускаю вас работать!
      Воскресенский счел нужным добавить:
      - Да, господа, давайте приступим.
      Маленькая толпа стала потихоньку рассасываться. Люди уходили, негромко, но оживленно обсуждая увиденное. Вопросов оставалось больше, чем было получено ответов.
      - Ну что, Толстый, Олежка, - сказал Буржуй, когда они остались почти одни. - Вот мы и снова вместе. Хоть и не все, - добавил он печально.
      - Ладно, может хватит торчать в коридоре? Айда ко мне! - предложил Толстый, покосившись на Аллу.
      - Вы идите. Я... позже зайду.
      - Чего это ты так? - Буржуй внимательно посмотрел на Пожарского.
      - Нужно сделать кое-что. Срочное...
      - Ну ладно, сделай, раз такое срочное, - чуть обиженно проговорил Буржуй. - И давай приходи, мы тебя ждем.
      Оказавшись у Толстого в кабинете. Буржуй восхищенно присвистнул.
      - Ну как? - расплылся хозяин в самодовольной улыбке.
      - Роскошно, господин генеральный! Слушай, а секретарша у тебя! Я красивее женщины в жизни, наверное, не встречал. Как это Верка тебе позволила?
      - Вот еще! - пожал могучими плечами строгий супруг. - Стану я разрешения спрашивать! А Алла у нас - дама, конечно, уникальная. Выглядит всегда на шесть баллов, ничего не забывает, а в остальном - как Штирлиц. С товарищами по работе поддерживает ровные отношения, в связях замечена не была...
      - А что с Олежкой происходит? Нет, я понимаю, он, конечно, обиделся на нас и все такое... Но какой-то он совсем странный.
      - Не то слово, - подхватил Толстый. - Раньше заходил ко мне все время. Выходные у нас с Веркой просиживал. Недавно у него барышня завелась так он мне первому прибежал рассказать. Радостный такой был. А последние дни творится с ним черт знает что! Хотя, если честно, я бы на его месте тоже обиделся. А я еще тогда говорил - давай Олежке скажем!
      - Ну говорил, говорил...
      - Так вот иди к нему и подтверди! - вынес свой приговор Толстый.
      - Пойду, куда я денусь, - покорно согласился с ним Буржуй.
      - Главное - про меня скажи! И еще скажи, чтобы вечером был у нас! Без никаких! - покончив с ультиматумом, Толстый поинтересовался: - А когда в дела въезжать будешь?
      - А вот ни в какие дела, дружище Толстый, я въезжать не собираюсь. У меня сейчас одно дело... - поднявшись, ответил ему Буржуй и отправился к Пожарскому.
      В кабинете Олега он оседлал стул и посмотрел на Пожарского. Тот как-то не очень убедительно изображал вялую деятельность, перекладывая с места на место бумаги.
      - Все дуешься? - начал Буржуй примирительным тоном. - Не надо, Олег. Ну прости, может, я действительно глупо поступил. Кстати, Толстый с самого начала ворчал, что нужно тебе все рассказать.
      - Очень благородно с его стороны, - буркнул Олег.
      - Да что с тобой, в самом деле? - изумился Буржуй и усмехнулся: Смотри, я еще подумаю, что ты не рад меня видеть.
      - Рад. Правда рад, Буржуй, - деревянным голосом заверил его Пожарский.
      - Тогда не стесняйся, прояви радость. А то по тебе не скажешь, честное слово!
      - Настроение не игривое...
      - А что случилось?
      - Да ничего. Так, личное...
      - А помнится, были времена - мы друг другу все рассказывали.
      - Да. "Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя". Помнишь такую старую песню?
      - Почему только песню? Я все помню, - Буржуй чувствовал непонятное напряжение. - Это ты, по-моему, что-то забыл, Олежка. Что-то важное. Сидишь вот передо мной - и тот, и не тот. Прямо чужой человек какой-то... Мне даже говорить с тобой как с родным не хочется.
      Пожарский оторвал наконец глаза от дисплея и пристально посмотрел на Буржуя.
      - А ты что - действительно считаешь меня родным?
      Коваленко даже брови вскинул.
      - Конечно, - ответил он без тени сомнения. - Да что с тобой, в конце концов?!
      - Сам не знаю. Повзрослел, наверное.
      - Повзрослел! Я за этот год, когда каждый день, каждую ночь ждал встречи с убийцей, не повзрослел, а постарел. И все равно знаю одно: на этом свете очень мало людей, которых я люблю, за которых сдохнуть готов. Но они есть! И ты - один из них. Ясно тебе?
      Пожарский напряженно сглотнул слюну.
      - Знаешь, за все это время Толстый ни разу не сказал мне ничего похожего. Хоть мы и виделись каждый день.
      - А говоришь - повзрослел. Да ты - мальчишка, Олег! - в словах Буржуя, как и опасался Пожарский, слышалась легкая насмешка, но говорилось это так искренне и с таким дружеским участием, что Олег не ощутил ни малейшей обиды. - Ты так и не понял, - продолжал Коваленко тем временем, - Толстый вообще говорить серьезно не умеет, его от красивых слов тошнит! Он просто сделает ради друга все - вообще все, без исключения! - Владимир поднялся со стула. - Ладно, работай, вечером соберемся у Толстого и Веры - поболтаем...
      Он направился к двери.
      - Буржуй, постой.
      Коваленко удивленно оглянулся. Голос Пожарского звучал как-то странно. В нем слышались и мольба, и решимость.
      - Что такое? - Буржуй удивленно вскинул брови.
      - Давай... - горло у Пожарского перехватило, он сглотнул. - Давай поговорим прямо сейчас. Пожалуйста. Мне действительно очень нужно с тобой поговорить.
      В приемной вдруг загрохотали тяжелые шаги, зазвучали резкие голоса, что-то повалилось на пол.
      - Это еще что там? - Буржуй бросился к двери. У стены под дулами автоматов стояли охранники офиса. Парням с надписью "ОМОН" на спинах они, видимо, не сдались без боя: один, несмотря на приказ положить руки на затылок, держался за бок и стонал. У второго капала кровь из рассеченной брови.
      Вслед за своими бойцами в комнату вошел Мовенко - невозмутимый и хмурый.
      - Не двигаться! - гаркнул он.
      - А ну поспокойней, - в тоне Толстого, который появился в дверях своего кабинета, не было и тени испуга, скорее в нем читалась легкая насмешка.
      - А ну молчать! - раздраженно прикрикнул Мовенко. - Свои понты будешь перед стажерами гонять, ясно? Вопросы есть?
      - Найдется парочка, - заверил майора Толстый и повернулся к секретарше: - Алла, быстро Варламова ко мне на мобильный!
      - А ты, я смотрю, все не наиграешься, - молчавший до этой секунды Буржуй глядел прямо в глаза ненавистного майора.
      Мовенко сделал знак бойцам, и те в момент повалили Буржуя на пол и сковали ему руки за спиной.
      - Эй, вы там, полегче! - С этими словами Толстый кинулся на выручку другу, но, видимо, такой вариант предусматривался сценарием, потому что в грудь гиганту уперлись сразу три ствола. Одного бойца тут же приставили к вышедшему из своей комнаты Пожарскому.
      - Ты задержан, Коваленко. Вот ордер, - в голосе майора звучало торжество. - В машину его!
      - Везем к нам? - поинтересовался кто-то из бойцов, видимо водитель, Мовенко на мгновение задумался.
      - Нет, не к нам, - решил он наконец. - Сначала - на объект.
      ГЛАВА 16
      Ближе к полудню Вера решила пройтись по магазинам. Вечером у них в доме устраивалась вечеринка для очень узкого круга по поводу воскрешения Буржуя, и муж велел не ударить лицом в грязь. Так что следовало прикупить кой-какие вкусности.
      Открыв дверь на лестничную площадку, Вера шагнула за порог и едва не уперлась носом в широченную спину. Непоколебимая стена чуть вздрогнула и пошевелилась: ее хозяин решил продемонстрировать и фасад. Вера задрала голову.
      - Ой, Ваня... Привет!
      Хозяином спины оказался один из охранников Толстого.
      Он сдержанно улыбнулся:
      - Добрый день.
      - Что, Толстый забыл что-нибудь?
      - Нет. С этого дня я охраняю вас, Вера Леонидовна.
      - Шутишь! В доме и так охрана, как в банке каком-нибудь!
      - Приказ Анатолия Анатольевича, - произнес парень ровным тоном.
      - Ну если приказ - заходи, - развеселилась Вера и сделала шаг в сторону.
      Охранник с сомнением посмотрел на узкое пространство, в которое ему предлагали протиснуться, и решил воздержаться от попытки:
      - Спасибо, Вера Леонидовна, я подожду здесь.
      - Слушай, Вань, кончай выпендриваться, ладно? Киборга будешь перед другими изображать. И вообще, какая я тебе Леонидовна. Просто Вера, понятно?
      - Понятно.
      - А если понятно, то давай заходи. Сейчас будем кофе пить.
      - Спасибо, я не хочу, - не поддавался упрямый Ваня.
      - А я хочу. Так что будешь сидеть напротив и охранять меня.
      Подведя черту, Вера направилась в глубину квартиры. Охранник послушно последовал за ней, не забыв, впрочем закрыть дверь на все замки.
      - Ну, Толстый... - усевшись за стол, Вера многообещающе покачала головой.
      Кофе был выпит, а задача перед Верой оставалась прежняя. И в сопровождении огромного невозмутимого Ивана она наконец вышла из подъезда своего престижного дома-башни.
      - Слушай, Вань, но хоть машину мне Толстый, который Анатольевич, водить разрешил? - полюбопытствовала она.
      - Да, конечно, - кивнул Иван.
      Они направились к автомобилю. Наметанный глаз телохранителя, шедшего, как и положено, чуть сзади Веры, уловил, как на скамейке, стоявшей в стороне, зашевелилось яркое цветовое пятно. Иван насторожился и зафиксировал взгляд на пятне. В их направлении плавающей походочкой двигалось странное существо неопределенного пола. Бледное лицо его контрастировало с костюмчиком, который переливался всеми цветами радуги. Еще издалека существо сделало им ручкой.
      - Верунчик! Ма шери...
      Сомнений у Ивана не оставалось, и с неожиданной для его монументальной фигуры прытью он переместился вперед, заслонив Веру от подходившего субъекта. Тот испуганно замер и озадаченно уставился на телохранителя.
      - Погоди, Вань, - Вера вышла из-за прикрытия и обратилась к странному типу как к старому знакомому: - Господи, это что - действительно ты?
      Артур, который еще не совсем пришел в себя после утреннего кайфа и не до конца понимал, какая сила его сюда привела, смущенно потупился и признался:
      - Муа...
      - С ума сойти! Вот уж не думала, что еще увижу тебя когда-нибудь. Ты откуда взялся?
      - Так, - небрежно отозвался Артур. - Из Брюсселя... - Вера расхохоталась:
      - Проездом?
      - Почему? Вот, вернулся домой. Первым делом - к тебе. Повидаться.
      - Рисковый ты парень, Артурчик, - восхитилась Вера. - Толстый, по-моему, выбрал тебе для проживания другое полушарие.
      - Ну, это же все в прошлом. Ле сувенир де жюнесс. Если хочешь знать, мы даже виделись.
      - С Толстым? Ничего себе! Только не говори, что он тебя обнял и прослезился.
      - Ну, не обнял. Хотя, в общем, ласково так сказал, что не имеет ничего против, если я останусь.
      - Но в гости не приглашал, верно?
      - Я надеялся, ты пригласишь. По старой дружбе... - Разговор велся на ходу, и все это время молчаливый Иван темной тучей нависал над Артуром. Тот наконец не выдержал:
      - Экуте, мсье. Вы нас не оставите на несколько минут? Сами понимаете - старая дружба, много времени не виделись...
      Телохранитель не отреагировал. Зато Веру реплика задела:
      - Слушай, Артурчик, у меня очень классное настроение. Но все равно не настолько, чтобы говорить с тобой о старой дружбе. Слишком уж много ярких воспоминаний, сам понимаешь. Так что давай договоримся: я никому, даже Толстому не скажу, что ты здесь был. А ты за это мне никогда не встретишься, даже случайно, договорились? Если хочешь, я могу дать тебе денег на электричку - до самого Брюсселя...
      - Ком трист, - Артур изобразил на лице обиду и тоску. - Никто не хочет помнить добра. А ведь у меня в этом городе кроме вас с супругом - никого.
      - Ты хорошо понял то, что я сказала? - в голосе Веры прозвучали жесткие нотки - те, из прежних лет.
      - Понял, понял, - поспешно заверил Артур. - Какие вы здесь все злые. Мэ пуркуа?
      Уже не обращая никакого внимания на "старого друга", Вера уселась за руль. Иван втиснулся рядом. Они отъехали.
      Артур долго смотрел им вслед, лицо его кривила злобная гримаса.
      - О ревуар, ма птит Вера, - многозначительно прошипел он и направился к своему кабриолету.
      Следом за ним с места тронулась и другая машина, из которой все это время внимательно наблюдали за происходившим.
      По пригородному шоссе несся странный кортеж. Впереди мчались милицейские машины. В одной из них сидел Буржуй, который уже сообразил, что направляются они в Волчанку. Сидевший рядом майор очень внимательно следил за реакцией задержанного. Губы Мовенко то и дело кривила недобрая ухмылка. Похоже, эта поездка была только первым из подготовленных им сюрпризов.
      Чуть сзади, в полусотне метров от милицейских машин, следовали два джипа. В переднем Толстый разговаривал по телефону:
      - В общем, пока едем. Едем, говорю!.. А черт его знает, куда! Или я сошел с ума, или в Волчанку... Да, в ту самую. В общем, Максим Максимыч, не отключайся, будь на связи все время... Так на подзарядку поставь! Но чтобы не исчезал ни на секунду!.. Спасибо.
      Передние автомобили уже действительно въезжали в знакомое село. Быстро миновав центр, они проехали дальнюю околицу и затормозили у свежего пепелища, которое еще дымилось. Толстый остановил свои машины метрах в пятидесяти от милицейских и вышел. Каким бы испуганным он ни был в тот вечер, но место это узнал сейчас сразу же. Еще несколько дней назад он опирался на этот вот самый плетень, когда его перестали слушаться ноги. А потом ведьма совершала над ним свои дьявольские обряды... Решившись, Толстый зашагал к сгоревшей хате.
      Буржуй не отводил от пепелища наполненного ужасом взгляда. Он и не пытался скрывать, что ему страшно. Безумно страшно. Еще год назад в этом же самом селе он стоял у такого же пепелища... Буржуй всхлипнул, но сумел справиться с собой. Закрыл глаза и только после этого смог отвернуться от почерневших руин.
      - Что здесь... произошло? - дрожащим голосом спросил он у Мовенко.
      Тот ни на секунду не отводил бдительного взгляда от Коваленко.
      - Это ты мне расскажешь! - глухо и зловеще произнес он. - Причем в деталях и очень скоро.
      - Слушай, майор, ты ошибаешься... - в эту минуту Буржуй попросту был не в состоянии говорить грубо. - Ошибаешься уже во второй раз.
      Мовенко вынул из кармана часы в целлофановом кулечке и поднес их к глазам Коваленко.
      - Эти тогда искал? Вот мы и нашли. На то мы и милиция! Правда, место неудачное - прямо рядом с подожженным домом. Даже чуть стекло оплавилось...
      Глаза Буржуя расширились. В ту же секунду он бросился на майора. Руки у Коваленко были скованы за спиной, но он рассчитывал сбить мента с ног ударом плеча. О том, что будет дальше, не думал - просто искали выход пережитый страх и нахлынувшая ярость. Рывок не удался. Два бойца ОМОНа удержали его легко, как ребенка.
      - Ну и сволочь ты, майор, - с ненавистью проговорил Буржуй, глядя на Мовенко побелевшими от злобы глазами. - Сам подбросил или приказал кому?
      - Молчать! Говорить будешь, когда я велю. - Казалось, майор был зол не меньше Буржуя.
      Санитары проносили мимо труп в плотном пластиковом мешке.
      - А ну постойте, - поманил их пальцем майор.
      Носилки поднесли поближе, и он рывком расстегнул молнию на мешке. Лицо Буржуя перекосила гримаса ужаса, и он отвернулся.
      - Ты смотри, какой слабонервный... - протянул Мовенко.
      Он сделал знак рукой, и санитары унесли труп. Майор повернулся к Буржую и с хладнокровным интересом стал наблюдать, как того корежат судороги, как он извивается в руках державших его милиционеров.
      - Да пустите же!.. Мне плохо!.. - закричал Коваленко, и тут его вывернуло на траву. Справившись с рвотой, он тихо попросил, глядя в глаза майору: - Уведите меня отсюда... Пожалуйста... Я не могу здесь...
      - Это что - признание? - Мовенко смотрел в упор.
      - Перестаньте меня мучить, слышите, - снова сорвался на крик Буржуй. - Этот запах... Да как вы не понимаете?! Точно так же убили мою семью...
      - Хватит ныть, Коваленко, - майор не желал проявлять сострадание. - Вот именно: этой ночью две женщины убиты точно так же, как год назад твоя семья. И ты мне собираешься девочку корчить?
      - Женщины? - Буржуй вдруг понял, что у него появился шанс. - Вы сказали - две женщины? А где доктор? Доктор где?
      - Что ты мелешь? Какой доктор?
      - Костя. Константин. Он был учеником Стефании. Он жил здесь. Найдите же его! Что вы стоите?!
      - Хватит орать! - прикрикнул на Буржуя майор и вопросительно посмотрел на своих подручных.
      - Это, наверное, тот мужик, который в траве выл, - предположил один из милиционеров.
      - Давай его сюда, - велел Мовенко.
      - Так он в шоке. Его в больницу отвезли.
      - Слушай, майор, поговори с ним! - торопливо заговорил Коваленко. - Слышишь? Он мог все видеть! Или хоть что-нибудь...
      - Сначала ты мне все расскажешь, - Мовенко был непреклонен.
      Толстый, наблюдавший за происходящим, подал голос:
      - Буржуй, держись. Варламов на связи. Будет на месте сразу же.
      - Уберите посторонних, - рявкнул майор.
      Омоновцы тут же принялись теснить Толстого и его охрану.
      - Поехали! - кивнул Мовенко тем двоим, которые держали Коваленко, и зашагал к машине.
      Буржуя потащили следом. Он пытался вывернуть голову и кричал Толстому:
      - Узнай, где был ОН! ОН - ты понял меня? Толстый, узнай обязательно!
      Его впихнули в машину, и дверца за ним захлопнулась.
      После того как ОМОН, забрав Буржуя, отбыл восвояси, а Толстый последовал за ним, Воскресенский остался в офисе за старшего. Ничего хорошего от оставшегося рабочего дня ждать не приходилось. Сотрудники собирались группками и обсуждали события, работать никто уже не мог. И Алексей понимал, что изменить что-нибудь, во всяком случае сегодня, ему не по силам. Поэтому распустил людей по домам. В конторе, кроме него, оставалась Алла, да где-то у себя в кабинете заперся Пожарский и ни разу не выглянул.
      Воскресенский ушел к себе в комнату и попытался продолжить прерванные визитом милиции занятия. Но, промучившись час-другой, убедился что попытка эта безнадежна - мысли помимо его воли возвращались к странным, выбивающим из колеи событиям последних дней.
      Придумав для себя какой-то предлог, Воскресенский вышел в холл. Сжимая в руке нож для бумаг, Алла склонилась над большим пакетом из плотной желтой бумаги. Он был уже вскрыт. Заметив начальника, девушка поспешно сообщила ему:
      - Вам принесли пакет, Алексей Степанович. По-моему, тут какие-то фотографии.
      Замерев на секунду, Воскресенский подскочил к секретарше и выхватил пакет у нее из рук.
      - Что?! Какого черта?! - заорал он. - Вы что, читать не умеете?
      Алле никогда не приходилось слышать в голосе Воскресенского, всегда невозмутимого и ровного в обращении, подобных истеричных ноток. Она изумленно вытаращила на начальника глаза, однако быстро пришла в себя и принялась оправдываться:
      - Но... Вы же сами велели мне вскрывать всю почту, поступающую на ваше имя, и докладывать только о важном.
      - Ничего подобного! - почти взвизгнул Воскресенский. Алла уже совершенно оправилась, и на ее лицо вернулась маска ледяного спокойствия.
      - Не кричите на меня, - голос секретарши был ровен и холоден. - Вы совершенно точно дали мне такое указание.
      - В таком случае я его отменяю! Вам ясно?! - Воскресенский говорил сердито, но уже не кричал.
      - Да, Алексей Степанович, - спокойно ответила Алла.
      - Очень хорошо! - Воскресенский справился с собой и с пакетом в руке направился к своему кабинету. На пороге он остановился и почти заискивающим тоном спросил: - А вы... видели, что там?
      - Нет, - невозмутимо сказала Алла. - Я не успела. Еще пару секунд главный менеджер с недоверием и опаской смотрел на секретаршу, потом скрылся в кабинете и хлопнул дверью.
      Почти весь день Пожарский просидел в кабинете взаперти в своей излюбленной позе для раздумий: ноги на столе, руки закинуты за голову. Без нескольких минут пять он очнулся, сбросил ноги со стола и быстро набрал на компьютере коротенькое письмо. Распечатав его на принтере, еще раз перечитал и сунул в конверт. Дотянулся до ящика стола, достал из него дискету и задумчиво повертел ее в руках. Потом решительно сунул в тот же конверт и жирным маркером написал на нем единственное слово: "Буржую". Покончив с этим, взглянул на часы, несколько минут над чем-то размышлял, а потом лихорадочно забарабанил по компьютерной клавиатуре. На дисплее замелькали столбцы с цифрами, схемы, диаграммы.
      В назначенное место Олег успел за несколько минут до условленного времени. У колонны со статуей Святого Михаила, как всегда, было людно: подростки на роликовых досках, трудовой люд, подтягивающийся к станции метро, обычные завсегдатаи центральной площади города. Пожарский обошел вокруг круглого основания памятника, на котором обозначены были расстояния до крупнейших городов мира, криво ухмыльнулся. Ирония судьбы: всю жизнь он мечтал побывать в неведомых чужих местах. Теперь вот мечта становится явью, да что-то радости это не приносит.
      Прямо перед Пожарским, преграждая ему дорогу, остановился незнакомец. Олег, хоть и ждал встречи, но все же вздрогнул. Странный тип: застывшее лицо, строгий костюм, черные очки. Но главное, что тип этот стоял перед Олегом в совершенном молчании и без движения.
      - Ну? - бросил Пожарский.
      Все так же не произнеся ни звука, роботоподобный пришелец вынул из кармана телефон, набрал какой-то номер и протянул трубку Пожарскому. Тот приложил ее к уху. Знакомый Олегу патефонный голос прошипел:
      - Здравствуйте, Олег, Данные при вас?
      - Да.
      - Вы уже связались с банком?
      - Связался.
      - Вот видите, мы играем честно. Отдайте дискету моему человеку.
      - Ваш человек похож на киборга, - зачем-то сказал Олег.
      - Какая разница? - отозвался голос в трубке. - Вы его видите последний раз в жизни. Дискета у него?
      Пожарский протянул дискету пугающе молчаливому человеку. Тот сунул ее во внутренний карман, извлек оттуда же конверт и вручил Олегу.
      - Да, - сообщил парень трубке.
      - Отлично. Желаю вам легко и весело прожить оставшуюся часть жизни, мистер Фуксман. Бай, - трубка заныла короткими гудками.
      Человек-киборг тут же отобрал ее и растворился в толпе, так и не произнеся за время встречи ни единого слова.
      Пожарский отошел под прикрытие колонн почтамта и открыл конверт. В нем оказались два американских паспорта. В одном было вклеено его фото, в другом - фото Лизы. Настороженно оглядевшись по сторонам, Олег набрал свой домашний номер:
      - Алло, Лиза? Это я... Слушай меня внимательно, девочка. Очень внимательно. Сейчас же, прямо сейчас, в эту секунду, звони в турбюро - любое, какое попало - и закажи два авиабилета до Майами. Пускай будет тур, что угодно, это неважно. Лишь бы на сегодня! Билеты должны быть выписаны на имена Томаса Фуксмана и Лиз 0'Брайен. Запомнила?.. Нет, лучше запиши. Так теперь зовут нас с тобой. Ты все поняла? Обязательно сделай это, любимая, слышишь, обязательно! Иначе все может получиться очень плохо...
      На дорогу домой у Пожарского ушло двадцать с небольшим минут. Он бегом поднялся по лестнице, подбежал к дверям и позвонил - раз, другой, третий. Наконец, потеряв терпение, лихорадочно открыл дверь ключом.
      - Лиза! Лиза! - закричал он еще от двери. Квартира отозвалась молчанием. Он заскочил на кухню, пробежал в комнату. Никого. Только горит настольная лампа да белеет под ней лист бумаги. Олег схватил его. Записка от Лизы. Он быстро пробежал ее глазами. Не поверив себе, перечитал еще раз. Буквы на листе плясали и расплывались. "Олежка, любимый, прости, я не смогла выполнить твое поручение. Сразу после тебя позвонила мама: отцу совсем плохо, я должна быть сейчас с ней. В конце концов, несколько дней ничего не решают. Мы с тобой будем очень-очень счастливы. Твоя Лиза".
      Олег выронил кейс, и тот с грохотом ударился о пол.
      Варламов дожидался своего любимого клиента в отделении милиции. Пока закованного в наручники Буржуя держали под руки два конвоира, он потребовал у майора постановление о задержании. Мовенко передал ему документ. Адвокат долго и тщательно изучал его, затем принялся зачем-то с самым невозмутимым видом рассматривать обратную, незаполненную сторону бумаги. Майор наконец не выдержал:
      - Ну сколько можно? Что неясно?
      - Все ясно. Хотя и весьма косвенно.
      - Прямо ли, косвенно, а на парашу он садится! - Варламов благодушно покивал:
      - Грубовато, но по сути верно.
      - Погоди, Максим Максимыч, - Буржуй, привыкший, что с появлением адвоката все проблемы улаживаются немедленно, был потрясен. - Ты что, отдаешь меня ему?!
      - Увы, дорогой Володенька. Все мы - всего лишь честные слуги закона.
      - Да какого закона?! - взревел Коваленко. - Он - садист, сволочь.
      Варламов лишь вздохнул сожалеюще:
      - Боюсь, вам придется провести эту ночь в довольно неприятном месте.
      - И не только эту, я обещаю! - хмуро обнадежил их Мовенко.
      - В отличие от господина следователя я ничего не могу обещать, но... - спокойно проговорил адвокат. - Одним словом, ждите меня завтра утром.
      - Да придумай же что-нибудь! - Буржуй все еще не верил собственным ушам.
      - Постараюсь. - Варламов снова повертел постановление в руках, вернул его майору и зашагал к двери. - До завтра, господа.
      Коваленко проводил его тоскливым взглядом.
      - В камеру его! - рявкнул майор, лишь только за адвокатом захлопнулась дверь, и, уже обращаясь к Буржую, с тихой угрозой добавил: Надумаешь каяться - не тяни. Я здесь ночевать не собираюсь.
      - Дай пистолет.
      - Но Анатолий Анат...
      - Дай, говорю! - прошипел Толстый, отнял оружие у одного из своих ребят и обратился к остальным: - Резко. Как учили. Ясно? - Телохранители молча кивнули, Толстый махнул рукой. - Вперед!
      Холл-мастерская в особняке Кудлы был ярко освещен. Сам хозяин стоял у мольберта в измазанном краской комбинезоне и дописывал картину. Когда зазвенели стекла в разбитых окнах, а в коридоре загрохотали шаги, он оторвался от работы и неспешно отвернулся от мольберта. На него уставились стволы нескольких пистолетов.
      - Ты все-таки решил убить меня? - равнодушно спросил Кудла у Толстого. Ни страха, ни удивления в его голосе не было.
      Тот вместо ответа поинтересовался в лоб:
      - Где ты был вчера вечером?
      - Что-нибудь случилось?
      - Я задал вопрос. И, если сейчас же не услышу ответ, прострелю тебе голову. Причем с легким сердцем.
      И Толстый, не раздумывая, выстрелил в полотно, закрепленное на мольберте. Пуля свистнула совсем рядом с виском Кудлы. Тот развернулся и с неподдельным интересом стал рассматривать отверстие, появившееся в картине. Пощупал его пальцем. Потом пожал плечами.
      - Все равно она мне так и не удалась до конца. Словно чувствовала, что ее ждет.
      Он стал тщательно вытирать кисти о тряпку. Затем накинул на полотно покрывало и занялся тюбиками с красками. Пауза затягивалась, и Толстый опять вскинул пистолет. Кудла улыбнулся и сказал, не отрываясь от своих занятий:
      - Вчера я играл. Часов с восьми и довольно долго.
      - Где?
      - В "Бинго".
      Толстый дал знак одному из своих людей, и тот направился к выходу, на ходу набирая номер на мобильном телефоне.
      - Проиграл, выиграл? - поинтересовался Толстый.
      - Я всегда выигрываю.
      - Это мы сейчас увидим.
      - Что-нибудь с Буржуем? - Кудла все так же неспешно продолжал разбирать краски и укладывать их в этюдник.
      - И не мечтай, понял? - голос Толстого зазвучал пугающе мощно.
      - Я надеюсь, не с твоей женой? - Гигант сорвался:
      - Только попробуй еще раз упомянуть мою жену - и я тебе кишки выпущу.
      - Хорошо, не буду. Хотя я спросил искренне. Послушай, а если бы я вчера не играл в казино, а, например, работал здесь, один, как вот сейчас, - ты бы в самом деле убил меня?
      - Да.
      - Значит, мне снова везет. Я бы очень не хотел умереть, не отомстив...
      Минуты ожидания казались бесконечными. Но Кудлу это словно не волновало. Он по-прежнему был занят работой: чистил мастихином палитру, полоскал в растворителе кисти, сортировал рулоны с полотном. Наконец явился человек Толстого и просто кивнул шефу головой. Толстый опустил пистолет и подошел к Купле поближе. Заглянул в глаза.
      - Слушай, почему я все равно не верю ни одному твоему слову?
      - Потому что ты - воин. И потому что ты гораздо умней своего друга Буржуя. Я тоже никому никогда не верю.
      В камеру СИЗО через зарешеченное окошко над дверью едва пробивался лучик света от тусклой лампочки, горевшей в коридоре. Набитые в тесное помещение сверх всякой меры, задержанные спали вповалку. Авторитеты - на нескольких дощатых нарах, большинство же, а в их числе и Буржуй - прямо на полу вдоль стен.
      Один из урок, лежавших на нарах, вдруг открыл глаза - ясные, не затуманенные сном. Несколько минут он настороженно прислушивался к храпу, потом сел и спустил ноги с помоста. Из подошвы ботинка он выдернул тонкую и острую как бритва полоску стали - заточку. И совершенно бесшумно, осторожно огибая лежавшие на полу тела, подошел к спящему Буржую. Над ним он простоял еще несколько минут, не сводя глаз с его кадыка и словно бы примериваясь. Затем опустился на колени. Рука его, сжимавшая заточку, медленно пошла вверх.
      ГЛАВА 17
      Буквально за мгновение до того, как рука с заточкой начала опускаться, кто-то из спящих хрипло и протяжно застонал, борясь с очередным кошмаром. Буржуй чуть приоткрыл глаза и заворочался, пытаясь устроиться поудобней. Этого оказалось достаточно. Отточенное лезвие ударило в стену в сантиметре от горла, оставив на штукатурке зловещий глубокий след.
      Нападавший тут же занес заточку для второй попытки, но проснувшийся уже Буржуй перехватил его руку в полете. Некрупный, но жилистый урка оказался неожиданно сильным, к тому же налегал всем своим весом. Кончик лезвия снова оказался в опасной близости от горла Буржуя. Зажатый в углу и все еще сонный, Коваленко изнемогал. Он понимал: еще пару минут такой борьбы - и он не выдержит напряжения. А это означало смерть. И тогда Буржуй воспользовался примитивным, недейственным приемом, известным ему еще с детдомовских лет. Он плюнул в лицо противнику. Тот инстинктивно отпрянул и на долю секунды ослабил нажим. Но этого Буржую оказалось достаточно, чтобы вывернуться и откатиться от стены.
      Камера давно уже не спала, ее обитатели тайком следили за поединком, но никто не собирался вмешиваться.
      Оторвавшись от противника, Буржуй мгновенно вскочил на ноги - в доли секунды оказался на ногах и нападавший. Он двинулся вперед, выставив перед собой лезвие. Но тут уж преимущество перешло на сторону Коваленко: он был выше, тяжелее и - спасибо Толстому - обучен незаменимой науке драться. Выждав момент, когда урка сделал выпад, Владимир развернулся на четверть оборота - лезвие пролетело мимо его живота - и нанес противнику в лицо страшной силы удар локтем. Тот только всхлипнул, отлетел в сторону и грохнулся спиной о железную дверь.
      Тут же в камере загорелся яркий свет. Буржуй увидел наконец лицо своего врага и запомнил его на веки вечные. В замке заскрежетал ключ. Урка мгновенно юркнул мимо Коваленко и бросился на нары, затерявшись среди остальных. Груда тел приняла его и поглотила. Буржуй остался стоять посреди камеры один, как палец.
      В камеру вошли охранники. Только сейчас ее обитатели заворочались, хрипло заматерились, выражая недовольство беспределом фраерка, нарушившего сон мирных людей.
      - Что, придурок, не спится? - вкрадчиво осведомился у Буржуя старший наряда и кивнул своим людям: - В изолятор его! Пусть посидит в помещении санаторного типа. И смотри, - снова обратился он к Владимиру, начнешь бакланить - покалечу!
      Коваленко подхватили под руки и потащили куда-то по коридору. Благо, что путь был недолог. Вскоре Буржуя швырнули в темноту за одну из дверей. За его спиной лязгнули запоры. Оглядевшись, он обнаружил, что в тесном и душном каменном мешке он совершенно один. С огромным облегчением Буржуй прилег на сырой и склизкий пол и через минуту уже спал.
      Точечный светильник высвечивал из темноты только компьютерную клавиатуру да руки над ней. Руки умело бегали по клавишам, и на экране дисплея высвечивались столбцы с цифрами, схемы, диаграммы. Невидимый в темноте человек, разглядывая их, заинтересованно хмыкал и цокал языком. Потом вставил в дисковод новую дискету и, оставив на дисплее прежние данные, открыл окно с новыми. Замелькали такие же столбцы, схемы и графики. Несколько минут невидимка изучал их и сравнивал, а потом протянул с ленивой угрозой в голосе:.
      - У-у, мальчоночка. Это ты зря...
      Мовенко сидел за столом и со свирепым выражением на лице изучал протоколы свидетельских показаний. Напротив него устроился Максим Максимович Варламов и с доброжелательной улыбкой наблюдал за тем, как майор, пробежав глазами очередной листок, с отвращением отшвыривал его в сторону. Наконец полетела на стол последняя бумажка из нетолстой стопочки, и Мовенко поднял на адвоката злые глаза.
      - Быстро вы "липу" стряпаете. Господин стряпчий...
      Максим Максимыч невозмутимо забарабанил пальцами по кожаной папке. И голос его был исполнен все той же обычной доброжелательности:
      - Будьте любезны, в беседе со мной употребляйте исключительно нормативную лексику.
      Мовенко развернулся лицом к "свидетелям", которые сидели на стульях у стены. Среднего возраста мужичок в бомжеватой одежке равнодушно поглядывал в окно, а молодая парочка даже здесь сдержанно, но весьма последовательно проявляла взаимную сексуальную симпатию.
      - А подумали хорошо? А? Ложные показания - статья серьезная. На несколько лет, между прочим, на нары загреметь можно.
      - Протестую, - с некоторой даже ленцой проговорил Варламов. - Вы снова пытаетесь оказать давление на свидетелей.
      - Моя б воля, - злобненько крякнул майор, - оказал бы я на них давление! По-другому бы запели...
      - Знаете, господин майор, скажу вам по большому секрету, - начал доброжелательный Максим Максимыч, - вашей неразборчивостью в средствах уже заинтересовались в порядке прокурорского надзора. Да-да. Прокуратура - очень нелицеприятное заведение, если честно. Мне сам Евгений Петрович Подолякин сообщил сегодня утром о своих подозрениях в отношении вас. Слышали о нем, конечно? Золотой души человек! Правда, часто требует применения строжайших мер к нечистоплотным коллегам, но зато преферансист исключительный! Мой давний хороший знакомый, заметьте...
      - А вот пугать меня не надо, господин Варламов! - огрызнулся Мовенко, но глаза его настороженно блеснули. - Не надо, ясно? - И он отвернулся к мужичку: - Значит, от показаний не отказываетесь?
      - Как можно! Я такой - за правду помру!
      - Послушайте... э... господин майор, - вмешался адвокат. Подписанные показания свидетеля у вас. Характеристика прилагается. Что вас, собственно, не устраивает? Человек рабочей специальности, отзывы положительные, умеренно пьющий, не судим, рыболов-любитель, член коммунистической партии.
      - Какой партии? - заинтересовался Мовенко.
      - А что такое?! - тут же обиделся мужичок. - Имею право! Я и в этом... в профсоюзе состою, между прочим! С одна тыща девятьсот семьдесят восьмого года. Так вот! Ясно?
      - Ясно, ясно. Вы насчет вчерашнего ничего не путаете?
      - Че путаю? Че путаю? - все больше заводился член профсоюза. - Это вы меня не путайте. Я энтих буржуев по жизни ненавижу. Пролетарской ненавистью! Так вот!
      - Это, кстати, что за специальность такая - водитель-механик ассенизаторной техники. Говновоз, что ли?
      - Ну не всем же на "мерседесах"... - с классовой точки зрения разъяснил мужичок. - Так вот, я на прудок-то давно повадился. Потому как считаю - рыбалка, она это... принадлежит народу! Только, бывало, энтот ваш на работу мильйоны грести, - я за удочку и вперед! Там караси, товарищи, исключительные во! А этот жмот их и не ловил даже. Бывало проплывется туды-сюды, только рыбу распугает - и в халатик, кофий пить. Одно слово - капиталист. Ну так вот, а как сгинул он, так я прудок, можно сказать, национализировал. Рыбку прикормил, площадочку себе оборудовал. Житуха! Когда смотрю - вчера принесла энтого нелегкая! Ну я уйти-то не ушел, так - за кусток передвинулся. Да он меня и не видел даже. Бродил, кота выгуливал, морда буржуйская, задумчивый такой...
      - Так что, он и в дом не заходил?
      - Отчего - заходил, ясен бубен. Шастал туды-сюды, нервировал.
      - До которого часа вы ловили рыбу?
      - Так рази упомнишь? Я на рыбалку часы не беру. Не... Как это "счастливые часы не наблюдают", во!
      - Но, согласно вашим показаниям, вы не ушли, даже когда стемнело?
      - А то! К ночи самый жор пошел! Кто ж тебе от такого уйдет?
      Майор махнул рукой и утратил всякий интерес к рыболову-коммунисту.
      - Ну а вы, юные ленинцы, что - другого места не нашли?
      Молодые люди, на которых обратил теперь свое внимание Мовенко, оторвались наконец друг от друга и молча, с равнодушно-скучающим видом уставились на милиционера.
      - Господин майор, - поморщился Варламов, - процедура становится неоправданно утомительной. Свидетели достигли половой зрелости - вот справка и к тому же практиковали исключительно предварительные ласки, что ясно отражено в их показаниях. Подобное деяние...
      - Знаю, знаю. Свидетели свободны. - Проводив троицу глазами до двери, Мовенко принялся разбирать бумаги на столе с таким видом, будто в кабинете он остался один.
      - Простите великодушно, - скромно напомнил о себе адвокат. Хотелось бы забрать клиента. - Майор сжал зубы и поднял трубку:
      - Коваленко на выход... Да! - Он уставился на Варламова: - Вот я его из-за вас выпускаю, а ведь он убийца-маньяк!
      - Ай-ай-ай! Что вы говорите! - искренне засокрушался адвокат. Спасибо, что предупредили, я буду исключительно осторожен.
      Через пять минут, которые следователь и адвокат провели в демонстративном игнорировании друг друга, в комнату ввели Буржуя. Был он, что и не удивительно, слегка помят, но на майора смотрел волком.
      - Доброе утро, господин Коваленко, - приветствовал его Варламов.
      - Утро-то доброе, Максимыч. Ночь была злая, - Буржуй повернулся к Мовенко. - Я хочу сделать официальное заявление: ночью в камере меня пытались зарезать.
      - Что? Что ты несешь, Коваленко! Кому ты нужен...
      - Я помню лицо этого типа. Я хочу знать, кто поручил ему это сделать. Максим Максимыч, мы никуда не уходим, ясно? Делай все, что надо.
      Понадобился еще целый час на официальное оформление процедур и на то, чтобы убедиться - никого, хоть отдаленно напоминавшего ночного противника Коваленко, среди задержанных не оказалось. В чем, впрочем, с самого начала не сомневались ни майор, ни Варламов, ни даже упрямый Буржуй.
      Утренний час Воскресенского подходил к концу, и на этот раз главный менеджер был весьма доволен собой: есть задел на весь оставшийся день да и кое-какие планы на перспективу проработаны. Алексей сидел за главным компьютером и заканчивал последнее из намеченных на утро дел.
      В комнату вошла Алла с пачкой бумаги для принтера. Секретарша тоже любила, чтобы к началу рабочего дня все было готово заранее. Увидев Воскресенского, она почему-то растерялась настолько, что даже забыла поздороваться.
      - Извините, я... - начала она.
      - Ничего, ничего, - недовольный тем, что ему помешали, Воскресенский просто махнул рукой, не отрываясь от своего занятия. Но Алла не уходила. - Что? В чем дело? - Алексей отвел глаза от дисплея и раздраженно взглянул на девушку.
      - Простите, вы... копируете информацию?
      - Да, я именно копирую информацию, - раздраженно подтвердил Воскресенский. - И не очень понимаю, почему, собственно, должен перед вами отчитываться.
      - Но... - сделала Алла робкую попытку возразить.
      - Что - "но"? - раздражение Воскресенского нарастало.
      - Вы же знаете, Анатолий Анатольевич просил не выносить информацию, которая хранится в главном компьютере, из офиса, работать с ней только здесь. Вы и сами это много раз говорили.
      Алексей резко повернулся на вращающемся кресле и зло посмотрел на девушку. Потом заговорил, легко прихлопывая ладонью по столу:
      - Так и есть. Это касается всех остальных. А вот я, главный менеджер компании, буду работать с ней, где и как мне вздумается, ясно вам? В том числе и у себя дома! Анатолий Анатольевич не часто бывает в офисе, особенно в последнее время, если вы заметили! И вообще, какого черта! Идите займитесь своими непосредственными обязанностями. Я что - неясно выразился?
      - Конечно, извините... - Девушка оставила бумагу у принтера и направилась к выходу, но в дверях остановилась и бросила на Воскресенского настороженно-подозрительный взгляд.
      С утра "погибшие при взрыве" детективы принялись осуществлять тщательно разработанный план. Пунктом первым значилась встреча с Толстым. Сложность состояла в том, чтобы выйти на работодателя и при этом не засветить себя остальным. Мобильный телефон Анатолия Анатольевича почему-то не отвечал, а в офисе отозвалась секретарша и сообщила, что господин генеральный директор находится в спортклубе и его ожидают не ранее чем через два часа. Решено было зря времени не терять, и через десять минут Василий уже тормозил у ворот заведения Гиви.
      Побледневший от ужаса после бешеной езды, Борихин не без труда выбрался из "спортивного варианта" и озадаченно уставился на проходную и строгих охранников. Потом повернулся к Василию:
      - Есть идеи?
      - Проще простого, - с живостью отозвался тот. - Я говорю, что хочу записаться в клуб и проникаю на территорию...
      - Толку от этого - ноль, - возразил Борихин, поразмыслив. Запишут тебя, назначат дни, бассейны там, корты, все такое. И тут же аванс потребуют, а денег у нас с тобой - всего ничего. Давай лучше прогуляемся по периметру. Найдем место поглуше - и перелезем. Это ж не военная база, в конце концов.
      - Ага. Значит, вместо моего элегантного плана вы предлагаете свой - мелкоуголовный.
      - Ты не рассуждай, а смотри и учись! - Борихин молодо выпятил грудь. - Если боишься - так и скажи, останешься здесь.
      - Нет уж. Одного вас на той стороне, - Вася показал рукой за забор, вдоль которого они шли, - точно за фейс потрогают. Не похожи вы, босс, на завсегдатая элитного клуба.
      - Интересно, - рассеянно спросил сыщик, занятый обследованием забора. - А на кого я похож, если не секрет?
      - Какой уж тут секрет, - сокрушенно вздохнул его напарник. - На мента вы похожи, Борисыч. На смурного мента в сером костюме.
      - Грубиян ты, Василий, - уже привычно отреагировал Борихин. Тихо. Смотри: вроде окно открыто. Видишь? Вон там. Знать бы, что за помещение...
      Метрах в пятидесяти от того места, где они находились, забор примыкал к задней стене одного из клубных зданий. В ней, на высоте человеческого роста, действительно имелось неширокое оконце с приоткрытой фрамугой.
      - Наверняка комната, охраны. С нашим-то счастьем, - пессимистично предположил Василий.
      Борихин воровато оглянулся. Проходная осталась за углом. Поблизости не видно было ни единой живой души.
      - Вот ты и проверишь, - велел он партнеру. - Давай подсажу.
      - Не надо, я сам, - гордо отказался Вася. - Силы поберегите. Убегать придется быстро.
      - Так, так... Отличненько... Левой, левой активнее работаем... Вот так!.. Ладно, перерыв.
      Толстый опустил руки в боксерских перчатках. В проворном тренировочном зале они были одни - он да Гиви.
      Грузин знал, как нужно принимать таких уважаемых гостей, как Анатолий Анатольевич. И всегда лично им ассистировал. А в перерывах развлекал как умел.
      - Смешное хотите расскажу, Анатолий Анат...
      - Опять ты? - буркнул Толстый. - Ну сколько просить можно? Для тебя я - Толстый, и говори мне "ты".
      - Ну извини, извини... Никак привыкнуть не могу. Артурчик-то наш, он говорил - вы знакомы, совсем в глюки ударился. Недавно прибегал - весь бледный от переживаний. Борихин ему мертвый являлся. Скоро будет простыней чертиков ловить...
      Толстый и сам побледнел.
      - Что? Как являлся?
      Гиви, увлеченный рассказом, не заметил, как на него реагирует уважаемый клиент, и живо продолжал:
      - Да, говорит, реально так, совсем как живой.
      - И... Что?
      - Ничего. Оклемался - прошло. Да вы... ты чего это побледнел, а, Анатольич. Что - плохо?..
      - Да нет, нормально... - Толстый обессиленно сел на скамейку. - Не люблю я чертовщины, Гиви. С детства ненавижу. А она, оказывается, на каждом шагу живет...
      Гиви развеселился.
      - Да брось ты! Реальный мужик, а в ерунду всякую веришь! Да мало ли чего Артурчику после дури привидится, убогому...
      - Ну-ка, помоги перчатки стянуть.
      - Что, на сегодня все?
      - Нет, так... Схожу в сортире отмечусь... А что он говорил?
      - Кто? - не понял Гиви, снимавший с рук Толстого перчатки.
      - Ну Борихин, царство ему небесное. В смысле тот, что приходил.
      - Да ничего он не говорил! И я с дуру ляпнул. Думал - посмеемся вместе. Я ж не знал, что ты к этому так серьезно.
      - Я сейчас, - Толстый встал со скамейки и направился к двери.
      Артур восседал на унитазе, чистил зубы и одновременно листал модный журнал. Зазвонил телефон. Не прерывая ни одного из своих занятий, модельер прижал плечом трубку к уху и отозвался:
      - Алеу... Да, я... Как же, как же, бьен сюр, помню... И уже виделся с мадам. Сан плезир дю ту... Даже говорить не пожелала! Забыла, прошмандовка, кто ее в люди вывел! - прополоскав рот, Артур сплюнул в раковину. - Экскюзе... Что вы говорите?.. Непременно. Я и сам удивляюсь - при таком единодушии и мы до сих пор не знакомы... Угу, угу... Тре бьен, буду... Коман?.. Ах, как буду одет? - он засмущался и кокетливо поведал: - Ну, я еще не думал сегодня... А как бы вам хотелось?.. Неприметно? Сэ дэфисиль. Но я что-нибудь придумаю. Специально ради вас!.. О ревуар.
      Артур дал отбой и победно дернул за цепочку сливного бачка.
      Василий без видимого напряжения подтянулся и уже через несколько секунд оказался на подоконнике.
      - Ну, что там? - поинтересовался снизу Борихин.
      - Удача, сэр, - порадовал его напарник. - Клозет.
      - Мужской или женский? - уточнил старший партнер.
      - Не знаю. Мне в женском бывать не приходилось.
      - Ты не умничай, - пропыхтел Борисыч, который тоже приступил к восхождению. - Залезай.
      - Еще чего! А вдруг женский. Если поймают - решат, что мы извращенцы.
      - Залезай, говорю! - свирепо засопел Борихин. - Думаешь, мне легко здесь висеть?
      Стараясь не наделать шуму, Василий до конца распахнул створку окна, спустился на пол и, перегнувшись через подоконник, помог подтянуться изнемогавшему Борихину. Тот тяжело спрыгнул вниз и замер, прислушиваясь. Потом нагнулся и заглянул под дверцы. Ног не было видно. В туалете, кроме них, никого.
      Борисыч перевел дыхание и принялся приводить в порядок свой новый, но уже подвергшийся серьезному испытанию костюм. Покончив с этим, кивнул на дверь:
      - Давай выбираться отсюда. Только тихо.
      В коридоре прозвучали тяжелые шаги. Кто-то, напевая себе под нос, приближался к туалету. Борихин сделал большие глаза и шикнул на Васю:
      - Быстро прячься!
      Оба едва успели шмыгнуть в кабинки и запереться, как дверь отворилась.
      Напевая "Если хочешь быть здоров...", Толстый подошел к кабинкам. Подергал за одну ручку - заперто, потом потянул за другую - тот же результат. Он удивился и не поверил сам себе. В туалет можно было проследовать только через тренировочный зал, а за последний час мимо них с Гиви никто не проходил. Видимо, дверцы перекосило, подумал Толстый и дернул посильней. Защелка с треском отлетела, дверца распахнулась. На унитазе, в гордой позе орла, - чтобы снаружи незаметно было, - восседал покойный Борихин с напряженным от сдерживаемого дыхания лицом.
      - Анатолий Анатольевич, - приятно удивился мертвец. - Вы-то мне и нужны!
      Глаза у Толстого закатились, и, не издав ни звука, он, как подрубленное дерево, рухнул на кафельный пол.
      ГЛАВА 18
      Вера хлопотала по дому, когда у двери загудел интерком. Охранник снизу сообщил о визитере, и в голосе его чувствовалось сомнение в том, что данная личность вправе претендовать на это звание. В ответ на вопрос, кто таков, бдительный охранник ответил:
      - Да такой, бомжеватый. Волосатик. Мятый весь. Владимир... Как тебя, говоришь? - обратился он к посетителю, а потом доложил Вере: - Коваленко, говорит.
      - Вы уж пустите его, волосатика, ладно, дядя Коля? - тут же улыбнулась Вера. - Как-никак мой родной брат.
      Тюремную вонь, въевшуюся во все поры, Буржуй вымачивал долго. Он нежился в огромной, наполненной до краев пенистой ванне столько, что Вера не выдержала.
      - Можно к тебе? - постучала она в дверь. Буржуй погрузился в воду по шею.
      - Заходи. Меня все равно не видно.
      Вера вошла с двумя прикуренными сигаретами и одну протянула брату.
      - Как раз мечтал об этом, - обрадовался тот. - Знаешь, Толстый прав: ты -идеальная женщина. - Вера присела на краешек ванны.
      - Ты здесь почти час, между прочим. Я ждала, ждала... Потом поняла - если хочу с тобой поговорить, лучше не ждать. А то потом вскочишь и убежишь, я же тебя знаю, - она затянулась сигаретой, помолчала. - Слушай, Буржуй, мне тут мысли в голову лезут. С тобой поделиться или тебе своих хватает, а? Только честно. Ладно?
      - Ладно. Выкладывай, что там тебе покоя не дает.
      - Только без обид, да?
      - По-моему, я больше никогда не смогу обижаться на тех, кого люблю, на своих родных.
      - Вот-вот, - подхватила Вера. - Родных! Буржуй, милый, мы же друг другу никто...
      - Ты что - рехнулась? - Буржуй даже приподнялся в ванне, но потом снова сполз вниз.
      - Подожди, не перебивай, я серьезно, - быстро заговорила Вера. Понимаешь, когда я думала... когда все думали, что ты умер, никто не мог запретить мне помнить и любить тебя как брата. Родного брата. А теперь... Ну давай не прикидываться! У нас даже группа крови разная. Мы оба это знаем - и ты, и я.
      У Буржуя даже сигарета вывалилась из пальцев и зашипела печально в воде. Он отодвинулся в уголок ванны и спросил упавшим голосом:
      - Ты что, Верунь, хочешь от меня отказаться?
      - Ну какой же ты глупый все-таки! - она укоризненно покачала головой. - Я хочу?! Да моя жизнь началась в тот день, когда ты вошел в ту проклятую квартиру, помнишь? - Она на минуту задумалась, то ли припоминая прошлое, то ли просто пытаясь получше сформулировать то, что чувствует. - Я просто не знаю, имею ли я право на все, что имею. И на тебя. А ты... Ты очень многое делаешь из чувства долга, которое сам придумываешь. И не спорь: я точно знаю.
      Буржуй резко повернулся к Вере:
      - Вер, ты что несешь? Со стороны себя послушай...
      - То и несу... На мертвого брата я точно имела право, а вот на живого - не знаю. Глупо, да?
      - Глупо. И неправда. - Он долго вылавливал окурок, потерявшийся в пене, нашел его и с отвращением стряхнул прямо на пол размокшую табачную кашицу. - Знаешь, я очень много думал, пока колесил по свету. Я почти не спал, поэтому мог думать. Очень много думать - и днем, и ночью. Говорят - родных не выбирают. А я смог выбрать. Выбрать, иметь родных или остаться одиночкой. И я выбрал то, что выбрал - вас, тебя... Поэтому я счастливее других. Больше всех, по-моему, любишь тех, кого выбрал сам... Вот и мы - выбрали друг друга, поэтому и людей роднее, чем мы друг другу, не бывает.
      Вера пристально посмотрела ему в глаза. Как для всякой женщины, для нее были важны не столько аргументы и логические построения, сколько чувства, которые выражает в споре человек. Видимо, в глазах у Буржуя она нашла то, что искала.
      - Ты правда так думаешь? - спросила она на всякий случай.
      - Я вообще об этом не думаю. - Буржуй решительно шлепнул ладонью по краю ванны - как припечатал. - Для меня это так, и все тут. Ясно?
      - Ясно, братишка, - Вера, улыбаясь, поднялась. - Вылазь, вода уже остыла.
      Буржуй прислушался к себе и сказал удивленно:
      - Слушай, а я голодный.
      - Тем более выплывай. Неужели ты думаешь, я не смогу накормить родного брата?
      - Вы уж простите, Анатолий Анатольевич. Глупо, конечно, получилось, - винился расстроенный Борихин.
      Борисыч с Василием устали невероятно, пока дотащили до зала тяжеленное тело Толстого. А тут еще от Гиви досталось: почему, мол, не вызвали его на проходную, как умные люди, зачем по окнам лазили? Покойники - так и вели бы себя прилично!
      Но все потихоньку уладилось. Толстый быстро пришел в чувство. Вот только говорить пока не мог. Он сидел на скамейке, тяжело дышал, и по глазам его было видно - он понимает объяснения и извинения Борихина, но вот послать его подальше еще не может. Хотя и явно хочет.
      Гиви в ожидании перемен в состоянии клиента завел очередную байку о нравах спортсменов и элитных посетителей клуба.
      - Ты даешь, Борисыч, - с натугой выдавил из себя Толстый на самой середине длинного рассказа. - А ну как я бы лапти отбросил?
      - Я же объяснял, - обрадовался Борихин благополучному возвращению у босса дара речи, - мы не хотели. Мы специально искали именно вас. Вы же видите - завертелось. Определенно завертелось. Нужно согласовать план действий. У вас ничего нового не произошло?
      - Погоди, Борисыч, дай дух перевести, - заявил Толстый. - Будет и тебе новое, не переживай.
      К месту или не к месту, но Гиви вспомнил о просьбе Бориса привести к нему Борихина и передал приглашение сыщику. Тот вдруг взъерепенился и идти отказался наотрез. Не хожу, мол, к старым уголовникам.
      - Ладно, - из-за такого кощунственного отношения к кумиру в речи Гиви даже акцент прорезался. - Я вас прыгласил, слово сдэржал, а нэ хотите дэло ваше. Борис - он вэдь дважды в гости нэ зовет. Мэжду прочим, слова мнэ сказал. Пока, говорит, за Володю Коваленко нэ отомщу, нэ смогу умэрэть спокойно.
      - Мне что - прослезиться по этому поводу? - отрезал Борихин.
      Разобиженный Гиви замолчал и только посверкивал в сторону сыщика злыми глазами. Конфликтную ситуацию решил разрядить Толстый, который к тому времени успел перевести дух.
      - Ладно, успокойтесь. Сейчас я вас помирю. Только без нервов, проговорил он, явно предвкушая эффект, который последует за его сообщением. - В общем, Буржуй живой...
      Все трое вскинули на него глаза, не понимая, как расценивать сказанное. То ли это глупая шутка и следует вежливо посмеяться, то ли у Толстого от шока крыша окончательно сдвинулась и нужно вызывать санитаров.
      - Чего смотрите? - Толстый был очень доволен произведенным впечатлением. - Я же предупреждал - без нервов. А тебе, Борихин, это за унитаз ответка! - и он удовлетворенно потер руки.
      Через пять минут Толстый ходил кругами вокруг Борихина и пытался заглянуть ему в глаза. Тот сидел, смолил, несмотря на запрет, сигарету и уводил взгляд.
      - Да я-то тут при чем, Борисыч? - ныл Толстый. - Вечно я за других отдуваюсь! Мне уже надоело даже!
      - Вы меня за мальчишку, сосунка держите! - вдруг заорал молчавший до того сыщик. - Я год комплексую, что не могу следствие с места сдвинуть, зарплату черт знаете за что получаю, ночами не сплю, а это, оказывается, просто так, игрушки.
      - Ну почему игрушки? Буржуй думал - так ловчее получится. Вы с одной стороны, он - по своему... Но Борисыч объяснений не принимал.
      - Да идите вы со своим Буржуем! Я из-за вас службу бросил. Службу, ясно?! Я бы уже вон - майором был! Не одно дело бы раскрыл! А они, оказывается, в сыщиков-разбойников играются, придурки великовозрастные.
      - Игорь Борисович... - попытался вставить хоть слово Толстый.
      - Что - Игорь Борисович?! Ну что?! - продолжал бушевать Борихин. Буржуй жив, Кудла в городе, я об этом понятия не имею. Назад пойду! Проситься, унижаться. С понижением пойду! Простым опером! Ничего, ребята меня помнят, простят...
      - Как же вы нас бросите? - вклинился наконец Толстый. - Сами же говорили - это для вас не просто дело. Тамара, Андрей, старая актриса...
      - А вот с этим я сам разберусь, ясно?
      - Ну зачем сразу сам? Вместе ж оно веселее, - Толстый уловил, что настроение сыщика начинает меняться к лучшему, и спешил воспользоваться этим.
      - Спасибо. Я уже с вами навеселился, - не прокричал, а скорее пробурчал Борихин.
      Толстый быстренько включил свою мобилку и набрал номер.
      - Как там, Верунь, уже освободили его? Ничего, сейчас я ему еще одного мента подкину, чтобы не расслаблялся. - Он протянул трубку Борихину. Вот вам Буржуй, пообщайтесь.
      - Не хочу я с ним общаться, - хмуро произнес сыщик. Но Толстый, продолжая протягивать телефон, так комично закатил глаза в немой мольбе, что Борисыч не выдержал, плюнул в сторону и взял аппарат:
      - Алло. Борихин.
      Пакет Пожарский заметил сразу, как только вышел из лифта. Большой такой, из серой бумаги, он висел на дверной ручке, примотанный к ней скотчем. И только Олег его увидел, как понял: это пришла беда, по сравнению с которой все его нынешние несчастья - не более чем мелкие недоразумения. Он даже не стал вскрывать пакет - отцепил его от ручки, вошел в квартиру и прислонился к стене. Тут же зазвонил телефон. И это, почувствовал Пожарский, тоже связано с пакетом. Он медленно, словно оттягивая неизбежное, подошел к тумбочке, медленно снял трубку.
      - Да... - из пересохшего горла вырвалось не слово - хрип.
      - Ты очень разочаровал меня, Олег, - по изъезженной патефонной пластинке снова бежала тупая иголка. - А я не люблю, когда меня разочаровывают...
      - Что... вы говорите? - Он сглотнул. - Я же сделал то, что обещал.
      - Ты - сопляк. Сопляк и идиот! Неужели ты мог подумать, что я тебя не перепроверю? Ты же продажный, а продажным не верит никто и никогда, запомни это.
      - Я не понимаю...
      - Все ты понимаешь. Поставь кассету.
      Олег даже спрашивать не стал, о чем идет речь, - он уже знал. Надорвал шероховатую бумагу, достал видеокассету и послушно вставил ее в плейер. Экран ожил. С экрана на Олега смотрела Лиза. Привязанная к стулу, она сидела в ярко освещенной комнате. Порванное платье свисало лоскутами, на теле багровые полосы от побоев. Камера дала наплыв, приблизив лицо девушки разбитые в кровь нежные губы, рассеченная скула, которую он совсем недавно поглаживал пальцами. Но глаза! Самое страшное - глаза. В них уже ничего не оставалось от Лизы, от человеческого существа вообще. Только боль, только безумие и бесконечная усталость загнанного, забитого, доведенного до отчаяния животного. Рот Лизы был разинут в беззвучном крике. Олег не сразу сообразил, что выключен звук. Он нажал кнопку на пульте, и комнату наполнил тоскливый звериный вой.
      - Нет!!! - крик Олега влился в это жуткое завывание. - Не надо!.. Как вы можете!.. Перестаньте!..
      Больше выносить то, что происходило на экране, Олег был не в состоянии. Он попытался выключить видеомагнитофон, но пульт выпал из дрожащих рук и скользнул под диван. Пожарский крепко закрыл глаза и попытался зажать уши. Это не помогло. И тогда он рванул шнур. Пытка прекратилась.
      - Не голоси, как баба, - зашуршал голос в телефонной трубке. - У тебя был выбор.
      - Я прошу вас!.. Я умоляю!.. Я... ошибся...
      - Ты даже не представляешь себе, как ты ошибся, мальчик.
      - Что... вы с ней сделали?
      - Что? Я уже и не припомню... В общем-то, все, что пришло нам в голову. Но это - только начало. Твоя Лиза уже умоляет о смерти. Но мы не дадим ей умереть еще очень долго. А ты будешь получать новые и новые картинки.
      - Послушайте... Я сделаю все!.. Слышите - вообще все, что вы скажете! Все, что вам нужно!
      - А нам от тебя ничего не нужно. - В голосе нельзя было различить даже злорадства - просто равнодушная констатация факта. - С таким, как ты, нельзя иметь дело.
      - Зачем тогда вы мучаете ее!? Она же ни в чем не виновата... Это все я!.. Она даже не знала!..
      - Бедная девочка. Но теперь уже ничего не поделаешь, Олег. Ты будешь смотреть это кино долгие месяцы. Сейчас ты, конечно, выключил телевизор, но, поверь мне, включишь. И эту кассету, и следующую. Так уж устроен человек.
      - Но... - голос Пожарского прервался всхлипом, - зачем вам это?
      - Странный вопрос. Даже не знаю, что и ответить. Просто у жизни есть свои законы. Кто тебе сказал, что ты от них свободен? А?
      Во дворе Борихина на участке, обнесенном красно-белыми лентами, уже не первый день продолжала трудиться следственно-экспертная группа. Здесь разбирали выброшенные взрывом обломки и останки. Руководил всем сердито-собранный Мовенко.
      Войдя во двор, Семен Аркадьевич совершенно непроизвольно окинул все взглядом профессионала. Он мгновенно оценил высоту окна над уровнем грунта, разброс обломков, степень разрушения оконного проема.
      Подметил и кое-какие промашки группы. Старик поднырнул под ленту. Стоявший на посту сержант узнал его и только кивнул головой. Подойдя поближе к увлеченным работой следователям, старый эксперт вежливо кашлянул и проговорил:
      - Здравствуйте, коллеги. - Первым обернулся майор.
      - Здра... - тут тон его сразу переменился, и он заговорил, как обычно говорят с "выжившими из ума, надоедливыми стариками" очень уверенные в себе и страшно занятые люди. - А, Семен Аркадьевич... Здравствуйте. Вы как здесь? Живете недалеко?
      - Что вы, Сережа. Я живу на набережной, разве вы не помните?
      - Да, точно, - вспомнил Мовенко и задал обязательный - лишь бы поскорей отвязаться - вопрос: - Как здоровье?
      Мудрый старик все понял, но из вежливости в двух словах ответил.
      - Ну, всего вам хорошего. Рад был встретить, - покончил с формальностями Мовенко и отвернулся к своим людям. - Эту кучу в углу проверили? Давайте скорее, сколько возиться можно! - Еще раз взглянув на старого эксперта, который почему-то не спешил уходить и начинал уже раздражать, майор не без намека добавил: - Извините, мы тут работаем...
      - Да-да, я знаю, - зачастил Семен Аркадьевич. - Я, собственно, хотел просить вас разрешить мне... поучаствовать. Так сказать, на правах консультанта.
      Мовенко тяжело вздохнул: так и знал, мол, надоедливый старикашка начнет сейчас путаться под ногами.
      - Знаете, - жестко проговорил он. - В общем, я - мент, человек грубый, так что давайте начистоту. Семен Аркадьевич, я веду расследование, у меня есть мои люди, и они вполне справляются.
      - Вы, Сереженька, наверное, не совсем меня поняли, - интеллигентно продолжал настаивать старик. - Я ведь ни на что не претендую. Просто я, наверное, мог бы быть хоть чем-то полезен. Ведь почти всех наших ребят я, собственно, и воспитал. И потом - будьте снисходительны к старости. Поверьте выйдя на пенсию, вы вспомните мои слова...
      - Вообще-то я хотел остаться вежливым, да вижу - не получится... Мовенко ронял слова, как булыжники. - Я, конечно, помню, как большинство оперов бегало к вам за подсказками. Ах, Семен Аркадьевич! Спасите-выручайте! Но только меня среди них не было, и не возражайте - это так. Мне не нужны были ваши заумные фантазии тогда, тем более не нужны сейчас. Так что - как вы там сказали, "из уважения к старости"? - я не прикажу участковому увести вас, а просто говорю: идите, не путайтесь под ногами! Мне надо работать.
      Старик побледнел, но нашел в себе силы отойти твердой походкой. Он уже не видел, что большинство из работавшей во дворе мовенковской команды бросало в его сторону сочувственные взгляды, хотя вмешаться никто и не решился. Не слышал старый эксперт и как окликали его из развороченного окна. Только покинув двор и выйдя на улицу, Семен Аркадьевич позволил себе прислониться спиной к стене - ставшие ватными ноги не держали - и закрыл глаза. Дрожащими руками он нащупал в кармане тюбик валидола, вытряхнул таблетку и сунул ее под язык. Так, с прикрытыми глазами, он простоял некоторое время, не замечая ни сочувственных взглядов прохожих, ни припекавшего лысоватую макушку солнца, ни потрепанной, а потому неприметной машины, которая остановилась у бровки прямо напротив него.
      Таблетка сняла остроту приступа, и Семен Аркадьевич шаткой походкой побрел по тротуару, то и дело останавливаясь. Вместе с ним приостанавливалась и невзрачная машина, все время шедшая вровень со стариком. Наконец она чуть обогнала его, и дверца ее на ходу приоткрылась.
      В этот момент двое слегка запыхавшихся от быстрой ходьбы молодых ребят, один - в штатском, другой - в форме лейтенанта милиции, нагнали эксперта и заговорили наперебой:
      - Семен Аркадьевич! Да постойте же!
      - Здравствуйте. Какой вы неуловимый! Пока мы спустились - вас и след простыл.
      - Куда вы ушли?
      - Совсем нас забыли...
      Дверца тут же захлопнулась. Выпустив облачко сизого дыма, машина рванула с места и в секунду исчезла из виду.
      - Что вы, Коля, Веня.... - старик уже слабо улыбался, хотя и говорил с одышкой. - Я не забыл... Никого не забыл, что вы... Просто...
      - Пойдемте! Там такая картина - загадка на загадке. Мы даже поспорили! Кроме вас, и рассудить некому. - Чуть виноватая стариковская улыбка растаяла.
      - Нет, я не могу... Извините, мальчики...
      Молодые люди переглянулись. Один из них спросил:
      - Это что - из-за "железного префекта"?
      - Простите? - не понял Семен Аркадьевич.
      - Ну из-за Мовенко? - пояснил спросивший и, не дожидаясь ответа, внес ясность: - Так он сейчас уезжает, слава Богу. Хоть поработать можно будет спокойно.
      - Пойдемте, Семен Аркадьевич.
      И молодые эксперты зашагали к подворотне, увлекая за собой старика.
      Улучив момент, когда Воскресенский вышел, Алла взяла для прикрытия папку с документами и тихонько проскользнула в его кабинет. Притворив за собой дверь, она остановилась и внимательно осмотрела стол в надежде, что желтый пухлый конверт, привлекший ее внимание и вызвавший приступ истерии у господина главного менеджера, лежит где-нибудь сверху. Однако конверта на столе не было. Тогда девушка решилась: подбежала к столу и наугад выдвинула первый попавшийся ящик. Конверт лежал там. Алла вынула его, на всякий случай оглянулась на дверь и стала возиться с металлической застежкой на клапане.
      - Что вы здесь делаете? - холодно и жестко прозвучало от порога.
      Алла вздрогнула, выронила конверт и оглянулась. Воскресенский стоял в дверях и глядел на нее в упор. Девушка быстро нашлась и протянула Алексею прихваченную с собой папку:
      - Свежие факсы и документы на подпись. - Уловка была хороша, да вот только желтый конверт предательски лежал на самом виду. В комнате повисла тягостная тишина. Алла готовилась к буре. Но Воскресенский только проговорил глухо:
      - Хорошо. Оставьте и можете идти. После ухода секретарши он подошел к столу и долго смотрел на лежащий сверху конверт.
      Неприметный костюм в понимании Артура выглядел так: оранжевые брючки в обтяжку, зеленый трикотажный пуловер, туфли на огромной платформе, а в дополнение ко всему - явные следы косметики на лице. В таком вот убранстве он шел своей "летящей" походкой к назначенному месту встречи и кокетливо постреливал глазками во встречных молодых людей, не пропуская, впрочем, и девушек. В затормозившей рядом с Артуром машине приоткрылось тонированное стекло задней дверцы. Одновременно за спиной кутюрье возник человек в строгом костюме и темных очках. Артур занес ногу для следующего шага, но сделать его почему-то не смог.
      - Экскюзе муа...
      Пробормотав извинение, еще ничего не сообразивший модельер снова дернулся вперед. Но что-то словно приковывало его к месту. Только теперь он почувствовал железную хватку на своих предплечьях, и улыбочка-завлекала сползла с его губ. Артур тревожно озирался.
      - Садитесь в машину, - донесся до него голос из приспущенного окна машины.
      - Да? - Артур с сомнением посмотрел на автомобиль.
      - Успокойтесь. Это я звонил вам сегодня.
      - Но мы же договаривались...
      - Неважно. Так будет удобнее. И спокойней.
      - Я сейчас заору, - на всякий случай предупредил Артур. - Громко.
      - Не стоит, - в голосе сквозило пугающее безразличие. - Вас ударят сзади вязальной спицей, и вы увидите, как она выйдет у вас из живота.
      - Ком терибль, - Артур перепугался по-настоящему. - А можно этого... не делать?
      - Конечно. Просто садитесь в машину и поговорим как взрослые люди.
      - А вы... - кутюрье затрепетал ресницами, - точно ничего мне не сделаете?
      - Честно говоря, это зависит только от вас. Но мне почему-то кажется, что мы договоримся.
      Мовенко шагал по коридору психиатрической лечебницы с такой целеустремленностью, что развевались полы наброшенного поверх одежды белого халата. У дверей ординаторской он притормозил и без стука вошел. Сидевший за столом врач поднял голову. Отработанным движением следователь провел у него перед глазами корочками удостоверения и представился:
      - Майор Мовенко. Вам должны были позвонить.
      - Да, да, - припомнил доктор. - Звонили. Хотя я еще тогда сказал вашим товарищам, что не вижу смысла приезжать сегодня.
      - Давайте мы сами будем решать, что имеет смысл, а что - нет, осадил его следователь.
      Врач пристально поглядел на Мовенко, и в голос его проник холодок:
      - Как вам будет угодно.
      - Проводите меня к задержанному... к больному. Мне нужно с ним поговорить.
      - Поговорить с ним вы не сможете. Нам с трудом удалось подавить истерически-параноидальный эффект, и теперь он крепко спит.
      Доктор вышел из-за стола и сделал шаг к двери, давая знать, что тема исчерпана и говорить больше не о чем, но майор не пожелал понять намек.
      - А его можно привести в сознание? - поинтересовался он.
      - Теоретически - да. Но это может спровоцировать неприятные последствия.
      - Плевать, - без всяких церемоний заявил Мовенко. - Он должен ответить на пару вопросов. Это важно. - С минуту врач разглядывал следователя с брезгливым любопытством. Потом проговорил:
      - Извините, здесь мы сами будем решать, что важно, что - нет. - И решительно направился к двери.
      - Слушай, док, ты бы не выпендривался! - Мовенко попытался схватить проходившего мимо врача за плечо. - Я этого не люблю!
      Совершенно небрежно, каким-то отработанным движением врач стряхнул руку майора с плеча, но все же остановился. Достал сигареты, с подчеркнутым спокойствием прикурил, в упор поглядел Мовенко в глаза и, безукоризненно правильно артикулируя каждое слово, произнес:
      - Господин майор, идите в жопу.
      ...В палате по соседству, за дверью с забранным решеткой окошечком беспокойно спал доктор Костя. Какие-видения посещали его - он ворочался, бормотал. И вдруг, не открывая глаз и не выходя из сна, принялся чертить на стене какую-то фигуру - раз, другой, третий. Палец его обводил полный круг, ставил в центре его точку и от нее откладывал два радиальных отрезка подлиннее и покороче. Все вместе это очень напоминало циферблат часов.
      Под вечер Воскресенский вышел из своего кабинета, подошел к конторке секретарши и молча остановился перед ней. Алла подняла спокойные глаза. Похоже, она ждала этого момента и подготовилась к нему.
      - Да, Алексей Степанович, - проговорила она, выждала некоторое время и не услышала от Воскресенского ни слова.
      - Послушайте... - начал он, и видно было, что разговор дается ему с большим трудом. - По-моему, нам нужно поговорить.
      - Что вы имеете в виду? - спросила она с невиннейшим видом.
      - Вы отлично понимаете, что я имею в виду, - начал раздражаться Воскресенский, но справился с собой и заговорил куда спокойнее: - Многие вещи в последнее время, должно быть, кажутся вам странными. Я не прав?
      - Если уж вы заговорили об этом сами... - несколько секунд девушка помолчала, а потом закончила решительно: - Да, странными, чтобы не сказать больше.
      - Больше? Что вы имеете в виду под словом "больше"?
      - Мне они кажутся подозрительными.
      - Странными, подозрительными - какая разница! Какими бы они вам ни казались, хочу сразу сказать: все это касается только меня! Меня - и никого больше. И я бы просил вас никого не впутывать в мои проблемы. Да и самой в них не вникать.
      Алла чуть искривила губы, подняла на начальника глаза и с плохо скрытым торжеством в голосе проговорила:
      - Надеюсь, вы не ждете, что я стану давать вам какие-либо обещания? Потому что этого не будет.
      Воскресенский спокойно встретил ее взгляд и смотрел прямо ей в зрачки до тех пор, пока она их не отвела.
      - Я предупредил вас, Алла, - в его тоне она уже не улавливала колебания, которое ясно различала в начале разговора. - Я никому не желаю зла, но эта работа... должность... называйте, как хотите, слишком важна для меня. И я бы очень не советовал вам стать моим врагом.
      Тут Воскресенский резко развернулся и зашагал к себе в кабинет.
      Оказавшись в нем, он убедился, что плотно прикрыл дверь, сел за стол и набрал телефонный номер. Заговорил приглушенным голосом, даже не представившись:
      - Алло. Извините, что беспокою... Нет, пока ничего не случилось. Так, глупости. Даже неловко говорить. Просто появилась проблема, которую нужно решить прямо сейчас... Да, чем скорее, тем лучше...
      ...Вопреки опасениям Воскресенского Алла и не думала подслушивать у него под дверью. После того как он скрылся в кабинете, она посидела некоторое время неподвижно, размышляя, по всей видимости, над только что состоявшимся разговором, потом пожала плечами, навела порядок у себя на столе и начала собираться домой. Уходя, она не попрощалась.
      Воскресенский, давно повесивший трубку и, что удивительно, просидевший все это время в полном бездействии, должно быть, прислушивался к тому, что происходит в приемной. Уловив стук закрывающейся двери, он тут же выскочил из кабинета и кинулся прочь из офиса. Лифтом воспользоваться не захотел - сбежал по лестнице. На улицу выходить не стал - прямо из холла через стеклянные входные двери ему было хорошо видно, как Алла ловит такси. Машин было немного, водители останавливались неохотно и в это время да еще и у престижного делового центра ломили, видимо, запредельные цены. Девушка уже отпустила нескольких частников, прежде чем рядом с ней затормозил очередной автомобиль. Тут стороны договорились, Алла уселась в салон, машина тронулась. Воскресенский проводи ее долгим взглядом, в котором читалось злорадство, и улыбнулся.
      - Мне как-то цыганка нагадала, что я могу умереть чего угодно, но не от техники, - заявил Вася в ответ очередное обвинение в попытке убийства и самоубийствам
      Борихин вытер платком взмокший от страха лоб.
      - Эта цыганка с тобой на машине не каталась! - прохрипел он пересохшими голосовыми связками. - Ладно, на эту тему потом поговорим. Дом видишь?
      - Вижу, - Василий с уважением окинул взглядом особняк Кудлы. Супер! Интересно, у меня хоть когда-нибудь такой будет?
      - Нет, не будет, - жестоко разочаровал его Борисыч. - Не то занятие выбрал. Так вот, если я через час оттуда нe появлюсь, звони Мовенко...
      - Ага. Два привета с того света!
      - Плевать. Не от своего имени звони. Просто скажи - убийца по делу Коваленко и Борихина находится здесь. И обязательно дождись их приезда, слышишь?
      - Игорь Борисыч, а не проще пойти вместе? Я вас прикрывать буду.
      - Нет, - отрезал Борихин. - Ты не дослушал приказ. Если я выйду живой-здоровый, не обнаруживай себя. Я уеду на попутке. В крайнем случае, пешком до трассы дойду. А ты теперь все время - днем и ночью - будешь следить за этим человеком. За хозяином дома. И звонить мне при любой неожиданности. Я тоже буду звонить, так что переведи мобильник на вибрацию. Все ясно?
      - Чего ж тут неясного, - пожал плечами Вася.
      - И я тебя прошу: будь осторожен, парень. - Борисыч крепко сжал Васино плечо, притянул помощника к себе и заглянул ему в глаза. - Так, как не был никогда в жизни. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Он - самый страшный человек, которого я встречал в жизни. А я их, страшных, на своем веку повидал...
      Дверь в доме Кудлы, если хозяин был на месте, не запиралась никогда. И Борихин об этом знал. Он толкнул дверь, крадучись прошел по коридору и оказался в огромном холле-мастерской. Здесь горели только спрятанные за карнизами неяркие светильники, и стояла абсолютная тишина. Именно она и пугала сыщика больше всего: в ней было что-то зловещее. Печальный опыт общения с Кудлой в его собственном доме у Борихина уже имелся. Дом таил всяческие неожиданности, а его хозяин мог материализоваться из этой тишины где угодно и когда угодно.
      Поэтому сыщик, ничуть не стесняясь, тут же вытащил пистолет и, держа его наготове, стал обходить холл по периметру. Он тыкался во все углы, стволом пистолета отодвигал занавеси и все время старался держать спину под прикрытием стен. Но на сей раз Кудла не удостоил Борихина личным присутствием, В холле просто зазвучал голос хозяина. Он доносился неизвестно откуда и сразу отовсюду. От неожиданности Борихин вздрогнул и завертелся на месте, поводя стволом из стороны в сторону.
      - В этом городе все сошли с ума, - задумчиво проговорил невидимый Кудла. - Одни ожившие трупы. - И поскольку Борихин, пытаясь определить, откуда доносятся звуки, продолжал растерянно оглядываться, в голосе прорезалась презрительная насмешка: - Жаль, ты сейчас не видишь себя со стороны. Стареющий клоун с пистолетом...
      - Советую тебе выйти по-хорошему, - потребовал сыщик, стараясь говорить твердо.
      - Убирайся к черту! - равнодушно протянул голос. - Я, конечно, не боюсь тебя, а вот ты от страха можешь от крыть пальбу. А это не входит в мои планы.
      - Зато в мои входит.
      - Хватит нести чушь. Ты еще жив только потому, что не хочу тебя убивать. Это было бы слишком противно и скучно. Пошел вон из моего дома. Иначе я позвоню в американское посольство, очень быстро приедут твои коллеги, и ты, небритый и вонючий, будешь всю ночь лепетать им о том, что я, добропорядочный бизнесмен, будто бы убил каких-то людишек, чьи фотографии уже выцвели в грубых ментовских папках. Я сказал - вон!
      Борихин неожиданно улыбнулся и сунул пистолет в кобуру.
      - Знаешь, мне даже полегчало, - признался он невидимому собеседнику. - Честное слово. Сейчас я уйду, но на этот раз я точно не упущу тебя. Так что - до свидания.
      - Прощай, серый человечек в сером костюме. Как же мне не повезло родиться в одно время со всеми вами.
      Выйдя из дома, Борихин подал на ходу едва заметный знак Василию и зашагал к дороге. Парень сообразил, что подходить к шефу не стоит, и затаился в кустах. Ждать ему пришлось недолго. Прошло, может быть, минут десять, как в дверях показался темный силуэт. Бросив по сторонам беглый волчий взгляд, человек подошел к стоящей у дома машине, завел двигатель и отъехал.
      Василий со всех ног бросился к своему "спортивному варианту", замаскированному в недалекой лесопосадке. Через пять минут, распевая во все горло "В эту ночь решили самураи", он летел по трассе, стараясь не упускать из виду красные габаритные огни идущей впереди машины.
      Купол лаврской колокольни сиял в лучах прожекторов, чуть ниже убегала на запад излучина Днепра, перепоясанная елочными гирляндами мостов. За рекой в вечерних сумерках смутно темнели лесные массивы. Все-таки Толстый не врал: вид с его балкона действительно открывался потрясающий.
      - Господи, как же мне хорошо, - расчувствовавшийся Буржуй обнимал Веру и Толстого и не мог надышаться простором. - Хотите честно? Я думал, мне уже никогда не будет так хорошо. Сейчас все пойдет по-другому. Я чувствую. Я научился не думать, а чувствовать за этот год. Так, наверное, животные чувствуют. Тот, кто это сделал, должен был убить меня. Скоро он пожалеет, что не сделал этого.
      - Буржуй, ты это... Завязывай про трупы там и прочее... потребовал хозяин.
      - С каких это пор ты таким нежным стал, Толстый? - поразился Буржуй.
      - Да с тех самых, как готовлюсь стать отцом...
      - Верка! - изумленный Владимир обнял сестру. - Умница ты моя!
      Толстый самодовольно погладил по животу себя, не жену и сообщил:
      - Пацана ждем!
      - И молчали... - упрекнул счастливую пару Буржуй.
      - Ничего себе молчали, - обиделся Толстый. - Ты же первым и узнал! После меня, само собой...
      - Слушай, такое дело надо отметить. Позвони Олежке. Пусть подтягивается.
      - Да чего ему звонить! - отмахнулся гостеприимный хозяин. Подуется - и сам придет. Ты что, Пожарского не знаешь?
      А Пожарский сидел за письменным столом и раскладывал пасьянс из фотографий. Время от времени он припадал губами к квадратной бутылке с виски, уже больше чем наполовину пустой. Карточек, которые он нетвердой рукой разбрасывал по столу, было много - он и Вера, он и Амина, он и Буржуй, он и Толстый, все они вместе. Выстраивая их прихотливыми фигурами - столбцами, рядами, трилистниками, каре, - Олег словно с памятью своей играл. Вдруг он сгреб снимки в кучу, сложил в колоду и попытался построить из них карточный домик. Уже на втором ярусе домик развалился. Олег криво улыбнулся, достал из выдвижного ящика стола пистолет и вставил ствол себе в рот.
      ГЛАВА 19
      Вера прикрыла рюмку ладонью.
      - Эй, Толстый, опомнись.
      - Я не по-онял, - скорчив тупую физиономию, бычарой протянул хозяин. - Мы что, не гуляем?
      Он нависал над заставленным закуской столом с бутылкой текилы в руке и пытался подлить жене "самую малость".
      - А мне показалось, кто-то хочет, - и Вера очень точно скопировала самодовольно-горделивый мужнин тон, - реального такого пацана.
      - А, в этом смысле, - Толстый шлепнулся на сиденье, откинулся на спинку и назидательно поднял вверх указательный палец. - МОЙ пацан текилу по определению уважать должен. Текила в нашей ковбойской жизни - первейшее удовольствие!
      - Нет, давай уж лучше ты за нас двоих, ковбой, - не поддалась покорная супруга и тут же поправила себя: - Вернее, за троих.
      - Я? - в благородном негодовании Толстый отодвинул бутылку подальше от себя. - Издеваешься? Меня покойница на всю жизнь того... Нашла чем закончить карьеру, прости Господи.
      - Толстый, не юродствуй, - с упреком проговорила Вера и тут же напустилась на Буржуя: - А ты чего улыбаешься?
      - Как же мне всего этого не хватало! - с чувством произнес Коваленко.
      - Ничего, сейчас хватит... дядя! - обнадежил родственника Толстый и очень ловко щелкнул ногтем по бутылке. - Будешь один графинчик приговаривать - мало не покажется. У нас теперь, видишь, не семья, а комсомольская свадьба!
      - Ничего, мне Олежка поможет. Кстати, что-то он не едет долго. Мог бы и сообразить, что несостоявшийся вчера вечер встречи переносится на сегодня. Надо позвонить ему все-таки. Он мне, если честно, вообще вчера не понравился. Странный какой-то был. Да и, действительно, не пить же мне одному...
      И Буржуй стал набирать номер.
      Палец Олега на спусковом крючке дрожал, глаза заливал пот. Лица друзей на рассыпанных по столу фотографиях то оставались безжалостно четкими, то расплывались серыми пятнами. Друзья словно уходили. И с ними уходила жизнь. Пожарский зажмурился, и его побелевший от напряжения указательный палец окаменел. В этот самый момент и раздалась трель телефонного звонка.
      Он, уже переступивший одной ногой черту между жизнью и смертью, на несколько секунд застыл в мучительном напряжении. Жизнь врывалась в сознание настойчивым телефонным. трезвоном. Смерть требовала своего - всего лишь легкого движения указательного пальца, которое принесет облегчение, и подсказывала, что решиться во второй раз будет намного трудней. И вдруг Пожарскому показалось, что сейчас его вывернет наизнанку от противного металлического привкуса во рту и запаха оружейной смазки. Поспешно, расцарапывая небо прицельной мушкой, он вытащил ствол изо рта.
      Невыносимое напряжение прорвалось приступом рыданий. Олег плакал горько, взахлеб, неудержимо. Как ребенок, он растирал слезы кулаком с зажатым в нем пистолетом, а на глаза тут же наворачивались новые. Вторая его рука уже тянулась к телефону.
      - Алло... - проговорил он в трубку прерывающимся от всхлипываний голосом.
      - Олежка, так нечестно: обижаться, между прочим, не обязательно на расстоянии.
      - Буржуй... - не то простонал, не то проскулил Пожарский.
      - Что это с тобой? - в веселом голосе на противоположном конце линии вдруг обозначилась тревога нотки.
      - Со мной, по-моему, все, Буржуй...
      Олег даже не позаботился о том, чтобы его голос прозвучал хотя бы с видимостью достоинства. Это теперь не имело значения.
      - Эй, ты чего это? А, Олежка? Ты что - пьяный? - уже орал в трубку обеспокоенный Буржуй.
      - Вскрытие покажет, что очень сильно... - Коваленко, и это было четко слышно в трубке, облегченно перевел дыхание.
      - А мы его ждем! Вот свинья. А еще друг!
      - Не называй меня другом, Буржуй... Я...совсем не друг. И даже не свинья... Я дурак и иуда...
      - Ты что несешь, Олег? - Владимир снова встревожился.
      - Не перебивай меня! Пожалуйста... Даже убийце разрешают сказать последнее слово...
      В квартире Толстого к разговору Буржуя с Пожарским уже прислушивались и сам хозяин, и Вера: лицо Владимира напряглось. На секунду он оторвался от трубки, зажал микрофон ладонью и шепнул Толстому:
      - Ну-ка, вышли к нему своих бойцов - пусть тащат его сюда! Не нравится мне все это.
      Толстый тут же выскочил в коридор, и слышно было оттуда, как он отдает распоряжения телохранителям. Буржуй снова приник к трубке.
      - А вообще-то, и говорить-то мне нечего... - доносилось из нее. Вернее, есть что, но стыдно и противно... Не хочу... Там, в офисе, записка для тебя, прочтешь и все поймешь...
      - Олег, ты только трубку не вешай, слышишь! - настаивал Буржуй. Говори со мной! Все равно о чем! Только говори!
      - Что говорить? - всхлипнул Пожарский. - Спасибо тебе, Буржуй... Спасибо, что ты был, что ты есть... Ты, вы все... живете в сказке, которую сами придумали... Как бы мне тоже хотелось быть из этой сказки... Я очень запутался, Буржуй... Долго объяснять... Не хочу.. Прощай, Буржуй, не проклинай меня, ладно?.. Просто так получилось... - Буржуй снова зажал рукой микрофон и прошептал:
      - Совсем плохо. По-моему, он что-то с собой сделать собирается. У него пистолет есть?
      - А то! Я ж ему сам подарил! - Толстый буквально вырвал трубку у Буржуя и заорал: - Эй, Олежка, ты это... не молчи!!! Слышишь, твою мать?!
      - Слышу... - едва различимо прошелестело в трубке.
      - Так-то лучше. Я тебе вот что скажу: что там у тебя с мамзель или еще с кем случилось - мне слюной плевать! Усек?! А пацана мне крестить ты побожился!
      - Ка... какого пацана? - пролепетал Пожарский.
      - Реального такого! Которого Верка носит! - В трубке надолго замолчали, и Толстый начал уже тревожиться. Он прислушивался к дыханию на том конце провода, пытаясь определить по нему, чем занимается в этот момент Пожарский, не происходит ли именно сейчас самое страшное. Наконец Олег отозвался, и в его глухом и безразличном голосе можно было уловить оттенок интереса:
      - Ты... серьезно?
      - Нет, блин, шучу! - загремел Толстый. - Мы его тут ждем, Верка вареников наварила - твоих любимых, с вишнями. Все стынет... Эй, ты чего, Олежка?
      Пожарский плакал уже открыто и не пытался себя сдерживать:
      - Толстый... Я... Я не могу крестить твоего сына... сына Веры... Ему счастья не будет. Потому что я - сволочь и неудачник... Мне лучше исчезнуть, правда...
      - Вот пацана крестишь - и исчезай, коли охота.
      - Да пойми же - ты сам не захочешь!.. Все совсем не так, как вы думаете...
      - А что нам думать, если ты молчишь, как барсук?!
      - Вы и так все узнаете... Я вас очень, очень люблю, родные мои... Прощайте...
      Не сами слова, их тон, безнадежный и полный отчаянной решимости, подсказал Толстому, что сейчас произойдет непоправимое, что он теряет друга, что он не сумел его понять, спасти, остановить. Ему хотелось завыть, разбить трубку о стену, но единственное, что ему теперь оставалось, - это с ужасом прислушиваться к каждому звуку на том конце провода. Вот что-то клацнуло трубку бросили на твердую поверхность. Раздался глубокий хриплый вздох - Олег набрал в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду. Слышимость была убийственно ясной и четкой. Короткий всхлип. Тишина. Толстый крепко зажмурил глаза в ожидании самого последнего и самого страшного звука. Треск? Топот, недолгая возня. В трубке что-то зашуршало.
      - Все под контролем, Анатолий Анатольевич. - Толстый рухнул на стул и утер рукавом пот со лба. Его ребята успели. Какие молодцы! Он взглянул на Веру и Буржуя. До чего же они смешные: разинутые рты, квадратные глаза.
      - Спасибо, Саня. Везите Олега Константиновича сюда, - бросил он в трубку и с улыбкой посмотрел на Владимира: - Я бы на твоем месте хряпнул стакашку, Буржуй. Под вареники. Потому как, сдается мне, тихий семейный вечерок будет тот еще. В духе последних событий.
      Доктор Костя проснулся от диких взвизгиваний и топота. Он открыл глаза. В нескольких сантиметрах от лица - пузырящаяся краска стены. Где это он? Шум за спиной не прекращался, и Константин осторожно пошевелился, медленно вывернул голову и скосил взгляд. Большая комната, несколько кроватей. В проходах между ними носится парочка молодых ребят в посеревших бязевых рубахах и, перебрасываясь подушкой, вопит с идиотской остервенелостью. Костя поморщился. Что за чертовщина?! Где ж это он и в самом деле?
      По крутой траектории подушка перелетела через всю комнату и шлепнулась на живот еще одному обитателю комнаты, который спокойно лежал на своей кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Тот поднялся с койки и спокойно посмотрел на расшалившихся балбесов. С виду он был похож на сельского интеллигента, может, зоотехника: чуточку забитое выражение немолодого лица в двухдневной щетине, нос картошкой, допотопные очки и огромные, разбитые работой руки.
      - Значит так, хлопцы, - совершенно спокойным и как бы даже извиняющимся тоном произнес мужчина. - Я человек мирный. Еще раз меня заденете - ночью тихонько встану и всем глаза повырезаю. Усе понятно?
      В голосе "зоотехника" вроде и угрозы не слышалось, а вместе с тем сказано это было так, что не возникало ни малейших сомнений: как обещал мирный человек, так и будет.
      Прочувствовали это и здоровенные шалуны - в комнате мгновенно воцарились тишина и спокойствие.
      Дядька сбросил подушку на пол, взял с тумбочки школьную тетрадку и очень пристально посмотрел на Константина. Доктор съежился и попытался вжаться в стенку. "Зоотехник" направился прямо к нему и, хотя Костя пытался притвориться спящим, присел на краешек его кровати.
      - Проснулись? Замечательно. Вы должны это увидеть!
      - Ч-что увидеть? - доктор выпучил глаза и попытался нырнуть с головой под одеяло.
      - Сразу видно, что вы интеллигентный человек, раз интересуетесь, дядька и внимания не обратил на то, что проявляющий интерес интеллигент старается спрятаться.
      - Я, собственно... - Костя выглянул из под одеяла краешком глаза.
      - Сергей Никифорович... - проговорил мирный человек.
      - Нет, - возразил доктор, - Константин. Это я точно помню...
      - Это я Петухов Сергей Никифорович, химик-изобретатель, представился дядька.
      - Очень при... Скажите, а мы, случайно, не в дурдоме? поинтересовался Костя.
      - И не случайно! - заверил его Петухов.
      - То-то я смотрю... Уж больно знакомая обстановочка, - как-то даже приободрился доктор и высунул из-под одеяла всю голову целиком.
      - Ага, значит тоже не в первый раз?
      - Как вам сказать... - пустился было в объяснения Костя, но потом мудро решил не раскрывать истину до конца. - Вообще-то, далеко не в первый.
      - Потому что мы не нужны им! - жестом пламенного трибуна Петухов потыкал зажатой в огромном кулаке тетрадкой куда-то в потолок. - Мы им мешаем жить в тупости и неведении! Кто сказал, что времена тюремной психиатрии миновали?! Почему тогда мы здесь?! А!? Я вас спрашиваю! - и он грозно воззрился на Костю.
      - Кстати, почему? - чрезвычайно заинтересовался доктор. Действительно, хотелось бы узнать...
      - А я вам отвечу! - с жаром продолжил свою речь Сергей Никифорович. - Они боятся всего значительного и неординарного! Вот посмотрите, - он потыкал заскорузлым пальцем в развернутую перед Костиным носом тетрадку. Посмотрите, это же элементарно! Просто, как все великое!
      Костя заинтересовался. Вся тетрадка была по-детски исчеркана цветными фломастерами.
      - Это, позвольте спросить, ваш трактат? - доктор внимательно посмотрел на Петухова.
      - Трактат?! - оскорбился тот. - Да это революция!!! Это эпоха! Смотрите, да смотрите же сюда! Понимаете?
      В Косте тут же проснулся психиатр. Он присел на кровати и принялся листать тетрадку.
      - Пока не очень, - честно признался он. - Объясните, пожалуйста.
      - Вот, видите? Это первая ступень превращения любого вещества в белок. Используя мою технологию, можно даже эту койку превратить в чистейший белок! И накормить все голодающее население планеты!
      - Поразительно! - в голосе Кости уже звучали чисто врачебные интонации. Он показал пальцем на особенно небрежные каракули. - Мне вот этот узел не совсем понятен, если честно.
      - Да тут у меня фломастер отобрали, падлы. Так пришлось спичку слюнить, - пояснил Петухов.
      - Ну, это непорядок. Хотите мой совет? Сейчас фломастер есть?
      - Есть. - Петухов с опаской огляделся и понизил голос: - Они у меня всюду попрятаны.
      - Так вот и возьмите с чистой странички перепишите. Чтобы было красиво. Чтобы понятно всем. А то нехорошо получается: великое, можно сказать, изобретение, а вы - спички слюнявить. - Тут Костя забылся и очень строго спросил: - Кстати, а кто вам спички дал?
      - Санитар, паскуда, выронил. И не заметил.
      - Возмутительно. Никакой дисциплины, - совсем уж проникся ролью Константин.
      - Чего? - с подозрением уставился на него Петухов.
      - Я говорю - обязательно нужно сделать красиво, - опомнился доктор. - Лучше всего - прямо сейчас.
      Мысль пришлась Петухову по душе. Он выудил откуда-то из под Костиного же матраца оранжевый фломастер и принялся увлеченно черкать в тетрадке.
      - Работайте, работайте, не стану вам мешать, - поощрительно проговорил Костя, встал с кровати и направился к двери. Здесь он внимательно осмотрел замок, потрогал его пальцем и сказал сам себе: - Система стандартная. Хорошо. Теперь бы еще узнать, почему, собственно, я здесь.
      Вера обеспокоенно прислушивалась к звукам, которые доносились из ванной. За шумом пущенной во весь напор воды едва различимы были какое-то уханье, бормотанье, шлепки и стоны.
      - Слушай, Буржуй, может, заглянешь? - обратилась она к Владимиру. - Что-то слишком уж долго там они...
      - Нормально, - Буржуй наливал себе очередную рюмку. - Толстый знает, что делает.
      - Да он его бьет, по-моему... - тревожилась Вера.
      - Значит, так и надо, раз бьет, - преспокойно заметил Буржуй и закусил текилу вареником.
      - Ничего себе - так и надо! - возмутилась Вера, но, понимая, что ничего другого не остается, смирилась и, подперев ладонью щеку, стала ждать.
      В ванной голый Пожарский стоял под ледяным душем и постанывал. Толстый растирал его жесткой мочалкой и шлепал широченной ладонью по спине, груди и бокам - делал массаж. Олег выглядел полностью пришедшим в себя, хоть и дрожал крупной дрожью. Он предпринял вялую попытку выбраться из-под душа. Толстый довольно бесцеремонно запихал его назад.
      - Куда, Олежка! Еще не вечер, терпи.
      - Мне... - Пожарский икнул. - ...холодно.
      - Холодно, говоришь?
      Толстый внимательно посмотрел другу в глаза, спокойно перешагнул через край ванны и, потеснив Пожарского, встал под струю прямо в костюме и модельных итальянских туфлях.
      - Точно, не жарко, - удовлетворенно подытожил он, впечатления.
      - Зачем? - поразился Олег.
      - А чтоб тебе не одиноко было.
      - Костюм же... - напомнил Пожарский.
      - А, костюмчик, - согласился Толстый. - Это точно. - Он снял с себя мокрый пиджак, секунду повертел его в руках и одним движением разодрал пополам, а лоскуты швырнул на дно ванны.
      - Толстый, не надо, - взмолился Пожарский. - Пожалуйста.
      - Надо, Олежка, - Толстый схватил Пожарского за плечи и потряс, заглядывая ему прямо в глаза. - Есть такое дело - дружбой называется. Тебе холодно - и я померзну. Тебя бьют - а я подставлюсь. Ты обосрешься - я постираю. Извини, что излагаю грубо - не из графьев буду, - но очень надо, чтобы ты вспомнил кое-что. Как мне, калечному, помогал в сортир доползать! Как от шпаны не бегал! Как одним из нас был!
      - Уйди из-под воды. Толстый, пожалуйста. Я сам. - Голос Пожарского изменился: исчезли нотки истеричной жалости к себе, появилась твердость.
      - Дудки! - рассмеялся гигант. - Вдвоем - оно быстрей вспоминается. Я точно знаю.
      На кухне дым стоял коромыслом. Борихин и Семен Аркадьевич пили кофе, курили, разговаривали. И, судя по тому, насколько сгустилась в помещении атмосфера, беседа тянулась уже довольно долго.
      - Вот еще выдумали! - горячился старик. - Даже не думайте никуда переезжать!
      - Помилуйте, Семен Аркадьевич, - убеждал его Борихин, - наниматель дает новую квартиру - что ж мы будем вас стеснять! И так вон уже...
      - Эх, только ваша молодость... - При этих словах старика Борихин комично погладил себя по плешивой голове. - Да-да, только ваша молодость не позволяет вам понять: самое лучшее, что вы можете для меня сделать - это, как вы выразились, стеснять меня по любому поводу. Хуже одинокой старости - только старость одинокого мента. И когда Сережа... Когда он... - старик задохнулся от возмущения.
      - Ну-ну, успокойтесь, Семен Аркадьич. Не обижайтесь на него. Как говорится - отпечаток профессии...
      Эксперт упрямо покачал головой и сказал печально:
      - Пнуть старость - это не отпечаток профессии, Игорек. Это душевная жестокость. Умение получать удовольствие от страданий другого человека. Или полное безразличие, что, поверьте, не намного лучше.
      В душе Борихин был вполне согласен со стариком. Имеются у Сергея подобные замашки. Но признать это вслух, критиковать друга за его спиной, то есть как бы даже предать его, он не мог, а потому поспешил перевести разговор на другую тему:
      - Вы мне лучше о взрыве еще расскажите.
      - Да картина, собственно говоря, довольно ясная, - охотно поддался на уловку эксперт. - Я бы сказал, незагадочная...
      - Все-таки думаете - не подрыв во время минирования?
      - Убежден. Характер останков - уцелевших участков кожи и внутренних органов - и анализ одежды позволяют говорить о нездоровом образе жизни, пьянстве, возможно - бродяжничестве. А минировали ваше жилище профессионалы, это видно сразу.
      - Спецслужбы? - сразу же напрягся Борихин.
      - Нет, совсем не обязательно. В методах ничего нового и неожиданного. Работали люди, попросту владеющие традиционными навыками минирования, вот и все...
      - И вам это все кажется незагадочным?
      Эксперт развел руками, словно извиняясь за то, что картина взрыва не является для него загадкой.
      - Конечно, - пояснил он. - Квартира была уже заминирована, когда в ней оказались случайные люди - скорее всего, бомжи или мелкие квартирные воры. Это, конечно, лишь версия.
      Борихин поскреб щетинистый подбородок и проговорил задумчиво:
      - Значит, кто-то из нас двоих, как говорится, фартовый - или я, или Василий.
      - Кстати, должен признаться, удивляюсь вашему спокойствию, Игорь, - с ноткой осуждения в голосе сказал Семен Аркадьевич. - За все время вы ни разу ему не позвонили. - Сыщик протестующе взмахнул рукой.
      - Да какое, к черту, спокойствие! Извините. Сижу, как на иголках! Просто он, скорее всего, за рулем, а ездит - словно смерти ищет. Да и вообще мы договорились: он первым выходит на связь.
      Уже через несколько километров гонки с преследованием Василий сильно зауважал своего подопечного. Тот вел машину лихо, но без лихачества, уверенно, но без излишней самонадеянности, и парню приходилось прикладывать все свое умение, чтобы не отстать, не потерять автомобиль Кудлы из виду и вместе с тем не обнаружить себя. А тут еще новая неприятность: как назло именно сейчас Василию до зарезу приспичило в туалет, а какой уж тут туалет, когда несешься на скорости за сто двадцать. Не помигаешь же переднему фарами, чтоб затормозил и дал возможность облегчиться.
      И когда в пригородах Кудла остановился около придорожного цветочного павильончика, Вася тут же прижался к обочине, выскочил из машины и под ее прикрытием сделал в кювете то, чего давно требовала душа. Испустив вздох облегчения, он тут же ринулся назад: Кудла недолго мучился с выбором - взял самый роскошный букет роз, бросил купюру и, не дожидаясь сдачи, зашагал к своему автомобилю. Так что штаны Василию пришлось застегивать на ходу.
      Как учил его Борихин, по дороге Вася анализировал, не обнаружил ли его подопечный слежку. Но тот вел машину ровно, резко не ускорялся и не тормозил, не совершал неожиданных поворотов, когда же все-таки поворачивал, исправно мигал сигналами. У павильона с цветами даже не думал озираться по сторонам. Так что Василий пребывал в полной уверенности, что Кудла его не вычислил. И не знал парень, что тот давно поглядывает на его автомобиль в зеркальце заднего вида и улыбается устало и немного даже сочувственно.
      На одной из центральных улиц Кудла принял в салон пассажира. Вернее - пассажирку. Сделал он это красиво: вышел из машины, вручил девушке букет, распахнул перед ней дверцу. Дама, как отметил про себя Василий, этого заслуживала: высокая, стройная, с распущенными по плечам длинными волосами.
      Присутствие в салоне передней машины подобного создания окончательно Василия успокоило. И он не то чтобы совсем потерял бдительность, но как-то подрасслабился. И потому, когда машина Кудлы, заложив крутой вираж, нырнула в лабиринт старых домиков полуразрушенного частного сектора, Василий растерялся, проехал несколько лишних метров и упустил время. Всего-то ничего несколько секунд, но, углубившись в путаницу старых улочек, автомобиля Кудлы он уже не увидел. Суетиться, впрочем, не стал - наоборот, поехал медленно, внимательно озираясь по сторонам. На улицах не горел ни один фонарь, дома выглядели заброшенными, хотя кое-где в них светились окна. Увлеченный наблюдениями, Василий едва не въехал в задний бампер Кудлиной машины, которая была припаркована на обочине без стояночных огней.
      И тут Вася совершил второй прокол. Нет бы ему тихо сидеть в автомобиле и дожидаться появления хозяина, а он решил определить наиболее вероятный маршрут, по которому ушел его подопечный. Шаг за шагом Василий достаточно далеко ушел от оставленной машины и углубился в такую давящую и беспросветную темень, что рука его невольно потянулась к кобуре и на всякий случай он вытащил пистолет.
      В обозримом пространстве, а видеть Вася мог метров на десять и не дальше, не было ни единой живой души. Парень решил возвращаться и только повернул назад, как пистолет будто сам по себе вылетел у него из рук. И пока Вася с открытым ртом оглядывался по сторонам и пытался нашарить взглядом упавшее в темноту оружие, у горла его оказался узкий стальной клинок. Вася непроизвольно сглотнул, и острое лезвие оцарапало ему кадык. Рядом стоял улыбающийся Кудла.
      - Ты не умеешь вовремя остановиться, мальчик, - спокойно проговорил он. - Я терпел до той минуты, пока мне не надоело. А теперь ты будешь отвечать на мои вопросы. Коротко и внятно.
      ГЛАВА 20
      Даже бурные события последних часов не мешали Вере ежесекундно ощущать какую-то особую наполненность своего нынешнего существования и наслаждаться ею. С удвоенной остротой это чувство проявляло себя сейчас. Она сидела, прижавшись спиной к широкой груди мужа, он обхватил ее за талию рукой, и от этого ей было очень уютно и спокойно. Буржуй увел Пожарского в другую комнату, и о чем-то они там беседовали.
      - Как это страшно - то, что он рассказал, да? - продублировала она вслух свои мысли.
      - Ясное дело, не мультик, - согласился Толстый.
      - Представь только, если б ты меня увидел вот так... Ну как он рассказал. Жуть, да?
      Женщины почему-то часто хотят, чтобы любимые представляли их в разного рода запредельных ситуациях и чтобы при этом ужасались, переживали и высказывали свои чувства вслух. А вот мужчины, странное дело, терпеть не могут воображать, что их любимые могут в подобных ситуациях оказаться. Толстый рассердился так, что даже крепенько встряхнул Веру.
      - Ты что болтаешь?! Что ты болтаешь?!
      - Я просто представила... - виноватым голосом начала Вера.
      - Не надо такое представлять, Верунь, - оборвал ее Толстый. Ладно? А вообще, конечно, невезучий он парень, Олежка. Хороший, а невезучий. Хотя сам виноват. Рассказал бы сразу - может, все по-другому было бы...
      - Значит, ты его простил? - она запрокинула голову, чтобы взглянуть на мужа.
      - А чего тут прощать? Запутался человек слегка - с кем не бывает!
      - Толстый, Толстый. Никогда ты не разучишься людей по себе мерить, - Вера ласково взъерошила ему шевелюру.
      - А по кому мне их мерить - по Гитлеру? - хмыкнул Толстый и признался не без ревности: - Мне другое обидно: вот он с Буржуем уединился, будто я и не друг ему вовсе.
      - Глупый, - улыбнулась Вера, - он же просто комплексует.
      - Опять новости! Чего ему передо мной-то комплексовать?
      - Потому что он всегда старался стать таким же сильным, как ты, а у него так и не получилось.
      - А Буржуй - слабак, да? - обиделся за друга Толстый. - Так получается?
      - Буржуй - не слабак. Но все равно он не такой, как ты. Таких, как ты, больше на свете нет.
      Толстый немножко поразмышлял над этим утверждением, а потом решил согласиться.
      - А что - может, и верно, - выпятил он грудь, но тут же вспомнил, что не успел сообщить жене кое-что важное. - Слушай, я тут вот чего решил. Завтра тебя ребята на дачу отвезут. А то сама видишь, что делается.
      Веру подобная перспектива совершенно не прельщала.
      - Толстый, миленький, - заныла она жалобно, - там так скучно.
      - Там же телевизор есть! - напомнил ей Толстый. - И этот... свежий воздух. А пока ты здесь, я ничего делать не смогу, только и буду дергаться.
      - Думаешь, на даче безопасней?
      - С тобой Иван останется. И вообще: кто о ней знает? Два месяца, как купили. Я сам иногда не сразу дорогу туда нахожу. Зато мы с Буржуем тут быстро со всем разберемся! - на этом Толстый подвел черту под прениями и перешел к другому вопросу: - Слушай, а чего они там так долго, как ты думаешь?
      - Думаю, есть им что сказать друг другу.
      Руки Толстого, сплетенные на талии Веры, вдруг вздрогнули.
      - Слушай, он пошевелился, - заорал вдруг гигант.
      Вера даже дернулась от испуга.
      - Кто пошевелился? - почему-то шепотом спросила она.
      - Кто, кто. Пацан мой! - продолжал счастливый папаша.
      - Толстый, перестань! Он еще не может шевелиться.
      - Что значит - не может? - возмутился будущий родитель. - Я же слышу. Вот, пожалуйста, еще раз. А ты сама что - не чувствуешь?
      Вера расхохоталась.
      - Толстый, глупый, это у меня в животе урчит! Я же с этими вашими делами так толком и не поела.
      В комнате но соседству с той, где сидела чета Толстовых, было почти темно. Пожарский, когда вошел туда, свет не включил, а Буржуй понял почему и оставил все, как есть. Сам Олег уже почти напоминал нормального человека, только подавленность, которую выдавал голос, напоминал о недавнем срыве.
      - Ты не думай, Буржуй, - проговорил он, продолжи давно начатый разговор. - Я все понимаю. С потенциальными самоубийцами всегда разговаривают ласково. Чтобы они успокоились.
      - Я тебя не успокаиваю, Олежка, - возразил Буржуй. - Толстый, по-моему, тебя достаточно успокоил. Я о другом. Ты вот никак не хочешь понять жизнь, она ведь всем устраивает жуткие экзамены. Всем. Исключений не бывает. По-твоему получается - я давно на себя руки должен был наложить. - Олег попытался что-то вставить, но Коваленко не дал: - Погоди спорить, послушай. Я потерял жену, ребенка, бабушку. Да что потерял - дал их убить, так вот: я очень долго чувствовал себя слюнтяем и ничтожеством. Честное слово...
      Пожарский не выдержал и все-таки перебил его:
      - Буржуй, только не передергивай, не надо. С тобой случилась беда. Самая страшная, какая только может быть... А я решил, что можно одновременно и сподличать, и остаться честным. И не надо говорить, что ты не видишь разницы.
      - Вижу. И что с того. Если мой друг ошибся, то я что, должен его вообще потерять, так, что ли? И что мы вообще обсуждаем? Ты же вполне мог не рассказывать нам, что сначала согнал достоверную информацию и только потом состряпал "липу". А ты сказал.
      В комнату сначала заглянул, а потом и вошел Толстый.
      - Так, заговорщики, - заявил он безапелляционно. - Нам с дражайшей половиной, между прочим, режим питания соблюдать необходимо. Или ты что, Олежка, хочешь, чтобы твой крестник каким-нибудь бухенвальдом на свет появился?
      Буржуй поднялся и пошел к двери, а вот Пожарский так и остался сидеть на диване.
      - Я не могу... - забормотал он. - Там Вера... - Толстый, не говоря ни слова, подхватил его с дивана и повел за собой. По дороге, наградив парня шутливым подзатыльником, объяснил по понятиям:
      - Там не только Вера. Там еще и надежда, любовь, а также текила с варениками.
      И все-таки за столом Пожарский вел себя еще очень скованно.
      - Олег, поешь хоть немного, - уговаривала его хозяйка. - Вареники, между прочим, я специально для тебя готовила. Толстый их вообще-то не очень...
      - Спасибо. Мне не хочется, - твердил Пожарский.
      - Толстый очень даже очень, - с набитым ртом сообщил человек, совсем не любящий вареники. - Отцам и матерям необходимы витамины.
      - Не примазывайся, Толстый! - поставила его на место Вера. Отцы-то тут при чем?
      - Много ты понимаешь! - оскорбился за отцов Толстый. - Очень даже при чем. Я по телевизору слышал - мужья беременных переживают намного больше жен. Ясно?
      С трубкой телефона в руке вошел Буржуй и присел к столу.
      - Все жрете? Мне что-нибудь оставили?
      - Ну, что? - Пожарский уже хоть к чему-то стал проявить интерес, если не к еде.
      - Как я и думал, - доложил Буржуй. - Саппортивный счет.
      - А это как?
      - Есть такая простая операция. Обычно используется для подстраховки сделок. Если в течение 12 часов деньги никто не востребует, они возвращаются на прежние счета. В данном случае - на анонимные в Швейцарию. Просто, как мычание.
      - Вот гады! - разобиделся Толстый, у которого щеки уже лоснились от еды. - А я было об острове размечтался.
      - Какого еще острова?
      - Да мы тут с Олежкой придумали... Неважно.
      - Текилы плесни, островитянин, - потребовал Буржуй.
      - Да ты только продукт переводишь! - Толстый спрятал бутылку за спину. - Пьешь, пьешь - и ни в одном глазу.
      - А ты пожалел, да?
      - А вот и не пожалел. Завидую просто, - на полном серьезе вздохнул хозяин.
      Он налил мексиканской водки Буржую, предложил плеснуть и Пожарскому, но тот покачал головой:
      - Нет. Спасибо. Я теперь спиртного не скоро захочу. - Толстый облапил Олега и поцеловал его в макушку.
      - Ох, дружок. И как же я тебя понимаю!
      Клинок у горла Василия держала опытная рука - он даже не дрогнул ни разу. А вот у самого парня руки предательски дрожали и по лбу градинами катился пот. Вася только надеялся, что в темноте этого не видно.
      - Тебе не стоило так долго испытывать мое терпение, - проговорил Кудла с какой-то даже ленцой. - Я не люблю, когда за мной следят, особенно если я с дамой. Кто послал тебя шпионить?
      Вася, собрав воедино все свое мужество, промолчал. Лезвие чуть глубже впилось в шею.
      - Я задал тебе вопрос. И жду ответа, - Кудла сделал паузу, которая Василию показалась страшнее слов, и снова процедил: - Если сейчас ты не заговоришь, я проткну тебе живот и оставлю умирать на этой мусорке мучительной и бесславной смертью. Кто послал тебя? Я жду!
      Вася оцепенел от ужаса, однако зубы сцепил и не проронил ни словечка. Вдруг, ухмыльнувшись, Кудла отнял клинок от горла и ловко вставил его в трость-ножны.
      - Ты - воин, - произнес он с одобрением. - Но эти ничтожества, на которых ты работаешь, все равно испортят тебя. И очень быстро. Жаль.
      Он бесшумно растворился в темноте, а потрясенный Василий нашел в себе силы простоять на подгибающихся ногах еще с десяток секунд. Потом обессиленно рухнул на груду битого кирпича и прикрыл глаза.
      На шахматной доске сложилось непростое положение, однако еще большая напряженность витала в воздухе. Семен Аркадьевич и Борихин молча передвигали фигуры и молча поглядывали на телефон.
      И тот наконец зазвонил. Оба как по команде кинулись к аппарату, но Борихин успел первым: был ближе.
      - Алло! - крикнул он в трубку и, услышав голос говорившего, покивал старику, давая понять, что именно этого звонка они и ждали. Эксперт облегченно вздохнул. - Ну что?! - На том конце провода ему что-то долго втолковывали. Наконец Борихин иронично бросил в трубку: - Мои поздравления, господин сыщик. Ладно, сам-то цел?.. Точно?.. Ты где?.. Ну, это ясно, без тебя бы догадался... - Он прикрыл ладонью микрофон и повернулся к эксперту: - Семен Аркадьевич, можно, будет взять вашу машину?
      - Что вы спрашиваете, Игорь! - взвился старик.
      - Жди на месте. Я сейчас буду, - погрозил Борихин трубке и положил ее на рычаг.
      В киоске у метро Воскресенский купил ежедневную деловую газету, мельком просмотрел первую страницу, сунул газету в карман и зашагал домой. Путь предстоял не такой уж и близкий, и проще было бы сесть в маршрутное такси, но Алексей заставлял себя ежевечерне проходить пешком эти три километра. При его загрузке на работе то был единственный способ хоть как-то поддерживать физическую форму, который он мог себе позволить.
      От самого киоска за Воскресенским ехала машина с тонированными стеклами. Погруженный в свои мысли, он этого не замечал. Что и не удивительно. На больших, хорошо освещенных улицах преследователи могли себе позволить держаться подальше: ведомого было хорошо видно. Там их к тому же хорошо маскировало оживленное движение. Но вскоре Воскресенский свернул в небольшой переулок, за которым шел лабиринт таких же узеньких улочек и проездов. Так он срезал расстояние. И вот тут уж людям в машине пришлось выбирать: либо отпустить Алексея подальше с риском потерять его в этих темных закоулках, либо двигаться вплотную к подопечному по дороге, где не было ни прохожих, ни других автомобилей, и, возможно, обнаружить себя раньше времени. Преследователи выбрали второй вариант.
      Все так же погруженный в свои мысли, Алексей "хвоста" не замечал. Только раз он оглянулся, но не обратил ни малейшего внимания на ползущую чуть позади машину. Лишь когда Воскресенский свернул за угол, а машина последовала за ним, он насторожился. Попробовал пропустить автомобиль вперед, но тот упорно обгонять его не желал. Алексей остановился совсем - затормозила и машина. Он прибавил шагу - двинулась живее и она. Он свернул в очередной переулок - она последовала за ним. Вот тогда Воскресенский испугался и побежал. Двигатель машины взревел.
      Вскоре преследователи включили дальний свет. Так было легче отслеживать каждое движение беглеца и не дать ему скрыться в каком-нибудь дворике. А Воскресенский уже запаниковал и стал метаться из стороны в сторону. Прошло немного времени, и он обнаружил, что сбился с пути. Теперь он бежал не разбирая дороги - без определенного направления и с единственной целью уйти от страшной погони. Он взмок и уже задыхался.
      Вдалеке ясно были видны огни его жилмассива, и, казалось, спасение близко. Но тут Алексей обнаружил, что забежал в тупик. Справа - глухая кирпичная стена, слева - высокий забор, на который ему не залезть. Впереди высокой пирамидой - под самую крышу павильончика, видимо пункта приема стеклотары, - громоздились деревянные, железные и пластмассовые ящики. Сзади, слепя фарами, приближался автомобиль.
      Ящики. Это единственный выход, мелькнула лихорадочная мысль. Стоит взобраться по ним на крышу, а там, быть может, удастся спрыгнуть по ту сторону павильона. И Алексей принялся карабкаться вверх. Он уже преодолел половину пути, когда подъехавшая машина ударила бампером под основание пирамиды. Она заколебалась. Второй удар последовал, когда Алексей уже тянулся к кромке крыши. Пирамида рухнула. Высота была небольшой, но Воскресенский не сумел сгруппироваться и боком ударился о что-то твердое. Сверху посыпалась бесконечная лавина увесистых ящиков. Испуганный крик Алексея утонул под ней.
      Детектив был захватывающим. Дежурный врач так увлекся чтением, что вздрогнул, когда от порога донеслось:
      - Удивительно, даже планировка точно такая, - в голосе звенели нотки радостного узнавания. - Раньше и дурдомы одинаково проектировали, надо же. Добрый вечер!
      Врач поспешно захлопнул книгу и вскинул взгляд. В дверях ординаторской стоял тот самый пациент, которого привезли прошлой ночью и из-за которого он имел сегодня "удовольствие" общаться с этим неприятным милицейским майором - Мовенко, кажется. Больной дружелюбно улыбался.
      - Вам кто разрешил подняться? - врач встал из-за стола. Немедленно возвращайтесь в постель. И вообще... - вдруг вспомнил он, - как вы из палаты выбрались?
      - Ну, с моим-то опытом... - видимо из скромности больной не стал договаривать, а просто махнул рукой: пустяки, мол. - Да вы, собственно, не волнуйтесь. Ведь я ваш коллега...
      Врач тут же припомнил, какие запоры стоят на палатной двери, и сделал вывод, что "сотоварищ" может быть опасным. Голос его немедленно обрел ту профессиональную интонацию, в которой сложно переплетаются снисходительность, сочувствие, жесткость и гипнотическое убеждение:
      - Даже так? Вот что, коллега, давайте с вами договоримся: мы с вами сейчас тихо-мирненько, без санитаров, пойдем назад в палату, ляжем в кроватку....
      - Понимаю, понимаю, - больной покивал головой. - Я бы реагировал точно так же. Но я действительно ваш коллега. Заведовал отделением в Кичеевке. Не верите? Могу вам доказать. Вот у моего соседа, скажем, типичный случай. Так если позволите профессиональный совет, я бы на вашем месте применял не галоперидол, а трифтазин и рисполент в таблетках. Гораздо эффективнее. Честное слово.
      Врач мысленно оценил рекомендацию как вполне и вполне заслуживающую внимания. Но подобные "профессиональные" советы способен давать каждый второй пациент с рецидивным течением болезни. А такие могут быть очень опасными. Рука психиатра поползла к панели под крышкой стола.
      - Пожалуйста, не тянитесь к кнопке, не надо, - взмолился странный больной. - Сегодня в отделении так спокойно, а вы всех взбудоражите. И сами потом пожалеете, знаю по опыту. Лучше позвоните в Кичеевку.
      Врач задумался. А почему бы и нет? Этот тип в дверях - видимо, давний клиент областной психбольницы в Кичеевке. Так что, уж как бы там ни было, получит от коллег рекомендации по его случаю.
      Минуты через три, после короткого разговора с Кичеевкой, врач широко улыбнулся и пошел навстречу "больному".
      - Извините, ради бога. Понимаете, я тут всякого насмотрелся, - он протянул руку. - Голик Леонид Ефимович. Леня.
      - Константин, - представился новый знакомый, ответив на рукопожатие.
      - А с Петуховым вы меня здорово удивили, - признал Леня. - Ну с вашим соседом...
      - А, химик-изобретатель! - снисходительно улыбнулся Костя. Ничего, у меня и не такие попадались. А что - угадал?
      - С первого раза! Завтра обязательно попробую ваши рекомендации.
      Тут Константин решил окончательно сразить коллегу продемонстрировав врачебную эрудицию.
      - А мне вы, конечно, вкатили банальный диазепам внутримышечно, да? - тоном утверждения спросил он.
      - А вот тут не угадали.
      - Да? Странно... - неприятно удивился своей промашке Константин. Ярко выраженная узкофрагментарная блокировка сознания...
      - Погодите, Костя, вы что - ничего не помните? - врач изменился в лице.
      - Почему, как раз наоборот. Я, собственно, помню все: кто я, как меня зовут, где я живу. Не помню только, как я здесь оказался. И, кстати, Леня, что я здесь делаю?
      - Вы были свидетелем пожара, - очень осторожно начал врач. - В селе. Огонь был очень сильным...
      Оживленное Костино лицо вдруг окаменело. И весь он стал похож на воздушный шарик, который чья-то безжалостная рука ткнула булавкой. Он втянул голову в плечи, съежился, лицо его сморщилось в гримасе ужаса. Протяжный плач-стон, который вырвался из самых глубин его существа, постепенно поднялся на более высокие тона и перешел в истерический вопль. Доктор Голик успел подхватить забившееся в судорогах тело и бережно опустил его на пол. Потом подбежал к столу и нажал кнопку. Из коридора донесся топот. На вызов бежали дежурные санитары.
      ...Когда Костя снова открыл глаза, на дворе стояла глубокая ночь. Слегка безумным взглядом он обвел палату. Тихо встал и направился к двери. С замком провозился довольно долго: тело била медикаментозная дрожь и руки тряслись. Оказавшись в коридоре, он осторожно пробрался к ординаторской и приоткрыл незапертую дверь. Доктор Голик прикорнул на кушетке и посапывал во сне. Константин прокрался к столу и на чистом листе бумаги вывел крупными дрожащими буквами: "Простите, коллега". Потом подошел к свободному от решетки окну, беззвучно распахнул створки и, взобравшись на подоконник, потянулся к водосточной трубе...
      Сначала Вася, который стоял и курил, опершись на капот своего автомобиля, услышал характерное дребезжание движка. На ночных улицах звук разносится далеко, и этот явно приближался. Потом из-за угла показался старенький "3апорожец"-мыльница, и Вася улыбнулся: машину, которая могла издавать подобное тарахтение, он определил верно. Наконец этот очень уж облезлый автомобильчик, как-то странно повиливая и трясясь, словно в старческой немощи, подъехал и остановился рядом. Из коробчонки вдруг появился шеф. Вася в изумлении разинул рот, но быстро нашелся:
      - Наконец подобрали себе машину по душе...
      - Я бы на твоем месте помолчал, ясно? - тут же огрызнулся Борихин.
      - Знаете, у этого вашего... как его... Кудлы, по-моему, с головой не все в порядке...
      - Ты свои ошибки на его голову не сваливай. Я тебя сам наружке учил, между прочим.
      - Оттого, наверное, так ловко и получается, - ехидно предположил Вася.
      - А вот хамить не надо. Задание ты завалил, теперь вообще неизвестно, вернется Кудла домой или нет.
      - Ну, положим, ничего я не завалил...
      Поддразнивая шефа, Вася нарочно затянул паузу. Лицо у Борихина уже начинало наливаться кровью, и он втянул в грудь побольше воздуха. Но потом передумал и поинтересовался довольно спокойно:
      - По-твоему, это - не завалил?
      - Да и по-вашему тоже, - тут Вася вытянулся в струнку и эффектно доложил: - Клиент угощает барышню суши в ресторане "Сантори". Здесь неподалеку.
      Шеф слегка пообмяк.
      - Как узнал? Погоди, ты что, все равно поехал за ним?
      - Если бы, - небрежно проговорил Василий. - Пробежаться пришлось... - И он принял героически-страдальческую позу.
      - А если б он ее на другой конец города повез? - изумился Борихин.
      - Так ведь тот не вратарь, которому не везет!
      - Надо же, не растерялся от испуга! - одобрил Борихин.
      - От какого еще испуга? - оскорбился Василий.
      - Ладно, врать девочкам будешь. С ножом у горла любой нормальный человек испугается. А вот что не растерялся - молодец. Хотя хвалить тебя опасно. Да и не за что, по большому счету. Так - исправил собственную небрежность. А что с ним за дама?
      - Шикарная дама. - Василий восторженно закатил глаза. - У меня на такую денег не хватит. У вас, кстати, тоже. Нежная дружба с таким существом доступна только о-очень обеспеченному человеку.
      - Ладно, держи ключи, - Борихин через открытое окно "Запорожца" дотянулся до замка зажигания и протянул связку своему помощнику. - Чего смотришь? Что, самому не ясно, что машину надо сменить?
      Вася с сомнением посмотрел на шефа - не издевается ли, потом - с ужасом - на старую развалину, потом снова - с робкой надеждой - на Борихина. Но тот не шутил.
      - Вот на эту сменить?!! - в голосе Васи звучало неподдельное возмущение этим кощунственным предложением. - Ну уж нет! Знаете, Игорь Борисович, даже унижение мента ментом имеет свои пределы.
      - Ты меньше рассуждай! - прикрикнул на помощника Борисыч. - Скажи спасибо, что Семен Аркадьевич разрешил. А то и дальше пешком бы бегал.
      - Так может, я лучше побегаю?
      - Хватит выпендриваться, Василий, в самом деле, - рявкнул выведенный из себя шеф. - Бак полный. Дождись, пока они доедят свой... ну то, что ты сказал, проследи, куда отправятся, и тут же звони мне. Понял?
      С душераздирающим вздохом Василий принял ключи.
      - Вот так оно всегда, - философски заметил он. - Кому судьба карамелька, а кому...
      - И осторожней будь, понял? - напутствовал помощника Борихин.
      - А вы, Игорь Борисыч, уж пожалуйста, это...
      - Чего? - выглянул из окошка Васиной машины Борихин.
      - Машину поберегите. А то вы у нас лихач известный... - и Вася печально вздохнул.
      - Ну что, братья и сестры. Завтра начинаем большую войну. Вер, тебя Толстый уговорил уехать?
      Все-таки зря Толстый клеветал на Буржуя. Тот совсем не понапрасну переводил текилу и теперь испытывал некоторые проблемы с дикцией. Но Вера его поняла.
      - А чего меня уговаривать, - ответила она, - я женщина послушная.
      - Умница, - Толстый наклонился и поцеловал жену в макушку.
      - Тогда есть предложение набраться сил. В смысле поспать немного.
      Пожарский почему-то воспринял это предложение как вежливый намек.
      - Да, я пойду, - и он направился к двери.
      - Еще чего! - Толстый ухватил его за рукав.
      - Перестань, Олежка... - Буржуй поднял глаза. - Никто никуда не пойдет. - Чуть пошатнувшись, он повернулся к Толстому: - Жилплощадь же позволяет, хозяин?
      Тот горделиво обвел рукой квартирные просторы:
      - А то!
      В дверь позвонили.
      - Ничего себе... - Буржуй сфокусировал взгляд на часах, потом перевел его на хозяина. - Ты кого-то ждешь?
      - Ребенка. Пацана, - честно признался Толстый. - А так - вообще-то никого. Я сейчас! - он вышел в коридор.
      Время перевалило за полночь, и звонок в такой час мог означать, как минимум, серьезные известия, а потому все внимательно прислушивались к разговору в прихожей. Явился вахтер и доложил, что какой-то шустрый мальчишка только что доставил пакет, попросил немедленно его передать и тут же умчался. Разговор затих. Щелкнул замок.
      - Совсем сдурели! - на пороге комнаты появился Толстый с большим желтым конвертом в руках. - Почему домой? Почему на ночь глядя?
      - Ты открывай, открывай, - потребовал Буржуй.
      - Что, сейчас? - с сомнением воззрился на него хозяин, но все-таки сдался. - Ладно.
      Из разорванного конверта на стол посыпались фотографии, много фотографий. На каждой красовался генеральный менеджер фирмы Алексей Степанович Воскресенский.
      И не один, а рядом - или даже в обнимку - с покойником. Покойником по имени Олег Кулик.
      Коваленко даже протрезвел слегка. Все переглянулись. Кулика хорошо помнил каждый из присутствовавших здесь.
      Это был человек, который когда-то помог Кудле разорить Буржуя.
      ГЛАВА 21
      По дороге домой почему-то вспомнился паренек, которого пришлось припугнуть в квартале старых домов. Забавный юноша: коленки дрожали, но держался! Кудла усмехнулся, инстинктивно взглянул в зеркальце заднего вида. Трасса в рассветной дымке была абсолютно пуста. Он прибавил газу.
      Дом встретил хозяина хмуро. В холл через застекленный потолок проникал жидковатый свет раннего утра, и в нем все вокруг - мебель, станки с полотнами, драпировки - смотрелось как никогда сиротливо и заброшенно. Вдруг какое-то движение, даже не движение, а тень, намек на него, заставило Кудлу насторожиться. Рука его потянулась к набалдашнику трости. Не поворачивая ни корпуса, ни головы, он одними глазами оглядел помещение.
      - Ну что, пришел мой черед тебя удивлять? - Кудла расслабился и тут же чуть поморщился. Кому еще могла принадлежать такая фраза - выспренняя и излишне мелодраматичная С насмешкой посмотрев на вышедшего из-за станка Буржуя, хозяин дома вместо приветствия сказал:
      - Чтобы удивить меня, тебе придется очень сильно постараться. Я думал - забрались грабители. В следующий раз будь осторожней.
      Буржуй на насмешку ответил насмешкой. Кивнув на полотна, спросил:
      - Думаешь, кто-то мог позариться на нетленку?
      - Я не собираюсь обсуждать с тобой свое искусство. Что тебе нужно, Буржуй?
      - Нужно сказать тебе: я не верю ни одному твоему слову, что бы ты ни говорил.
      - Ты вломился сюда на рассвете, чтобы сообщить мне это?
      - И еще то, что на этот раз я не дам тебе уйти.
      - Ты предлагаешь поединок прямо сейчас? - Кудла ухмыльнулся. - Я готов.
      - А я - нет. На этот раз будем играть по моим правилам. И я обещаю тебе: уж теперь я выясню все! Ты понял - все! И вот тогда ты мне ответишь. Я пришел сказать тебе, что с этой минуты я буду знать о каждом твоем шаге, буду просчитывать их наперед, читать твои мысли! Улыбайся, улыбайся. Скоро ты убедишься, что я не шучу.
      Кудла лениво поиграл тростью, равнодушным взглядом окинул Буржуя с ног до головы и устало вздохнул:
      - Какие же вы все одинаковые. Это невыносимо. Врываетесь ко мне, говорите какие-то слова. Вечные подростки, которым так и не суждено повзрослеть.
      - Я знаю: все это делаешь ты!
      - Что - все? О чем ты? - Кудла удивленно поморщился. Но Буржуй не обратил внимания на его вопрос и продолжал:
      - Просто пока не знаю как. Но узнаю, обязательно узнаю.
      - Слушай, ты меня утомил. Уходи, - хозяин отвернулся, демонстрируя гостю абсолютное нежелание продолжать разговор.
      - Ты говорил, что собираешься мстить...
      Кудла резко повернулся и уставился на Буржуя своими глазами-льдинками.
      - Собираешься обычно ты. А я делаю то, что должен сделать. А месть... - он задумчиво повертел трость в руке. - О, месть - одно из немногих чувств, ради которых стоите жить на свете. Но тебе этого не понять, сирота.
      - Ошибаешься, - Буржуй заиграл желваками. - Теперь я понимаю это лучше тебя.
      - Знаешь, я почему-то очень устаю от разговоров с тобой. - Кудла брезгливо скривился. - До тошноты. Я, по-моему, уже сказал, чтобы ты убирался из моего дома.
      - Мы еще увидимся, - Буржуй зашагал к двери.
      - Хорошо, - кивнул Кудла и бросил ему в спину: - Только сделай одолжение: пусть следующий раз будет последним. Самым последним.
      На пороге Буржуй обернулся:
      - Обещаю.
      На этот раз Василий вел Кудлу предельно осторожно, чему помогала и невзрачная внешность "жужика", как он окрестил свой новый экипаж. Но то, что было плюсом на городских улицах, за городом, на трассе, стало несущественным. Тут главную роль играла мощность движка. Стремясь не отстать от Кудлы, Василий выжимал из "жужика" все возможное и сверх того. Машинка надрывно и жалобно ревела, развивая невиданную для себя скорость, но все равно безнадежно отстала с того самого момента, как Кудла выехал на шоссе.
      Когда Вася подъехал к своим "засадным" кустам, машина Кудлы, слава Богу, стояла у особняка. Парень, пошатываясь и утирая взмокшее лицо, словно всю дорогу ему пришлось пробежать на собственных ногах, выбрался из тесного экипажа и набрал номер Борихина.
      Тот отозвался сразу же, будто тоже не спал всю ночь и бдел у телефона:
      - Алло. Кто это?
      - Михаэль Шумахер, гонщик-профессионал, - представился Вася, и прозвучало это довольно зло и бодро одновременно.
      - Василий, ты? Заканчивай свои шуточки. Ты где?
      - На финише, - двусмысленно ответил парень. - Я, босс, человек не злопамятный, но этот болид вам до смерти не забуду.
      - Не забудешь, не забудешь. Давай докладывай.
      - И что - ни слова сострадания, дружеского участия? - к уставшему парню постепенно возвращалось его обычное бодрое расположение духа.
      - Будет тебе и сострадание, и участие, - заверил его Борихин. Так ты где?
      - На месте. После выезда из города объект предпринял попытку отрыва, которая ему, представьте, удалась. Сейчас его машина припаркована около дома, а я нахожусь на исходной, в кустах. "Феррари" со мной, не извольте беспокоиться.
      - Доложи, как прошла ночь, - потребовал Борихин.
      - Йес, сэр! - Василий стал навытяжку и иронично отдал телефонной трубке честь. - После "Сантори" наблюдаемые проследовали в маленькую частную гостиницу "Анеля" около Печерского моста и там предавались бурной страсти приблизительно до четырех утра.
      - Ты что, в щелочку подглядывал? - буркнул шеф.
      - Циничный вы человек, Игорь Борисович. Наблюдение велось с произрастающего поблизости каштана. Но потом рассвело, ранний народ потянулся по своим делам, и я смекнул, что на дереве буду смотреться неуместно. Тем более, что сидеть на нем всю ночь - удовольствие, честно говоря, ниже среднего. В шесть - ноль восемь блондин вышел из гостиницы, сел в машину и продемонстрировал мне все преимущества западных технологий. Барышня, по идее, до сих пор там.
      - Жаль, у тебя фотоаппарата не было, - закручинился Борихин.
      - Да, снимочки вышли бы пикантные, - согласился Вася.
      - Я о портрете фигурантки говорю, - тут же стал кипятиться Борисыч. - Ладно, я сейчас - в эту самую "Анелю", а ты там особенно не расслабляйся, понял? Тебе поесть чего привезти?
      - Значит, так... - тоном старого гурмана Вася начал перечислять: Семги, расстегайчиков, патэ дэ фуа гра, профитролей...
      - Василий, хватит выпендриваться, - не дал помечтать шеф. - В общем, не теряй бдительности. Я скоро буду. При малейшем изменении обстоятельств - звони. Все ясно?
      - Так точно, - тут глаза у Василия от удивления полезли на лоб: из дома Кудлы вышел Буржуй. Парень возбужденно зашипел в трубку: - Погодите, босс. У него были гости! Угадайте с трех раз!
      В двери комнаты постучали. Вера, которая, напевая что-то, укладывала вещи в объемистый баул, не стала даже оборачиваться. Просто крикнула:
      - Да, Вань, заходи.
      - Там доктор пришел. Ну этот, странный такой, - сообщил заглянувший в комнату охранник.
      Вера улыбнулась. Среди ее знакомых странных докторов было немного. Один. Она посмотрела за спину Ивана. Пусто....
      - Погоди, ты что, не пустил его? Ну даешь, Иван! Это же Костя!
      Когда доктор все-таки возник на пороге, Вера поняла все сомнения охранника и откровенно расхохоталась. Костя предстал перед ней в старом рабочем халате, накинутом поверх застиранной больничной пижамы, и босиком. На смех доктор совершенно не обиделся. С комичным трагизмом он выпучил глаза и почему-то шепотом спросил:
      - Вера, вы можете меня спрятать?
      - Здравствуйте, Костя! - весело поздоровалась хозяйка. - Что это с вами?
      Константин подозрительно оглядел комнату, обнаружил стоявшего на пороге Ивана и бесцеремонно закрыл дверь перед самым его носом.
      - Мне нужен приют, - поведал он после этого и с некоторой даже торжественностью добавил: - Но я - очень опасный гость, вы должны это знать...
      - Хватит дурачиться. Костя, - фыркнула Вера. - Садитесь.
      - Не могу, - отказался доктор. - Я очень грязный.
      - Так сходите в ванную, я как раз закончу собираться.
      - Вы уезжаете? - как-то очень потерянно произнес Костя.
      - Да, на дачу, - механически ответила Вера, но на доктора уже взглянула без улыбки: - Что-то действительно случилось? Странный вы сегодня! Хотите водки?
      - Да! - тут же согласился Константин, но потом слегка засмущался. - То есть я не уверен, что следует. Но хочу! Наверное, я пока еще не настоящий народный целитель.
      За столом, попивая водку и не забывая о закуске, доктор немного отошел и рассказал Вере о своих приключениях. Вера искренне охала в самых драматичных местах.
      - Честно говоря, мне не следовало ничего вам рассказывать, заявил польщенный ее переживаниями Константин в конце своего повествования. Это все из-за водки, - он налил себе еще рюмку. - Сами понимаете, в вашем положении...
      - В каком положении, - удивилась Вера.
      - Вы же понимаете, о чем я... - Константин показал глазами на ее живот. - В состоянии беременности подобные стрессы весьма нежелательны.
      - Погодите, доктор! - Вера была поражена до глубины души. - А, собственно, откуда вы знаете?
      - Ну, дорогуша, я как-никак профессиональный медик!
      - Я о другом. Откуда вы знаете, что я беременна?
      - Вижу, - коротко объявил занятый пережевыванием закуски Костя.
      - Не говорите ерунды! Что можно увидеть в такой-то срок? Я даже не чувствую ничего.
      - Простите, я, наверное, не совсем правильно выразился. Вижу - не совсем точное слово. Для меня самого это пока непривычное состояние. Дело в том, что с недавнего времени я... как бы это вам объяснить... чувствую, что ли, некоторые вещи, которые человек чувствовать не должен. Стефания.... - он помолчал, вспомнив о страшном конце ворожки, - предупреждала.
      - Тогда как вы можете не знать, кто убил Стефанию?! - пристально поглядела на доктора Вера.
      - Не знаю... - доктор застыл в мучительном раздумье. - Я видел тогда только эти страшные черные маски...
      - Я слышала, многие колд... народные целители даже по фотографии могут немало рассказать о незнакомом человеке, - Вера увела разговор от ужасной темы.
      - Ну, это шарлатанство, - уверенно заявил Константин. - Так, самые простые вещи сказать, конечно, можно, но серьезный контакт... - он скептически поморщился.
      Вера встала и вышла в соседнюю комнату, а через минуту вернулась с каким-то альбомом в руках.
      - Посмотрите, - предложила она доктору.
      - Что это?
      - Дембельский альбом Толстого, - пояснила Вера. - Он мне рассказывал о тех, с кем служил. Я, конечно, не все помню...
      - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Константин. - Любопытно... - он принялся разглядывать фотографии в альбоме. - Довольно грубые физиономии, вы не находите?
      - Вы прямо Ванга, доктор, - иронично проговорила хозяйка. - Это, между прочим, солдаты-десантники, а не балетное училище.
      - А вот насмехаетесь вы напрасно, - оскорбился новоявленная Ванга. - Я честно признался, что мои навыки далеки от совершенства... - и вдруг он забыл об обиде и стал возбужденно тыкать в одну из фотографий. - А... вот этот человек?
      - Что? Что - этот человек? - Вера уставилась на доктора.
      - Его нет, - удивленный своим открытием и тем, что абсолютно в этом убеждён, проговорил доктор. - Он... Он умер, да? Вернее, погиб... Как-то очень страшно и нелепо...
      Вера сильно побледнела.
      - Он утонул во время пикника. Даже не утонул, а прыгнул в воду с тарзанки и сломал позвоночник. Как вы узнали, Костя?
      - Не знаю... - доктор и сам пребывал в полнейшей растерянности: раньше он такого не умел. - Почувствовал... Энергетика совершенно другая...
      - Костя, я прошу вас... Пожалуйста, соберитесь... Из всех этих ребят умерло только двое. Определите второго.
      - Попробую, - согласился Костя. - Хотя и не понимаю, почему это для вас так важно. Тем более, что сами вы это знаете... Так, эти живут и неплохо. У этого вообще всегда все будет в порядке. Так, может, этот... Тьфу, да это же Анатолий Анатольевич! Я его и не узнал сразу. Так, а вот и он! Ну конечно же! Правда, этот просто тяжело заболел - никаких следов несчастного случая. Скорее всего, что-то с кровью... - Белая как мел Вера пошатнулась на стуле, и доктор наконец заметил, какое впечатление произвел. Он засуетился. Вы что, Вера? Вот я дурак - пугаю беременную женщину! Врач, называется. Верочка, успокойтесь, пожалуйста! - Она немного обмякла, и он, заглянув ей в глаза с вниманием профессионала, позволил себе полюбопытствовать: - А что, эти люди, они были для вас...
      - Да нет, дело совсем не в них...
      Вере давно не давало покоя пророчество Стефании, о котором ей рассказал Толстый. Особенно часто она стала вспоминать о нем после того, как узнала, что забеременела. Решившись, Вера сняла со стены и положила перед доктором фотографию, на которой был снят Буржуй с Аминой и ребенком.
      - Посмотрите, пожалуйста, - попросила она Константина.
      - Ну, эту фотографию я знаю. Да какой знаю - это же я сам и фотографировал, вспомнил! Я еще боялся, что ничего не выйдет, а получилось очень даже ничего, правда? - и доктор, отставив фотографию на длину вытянутой руки, принялся любоваться творением рук своих, но вдруг лицо его вытянулось, он вобрал голову в плечи и медленно перевел взгляд на Веру.
      - Что?! Костя, милый, что вы видите? - заволновалась та.
      - Нет, извините, я... - и снова он уставился на фотографию. - В общем, это несерьезно, я могу ошибиться... И к тому же я пьяный! Мне правда можно в ванную?
      - Что вы видите, Костя?! - взмолилась Вера и мертвой хваткой вцепилась доктору в руку. - Скажите мне, пожалуйста...
      - Даже не знаю, как сказать... - тянул Костя, не решаясь объявить свой вердикт, но Вера смотрела на него так умоляюще, что он выпалил наконец: Если верить энергетике этого снимка, жив не только Володя... Ну, в смысле Буржуй... Маленький Володя тоже жив...
      - Товарищ начальник, разрешите доложить, - Вася строевым шагом отмерил расстояние до вышедшего из машины Борихина и поднес руку к воображаемому козырьку. - За время несения боевого дежурства...
      Борисыч поморщился. Иной раз он убить готов был своего помощника. Все у того по-детски, с клоунадой. Но сегодня парень заслуживал снисхождения: отработал по полной. К тому же Борихина мучила совесть, ведь как ни крути, а придется запрягать Василия еще на целый день. И потому сыщик просто махнул рукой, как усталый генерал дежурному сержанту. Нечего, мол, тянуться. Он взял с сиденья пакет от "Макдональдса" и отдал его Васе.
      - Извини, профитролей не завезли. Я тебя хотел сегодня сменить, если честно, но уж не обессудь - не получается. Коваленко такую активность развил...
      Изголодавшийся Василий был настолько занят гамбургером, что только покивал головой и, лишь дожевав кусок, сказал:
      - Это мы знаем. Наблюдали. Интересно, а что он там делал в такую рань?
      - Я-то откуда знаю! Встретимся - спрошу. Наверное, все пытается понять, как это у Кудлы алиби на все случаи, Мне это и самому, если хочешь знать, покоя не дает. Что-то тут не так.
      Вася, уже расправившийся с едой, вытер руки о пакет и поинтересовался:
      - Думаете, сегодня опять предвидятся романтические встречи?
      Борихин выглянул из кустов, посмотрел на особняк Кудлы и повернулся к помощнику.
      - Не знаю, я не ясновидящий. Но Кудла - убийца. Это не версия, я это просто знаю. Так что выяснить, с кем он видится, мы обязаны! И будь ты осторожней, ради бога. Не рискуй без необходимости, понял?
      - Не извольте беспокоиться, босс, я человек фартовый! - заверил Василий шефа.
      В комнате Бориса с плотно завешенными шторами стоял сумрак. Сидя в кресле, старик спал. Но даже во сне не расслаблялся до конца: руки его крепко сжимали подлокотники, спина была ровной и голову он держал прямо. В дверь давно звонили, однако забытье оказалось настолько глубоким, что Борис даже не пошевелился.
      Вошедший в дом Буржуй постоял на пороге комнаты, пока глаза его не привыкли к полумраку, потом шагнул вперед и остановился прямо перед креслом. То, чего не могли сделать громкие трели звонка, немедленно произошло с появлением постороннего человека: Борис проснулся и медленно приоткрыл веки. Сознание, казалось, и не покидало его, взгляд был ясным и сосредоточенным. С минуту он молча смотрел на стоявшего перед ним Буржуя, потом улыбнулся ему.
      - Значит, так вот это происходит. Здравствуй, Володя.
      - Здравствуй, Борис, - ответил Коваленко.
      - Извини, виноват перед тобой. Не успел. Она незаметно пришла. Во сне, наверное...
      - Кто - она? - голос Буржуя прозвучал глухо.
      - Смерть... - спокойно пояснил Борис. - Глупо как-то... И почему ее все боятся?
      Буржуй только сейчас понял, какую мысль вызвало у старика его неожиданное появление.
      - Борис, ты... ты жив, - торопливо проговорил он. - И я жив.
      - Значит, ее нет вообще? - брови Бориса удивленно приподнялись.
      - Ты не понял. Мы оба не умирали. - Буржуй включил стоящий в углу торшер, и тени в комнате разогнал неяркий свет. - Извини, я не хотел тебя пугать. Долго звонил, но ты спал и...
      Борис слегка пошевелился. И свет ли внес определенность, или сомнения исчезли с вернувшейся болью, но из глаз старика ушел блеск настороженного ожидания. Он еще раз обвел взглядом комнату и остановил его на Буржуе. Сдержанно улыбнулся, словно извинялся за минутную слабость, и проговорил с ноткой озадаченности в голосе:
      - Да я и не испугался. Это-то и есть самое странное... - Он снова улыбнулся Буржую. - Значит, жив, говоришь? Ну так обними старика, не стесняйся. Я-то решил - мы уже на том свете встретились.
      Буржуй склонился над креслом и осторожно прижал к себе мощное когда-то и ставшее вдруг неожиданно хрупким тело. Ощутил аромат дорогого одеколона и пробивающийся сквозь него запах застарелой болезни.
      - Странно все-таки... - вдруг сказал старик.
      - Что странно, Борис?
      - Что не прочувствовал я, как ты всех развел... Значит, постарел.
      - Ничуть ты не изменился, - Буржуй невольно отвел взгляд. - Словно вчера расстались.
      - Спасибо, Володя, - усмехнулся Борис, хорошо понявший состояние своего молодого друга и все же благодарный ему за его слова. - Стараюсь. Всю жизнь стойку держал, и умереть хочу так же, без соплей. Но ты, конечно, дал...
      - Извини, - Буржуй опустил голову.
      - Это ты меня извини. Нервный стал, как девчонка. Да еще сны какие-то дурацкие снятся. Ты садись, не стой. Просто повидаться зашел, или расскажешь, что к чему?
      - Расскажу, Борис. Только долгим рассказ получится...
      - Ничего, я свое отспешил, - махнул рукой старик. - И кури, не стесняйся, я же вижу, что тебе хочется. А мне уже не повредит.
      - А почему у тебя дверь открыта? - вдруг вспомнил Буржуй. - И охраны никакой...
      - Я не велел. Кто захочет меня напоследок увидеть - тот и придет. Вот ты заглянул. Удивил, порадовал... Может, еще и пригожусь тебе. Если успею, конечно...
      Долгий и не очень веселый рассказ Владимира старика не утомил, даже наоборот - приободрил. Во всяком случае, вызвал былое деятельное стремление овладеть ситуацией, разобраться в ней и найти выход. Борис слушал Буржуя с живым блеском в глазах.
      - М-да... - протянул он задумчиво, когда рассказ подошел к концу, и надолго замолчал, погрузившись в свои мысли. Потом поднял на Коваленко взгляд, в котором читались и понимание, и сочувствие, и отеческая снисходительность: - Молод ты, Володя. Кипятишься, одновременно головой и сердцем думать пытаешься. Так только молодые могут.
      - Хочешь сказать - тебе все ясно? - встрепенулся Буржуй.
      - Нет, конечно, - усмехнулся старый борец. - Пока - нет. Да только я и позапутанней истории слышал. В жизни, знаешь, всякое случалось... И ничего, распутывал. А тут, сдается мне, и вовсе все просто, с этой твоей тайной.
      - Рассказать мне не хочешь? - Буржуй не верил своим ушам.
      - Убедиться во всем хочу. Тогда и расскажу. Ты, знаешь, позвони мне завтра. Или нет - лучше прямо зайди. Можешь с друзьями. Только с теми, кому веришь полностью...
      - Другие - это не друзья, - заметил Буржуй.
      - Правильно говоришь, - согласился старик. - И еще. Мента этого, Борихина, прихвати, ладно? Обязательно прихвати. Ему-то мои слова важнее всего услышать. Приведешь?
      - Конечно, Борис, спасибо.
      - Ну тогда прощай, - протянул руку хозяин.
      - Почему прощай? До завтра. А рука у тебя какая сильная!
      - Только вот и осталось сильного, что рука, - с насмешкой над самим собой, немощным, сказал Борис. - А насчет "прощай" - это так, за последнее время привык, не обращай внимания. До завтра, Володенька. Рад, что ты жив...
      Из дома Бориса Буржуй вышел окрыленный надеждой, шел по улице, ни на что не обращая внимания, и, конечно же, не заметил, что из стоящего у бровки автомобиля за ним внимательно следят.
      Толстый разъяренным тигром метался по кабинету.
      - Что, появился?! - бросился он к показавшемуся в дверях Пожарскому.
      - Да нет его!
      - Твою дивизию! - кратко, но емко оценил ситуацию Толстый и выглянул в приемную:
      - Ал, что - Воскресенский так и не объявился?
      - Я вам сразу же доложу, Анатолий Анатольевич, - Снежная Королева оторвала взгляд от компьютера.
      - А звонили ему?
      - Конечно. Много раз. Дома телефон не отвечает, мобильный отключен.
      - Бред какой-то, - закрыв дверь, подытожил генеральный директор. Может, ты, Олежка, умнее, а вот я лично ни хрена не понимаю.
      - Я тоже не понимаю, - пожал плечами Пожарский. - Слушай, Толстый, я метнусь домой, ладно? Хоть переоденусь. Все равно Воскресенский сбежал - это уж ясно.
      - Давай, двигай. Только по-быстрому: Буржуй каждую минуту позвонить может. Пора кончать с этими тайнами-секретами.
      Борихин задумался так глубоко, что очнулся, только когда хлопнула дверца. Он поднял взгляд - рядом с ним в машине сидел Буржуй.
      - Здравствуйте, Игорь Борисович. Что вы так смотрите - Толстый же вас предупредил.
      - Предупредил! - буркнул сыщик. - Как у вас все легко получается, Коваленко! А вы не допускаете, что мне нужно какое-то время, чтобы осознать, что вы - не труп?
      - Допускаю. - За последние дни у Коваленко аллергия появилась на всякого рода объяснения и извинения, и он решил сразу перейти к делу: - Вот я и пришел, чтобы конец положить всякой там мистике и прочей ерунде. Пора говорить только о фактах.
      - О них еще год назад пора было говорить, - Борихин продолжал дуться на Буржуя. - А вы вместо этого имитировали собственную смерть. Если бы мы знали все факты год назад... - Он поглядел на упрямо вздернувшего подбородок Владимира и только безнадежно махнул рукой. - Ладно. Куда мы сейчас?
      - К Толстому. Все сопоставить и продумать план действий.
      - Вот именно - план! - никак не мог уняться сыщик. - Как говорится, лучше позже, чем никогда! И заодно с самодеятельностью покончить! Чего это вас к Кудле понесло, а? Небось, даже никого не предупредили вдобавок. Что, я не прав?
      - А... откуда вы знаете? - поразился Буржуй.
      - Не надо мне отвечать вопросом на вопрос, - строго сказал Борисыч, - мы не в Одессе находимся. Так что вы там делали?
      - Если честно, сам не знаю. Хотел спровоцировать его...
      - Получилось? - съехидничал Борихин.
      - По-моему, не очень, - на полном серьезе ответил Буржуй. - Я вообще уже ничего не понимаю... - Борисыч тяжело вздохнул и завел двигатель.
      - Ладно, пора ехать, - и с внезапно проснувшейся надеждой он посмотрел на Коваленко. - Слушайте, может, вы сядете за руль?
      Еще одна кассета, прикрепленная скотчем к двери, Пожарского не удивила. Он к этому был готов. Оторвав от ручки пакет, Олег прошел в квартиру. На столе так и лежали разбросанные фотографии, валялся револьвер и стояла недопитая бутылка виски. Оттягивая время, Пожарский отложил кассету в сторону. Взял в руки револьвер, зачем-то отщелкнул барабан и посмотрел на тупые головки притаившихся в гнездах пуль. Высыпав патроны на ладонь, Олег зашвырнул оружие в ящик стола, а патроны сунул в другой. Разбросанные по столу фотографии он собрал в аккуратную стопку и спрятал в конверт. Бутылку виски отнес на кухню и вылил спиртное в раковину.
      Вернулся в комнату. Дальше время оттягивать было нельзя, и он поднял кассету с дивана. Повинуясь секундному порыву, хотел было разломить ее пополам, но удержался и быстро сунул в кассетоприемник плейера. На экране ожила новая серия вчерашнего ужаса. В кадре изуродованная, избитая, окровавленная Лиза стонала от невыносимой боли:
      - Не надо... Я прошу... Я умоляю вас!.. Ну не надо больше!.. Я сделаю все!... А-а-а!..
      И снова Олегу захотелось закрыть глаза, зажать уши, завопить от бессилия. Но, стиснув зубы, он заставил себя смотреть. Он должен был досмотреть до конца. И вдруг в его остекленевших глазах мелькнуло удивление. Он поспешно схватил пульт, отмотал пленку назад и стал внимательно вглядываться в залитое кровью лицо девушки. Затем быстро вставил на место новой старую, вчерашнюю, кассету и уставился в экран. На нем - стонущая, страдающая, умирающая Лиза. Он пригляделся, нажал кнопку "стоп". Опять поменял кассеты, опять просмотрел эпизод, и опять нажал "стоп". В изнеможении откинулся на спинку дивана. Потянулся за сигаретой, но она уже истлела в пепельнице. Олег закурил новую и снова посмотрел на экран. Он не верил сам себе, но что было, то было: на вчерашней кассете левая скула Лизы была глубоко рассечена и из нее, заливая лицо и одежду девушки, буквально хлестала кровь. На свежей кассете лицо жертвы тоже заливала кровь, но левая скула была абсолютно цела - не только раны, но даже следа, маленького шрамика не оставалось на ней. Олег еще раз всмотрелся, но нет - он не ошибался. Поднявшись с дивана, он подошел к телефону и набрал номер.
      - Алло, Толстый? Это я. Я задержусь, начинайте без меня.
      ГЛАВА 22
      Притерпевшийся к боли и страданиям глаз врача быстро перестает замечать такие "мелочи", как переполненные палаты, койки в коридорах и недостаток младшего персонала. С подобным приходится свыкаться, как и с тем, что работа в больнице скорой помощи - это постоянная спешка.
      Молодой ординатор отделения травматологии почти бежала по коридору. На ходу она подхватила под локоть медсестру одной из своих палат и поинтересовалась:
      - Ну как этот, новенький? Снимки принесли?
      - Да, Лариса Николаевна. Внутренних повреждений нет. Только ссадины и ушибы, но очень сильные. Правда, бредит все время...
      - Бредит? - удивилась врач.
      - Да, - подтвердила сестра. - Все время: "Позвоните толстому, позвоните толстому..." И так не переставая...
      - Очень странно.
      Случай был любопытный. Лариса Николаевна сама осматривала поступившего прошлым вечером больного. Многочисленные ушибы, в том числе и головы, надрыв связок левой стопы. Рекомендована полная неподвижность на протяжении некоторого времени, для чего введены седативные.
      Но травм, сопряженных с нарушением функций мозга, выявлено не было. Откуда же бред?
      Заинтересованная доктор похвалила медсестру и поспешила в палату. Привлекший ее внимание больной при их появлении тут же оторвал голову от подушки:
      - Позвоните... Я... продиктую номер... Пожалуйста... Толстому...
      Лариса Николаевна подошла поближе. Взгляд у больного осмысленный, так что это не бред. Речь слегка заторможена, но это следствие приема успокоительных. Да ему и рано еще болтать. Документы при поступлении найдены, так что родственникам о несчастном случае должны были сообщить, если, конечно, таковые имеются. Ну а с приятелями, толстыми там или худыми, еще успеет наговориться.
      - Все то же, что раньше, - повернулась ординатор к сестре. - Плюс, наверное, витаминчики и раз в день капельницу с риополиглюктином. А сейчас дайте седуксен - пусть еще поспит.
      Лариса Николаевна заспешила к выходу из палаты.
      - Пожалуйста... Мне нужно позвонить... - нагнал ее слабый голос.
      - Не волнуйтесь. Окрепнете - и позвоните, - обнадёжила врач.
      - Нужно... сейчас... - в голосе больного прозвучало тихое отчаяние.
      Лариса Николаевна оглянулась. В состоянии посттравматического стресса больные очень серьезно относятся к своим капризам.
      - Сейчас вам нужно успокоиться и поспать. Понимаете? - в голосе врача прорезалась профессиональная строгость, в сторону сестры полетел укоризненный взгляд: - Давайте...
      - Хорошо, Лариса Николаевна, - заверила та уже захлопнувшуюся дверь.
      Когда сестра подошла к Воскресенскому с наполненным шприцем, сил бороться у того уже не оставалось, и он лишь беспомощно простонал, запрокинув лежащую на подушке голову.
      Оказавшись в незнакомом районе, Пожарский сильно сбавил ход и стал приглядываться к номерам домов. Адрес Лизы он раздобыл в магазине "Искусство", а заведующая секцией добавила, что Лиза взяла на неделю отпуск за свой счёт для ухода за заболевшим отцом.
      Машину Пожарский припарковал у нужного ему подъезда и заспешил наверх. В нерешительности замер на минуту перед самой обычной дверью. Он не знал, чего ждать, не знал даже, какого исхода хотел бы. Вот сейчас он нажмет кнопку, а на звонок никто не отзовется. Или... Но так или иначе, ему нужна была определенность, и, стиснув зубы, Олег протянул руку к кнопке.
      Лиза появилась на пороге собственной персоной - свежая, красивая и молодая. И не было на ней ни синячка, ни самой маленькой царапинки. На Пожарского девушка взглянула без малейшего испуга, хотя, может, и растерялась слегка, но - лишь чуть-чуть, да и то на мгновение. Ей даже в голову не пришло захлопнуть дверь. Совсем наоборот - чуть искривив губы в непонятной, чуть ироничной улыбке, она отступила на шаг назад, пропуская гостя.
      - Заходи...
      - Верунь? Ну ты даешь! - начал Толстый прямо с порога, когда жена открыла ему дверь. - Сколько собираться можно? Я думал - ты давно на даче цветочки нюхаешь! Мы ж договорились!
      Вслед за хозяином в квартиру вошли Буржуй и Борихин.
      Остановились в коридоре, ожидая, чем кончится выяснение отношений.
      - Не сердись, Толстый, кое-что изменилось... - Вера примирительно улыбнулась.
      - Я не понял: что изменилось-то? - Толстый был непривычно раздражен. - Ты же знаешь - есть в нашей жизни моменты, когда женщинам лучше...
      - Быть подальше, знаю, - тут же процитировала Вера. - Чтобы у мужчин были развязаны руки.
      - Вот! Все же понимаешь! - Толстый победоносно оглянулся на гостей: мол, не жена, а чистое золото. Потом велел Вере: - Давай, собирайся быстренько! - И тут же крикнул: - Иван!
      - Оставь Ивана в покое, - мягко попросила покорная супруга. - У нас гость.
      На пороге кухни робким видением возник Константин в белом банном халате с хозяйского плеча. Полы халата мели паркет, а рукава свисали до колен.
      - Здравствуйте, - со светской грациозностью раскланялся Костя. Вы извините, я тут халатик... присмотрел.
      - Доктор, - поразился Толстый. - А нам сказали, вы того... В дурке.
      Буржуй и Борихин тоже уставились на Костю.
      - Был помещен, не отрицаю, - согласно покивал тот. - Сбежал. Так что перед вами не доктор, а самый обыкновенный беглый шиз. То есть не шиз, конечно. Но - беглый.
      - Костя, как же вам удалось? - подступился к доктору Буржуй.
      - Дело, собственно говоря, нехитрое, - снисходительно заметил психиатр. - Конечно, если знаешь систему, так сказать, изнутри...
      - А вы понимаете, что вас будет разыскивать милиция? - в Борихине вдруг проснулся старый мент. - Причем имея для этого все основания...
      - Ужасно, правда? - обрадовался поддержке доктор. - Но я не мог там оставаться. Во-первых, обстановочка та еще. А главное - чтобы хоть немного привести себя в порядок, мне нужно было принять успокоительное собственного изготовления...
      Захмелевшему доктору тут же припомнилось, как после побега, в каком-то сумеречном еще состоянии он без копейки денег добирался на перекладных до села, как крался по пепелищу, которое так пугало его, что он едва не сошел с ума окончательно, как в уцелевшем сарайчике смешивал снадобья...
      Из состояния задумчивости, приправленной жалостью к себе, Костю вывел строгий голос Борихина:
      - Так это от вас так успокоительным несет?
      - А что, слышно? - неприятно удивился Константин, поднес ладонь ко рту, подышал и принюхался. - Странно, я и зубы чистил...
      Борихин, наученный опытом общения со своим ироничным помощником, тут же заподозрил в этой непосредственности злонамеренное шутовство и начал вскипать.
      - Мы, кажется, приехали делом заниматься, - метнул он взгляд в сторону хозяина и Буржуя, а потом снова повернулся к Косте и протянул многообещающе: - Кстати, очень хорошо, что вы здесь...
      - Если честно, я тоже этому очень рад, - искренне согласился доктор.
      Толстый едва заметно улыбнулся и пригласил дорогих гостей в покои:
      - Ладно, пойдемте в комнату, чего мы толпимся. Верунь, сваришь нам кофеечку - лютого, как ты умеешь?
      - Будет исполнено.
      Вера, довольная тем, что о даче строгий супруг пока забыл, поспешила на кухню. Костя, путаясь в полах халата, направился было за ней.
      - Вера, я вам помогу...
      Но в спину доктору ударил очень жесткий и не терпящий возражений голос Борихина:
      - А вы, любезный, пройдете с нами в комнату и первым делом подробно расскажете об убийстве, свидетелем которого были!
      Костя покорно остановился и с опаской посмотрел на сыщика. Он еще улыбался, но улыбка уже была на размер меньше обычной.
      - Ладно вам, Игорь Борисович! - вступился за доктора Буржуй. Чего вы сегодня такой злой?
      - Вы меня, Коваленко, злым еще не видели. И не советую... отрезал Борихин.
      Уже через десять минут Костя, утирая арлекиновским рукавом пот со лба, выскочил из комнаты и шмыгнул на кухню в надежде найти там и успокоительное, и сочувствие. А в поспешно оставленном им помещении на некоторое время повисла гнетущая тишина.
      - В общем, дело ясное, что дело темное, - наконец со вздохом резюмировал Толстый.
      - Особенно, если специально напускать туману, как ваш милый доктор! - зло процедил Борихин. - Дурачка из себя строит...
      - Он же не врет, - Буржуй в раздражении так резко взмахнул рукой, что из зажатой в пальцах горящей сигареты искры посыпались. - Вы что, сами не видите?
      - Я пока ничего не вижу, кроме нежелания напрячь мозги и вспомнить самые простые детали, - не пожелал уступить Борихин.
      - Ну, ваш помощничек тоже не слишком много деталей вспомнил, если на то пошло, - поддел сыщика Коваленко.
      - С пистолетом у затылка не очень-то понаблюдаешь, - тут же набычился Борисыч. - И то он часы запомнил!
      - Часы на руке у главного как раз и доктор запомнил - большие часы, на которые тот все время посматривал.
      - Ладно, так что у нас получается? - Толстый решил положить конец бесполезной перепалке.
      - Ни черта не получается, - Борихин вздохнул. - Хорошо организованная и обученная группа производит ряд преступных действий, явно направленных против вас. При этом она владеет всей информацией, в которой нуждается.
      - Слушай, Толстый, а какие у Воскресенского часы? - вдруг вспомнил Буржуй.
      - Да хрен его знает, какие у него часы! Я что, присматривался? И вообще, из него спецназовец, как из меня - монашка.
      - И при чем здесь покойный Кулик? - задумчиво проговорил Буржуй, ни к кому конкретно не обращаясь, но потом взглянул на Борихина. - Вы на фотомонтаж проверили?
      - Сейчас проверяют, - Борихин встал со стула и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате. - Я звонка жду. - Он остановился прямо перед сидевшими на диване Толстым и Буржуем и стал раскачиваться с пяток на носки. - Меня во всей этой мешанине греет одно: они хотят добраться до финансовой информации. Значит, мотив - деньги. Остальное - шелуха для отвода глаз.
      - Ничего себе шелуха! - возмутился Толстый. - А ведьма бедная при чем? А покушения на тебя, Борисыч?
      - И вообще, они узнают все, что хотят узнать! - вставил Буржуй. Мы договорились в чудеса не верить. И офис, и твою, Толстый, квартиру надо проверить на прослушку. Причем чем скорее - тем лучше. Хватит нам ловиться, как дурачкам!
      ...Сидевший на кухне Костя уминал очередной бутерброд. В нервном состоянии после учиненного ему Борихиным допроса он уже уничтожил их с полдюжины. Зато лекарство подействовало, и теперь Костя с любопытством, хотя и не без опаски, прислушивался к едва долетающим до кухни отзвукам совещания.
      - Обидно все-таки, что мы не принимаем участия, - доктор потыкал огрызком бутерброда в сторону комнаты, где засели мужчины, и взглянул на Веру. - Вы так не думаете?
      - Ну, мне не положено... - хозяйка равнодушно пожала плечами. - А вы, Костя, сами виноваты: не помню... не уверен... мне было страшно...
      - Совершенно, между прочим, адекватная реакция психики на сильный стресс, - обиделся доктор. - Вы, небось, тоже считаете, что я - ничтожество и трус, да?
      - Нет, конечно же, нет, - Вера предусмотрительно пододвинула блюдо с утешительными бутербродами поближе к доктору. - Я вообще, если честно, думаю совсем о другом. О вашем даре, Костя.
      - Ну, даром это, конечно, можно назвать только с натяжкой, заскромничал доктор.
      - Но вы уверены, что сын Буржуя жив?
      Выражение шаткого спокойствия на лице Константина мгновенно сменилось страдальческой гримасой. Он с укором посмотрел на хозяйку.
      - Вера, дорогуша, ну зачем вы меня мучаете? Сами же слышали, как на меня этот Борихин попер. Как, извините, мужик на конокрада. А теперь представьте: вхожу я сейчас в комнату и заявляю, что сын Володи жив, и я это определил по его фотографии... Тем более - доказательств-то никаких. Да я могу и ошибаться, если честно.
      - Вас, доктор, не поймешь! - Вера разочарованно откинулась на спинку стула. - То абсолютно уверен, то могу ошибаться... Вы же - народный целитель! Если вы сами себе не верите, то как вам люди смогут верить?
      - И не говорите, - вздохнул Костя и потянулся за следующим бутербродом. - Я сам все время переживаю по этому поводу.
      - Но мы же просто права не имеем даже не попытаться найти его!
      Костя выпучил глаза в мучительной попытке проглотить недожеванный кусок.
      - Вы меня прямо удивляете, - проговорил, он, отдышавшись. - Найти маленького ребенка без ярко выраженных патологий в многомиллионной городе...
      - Погодите минуту! - Вера прикрыла рот ладонью и на секунду задумалась, потом восторженно погладила доктора по руке. - Костя, какой же вы умница! Володьке, ну маленькому... Ему же совсем крохой аппендикс вырезали! Ну врач ошибся! Амина тогда еще чуть не убила его! - Доктор молча пожал плечами: и что же это, мол, меняет. Вера возмутилась: - Неужели вы не понимаете - таких маленьких детей со шрамом от аппендицита попросту не должно быть много!
      - Пожалуй, верно... - округлил глаза Костя.
      - Мы должны... - Вера выскочила из-за стола и ухватила доктора за рукав. - Мы обязаны сказать об этом Буржую! Немедленно!
      Несчастный доктор, едва не подавившийся бутербродом, попытался высвободить рукав и промямлил:
      - Не надо...
      - Что - не надо? - уставилась на него Вера.
      - Немедленно не надо. Я не смогу при этом... милиционере.
      - Да какая разница при ком?! - возмущенно всплеснула руками хозяйка.
      - Нет, я не смогу, - сникший Костя жался к стене. - Извините.
      Вера с сожалением посмотрела на доктора, но мгновенно нашла правильное решение:
      - Хотите еще водки?
      - Водки? - Костя тут же воспрянул духом. - Хочу.
      И какой-нибудь еще закусочки, если можно. Извините, конечно...
      ...А накал совещания в соседней комнате все возрастал.
      Вошедший в обличительный раж Борихин уже не ходил - метался по комнате и возбужденно размахивал руками.
      - Знаете, друзья, - гремел он, - смотрю я на вас и лишний раз убеждаюсь: ничему собственные ошибки не учат! Зловещие мистификации, нелогичные ходы, жестокие убийства, а за всем этим - желание добраться до ваших денег. Что, это ничего вам не напоминает?
      - Игорь Борисович, вы только идиотами нас не считайте, ладно? Буржуй уже тоже не слишком деликатничал. - Да, я душой, желудком чувствую, что это - Кудла! Но не может же он следить за всеми одновременно, руководить преступной группой, убивать, да еще быть при этом у всех на виду!
      Этот аргумент, который, впрочем, и самому сыщику не раз приходил в голову, сразил Борихина, как птицу на лету. Он замер посреди комнаты и пробурчал неохотно:
      - Не может...
      - Нет, вы заметили, как мы славненько посовещались! - Толстый был единственным в этой комнате, кто ни на секунду не терял чувства юмора. На сей раз, однако, юмор был невеселым, горьким. - Все разложили по полочкам, со всем разобрались.
      - Я понимаю вашу иронию, Анатолий Анатольевич, - с кислым выражением на лице заметил Борихин, - но позвольте заметить: если бы мы начали год назад, а не сейчас... - Зазвонивший в кармане сыщика мобильный телефон не позволил ему в очередной раз пустить в ход его коронный, но всем уже набивший оскомину упрек. - Да, алло! - отозвался Борисыч. - Да, Семен Аркадьевич... Вы уверены?.. Спасибо... - Он отключил трубку, посмотрел на Буржуя с Толстым и, выдержав эффектную паузу, сообщил: - Фотографии вашего управляющего с Куликом не фотомонтаж. - Проследив за реакцией друзей и, видимо, вполне ею удовлетворенный, Борихин решительно направился к дверям и уже на ходу проговорил: - Вот что. Я прямо сейчас постараюсь найти Мовенко. - Сквозь стиснутые зубы он с шумом втянул в себя воздух и сожалеюще покачал головой. Черт, как неловко перед ним! Ладно, разберемся... В общем, попрошу его уже завтра проверить все на предмет прослушки и связаться с Интерполом, чтобы изучить алиби нашего друга Кудлы. А вас об одном прошу: давайте без самодеятельности. В конце концов, вы мне платите за то, чтобы я вел расследование, так?
      - Это Толстый вам платит, Игорь Борисович, - Буржуй не желал идти на уступки. - А я ничего обещать не могу. Да и не хочу, если честно. Конечно, пусть ваш Мовенко поможет, спасибо ему. Но я в подвале у него уже насиделся хватит.
      - До чего с вами все-таки трудно, Коваленко, - поморщился стоявший уже у входной двери Борихин. - Ладно, до свидания... - Он поочередно сунул обоим друзьям руку, и дверь за ним захлопнулась.
      Не успели Буржуй с Толстым сделать и пару шагов по коридору, как на пороге кухни возник слегка пошатывающийся Константин. Быть может, водка и уход сурового милиционера и придали ему храбрости, но в роли главного стимула его появления явно выступала маячившая за его спиной Вера. Однако даже и при этом доктор только пучил глаза да открывал и закрывал рот, как упершаяся в стекло аквариумная рыбка.
      - Ну, Костя, вы же обещали... - не выдержала наконец Вера.
      Костя пошатнулся от толчка в спину и промямлил заплетающимся языком:
      - Я... поступил весьма опрометчиво... Теперь я это понимаю...
      Толстый и Буржуй переглянулись.
      - Доктор, может, вы приляжете? - сочувственно проговорил Коваленко.
      - С удовольствием, - возликовал пьяненький доктор и тут же нацелился на дверь спальни. - Если вы не возражаете...
      - Костя! Как вам не стыдно! - Вера успела ухватить его за полу.
      - Почему же, - Костя потупил глаза. - Мне стыдно.
      - Ладно, я вижу, от вас толку не добьешься! - Вера отпустила вяло вырывавшегося доктора и безнадежно махнула рукой. - Давайте уж я сама...
      - Вер, что происходит? - Толстый проводил глазами поспешно отступившего в спальню Константина и уставился на жену. - У меня еще после Борисыча мозги не отошли...
      Вера набрала в грудь побольше воздуху и проговорила:
      - Буржуй, братишка, можешь считать меня последней дурой и истеричкой, но я должна тебе сказать...
      Борис сидел в своем кресле, склонив на грудь голову, и не ясно было, задремал он или просто глубоко задумался. Но едва слышный шорох шагов в прихожей тут же заставил его выпрямиться. На пороге комнаты прорисовался смутный силуэт, чуть различимый в полумраке.
      - Кто здесь? - в голосе Бориса не было ни тени беспокойства. Как бы в ответ на его вопрос комнату залил яркий свет - под потолком зажглась люстра. У двери стоял человек в черном комбинезоне. Лицо его закрывала трикотажная шапочка-маска. Борис чуть поморщился: в этой комнате давно не зажигали верхний свет и теперь он резал старику глаза. Но тон Бориса оставался все таким же буднично-спокойным, когда он задал еще один вопрос: - Ты кто?
      Выстрел из пистолета с глушителем прозвучал глуховатым хлопком - и в мощной лысоватой голове Бориса появилось аккуратное круглое отверстие. Сначала пуля откинула голову назад, а потом она медленно стала заваливаться вперед.
      Борис все так же сидел в своем кресле, склонив на грудь голову. Только теперь на дорогой костюм тонкой струйкой стекала кровь.
      Спальня оказалась не слишком надежным убежищем для Константина. Уже через пару десятков минут его растолкали, переодели в джинсы Буржуя и старую просторную Верину куртку, спустили на лифте и загрузили в джип. Доктор только ошалело таращил глаза и безуспешно пытался отбиваться. На членораздельную речь сил у него уже не хватало.
      После сумасшедшей гонки по улицам джип остановился у подъезда типового блочного дома. Экипаж машины поднялся на несколько этажей и остановился у ничем не примечательной двери. Первой в строю стояла Вера, за ней возвышался Толстый, а замыкал колонну едва пришедший в себя Константин. Буржуя оставили в засаде за мусоропроводом: он не для всех еще воскрес.
      После нескольких звонков, на которые квартира ответила молчанием, Вера придавила кнопку так, что звонок залился нервной трелью. Дверь наконец приоткрылась, и в просвете показалось заспанное, несмотря на поздний день, лицо Зины.
      - Ты что, рехнулась? - поприветствовала она подругу. - Я не одна...
      - Я тоже.
      - Поздравляю. Тогда ты меня поймешь... - и Зинаида попыталась захлопнуть дверь.
      Но подруга была начеку и успела вставить в щель ступню.
      - Зин, ты нам нужна как специалист... - торопливо проговорила Вера.
      - А ему - просто как баба, - цинично отрезала Зина.
      Что само по себе не может не радовать...
      И хозяйка снова попыталась закрыть дверь. Однако Вера, уже не церемонясь, навалилась на нее и протиснулась в квартиру, за ней бочком пробрался в прихожую Толстый, а там уж проскользнул и не до конца улавливающий смысл происходящего Костя. Ошалевшая от такого нахальства Зинаида, придерживая на груди накинутый на голое тело халат, с изумлением взирала на непрошеных гостей.
      - Верка, ты что, рехнулась? - только и нашлась хозяйка, что повторить первый свой вопрос, потом поневоле кивнула мужчинам. - Здравствуйте.
      Толстый несколько смущенно ответил, а доктор не сумел захлопнуть разинутый от удивления рот.
      - Зин, спасай, это недолго, - зачастила Вера и тут же перешла к сути вопроса: - Твой компьютерщик из Минздрава еще существует?
      - А тебе-то что? Он женат, если хочешь знать. Это был так, эпизод, а вообще-то, мы просто друзья.
      - Друзья? - обрадовалась Вера. - Вот и замечательно! Звони ему!
      - Не кричи ты! - шикнула на нее Зинаида и испуганно оглянулась на дверь спальни. - Пойдемте на кухню.
      Костя, оставивший безнадежные попытки осознать, зачем это его выдернули из уютной постели и притащили невесть куда, за остальными на кухню не пошел, а принялся с пьяным энтузиазмом изучать украшавший стену прихожей дешевый эстампик. Дверь спальни вдруг приоткрылась, и оттуда выглянула черная как смоль физиономия, увенчанная копной курчавых волос. Личина эта, сверкнув белками, свирепо повращала глазами и выстрелила в Костю пулеметной очередью совершенно непонятных, но явно гневных звуков. Костя попятился по направлению к кухне.
      - Извините, - сглотнул он слюну и зачем-то отвесил физиономии церемонный поклон. - Диалектами не владею...
      Исчерпав этими действиями весь свой запас языковых приемов, доктор бочком и весьма поспешно ретировался на кухню, где и принялся теребить Толстого за штанину. Но тот только отмахивался, поскольку внимательно прислушивался к телефонному разговору.
      - Спасибо, Славик, буду ждать, - проговорила в трубку Зина. - С меня причитается... А это уж как ты захочешь, - захихикала она и распрощалась: - Пока.
      - Ну что? - шагнул к хозяйке Толстый.
      - Ничего. Завтра посмотрит, сгонит данные... - начала Зина.
      - Только завтра? - разочарованно протянула Вера.
      - Нет, сейчас все бросит и поедет на работу, в компьютере копаться, - Зинаида с сарказмом уперла руки в бедра. - Это и так данные для внутреннего пользования, между прочим. А тебе, Верка, я все потом выскажу, без мужчин...
      - Спасибо большое, Зина, - Толстый подхватил супругу под руку и потащил к двери. - Вы уж нас того... извините.
      - Извинениями не отделаетесь, - пообещала Зина. В прихожей Костя, который так и плелся за Толстым, ухватив его за штанину, забежал вперед, сделал страшные глаза и потыкал пальцем в дверь спальни.
      - Там...
      Тут слов ему не хватило, и он повращал кистями рук над головой, изображая диковинную прическу скрывающегося за дверью страшилища. Толстый приобнял доктора и увлек его за собой.
      - Пошли, док. Кто там - дело, как говорится, молодое и темное.
      - Да, в общем-то верно, - послушно покивал головой Костя, припомнив лоснящуюся черную физиономию. - Темное.
      - Зин, ты уж извини меня, наглую... - Вера задержалась в прихожей, когда мужчины уже исчезли за дверью. - Очень надо было, правда!
      Кудлатая голова опять высунулась из спальни, снова выпустила гневную тираду и исчезла.
      - Ой, мама, - отпрянула Вера от двери и округлившимися глазами посмотрела на подругу. - Он... кто у тебя?
      - Абориген австралийский. Учится в университете. На философском.
      - Австралийский? Иди ты! - поразилась Вера. - А по телевизору говорили, они дрессировке не поддаются! В смысле - не подвержены влиянию цивилизации.
      - Ну, наши подвержены, а что толку?! Ладно, иди, Вер, а то видела - и так уже рычит.
      - Ну что? - встретил остальных вышедший из засады Буржуй.
      - Завтра узнает, - сообщила Вера.
      Буржуй обессиленно опустился на ступеньку.
      - Как же ждать так долго? - простонал он. - Я теперь больше ни о чем думать не смогу.
      - А мы все вместе ждать будем, - ласково проговорила Вера и, взяв брата за руку, помогла ему подняться. - Вместе легче, вот увидишь.
      - Да, вместе - не страшно, - почти трезвым голосом подтвердил Константин.
      Главной педалью в машине Борихин всегда считал тормоз. Поэтому "спортивный вариант" с ним, суперосторожным водителем за рулем передвигался по улицам скачками, а когда в кармане у Борисыча зазвонил телефон, машину и вовсе перекосило - хозяин полез за трубкой.
      - Алло! - раздраженно бросил сыщик в микрофон.
      - Шеф, отливайте медаль! - донесся до него радостно-насмешливый голос помощника.
      Машина опасно вильнула в сторону.
      - Ты, Василий? - рявкнул Борисыч, судорожно цепляясь за руль одной рукой. - Погоди секунду, я остановлюсь.
      - Да уж будьте любезны! При таких новостях да с вашим неземным мастерством...
      - Все, говори, - затормозив прямо под знаком, запрещающим остановку, Борихин облегченно утер лоб платком. - Ты где?
      - Босс, какие мы идиоты! - восторженно орал Василий. - Это же было так просто! Так просто!..
      - Слушай, говори ты толком! Ты где? Ведешь Кудлу?
      - Да что Кудла! - продолжал соловьем заливаться парень.
      Боковое стекло вдруг задрожало от частых ударов, и Борихин дернулся от неожиданности. В окошко заглядывал инспектор ГАИ и жестами требовал опустить стекло. Сыщик подчинился.
      - На знаки вообще не смотрим? - осведомился гаишник и протянул руку. - Права и документы на машину.
      - Одну минуту, пожалуйста, - попросил Борихин инспектора, а в трубку прокричал нетерпеливо: - Василий, говори.
      - Да что говорить, Игорь Борисыч! - Счастье распирало Василия, он упивался моментом и никак не мог перейти к конкретике. - Это, как в кино: "Элементарно, Ватсон!" Помните, вы удивлялись, что у него алиби на все случаи жизни, и что он располагает информацией?
      - Да помню, помню, - вздохнул не слишком верящий в счастливые озарения Борихин и на всякий случай поинтересовался вещами прозаичными: - Ты его не потерял?
      - Ну-ка выйдите из машины, - гаишник потерял всякое терпение, сам распахнул дверцу и повелительно помахал жезлом. - Быстренько. Я вам что, мальчик - стоять и ждать?!
      - Извините, пожалуйста, - заискивающе проговорил Борисыч, ублажая инспектора, но от трубки не оторвался.
      - Да это уже неважно! - голос Василия в трубке выражал триумф и явное пренебрежение к тем пустякам, которые почему-то продолжали волновать шефа. - Все просто, как му-му!
      - Быстро выйти из машины!!! - гаркнул инспектор, совершенно уж взбешенный наглостью водилы.
      - Василий, я сейчас перезвоню, слышишь? Секунду, - поспешно проговорил в трубку Борихин, отключил связь и стал выбираться из машины, на ходу вынимая из кармана документы.
      Гаишник, искренне возмущенный непочтительным поведением водителя, отомстил ему, прочитав пятиминутную нотацию. Документы и квитанцию о штрафе он вернул Борихину со словами:
      - В следующий раз будете смотреть, где останавливаетесь! И реагировать живей. Я не гуляю, между прочим.
      - Сказал же: извините, - пробурчал сыщик и тут же принялся набирать номер Василия.
      Длинные гудки следовали один за другим, но на вызов никто не отвечал. Борихин стоял у машины и упорно вслушивался в сигналы.
      А старенький "жужик" замер у бровки с распахнутой дверцей и невыключенным двигателем. Вася сидел прямо на асфальте, привалившись спиной к кирпичной стене дома. В руке его с легким зудением вибрировал мобильник, горло было перерезано от уха до уха, а на лице так и застыла счастливая молодая улыбка.
      ГЛАВА 23
      Как всегда хмурый и сосредоточенный, Мовенко вышел из отделения и, взглянув на часы, направился за угол здания, к стоянке автотранспорта.
      - Серега, только, пожалуйста, спокойнее, не дергайся. Это я, Борихин, - раздался голос за спиной майора.
      Мовенко как ни в чем не бывало завернул за угол и только тогда проронил, не повернув головы:
      - Давай в мою машину. Быстро...
      С этими словами он открыл дверцу "Нивы" и уложил переднее откидное сиденье. Борихин юркнул в салон. В нацепленных для такого случая темных очках и с поднятым воротником пиджака Борисыч очень напоминал персонажа из пародийных детективных лент. Это впечатление усиливалось еще и от того, что он то и дело нырял на дно салона, не желая, видимо, чтобы его кто-нибудь заметил. Майор с ироничной ухмылкой следил за этими маневрами в зеркальце заднего вида и наконец не выдержал:
      - Да хватит прятаться, конспиратор. Мы уже на другом конце города.
      - А нервы у тебя в порядке, - с уважением проговорил Борихин. Смотрю - вообще не удивляешься.
      - Еще как удивляюсь! - саркастично протянул Мовенко и добавил уже другим, жестким, тоном: - Удивляюсь, где тебя столько времени черти носили. Я уж не знал, что и думать!
      - Выходит - ты с самого начала догадался? - поразился Борисыч.
      - А ты меня что, за пацана держишь? Другое обидно: мог бы хоть знак какой подать или там не знаю...
      - Извини, Серега, - в голосе Борихина слышалось искреннее раскаяние. - Правда, извини. Так получилось.
      - Ладно, не оправдывайся. Если лег на дно - значит, была необходимость. Ну а сейчас-то тебе что от меня нужно? - покаянным интонациям старого дружка майор поверил, но ни на секунду не усомнился, что тот появился неспроста.
      - Мне нужно пару помещений проработать, - оживился Борисыч. - На предмет прослушки. Причем по возможности сегодня.
      Мовенко даже взгляд от дороги оторвал и обернулся, чтобы посмотреть на своего пассажира. Вот это размах у человека! Не успел из гроба восстать, как уже требует, чтобы ему Луну с неба достали.
      - И только-то? - хохотнул он иронично. - А ты, вообще, в курсе, что надо спецбригаду заказывать? Что заявки подаются за несколько дней? Кроме экстренных случаев, конечно.
      - Так случай как раз самый что ни на есть экстренный! - со всей силой убежденности проговорил Борихин.
      Майор только хмыкнул в ответ. Потом поинтересовался:
      - И где же ты залег на это время?
      - У Семена Аркадьевича, - признался сыщик.
      - А, у прадедушки отечественной экспертизы, - презрение в тоне Мовенко читалось совершенно однозначно.
      - За что ты его не любишь - никак не пойму, - с искренним недоумением спросил Борихин.
      - А он, Игорь, гения-одиночку из себя корчит. Скажешь, не так? Меня от таких типов всю жизнь воротит!
      И столько злобы прозвучало в голосе майора, что даже не слишком чувствительный Борихин поежился. Но тут же бросился на защиту старика:
      - Ничего он не корчит, просто ты его не знаешь совсем. На взрыве чуть до инсульта старика не довел. Он, кстати, переживал очень.
      Мовенко украдкой взглянул в зеркальце на расстроенного Борисыча, ухмыльнулся и решил слегка отступить:
      - А что мне делать оставалось?! Я же не знал, что он в курсе. Думаю, начнет нос совать, усечет липу - всему городу растрезвонит.
      Борихин, которого такое объяснение вполне устроило, поспешил замять щекотливую тему и вернулся к тому, ради чего приехал:
      - Так как насчет прослушки?
      - Как? Не знаю. Сейчас попробую договориться! Вечно ты задачки ставишь! Подозрения хоть серьезные или так - мания преследования в новорусском варианте?
      - Не знаю, Серега. Мог бы соврать, но не хочу. Не знаю.
      - Ладно, - вздохнул Мовенко. - Тебя где выбросить? Здесь, возле метро, идет?
      - Конечно.
      Майор прижал машину к бровке и уже в спину выходившему Борихину бросил:
      - А что чистим-то? Офис этого твоего Толстова?
      - И квартиру тоже, если можно, - оглянулся Борисыч.
      - Ладно. Жди звонка, частник.
      Лиза, наклонившись над большим чемоданом, почти доверху уже заполненным, очень аккуратно укладывала в него последние вещи. На Пожарского, который топтался у нее за спиной с того самого момента, как прошел за ней в комнату, девушка не обращала ровным счетом никакого внимания. Пусть мальчик подергается. Он ведь так уверен, бедняжка, что оправдываться должна она, Лиза. Посмотрим, кто первым начнет.
      - Лиза, Лиз, что происходит?
      Девушка едва заметно усмехнулась и ответила с издевательским изумлением:
      - Происходит? С кем?
      Тон этот Пожарского покоробил, испугал. Происходящее казалось сном, бредом.
      - С нами. Вообще что происходит?
      - С нами! Как это трогательно, - начала Лиза, но тут же жестко добавила: - И глупо. - Она отвернулась от чемодана и посмотрела Пожарскому прямо в глаза. Потом тоном гостеприимной хозяйки, принимающей дорогого гостя, осведомилась: - Хочешь кофе?
      И снова Пожарский сдержался. Повторил спокойно, но настойчиво:
      - Нет. Я хочу понять, что произошло?
      - А я выпью, - Лиза посмотрела на часы, - время еще есть.
      Она направилась на кухню и, хотя Олег стоял у нее на пути, шла прямо на него с таким видом, будто он пустое место. Пожарский невольно сделал шаг в сторону, но тут же схватил ее за руку и развернул к себе лицом.
      - Ты мне не ответила!
      - У, какие мы мужчинистые! - теперь в тоне Лизы звучала уже совершенно неприкрытая издевка. - С каких это пор? Пусти меня.
      Олег разжал руку, и девушка прошла на кухню. Секунду поколебавшись, Олег последовал за ней. Устроившись на табурете, он курил и молча наблюдал за тем, как она готовит себе кофе, наливает его в чашку, пьет. Она, Лиза, его Лиза, та самая, которая...
      - Послушай, ты исчезла, мне присылают какие-то ужасные кассеты... На них - ты... Я живу как в бреду!.. Тебе придется многое мне объяснить.
      - Перестань, Олежка, ничего мне не придется. Сейчас я допью кофе и уеду.
      Пожарский не выдержал. Лицо его покрылось красными пятнами, и он отчеканил:
      - Ты никуда не уедешь, пока я не узнаю правды!
      - Грозный мальчик! - в глазах Лизы не мелькнуло и тени испуга.
      - Я тебе не мальчик, ясно? - отрезал Пожарский.
      - Да ну? - Лиза закурила и выпустила струйку сигаретного дыма прямо парню в лицо. - Знаешь, Олежка, я, конечно, не очень долго живу на свете, но все-таки успела встретить несколько настоящих мужиков. Можешь мне поверить ты даже вот на столечко не похож ни на одного из них.
      Вспышка миновала, и Олег как-то сразу сник. Его потряс не столько смысл ее слов, сколько тон и этот вульгарный жест базарной торговки, когда она большим пальцем отмерила на кончике мизинца, насколько он не похож на "настоящих мужиков".
      - Подожди, Лиза, ты что, притворялась? - Слова Пожарского прозвучали тихо и потрясенно. Лиза поглядела на него и проговорила с досадой:
      - Как это тебя вообще угораздило оказаться там, где большие решают свои вопросы?!
      - Я не ребенок, Лиза, - Пожарский, которого намек на жалость в ее голосе вывел из себя больше, чем все остальное, попытался перехватить инициативу. - И тебе придется все мне рассказать. Я не шучу.
      Лиза посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Был момент, когда она заметила, что может влюбиться в этого парня, что почти уже влюбилась. Да, он не из тех, кто способен идти к цели напролом, такие не добиваются в жизни многого. Но он чистый и добрый мальчик... Лиза вздохнула. Нет, не стоило все-таки путать дело с эмоциями. И кто сказал, что чистюли, маменькины сыночки не должны платить по счетам! Да таких даже следует потыкать носом в грязь, показать им реальную жизнь. Для их же пользы!
      - Ты хочешь, чтобы я тебе все рассказала? - в голосе Лизы уже не оставалось и тени жалости. - Ладно, слушай, столичный мальчик, только не заплачь. Кто тебе сказал, что ты хоть что-то об этой жизни знаешь, а? Помнишь, я тебе сказала, что сама я из провинции? Так вот, у нас там под пятиэтажками козы пасутся! Моя учительница русской литературы "тудой-сюдой" говорила! В день получки мужики с комбината под каждым забором блевали. Ясно тебе?! Я, когда в столицу приехала, в метро, как в музей, ходила. В "Макдональдс" через витрину заглядывала: казалось, он с другой планеты прилетел!
      - Подожди, я не пойму, - на самом деле Пожарский скорее не хотел понимать, чем действительно не понимал, о чем идет речь. - Для чего ты мне это рассказываешь? Какое это имеет отношение к... нам с тобой?
      - К тебе - так точно никакого! - Лиза отодвинула от себя пустую чашку. - А ко мне ой как имеет. Потому что я еще тогда, девчонкой сопливой, поняла: из дерьма только сильный может выбраться. И больше всего я знаешь кого ненавижу? Таких вот столичных маменькиных сынков! С виду прикинутые, крутые куда там! А чуть тряхнуть вас - вмиг сопли распускаете.
      - Значит, все это было обманом? Все - с самого начала?
      - А я что, по-твоему, похожа на корову, которая может средь бела дня попасть под машину? - Лиза презрительно поморщилась.
      - И чего же ради ты все это делала?
      В тоне Пожарского что-то дрогнуло, изменилось. Исчезла растерянность. В глазах блеснули злые огоньки. Он перестал обманывать самого себя и надеяться на то, что происходящее - глупый сон или жестокая шутка. Теперь Олегу придавали сил злость и жгучее чувство обиды. Лиза, казалось, этих перемен в Пожарском не заметила.
      - Все? Что все? - как-то удивленно спросила она.
      - Бросалась под мою машину, занималась со мной любовью, притворялась нормальной, - Пожарскому уже не нужно было прикладывать усилий, чтобы сохранять спокойствие. - А твои монологи о родстве душ - ты их сама придумала или кто помог?
      - Сама. Я - девушка способная, - зло улыбнулась Лиза.
      - Да. На все, - Олег посмотрел девушке прямо в глаза. Прошла долгая минута, и Лиза первой отвела взгляд. Только после этого Пожарский продолжил: - Помнишь фотографии? Те самые, в моей квартире? Я чуть не предал этих людей, но они простили меня, потому что мы - родные. Так вот, мне плевать, что ты изгадила то, что казалось мне хорошим и светлым. Плевать, ясно тебе? Но ты все это делала не просто так. И ты не выйдешь отсюда, пока не выложишь все до самой мелочи - о тех, кто тебя нанял. Так что не тяни время!
      - Я не тяну время. У меня его просто уже не осталось... - Во входной двери повернулся ключ, щелкнул замок. - О, это за мной... - Лиза поднялась.
      Пожарский успел еще оглянуться и заметить деревянное лицо человека, которому на центральной площади передавал дискеты. Успел уловить одно короткое движение - и все погрузилось во мрак...
      Лиза спокойно переступила через лежащее на полу тело, зашла в комнату за чемоданом и вернулась к входной двери. Не говоря ни слова, "киборг" протянул ей пакет. Девушка достала из него толстую пачку перетянутых резинкой банкнот, перелистнула их, бросила пачку в сумочку и удовлетворенно улыбнулась. Не оглядываясь, она вышла из квартиры. Человек с деревянным лицом последовал за ней. Дверь захлопнулась.
      Из метро Борихин вышел в самом благодушном настроении: разговор с Мовенко, за исход которого он, честно говоря, опасался, закончился наилучшим образом. Теперь следовало первым делом дозвониться до Василия, чтобы узнать, чему этот мальчишка так радовался и не упустил ли он Кудлу. На ходу Борисыч набрал номер. Трубка отозвалась длинными гудками. Сыщик пожал плечами. Куда ж это мог запропаститься помощничек и чем он там занимается?
      Добравшись до оставленного на стоянке "спортивного варианта", Борихин снова набрал номер Василия и снова услышал бесконечные длинные гудки. Озадаченно вздохнув, он отключил трубку, сел в машину и тронулся. Когда на одном из перекрестков пришлось остановиться на красный сигнал светофора, сыщик, хотя и не любил разговаривать, сидя за рулем, рискнул на еще одну попытку - уж очень разбирало любопытство. На этот раз на вызов отозвались.
      - Алло, Василий! - радостно крикнул в трубку Борихин, но тут же сник: - Ой, извините, я, наверное, не туда попал... Да, Василия... Что?! Это вы так шутите? Кто говорит?.. Что?!
      На светофоре давно включился зеленый сигнал, а "спортивный вариант" так и застыл на оживленном перекрестке. Объезжавшие его автомобили пронзительно сигналили, их водители недвусмысленно показывали, какого они мнения об этом придурке за рулем. Им не было дела до плотного лысоватого человека, который сидел и тупо таращился на судорожно зажатую в руке телефонную трубку.
      Воскресенский открыл глаза. За окнами палаты уже стемнело, соседи посапывали на своих койках. Алексей попробовал приподняться и прислушался к своим ощущениям. Саднили ободранные ребра, ныла поврежденная челюсть, болела нога. Но боль была терпимой. Тогда он спустил ноги с кровати и попытался встать. Голеностоп тут же дал о себе знать - в него словно раскаленное шило вогнали. Воскресенский стиснул зубы, чтобы не закричать. Переждал немного. Чуть изменив наклон стопы, обнаружил, что так вполне может ступать на ногу. Очень медленно, с трудом он доковылял до двери и осторожно выглянул в коридор. За столом в круге света от настольной лампы сидела молоденькая сестра, а рядом с ней стоял телефон. Воскресенский сделал несколько шагов к противоположной стене под прикрытие старого больничного фикуса. Сестричка с усердием заполняла какие-то бланки и явно не собиралась покидать свой пост. Воскресенский поудобней пристроил ноющую ногу и приготовился ждать хоть до бесконечности: рано или поздно сестру вызовут в одну из палат, и тогда он доберется наконец до телефона. Это единственное, что сейчас было важно.
      Офис давно опустел, и только Буржуй да Толстый сидели на балконе, поглядывая на оживленное движение внизу. Изредка они перебрасывались фразой-другой, но о чем-то серьезном говорить не хотелось: слишком уж о многом было переговорено за этот долгий день. Толстый первым заметил Борихина. Тот медленно шел через холл, направляясь к балкону.
      - Борисыч! - возликовал гигант. - Ну слава Богу. Мы тут уже гнезда свили, а Буржуй в помещение не пускает. Только по малой нужде и то неохотно.
      - До проверки - в офисе ни слова! - подтвердил свое кредо Коваленко. - Ну что, Игорь Борисович, когда ваш дружок-беспредельщик приедет?
      - Приедет, - совершенно бесцветным голосом проскрипел Борихин. Он обещал...
      Только тут Толстый заметил, что с энергичным, как правило, сыщиком что-то творится. Он словно разом постарел лет на двадцать. Под глазами залегли темные круги, плечи опустились, руки повисли - не сорокапятилетний здоровяк, а подавленный старик.
      - Борисыч, а ты чего такой... - забеспокоился Толстый, - никакой, а?
      - Василий... - глухо выдохнул Борихин.
      - Чего - Василий? - совсем уж встревожился Толстый. Борисыч поднял на него страдальческие глаза и проговорил абсолютно лишенным эмоций голосом, словно и сам не верил сказанному:
      - Его нет больше... Его... убили... - При этих словах Толстый и Буржуй переглянулись и снова в остолбенении уставились на Борихина. Тот продолжал говорить, совершенно не интересуясь реакцией собеседников на его слова: - Я... зашел сказать, чтобы Мовенко меня не ждал... Он скоро должен быть... Он все сделает...
      Как только последний звук глухим стоном вырвался из его гортани, Борихин начал медленно разворачиваться, словно робот, выполнивший заложенную в него программу. Но Буржуй ухватил его за рукав.
      - Подождите, Игорь Борисович. Кто убил? За что? Когда? - Борихин недоуменно посмотрел на Коваленко, словно не слышал вопросов или не понимал их сути.
      - Я сейчас не могу... говорить... Мне нужно уехать...
      Прохрипев это, он закончил разворот и побрел к выходу. Друзья долго смотрели ему вслед.
      - Ваську убили! - Толстый схватился за голову. - Неужели правда? Слушай, Буржуй, что вокруг нас с тобой делается? Этому вообще конец будет?
      - Ты меня спрашиваешь? - с горечью отозвался Буржуй.
      Зазвонил лежавший на перилах мобильный телефон. Толстый схватил трубку.
      - Алло... Да, конечно, мы ждем вас! Спасибо. - Дав отбой, он сообщил Буржую: - Они выезжают.
      Приехавшая вскоре бригада работала очень быстро и споро. Одетые в цивильное ребята молча - кажется, за все время они не проронили и слова, - но очень слаженно обследовали каждый угол офиса, заглянули в каждый плафон, ощупали всю мебель, тщательно изучили телефонные розетки. За их действиями внимательно наблюдал такой же молчаливый Мовенко.
      - Лихо работают, - прокомментировал угрюмо следивший за происходящим Толстый.
      - Угу, - невесело согласился Буржуй. - Только, по-моему, не нашли ничего.
      - Может, ничего и нету.
      - Может, и нету, - не стал спорить Коваленко. - Снова начнем в спиритизмы верить...
      Опять зазвонил мобильник, и Толстый тут же нажал кнопку.
      - Олежка?! - бросил он в трубку, не дожидаясь ответа. Молчание Пожарского уже начинало сильно его тревожить. - Алло, кто это? - Тут лицо его вытянулось. - Алексей Степанович, ты, что ли?.. Ты где?
      Воскресенский говорил негромко и очень быстро, не давая себя перебивать:
      - В больнице скорой помощи, на седьмом этаже. Мне очень, слышите, очень нужно поговорить с вами. Вам... Вам может грозить опасность. Очень большая опасность.
      За этим последовали короткие гудки. В этот самый момент к друзьям подошел Мовенко и, демонстративно игнорируя Буржуя, обратился к Толстому:
      - Не знаю, чего вы ждали, но у вас чисто.
      - Вы уверены? - первым на это сообщение откликнулся все-таки Буржуй.
      Мовенко наградил его взглядом, в котором трудно было обнаружить дружескую симпатию.
      - Если я говорю - чисто, значит - чисто, - процедил он. - Эти люди - не любители.
      Сделав над собой усилие, Буржуй протянул майору руку:
      - Ну спасибо.
      Мовенко посмотрел на протянутую в жесте примирения ладонь, и было заметно, что он колеблется, отвечать на рукопожатие или воздержаться, но все же руку пожал, хотя и наградил Буржуя взглядом исподлобья. Тот не выдержал:
      - А что вы на меня волком смотрите, господин следователь? Это же не я вас, а вы меня на допросе пытали.
      - Вас не пытали, а допрашивали, Коваленко, - отрезал майор. - И, пока я не узнал, что Борихин жив, у меня были все основания вас подозревать.
      - Спасибо, - Толстый тоже протянул Мовенко руку. - Если чем можем отблагодарить - только скажите.
      - Благодарите Игоря. Я этим всем занимаюсь только ради него, - на этом милиционер счел разговор законченным и собрался уходить.
      - А что с его парнем? - бросил ему в спину Буржуй.
      - Что? - оглянулся майор. - С каким парнем?
      - Василия убили, пояснил Толстый. - А вы что, не знаете?
      - Черт бы вас побрал, - рявкнул Мовенко. - Вы что, сразу не могли сказать?! А... - он досадливо махнул рукой и побежал к выходу.
      Буржуй проводил его взглядом и повернулся к Толстому:
      - Это что, Воскресенский звонил?
      - Ну! - кивнул тот. - Только сиплый какой-то, я его даже не узнал сначала.
      - Так, может, это и не он вовсе?
      - Ладно тебе, Буржуй, - обиделся Толстый. - Что я, Алексей Степаныча не узнаю?
      Коваленко поглядел на часы.
      - Сегодня уже поздно. А вот завтра придется ему кое-что нам объяснить, твоему Степанычу.
      ГЛАВА 24
      - Есть что-нибудь?
      Зинаида, решившая до начала приема заняться медицинскими карточками, оторвала голову от бумаг. На пороге кабинета стояла Вера, а позади нее переминался с ноги на ногу на удивление легко пришедший в себя после вчерашнего доктор Костя. К одержимости подруги, которая, уж если на что-то решалась, шла напролом, Зина давно привыкла. Даже поздороваться - и то Верка позабыла. Ответив на смущенный Костин кивок и снисходительно улыбнувшись замершей в ожидании ответа Вере, хозяйка кабинета сообщила:
      - Что-нибудь есть. Славик, он такой - если обещал - делает. Вот только порадовать нечем...
      - А что такое? - напряглась Вера.
      - Да шестьдесят два ребенка только в одном городе! Так сказать, в пределах кольцевой, - Зинаида сожалеюще развела руками. - Как сговорились!
      - Извините, - несмело подал голос Костя, - а сколько мальчиков?
      - Так я как раз о мальчиках и говорю. Девок, как назло, всего пятеро.
      - Шестьдесят два... Да, многовато, - задумчиво протянула Вера и вдруг закусила губу. - Подожди, но усыновлённых-то среди них - точно один-два и обчелся?
      - Много хочешь, подруга! - Зинаида категорично покачала головой. Тайна усыновления, между прочим, охраняется законом. Опомниться не успеешь - за решетку сядешь. Это тебе не шуточки! Я об этом Славика даже просить не буду: знаю, что в ответ услышу...
      - Вот черт! - Вера беспомощно опустилась на стул. - А мы летели, думали - прямо сейчас адрес узнаем! Что же делать?
      - А ничего! Жить себе дальше, как до этого жили. Может, это вообще бред: ну насчет того, что он живой, малыш этот.
      И Зинаида снова погрузилась в свои бумаги. Однако оскорбленный в лучших чувствах Костя прокашлялся:
      - Извините, коллега. Вынужден вам категорически возразить.
      Зина удивленно посмотрела на него. Надо же! Вчера ходил зюзя зюзей, по пьяному делу шаманил, а теперь вот осмелел.
      - А вы, Костя, меня вообще удивляете! - жестко проговорила гинеколог. - Взрослый человек, дипломированный врач, а занимаетесь непонятно чем! Только попусту людей нервируете.
      Константин упрямо набычился:
      - Давайте проявлять профессиональную тактичность, коллега. Вот я, к примеру, не даю вам советов из области гинекологии. Хотя, между прочим, мог бы! Этой областью народная медицина занимается, можно сказать, с момента своего возникновения.
      Онемевшая поначалу от такой наглости, Зинаида даже вскочила из-за стола, но дать достойный ответ шарлатану ей не позволила Вера:
      - Да хватит вам! Неужели действительно ничего нельзя придумать?!
      Константин помялся, пожевал губами, но все же решился:
      - Вообще-то есть одна возможность. Хотя, конечно, я ничего такого раньше не делал... Это черная магия в чистом виде, прости Господи. Стефания бы не одобрила, мягко говоря.
      У Веры загорелись глаза.
      - Костя, миленький, хоть черная, хоть какая! Давайте сделаем!
      Зина перевела изумленный взгляд с "шарлатана" на подружку. Ей не верилось, что они это - всерьез.
      - Эй, друзья, только не здесь! С моим счастьем только черной магии не хватало!
      Но ее уже никто не слушал. Вера сидела подобравшись, а Костя задумчиво оглядел кабинет.
      - Нам снова могут понадобиться услуги вашего приятеля, и мне нужны будут некоторые препараты. Довольно простые. Иначе ничего не получится. Собственно, я и так далеко не уверен...
      - Зин, выручай, а? - Вера с надеждой посмотрела на подругу.
      - Черт знает что! - Зинаида рухнула на стул и обеими руками схватилась за голову. - Превратили больницу в дурдом за пять минут!
      ...В соседней с кабинетом манипуляционной стоял полумрак: окно было плотно занавешено, и комнату освещала единственная свеча. На ее огоньке калился бикс с каким-то кристаллическим веществом, которое испускало густые клубы дыма, остро пахнувшие камфорой. Дым ли искажал все вокруг, или лицо Константина и в самом деле неузнаваемо изменилось, но вместо простодушной физиономии из клубов проглядывал чужой и пугающий лик. Взмокшие от пота волосы свалились на лоб и почти прикрывали лихорадочно блестевшие глаза, заострившийся нос жутковато нависал над полуоткрытым ртом, кривившимся в гримасе, мягкий подбородок вдруг отяжелел и выдался вперед. Сквозь стиснутые зубы доктор втягивал в себя пропитанный дымом воздух и бормотал непонятные заклинания. Руки его совершали плавно-напряженные движения над фотографией маленького Володи. Время от времени глаза Константина закатывались, и тогда же кисти рук лихорадочно взмывали к потолку. Длинная тень доктора в углу комнаты повторяла все его движения.
      А оставшиеся в кабинете подруги, поглядывая на плотно прикрытые двери в манипуляционную, тихо переговаривались.
      - Слушай, ты хоть что-нибудь понимаешь? - Зина выдохнула сигаретный дым в открытую форточку и перевела взгляд на Веру.
      - Вроде бы... - ответила та. - Через Володеньку Костя выходит на того, кто его похитил, у того начинаются страшные спазмы в груди, он не выдерживает и обращается к врачу, который констатирует, что человек абсолютно здоров. Спазмы прекращаются, но вызов "Скорой" фиксируется, и твой Славик нам тут же сигнализирует.
      - Он меня скоро матом посылать начнет с моими просьбочками. Ты хоть сама-то в эту чушь веришь?
      - Ой, Зин, я еще после истории с Толстым всему верю.
      - Ну, там хоть пещерная, хоть антинаучная, но какая-то терапия была! А тут что: оттого, что твой малахольный Костя руками помашет, где-то у кого-то спазмы начнутся?! И еще вопрос, у кого. А если малый в приюте каком-нибудь? Кого твои спазмы скрутят? А если его вообще в живых нет?
      - А вдруг сработает... - в голосе Веры вопреки доводам подруги и наперекор всякой логике звучала надежда.
      - Да что сработает?! Что сработает?! - Зина начинала злиться. Твоего самородка рано из дурдома выпустили!
      - Вообще-то его не выпускали, - рассеянно уточнила Вера. - Он сам убежал...
      ...Сеанс черной магии отнял не так уж много времени, хотя подругам оно и показалось вечностью. У вышедшего из соседней комнаты Константина тряслись руки и блуждал взгляд. Он в изнеможении повалился на кушетку и вот уже десять минут неподвижно полулежал на ней, раскинув руки и прикрыв глаза. Вера и Зина расслаблялись за чашечкой кофе.
      - Красавец... - мстительно прошептала гинеколог и показала на Костю взглядом. - Картину можно писать - "Смерть колдуна"...
      - Между прочим, я все слышу, уважаемая, - слабым голосом проговорил Костя, не открывая глаз. - Могли бы проявить хоть немного уважения: сеанс потребовал больших энергетических затрат.
      - Сейчас еще скажет, что водки хочет, - уже не стесняясь и в полный голос предположила Зина. - Они все такие.
      - Водки я хочу, - Костя открыл глаза и укоризненно поглядел на хозяйку. - Но потерплю. Тем более, ваше неуважительное отношение не располагает...
      - Отношение! - насмешливо фыркнула Зинаида. - Да я вообще дура, что с вами за компанию в детство впала. Считай - день насмарку...
      - Чего ты так уж! - вскинула голову Толстова, но в ее голосе уже не было прежней надежды. - Может, Славик еще позвонит.
      - Обязательно позвонит! - Зина иронично кивнула. - Сказать, что я - круглая дура. - Она повернулась к Косте. - Коллега, эй. Вы кофе точно не хотите?
      - Из ваших рук - точно... - обиженно отвернулся доктор.
      - Ой какие мы обидчивые! - Зинаида криво улыбнулась, и только телефонный звонок спас Константина от дальнейших насмешек. Докторша взяла трубку. - Алло, гинекология... Славик? Что говоришь? - Она уронила трубку на колени, и во взгляде, который она бросила на Костю, смешались изумление, страх и уважение. - Дошаманились, господа хорошие. Есть такой вызов! Адрес записывать будете?
      Дежурная медсестра сделала попытку загородить вход в палату, но охранник, приобняв за талию, мягко, но настойчиво увлек ее в сторону.
      Сидевший на койке Воскресенский, непривычно небритый и похожий в больничном белье на пленного красноармейца, услышав скрип двери, поднял глаза виновато-обеспокоенные и какие-то затравленные. Но взгляда от вошедших Буржуя и Толстого не отвел.
      Говорить Алексей начал сразу же - гости еще не успели усесться, но рассказ его поначалу был сбивчивым и сумбурным. Осознав это, Воскресенский оборвал сам себя и только после долгой паузы заговорил снова:
      - Я знаю, это звучит нелепо. Вы мне не поверите, но это и не главное. Вас хотят уничтожить, теперь я почти не сомневаюсь в этом...
      - Подождите, Алексей Степанович, - остановил его Буржуй, - я немного запутался. Вы что же, братья с Куликом?
      - У нас были разные отцы. Впрочем, это неважно, совсем неважно. Мы были больше чем братья. Олег... он ведь был совсем ненамного старше, но всегда, сколько я помню, относился ко мне как к маленькому. Знаете, как это важно, когда в детстве к тебе относятся как к маленькому... А ведь он был низенький, слабый. Очень переживал из-за этого. Никогда не прощу себе, что я уехал и оставил его... Да. Даже когда мы выросли, я слушался его, как отца. Смешно, правда? Я был крупный, спортом занимался. Смотрел на него сверху вниз, а все равно слушался. Никогда не забуду тот вечер, когда он сказал мне - наедине, мама ничего не знала: - "Ты уезжаешь в Англию. Учиться бизнесу."
      Воскресенский снова замолчал, и это продолжалось довольно долго, но ни Буржуй, ни Толстый не решились нарушить это молчание, чувствуя, что нельзя, не дай Бог, сбить его, открытого истинного... Но тут в палату влетела разъяренная медсестра.
      - Послушайте, я же вам говорю: нельзя здесь... - с порога начала кричать она, но появившийся вслед за ней охранник снова молча подхватил ее на руки и унес в коридор.
      Эта сценка словно вернула Воскресенского к действительности, и он снова заговорил:
      - Олег иногда звонил, но чаще... Чаще мы переписывались по Интернету. Знаете, это особое состояние - такие долгие ночные разговоры. Он писал, что работает, что маме лучше. Он и здесь оставался старшим: ничего не говорил о трудностях, не жаловался. А я, дурак, ничего не почувствовал!.. Я должен был приехать, быть рядом. А после колледжа вышло наоборот: получил предложение поработать. Позвонил Олегу, рассказал ему, радовался, как щенок. Он сказал: молодец, я горжусь тобой. А голос у самого был какой-то странный, неживой. Но я даже тогда не почувствовал, что беда близко...
      Буржуй, бросив взгляд на часы, попробовал направить разговор в нужное ему русло:
      - Извините, Алексей Степанович, вы что-то говорили насчет опасности...
      Воскресенский поднял на него печальные глаза, понимающе улыбнулся и попросил:
      - Пожалуйста, не перебивайте меня. Пожалуйста... Я так долго молчал... Олега и мамы не стало почти одновременно, вы знаете. Когда я все-таки вернулся, не мог поверить, что Олег это действительно сделал. Ну, вы понимаете... Я же почти ничего не знал о том, как он жил все это время. А когда узнал, сразу же решил, что должен во что бы то ни стало работать у вас...
      - Почему? - оторопел Буржуй.
      - Потому что должен отомстить, - глаза Алексея на миг блеснули. Уничтожить вас! Неужели непонятно? Да, не смотрите так. Когда мы встретились в первый раз - помните, Анатолий Анатольевич? - я очень боялся, что вы увидите в моих глазах что-нибудь... Ну ненависть, желание убить, не знаю... У меня и цели-то другой не было...
      - Нормально! - Толстый развел руками. - Прав ты, Буржуй: ничему меня жизнь не учит... - Воскресенский словно не слышал его:
      - Я был уверен, что вы затравили его, смяли, уничтожили. А меня рядом не было...
      - И что же вы сделали? - совершенно спокойно спросил Буржуй.
      - На расстоянии все видится по-другому. А кроме того, я себя накрутил... В общем, постепенно все стало на свои места. Я нашел кое-какие записи Олежки. И потом... Вы думаете, в офисах не сплетничают? Еще как! В общем, я понял, что собрался мстить людям, рядом с которыми хочется жить и работать. Конечно, это все случилось не сразу. А когда случилось, Алла, секретарь, стала подозревать меня черт знает в чем... - Алексей криво усмехнулся. - Глупо, да? Начать подозревать человека, именно тогда, когда он отказывается от мести. Почему-то в жизни нередко случаются такие странности. Но я очень переживал. Если честно, даже звонил одному своему знакомому, специалисту по психоанализу, просил помочь мне успокоить Аллу. Он, кстати, сказал, что у нее явный синдром повышенной бдительности...
      - Вы успокойтесь, Алексей Степанович, - Буржую очень не терпелось добраться до сути. - В чем опасность, я так и не пойму?
      - Да... - поддакнул вообще ничего не понимающий Толстый.
      - Они начали звонить около месяца назад. Сначала я клал трубку, потом стал отвечать. Довольно грубо отвечал, но они все равно звонили снова и снова...
      - Погодите, - напрягся Буржуй. - Кто - они?
      - Если бы я знал! Просто они... Но им было известно все. Вообще все. И обо мне, и об Олеге. И о вас...
      - Они хотели, чтобы вы что-то для них сделали? - спросил Буржуй. Что-нибудь конкретное?
      - Они хотели, чтобы я отомстил. Как собирался.
      - Ты даешь, Степаныч! - скорее сочувственно, чем с осуждением проговорил Толстый. - Не мог сразу сказать? - Воскресенский с теплотой взглянул на него и виновато пожал плечами.
      - Не смог. Нет, я хотел, правда! Но не смог. Вы - замечательный человек, Анатолий Анатольевич, в этом, наверное, все дело. Именно вам было бы труднее всего признаться.
      - Но сейчас же вы признались, - возразил Буржуй.
      - Да, сейчас - да. Видите ли, по-моему, меня пытались убить. Вернее - точно пытались. А значит, они решили действовать сами. И я почему-то этого очень боюсь...
      - Так, это что у нас за новости?! - вдруг донеслось от двери.
      Все трое повернулись на голос. В палату вошла врач, и, судя по непреклонно сжатому рту, действовать с ней, как с медсестрой, можно было и не пытаться.
      - Мы это... посетители, - пробубнил Толстый. - У изголовья, так сказать...
      - Это острая палата, молодые люди, - сама врач явно была моложе тех, к кому обращалась. - Посетителям здесь делать нечего!
      - Такая красивая женщина, - дружески подмигнул Толстый, - а сердитесь...
      Врачу эта фривольность очень не понравилась, и она еще сильнее поджала губы. Потом проговорила:
      - Я сержусь, когда кто-то считает, что общие правила на него не распространяются.
      Толстый встал, вслед за ним поднялся и Буржуй.
      - Ну, Степаныч, выздоравливай, - Толстый дружески похлопал Воскресенского по плечу. - А мы пошли. Сам видишь: нас здесь не любят.
      - До свидания, - кивнул Алексею Буржуй.
      - Ребята, - уже в спину обоим проговорил Воскресенский. Толстый и Буржуй остановились в дверях. - Пожалуйста, будьте осторожны. По-моему, я разбираюсь в людях. Эти - звери...
      Борихин сидел в сквере у здания морга и пытался закурить. Дрожащими руками он доставал сигарету из пачки, долго ее разминал. Если она не ломалась сразу, вставлял ее в губы и подносил огонек зажигалки. Почти пустая бумажная гильза сразу же вспыхивала и мгновенно истлевала до фильтра. Борихин недоуменно смотрел на то, что оставалось от сигареты у него в руках, отбрасывал в сторону и тут же принимался за следующую. В ногах у него уже валялось с полпачки изломанных и раскрошенных сигарет.
      Прямо перед Борихиным, в каком-то метре от него, остановилась еще не старая женщина. Ее лицо можно было бы назвать красивым, если бы не потухшие глаза и не опущенные уголки рта. Остановясь, она почему-то долго стояла перед Борихиным и молча наблюдала за тем, как он терзает сигареты. Женщина, очевидно, не осмеливалась заговорить первой и надеялась, что сидящий на скамейке человек в конце концов обратит на нее внимание. Но тот, хоть и уперся взглядом прямо ей в живот, однако совершенно ее не замечал.
      Женщина наконец решилась и присела рядом. Кашлянула. Но Борихин не только не видел, но и не слышал ничего. Тогда она заговорила:
      - Здравствуйте. Вы Игорь Борисович, да?
      - А? Что? - Борихин вздрогнул и поднял равнодушно-пустые глаза.
      - Я - Жанна Ивановна, Васина мама.
      Сыщик оторвался от своего занятия и повернулся к говорящей лицом. Но все равно он явно не понимал, чего от него хотят, и взгляд его оставался пустым.
      - Извините... Вы мне? - запнувшись, проговорил он.
      - Игорь Борисович, я - Жанна Ивановна, Васина мама! - Борихин провел ладонью по лицу и уже по-другому посмотрел на женщину, но тут же отвернулся и прохрипел:
      - Я хочу немного побыть один... Если можно...
      - Зачем? Я не хочу, чтобы вы старались запомнить Васеньку таким, как только что увидели. Он бы тоже этого не хотел, я уверена. Знаете, Вася считал вас лучшим человеком на свете...
      - Что? - оторопело переспросил сыщик.
      - Он ведь рос без отца, - продолжала Жанна Ивановна. - Тот умер, когда Василий был еще малышом. А замуж я больше так и не вышла, не сложилось. Вы, вообще, первый мужчина, о котором Васенька говорил... нет, даже не с уважением... особенно как-то говорил, с восхищением, пожалуй... Да, именно так!
      Борихин долго молчал, явно стараясь осознать услышанное. Потом взял Жанну Ивановну за руку и, видимо, сдуру слишком крепко сжал ее, потому что женщина слегка поморщилась, но руку не отняла.
      - Знаете, Жанна Ивановна, - начал он очень медленно, с трудом подбирая слова, - я не могу дать вам слово, что отомщу за Василия. Просто права не имею. Потому что один раз уже поклялся на могиле одного очень молодого человека, а клятвы до сих пор не сдержал. У меня нет семьи. Никогда не было и теперь уже, наверное, не будет. Да что наверное - не будет точно! В общем, Василий... - он судорожно сглотнул, но сдержался и продолжил: - Извините, я вообще говорить не очень умею, а сейчас и вовсе... - Борихин покривил лицо в мучительной гримасе, встал со скамейки и быстро договорил: - Я найду вас. Обязательно найду, когда мне будет что сказать. Хотя что тут скажешь!.. - Он неловко махнул рукой, поспешно отвернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу из сквера. Жанна Ивановна долго смотрела ему вслед, потом проговорила - словно сама себе:
      - Вася бы, наверное, сейчас как-нибудь пошутил. Как-нибудь очень-очень смешно, как он умел... - и, не имея больше сил сдерживаться, она заплакала и уже сквозь слезы выговорила безысходно: - Но я не смогу...
      Горлышко бутылки стучало о зубы. Сидевший на гимнастической скамейке Гиви, запрокинув голову, вливал в себя коньяк и плакал. На расстеленной рядом газете лежали вперемешку толсто нарезанные ломти хлеба и колбасы, к которым Гиви так и не прикоснулся.
      - Бон суар! - донеслось от двери. - О, кель сюрприз! Тренер сборной в запое. А свинюшник-то, свинюшник. Как в лучшие времена. Шарман...
      - У, гнида! - взревел грузин и запустил в Артура подвернувшейся под руку гантелей.
      Тот едва успел уклониться - чугунный снаряд пролетел в считанных сантиметрах от его головы и тяжело, как ядро, покатился по полу. Жеманность Артура моментально улетучилась.
      - Ты что, сдурел?! - завопил он. - Бычара стадионная! Ты ж меня чуть не убил!!!
      - Иди сюда, - вдруг совершенно спокойно потребовал Гиви.
      - Мерси боку, - Артур на всякий случай отступил на шаг. - Тебя такого мне и на расстоянии много.
      - Сюда иди, я сказал! - повысил голос грузин. - Садись, выпей...
      - В таких условиях? - поморщился модельер. - Жамэ...
      - Тогда пшел вон! Пока я тебе башку не отбил, - Гиви ухватил себя за остатки волос, сильно дернул их и простонал: - Борис...
      - Что - Борис? - мгновенно заинтересовался Артур.
      В пьяной истерике Гиви стал колотить кулаком по скамейке так, что с нее посыпались куски колбасы.
      - Убили его! - захлебывался он в рыданиях. - Убили - ты это себе можешь представить!! Козлы, падлы, всех ненавижу!
      У Артура загорелись глаза - от обычной смеси любопытства и злорадства, и он подошел поближе.
      - Извини, Гиви. Ну правда, я же не знал. А... как его убили, интересно?
      - Интересно?! - зашелся в крике грузин. - Интересно тебе, сука?!
      - Ну чего ты! - Артур отскочил. - Я просто так спросил, извини.
      - Сядь, выпей, - снова проговорил Гиви. - За Бориса выпей, за ЧЕЛОВЕКА! Мы все шнурка от его ботинок не стоим, понял, ты?! А вот живем... Мы живем, а его...
      Артур выпил рюмку коньяка, посидел немного молча и как бы невзначай поинтересовался:
      - А что - Анатолий Анатольевич сегодня тренироваться не будет?
      Гиви, который раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, только тихо простонал:
      - Ox, не знаю я... Ничего не знаю...
      - Бьен, - Артур встал. - Сэ ле там а парти. Ты, Гиви, не обижайся. Я, наверное, пойду. А то, сам видишь, ты сегодня непредсказуемый. Гирями бросаешься. - Он осторожно попятился к дверям и на ходу повторил: - Не обижайся, ладно?
      В кабинете Толстого шло совещание. Помимо самого хозяина и, конечно, Буржуя на нем присутствовал Пожарский, который, полночи пролежав в бессознательном состоянии на квартире у Лизы, заявился на рассвете и порадовал своих друзей новым поворотом событий. Был здесь хмурый и несчастный Борихин, который временами словно каменел и сидел, уставясь в одну точку, не видя и не слыша ничего. В дальнем углу примостился на краешке стула Семен Аркадьевич. Он горевал о Василии, быть может, не меньше Борихина, но стариковское горе сдержанней в проявлениях, и выражало оно себя в непривычной рассеянности эксперта и в том, что пару раз он украдкой бросал под язык таблетку.
      - Что-то у меня все это в систему никак не складывается, - сказал Буржуй, итожа часовой разговор. - Эта самая Лиза, покушение на Воскресенского, убийство Васи...
      - Я, конечно, сейчас плохо соображаю, вы уж извините, - угрюмо проговорил Борихин. - Но система есть. Причем ясная. Они подбирались со всех сторон, чтобы как минимум один из вариантов сработал.
      - Подбирались? - потребовал ясности Буржуй. - К чему подбирались, Игорь Борисович?
      - Ясное дело к чему. К деньгам вашим, гори они огнем, - Борихин сердито сжал челюсти.
      - Не пойму, зачем тогда все так запутывать, - засомневался Пожарский.
      - Я вот тоже что-то не врубаюсь, - поддержал его Толстый.
      - Да специально для того, чтобы мы с вами вот так сидели - и ребусы разгадывали. А все просто. Просто и жестоко. Василий мне прокричал, перед тем как... Ну, в общем, во время последнего разговора: "Мы идиоты! Все элементарно!"
      - Не обижайтесь, Игорь Борисович, - Буржуй с сочувствием посмотрел на сыщика, - но он же мог и ошибаться...
      - Да нет! - Борихин упрямо мотнул головой. - То есть, вообще мог, конечно, но он это так сказал... Он что-то явно увидел или услышал... Что-то, после чего все становилось ясным. А следил он именно за Кудлой.
      - Вы меня, конечно, простите, молодые люди, - в первый раз за все время подал голос и старый эксперт. - Вы не станете возражать, если я выскажу кое-какие соображения?
      - Конечно, Семен Аркадьевич, что вы спрашиваете! - пожал плечами Буржуй.
      - Благодарю вас, - чуть поклонился старик. - Я просто подумал: а что было бы, если бы преступнику удалось все, что он задумал?
      - В каком смысле? - уточнил Толстый.
      - В самом прямом. Многое у него сорвалось. А если бы случилось иначе?
      - То есть вы хотите сказать - Воскресенский умирает скомпрометированным, Олежка отдает им дискеты и исчезает, Игорь Борисыч разбивается на машине, меня режут в камере... - понял Буржуй.
      - Идея золотая, - ожил Борихин. - Давайте прикинем... - Он потянулся за листом бумаги и попытался начертить схему, но ручка не желала подчиняться дрожащей руке, и, в сердцах отбросив ее в сторону, сыщик беспомощно пробормотал: - Нет, у меня что-то...
      - Давайте я, - Пожарский придвинул лист к себе. Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся от волнения и спешки Вера. За ней протиснулся запыхавшийся Костя. Толстый встревоженно вскочил.
      - Верунь, ты чего?
      - Что случилось, доктор? - голос Буржуя был спокоен, но в нем прозвучала особая, волчья настороженность.
      ...Через полчаса у одного из домов окраинного массива остановилось несколько машин. Первыми из них выбрались охранники и, осмотрев подходы, направились к подъезду. Один из телохранителей умело и незаметно оттеснил Буржуя, который попытался первым вбежать в парадное. И только после осмотра лестницы и лифта охрана разрешила войти всем остальным.
      У нужной двери Буржуй все равно оказался первым и решительно придавил кнопку звонка.
      - Кто там? - в женском голосе, отозвавшемся за дверью, как-то странно слились испуг и надежда.
      - Извините. Проверка паспортного режима, - ровно ответил охранник.
      Дверь открылась. На пороге стояла милая женщина лет двадцати восьми в домашнем халатике. Буржуй, не раздумывая, протянул ей последнюю фотографию сына и жадно уставился в лицо, ожидая реакции. На секунду женщина словно окаменела, затем, с неожиданной силой оттолкнув охранника, набросилась на Буржуя с криком:
      - Что вы с ним сделали?! Отвечайте! Что вы с ним сделали?!
      ...Оля - так звали хозяйку квартиры - немного успокоилась и сидела в кресле, вытирая тыльной стороной ладони заплаканные глаза. Остальные пристроились кто где. Буржуй же примостился на корточках прямо напротив Ольги и не сводил с нее глаз в ожидании, когда она сможет начать рассказ.
      - Это было около года назад... - тихо и как-то отрешенно проговорила девушка. - Я тогда очень поздно возвращалась домой, так получилось... Вышла на проспект, старалась поймать такси... Но машин было мало, и шел сильный дождь...
      ...Шел сильный ливень, и Ольга уже отчаялась поймать машину. Редкие автомобили проносились мимо, окатывая девушку фонтанами брызг, но это уже ее, и без того насквозь промокшую, совершенно не пугало.
      Неожиданно рядом с ней остановилась машина, но Ольга даже внимания на нее не обратила: автомобиль был роскошный, на таких не "грачуют" на ночных улицах. Однако задняя дверца открылась, и из салона донеслось: "Садитесь".
      В иных обстоятельствах Ольга только шаг ускорила бы, но в ту минуту ей неимоверно, очень хотелось попасть в тепло, оказаться в горячей ванне, выпить крепкого чаю. Она несмело приблизилась и заглянула в салон.
      Не слишком яркое освещение салона не позволяло рассмотреть детали, но Ольга обратила внимание на очень элегантный костюм мужчины, сидевшего за рулем, и на его грустные, как ей показалось, и очень светлые глаза. "Садитесь", - снова повторил водитель без всякого нажима, и все же в негромком голосе его чувствовалась уверенная сила. Почему-то Ольге захотелось подчиниться и почему-то ей показалось, что рядом с этим человеком ей не грозит никакая опасность. С сомнением взглянув на свою промокшую одежду и на дорогую велюровую обивку сидений, она нырнула в машину и назвала адрес.
      Автомобиль уже несся по пустынным улицам, когда рядом с Ольгой зашевелился какой-то сверток, который девушка поначалу принимала за небрежно брошенную на заднее сиденье куртку. Сверток жалобно захныкал. Ольга присмотрелась - возле нее лежал полуторагодовалый ребенок в непромокаемом комбинезончике. До этого момента малыш спал, но сейчас проснулся и заплакал.
      Совершенно инстинктивно девушка взяла его на руки и стала баюкать. Малыш доверчиво прильнул к ней, тут же успокоился и мирно засопел. Улыбаясь малышу, Ольга даже не заметила, что в зеркальце заднего вида за ней внимательно наблюдают блекло-прозрачные глаза.
      У Олиного подъезда машина остановилась. Водитель повернулся к девушке и со спокойной усталостью проговорил:
      - Мне пора. Оставьте мальчика себе. Его мать умерла. Если я останусь жив, то вернусь за ним. Если нет - он доставит вам много радости: в его жилах течет немного подпорченная, но все же кровь Чингисхана...
      И человек с прозрачными глазами вышел под дождь и зашагал в темноту.
      - Подождите! - крикнула ошарашенная Ольга ему вслед, приоткрыв дверцу. - Да вы что? Это вы так шутите?
      - Нет. Просто мне пора, - донеслось из темноты, из-за сплошной завесы дождя. - Не отдавайте его, он сделает вашу жизнь осмысленной хоть на какое-то время.
      Девушка выскочила из машины с ребенком на руках и бросилась за незнакомцем, но холодные капли упали малышу на лицо, он проснулся и заплакал. Оля инстинктивно наклонилась, защищая малыша от дождя своим телом, и оторопело посмотрела в темноту, все еще не веря, что все это действительно случилось. И случилось именно с ней.
      - И вы... вы оставили себе ребенка? - жадно спросил Буржуй.
      Оля очнулась от воспоминаний и тут же заплакала:
      - Я... всю ночь просидела около телефона, - проговорила она сквозь слезы, - думала, как поступить... Несколько раз даже набирала номер... А потом, на рассвете, решила... Что вы так смотрите? Почему я не могла оставить его?! Почему?.. Вы думаете, в приюте ему было бы лучше? Да, я знаю, что нарушила закон, но тот, кто писал этот дурацкий закон - у него нет сердца!.. Малыша не украли, я точно знаю!.. Я даже в милицию звонила!.. Честное слово!.. Машина долго стояла перед домом, затем куда-то исчезла...
      Буржуй тихо и отчетливо, стараясь, чтобы не задрожал голос, спросил:
      - Где?.. Где он?..
      Ольга от удивления даже плакать перестала.
      - Я думала, вы... Разве вы не заодно с ним? - Она обвела присутствующих изумленным взглядом, но все смотрели на нее с таким же немым вопросом в глазах, и тогда она, всхлипнув, снова заговорила: - Он... пришел сегодня утром... Точно такой же, как год назад... И прямо с порога сказал - у него такая улыбка, знаете, я не могу объяснить, - он сказал: "У вас есть что-то, что вам не принадлежит, Ольга. Помните грозовую ночь?" Я не успела ничего сделать, даже закричать не успела. Мне вдруг стало больно... Невыносимо больно... Здесь, в груди... Я на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась... - Она снова зарыдала, но быстро справилась с собой. - Их уже не было... А я даже скорую вызвала, потому что думала - умру... - Доктор Костя, смущенно кашлянув, отвернулся к шкафу и с невинным интересом принялся рассматривать книги. Ольга продолжала: - А потом так же неожиданно все прошло... И вот я жду... Просто сижу и жду... Сижу и жду...
      - Чего же вы ждете? - хмуро поинтересовался Буржуй.
      - А что, что я могу еще делать?! - прокричала Ольга. - Пойти в милицию?! Кто я для них - воровка детей? Соучастница неизвестно кого?..
      В этот момент Борихин совершенно бесцеремонно оттеснил Буржуя и протянул Ольге карточку Кудлы:
      - Оля, успокойтесь и посмотрите, пожалуйста, очень внимательно...
      - Да что тут смотреть! - не дала ему договорить Ольга. - Это же он! Он!!! - Все как по команде сорвались со своих мест и побежали к двери. И несчастная девушка только и успела прокричать им вслед: - Подождите же! Кто вы?! Отдайте мне моего мальчика!!!
      Издалека окна в особняке Кудлы казались темными, но с близкого расстояния стало заметно, что где-то в глубине дома горит неяркий мерцающий свет. С пистолетами в руках Буржуй, Толстый и его охранники тихо проникли внутрь. Свет горел в том самом глухом углу, где совсем недавно прятался Буржуй. Только теперь там стояла видеодвойка, и это ее экран сиял ярким фоновым светом. Перед телевизором стояло любимое кресло Толстого. И в этом кресле явно кто-то сидел. Кто-то очень маленький, не видный из-за спинки. Кто-то, чье присутствие выдавала только колеблющаяся на стене тень.
      Буржуй, слыша, как грохочет его собственное сердце, приблизился к креслу и заглянул в него. Там в позе ребенка сидел плюшевый мишка, а на его лапе лежал пульт видеомагнитофона. Чуть помедлив, Буржуй нажал кнопку, и на экране появилось то же самое кресло, вот только сидел в нем маленький заплаканный мальчик, и, прижимая к себе того самого плюшевого мишку, говорил в камеру явно заученный текст:
      - Папочка, любимый, дядя говорит, что ты есть, и мы будем все вместе гулять - и я, и ты, и мама. Но только если ты, папочка, будешь очень-очень послушный...
      ГЛАВА 25
      Чуть поодаль играла траурная музыка, слышно было, как произносят надгробные речи. На старом городском кладбище хоронили Бориса. Старый авторитет уходил навсегда. Буржуй, Толстый, Пожарский и Борихин сидели в стороне, на скамеечке у чужих могил и ждали. Буржуй не хотел толкаться в толпе, среди большей частью посторонних и неприятных людей. С Борисом он хотел попрощаться без суеты и лишних формальностей. Примерно то же чувствовали остальные. Но не Борихин. Тот высказался зло и без церемоний:
      - Я уголовникам почестей не воздаю. Не для того я эту мразь полжизни уничтожал, как мог, чтобы на их могилах поклоны бить. И вообще, нашли место для совещания!
      Буржуй поиграл желваками, но промолчал. Сыщик до сих пор был сам не свой от горя, так что нужно было стерпеть. Зато за покойного вступился Толстый.
      - Зря ты так, Борисыч, - примирительно проговорил он. - Может, Борис, ну, одним словом, по твоему ведомству и не святой, но мужик он был реальный. Сильный, честный. Мужчина, одним словом! Я, сам знаешь, тоже эти самые кладбища не люблю, но так уж сегодня совпало. А кроме того, этот ваш майор сам сказал, что должен на похоронах быть, не так, что ли?
      Мужчины помолчали. Потом разговор зашел о странных событиях последних дней, похищении ребенка, об участии в нем Кудлы. Буржуй уже совершенно не сомневался в том, что его близких убил именно он. И только жалел, что не пристрелил его тогда, в селе.
      - Но у него же полное алиби, - усомнился Пожарский.
      - У него было бы алиби в одном случае: если бы он все время был рядом со мной! - отрезал Буржуй. - Ясно!?
      - Вы, Коваленко, тоже не перегибайте. - Борихин, ненавидевший Кудлу не меньше Владимира, оставался ментом. - Мовенко официально запрашивал Интерпол, а это, знаете, организация серьезная, отписками не занимается... Лучше скажите: вы точно уверены, что на пленке ваш сын?
      - Да, - без малейших сомнений сказал Буржуй и отвернулся.
      - Ну, тогда... - сыщик поколебался, подбирая слова, - завидую вашей выдержке. Честное слово.
      - Эх, а сейчас-то чего делать? - Толстый по давней привычке поскреб в затылке.
      - Ждать, - резко ответил Буржуй.
      - Чего ждать? - не выдержал Борихин. - У моря погоды?
      - Он появится, - убежденно проговорил Коваленко. - Обязательно появится. Он все это делает не просто так.
      - И все равно не понимаю, - пожал плечами Пожарский. - Если Воскресенский ни при чем, кто сел за компьютер - наш компьютер! - и перепроверил данные?
      - Я вам, Олег, могу еще сотню таких вопросов задать, - Борихин досадливо поморщился. - А что толку?.. О, Серега идет.
      По аллейке между могилами к ним действительно подходил Мовенко. Именно от него - из первых рук - Буржуй непременно хотел получить сведения о запросе в Интерпол.
      - Привет всем, кого не видел, - майор пожал руку Борихину, остальным небрежно кивнул. - Мерзкое зрелище. - Он мотнул головой в сторону продолжавшегося траурного митинга. - Хоронят, как какого-нибудь врача-академика! А самих можно через одного вязать. Мразь, урки!
      Борисыч, только что высказывавшийся приблизительно в том же ключе, остался доволен. Бросил:
      - Серег, тут ребята в алиби Кудлы сомневаются...
      - Мало ли кто в чем сомневается. Я одно знаю: по официальному ответу Интерпола на наш запрос господин Кудла во время гибели вашей семьи, Коваленко, находился в Нью-Йорке, где его видели многочисленные свидетели. И уж точно не вылетал из Соединенных Штатов. Так что - в отличие от вас, кстати, - у него алиби есть.
      - Прослушки нет, у Кудлы - алиби. Что, прикажете в чудеса верить? - в упор посмотрел на майора Буржуй. Тот ответил тяжелым взглядом.
      - Я вам ничего не приказываю. Игорь попросил меня об услуге, я ее оказал. А свои ребусы дурацкие разгадывайте сами - я к вам не нанимался!
      После бесконечных проволочек и оттягиваний Вера наконец покорилась необходимости и собралась на дачу. Она шла по двору к машине во главе небольшой процессии - нагруженных корзинами, свертками и сумками охранника Ивана и доктора Кости. Зазвонил телефон.
      - Да, - проговорила она в трубку. - Толстый, лапочка, не ругайся, мы уже выходим... Честное слово, уже возле машины. Вот Ваня может подтвердить... Слушай, ничего нового? Ну как - насчет Володеньки?.. Да? Хорошо... Конечно, как только приедем, я позвоню. Обещаю!.. Все, целую тебя... - Она отключила трубку и скомандовала: - Мальчики, давайте это все в багажник. Влезет?
      - Конечно, влезет, - тяжело вздохнул Костя и окинул пренебрежительным взглядом приличную горку клади. - Меня, честно говоря, даже беспокоит, что мы взяли так мало еды. Вы же говорите - там всюду лес, а какие в лесу продмаги...
      - Я же вам говорила, Костик, не волнуйтесь: у Толстого там припасов - как на случай войны.
      - Питаться консервами - значит сознательно укорачивать себе жизнь, - докторским тоном проговорил Константин. - Странно, Вера, вы - такая практичная девушка, а не понимаете элементарного...
      - Ладно, уговорили, - Вера захлопнула багажник. - По дороге заедем к китайцам, купим чего-нибудь вкусненького.
      - Вера, запомните раз и навсегда: нет ничего лучше нашей здоровой крестьянской пищи! Поверьте мне!
      - Неправда, китайцы прекрасно готовят, - возразила Вера.
      Пораженный таким кощунственным утверждением, Константин с жаром напустился на нее:
      - Вот пусть сами и едят свое... В общем, то, что наготовили! Китайцы! - Доктор возмущенно выпучил глаза. - Мерзость какая! И откуда только в вас эти глупости, не пойму! - Он с осуждением взглянул на Веру.
      - Ладно, убедили, - улыбнулась та. - Сейчас заскочим на базар и накупим... Как вы там говорили? Простой крестьянской пищи. Идет?
      Костя мгновенно оттаял и засиял.
      - Конечно! Вот так бы сразу. Только сало, если не возражаете, буду выбирать я.
      Вера не успела дать свое согласие, как рядом с ними резко взвизгнули тормоза двух машин. Дверцы мигом распахнулись, и оперативники моментально окружили Веру и ее спутников. Иван тут же выдернул из кобуры свой пистолет и прикрыл собой хозяйку, но шедший к ним неспешным шагом майор Мовенко только презрительно поморщился.
      - А ну без резкостей, пацан! - прикрикнул он на Ивана. - Ствол спрятать, я сказал! Милиция! - Иван неохотно сунул пистолет за лацкан, но от Веры не отступил ни на сантиметр. Майор смерил его пренебрежительным взглядом. - Гуляй пока. И радуйся, что я не по твою душу.
      Люди Мовенко в это время успели защелкнуть наручники на запястьях застывшего в изумлении Константина.
      - Ой... Что вы... - испуганно залепетал тот. - Что вы делаете?.. Я должен... ехать на дачу!
      - Ага! Сейчас поедем! На мою... - издевательски хмыкнул майор. - В машину его.
      - Что вы делаете? - пришедшая в себя Вера оттолкнула Ивана.
      - Арестовываю задержанного, который сбежал из места содержания, насмешливо посмотрел на нее майор. - Еще вопросы есть?
      - Ой, ну больно же! - закричал в этот момент Константин, которого без излишних церемоний волокли к машине. - Зачем вы так меня дергаете?
      - Какие мы нежные! - скривил губы Мовенко. - До КПЗ потерпи - там ой как по нежности соскучились.
      - Стойте! - крикнула Вера. - Вы не имеете права!
      - Ага! - на ходу закивал головой майор. - У вас забыл спросить!
      - А вы знаете, кто мой муж?!
      Мовенко остановился и резко развернулся. На Веру он посмотрел так, что она поневоле отступила на шаг.
      - А вы знаете, что я делаю с теми, кто меня всякими там мужьями-знакомыми, пугает?! Еще одно слово - поедем все вместе! Это ясно?!
      Он сел в переднюю машину, и она, а за ней и вторая сорвались с места. Вера, переглянувшись с Иваном, тут же схватилась за трубку мобильного телефона.
      Буржуй позвонил в дверь. Та тут же распахнулась. Появившаяся на пороге Ольга смотрела на Коваленко со смесью облегчения и досады.
      - Вы... - она отступила в сторону, давая понять неожиданному гостю, что он может войти.
      - Извините, я вчера не спросил ваш номер телефона... - смущенно проговорил Буржуй, оказавшись в прихожей. - Поэтому не мог позвонить.
      - Какая разница, - Ольга не могла понять, зачем этот человек притворяется. В прошлый свой визит он успешно обошелся без всяких церемоний. И девушка не удержалась: - Вчера ведь вы просто вломились. И так же исчезли. Я даже не поняла, кто вы такие. Как же просто и быстро жизнь может превратиться в страшный сон.
      - Да, - Буржуй вздохнул и поднял на Ольгу виноватые глаза. Просто и быстро...
      - Вы-то что об этом знаете? - удивилась та. - У вас же не похищали ребенка.
      - Оля, скажите... - Коваленко замялся на мгновение. - Можно мне посмотреть... его фотографии? Ну, более ранние. Они у вас есть?
      - Конечно. Но зачем вам? - девушка бросила на Буржуя недоуменный взгляд. - А впрочем, какая разница. Я все равно сама только и делаю, что разглядываю их сутки напролет. Пойдемте в комнату...
      Фотографий в альбоме было много. Буржуй с затаенным трепетом разглядывал снимки вдруг вернувшегося к жизни сына. Вот он совсем кроха, тут уже чуть подрос, а здесь и вовсе играет с мячом где-то в саду... Буржую начало казаться, что он спит. Оля комментировала каждую фотографию, и было видно, что это занятие и доставляет ей удовольствие, и больно ранит одновременно.
      - Это он после болезни. Видите, какой бледненький. А это мы на дачу к моей сотруднице ездили. Совсем недавно, в мае...
      - Скажите, а Кудл... этот человек назвал вам имя? - вдруг спросил Буржуй.
      - Имя? - не поняла Оля.
      - Ну как зовут ребенка...
      - А... Нет. Он ничего не сказал. Имя я выбрала сама.
      - К... какое? - голос у Коваленко сорвался.
      - Простое и красивое. Владимир... Что с вами? - Буржуй вдруг упал лицом на сложенные на столе руки, и плечи его затряслись. Сначала он плакал по-мужски - беззвучно, и только конвульсивно содрогавшаяся спина выдавала его состояние. Но потом вдруг оторвал голову от стола и зарыдал по-детски, размазывая по лицу слезы и заходясь от всхлипываний. Любая выдержка имеет предел. Взрослый, уверенный в себе мужчина за одну секунду превратился в несчастного исстрадавшегося детдомовского мальчишку.
      - Да что вы? Успокойтесь, пожалуйста! Ну не надо, я прошу вас... растерянно лепетала пораженная этим зрелищем Ольга.
      Поначалу она смотрела на зашедшегося в плаче человека в полном замешательстве. Взрослый мужик истерично рыдал в чужом доме на глазах у посторонней женщины. Но потом что-то изменилось: холод в груди превратился в горячую бусинку жалости... Ольга обняла Буржуя и прижала его голову к груди. И тот, никогда не знавший материнской ласки, откликнулся так же инстинктивно как ребенок, ищущий зашиты под теплой родительской рукой. Он уткнулся Ольге в плечо, и постепенно его рыдания стали утихать...
      ...Смущенный и еще не до конца пришедший в себя, Буржуй сидел с Ольгой на кухне и пил сваренный ею кофе. Ему было и стыдно, и неловко, но вместе с тем он чувствовал огромное облегчение. Тяжесть последних дней больше не давила на плечи невыносимым грузом.
      - Вы извините меня, Оля, - проговорил он с нервным смешком, пряча покрасневшие от слез глаза. - Я уж и не вспомню, когда плакал в последний раз. В детстве, наверное...
      Девушка, казалось, считала, что происшедшее десять минут назад не нуждается ни в каких объяснениях. Она накрыла ладонью руку Буржуя.
      - Если не хотите, не нужно ничего говорить... Правда...
      - Нет, так не получится, - грустно покачал головой Владимир. - Я должен вам сказать одну вещь. Очень важную вещь. Может быть, после этого вы меня возненавидите...
      - Вас? За что? - удивилась Ольга.
      - Сейчас, я сейчас... - Коваленко закурил, отхлебнул глоток кофе, но, поморщившись, отодвинул чашку. Ему сейчас просто необходимо было выпить. И он, помедлив, спросил у хозяйки: - Извините, у вас нет виски?
      - Виски? Нет, - с сожалением проговорила Ольга и честно призналась: - Я его, по-моему, в жизни не пробовала... - Вдруг она вспомнила и потянулась к навесному шкафчику. - Коньяк есть! Правда, там совсем немного. Хотите?
      - Да, спасибо.
      Не дожидаясь, пока Оля разыщет бокал. Буржуй сделал жадный глоток прямо из горлышка. И надолго замолчал.
      - Извините, вы хотели мне что-то сказать, - напомнила ему девушка. - Что-то важное...
      - Оля... Милая Оля... - Буржуй в волнении подыскивал слова и не мог найти те, которыми можно было объяснить сидевшему напротив замечательному человеку, почему он, этот человек, должен лишиться права на самое для него дорогое на этом свете. - Вот вы говорили, что я ничего не испытал в жизни. Но это совсем не так. К сожалению... Черт, что я несу?!. - Владимир тряхнул головой. - Что несу!.. - И он закричал от боли бессилия и отчаяния: - Он - мой сын, Володька! Мой малый, убитый, мертвый, потерянный! И зовут его, как и меня! Точно так же, как вы его назвали!..
      - Что вы такое говорите? - пораженная Оля, еще не до конца осознав услышанное, с легкой опаской уставилась на Коваленко.
      - Да правду я говорю, - уже тихо сказал Буржуй. - Понимаю - бредом отдает, шизой... Вообще непонятно, как вы меня терпите... Вломился к вам, разрыдался, как баба... Я и сам не пойму, что со мной делается такое, правда...
      - Вы... хотите отобрать моего сына? - едва выговорила Ольга помертвевшими от отчаяния губами и тут же вскрикнула: - Но почему? Я не понимаю... Что вам всем нужно?! Кто вы вообще такой?! Откуда вас принесло?! Почему я должна вам верить?!!
      Буржуй сделал еще один долгий глоток.
      - Не знаю... Наверное, не должны... - Он помолчал. - Можно, я расскажу вам то, что никому и никогда не рассказывал, даже своим друзьям? Почему-то мне захотелось это сделать... Впервые за все время... Это случилось год назад, в мае...
      И вдруг в руках у Буржуя с глухим хрустом лопнула конвульсивно сжатая пальцами чашка с остывшим кофе. Владимира начала трясти крупная дрожь звериная, жуткая. И это был уже не приступ плача - Буржуя бил нервный озноб. В этот миг Коваленко был похож на безумного с выпученными глазами. Оля сзади обхватила его за плечи.
      - Ну что вы... Не надо, пожалуйста!.. - стала она приговаривать. Не надо, милый несчастный человек...
      Она крепко прижалась к спине Буржуя, и тот, словно ждал этой давно забытой им женской ласки, тут же замер, перестал дрожать. По щеке его скатились две слезы. Он встал и обнял девушку - крепко, жарко. Она ответила ему. И в этом взаимном порыве было мало влечения, но было нечто большее - почти родственное, полное взаимной доброты и жалости, и понимания...
      ...Они лежали в постели, чуть отстранясь друг от друга. Просто, как часто бывает после первой близости, оба боялись нахлынувшего чувства нежности - необъяснимого, запрещенного... Буржуй смотрел в потолок спокойными черными глазами и словно прислушивался к себе.
      - Странно... - проговорил он внезапно.
      - Что странно? - откликнулась Ольга.
      - У меня нет чувства вины... Измены...
      - Может быть, верность мертвым - это память... Ты же не изменял своей памяти?
      - Нет. Извини. Сам не знаю, что со мной сегодня...
      - Ты не должен извиняться. Мне очень хорошо. Хорошо и спокойно...
      - Мне тоже... Наверное, это неправильно. Но... У меня такое чувство, что я впервые оказался дома. Здесь, в этой квартире, где я второй раз в жизни... Может быть, я схожу с ума?
      - Или наоборот - возвращаешься к жизни... - Он резко повернул голову и посмотрел на нее.
      - Мне рано возвращаться к жизни! - сказал жестко, рывком вскочил и начал одеваться.
      - Я тебя обидела? - Ольга присела в постели.
      - Нет. Просто напомнила... Мне нужно идти. Можно я приготовлю себе кофе?
      - А вот этого нельзя, - мягко улыбнулась она. - Кофе тебе я приготовлю сама...
      ...Расставаясь в прихожей, оба выглядели смущенными и немного растерянными.
      - Оля... Я... - начал Буржуй.
      - Не нужно ничего говорить, - Оля не дала ему закончить. - Правда. Я... действительно хотела этого... И не волнуйтесь. Можете считать, что ничего не было. Вам же так будет легче, правда?..
      - Мы снова на "вы"? - грустно улыбнулся Буржуй.
      - Я же говорю: как будто ничего не было.
      - Было, - он неуступчиво покачал головой. - Во мне... ожило что-то. Было мертвым - и ожило... Я чувствую.
      - Не нужно сейчас ничего говорить, - Оля зажала ему рот ладонью. Пожалуйста. Идите, найдите моего... вашего... Найдите Володю!
      Буржуй вздрогнул, словно вот только теперь окончательно пришел в себя.
      - Да. Мне нужно идти. Но я... Я приду еще. Можно? - Оля спокойно и серьезно взглянула в глаза Буржую.
      - Да. Можно.
      В спорткомплексе Гиви все, как ни странно, шло своим обычным порядком: на кортах махали ракетками веселые возбужденные люди, в тренажерном зале тоже яблоку негде было упасть. Сам Гиви, совершенно трезвый, в аккуратном спортивном костюме, приводил в порядок "железо" - гири, блины от штанг, противовесы, гантели.
      Изобразивший крайнюю печаль на лице Артур, надевший по этому случаю нечто такое, что, по его мнению, должно ясно было символизировать большое личное горе, не без опаски подошел к грузину.
      - Здравствуй, друг. Вот, заехал посмотреть, как ты...
      - Спасибо... - Гиви продолжал сортировать противовесы. - Я-то что! Я - как обычно...
      - Вообще-то я думал, у тебя все закрыто, траур. А сам ты - на поминках...
      - Я пошел было... - признался грузин. - А там водку хлещут, жрут. Слова разные красивые говорят... А у меня поверишь - ком в горле: ни слова сказать, ни выпить... Я и ушел... Я о Борисе не слова говорить буду. Я память о нем увековечу!
      - Монуман отольешь? - гаденько улыбнулся Артур. Гиви не обратил или не захотел обратить внимания на издевку и сказал очень серьезно:
      - Я мой спортивный клуб именем его назову! Чтобы дело его продолжалось! Чтобы молодые не к бутылке тянулись!
      - Твой гордый замысел я понял. Только боюсь - городские власти не одобрят. В особенности - Министерство внутренних дел.
      - Хрен я у них спрашивать буду! - рявкнул Гиви. - Мой клуб - как хочу, так и называю! И хватит лыбиться! - Артур поспешно отступил на несколько шагов.
      - Ладно, оставлю тебя наедине с твоим горем... - В дверях он оглянулся. - Да, я что спросить хотел... Насчет Брюсселя ты не передумал? Хотя, что это я... Ладно, а Толстый сегодня будет?
      - Анатолий Анатольевич? Ну, обещал быть вечером, тебе-то что?
      - Да так... Дело у меня к нему... Важное...
      Пока охранник платил деньги за горючее, отойдя к стеклянной будочке заправки, Толстый, опершись спиной на капот, позвонил по мобилке.
      - Алло, Борисыч? Это я. Слушай, не хочу огорчать твою широкую ментовскую душу, но в нашем правовом государстве творится легкое беспределище. Особенно когда Варламова в городе нет... Что, меня? Еще чего! До такого фашизма не дошло. Костю взяли... Какого, какого. Кореша моего! Народного целителя с европейской известностью! Прямо возле подъезда! И нашли ведь, гаденыши! В общем, я вижу, кое-кто у нас порой мирно жить не хочет. Как говорится, мы не хотели этой войны, нам ее навязали. Одним словом, я звоню министру... Тому самому, какому же еще! Он мне на последней рыбалке спиннинг сломал, так что с него как раз причитается... Что - подожди?.. А не надо было хорошего человека трогать! И мою жену расстраивать!.. Ладно, решай сам, если ты такой добрый. Но чтобы надежда народной медицины дышала озоном еще сегодня, идет? Смотри, обещал... - Он отключил телефон и повернулся к охраннику. - Ну чего, полный? Тогда - вперед!
      Врач вошла в палату как раз в тот момент, когда спор медсестры с Воскресенским достиг наивысшего накала.
      - Лариса Николаевна, я не могу больше... - сестричка устало вздохнула.
      - Я не пойму, что такое страшное происходит, - уже почти уверенно стоявший на ногах Воскресенский пожал плечами. - Я всего-навсего прошу вернуть мне мою одежду. Я, совершенно здоровый человек с парой синяков, лежу среди покалеченных, слушаю стоны и смотрю в потолок...
      - Прекратите кривляться и ложитесь на место, - привычно повысила голос врачиха. - У меня слишком много работы, чтобы тратить время на уговоры.
      - В том-то и дело! - Воскресенский был спокоен и тверд. - У меня тоже много работы, друзья ждут от меня помощи, а я здесь симулирую, можно сказать... Лариса Николаевна, давайте будем взрослыми людьми! Если нужно, я напишу любую расписку или что там полагается...
      - Ладно, - устало вздохнула врач. - Как хотите... Пойдемте ко мне, напишете расписку. Танюша, а вы принесите одежду больного. Да, на его место неизвестного с травмой головы.
      Борихин с совершенно несчастным видом сидел в кабинете Мовенко и слушал, как психует его хозяин:
      - Пусть звонит - министру, прокурору... Президенту пусть звонит! Ясно?!
      Несчастным Игорь Борисович чувствовал себя потому, что оказался в идиотском положении. С одной стороны Анатолий Анатольевич напирает, и на его стороне справедливость. А с другой - старый дружок Серега уперся рогом. Он, может, и не прав, но существует еще и элементарная лояльность по отношению к другу.
      - Ты чего психуешь? - попробовал урезонить Борихин разбушевавшегося майора.
      - Достали меня твои дружки-миллионеры, ясно?! - тот продолжал брызгать слюной. - Я им позвоню! Министру? Он как раз в Брюсселе, пусть звонят!
      - Да не убийца Костя! Это не министр - я тебе говорю, - Борихин постарался говорить твердо. - Я его тыщу лет знаю! Все равно завтра Варламов приедет, придется доктора выпускать...
      - Завтра! - фыркнул Мовенко. - Он мне до завтра собрание сочинений напишет! В трех томах!
      - А если не напишет? - усомнился Борисыч.
      - На спор хочешь? Я его в шестую поместил, к лучшим людям...
      - Ты что, рехнулся?! - не на шутку встревожился Борихин. - Зачем?
      - А в воспитательных целях, - с короткой ухмылкой пояснил майор. Для ума...
      - Да какие к черту воспитательные цели! Его там покалечат - и все воспитание...
      - Ничего, - майор захлопнул картонную папку, - сговорчивей будет...
      - Но хоть мне-то можно его повидать? - спросил Борихин.
      Мовенко встал из-за стола и пристально посмотрел другу прямо в глаза.
      - Извини, Игорь, нет. Ты его поддерживать станешь, а мне он для работы нужен готовенький, потекший. Какими слабаки вроде твоей Ванги в штанах из "шестой" прибывают...
      Лишь только медсестра, позванивая использованными ампулами о стенки кюветы, вышла из двери и завернула за угол, как в палату проскользнули необычные посетители.
      Одетые в белые халаты и с марлевыми повязками на лицах, они напоминали бы врачей или санитаров, но уж слишком бесшумно, обмениваясь на ходу странными жестами, передвигались по коридору.
      В палате было тихо - кто спал, кто вообще лежал без сознания. Лишь на секунду замерев на пороге, пара уверенно направилась к койке, которую еще час назад занимал Воскресенский. Лежавший сейчас на ней человек отвернулся лицом к стене и почти с головой укрылся одеялом - выглядывал только забинтованный затылок. Шедший в паре первым вытащил из-за пояса пистолет с глушителем и приставил его к этому затылку. Но вдруг усомнился в чем-то и резко отдернул одеяло. Под ним оказалось хилое тело такого дряхлого и неподвижного старика, что неясно было, спит ли он очень крепко, или уже умер. Неизвестные быстро, не обменявшись и словом, развернулись и вышли из палаты. Никто из больных даже не проснулся.
      ГЛАВА 26
      По узкой, но отлично заасфальтированной дороге, шедшей между двумя стенами замерших сосен, двигались две машины. За рулем передней сидел невеселый, какой-то потухший Олег Пожарский. Вторая машина - темный седан с тонированными стеклами - увязалась за "маздой" Олега еще от центра города, но держалась на почтительном расстоянии. А когда Пожарский свернул с трассы на лесную двухрядку, еще и увеличила дистанцию.
      Перед известным ему поворотом Олег притормозил, а у едва приметного съезда на просеку и вовсе снизил скорость до минимума. Задняя машина пронеслась мимо. Углубившийся в лес Пожарский уже не мог видеть, как она остановилась, сдала задним ходом и вернулась к просеке.
      Метрах в трехстах от съезда Олег выехал на большую поляну, где, на месте старой лесной сторожки, стояла дача Толстого.
      Поздоровавшись за руку с Иваном и поцеловав вышедшую во двор Веру, Пожарский уже через минуту оказался за накрытым для чая столом, стоявшим на открытой веранде. Иван от чаепития отказался, уселся на крыльце и, скинув пиджак, принялся старательно чистить пистолет.
      Вера не стала задавать гостю ненужных вопросов. Так что некоторое время они сидели молча, пили чай и слушали пение птиц.
      - Я, вообще-то, на минуту. Даже Толстый ничего не знает... - начал Олег.
      - У тебя еще что-то случилось? - насторожилась Вера.
      - Почему ты решила?
      - Ну, в такую даль и на минуту, да еще по секрету от Толстого...
      - Не то чтобы по секрету. Просто в этом он мне как раз помочь не может... - Олег смущенно повертел в руках уже пустую чашку. - Понимаешь, у меня ведь, кроме тебя, никого не было... Ну, в смысле по-настоящему... Не смотри так, пожалуйста, я собьюсь...
      - Ну что ты, Олежка, - Вера ободрительно улыбнулась. - Я просто слушаю внимательно...
      - Скажи мне, - только честно, ладно? - что делает из меня неудачника, а?
      - Ты что, рехнулся? - рассмеялась Толстова. - Неудачник нашелся...
      - Ты понимаешь, о чем я... - Олег помолчал, опустив голову. - Ты стала женой моего друга. Прошло много времени, и мне показалось, что я встретил девушку, которую... ну ты понимаешь... - Он поднял взгляд, и в его глазах она прочла обиду, недоумение, почти отчаяние. - Что во мне такое спрятано, Вера? Что со мной?
      - Глупый ты мой, милый Олежка... - Потянувшись через стол, она ласково взъерошила парню волосы. - А ты что, не замечаешь того количества девушек, которые заглядываются на тебя на улице, а? Да так, что шеи сворачивают. Это - показатель, поверь мне, опытной барышне, - Вера помолчала немного. - Знаешь, Олег, ты, по-моему, слишком серьезно относишься к жизни. Правда...
      - Разве это плохо?
      - Не знаю... Тяжело - так точно. Жизнь - она ведь сама по себе счастье. Со всеми ужасами, страхами, потерями... Улыбайся ей чаще, Олежка, если хочешь, чтобы она улыбалась тебе в ответ.
      - Как у тебя все просто получается... - пробурчал Пожарский.
      - У меня? - Вера подперла голову ладонью и улыбнулась не без горечи. - Ты, кажется, забыл, как я жила раньше. До тебя, до Буржуя, до Толстого...
      - А я этого и не хочу помнить.
      - Я тоже, - Вера вздохнула. - Не хочу и не помню. Просто одно могу тебе сказать: если долго в чем-то не везет - значит, судьба готовит тебе что-то очень большое и хорошее.
      И она улыбнулась - подкупающе искренне, ясно, заразительно. Пожарский просто не мог не улыбнуться в ответ.
      - Ты действительно так думаешь?- совсем по-детски уточнил он.
      - Я не думаю. Я просто знаю. Так что не вспоминай ты всякие гадости, Олежка. И больше улыбайся: у тебя шикарная улыбка!
      - Хорошо. Буду все время улыбаться, как идиот, - Пожарский встал из-за стола.
      - У тебя не получится, ты слишком умный. Уезжаешь?
      - Да. Мне действительно нужно. Буржуй там один. Пока.
      - Пока.
      Вера поцеловала Пожарского в щеку, и он направился к выходу.
      - Олежка... - окликнула она его.
      - Что? - оглянулся Пожарский.
      - Неужели ты правда думаешь, я бы позволила, чтобы моего ребенка крестил неудачник?..
      Выезжай с узкой просеки на дорогу, Олег решил применить прописанное лекарство и широко, во весь рот улыбнулся. Эту чуть глуповатую его улыбку и зафиксировал объектив фотоаппарата.
      От напряжения и от духоты перенаселенной камеры Костя взмок и тяжело дышал, но продолжал совершать таинственные энергетические пассы над головой лежащего на нарах человека с голым, расписанным затейливыми татуировками торсом.
      - Ну-с, больной, что скажете? - поинтересовался он, закончив сеанс.
      Человек на нарах присел, прислушался к своим ощущениям, обвел удивленным взглядом сокамерников и, блеснув фиксами, расплылся в довольной улыбке:
      - Полегчало... Гадом буду - полегчало! - Камера словно ждала этого приговора и тут же наполнилась одобрительным гулом: пахан пустой базар гнать не будет.
      - А я что говорил! - костлявый мужичок свесился с верхнего яруса и победно оглядел соседей. - Не фуфло лепит!
      - Эх, кореш, - пахан по-приятельски облапил доктора татуированной ручищей, - жаль, тебя при мне в Томске, на пересылке не было. В восемьдесят пятом... Ломило - думал, кранты...
      - Слушай, друг, а мне со спиной вспоможение не сделаешь? просительно поглядел на Константина здоровенный урка с изуродованной шрамом щекой и оторванной мочкой уха. - Ментяра, гад, дубиной...
      - Посмотрим... - доктор подошел к пациенту. - Так, рубашечку приподняли... Ой-ой-ой, что делается... Тут бы настоечку... Ну ничего, боль сейчас попробуем снять... А вот опухоль без препаратов - извините, не получится...
      - Хрен с ней, - прокряхтел здоровяк, - болит - кончаюсь...
      - Терпим, больной. Сейчас будет легче, - уверенно пообещал Константин, приступая к сеансу.
      - Эй, фраерок, а колбаску мне не подлечишь? - донеслось откуда-то из темного угла. - На предмет облегчения?
      Пахан даже привстал на нарах и уставился в темноту, пытаясь разглядеть наглеца. Потом процедил угрожающе:
      - Я сейчас подлечу тебе, падла, колбаску - до небес закукарекаешь! Поэл? Человек - от Бога лепила, а ты на него свой хавальник вонючий открывать?!
      - Отпускает! - восторженно запричитал здоровяк, над которым трудился доктор. - Братва, век воли не видать, отпускает!
      - Не боись, док, - пахан цыкнул зубом. - На зоне из первых будешь! В авторитете! Я ответил.
      - Спасибо большое, - не слишком радостно ответил истинно народный лекарь.
      Проходя через приемную, Пожарский говорил в телефонную трубку:
      - А где ты, я не понял... Да нет, я просто спрашиваю. Думал, ты давно здесь, в офисе... Конечно, жду!.. Слушай, голова заработала. Мы, по-моему, сами себя путаем. Точно говорю! Во всяком случае, если сядем, как раньше бывало, друг напротив друга и напряжемся - многое раскрутим! - Проходя мимо Аллы, Пожарский кивнул ей и, увлеченный разговором, не заметил, как жадно она к нему прислушивается. - Давай, Буржуй, жду тебя... Что делать буду? В компьютере покопаюсь...
      - Ну что, на трицепс переходим? Гиви склонился над Толстым, который, лежа на скамье, качал мышцы брюшного пресса.
      - Как скажешь... - ответил тот. В этот момент открылась дверь, и в зал вошел хмуро-сосредоточенный Борихин. - О, Борисыч! - обрадовался Толстый и тут же насторожился. - А чего доктора не привел?
      Борихин в ответ только виновато развел руками. Толстый сел, вытер взмокшее лицо скомканным полотенцем и жестко сказал:
      - Ну, чтоб потом без обид, Борисыч, договорились? Говорю сразу: накажу я твоего мента. Мало того, что он Буржуя мытарил, как неродного... Это хоть понять можно: он за твою смерть мстил. Так теперь доктор на параше ночует. А он, сам знаешь, натура тонкая. В общем, честно предупреждаю: министру наябедничаю. Потом не обижайся!
      - Вообще-то формально он прав... - Борихин просто не мог не вступиться за друга. - Доктор сбежал из спецзаведения...
      - Все равно наябедничаю, - по-детски сжал губы Толстый.
      - Ну что, трицепс все-таки поработаем? - Гиви в такие споры не вмешивался, он знал свое дело.
      - А как же! - Толстый потянулся к мобилке. - Подожди, только Верку наберу, узнаю, как они там без кормильца...
      Пожарский и Буржуй уже не первый час сидели друг против друга в кабинете Олега. Стол между ними был уставлен пустыми чашками, а секретарша Алла регулярно подносила новые, с горячим кофе. Буржуй с досадой скомкал лист бумаги, исчерченный очередной схемой, и зашвырнул его в корзину.
      - Нет, так тоже не вычисляется, - потер он уставшие глаза.
      - Да, не вычисляется, - Олег зло раздавил в пепельнице окурок. Давай от простого...
      - Например? - вскинул на него глаза Буржуй. - Что у нас еще есть?
      Пожарский, сцепив руки на затылке и откинувшись на спинку стула, несколько минут напряженно глядел в стену, затем щелкнул пальцами.
      - Копии дискет! - воскликнул он радостно.
      - Ты сделал их пятнадцатого... - тут же подхватил Коваленко.
      - Да. Настоящие. Шестнадцатого я все исказил.
      - На этой же машине? - уточнил Буржуй.
      - Да. Но в базу уже не входил.
      - Включай. Идем дальше...
      Пожарский подошел к компьютеру, включил его и защелкал "мышью".
      - Так, - задумчиво проговорил он. - Был только один вход...
      - И если верить Воскресенскому...
      - Верить, - не колеблясь сказал Олег.
      - Точно знаешь?
      - Точно. Он аккуратный до дурки.
      - А если спешил?
      Пожарский вгляделся в дисплей.
      - Все равно не его стиль. Даже порядок входа другой.
      - А на кого похоже? - спросил Буржуй.
      - Неважно. Ключи от кабинета только у меня и у Толстого, - тут брови у Пожарского поползли вверх: - Стоп. Есть еще один, страховочный.
      - Где хранится? - оживился Буржуй.
      - У Аллы. У секретаря. Но она никогда никому его не давала. Проверяли и опрашивали всех сотрудников. Значит, остается... Остается... Только одна...
      - Алла?
      - Да нет, ерунда... - Пожарский не поверил сам себе.
      - Все равно стоит проверить, - решил Буржуй. - Где она?
      - Я здесь.
      Голос был негромким и совершенно спокойным, даже ледяным, но и Буржуй, и Пожарский почему-то вздрогнули. Оба подняли глаза. Алла стояла перед ними - очень красивая, очень акуратная и собранная. Пистолет в ее руке, изящной, наманикюренной, смотрелся чужеродным предметом. Но рука эта держала оружие очень уверенно. И не дрожала.
      Буржуй отнесся к происходящему достаточно спокойно - Аллу он не знал. Он просто положил обе руки на стол и откинулся на спинку кресла. А вот Пожарский явно был потрясен.
      - Но... зачем, не пойму? - голос Олега дрогнул. - Алла... Ради чего?
      - Не ради чего, а ради кого, - холодно улыбнулась девушка, и голос ее зазвенел: - Ради единственного настоящего мужчины на свете. Мужчины, которого я люблю. Неужели непонятно? Это же так просто...
      - Я очень многое могу рассказать тебе о твоем настоящем мужчине... - начал Буржуй. Но Алла не дала ему договорить.
      - Заткнись, ничтожество. Это я могла бы многое рассказать тебе, но у меня нет ни времени, ни желания. - В ее тоне послышались вибрирующие нотки волнения. - Господи, сколько же нужно было узнать таких серых неудачников, как вы, прежде чем встретить его! А ты что выпучил глазёнки, Олежка, а? Тебя что-то удивляет?
      - Нет... - Пожарский покривился. - Теперь меня уже никогда в жизни не удивит женщина.
      - Тебя - нет, - презрительно проговорила Алла. - Женщине хочется удивлять того, кому она преклоняется. А вас обоих можно только жалеть. - Она вдруг заметила, что рука Буржуя лежит на настольном пульте селектора, и резко скомандовала: - Быстро убери руку! Не сомневайся, я очень легко вышибу тебе мозги и, наверное, даже получу от этого удовольствие.
      - Не имеет смысла, - совершенно спокойно сказал Буржуй. - Я все это время держал нажатой кнопку внешней связи. Охрана внизу слышала все - от первого до последнего слова.
      - Ты врешь, - недоверчиво улыбнулась Алла.
      - Первый этаж, скажите что-нибудь, - негромко проговорил Коваленко, даже не повернув головы к микрофону.
      - Пост на связи, - прозвучало в динамике. - Все слышали. Выходы под контролем. К вам поднимаются.
      - Так что не будь полной дурой, ты, любовница зверя, - Буржуй взглянул Алле прямо в глаза. - Опусти пистолет и, начинай каяться! Слышишь?!
      Девушка ответила ему полным презрения взглядом и брезгливо скривила губы.
      - Действительно, маленькое чумазое ничто, - проговорила она, затем спокойно достала мобильный телефон и нажала одну из кнопок памяти. На вызов ответили, и Алла с удивительным для нее жаром проговорила в трубку: - Это я, любимый. Прости, я ошиблась. Спасибо, что разрешил быть рядом с тобой. Я люблю тебя.
      Прежде чем Буржуй и Олег успели опомниться, она была уже у окна и бросилась вниз сквозь разлетевшееся со звоном стекло.
      На лес опускались сумерки. Солнце давно зашло за верхушки сосен, и из лесной чащи выползала темнота. Как всегда перед наступлением ночи, резче стали запахи - прогретой за день земли, сосновой живицы, прелой листвы. Вера почему-то очень любила этот смешанный горьковато-пряный аромат, и сейчас, накрывая стол для ужина, вдыхала его полной грудью, прислушивалась к несмелому угуканью какой-то ночной птицы.
      - Иван! - позвала Вера. - Вань, слышь? - Охранник тут же вырос на пороге.
      - Я здесь. Что случилось?
      - Не уходи далеко. Сейчас ужинать будем.
      - Спасибо, я не хочу.
      - Слушай, хоть со мной-то терминатора не изображай, ладно? Ты что, на батарейках работаешь?
      - Спасибо, - повторил Иван, - я действительно...
      - Ладно, - прикрикнула на него Вера, - ты меня слышал. Сейчас накрою - позову.
      - Что вы! Давайте я... - бросился помогать Иван.
      - Нет уж, - отстранила его хозяйка. - Это не мужское дело! А вот мужчина, который не хочет есть, - это подозрительно.
      ...В кустарник у съезда на просеку беззвучно вползли две машины без огней. Из них выскользнули темные фигуры и совершенно бесшумно двинулись к даче. Уютные огни ее окон вскоре отчетливо проступили сквозь листву подлеска...
      Иван, послушным школьником сидевший на стуле, вдруг насторожился и встал.
      - Ты чего? - спросила Вера.
      - Нет, ничего.
      Охранник потоптался немного на месте, прислушиваясь. Вроде бы ни одного постороннего звука. Разве что птица, непрерывно стонавшая где-то над крышей, вдруг умолкла. Но профессионалы верят инстинктам. А Иван был профессионалом. Он решительно направился к двери.
      - Здрасьте, ты куда? - бросила ему в спину Вера. - У меня уже все готово.
      - Я сейчас.
      Иван спустился со ступенек крыльца и остановился у границы светлой полосы, лежавшей на земле вокруг окон. Настороженно, как овчарка, вслушался. Ничего подозрительного. Но что-то было не так, что-то там, за краем светового пятна. И охранник решительно шагнул в темноту. Вера, поглядывавшая на Ивана с веранды, пожала плечами. Куда он денется - сейчас вернется. Она вынула и положила на салфетку вилки, затем достала ножи и залюбовалась безукоризненным блеском их лезвий.
      ...Лезвие другого ножа чуть блеснуло в неярком свете луны, рука в черной перчатке зажала рот Ивану, и нож легко и глубоко вонзился в горло, перерезав шею почти до позвоночника...
      На столе зазвонил телефон, и Вера взяла трубку.
      - Алло... Привет, любимый. Тягаешь железяки?.. У нас? Отлично!.. Ой, что я говорю! Конечно, без кормильца плохо... Пацан? Какой пацан?... Толстый, прекрати, пожалуйста, ты же там не один, наверное...
      Краем глаза Вера заметила бесшумно промелькнувший силуэт за окнами. Несколько фигур в черном крались к крыльцу. Девушка вскрикнула и уронила телефон. Метнулась с веранды в комнату. Тяжелые ботинки загрохотали по ступенькам, потом по половицам веранды. Под каблуком жалобно треснула раздавленная мобилка. Вера успела запереть дверь комнаты изнутри за мгновение до того, как она задрожала под ударами. И тут же, не мешкая ни секунды, девушка побежала по лестнице наверх, на второй этаж. Щелкнул еще один замок. Теперь от нападавших Веру отделяли уже две, но не слишком надежные двери...
      - А что такого! Мне стесняться нечего! - вещал в трубку Толстый. У кого пацаны не намечаются - пусть подражают и завидуют. Вот так! Ну-ка, дай мне Ивана. За вами с пацаном - глаз да глаз...
      Вдруг, в секунду посерев, он вскочил, опрокинув лежавшую над ним на стойках штангу. Та с грохотом полетела на пол. Гиви и Борихин испуганно отшатнулись. Гигант раненым медведем заревел в трубку:
      - Вера! Вер, что?!!
      Трубка молчала. Он обвел зал безумным взглядом и, ни слова не говоря, бросился к двери. Борихин, задержавшись только на мгновение, кинулся следом. Остолбеневший Гиви так и остался стоять на месте с разинутым ртом.
      ...Джип Толстого на запредельной скорости несся по шоссе. И попутные, и встречные машины шарахались в стороны, как испуганные мальки при виде щуки. За рулем в пропотевшей майке и трусах сидел сам Толстый с перекошенным лицом и совершенно сумасшедшими глазами, которые он не отрывал от летящей навстречу ленты асфальта. Охранник на переднем пассажирском сиденье обеими руками упирался в панель. Борихин, вжавшийся в, спинку заднего сиденья, то и дело зажмуривал глаза и обильно потел...
      ...Трое в черном затолкнули отчаянно сопротивлявшуюся Веру в машину с тонированными стеклами, две других уже запрыгнули во второй автомобиль. Обе машины рванули с места, но тут же их водителей ослепили фары летящего на таран джипа. Первая машина, в которой сидела Вера, вильнув, скатилась в сторону, на обочину. Из второй в разные стороны скользнули две фигуры. И очень вовремя: "кенгурятник" джипа смял ее капот в лепешку. Толстый, Борихин и охранник выскочили из джипа за миг до столкновения. Толстый сразу же бросился к буксовавшей в песчаном кювете машине и ухватил ее, уже дернувшуюся было, за бампер. Зарычав от ярости и усилия, он оторвал задние колеса от земли. Двигатель беспомощно взревел, колеса отчаянно вращались, не доставая до спасительного грунта.
      Борихин и охранник тем временем оказались лицом к лицу с двумя незнакомцами в масках. Первый не раздумывая вскинул пистолет, но охранник заученным движением выбил его ногой и тут же нанес противнику страшный удар по кадыку. Второй человек в маске, доставшийся Борихину, неумело выставив перед собой оружие, пятился в кусты за обочиной. Выстрелить он успел, но пуля ушла далеко в сторону. Борихин выстрелил в ответ, и фигура в черном рухнула - прямо на Толстого, который от неожиданности выпустил бампер. Колеса машины коснулись земли, и она, взревев и пропахав глубокую колею в песке, с заносом выскочила на дорогу. Через две секунды только яркие стоп-сигналы мелькнули перед поворотом. Толстый бросился за руль джипа, завел двигатель, круша кусты, сдал назад, развернулся и бросил машину вперед, но ее вдруг резко повело в сторону: при ударе спустило одно из огромных колес. Толстый вывалился из джипа и заревел, потрясая кулачищами:
      - Нет, сволочи! Нет!!!
      - Спокойно, - одернул его Борихин.
      Он подскочил к сбитому охранником с ног человеку и сорвал с него маску. Человек был мертв - глаза выпучены, язык вывалился. Лицо его ничего не говорило ни Борихину, ни Толстому. Его, наверное, смог бы узнать Пожарский, но он был далеко. Толстый бросился ко второму незнакомцу, который, постанывая и дергаясь, лежал в кустах, прижимая руки к простреленному животу. Маска отлетела в сторону. У ног гиганта корчился не кто иной, а Артур. Лицо его было искажено страданием, из уголка рта тянулась к подбородку смешанная со слюной струйка крови.
      - Ты?! - изумленно выдохнул Толстый.
      К нему от машины Веры подбежал охранник и доложил:
      - Босс, провода вырваны.
      Толстый склонился над Артуром и прошипел:
      - Куда они ее повезли? Куда, мразь? Куда? - Но Артура бил последний озноб, и во взгляд его постепенно вливалась уже неземная отрешенность.
      - X...холод...но... - забулькало у него в горле. Толстый беспощадно затряс раненого и заорал:
      - Не сметь, сука! Не сдыхай! Слышишь?!! Куда они везут ее?!! Куда?!!
      Артур поднял на Толстого вдруг на мгновение прояснившиеся глаза.
      - Не знаю... Я хотел отомстить... Больно... - и он заплакал.
      Борихин подскочил и ткнул в лицо умирающему фото Кудлы.
      - Это он?
      - Кто это?.. - еле слышно прохрипел Артур.
      - Тебе приказывал он?!
      - Я этого... никогда... не... видел... Нет... - Обезумевший Толстый схватил Артура за горло и снова затряс.
      - Куда они ее отвезли?!! Куда?!! - Вдруг он опомнился, бережно прислонил раненого к скосу обочины и стал нежно гладить его по голове. - Только скажи мне... - Он рухнул перед Артуром на колени. - Я... умоляю... Сэ тут э финн... Ком этран...
      Артур тягуче выдохнул, и глаза его стали стекленеть. Тишину ночного леса разорвал жуткий вопль Толстого. И вокруг все замерло: так мог кричать только смертельно раненный и предельно опасный зверь.
      ГЛАВА 27
      - Ну что, доктор? - Буржуй бросился навстречу входившему в кабинет врачу.
      - Ничего! - сердито ответил тот.
      - В каком смысле?
      - В самом прямом! - врач раздраженно дернул плечом. - Хотите ветеринара для своего друга вызывайте. У них, говорят, специальные ружья есть ампулами стреляют...
      - Зря вы так, - с упреком проговорил Пожарский. - У него горе. Семейное...
      - А если я к нему подойду, - невозмутимо ответил доктор, - у моей семьи будет семейное горе. Вы этого хотите?
      И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, врач направился к двери. Пожарский и Буржуй - оба бледные, невыспавшиеся, небритые - разочарованно переглянулись. Всю ночь Толстый проносился на джипе по лесным дорогам и, конечно же, ничего не нашел. Утром он - как был, в футболке и трусах - заявился в офис, прошел прямо в тренажерный зал и с тех пор, вот уже несколько часов, колотил там боксерскую грушу и зверем бросался на всех, кто пытался к нему приблизиться, не исключая даже друзей. Только что вышедший врач был уже третьим, кто отказался иметь с Толстым дело.
      В комнату вошел угрюмый Борихин. Всю ночь он провел рядом с Толстым. А доставив его к офису, отправился разведать обстановку. Посмотрев на озабоченных друзей, хмуро спросил:
      - Что - анализируете?
      - Вчера уже попытались... - безнадежно махнул рукой Олег.
      - Как Анатолий Анатольевич? - Борихин устало опустился в кресло.
      - А вы как думаете? - не слишком приветливо отозвался Буржуй.
      - Убивает сам себя, - пояснил Пожарский. - Чтобы никого другого не убить. А вы что скажете? Или опять нечего?
      - Да сказать-то есть что, - сыщик крепко потер осунувшееся от бессонницы лицо. - А вот понять что-нибудь...
      - Так вы что, вообще ничего не узнали? - вскинулся Буржуй.
      - В том-то и дело, что узнал. Бред какой-то... Не вяжется одно к другому! Не вяжется - и все тут!
      - А трупы опознали? - вяло поинтересовался Олег.
      - Трупы-то опознали. Вернее - труп. Артура вам представлять не надо - старый знакомый. Кстати, он откуда взялся в такой компании, тоже неясно...
      - Ну а второй? - Буржуй закурил неизвестно какую по счету сигарету.
      - Рецидивист с богатым прошлым, - после нескольких глубоких затяжек сообщил Борихин. - Рощин Вадим Егорович. Из "Банды глухих".
      - Каких? Глухих? - поразился Пожарский.
      - Именно. А что тут удивляться. Он, Рощин, - сам глухой от рождения. Вернее, как это у них называется, - слабослышащий. И банда его лютые урки, между прочим. Отличаются дерзостью, жестокостью, на убийство легко идут... В общем, те еще деятели!
      - А при чем здесь они? - озадаченно спросил Пожарский. - Что-то я не пойму...
      - Да вот и я не пойму, - развел руками Борихин. - Тем более - не работали они у нас. Полгода назад мелькнули, по ним мероприятия начали, они и сгинули. Все тогда решили - в другой город переехали, адрес, как говорится, сменили. Тогда еще все удивлялись, как они быстро среагировали - даже взять никого не удалось...
      - И что, ничего нельзя узнать? - без особой надежды да и без видимого любопытства спросил Буржуй.
      - Что-то можно... Но у нас по ним данных мало. Да и те для внутреннего пользования. Сейчас Семен Аркадьевич пытается что-нибудь раскопать.
      - Думаете - получится? - поинтересовался Олег.
      - Не знаю. До сих пор у него все получалось... - Борихин тяжело, с кряхтением встал и без всяких объяснений зашагал к выходу. Друзьям, впрочем, никакие объяснения и не нужны были: сыщик шел на похороны. А сами они в очередной раз направились к маленькому офисному спортзалу, у входа в который стояли два плечистых охранника в костюмах.
      - Ну, что он? - спросил Буржуй.
      - Все то же, Владимир Владимирович, - почему-то шепотом ответил один из охранников. - Четвертый час пошел...
      Буржуй осторожно приоткрыл дверь и заглянул в зал. Толстый, потный до такой степени, что казалось - его облили из ведра, с неистовой силой и не останавливаясь колотил огромную тяжелую грушу с песком, нанося быстрые и страшные удары руками и ногами. Буржуй так же неслышно притворил дверь.
      - Да... - только и сказал он.
      - Слушай, я больше не могу... - Пожарский поглядел на Буржуя и страдальчески покривился.
      - Я тоже, - отозвался Буржуй.
      - Я вхожу, - Олег решительно толкнул дверь. Оба одновременно протиснулись в зал. Охранники, так и не решившись войти, остались у двери.
      - Толстый, друг, хватит, - с порога начал Коваленко. - Я тебя прошу...
      Пожарский подошел поближе и заглянул беснующемуся гиганту в лицо.
      - Толстый, ты меня слышишь?
      Но Толстый продолжал с остервенением колотить грушу. Не выдержав страшных ударов, она вдруг оторвалась от потолка и упала. Толстый, хрипя натруженными легкими, стал наносить удары ногами, затем внезапно рухнул на грушу сверху и зашелся в рыданиях, которые тут же перешли в жуткий хриплый волчий вой.
      - "Скорую"! - рявкнул на охранников Буржуй. - Живо!!!
      ...Врач вытащил иглу из вены бесчувственно лежавшего на диване Толстого.
      - С ним все будет в порядке, доктор? - Буржуй с надеждой заглянул врачу в глаза.
      - Сегодня - да... - проворчал тот, принявшись укладывать саквояж. - А вообще-то могли бы вести себя серьезнее, взрослые же люди, честное слово. У меня умирающие старики на вызове, а я этого тяжеловеса, который сам себя чуть не угробил, оживлять должен...
      - У него горе, доктор...
      Врач посмотрел на Буржуя, как на идиота, и, уже направляясь к двери, бросил саркастично:
      - Поэтому он штанги или что там четыре часа кряду ломает?
      Пожарский склонился над Толстым.
      - Вроде спит... - сообщил он Буржую. Тот тоже нагнулся над другом.
      - Дышит - так это точно, - констатировал он, выпрямился и зашагал к балкону. - Ладно, идем перекурим.
      Косте, свернувшемуся на нарах калачиком на самом почетном месте, под боком у пахана, снился удивительный сон. Яркий, цветной, сказочный. На него сквозь языки пламени, которые вдруг превратились в цветущие ветви, смотрела Стефания и говорила - так звучно, что слова ее отдавались эхом: "Нэ можна спаты, сынку, колы люды допомогы вид тэбэ чэкають. Добром на зло иды, бо добро сыльнише. Алэ и нэ чэкай, що зло зныкнэ, бо сыльнэ воно на зэмли. Як и добро, якэ нам Господь робыты звэлив. Науку мою вичну памьятай. Вставай, лепила, архангелы заявились!"
      Костя, вздрогнув, проснулся. Его теребил за штанину сам пахан. Доктор ошалело потряс головой и сообразил, что последние услышанные им слова принадлежали уже не мертвой Стефании из цветного сна, а живому помятому уголовнику.
      - По твою душу мусора, кореш, - сообщил пахан. - Прокидайся... Костя по-детски протер глаза и свесил ноги с нар. Его новый друг давал тем временем последние напутствия: - Главное - не колись, поэл? Все эти понты ментовские, козлячие - они для фраеров придуманы! Как я учил - все усек?
      - Да. Кажется. - Костя еще раз сонно потер глаза. - Память у меня хорошая. А я еще повторял перед сном...
      - Живо на выход! - гаркнул от двери милиционер. - Кому сказано?!
      - Давай, брателло! - дружески подтолкнул Костю пахан.
      В кабинет Мовенко Костя вошел, все еще зевая во весь рот. Майор нехорошо улыбался в предвкушении момента, когда это сломленное дрожащее существо будет, каясь, по-собачьи заглядывать ему в глаза. Усаженный на табурет доктор снова по-детски зевнул.
      - Что, не выспался, колдун хренов? - майор впился глазами в лицо Кости. - Пока всем кагалом отлюбили - на сон времени не осталось? Сигарету дать?
      - Спасибо, я не курю, - очень вежливо ответил позабывший о камерных уроках Константин.
      - Здоровье бережешь, петушара? - вкрадчиво поинтересовался Мовенко.
      Доктор, чуть приоткрыв рот, с опаской посмотрел на злобного майора, потом, снова зевнув, постарался припомнить отлично вызубренную роль. Ощерившись, как учил пахан, он все тем же вежливым интеллигентским тоном проговорил:
      - Сам ты петушара, мент поганый! И мокруху мне не шей - расклад у тебя без козырей, поэл? - Тут он хотел лихо цыкнуть зубом, но вышло не очень. А на пустой базар я не подписывался...
      Майор на мгновение потерял дар речи, потом как-то не очень уверенно выдохнул:
      - Да я... Да ты... Я тебя, щенок, по стенке размажу! - Костя цинично осклабился и заложил ногу за ногу.
      - Не шебурши, мусор! Сам сечешь: по мою душу правовик рвется. Как нарисуется - телегу в лучшем раскладе накалякает! Это... падлой буду!
      - Дежурный! - рявкнул майор сорвавшимся голосом.
      - Да, товарищ майор! - в дверь заглянул немолодой сержант.
      - Где ночевал задержанный?
      - В шестой, как велели, - доложил дежурный.
      - А кто там у нас сейчас? - Мовенко отказывался верить происходящему.
      - Да все те же... - удивленно сказал сержант.
      - Хорошо, идите, - бросил майор дежурному и повернулся к Косте. Ты что это, урку в законе мне лепить собрался?
      - Фраера лепят, - как по написанному проговорил Константин. - А я разговоры разговариваю. Да и то с честной братвой, а не с ментами. Сечешь базар, начальник?
      И, глядя на потрясенного Мовенко, Костя снова победно цыкнул зубом. На этот раз вышло неплохо.
      Вера открыла глаза и огляделась, не понимая, где она. Секунду очумело смотрела перед собой, а вспомнив, что произошло, вскочила. Последним, что запомнилось, был шприц, который подносил к ее руке человек в черной маске. Замерев на мгновение, девушка снова стала оглядываться по сторонам. Она сидела на диване в обычной дачной комнате, каких тысячи. За открытым настежь окном шумел лес, пели птицы, но на окне была решетка из толстых вертикальных прутьев. В самом доме - Вера прислушалась - стояла тишина, и создавалось впечатление, что кроме нее в нем никого не было. Вера на цыпочках подкралась к единственной двери и приоткрыла ее. Она вела в соседнюю комнату, такую же тихую. Девушка прошла несколько шагов и замерла. На кровати у окна мирно спал ребенок. Еще не веря собственной догадке, Вера подошла поближе. Володя, сын Буржуя, спокойно посапывал во сне. Девушка опустилась перед кроватью на колени рядом со спящим ребенком, на время позабыв о том, где она и что произошло. Малыш вдруг открыл глаза и с удивлением посмотрел на незнакомую тетю. Вера тут же приложила палец к губам, чтобы мальчонка не издал ни звука.
      В квартире Василия царила атмосфера горя и близких поминок. На кухне суетились старухи, готовя поминальные закуски. Зеркало в прихожей было завешено простыней. Васина мама, Жанна Ивановна, сидела в комнате одна. Перед ней, на столе, стояла фотография сына, украшенная черной лентой. Василий со своей неизменной улыбкой на лице смотрел со снимка открыто и простодушно. Жанна Ивановна попыталась встать, когда в комнату вошел Борихин, но он не позволил ей и присел рядом.
      - Спасибо, что вы пришли, - сказала женщина. - Его придут провожать дети. Однокурсники, девушки. А кто-то же должен сказать на могиле прощальное слово. Я имею в виду - мужчина...
      Борихин смущенно кашлянул.
      - Жанна Ивановна, я, вообще-то, говорить не особенно умею...
      - Все равно Вася попросил бы именно вас, - словно ища поддержки, она взглянула на снимок сына и снова посмотрела на Борихина. - А так я прошу вместо него... У вас есть сигареты, Игорь Борисович? Давайте покурим...
      Борихин немного суетливо похлопал себя по карманам и извлек пачку.
      - Да, конечно, вот... - Они закурили.
      - Я, наверное, не должна спрашивать... Вы сказали бы и сами... Но... тех, кто... Их еще не поймали?
      - Еще нет, - он виновато помолчал, потом поднял на нее глаза. - И ловить их никто не будет. Я их просто убью...
      - Вы же не можете. Не имеете права.
      - Имею... - глухо проговорил Борихин и тут же спрятал глаза, чтобы она не прочитала в них, какую злобу и решимость он вынашивает в душе. Женщинам такое видеть нельзя. - Извините, понимаю, что не к месту... - перевел он разговор на другую тему. - Но я ведь до сих пор на Васиной машине езжу...
      Она улыбнулась сквозь слезы трогательным воспоминаниям.
      - А, на "спортивном варианте"?
      - Именно... - подтвердил сыщик и полез в карман. - Она у подъезда. Вот ключи.
      - Нет. Оставьте ее себе, - тихо сказала женщина.
      - Да что вы говорите такое! - смутился Борихин. - Вот, я ключи здесь положу...
      - Пожалуйста, Игорь Борисович. Я прошу вас...
      - Да как я могу? - Борихин искренне возмутился. - Это же не пуговица - машина...
      - Какая разница... Глупо... Я всегда очень переживала, что Вася так носится на этом своем "спортивном варианте"... Боялась - разобьется. А бояться, оказывается, надо было совсем другого... Машина ваша, Игорь Борисович. - Она решительно сунула ключи Борихину в карман. - И, пожалуйста, не надо спорить. Вася, я говорила, восхищался вами. Но, если честно, всегда шутил, что единственное, чего вы боитесь в жизни, - это водить машину. Правда?
      - Не то чтобы боюсь...Так - не очень умею...
      - Вот и научитесь. В память о нем...
      Звонок мобильного телефона в этой обстановке прозвучал слишком резко и даже, как показалось Борихину, непристойно. Сыщик покраснел и вскочил.
      - Извините, ради бога! - сказал он Жанне Ивановне и - уже в трубку: - Алло... Да, Семен Аркадьевич... Мне сейчас, вообще-то, неудобно разговаривать...Что вы говорите?
      - Честно говоря, лучше бы вам приехать, Игорек, - голос эксперта показался Борихину очень встревоженным. - То, что вырисовывается, может быть очень нехорошим. Нехорошим и опасным. Не хотелось бы по телефону...
      - Да бросьте вы, Семен Аркадьевич! Не тридцать седьмой год. Неужели нашли что-то?
      - Во всяком случае, нащупал. - Эксперт помолчал. - Банда глухих исчезла из города не так просто, по ней успели поработать. И, насколько я могу судить, несколько человек было задержано. А среди них, обратите внимание, наш господин Рощин, слабослышащий, инвалид детства.
      - Подождите, Семен Аркадьевич, я что-то не очень понимаю...
      - Я же говорю - вам лучше приехать...
      Борихин поглядел на Жанну Ивановну. Нет, он не мог просто взять и исчезнуть. С Василием он должен попрощаться по-человечески.
      - Обязательно, Семен Аркадьевич, - пообещал сыщик. - Я обязательно приеду. Только не сейчас.
      Услышав это, Жанна Ивановна спокойно подняла глаза на Борихина:
      - Если это связано со смертью Васи, поезжайте... - Но сыщик отрицательно помотал головой и сосредоточился на том, что говорил эксперт:
      - Его пальчики зафиксированы в картотеке задержаний и именно в интересующее нас время. Но больше никаких данных нет.
      - Как нет? - поразился Борихин.
      - А вот так - нет, и все...
      - Вы имеете в виду...
      - Стукачество? Нет. Это, конечно, первое, что приходит в голову, вы правы, Игорь. Но я только что проверил по общей базе данных - банда не "всплыла" ни в одном городе страны или зарубежья. Таким образом...
      - Погодите, Семен Аркадьевич, погодите, - попросил Борихин. Слишком уж просто, чтобы быть правдой. Вы думаете, кто-то из наших договорился с глухими и...
      - Вот именно! - подхватил старик. - Только как раз ничего простого я в этой ситуации не вижу, честно говоря...
      - Да всех дел - заскочить к Мовенко и спросить, кто тогда задерживал "глухих" или хотя бы работал по ним.
      - Он может этого не знать. Вернее, почти наверняка не знает. Тот, кто решается на подобные ходы, идет ва-банк, терять ему нечего, поэтому концов не найти...
      - Я все-таки заскочу. Может, какая-нибудь ниточка обнаружится...
      - Попробовать стоит непременно. А я тем временем позвоню кое-кому из старых друзей. Кроме того, просмотрю графики дежурств и замен за тот период времени, который нас интересует. Я уверен в одном: если мы узнаем, кто тайно работал по "глухим", мы размотаем весь клубок. И, пожалуйста, Игорь, приезжайте скорей. У меня как-то тревожно на сердце. Наверное, старость...
      Борихин захлопнул крышку трубки и задумчиво посмотрел на фотографию Василия.
      ...Точно такая же стояла на усыпанном цветами свежем холмике земли у еще раскрытой могилы. И на ней он все так же открыто и простодушно улыбался. Жанна Ивановна беззвучно рыдала на плече у пожилого мужчины, видимо отца. Борихин огляделся. У могилы и в самом деле собралась одна молодежь. Только две-три пожилые женщины, скорее всего родственницы, стояли рядом с Жанной. Сыщику показалось, что все собравшиеся смотрят на него, и он тут же вспомнил, какой он помятый после бессонной ночи, какой небритый и какой косноязычный. Но от него, такого нелепого, явно ждали каких-то слов. И, преодолевая неловкость и застенчивость, он сделал шаг к могиле.
      - Я... - Голос его прервался от подступившего к горлу комка, и он прокашлялся. - Я уже говорил Жанне Ивановне, что Василий, который... с которым мы сегодня прощаемся... Так вот, он многому меня научил... Вернее, не многому, но, по-моему, очень важному. Да, странно: считалось, это я его учу, а оказалось вот так... - Голос Борихина неожиданно для него самого окреп, сыщик вдруг понял, что говорит именно те слова, которые, может быть, хотел бы услышать от него Вася, да вот только он, старый бирюк, почему-то так и не захотел сказать их еще живому парню. - Он научил меня не верить слишком уж открытым взглядам, слишком громким словам, слишком серьезным лицам. Мы, наверное, и стареем оттого, что стараемся выглядеть серьезными и честными. А молодость - она шутит и дурачится, потому что так легче всего перебороть сомнение и страх, а значит научиться мужеству. Проще говоря - стать мужчиной... Василий вот улыбается нам с фотографии... Из прошлого, из памяти нашей улыбается... Так давайте его и запомним такого - с улыбкой, каким весь мир нашего Гагарина до сих пор помнит! Извините, наверное, по-дурацки у меня все получилось, Василий не моего корявого слова заслуживает. Но - как могу... Хороню я сегодня не пацана, не мальчишку, а верного и смелого боевого товарища. А потому в честь него...
      Борихин вынул пистолет и, подняв его вверх, три раза выстрелил. С веток с возмущенным карканьем сорвалась стая ворон.
      Во дворе частного дома в одном из пригородов бригада людей в черных комбинезонах куда-то собиралась по тревоге. Мускулистые фигуры действовали быстро, четко. И все так же беззвучно. Лишь изредка они обменивались жестами.
      В заученном порядке парни расселись по машинам. Хлопнули дверцы седан с тонированными стеклами и крупный микроавтобус выехали со двора.
      На огромной скорости машины неслись по шоссе куда-то на запад. На одном из поворотов передний автомобиль свернул на узкую, ведущую в чащу леса, дорогу, за ним последовал и микроавтобус. Проехав несколько километров, машины выбрались на поляну, где стоял старый, еще предвоенных времен, бетонный бункер. Подчиняясь уверенным взмахам одного из своей команды, парни в черном по-военному четко, один за другим, исчезли в бункере. Скрипнула дверь, и наступила тишина. Ветер гулял где-то высоко в кронах деревьев, негромко перекликались птицы. Одетый в черное командир, единственный оставшийся снаружи, не спеша, даже нарочито медленно, подошел к ржавой, но крепкой еще двери бункера, достал из кармана гранату, совершенно спокойно выдернул чеку и, приоткрыв дверь, бросил гранату в щель, а сам быстро, но опять-таки совершенно спокойно, отошел. Взрыв прогремел глуховато, приглушенный толстыми бетонными стенами. Железная дверь распахнулась и жалобно заскрипела, раскачиваясь на одной петле. Из бункера потянуло кислым тротиловым перегаром. Командир постоял у темного проема несколько секунд, прислушиваясь. Из дымящегося зева не доносился ни единый звук. Неизвестный встряхнул рукой, отбрасывая крышку мобильного телефона.
      ГЛАВА 28
      Появление в офисе бледного и совсем еще неуверенно ступающего на больную ногу Воскресенского у Пожарского и Буржуя вызвало одинаковую мысль: стряслось еще что-нибудь страшное.
      - Что случилось? - выразил эту мысль в вопросе Буржуй. - Зачем вы встали? Вы же ранены.
      От охранников внизу Алексей уже знал о том, что приключилось с женой Толстого и в каком состоянии в данный момент пребывает господин генеральный директор. Теперь Воскресенский и сам увидел Анатолия Анатольевича, безмолвной глыбой застывшего на кушетке. Что могли значить его, Воскресенского, ссадины в сравнении с такими событиями? Но свои соображения Алексей выразил проще:
      - Ранен - громко сказано. Вы не будете возражать, если я останусь и буду полезен. Во всяком случае, постараюсь...
      - Алексей Степанович, дорогой... - нахмурился Буржуй. - Как бы вам это объяснить... То, что здесь происходит, а главное будет происходить, это... не работа. Это месть и война. И это наши месть и война. Я бы сказал даже - лично мои, но мы - одна семья.
      Алексей помолчал немного. А когда заговорил, в голосе все же прорвалась обида:
      - Я все понимаю. Конечно... Нет, не подумайте, я не могу напрашиваться, это было бы странно и некрасиво...
      - Напрашиваться? - с жаром перебил его Пожарский. - Разве на опасность напрашиваются?
      - Я хотел сказать, - уже совершенно ровным тоном продолжил Воскресенский, - я совсем не близкий вам человек. С какой стати вы должны считать меня своим... И все же разрешите мне остаться. Пожалуйста. Нет, не подумайте, ради бога, я не стану просить у вас пистолет, тем более - никогда не держал его в руках. Просто я подумал - вам сейчас не до работы. - Он бросил еще один взгляд на Толстого. - Анатолию Анатолиевичу - тоже. А фирма ведь продолжает функционировать. У меня на автоответчике пятьдесят два сообщения...
      - Милый вы мой Алексей Степаныч, - с грустной улыбкой проговорил Буржуй. - Каждую минуту фирмы может не стать. Да что фирмы - любого из нас!
      - Но пока она есть, - возразил Алексей, - позвольте мне попытаться привести дела в порядок. Как говорят англичане, игра продолжается, пока арбитр не дал финальный свисток.
      - А вы что, действительно сможете работать в такой обстановке? не поверил Пожарский.
      - Видите ли, Олег,- чуть ли не виновато ответил Воскресенский. Я, по-моему, могу работать совершенно в любой обстановке. Сам не знаю, как это объяснить. Наверное, наследственное...
      - Я жалею, что не узнал вас раньше, - просто сказал Коваленко. Честное слово.
      - Если меня не уволят, - улыбнулся Алексей, - у нас впереди много времени.
      - Рядом с нами вам грозит все, что угодно, кроме увольнения, заверил его Буржуй.
      - Значит, я могу идти работать?
      - Конечно. Тем более, вы правы: финального свистка еще не было. И мы еще поиграем...
      - Спасибо, - Алексей кивнул и вышел.
      - Да... - едва ли не восхищенно протянул Буржуй. - Бизнесу надо учиться только в Англии...
      Оставив маленького Володю в комнате и еще раз показав ему: "Тш-ш, тихо", Вера стала спускаться по лестнице на первый этаж. Половицы оказались крепкими и не скрипели. Добравшись до нижних ступенек, Вера замерла: отсюда было видно, что в гостиной на первом этаже перед мольбертом стоял человек и писал картину. Мелодично зазвонил мобильный телефон. Человек взял трубку.
      - Да, я... Все? Отлично! - Вера не могла видеть лица говорившего, но даже по голосу было слышно, что он улыбается. - Они не умели разговаривать, но могли все рассказать. Еще один из парадоксов этого странного мира... Да, вы правы, теперь уже не расскажут. Я свяжусь с вами. До свидания.
      Человек положил трубку на место и вернулся к прерванному занятию. Вера сделала еще один совершенно беззвучный шаг, затем еще один. Человек продолжал совершенно спокойно работать, но вдруг таким же спокойным и негромким голосом, каким разговаривал по телефону, произнес:
      - Не надо шнырять по дому, крестьянка. Он простой, но очень крепкий, ты не сможешь убежать. К тому же, если попытаешься, я тебя жестоко накажу. А ты, я знаю, совсем этого не хочешь...
      При первых звуках этого голоса Вера, совершенно не сомневавшаяся в том, что ее не могли увидеть или услышать, вздрогнула. Потом, уже не таясь, она спустилась в гостиную и сделала несколько шагов по направлению к мольберту. Стоявший за ним человек обернулся, и девушка сразу же узнала это лицо. Она видела его на фотографии, которую таскал с собой Борихин и которую он предъявлял Ольге, той, которая приютила маленького Володю. Но вот глаза, подобные тем, которые сейчас смотрели на нее, Вера увидела впервые в жизни. Страшные глаза - светлые, прозрачные, ничего не выражающие, кроме легкой скуки, глаза цвета проточной воды.
      Подойдя поближе, Вера села на диван и оказалась чуть сбоку и прямо напротив Кудлы. Она сидела, пристально глядя на него, и не говорила ни слова. Тот спокойно продолжал наносить мазки, не бросив даже взгляда на девушку. Наконец он ухмыльнулся.
      - Жизнь бывает причудливой, правда? Ты родилась в какой-нибудь вонючей избушке с дощатым клозетом во дворе. Став столичной шлюхой, почувствовала себя королевой. Потом - дрянью. Буржуй появился и снова заставил тебя верить в сказки о Золушке, недоумок...
      - Сам ты недоумок, - оборвала его Вера. - Настоящие мужчины для того и существуют, чтобы женщины могли верить в сказки...
      - У... - Кудла насмешливо скривился. - Да ты для шлюхи хорошо умеешь говорить. Даже правильно ставишь ударения в словах. И, кстати, ты права. Только сказки бывают разными. Буржуй написал - вернее, пытался написать - тупую и сладенькую, на свой простецкий вкус. И у него, конечно же, опять ничего не получилось...
      - У него получилось, - твердо возразила Вера.
      - Правда? Тогда почему ты, содрогаясь от ужаса, сидишь передо мной и даже не решаешься спросить, что тебя ждет?
      - С чего ты взял, что я содрогаюсь от ужаса? - Кудла впервые за все время посмотрел на девушку.
      - Тебе не страшно? - недоверчиво спросил он.
      - Конечно, немного страшно. Потому что ты убийца и шизофреник. И мои брат и муж обязательно убьют тебя.
      - Ты можешь называть меня шизофреником, но не говори, что хоть на секунду поверила, будто Буржуй - твой брат. Просто маленькая шлюшка не растерялась, на что я и рассчитывал.
      - Какая мерзость! - Вера гадливо передернула плечами. - Знаешь, ты вообще мерзкий тип, тебе это говорили?
      - Проститутки - никогда. Я не пользуюсь их услугами. Это доступное удовольствие - для рабочих парнишек вроде Буржуя. Так что ты - первая.
      Вера, которой в голову явно пришла какая-то догадка, еще внимательней пригляделась к человеку у мольберта, и вдруг, победно улыбнувшись, откинулась на спинку дивана.
      - Слушай, а ведь ты завидуешь Буржую. Точно - завидуешь!
      - Не говори глупостей, - проговорил Кудла, ни на секунду не отрываясь от полотна.
      - Нет, серьезно. Я ведь шлюха, ты сам говорил, так что в ком-ком, а в мужиках разбираюсь.
      - Вот именно: в мужиках. Если бы ты знала, как мне бывает душно на Земле, которой уже лет сто пытаются командовать именно мужики. Наверное, я слишком поздно появился на свет...
      - Жаль, что ты вообще появился на свет, - очень спокойно и очень серьезно сказала Вера.
      Кудла, которого этот разговор явно забавлял, лишь ухмыльнулся в ответ.
      - Можешь пойти на кухню, поесть, - предложил он спустя некоторое время. - Там много еды.
      - Я не буду есть в твоем доме.
      - Это не мой дом, - заверил девушку художник. - Впрочем, как хочешь... Владимира я накормлю сам.
      - Ну уж нет... - Вера встала. - Где твоя кухня?
      - Найдешь по нюху. Вы, дворняжки, должны уметь... - Вера замерла на месте и зло спросила:
      - Слушай, если ты такой крутой, почему ты не вызовешь моего мужа на поединок. Если бы он сейчас слышал то, что ты мне сказал...
      - Зачем? - Кудла покачал головой. - Я не хочу убивать Толстого. Лет триста назад из него вполне вышел бы солдат, достойный сражаться под моими знаменами. Правда, должен тебя огорчить: я не разрешил бы ему жениться на шлюхе. Это недостойно настоящего воина.
      - Ты просто больной! - не выдержала Вера.
      - Уходи, крестьянка. Ты такая глупая, что я устал. - Кудла дернул щекой. - И повторяю: не пытайся бежать. Наказание будет жестоким. Лучше поспи, если сможешь... - Кудла поднял на девушку глаза, в них сквозила холодная насмешка. - Хотя, наверное, трудно уснуть, если не знаешь, что ждет тебя завтра, правда?..
      Вера все же накормила маленького Володю и немного поела сама. На дворе потихоньку стемнело, и девушка стала укладывать малыша. Когда он улегся, она присела на край кровати, и он вдруг доверчиво взял ее за руку.
      - Тетя, а ты не уйдешь?
      - Не-а. А ты как узнал, что я - твоя тетя? Ты у нас такой хитрый, да?
      - Не знаю, - признался малыш, - А ты что - правда моя тетя? Настоящая?
      - Самая что ни на есть, - Вера погладила мальчугана по головке.
      - Родная, да? - глазенки ребенка радостно блеснули.
      - Да.
      - А ты знаешь мою маму? - очень серьезно спросил вдруг Володя.
      Вера поколебалась лишь долю секунды.
      - Да, знаю. Она у тебя самая хорошая на свете...
      - А почему дядя говорит, что она - не моя мама?
      - Какой дядя? А, этот... От зависти. Ему обидно, что у тебя есть мама, а у него - нет.
      - А еще дядя говорит, что мой папа жив, но его нужно убить, чтобы было лучше дышать...
      - Вот мудак! - в сердцах вырвалось у Веры.
      - Тетя, а что такое "мудак"? - заинтересовался новым словом мальчишка.
      - А вот этот дядя, который тебе такое про папу говорил, он и есть мудак.
      - А это нехорошее слово, да?
      - Да. Нехорошее, - честно призналась Вера.
      - А мне мама не разрешает нехорошие слова говорить, - сообщил малыш.
      - Мы ей не скажем, не бойся.
      - Это будет по секрету?
      - Ага, по секрету.
      - А ты со мной всю ночь будешь так сидеть?
      - А ты как хочешь? - улыбнулась Вера.
      - Хочу, чтобы всю ночь...
      - А ты спать будешь?
      Володя честно задумался и сообщил:
      - Не знаю пока еще...
      - Ах ты, хитрюга. Тогда покажи мне, как ты умеешь притворяться, что спишь. Умеешь?
      - Умею. Очень умею.
      Малыш крепко зажмурился, затем приоткрыл один глаз.
      - Ну, так нечестно! - мягко укорила его Вера. - Я все вижу... Мальчик закрыл оба глаза и затих. - Вот так, хорошо...
      И неожиданно даже для самой себя она тихо запела колыбельную старую, народную, которую ей самой пела в детстве бабушка. В ветхой хибаре, окутанной ароматами украинской ночи...
      - Все равно мы напрасно делаем это, Буржуй. Мы сейчас должны все время быть вместе, - с жаром проговорил Пожарский.
      Все еще погруженного в наркотический сон Толстого втиснули на заднее сиденье его собственного джипа, припаркованного у офисного здания. Рядом с машиной стояли Олег, Буржуй и Воскресенский. По приказу Коваленко все разъезжались по домам.
      - Ты просто не смотрел на себя в зеркало, Олег, - устало улыбнулся Буржуй. - Нужно поспать, чтобы быть злыми и сильными.
      - А почему ты думаешь, что он не позвонит ночью? - выдвинул Пожарский еще один аргумент.
      - Нет. Все, что должно произойти, произойдет завтра...
      - Ну откуда, откуда ты знаешь?! - не унимался Олег.
      - Я не знаю. Я чувствую, - в темных глазах Буржуя вспыхнула искра ярости. - Он сам научил меня чувствовать. На свою голову...
      - Слушай, Буржуй, а я почему-то чувствую, что нам не нужно уходить из офиса.
      Коваленко обнял Пожарского, на секунду дружески стиснул его плечи, а потом легонько подтолкнул к стоявшей неподалеку "мазде".
      - Потому что не выспался, Олежка. И завези домой Алексея Степановича.
      Невозмутимый, как всегда, Варламов спасал Константина из рук закона. Доктор пока томился по ту сторону условной линии, отделявшей свободных людей от несвободных, и переминался в нетерпении с ноги на ногу. Шло подписание бумаг. Адвокат поставил последний росчерк.
      - Вот и чудненько... - и он поманил Константина.
      - Подождите. - Дежурный офицер, совершавший формальности вместо отсутствующего Мовенко, уперся ногтем в какую-то строку. - Тут написано: под наблюдение специалиста.
      Варламов благодушно улыбнулся и подтолкнул вперед своего молчаливого спутника.
      - Разрешите представить: Голик Леонид Николаевич, ведущий психиатр нашего города. Позвольте ваши документы, доктор. Буквально на секундочку. Пусть господин офицер лично убедится,
      Костя, шмыгнувший тем временем навстречу свободе, уже теребил давнего знакомого за рукав.
      - Коллега, я все объясню, - проговорил он виновато. - Пожалуйста, не сердитесь...
      - Да что вы, Костя, - усмехнулся психиатр. - Конечно, можно было поговорить со мной... Кстати, рисполент, который вы мне посоветовали, - это просто чудо! Даже представить не мог, что возможен такой быстрый, а главное, стабильный эффект!
      - Вот видите! - очень оживился Константин. - Кстати, если применять его в сочетании...
      - Извините, что прерываю вашу беседу, господа, - вмешался адвокат. - Костя, у вас были личные вещи?
      Доктора вопрос застал врасплох, но он послушно задумался с чуть глуповатым выражением на лице.
      - Вещи? Да, точно были! Расчесочка. Такая, знаете, пластмассовая. Она еще чуть-чуть обгрызена с одной стороны. И карточка телефонная. Да, точно, теперь вспомнил. Она немножко помятая, но там как раз еще ровно на один звонок...
      - Будьте любезны, господин офицер... - требовательно поглядел на милиционера Варламов.
      - Нет у меня никаких карточек! - отрезал тот, еще толком не понимая, издеваются над ним или глупо шутят, но уже на всякий случай раздражаясь.
      - Будьте добры, посмотрите внимательно.
      - Да говорю - нет, - дежурный повысил тон. Со вздохом, преисполненным глубочайшего сожаления, Варламов поставил только что закрытый кейс на стойку и открыл его.
      - Ну что ж... - он повернулся к Косте и Голику. - Извините, друзья, официальная процедура оформления утери или присвоения займет какое-то время. Прошу меня извинить...
      - Да вы что, издеваетесь, что ли?! - взорвался офицер.
      - Как вы могли подумать?! Что вы! - в тоне адвоката не было никакой издевки, только невозмутимое спокойствие.
      - Какое присвоение?! Какая утеря?! - дежурный злобно вытаращился на Варламова. - Пусть спасибо скажет, что вообще выходит! Карточка! Помятенькая!
      - Это ваше официальное заявление? - адвокат поднял на офицера маленькие колючие глазки.
      Тот, доведенный уже до совершенного бешенства, сунул руку в карман и все его содержимое - мелочь, жетоны, ключи, а среди прочего и телефонную карточку - швырнул на стойку.
      - Вот! Берите!
      - Пожалуйста, убедитесь, что это именно та самая, - с невинным видом попросил Костю адвокат.
      Тот взял карточку и очень тщательно обследовал ее со всех сторон,
      - Не знаю, я не уверен, - признался он в конце концов. Вообще-то, моя не такая новая была...
      - Ладно, не будем излишне мелочными, - позволил себе компромисс Варламов и снова повернулся к дежурному. - Будьте любезны расчесочку...
      - Пострадала при задержании, - быстро проговорил дежурный, явно придумав ответ заранее. - Протокол у командира опергруппы, он на выезде. Можете подождать.
      - Спасибо. Непременно. - И Варламов стал оглядываться, подыскивая место, чтобы сесть.
      - А может, не стоит? - неуверенно проговорил Константин.
      - Да, действительно, - поддержал коллегу Голик.
      - Как вам будет угодно, - поклонился в их сторону Варламов. Клиент всегда прав, - эти слова адвокат адресовал уже дежурному, как бы ища у него сочувствия и согласия. - Всего доброго.
      Хмурый дежурный ничего не ответил и только недобро посмотрел вслед уходившим. Доктор Костя на пороге чуть задержался и, как его учили, смерив дежурного наглым взглядом, цыкнул зубом.
      Оказавшись на улице, Варламов тут же откланялся:
      - Ну-с, молодые люди, всего доброго.
      - Спасибо вам, - сказал ему Костя.
      - Не за что, не за что. Просто моя работа, - бросил адвокат уже на ходу, направляясь к припаркованному поблизости "мерседесу".
      Психиатры остались одни.
      - Я тоже на машине, Костя, поэтому идемте, я вас подброшу.
      - Понимаю... - Константин с некоторой горечью покивал головой. Снова желтый дом. Как говорится, родные стены...
      - Да что вы, старина! - Голик дружески хлопнул коллегу по плечу, тот вдруг вскрикнул от боли. - Ой, простите, ради бога. Родная милиция постаралась?
      - Нет. - Костя принялся расстегивать пуговицы мятой рубашки. Это, так сказать, почетный знак народной любви и признания...
      Покрасневшее от воспаления плечо Константина украшала колоритная татуировка: крест и полумесяц, а вокруг двумя дугами надпись: "Бей активистов, режь сук".
      - Потрясающе! - выдохнул пораженный Голик.
      - Вам правда нравится? - Костя, мучимый сомнениями, с надеждой заглянул ему в глаза.
      - Не то слово! - восхищенно покачал головой Леонид.
      - Спасибо, - польщенный доктор стал застегиваться. - Значит, в дурдом не везете?
      - Что вы такое говорите, Костя! Конечно же, нет.
      - Жаль. Я, честно говоря, рассчитывал... Мне особенно идти некуда, а так все-таки - крыша над головой...
      - Что же вы сразу не сказали! Едем - и немедленно! - Голик гостеприимно распахнул дверцу старенького "Москвича".
      - Спасибо, коллега, - Костя уселся и снова полез под рубашку, чтобы бросить взгляд на татуировку. Потом спросил у заводившего машину Голика: - А вы правда считаете, что красиво получилось?
      В комнате зазвонил телефон, и Ольга мигом бросилась к нему из кухни.
      - Алло, Володя? Это вы? - она почему-то ни минуты не сомневалась в том, кто звонит.
      - Мне пока нечего сказать... - раздался в трубке голос Буржуя. Но скоро будет, я точно знаю...
      - Я - тоже... Как только ты появился, я почувствовала, что все будет хорошо... Правда... Ты мне не веришь?
      - Верю.
      - Ты придешь?
      - Нет. Завтра будет тяжелый день...
      - Ну зайди хоть на минуту! - взмолилась Оля. - Пожалуйста. Ты же близко, я знаю, я чувствую...
      Буржуй стоял, опершись на капот машины, в Олином дворе. Немного помолчав, он сказал в трубку:
      - Ты ошибаешься. Я очень далеко. И уже очень поздно.
      - Неправда, - в голосе девушки слышалось разочарование. - Можно, я сама выйду?
      - Нет. Прости...
      - Это... из-за женщины, которую вы любили? Из-за вашей жены?
      - Нет... Не только... Не знаю... А вообще-то, дело совсем в другом.
      - Во мне? - упавшим голосом спросила Оля.
      - Да, в тебе, но не так, как ты подумала... - Буржуй пытался говорить с деланным безразличием, но у него не получилось, эмоции все же прорвались: - Оля, милая, я впервые почувствовал себя дома рядом с тобой... Я думал, этого уже никогда не будет...
      - А это... плохо?
      - Это... очень хорошо. Это, наверное, лучшее, что может чувствовать человек, правда! И это то, на что я сейчас не имею права....
      Буржуй отключил телефон. Он сидел на капоте машины под остывающей кроной старого каштана и прижимал к горячему лбу холодящую пластмассу мобильника. И не знал, конечно, что в той же позе - с трубкой у лба - сидела сейчас в своей квартире счастливая и одновременно несчастная Ольга.
      Офисное здание погрузилось в сон до следующего утра. Только охранники бодрствовали в нем, дежуря по обычной схеме. Но одетого в черное Кудлу они не заметили. Он очень легко взобрался по наружной стене на второй этаж и притаился на козырьке над входом. На поясе у него висела включенная на прием и настроенная на волну охраны рация. Умело и почти бесшумно Кудла вскрыл окно и проник в здание. Постоял, прислушиваясь. Потом по лестнице поднялся на этаж, который занимал офис Толстого.
      Здесь ему пришлось затаиться в темноте лестничной площадки и переждать очередной обход. Охранник прошагал буквально в метре от Кудлы и сообщил по рации, что "все чисто". Без всяких затруднений отключив сигнализацию, ночной гость вскрыл дверь сложной отмычкой и проскользнул в комнату, где стоял главный компьютер. Здесь Кудла едва заметно улыбнулся, снял с плеча сумку и вынул из нее моток белого кабеля и набор разъемов.
      ГЛАВА 29
      Прижавшись спиной к стене, Борихин пережидал: по половицам узкого коридора грохотал тяжелыми коваными ботинками взвод омоновцев. Накаленную атмосферу в отделении Игорь Борисович почувствовал еще на входе. Слишком нервно отчитывал кого-то по рации дежурный офицер, слишком озабоченные лица были у встречных оперов... А теперь вот - омоновцы в полном боевом снаряжении, в бронежилетах и с автоматами. Это могло означать только одно: произошло Ч П.
      Немного растерявшись от царившей вокруг нервной суеты, Борихин все же решился ухватить за рукав угрюмого знакомого следователя:
      - Вить!
      Тот на секунду приостановился.
      - Привет, Игорь. Извини, бегу...
      - А что у вас за тревога?
      - Да банду глухих вчера истребили. Всю, представляешь?! На Варшавском шоссе. Гранатами.
      - Ничего себе! - только и смог выдохнуть Борихин.
      - Ну! - Виктор сделал большие глаза и, уже убегая, добавил: Представляешь, какие сейчас разборки пойдут?!
      - Подожди, - крикнул ему в спину сыщик, - ты Мовенко не видел?
      - Нет, - на бегу оглянулся следователь. - Он, наверное, там давно...
      Нужно было немедленно сообщить эту новость старому эксперту. Борихин приглядел уголок потише и достал мобильный телефон.
      - Алло, Семен Аркадьевич! Вы не поверите, что произошло! Вы меня слышите?.. Что?.. Это я не поверю?.. Неужели нашли?!. Да, хорошо, я уже еду!.. - В трубке вдруг прозвучал странный хлопок, потом - слабый вскрик, и, наконец, что-то щелкнуло. Напрягшись, Борихин прислушался - ни гудков отбоя, ни каких-либо других звуков - только едва слышное шипение... И тогда, почему-то очень встревожившись, он почти закричал в микрофон: - Семен Аркадьевич! Семен Аркадьевич, что там такое?!.. Я вас не слышу!.. Что это было?!.. Семен Аркадьевич, ответьте!..
      Тишина в трубке была гулкой, пугающей. Расталкивая на ходу встречных, Борихин выскочил из здания и в несколько секунд оказался у припаркованного поблизости "спортивного варианта". А за эти несколько секунд двадцать раз успел себя проклясть, что так и не появился у Семена вчера вечером. Похороны, поминки... Наверное, боль тоже может быть эгоистичной...
      За рулем машины он вдруг представил себе, как жутко ему сейчас будет на забитых транспортом утренних улицах. Но тут же запретил себе думать об этом. Стиснув зубы, завел двигатель и решительно сорвал машину с места. Только мысль успела пронестись в сознании: "Ну, Василий, тебе посвящается..." Потом на размышления не осталось ни времени, ни сил. Начался ужас, похожий на старую компьютерную игру. Под колеса летит полоса дороги. Машина впереди. Уход вправо. Желтый сигнал светофора. Газу! Трель милицейского свистка. Ползущий грузовик. Влево, на встречную. Еще быстрее! Руки и ноги действовали автоматически: газ, тормоз, снова газ. Оказывается, они умели... По встречной прямо в лоб - машина. Уход вправо, в узкий просвет между автомобилями. Пробка впереди. Тормоз. Первая передача. Выезд на тротуар. Шарахнувшиеся в стороны прохожие с испуганными лицами...
      Во дворе-колодце старого эксперта Борихин выскочил из машины, даже не захлопнув дверцы. Взлетел в несколько секунд по лестнице и лишь на мгновение остановился у двери, чтобы перевести дыхание. Позвонил - тишина. Прислушался ни звука, ни шороха. Какая-то, не парализованная страхом часть сознания подсказала, что где-то в кармане еще валяется ключ от квартиры Семена Аркадьевича, нашарил его, старомодный, истертый, вставил в замочную скважину и со щелчком повернул. Дверь приоткрылась. Борихин почувствовал ладонью спокойную тяжесть пистолета и осторожно протиснулся внутрь.
      В коридоре было темно, только впереди, в комнате, как-то жалобно мерцал дисплей стоявшего на рабочем столе компьютера. И в этом мерцании видно было лицо эксперта, сидевшего с закрытыми глазами. Лоб его прорезала непривычно суровая морщина. Вдруг старик пошевелился, и Борихин облегченно перевел дух, только сейчас почувствовав, какая нечеловеческая тяжесть отпустила его.
      - Ну слава Богу... - Он подошел поближе, бросил на стол пистолет и склонился над дисплеем, готовый слушать. - А я уже испугаться успел. Послышалось черт знает что... Ну, не томите, Семен Аркадьевич! - Тот как-то странно заворочался, бормотнул вполголоса пару непонятных слов, но глаза так и не открыл. "Задремал старик..." - подумал Борихин и спросил погромче: - Кто приручил "глухих"?
      Одновременно он чуть повернул кресло, и тут же где-то под сердцем резануло болью: живот старика был жутко разворочен, по худым пальцам стекала бурая жижа. Семен Аркадьевич медленно поднял веки и посмотрел на Борихина полными доверчивого страдания глазами.
      - Я приручил, - тихо и четко ответил такой знакомый голос из темного угла комнаты.
      Сыщик успел развернуться. Но какая-то страшная сила отбросила Борисыча в сторону, повалила на пол. И только потом прозвучал сердитый хлопок так ему показалось. Боли не было, только тупой удар в правое предплечье, от которого тут же занемела рука.
      Борихин зачем-то приподнялся и сел, прислонясь спиной к креслу, в котором корчился бедный старик. В эту минуту сыщику казалось очень важным подняться, встать... Фигура в углу стала различимей... И стоял перед Борихиным старый друг Серега, неподкупный и суровый майор Мовенко, мент от Бога.
      - Ты... - прохрипел Борихин, зажимая рану в предплечье.
      - Я, Игореша, кто же еще, - ласково проговорил Мовенко, свинчивая со ствола глушитель. - Знаешь, я минуту назад колебался: сразу убить тебя или все-таки сначала поговорить. Извини, не смог отказать себе в удовольствии...
      - Сволочь! Продажная шкура! - прохрипел Борихин и попытался рывком встать, но хищное рыльце пистолета мгновенно приподнялось, и сыщик снова сполз на пол, закусив губу.
      - Перестань, Игорь, - устало сказал майор. - Уж ты-то должен понимать меня, как никто. Мы оба вовремя сообразили, что если уж делать нашу собачью работу, то лучше за реальные деньги и с удовольствием. Разве не так?
      Семен Аркадьевич за спиной Борихина издал страшный, какой-то булькающий звук.
      - Вызови старику "Скорую", - пробормотал сыщик.
      - Не говори чушь, - поморщился Мовенко. - Ты же сам понимаешь, что вы оба - уже трупы. Конечно, я мог бы добить его - так сказать, избавить от мучений, - но он никогда мне не нравился. Как и твой малолетний помощничек.
      - Значит, Василия - тоже ты? - Борихина передернуло от бессильной ярости.
      - Ну конечно, - ухмыльнулся майор. - Вернее, не я лично - один из моих верных глухонемых друзей. Но какая разница. Кстати, мальчишка на твоей совести: ты послал работать против меня сопляка. Даже обидно...
      - Мразь. Иуда. - Борихин сам удивился, что говорит тихо и почти спокойно.
      - Перестань, Игорь... - Мовенко укоризненно развел руками. - Мы оба продались. Только ты - за копейки и не тому человеку...
      - Я снял погоны, - Борихин смотрел майору прямо в глаза, и тот не отводил взгляда.
      - Ну и дурак! Если бы ты знал, как просто и увлекательно решать свои вопросы с удостоверением в кармане и могучими возможностями силового аппарата, так сказать...
      - Значит, все это - ты? Вообще все. И прослушка повсюду, и наблюдение поставлено, и никакие запросы в Интерпол даже не отправлялись...
      - Естественно. Это же так просто. Честно говоря, сначала я даже всерьез опасался, что ты догадаешься. Я ведь считал тебя реально хорошим ментом, правда... - Мовенко как-то удивленно покачал головой. - Но, слава Богу, переоценил: ты так и не въехал, даже наоборот - бегал ко мне за помощью, как мальчишка. Смешно... - И он осклабился, хотя глаза оставались совершенно холодными.
      - Ты хоть понимаешь, что Кудла и тебя уничтожит. В свое время...
      - Или я его... - Оскал майора стал шире. - Хотя, думаю, до этого не дойдет. Мне нравится на него работать, а ему нужны верные люди, умеющие делать свое дело.
      - Он - маньяк!
      - Перестань. Он очень интересный человек. И многому научил меня...
      - Например, как всадить пулю в живот старику и получать от этого удовольствие, да?..
      - Я не получаю удовольствия. Мне просто плевать. А что касается Кудлы... - голос Мовенко вдруг стал очень серьезным. - Знаешь, а ведь будущее за такими, как он.
      - Слушай, тебе... не страшно? - Борихин смотрел на старого друга с каким-то мистическим удивлением. Неужели он раньше знал этого человека?
      - Мне? - в глазах Мовенко мелькнула холодная насмешка. - Я получил много денег, Игорь. Очень много. И получу еще больше. И буду жить дальше. А ты останешься остывать в этой немытой халупе. Так что бояться нужно тебе. Хотя... Я выстрелю прямо в голову, обещаю.
      - Пошел ты на х... - Борихин злобно плюнул, с удивлением понимая, что не боится. Совсем.
      - Грубо. Но мужественно, - с одобрением кивнул Мовенко. - Впрочем, что тебе еще остается...
      Он взвел курок. Звук был железный, противный до тошноты. Борихин на секунду зажмурился, но заставил себя открыть глаза.
      - Прощай, - проговорил майор.
      Сухо треснул выстрел. Борихин успел осознать, что ему совсем не больно. Зато глаза Мовенко как-то удивленно остекленели, он чуть пошатнулся и медленно повернул голову. Семен Аркадьевич, придерживая одной рукой кровавое месиво живота, в другой держал тяжелый черный пистолет, оставленный на столе Борихиным. С глухим стуком пистолет упал на пол. На этот звук словно эхом отозвался другой. Мовенко с грохотом повалился на пол.
      У Борихина не было времени удивляться. Со стоном встав, он склонился над дрожавшим крупной дрожью стариком и увидел у того в глазах слезы.
      - К-какой ужас... Игорь... Какой... ужас... - на губах у эксперта пузырилась кровавая пена.
      - Ничего... Сейчас, Семен Аркадьевич... Сейчас... - Борихин неверной рукой стал суетливо набирать номер, проворачивая диск стоявшего на столе старомодного аппарата. - Приедет "Скорая"... вам помогут...
      - Не то... Я умираю... - едва слышно, одними губами прошелестел старик. - Но я... Я... убил человека...
      Лежавший на полу Мовенко осторожно приоткрыл глаза. Олух Игореша дрожащим пальцем ковырял телефонный диск, а старикашка, тот уже ничего не видел, его трясло в предсмертном ознобе. Оскалившись, то ли от саднящей боли в раненой груди, то ли от злорадного предвкушения, майор беззвучно потянулся к лежавшему рядом пистолету.
      Хлопнул выстрел, а через несколько секунд раздался другой...
      Услышав звонок, Ольга подбежала к двери и без всяких опасений распахнула ее.
      - Ой... Вы кто?
      На пороге стоял странный тип со взъерошенными волосами и в измятой одежде.
      - Меня зовут Константин. Здравствуйте, - гость смешно выпучил глаза и поклонился.
      - Что вам нужно? Откуда вы?
      - Честно говоря, к вам я приехал прямо из дурдома, - призналась странная личность. - Но пусть это вас не смущает: я там находился абсолютно добровольно...
      - Подождите, - Ольга пригляделась повнимательней. - Я вас уже где-то видела!
      - Вот, вы вспомнили, - обрадовался Костя. - Замечательно. Я приезжал к вам тогда, с Володей...
      - Значит, вы - его друг? - настороженный тон Оли изменился.
      - Не то слово. Можно сказать - семейный врач...
      - Заходите, пожалуйста, - девушка показала рукой в сторону гостиной.
      - Спасибо, не откажусь, - Константин аккуратно вытер ноги и направился прямиком на кухню. - И вообще, не сочтите за наглость, Оленька, но я бы перекусил - так, немного. С дороги, сами понимаете... Тем более, нам с вами нужно очень серьезно поговорить...
      Через пять минут Костя с неизменным аппетитом уничтожал подряд все, что нашлось в небогатом холодильнике: колбасу, сыр, холодные котлеты, вареные овощи. Запивал он это детским соком из крохотных баночек. Поглощенность процессом и постоянно набитый рот не помешали ему выложить почти все, с чем он приехал к Ольге.
      - Костя, вы во многом правы, - сказала удивленно поглядывавшая на него девушка. - Я даже не знаю, откуда вы могли все это узнать. Неужели Володя вам рассказал?
      - Нет, что вы! - не поднимая глаз от тарелки, доктор махнул рукой. - Да мы и не виделись даже...
      - Тогда я не понимаю... Мне, честно говоря, даже неловко говорить об этом с посторонним человеком...
      - Какой же я посторонний, милочка?! - пораженный таким бестактным заявлением, Константин даже жевать перестал. - Я - врач.
      - Я понимаю, - кивнула Ольга, - но при чем здесь это?
      - Как - при чем?! - уже совершенно возмутился доктор. - Как - при чем?! Вы меня удивляете... - Он сердито укусил котлету. - Вы же любите Буржуя...
      - Кого? - не поняла девушка.
      - Ну Коваленко, - пояснил Костя. - Любите по-настоящему...
      - Да мало ли! Послушайте, Костя, я правда не буду обсуждать это с вами. Не обижайтесь.
      - Можете не обсуждать, - великодушно разрешил доктор. - Сейчас главное - действовать. В дурдоме я провел некоторые оккультные действия. Впрочем, неважно... Так вот, если в самый трудный момент вы будете рядом, то впереди вас ожидают долгие годы счастливой совместной жизни... - Он облизал пальцы и обвел глазами стол. - А что, соку больше нет?..
      - Откуда вы можете знать, кого что ожидает? - спросила Ольга, подавая ему очередную баночку.
      - Как вам сказать... - пробормотал Константин, стиснув неподатливую крышечку. - С некоторых пор я все больше овладеваю даром ясновидения...
      - А, да... - вспомнила Ольга. - Вы же говорили, что приехали из дурдома.
      - Между прочим, это тут совершенно ни при чем, - строгим тоном сообщил доктор и единым духом расправился с содержимым баночки. Потом удивленно поглядел на хозяйку, которая почему-то не спешила переодеваться. - Я уже заканчиваю, Оленька, так что собирайтесь скорее, у нас мало времени...
      - Нет. - Ольга отрицательно покачала головой. - Я не поеду к Володе, пока он сам этого не захочет.
      - Поверьте мне как специалисту: он этого очень хочет...
      - Не обижайтесь, Костя, - девушка встала из-за стола, - но я никуда не поеду. Доктор сыто икнул.
      - Извините... - Он снисходительно, хотя и снизу вверх, поглядел на Ольгу. - Ох уж эти мне барышни, которых надо силой тащить навстречу собственному женскому счастью. Вам просто повезло, что я оказался рядом!
      - Что вы, интересно, о себе возомнили? - уже раздраженно спросила девушка. - Кто вы такой, в конце концов?!
      Не обращая ровным счетом никакого внимания на возмущение собеседницы, Костя надкусил эклер, последнее, что оставалось на столе.
      - Я - ум-хум... - сообщил он с набитым ртом.
      - Что? - переспросила Ольга.
      - Колдун, - охотно повторил доктор, цыкнув зубом. - То есть народный целитель. Инженер человеческих душ.
      - Но... Я о вас никогда не слышала...
      Костя довольно погладил себя по животу и пообещал радостно:
      - Ничего, еще услышите!
      Рыжий бродил по огромному столу и принюхивался к новым для себя запахам. В кабинете Толстого сидели Буржуй, Пожарский, Воскресенский и сам хозяин. Сидели они уже давно, с самого утра. Все, о чем следовало поговорить, было не раз обговорено. Теперь оставалось только ждать. И в комнате повисло напряженное молчание, которое изредка прерывало лишь удивленное мяуканье Рыжего, делавшего свои маленькие кошачьи открытия.
      Тишину разорвал звонок телефона. Все переглянулись. Только Толстый так и не отвел от стены неподвижного мертвого взгляда. Буржуй нажал кнопку громкой связи, и комнату заполнил лениво цедящий слова голос Кудлы:
      - Это я. Только избавь меня от эпитетов, у меня сегодня с утра деловое настроение. Время для проявления эмоций у нас еще будет...
      - Чего ты хочешь? - Буржуй от ярости с трудом разжимал челюсти.
      - Сначала я скажу, чего хочешь ты. Поправь меня, если ошибусь. Ты хочешь, чтобы Володя и шлюшка не пострадали, так?
      Толстый, который, казалось, вообще ничего не слышит вокруг, вдруг вскочил и свирепо заорал в микрофон:
      - Эй ты, козел белобрысый! Иди сюда, ниньзя хренов! Один на один! Только ты и я! Ну!!!
      - Слушай, переключи звук на трубку, - в голосе Кудлы появились раздраженные нотки. - Меня тошнит от истерик.
      Буржуй успокаивающе стиснул плечо друга. Тот рухнул в кресло и снова уставился в стену.
      - Говори, - потребовал у Кудлы Буржуй.
      - Сегодня в 19-00 ты осуществишь переводы всех своих средств в те банки и на те счета, которые я буду называть по телефону.
      Все, кроме Толстого, автоматически взглянули на часы. Время перевалило за полдень.
      - Это невозможно. Чисто технически, - спокойно сказал Буржуй.
      - Это возможно. До семи у тебя есть время. А мои люди уже готовы. Если ты постараешься, пропадет максимум процентов восемь, я посчитал.
      - Значит, ты по-прежнему воруешь конфеты, - криво усмехнулся Буржуй. - И только-то?
      - Я по-прежнему пытаюсь исправить больной мир, - вздохнул Кудла. Если бы ты знал, как это трудно делать в одиночку.
      - Ты лечишь мир, воруя женщин и детей? Присваивая чужие деньги? Убивая?
      - Ты, Буржуй, внук какого-нибудь свинопаса и потомок раба. А сейчас обладаешь миллионами, властью. Согласись, это неправильно. Я верну тебя в какую-нибудь убогую лачугу, поставлю к станку - пусть все хоть немного придет в норму...
      - Неужели ты просто украдешь деньги и сбежишь, не попытавшись даже убить меня?
      - Об этом поговорим позже, - в голосе Кудлы послышалась насмешка.Сначала ты выполнишь мой приказ.
      - Я хочу, чтобы ты ответил: Амину... - начал Буржуй.
      - Я же сказал - позже! - резко оборвал его Кудла. - Сначала дело.
      - Я хочу убедиться, что Вера и ребенок живы.
      - Это не американское кино, сирота. Они живы, даю слово.
      - Я знаю цену твоему слову...
      - Поэтому должен понимать, что я говорю правду. Но ты теряешь время, а его у тебя мало. Да... Ты же понимаешь: ни милиции, ни охраны, ни оружия. И не пытайся хитрить со мной. Иначе шлюха не просто умрет, а умрет тяжело. Все, я позвоню. - И связь прервалась.
      Какое-то время Буржуй сидел без движения, затем обвел глазами друзей. Подавленный взгляд Пожарского, застывший, как глыба, Толстый, спокойная готовность на лице Воскресенского.
      - Алексей Степанович... - проговорил Буржуй.
      - Да, - тут же отозвался менеджер.
      - Пожалуйста, свяжитесь со всеми. Готовьте средства к отправке.
      - Хорошо, Владимир Владимирович. - Воскресенский поднялся и вышел из кабинета.
      - Подожди, Буржуй, мы что, вот так сдадимся?! - потерянно проговорил Пожарский.
      Буржуй поднял на Олега усталые глаза, долго глядел на него, наконец сказал, обращаясь неизвестно к кому:
      - Надо звонить Борихину...
      И сам же принялся набирать номер мобильного телефона. Но никто на звонок не отозвался.
      Скрутив простыню в тугой жгут, Вера кольцом обвязала им два вертикальных прута оконной решетки и вставила в это кольцо отломанную от стула ножку. Что-то похожее она видела в кино. Попыталась вращать импровизированный рычаг, сжимая жгутом прутья. Маленький Володя сидел, болтая ногами, на диване и с огромным интересом наблюдал за действиями тети.
      Толстые прутья словно замерли, но, взмокшая от пота Вера не сдавалась. Несколько раз ножка вырывалась у нее из рук, раскручивалась с убийственной силой, и Вера едва успевала отпрыгнуть в сторону. Если после всех мучений прутья и прогнулись, то не настолько, чтобы между ними мог протиснуться человек.
      - Тетя Вера, а что ты делаешь с окошком? - спросил малыш.
      Вера смахнула пот со лба. Кудла ушел еще утром. Она слышала, как щелкнул замок двери и загремел тяжелый засов. Но куда отправился этот тип с рыбьими глазами и когда вернется, Вера не знала, а потому следовало соблюдать осторожность.
      - Тише, маленький. Тише, мой хороший... - попросила она ребенка и задумчиво посмотрела на него.
      Что ж, если нет возможности убежать вдвоем... Вера бросилась к малышу и стала лихорадочно что-то шептать ему в ухо. Володя послушно кивал головкой. Покончив с объяснениями, Вера взяла огрызок карандаша, найденный на книжной полке, и нацарапала на вырванном из книги форзаце коротенькую записку. Вложила ее в нагрудный карман Володиной рубашки. И снова обняла малыша.
      - Ты все понял, мой хороший? Беги быстренько, не останавливайся. Когда увидишь большую дорогу - любую большую, по которой машины ездят, поднимай ручку...
      - Как для такси? - деловито уточнил малыш.
      - Умница, как для такси, - закивала Вера. - Умеешь?
      - Да. - Володя показал. - Вот так.
      - Правильно. Молодец ты мой. И сразу покажи взрослым эту бумажку, понял?
      - Понял. Тетя Вера...
      - Что?
      - Я не хочу без тебя...
      - А я скоро приеду! Вот увидишь.
      - А дядя-мудак не будет тебя обижать? - Вера улыбнулась сквозь слезы.
      - Это нехорошее слово, ты же знаешь. Не надо его говорить...
      Ломая ногти, она разорвала простыню на несколько полос и связала из них достаточно длинную веревку. Получалось у нее так, будто вся жизнь прошла в побегах. Обвязала мальчика под мышками, еще раз проверила прочность узлов, поднесла Володю к окну и помогла протиснуться между прутьями.
      - Не боишься? - спросила. Малыш отрицательно помотал головой. Молодчинка. Ну, давай.
      Она принялась осторожно спускать мальчика, но в последний момент тот вдруг ухватился за прутья решетки ручонками, и Вера увидела, как из глаз у него потекли слезы.
      - У, что такое? - ласково проговорила она, понимая, что сейчас важнее всего найти слова - те самые, единственно верные. - А я думала - ты у нас смелый, как твой папа.
      - Папа большой, а я еще маленький, - всхлипнул малыш.
      - Кто тебе сказал? Ты тоже уже большой. Давай, соберись, скажи себе: "Нельзя бояться!"
      Володя шмыгнул носом, но повторил очень решительно:
      - Нельзя бояться!
      - Вот так. А говоришь - маленький! - улыбнулась Вера. - Ты настоящий мужчина. Держись крепче.
      И она снова начала опускать малыша, чувствуя, как огнем запекло ладони. И ни малыш, который, задрав головенку, смотрел вверх, на тетю, ни тем более сама Вера не видели, что под окном с самурайским мечом в руке уже давно стоит Кудла.
      - Упс! - он с ухмылкой подхватил спустившегося почти до самой земли Володю. Вера вздрогнула, прижалась головой к прутьям решетки. Кудла внимательно посмотрел на замершего у него на руках Володю.
      - Ты смелый, - искренне проговорил он. - Это потому, что у тебя по жилам бежит кровь твоей матери... - Равнодушные глаза поднялись вверх. - А тебя я предупреждал, шлюха. Теперь ты будешь наказана... - И, взмахнув мечом, он рассек свисающую из окна простыню.
      ...Вера стояла у стенки, а Кудла, прижав к ее горлу острое, как бритва, лезвие меча, слегка поводил им из стороны в сторону и с каменным лицом следил за реакцией девушки. Вере было страшно. До ужаса. До смерти. По ее лицу стекал пот, но она, сжав зубы, молчала. Кудла неуловимо резким движением отсек кончик воротника с рубашки Веры. Она вздрогнула.
      - Так ты веришь в любовь и самопожертвование, шлюха? - процедил он. - Какая пошлость: грязная девка верит в то, о чем понятия не имеет!
      - Ты... не рассказывай мне... о любви... понял? - Bepa чувствовала, как при каждом слове лезвие царапает ей кожу. - Такие, как ты, никого не могут любить...
      - Такие, как я? - удивился Кудла. - А что ты называешь любовью, шлюха, а? Если сейчас я отрежу тебе уши, сделаю рот до ушей, твой накачанный парнишка-муж будет по-прежнему любить тебя? Как ты думаешь?
      Сжавшаяся в комок от ужаса Вера молчала. Кудла, оскалившись в улыбке, занес меч. Вдруг из соседней комнаты выбежал маленький Володя и прижался к Вере, обхватив ее обеими ручонками.
      - Владимир, ты, конечно, можешь стоять так, - очень серьезно сказал Кудла. - Ты - мужчина, и сам принимаешь решения. Но, когда я вспорю живот этой самке, которую ты называешь тетей, сабля отрубит тебе голову. Это очень больно. Ты понял?
      Малыш вдруг повернулся лицом к Кудле. И глаза его стали жесткими и упрямыми, буржуйскими-буржуйскими - они стали глазами затравленного, но не собирающегося сдаваться волчонка. Кудла смотрел на него в упор, но и Володя не отводил взгляда. Вера попыталась оторвать малыша от себя, но он неожиданно сильно вцепился ручонками в ее юбку. Кудла со свистом взмахнул клинком и остановил лезвие в миллиметрах от головы ребенка. Тот по-прежнему не сводил с него неморгающих темных глаз. Кудла улыбнулся, нагнувшись, подхватил вырывавшегося малыша на руки.
      - Те, кто не верит в родословные, - тупые дегенераты, - проговорил человек с прозрачными глазами. - Только порода делает появившихся на свет людьми.
      - Да... - Вера постаралась незаметно перевести дыхание, но голос ее звучал хрипло. - Он - сын Буржуя.
      ГЛАВА 30
      В дверь постучали. Пожарский, невесело о чем-то размышлявший, поднял глаза. Толстый даже не пошевелился. Буржуй оторвал взгляд от улицы внизу и отвернулся от окна. В кабинет походкой победителя вошел Константин.
      - Доктор? - удивился Коваленко. - Зачем вы приехали?
      - Так, знаете... - скромно ответил Костя. - Почувствовал, что могу быть полезен... - Доктор оглянулся и только тут обнаружил, что за ним в открытую дверь никто не вошел. - Здравствуйте, вот еще новости... - проговорил он укоризненно. - Надо же, какие мы стеснительные...
      - Кому это вы, доктор? - вдруг заволновался Буржуй. - Кто там?
      - Я... - на пороге стояла Ольга и смотрела на Коваленко своими ясными и спокойными глазами.
      Пожарский мгновенно встал и направился к двери, по дороге подхватив Толстого под руку. С другой стороны к Анатолию подскочил доктор. Великан послушно встал, и через несколько секунд Буржуй и Ольга остались одни.
      - Мне не нужно было приезжать? - тихо спросила девушка.
      - Да. Не нужно было, - ровным голосом ответил Буржуй.
      - Я сейчас уйду, - она сделала движение в сторону двери.
      Буржуй схватил ее за руку.
      - Нет. Не уходи, - попросил он.
      - Ты противоречишь сам себе... - сказала она и грустно улыбнулась.
      - Да... - кивнул Коваленко.
      - Правда - ты хочешь, чтобы я уехала?
      - Нет, я хочу, чтобы ты осталась, - Буржуй в упор поглядел на Ольгу. - Но тебе лучше уехать. Дело в том, что он... уже позвонил...
      Он прижал ее прохладную ладонь к разгоряченной щеке. Потом, не выпуская эту, ставшую вдруг родной, руку, подвел девушку к креслу. Сам сел напротив. Они долго сидели молча.
      - Как ты думаешь, те, кто умер, видят нас? - спросил вдруг Буржуй и поднял черные глаза.
      - Не знаю. Наверное, видят. - Ольга помолчала. - Ты думаешь о своей жене? - Она чуть беспомощно посмотрела на него. Буржуй молча кивнул. Девушка погладила его по руке. - Наверное, я все-таки должна уйти... И вообще извини, это все доктор! Сама бы я никогда... - Она подавленно замолчала и попыталась встать, но Буржуй мягко удержал ее.
      - Нет, не уходи... - Он заговорил тверже. - Дело не в докторе. Не знаю почему, но я чувствую, что ты должна быть рядом.
      - Правда? - она неуверенно улыбнулась.
      - Да, - твердо ответил Буржуй.
      - Я тоже так чувствую. Глупо, правда? Мы же ничего не знаем друг о друге...
      - Может быть, чувствовать - это важнее, чем знать?
      - Наверное... - согласилась она, немного подумав. - Потом сжала его руку. - Скажи, ты спасешь Володеньку?
      - Да, - его голос прозвучал глуховато и твердо. Оля закрыла глаза и прижалась щекой к руке Буржуя.
      - Почему я верю всему, что ты говоришь? Всему-всему... А что с нами будет дальше?
      - Не знаю... - тихо ответил Буржуй.
      - Ты же сам сказал: чувствовать важнее, чем знать... - Он немного помолчал, глядя в никуда. Потом признался:
      - Я не могу тебе честно ответить. Я сейчас чувствую слишком много разного...
      - Не хочешь об этом говорить? - Буржуй отрицательно покачал головой, и девушка с готовностью кивнула. - Хорошо, я не буду спрашивать...
      - Ты всегда такая послушная? - улыбнулся Коваленко.
      - Не знаю, - она ответила ему улыбкой. - Я никогда не была такой, как сейчас...
      - Знаешь, ты рядом, и я снова захотел жить, - вдруг очень серьезно сказал Буржуй.
      - Ты говорил, что сейчас это плохо для тебя...
      В его глазах внезапно зажегся злой холодный огонь.
      - Нет, сейчас это очень плохо для него...
      В соседней комнате Толстый, закрыв глаза, сидел в кресле, а Костя совершал пассы над его головой. Пожарский с кривой улыбкой наблюдал за этой процедурой. Выглядело все - цирк цирком, но в какой-то момент Толстого вдруг начала бить крупная дрожь, потом он резко обмяк и, безвольно откинув голову, забылся в кресле.
      - Вы что вытворяете, доктор?! - заволновался Олег. - Что с ним?!
      - Ничего особенного, - беззаботно отозвался Константин. - Так, немного сбросил напряжение. Полчасика поспит. А проснется - ему полегче будет...
      - Полегче?! - не поверил Пожарский. - Я же вам рассказал, что произошло...
      - Да, ужасно, ужасно, - сочувственно покивал головой доктор. - Но вы знаете, Олег, даже в одной и той же ситуации человек может чувствовать себя совершенно по-разному. Не желаете убедиться на себе?
      - Нет уж, спасибо... - Пожарский даже чуть подался назад.
      - Ну как хотите, - обиженно проговорил доктор. - Напрасно отказываетесь, между прочим!
      - Если вы такой всемогущий, - сердито заметил Олег, - убили бы этого подонка! На расстоянии!
      Костя вытаращил на Пожарского глаза, потом шлепнул себя ладонью по лбу и радостно воскликнул:
      - Слушайте, а ведь прекрасная идея! Попытаться, во всяком случае, стоит! Как это мне самому не пришло в голову! Скажите, у вас его фотографии случайно нет?
      - Должна быть... - еще с сомнением, но явно загораясь идеей, проговорил Пожарский. - Где-то у Толстого в столе... Борихин приносил... А вы это что - серьезно?
      Костя вскочил, понесся к двери и уже на ходу бросил:
      - А вы думали! - и мстительно добавил: - Сейчас я ему моих рыбок припомню!
      Не постучав, Костя ворвался в кабинет и бросился к столу Толстого. Буржуй и Оля отпрянули друг от друга. Следом в открытую дверь влетел и Пожарский. Они в четыре руки принялись рыться в ящиках. Бумаги полетели в разные стороны.
      С минуту Буржуй оторопело наблюдал за процессом, потом спросил:
      - Эй, друзья, вы что?
      - Есть идея, Буржуй! - с деловитым восторгом проговорил Пожарский.
      - Я, конечно, не волшебник, а, как говорится, только учусь, - не очень внятно пояснил доктор. - Но как вспомню о моих рыбках!..
      - Буржуй, где здесь у Толстого была фотография Кудлы, ты не помнишь? - поинтересовался Олег, продолжая копаться в бумагах.
      - Не знаю, спроси у него. А... Что происходит? - запнувшись, спросил все еще ничего не понимающий Коваленко.
      - Сейчас Костя нам продемонстрирует свои способности, - радостно пообещал Пожарский. - Оружие возмездия!
      - Слушай, Олег, давай хоть ты сейчас будешь взрослым... раздраженно проворчал Буржуй.
      - Я не хочу быть взрослым и покорно делать все, что прикажет этот подонок! - Пожарский упрямо мотнул головой. - Доктор, вы точно справитесь?
      - Я серьезно, Олег, - продолжал настаивать на своем Владимир. - У нас много работы, и я как раз хотел посоветоваться с тобой. Поэтому хватит ерунды!
      - Извините, Володя! - твердо и с достоинством проговорил доктор Костя. - Я, кажется, еще никогда вас не подводил, так что проявите немного уважения... Ага! - вдруг радостно завопил он, размахивая обнаруженной на дне одного из ящиков фотографией. - Вот она, родименькая... - Доктор обвел строгим взглядом присутствующих и снисходительно разрешил: - Кто не будет мешать таинству, может остаться...
      В открытую дверь заглянул Воскресенский.
      - Владимир Владимирович, - сообщил он. - Процесс, как говорится, пошел, - и, выждав деликатную паузу, поинтересовался: - Скажите, мы что, даже не будем пытаться ничего предпринять?
      - Почему же? - с горькой насмешкой проговорил Буржуй. - Вот доктор как раз собирается попытаться. Правда, доктор?
      - Совершенно верно, - серьезно подтвердил Константин. - И попрошу без обидной иронии...
      Пожарский по требованию колдуна раздобыл неизвестно где две свечи, и вскоре Костя, поставив их, зажженные, по обе стороны фотографии Кудлы, с шаманской торжественностью зашептал заклинания. И явно было видно, что в это занятие он вкладывает все свои силы: лоб его мгновенно покрылся испариной, черты лица обострились, глаза стали закатываться.
      - Что он делает? - испуганным шепотом спросила у Буржуя Ольга.
      - Занимается ерундой, - раздраженно ответил тот. - Сейчас я все это прекращу...
      В просторной комнате звучал Вагнер. Приковав Веру и малыша наручниками к тяжелому дубовому креслу, Кудла рисовал их портрет. Вдруг в холодных глазах его помнилось удивление, он замер. Вера подалась вперед. Зрелище было странное и немного пугающее. Взгляд его странно остекленел. Несколько секунд Кудла еще пытался справиться с собой, но снова вздрогнул и прижал руку к груди, чувствуя мучительную пульсирующую боль. Из ослабевших пальцев выпал мелок и со стуком покатился по полу. Кудла застонал и пошатнулся. Ничего не понимающая Вера во все глаза смотрела на своего мучителя.
      Стараясь ступать ровно, Кудла вышел из гостиной, но за дверью уже не стал сдерживать стон. Сжав челюсти, он добрался до стола, на котором стоял аппарат, напоминавший селектор, и нажал красную кнопку. Из динамика донеслось чье-то невнятное бормотание, потом послышался голос Буржуя:
      - Знаете, мне это осточертело. Костя, вы меня слышите? А нам с тобой, Олег, вообще есть чем заняться...
      - Ну не мешайте же! - раздраженно проговорил смутно знакомый Кудле голос. - Магия - это вам не шуточки! Я и так все время сбиваюсь...
      Белый как полотно Кудла захрипел от боли и повалился спиной на стол, изогнувшись дугой в невыносимой муке. Но, справившись с приступом, дотянулся до телефона и нажал нужную кнопку.
      - Если ты... не остановишь колдуна... я... прямо сейчас выколю глаза щенку и девке... - простонал он в микрофон.
      - Кто это? - полный искреннего удивления голос Буржуя прозвучал одновременно и в телефонной трубке, и в динамике.
      Кудлу сковал очередной приступ мучительной боли. Держась из последних сил, он сумел проговорить почти внятно:
      - Если он не остановится прямо сейчас, ты услышишь, как они будут кричать... - И Кудла хрипло застонал.
      Буржуй отбросил в сторону трубку и подбежал к столу. Фотография и обе свечи полетели на пол.
      - Хватит! Хватит, я сказал!!! - взревел Коваленко.
      - Знаете, Володя, я требую уважения, - до предела возмущенный таким бесцеремонным вмешательством доктор Костя выпучил на Буржуя глаза. - В конце концов, у каждого свои методы работы...
      - Закончили! - отрезал Коваленко и приказал: - Оля, доктор, идите в соседнюю комнату, отдыхайте. Где Толстый?
      - Спит, - сообщил Пожарский. - Его доктор загипнотизировал...
      Напуганный резким тоном Буржуя, Константин поспешил заверить:
      - Исключительно в рамках традиционной терапии! Исключительно...
      - Хорошо, идите, - жестко бросил Владимир, - мы с Олегом и Алексеем должны все подготовить.
      Совершенно обиженный доктор поплелся к двери. За ним послушно отправилась Ольга. Буржуй тут же бросил взгляд на Пожарского и прижал палец к губам: тихо, дескать, молчи! Схватив за рукав Пожарского, а по дороге прихватив и Алексея, Коваленко вытолкал их на балкон.
      - Ты что, Буржуй, что случилось? - уставился на друга Олег, когда они оказались на воздухе.
      - А ты не понял? - жарким шепотом проговорил Коваленко. - Он все слышит!!!
      - Каким образом? - не поверил Воскресенский. - Вы же утверждали, что была проверка...
      - Да, менты сказали - все чисто, - присоединился к Алексею Пожарский.
      - Ума не приложу, каким образом, - признался Буржуй. - Кстати, Борихину дозвонились?
      - Я только что набирал, - пожал плечами Олег. - Глухо, как в танке...
      - Теперь говорить только общие фразы, ясно? - распорядился Владимир. - Черт, что же делать? Если он все слышит...
      - Какая разница? - удивился Воскресенский. - Мы же все равно собирались отдавать ему деньги.
      - Вы меня убиваете, Алексей Степанович! - с упреком посмотрел на него Буржуй.
      - А разве нет? - изумленно вскинул брови Алексей. - У него же в руках люди, ребенок...
      - Вот именно! И они живы только до тех пор, пока он не победил!
      - Что же вы намерены делать? - с живым интересом спросил Воскресенский.
      - Черт, знать бы раньше, - простонал Олег. - Я бы ему устроил сюрприз. По крайней мере, несколько часов у нас бы было...
      - Погоди, ты о чем это? - Буржуй схватил Пожарского за руку.
      - Ну, я бы состряпал программку - так, игру, ничего серьезного...
      - Объясни толком! - потребовал Коваленко.
      - Я, кажется, понимаю... - задумчиво протянул Алексей.
      - А я - пока нет, - жестким тоном оборвал его Буржуй.
      - Ну, делается игра, - начал объяснять Пожарский. - Любые деньги якобы ложатся в любой банк, на любой пароль. Пока он будет контролировать нас, ему будет не до проверок, это уж точно. Я и так не знаю, как он управится...
      - Естественно, через Интернет, - напомнил ему Воскресенский.
      - Это ясно, - кивнул Олег. - Но все равно следить за нами и запрашивать банки один за другим - это нереально. Нужно каждый раз выходить из...
      - Погоди, Олежка, не мудри! - прервал его Буржуй. - Ты можешь сделать такую штуку?
      - Вообще-то дело нехитрое...
      - Так делай!!! - взорвался Коваленко. - Чего ты ждешь?!
      - Не ори, Буржуй, - поморщился Пожарский. - Штука, конечно, простая, но трудоемкая. Может, за ночь я бы управился, но мы же не знали... А за несколько часов - нереально...
      Буржуй схватил Олега за пиджак и притянул к себе.
      - Совсем недавно ты говорил: лишь бы что-то сделать... Так вот возьми и сделай, ясно?!
      - Буржуй, я правда не успею, - твердо проговорил Пожарский.
      - Тогда посмотри мне в глаза и скажи: "Буржуй, я могу помешать убить Веру и твоего сына, но не стану даже пытаться".
      Олег сердито отпихнул Коваленко и процедил сквозь стиснутые зубы:
      - Мне нужна самая мощная наша машина. И кофе. Много крепкого кофе...
      ...Пальцы Олега виртуозно пробегали по клавишам. В пепельнице росла горка окурков. Ольга варила в приемной кофе и время от времени приносила его в компьютерную. Даже доктор Костя, позабыв об обидах, пришел и тихонько уселся в углу. Настенные часы безжалостно отсчитывали минуты. Поглядывая то на них, то на погруженного в работу Пожарского, Буржуй поначалу нервно прохаживался по комнате, но в конце концов не выдержал и вышел за дверь.
      Работа была рутинной, чисто технической, "детской", но она отбирала массу энергии и требовала от Пожарского полной сосредоточенности. На первом этапе, когда необходимо было найти новую методику программирования, Олег не позволял себе отвлечься ни на секунду. Когда способ был найден и осталось только написать собственно программу, Пожарский уже сильно устал. Глаза слезились, движения замедлились, символы на дисплее расплывались ярким пятном... Олег почувствовал, что не выдержит. Вместо колонок цифр на дисплее вдруг стали возникать странные образы, ожили картинки-призраки из прошлого. Вот он приходит к Вере с огромным букетом роз, а дверь ему открывает Толстый, вот он сидит рядом с парализованным другом, а вот и свадьба Толстого и Веры, и он свидетелем на ней. И последняя картинка: он с Верой на даче. Покой, уют... И ее улыбка - мягкая, родная. Олег встряхнул головой. Легче не стало, но он вдруг почувствовал, как проясняется мозг, проступают сквозь пелену запредельной усталости привычные символы. Он снова был собой - злым и молодым Олегом Пожарским, который не любил и не умел проигрывать.
      Никто не заметил, что доктор Костя в своем углу вдруг облегченно перевел дыхание, отвел от Пожарского взгляд и прикрыл веки.
      В комнату, где спал Толстый, Буржуй входил чуть ли не на цыпочках. И вдруг замер на пороге: друг не только не спал, но даже с аппетитом, хоть и хмуро, поглощал "Сникерс". Буржуй так и остался стоять с открытым ртом.
      - Ну, чего смотришь? - мрачно поинтересовался Толстый. - Мне что, уже и подкрепиться нельзя?! Сам говорил, что сегодня придется туго...
      Пришедший в себя от неожиданности Буржуй, не говоря ни слова, потащил друга на балкон.
      - Толстый, пообещай мне одну вещь... - потребовал он, когда они оказались в безопасном месте.
      - И не подумаю, - тут же наотрез отказался Толстый. - Он - мой. Он мою жену нехорошим словом назвал...
      - Я что, часто тебя о чем-нибудь просил? - твердо спросил Буржуй.
      - А я тебя? - эхом отозвался друг.
      - Ну будь ты человеком! - взмолился Коваленко.
      - Вот откручу ему голову - буду... - пообещал гигант.
      - Ну хочешь - на колени стану? - Буржуй почти не шутил.
      - Да хоть на уши становись! - сердито отрезал Толстый. - Говорю же: нет!
      С минуту они поедали друг друга взглядами, и первым не выдержал Буржуй.
      - Монетка? - спросил он.
      - Ладно, - не слишком охотно согласился Толстый. - Только не мухлевать!
      - Ладно тебе - не мухлевать! Я не такой, как некоторые...
      Толстый промолчал, порылся в кармане и достал пятак.
      - Орел или решка? - потребовал он.
      - Орел, конечно, - не раздумывая ответил Буржуй.
      - Я тоже говорю - орел!
      - Так нечестно, - возмутился Буржуй. - Ты бросаешь - я говорю.
      - Тогда держи, сам бросай. Я говорю - орел!
      - Ладно...
      Буржуй высоко подбросил монетку, ловко поймал ее и, на секунду задержав в кулаке, шлепнул ею о тыльную сторону ладони, но руку не убрал. Замерший Толстый не выдержал:
      - Ну, ты что - зимовать так собрался? - Буржуй медленно сдвинул ладонь. Решка! Коваленко облегченно вздохнул и поднял глаза на друга.
      - Нет, ну всегда так! - обиженно протянул Толстый. - Всегда!
      - Ладно, не ной, - утешил его друг.
      - Что - не ной?! - вызверился Толстый. - Вечно я в пролете... А что, мы его уже загнали?
      - Размечтался! Сейчас все зависит и не от тебя, и не от меня...
      Из подъезда Семена Аркадьевича выскользнул человек в черном костюме и с тяжелыми "Командирскими" часами на запястье. Он сделал несколько неуверенных шагов, и его вдруг повело в сторону, да так, что он чуть не упал. Но человек удержался на ногах, постоял секунду, приходя в себя, и пошел дальше медленно, осторожно, но ровно. У припаркованной неподалеку "Нивы" он остановился, открыл дверцу и тяжело упал на сиденье.
      Оказавшись в машине, человек положил рядом с собой мобильный телефон, вытащил из-за пояса пистолет и спрятал его в "бардачок", из которого достал плоскую бутылку виски и сделал жадный, тягучий глоток.
      Машина тронулась, и тут же, словно дожидаясь этого, зазвонил телефон. Человек ответил странным глуховато-скрипучим голосом:
      - Да... Да, я слушаю вас... Его больше нет, с ним покончено... Если я говорю что-то, значит, я уверен... Инструкции? Да, я слушаю. - Несколько минут человек в черном слушал, потом уточнил: - С какой стороны здания?.. Я понял... Да. Конечно, я буду вовремя...
      Он поднял тонированные стекла, достал из "бардачка" пистолет и зловещую черную маску с прорезями для глаз. На ствол пистолета навинтил глушитель, а маску натянул на лицо. И тронулся с места.
      "Нива" медленно подъехала к центральному входу в офисное здание, но не остановилась, а завернула за угол и затормозила в тишине хозяйственного двора. Человек в черном и с маской на лице не спеша вышел из машины и направился к неприметной двери. Дверь выглядела надежно запертой, но подалась от первого же толчка - легко и беззвучно. Человек проник внутрь и прикрыл дверь за собой.
      Пожарский закончил барабанить по клавишам и тяжело откинулся на спинку кресла. Взмокшая рубашка прилипла к телу, но он молча поднял на Буржуя глаза и кивнул. Вздох облегчения пронесся по комнате. Часы на стене показывали без минуты семь - секундная стрелка начинала свой последний круг...
      Звонок прозвучал точно в срок. Буржуй включил громкую связь, и в комнате зазвучал голос Кудлы:
      - Я рад, что ты не наделал глупостей, сирота. Наверное, понял наконец, что покоряться - это судьба, а не характер, - чуть насмешливый тон изменился и стал сухим, деловым: - Итак, "Кредит Лионе", счет 18151444, пароль для получения - три единицы ноль. Двести тысяч долларов... - Пожарский застучал по клавишам, и на дисплее отразились "игрушечные" процессы успешной проводки средств. - Отлично, - удовлетворенно проговорил Кудла. - Лозанна, отделение "Суисс Кредит". Счет 1212108. Пароль входа - пять нолей дабл ю би. Полмиллиона долларов. Готово?
      - Подожди, не так быстро, - потребовал Пожарский.
      - Я же вижу, что готово, - немедленно отреагировал Кудла и добавил: - Не играй со мной, знайка. Слушай дальше...
      Продолжая работать под монотонную диктовку Кудлы, Пожарский беззвучно, одними губами, подозвал Буржуя. Тот подошел и наклонился.
      - Он не может фиксировать так быстро, - жарко зашептал Олег в самое ухо Коваленко. - Это невозможно. Даже с очень хорошей машиной.
      - Что же тогда? - недоуменно шепнул в ответ Буржуй.
      - Не отвлекайтесь, господа нищие, - потребовал голос Кудлы в динамике. - Наговоритесь потом. Когда будете плакать друг другу в фасолевый суп. Следующая проводка...
      - Да, я готов, - бросил Пожарский в микрофон, а для Буржуя обозначил одними губами: - Я бы сказал, что он - на запараллеленной машине, но такой в офисе нет...
      И снова зазвучал голос Кудлы. Эмоций в нем не было - название банка, счет, пароль, сумма. И снова Пожарский забарабанил по клавишам. Буржуй обошел вокруг стола и почти сразу же наткнулся взглядом на белый кабель, который в путанице других проводов, может, и не был бы заметен, если бы не убегал вдоль стены к окну и не уходил куда-то вверх...
      На крышу выбежали все - даже Костя с Олей. Он был там. Один. Красивый и страшный. Сидел в позе лотоса в красивом черном комбинезоне, напоминавшем боевой наряд ниндзя. Захлопнув крышку стоявшего у него на коленях ноутбука, Кудла выдернул из разъема уже не нужный ему отвод белого кабеля и отбросил его в сторону. Затем поднял на замерших друзей спокойные бесцветные глаза.
      - У... - протянул он с улыбкой. - Как вас сегодня много. Это хорошо. Театр без зрителей теряет всякий смысл...
      - Сейчас будет тебе театр... - тихим голосом пообещал ему Толстый и по-детски пробормотал себе под нос: - И зачем я на монетку согласился!
      - Вставай, - Буржуй в упор поглядел на врага. - Пора умирать...
      Кудла легко поднялся, держа ноутбук под мышкой, и запрокинул голову к небу, на котором высыпали первые звезды.
      - Звездное небо, - с тайной печалью проговорил он. - Одна из немногих вещей, которые я люблю в этом мире. - Взгляд его оторвался от темнеющей выси и устремился на Коваленко. - Извини, Буржуй, я не могу умереть в такой вечер, тебе снова не повезло. Подтвердите мою правоту, господин майор!
      Из темноты крыши за спиной Кудлы выступила темная фигура в черной маске с прорезями для глаз. Ствол пистолета, который человек в черном держал в одной руке, упирался в затылок заплаканной Вере, а вторая рука лежала на хрупком Володином плечике.
      - Мама! - увидев Ольгу, мальчик рванулся вперед, но тяжелая рука без труда остановила его.
      Кудла с усталым безразличием обвел взглядом стоявших напротив людей и остановил его на Коваленко.
      - Будь ты проклят, Буржуй, - процедил он. - Я сделал тебя нищим, и мне сразу стало скучно... Скажи, ты хоть попытаешься отомстить? Потому что если нет, то тебя незачем оставлять в живых.
      - Ты говорил о поединке, - Владимир сделал шаг вперед. - Я готов.
      - Это слишком просто. И быстро, - отрицательно качнул головой Кудла. - Кто же будет веселить меня, как не ты и не твоя компания клоунов?
      - Твои клоуны нравятся тебе больше? - спросил Буржуй. - И продажный мент, который даже сейчас боится открыть лицо, и холодная самка по кличке Алла?
      - Алла была овчаркой, да... - согласился Кудла. - Но ты - просто дворняжка, а это еще хуже. - Он вдруг посмотрел на Алексея. - Да, господин Воскресенский, вот вы меня неприятно удивили. Почему вы не захотели отомстить за брата?
      - Потому что понял, что его убили вы, - внятно ответил тот.
      - Его никто не убивал, - брезгливо поморщился Кудла. - Разве что желание казаться больше, чем он был на самом деле. А это - настоящая пытка. Правда, Буржуй? Да, есть еще ты, Толстый. Ты мне всегда нравился, только поэтому твоя жена-шлюшка еще цела. Но теперь мы в расчете, так что будь осторожен. - Он помолчал. - 0'кей, мне пора... Господин майор, отпустите мальчика, когда я позвоню вам, а шлюшкой прикрывайтесь, пока не уйдете сами. Я свяжусь с вами. Ясно?
      Черная фигура молча кивнула.
      - Ты не уйдешь отсюда, - Буржуй решительно направился к врагу.
      - Да? - В тоне Кудлы послышалось холодное любопытство. - Это уже больше похоже на жизнь. Ну, Буржуй, давай же! Скажи, что тебе плевать на шлюху и сына! Скажи, что убить меня - намного важнее! Ведь это же так! Скажи! Удиви меня!
      - Кажется, я могу удивить тебя, сволочь... - вдруг вмешался Пожарский.
      - А, мальчик-знайка! - ухмыльнулся Кудла. - Надо быть уникальным уродом, чтобы влюбиться в дешевую шалаву Лизку, которую господин майор наугад вытащил за шкирку из вонючей камеры. Слушай, почему тебе так катастрофически не везет в любви?
      - Зато везет в азартных играх... - совершенно спокойно проговорил Пожарский. - Держи!
      Он, как бумеранг, запустил дискету в воздух, и Кудла ловко схватил ее на лету двумя пальцами.
      - Что это? - без особого любопытства спросил он.
      - Игрушка, - злорадно объяснил Пожарский. - Называется "Денежные переводы любых сумм в любые банки". Все это, естественно, происходит только на дисплее...
      - Ты блефуешь, неудачник, - Кудла хмыкнул и выбросил дискету с крыши. Потом снова обвел глазами стоявших перед ним людей. - Кто еще попытается удивить меня? Никто?
      Ответ прозвучал так неожиданно, что вздрогнули все, даже Кудла.
      - Я... - раздалось за его спиной, и зловещий глухой звук этого голоса испугал всех. Кудла, нахмурившись, повернулся к черному человеку лицом. - Я смогу удивить тебя, - повторил тот и стянул с лица маску.
      И был это не майор Мовенко, а Игорь Борисович Борихин - бывший мент и одинокий неудачник, встрепанный, окровавленный и очень спокойный, как и положено мужчине, только что завершившему главное дело своей жизни. Он легонько хлопнул Веру по спине и отпустил плечо мальчика. Недавние его пленники тут же бросились к самым близким своим людям. Вера повисла на шее у Толстого и едва не задохнулась в его медвежьих объятиях. Володя с криком: "Мама!" зарылся лицом в юбку Ольги. Та крепко прижала малыша к себе и бросила немного виноватый взгляд на Буржуя. Но он только улыбнулся.
      Борихин тем временем упер ствол в затылок Кудле, который был так поражен, что даже не попытался сдвинуться с места.
      - Ты арестован. На колени! - приказал сыщик. - Я сказал: на колени!!!
      Но мгновение слабости моментально прошло. Кудла проговорил с волчьим оскалом:
      - Не в этой жизни...
      - Как хочешь... - Борихин безразлично взвел курок.
      - Буржуй, - совершенно спокойно спросил Кудла, - ты позволишь этому дурачку пристрелить меня, имея возможность сразиться?
      Коваленко, обнимавший Веру, равнодушно оглянулся.
      - Да. Мне плевать...
      - Нет, сирота, тебе не плевать. Мы оба знаем, почему до конца своих убогих дней ты не сможешь есть прожаренное мясо. Я не прав?
      - Что?! - хрипло выдавил Буржуй. - Что ты сказал?!!
      - Знаешь, - медленно и задумчиво проговорив человек с водянистыми глазами, - я понял, почему инквизиция чтила именно огонь... Это не жестокость. Нет. Это - очищение... Она извозила в грязи все прекрасное, что подарило ей небо. В грязи, которая смывается только огнем. На другом конце глобуса я не мог ни есть, ни спать, думая об этом. Только вместе с ее последним криком эта грязь исчезла навсегда, и я смог жить...
      - Ты убил Амину... - потрясение проговорил Буржуй.
      - Нет... - покачал головой Кудла. - Амину как раз убил ты. Я уничтожил домохозяйку Коваленко. Но, представь, она не закричала. Во всяком случае, я не услышал ни звука... - Он показал пальцем на ребенка. Когда-нибудь этот маленький человек сотрет тебя с лица Земли. В нем течет ее алмазная кровь...
      - Борихин... - прохрипел Буржуй. - Отпусти его... Слышишь?
      - Не глупите, Коваленко, - сыщик не опустил оружие. - Я просто пристрелю его, как бешеную собаку.
      - Отпусти, умоляю! Иначе я не смогу жить дальше...
      - Честно говоря, - вдруг подал голос доктор Костя, - с терапевтической точки зрения - совершенно правильная мысль. Только устранив первопричину глубинной скрытой депрессии...
      - Помолчали бы! - Ольга сердито толкнула доктора локтем в бок. Вас не спрашивают...
      Костя обиженно засопел, но послушно замолчал.
      - Третий труп... - рявкнул Борихин на ухо Кудле. - Чьим он был? Отвечай!
      - Мне иногда нужны попутчики, - криво ухмыльнулся тот. - Но они очень быстро надоедают... - Борихин снова поднял пистолет.
      - Борихин, не делай этого! - дико закричал Буржуй. - Если ты убьешь его, я тебя прокляну! Все равно он уже не спустится с этой крыши живым!
      - Пусть так, - Кудла насмешливо и с вызовом посмотрел на врага. Но тебе же нужно убить меня своими руками, правда? А мне будет плевать, как умереть, лишь бы после тебя...
      - Борихин... - еще раз взмолился Буржуй. Сыщик помедлил, но опустил пистолет и сильным обидным ударом под зад отбросил Кудлу в центр крыши. Тот кинул назад гневный взгляд, но тут же развернулся лицом к врагу. Буржуй сорвал с себя пиджак и остался в белой рубашке. Так они замерли друг напротив друга - блондин Кудла в черной боевой одежде и черноволосый Буржуй в белом. Наверное, смерть тоже любит красоту...
      - Свершилось, сирота, - ощерился Кудла, - Как же давно я не был так счастлив... Тебе не кажется, что все это уже было - давно, в прошлой жизни?
      - Я ничего не знаю о прошлой жизни. Мне нужно убить тебя в этой...
      Сколько это длилось - минуту, час, вечность?.. Окровавленные и бешеные, они словно танцевали нужный и понятный только им двоим танец смерти на цементной крыше небоскреба, под вечными звездами, которые видели и не такое... Даже зрители были здесь лишними. Вернее, были бы, если бы у каждого из них не разрывалось сердце от любви и тревоги...
      Когда Кудла, отшатнувшись, неосмотрительно приблизился к краю крыши, Буржуй не упустил свой шанс и прыгнул вперед. Удар - и человек в черном перелетел через ограждение. Но каким-то неуловимым колдовским чудом потянул за собой и врага, и только в последний момент Буржуй успел ухватиться руками за край крыши. Пальцы не выдерживали двойного груза и тут же стали разжиматься.
      Толстый в неимоверном прыжке успел подлететь к краю и ухватил друга за запястье как раз в тот момент, когда рука его уже сорвалась...
      Гигант лежал плашмя на крыше и, сжав скулы, удерживал на весу и Буржуя, и повисшего на нем Кудлу. Раскачиваясь над бездной, Кудла хохотал.
      - Все-таки жизнь прекрасна, Толстый, правда? - кричал он. - Кто бы мог подумать, что тебе суждено сегодня убить и врага, и друга, а?
      Толстый молчал и сопел от напряжения. Внизу проползали крохотные огоньки машин.
      - Отпускай, Толстый! - прохрипел Буржуй. - Я все равно не хочу жить...
      И тут над ночной крышей пролетел голосок маленького Володи:
      - Папа! Папочка!
      - Слыхал, папочка?.. - взревел Толстый и в сверхчеловеческом усилии рывком выбросил на крышу и Буржуя, и вцепившегося в него Кудлу.
      Оба вскочили и тут же замерли в стойках...
      - Наверное, пора тебя убить, мой бедный Буржуй, - насмешливо выдохнул Кудла. - С тобой скучно не только жить, но и умирать.
      Озверевший Буржуй нанес несколько ударов, и Кудла снова отлетел к краю крыши. Слишком резко вскочив, он вдруг пошатнулся и стал балансировать на краю бездны. Буржуй с залитым кровью лицом тут же оказался рядом. Кудла, уже понимая, что сейчас сорвется, широко улыбнулся.
      - Ну? Когда увидимся, сирота?
      - Никогда... - Буржуй нанес Кудле страшный удар ногой в грудь, и тот по широкой дуге полетел вниз, в черноту ночи, не издав ни звука.
      Еще недавно звездное небо вдруг озарилось зигзагами молний, и на обессиленно лежавшего на крыше Буржуя, на бросившихся к нему друзей обрушился бешеный и теплый летний ливень...
      Погожим солнечным утром с проселочной дороги на ведущую к могилам тропинку свернули Буржуй с Олей и сыном. Костя, Борихин с перевязанной рукой и Пожарский с Воскресенским деликатно следовали чуть позади. Подняв столб пыли, на огромной скорости подлетела машина. Из-за руля выбрался сияющий Толстый и подал руку счастливой Вере.
      - О, гонщик! - ворчливо приветствовал друга Буржуй. - Ты бы лучше приезжал вовремя. Только тебя ждем, между прочим...
      - Так мы ж это! - расплылся в улыбке гигант. - На УЗИ ходили, или как его там! Мужики, девка у меня будет! Девуля! Нет, вы сечете: реальная такая девка!..
      - Ты же вроде пацана хотел? - осторожно заметил Пожарский.
      - Да какого пацана! - отмахнулся Толстый. - На фиг мне пацан!
      - Поздравляю, - сдержанно проговорил Воскресенский.
      - Ну, не завидую я будущим ухажерам, - задумчиво протянул Олег.
      - Да уж, - поддержала его мысль Вера, - с такими папашкой и крестным - всех распугаете! Бедная моя девочка...
      В общей радостной суматохе Буржуй потихоньку взял Олю за руку и повел ее к могилам. Первым это заметил Толстый.
      - Я не понял! - заорал гигант. - Нас уже и не ждут даже!
      - Да погоди ты! - шикнул на него Пожарский. - Не понимаешь, что ли?
      - А что? - простодушно изумился Толстый.
      - Ну как же... - вмешался доктор Костя. - Весьма распространенный в горах Шотландии ритуал благословения мертвыми...
      - А меня беспокоит, что труп так и не нашли... - по-ментовски к месту вставил Борихин.
      - Да ладно! Тоже мне - проблема, - пренебрежительно махнул рукой Толстый и аппетитно вгрызся в "Спикере". - Дождиком смыло. А остальное вороны склевали. Там его осталось-то, небось, так - два глаза, полторы кишки...
      - Толстый, прекрати, меня сейчас стошнит, - возмутилась Вера...
      ...У могил Оля бросила испуганный взгляд на надгробный камень маленького Володи.
      - Какой ужас! Надо убрать это...
      - Уберем, - пообещал Буржуй и неожиданно добавил: - Я люблю тебя. И хотел сказать это именно здесь...
      - Ты мог это сказать где угодно, - улыбнулась ему Оля. - Если Амина слышит нас, то слышит не только на своей могиле, а везде...
      - Может быть... - согласился Буржуй. - Мы ведь сами придумываем сказки и сами потом в них верим, разве не так?
      - Не знаю. Мою сказку придумал ты... - Оля взяла его за руку. Нас все ждут...
      - Сейчас Амина подаст нам какой-нибудь знак, вот увидишь... проговорил Буржуй очень серьезно, обошел надгробную плиту и встал за ней. Оля остановилась рядом.
      - Ты правда веришь в это? - подняла она на него взгляд.
      - Не знаю, - улыбнулся Владимир-старший. - Но мне почему-то кажется...
      Оба вздрогнули от радостного крика: "Мама!". Володенька летел к ним через поляну с букетом одуванчиков в руках. Детство не понимает, что такое могилы... Он вспрыгнул на надгробную плиту и игриво обхватил Олю, стоявшую по ту сторону обелиска. И так уж вышло, что в эту секунду он обнимал и ее, и высеченную на граните Амину. Выроненный ребенком букетик простых полевых цветов упал на могилу.
      - Вот тебе и знак, - прерывающимся от волнения голосом сказал Буржуй. - Я же говорил! Иди сюда, тезка!
      Он подхватил сына, а заплакавшая Оля обняла их обоих. Наблюдавший издалека за этой сценкой Толстый философски заметил:
      - Не знаю, как там в горах Шотландии - не бывал. Но у нас, по-моему, с благословением мертвыми сложилось!
      - Вот и славненько, - обрадовался доктор Костя. - А то я, честно говоря, успел проголодаться...
      Он первым двинулся к могилам, за ним потянулись остальные.
      На зеленую поляну легла белая скатерть. А на скатерть - еда и питье, простые радости земных людей. Живые поминали мертвых и смехом, и слезами, потому что обычай велит поминать их сладким хлебом и горьким вином.
      Чуть грустными и очень счастливыми были люди, пришедшие в тот день на заросшее травой старое пепелище. Это было заметно даже через прицел оптического прибора. Наблюдавший через объектив человек какое-то время словно любовался идиллической сценой, затем, выждав момент, когда были видны счастливые лица абсолютно всех друзей, клацнул затвором фотоаппарата, словно делал снимок на долгую-долгую память...