Обещания

Она спустилась вниз по лестнице, взяла Джея под руку и заглянула ему в глаза.

— У нас будет совсем скромная свадьба, потому что его родители не ожидали, что он женится до Рождества, — доверительным тоном сообщила она. — У нас просто не хватит времени, чтобы подготовить большое торжество. Я пыталась уговорить Паркера устроить свадьбу в Акапулько, но он настаивает на том, чтобы обязательно присутствовал его отец, и моя затея сорвалась. Конечно, я понимаю Паркера.

Она многозначительно улыбнулась.

— Ну а ты, неужели коротаешь ночи в гордом одиночестве на своей старой кровати-развалюхе?

Джей посмотрел на нее с удивлением, но прежде чем успел что-либо ответить, из гостиной вышла Джиллиан, неся перекинутое через руку пальто. Джей открыл перед ней входную дверь, и вместе с ним к двери подошла Джолин, так и не выпуская его руки. Со двора раздался шум двигателя, мистер Лоуэлл заводил машину.

Джиллиан взглянула на них обоих.

— Желаю вам хорошо провести День Благодарения. Увидимся, когда вернусь. Быстрый поцелуй Джолин, подобие улыбки в сторону Джея, и Джиллиан исчезла за дверью.

Джей высвободился из цепких рук Джолин и вышел на крыльцо в тот момент, когда доктор Лоуэлл стал осторожно выезжать на заснеженную дорогу из-за его грузовика. И вот уже их машина покатила по направлению к шоссе, взвизгнули шины, и автомобиль скрылся за поворотом.

Джей заметил, как Джиллиан на секунду обернулась и бросила на него быстрый взгляд через заднее стекло. Господи, что она сейчас думала?

— Я обещал тебе танец, — грустно произнес он и повернулся в сторону своего грузовика.

— Какой ещё танец? — раздраженно спросила Джолин, взглянув на него с удивлением. — Почему бы тебе не остаться на несколько минут? Ты ведь так и не ответил мне, кто теперь будет жить в твоей комнате.

— Скажи, вы с Паркером собираетесь пригласить меня на свадьбу? — задумчиво спросил он.

— А ты придешь? — недоверчиво усмехнулась она.

— Непременно, — уверил он. — Обязательно приду.

— В таком случае я позабочусь, чтобы тебе было послано приглашение, — колко ответила она. Джей пристально посмотрел на нее и пошел к своему грузовику.

День Благодарения. Все многочисленные Спренгстены сидят в столовой за обеденным столом, держа друг друга за руки. В голосе Джея звучит спокойная уверенность, он произносит слова благодарности за то, что судьба оказалась благосклонна к их семье.

— Я уверен, мама и папа гордились бы нами, — тихо закончил он.

Крепче сжались ладони, и все они еще долго держали друг друга за руки, прежде чем разомкнуть круг. Аминь.

Приготовленная Анни индейка была необычайно аппетитной, сочной, с золотисто-коричневой корочкой. По тарелкам горками разложили гарнир. На большом блюде внесли домашнее печенье, посыпанное сахарной пудрой. Но гвоздем обеденной программы стали испеченные тетей Джессикой пирожки с тыквой и густо взбитые сливки. Это был один из самых чудесных, незабываемых дней для всей семьи.

В начале восьмого зазвонил телефон, и Чарли подскочила со стула, чтобы ответить на звонок.

— Стефен, — с насмешливо-дразнящей физиономией повернулась она к брату и тоненьким голоском пропела: — Это сноваааа… Стефаниииия…

Стефен залился краской и неторопливо вышел из-за стола, чтобы взять у сестры трубку.

— Уже четвертый раз на этой неделе, — сообщила она, с педантичностью ведя строгий контроль сестры.

— Чарли! — это был предупреждающий голос тети Джессики. Чарли подбежала к столу и взяла с тарелки еще один пирожок с тыквой. Тетя Джессика часто бывала занудой, но пироги, следует признать, она пекла так же здорово, как и Анни.

В пятницу после Дня Благодарения Джей отправился к Боумонтам навестить Линну. Когда она позвонила ему, чтобы пригласить к себе, он загорелся мыслью предстать перед Сэмом и выяснить все без обиняков, но разум в конце концов одержал верх, и он передумал. Чего он этим добьется? Старик был на пороге смерти, да и жизнь не щадила его. Джей входил в холл Боумонтовского дома с дурным предчувствием. Как только он переступил порог, перед ним появилась домработница и взяла у него из рук куртку.

Он огляделся по сторонам, пытаясь представить себя в этой обстановке. Как невообразимо отличалась бы его жизнь от теперешней. Трудно вообразить. Линна была бы его сестрой. Паркер был бы братом. Но когда Линна вышла к нему, и он поцеловал ее в щеку, то вдруг подумал, что, в конце концов, не таким уж значительным было бы это отличие.

Она провела его в библиотеку отца.

— Расскажи мне обо всех, — попросила Линна. Он начал свое повествование с того дня, когда к ним переехала тетя Джессика, упомянул о новом парике Анни, доложил о последних стычках между Стефеном и Чарли из-за новой подружки брата, затем достал из сумки огромную бутыль сладкого яблочного сока, которую передала ей Анни, и пакет с пирожками, начиненными тыквой, от тети Джесс. Линна поставила гостинцы на стол, с удовольствием слушая новости и следя глазами за каждым его движением. Когда он закончил, она стала рассказывать ему о своем отце, который взбунтовался и открыто заявил врачам, что не будет следовать их предписаниям, но все же он держался молодцом и, несмотря на испытываемую им мучительную боль, старался не падать духом.

— Знаешь, со мной случилось нечто удивительное, — призналась вдруг Линна, и на ее лице появилась счастливая улыбка. — И мне кажется, отчасти именно поэтому папа все еще с нами.

Заинтригованный ее словами, Джей с любопытством взглянул на нее, ожидая услышать что-то необычное и теряясь в догадках, что бы это могло быть.

— Я вижу! — восторженно сообщила Линна. — Нет, не в полном смысле этого слова, но теперь я различаю свет и тень. Черная завеса исчезла, и врачи говорят, есть надежда, что я когда-нибудь прозрею.

Джей потерял дар речи. Так вот, оказывается, что в ней изменилось. Ее глаза на самом деле следили за его движениями, а не за голосом.

— Все началось с головных болей, которые стали меня мучить после того, как ты по случайности ударил меня той злосчастной, а может быть и наоборот, счастливою доской по голове. Потом, когда меня ограбили, моя голова снова пострадала, и после этого я стала видеть вспышки света. Врачи никак не могут объяснить это явление, говорят только, что иногда клин клином вышибается. Конечно, нервные клетки моих глаз до некоторой степени атрофированы, но есть надежда, что… — она замолчала, не в силах выговорить, о чем так давно мечтала.

Джей от всего сердца обнял ее.

— Боже мой, да это настоящее чудо! Когда это все случилось?

— Я стала замечать изменения после того вечера, когда мне пришлось искупаться в ледяной воде. Когда я проснулась на следующее утро, перед главами была, как обычно, чернота, но не такая глубокая, как раньше, похожая больше на цвет обуглившегося дерева. И с каждым днем она становится все светлее, и процесс этот пока не останавливается, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Сейчас, например, у меня такое впечатление, что я вижу тени в мутной воде.

— Просто фантастика!

Линна захлебывалась от счастья.

— Да, правда? Ведь правда же? Я пока ни на что особенно не надеюсь. Только однажды за все это время я подумала, что вот было бы здорово… Но папа просто на седьмом небе, — она глубоко вздохнула. — Послушай, знаешь, почему я тебе позвонила? Мой папа хочет поговорить с тобой. Наверное, собирается поблагодарить. Ты ведь не против встретиться с ним, правда?

Джей с трудом заставил себя ей ответить.

— Поблагодарить за то, что та доска стукнула тебя тогда? Да… конечно. Ну разумеется, за что же еще?

Линна выглядела взволнованной.

— Подожди. Прежде чем ты поднимешься к нему, прошу тебя, выслушай меня. Мне нужна твоя помощь. Я в такой растерянности, не знаю, что делать.

— Слушаю тебя, — сказал Джей. — Говори, в чем дело.

— Это касается… ммм… это касается Матта.

— Хэлстона? Полицейского? Она вспыхнула.

— Мне кажется, это очень серьезно. По крайней мере, для меня. Но он уехал в свой Чикаго, и я не знаю, что мне теперь делать.

Он слушал ее с удивлением.

— Ты говорила ему о своем зрении? Она отрицательно покачала головой, и Джей снова пришел в замешательство.

— Почему?

— Просто потому, что мне вовсе не прибавило уверенности в себе и самостоятельности то, что я стала различать свет и тень.

— У меня другое впечатление, — признался Джей. — Ты выглядишь достаточно самостоятельной. Во всяком случае, мне так кажется.

— Знаешь, с тех пор, как я потеряла зрение, я ни разу ничего не приготовила, не постирала, не сходила в магазин за покупками. Я не имею ни малейшего представления, как утюжить вещи. Я совершенно беспомощна в этом отношении, даже о себе не могу сама позаботиться, не умею делать элементарного. Конечно, я могу научиться и обязательно научусь, но на это потребуется время, а Матт между тем может найти себе кого-нибудь другого, и…

— Хочешь, я отвезу тебя в Чикаго?

— Нет. Вообще-то можно было бы поехать, но я хочу знать твое мнение на этот счет. Стоит ли мне это делать? Я богата, и по завещанию мне достанется значительная часть собственности отца. Как ты думаешь, не будет ли он чувствовать себя униженным? Как бы ты чувствовал себя на его месте?

— Я, должно быть, просто обезумел бы от счастья. Чтобы такая красивая девушка, как ты, последовала за мной в Чикаго? Я бы на самом деле чувствовал себя счастливчиком.

Она покачала головой.

— Это правда? Я хочу сказать, что с тех пор как Матт уехал, он никак не дает о себе знать, не звонит, не пишет. Поэтому мне не хотелось бы ставить его в неловкое положение.

— Он уехал, ведь так? И чем же ты рискуешь в таком случае? Что потеряешь? Она задумалась.

— Гордость?

— Гордость многого стоит. Значит, ты готова заплатить эту цену, чтобы его потерять? Она покачала головой:

— Нет.

— Я отвезу тебя в Чикаго. Только скажи, когда.

— Ой, только не сейчас. Я хочу убедиться, что мое зрение на самом деле улучшается, — она всхлипнула. — Может быть, после того, как мой папа…

— Когда захочешь.

Она провела его через дом на второй этаж в комнату отца. Самьюэл Паркер Боумонт лежал в постели, и на его лице отражалась, заставлявшая страдать, боль.

— Увидимся позже, — прошептала Джею Линна и скрылась за дверью, оставив их наедине.

Джей внимательно посмотрел на человека, который, вполне возможно, был его отцом, ожидая, когда старик начнет разговор. Сэм Боумонт взглянул своим единственным налитым кровью глазом и долго не сводил его с Джея, затем жестом предложил ему сесть на стоявший возле кровати стул, так и не отрывая от него оценивающего взгляда.

— Я должен тебе очень много… — наконец с трудом произнес он, — …как, однако, повернулась жизнь. Я очень рад, что дожил до того дня, когда… теперь и могу сказать тебе.

Джей кивнул, не зная, как ответить.

— Линна замечательный человек. Я восхищаюсь ею и очень надеюсь, что чудо произойдет. Но в любом случае, прозреет она или нет, хочу вас заверить, что все мы будем заботиться о ней и во всем помогать, — медленно сказал он.

— Это произойдет, — в голосе Сэма была уверенность. — Послушай, сынок, я очень богатый человек. Но в жизни разное случается. Все могло быть по-другому… если бы я не был… Я понимаю, уже слишком поздно заглаживать свою вину перед тобой, но я все-таки попытаюсь. Он повернулся на кровати, и лицо его исказилось от боли.

— У тебя есть какое-нибудь желание? Чего ты хочешь?

Джей почувствовал, что еще секунда, и он не сдержится, их разговор примет совершенно иной оборот. Желание высказать этому человеку, что он думает о нем, переполнило все его существо. Обличительные, злые слова так и рвались с языка. «Каким образом ты собираешься искупить свою вину? Что хочешь сделать для меня? Не ты ли женился на Дороти Стивенс? Не от тебя ли она забеременела? Не ты ли лгал ей все время, а потом откупился от нее? Ответь мне на все эти вопросы. Ведь ты же мой отец. Так ответь же!» Но Джей заставил себя выбросить из головы эти мысли. Все до одной.

— Нет, сэр. Ничего.

Умирающий человек смотрел на него не отрываясь, будто бы взвешивая что-то в уме. Наконец он медленно протянул ему руку, и Джей взял его сухую ладонь. Старик едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Джей долго держал его руку в своей, пока Сэм Боумонт не позволил ему выйти из комнаты.

— Хэлстон, это тебя. Какой-то старик. Говорит, он твой друг.

В участке была обычная рабочая суматоха. Галдеж стоял такой, что по телефону было трудно что-либо разобрать. Поэтому Матт отложил в сторону бумаги и направился в кабинет Дино, откуда можно было поговорить более или менее спокойно. Он взял трубку и к своему удивлению услышал голос Сэма Боумонта.

— Да, сэр. Чем могу быть полезен?

— Я звоню по весьма деликатному делу, — с трудом ответил голос больного человека. — Обычно о таких вещах говорят не по телефону, но мне пришлось позвонить вам потому, что я, к сожалению, не в силах больше путешествовать.

— Да, сэр.

Мозг Матта стал лихорадочно соображать, что могло случиться: Линна заболела? у Линны какие-то неприятности? Линна — черт побери, только не это! — беременна? Ведь они не предохранялись в ту ночь. Он толкнул дверь ногой, чтобы захлопнуть, и сосредоточился на словах ее отца.

— Принимая во внимание интерес моей дочери к вам… я взял на себя ответственность, потому что не вижу другого выхода. Вы показались мне хорошим полицейским, знающим свое дело… заслужили две благодарности за три года, быстро продвигаетесь по службе. Вам тридцать четыре года, через двенадцать лет можете уйти в отставку.

Мрачное предчувствие закралось Матту в душу. Разузнать такие факты из его биографии было не так-то легко, однако Боумонт каким-то образом сумел собрать о нем информацию. Матт поежился. Не очень-то приятно слушать по телефону доклад о себе самом.

— Я занимаюсь издательским делом. У меня есть своя газета здесь, в Веллингтоне. И я бы хотел знать… не заинтересует ли и вас работа на этом поприще. Разумеется, я понимаю, что несколько опережаю события, и это для вас слишком неожиданно…

— Мне кажется, я не совсем вас понимаю, — настороженно ответил Матт. — Вы хотите предложить мне работу?

— Следует признаться, что именно в этом и заключается вся щепетильность нашей беседы. Мне, право, неловко говорить с вами об этом… Откровенно говоря, дело здесь касается вас и моей дочери… Как вам известно, очень скоро я не смогу заботиться о ее благосостоянии, и так как мне показалось, что вы могли бы успешно справиться с этой работой, то у меня возникла мысль, сделать вам это предложение.

— Честно говоря, я не знаю, что вам ответить. Я всегда был полицейским и никогда не искал себе другого дела. Скажите, а каким образом все это относится к Линне?

— Она унаследует «Боумонт Херальд». В настоящее время газетой руководит исполнительный директор, с которым я подписал договор на пять лет. Так вот, я бы хотел заключить с вами двухгодичный контракт… с гарантией того, что газета перейдет к вам в случае, если вы… найдете взаимопонимание с моей дочерью.

— Извините, но мне не совсем удобно вести с вами этот разговор, мистер Боумонт.

— Могу вас понять, и по правде говоря, меня это радует. Не думаю, что мне было бы удобно, будь я на вашем месте. Но вы же понимаете… таковы обстоятельства. У меня просто нет времени, чтобы поступать более цивилизованным образом. Так вы подумаете над моим предложением?

— Со всем моим уважением к вам, сэр, я готов дать ответ прямо сейчас. Боюсь, что ваше предложение меня не заинтересовало.

На другом конце провода наступила продолжительная пауза.

— Понимаю. Скажите, был бы ваш ответ иным в том случае, если бы я сказал, что меня попросила позвонить вам моя дочь?

— Не думаю, что она сделала бы это.

— Вы совершенно правы. Она этого не делала.

— В любом случае, мой ответ был бы таким же.

— Извините, что побеспокоил вас, Матт. Надеюсь, наша беседа не повлияет на ваши дружеские отношения с Линной

— Обещаю, что не повлияет.

— И все же, если вы вдруг передумаете, всегда буду рад обсудить с вами этот вопрос.

После того, как Сэм повесил трубку, Матт уставился в стену. Неужели в основе всего — тот факт, что она слепая? Ее отец предложил ему выход из затруднительного финансового положения. Сэм Боумонт чувствовал себя крайне неловко, когда предлагал, отлично понимая, что эта сделка рискует показаться платой за дочь, которую он хотел передать в руки Матта.

Он знал Линну сколько? Месяц? Меньше. Целовались однажды ночью. А через два дня переспали. Вот и все. Но дело обстояло не так просто, как казалось, и он это знал. Матт ни на секунду не переставал думать о ней с того момента, когда увидел ее на обочине, пытавшуюся справиться с колючей веткой. Он с первого взгляда невзлюбил Курта, и вовсе не потому, что тот был производителем наркотиков. Какая-то химическая, если можно так выразиться, связь возникла между ним и Линной. Их связывало какое-то вполне осязаемое вещество, которое было настоящей зажигательной смесью, смесью чего-то дурманяще-сладкого и воспламеня-юще-страстного. Ему никак не удавалось забыть ее с тех пор, как он уехал из Уолден-Сити. Двадцать четыре часа в сутки он думал о ней и даже грезил наяву. И никак не мог прийти к какому-нибудь решению.

Отец Линны только что предложил ему свою помощь» но он тотчас же отверг ее, не соизволив подумать над его предложением хотя бы двадцать минут. «Черт, ты думал целых два месяца, прежде чем купить машину», — отругал он себя. Матт понял, что сегодня не сможет уже отвязаться от мыслей о предложении Сэма Боумонта, на что старик, очевидно, и рассчитывал.

Должно быть, Боумонт считал его отношение к Линне достаточно серьезным, раз сделал ему подобное предложение. Честно говоря, Матту приятно было так думать, но в то же время в сознании шевелились такие «неудобные» слова, как «покупать» и «содержать». Большие, огромные камни преткновения. Уже восемь лет он служит в полиции, делает карьеру, перед ним многообещающее будущее. А газета была для него незнакомым зверем. Нести на своих плечах социальную и политическую ответственность означало снова окунуться в круглосуточную работу без выходных. Черт, по сути дела, он не разбирался ни в чем, кроме своей работы, работы полицейского, не говоря уже о том, чтобы взвалить на себя груз руководителя газеты. Но главная проблема была не в этом. Что, если у них с Линной ничего не выйдет? Ведь с ней ему придется полностью изменить свой образ жизни, научиться заботиться не только о себе, но и о ней тоже, знать о ее нуждах, предвосхищать желания, находить для Линны время, несмотря на свою сверхзанятость на новой работе. Захочет ли она так же ждать и волноваться, как ждут и волнуются все обыкновенные жены обыкновенных мужей? Ведь они не прожили вместе, бок о бок, ни одного дня. Что, если она передумает? Что, если им не удастся найти «взаимопонимание», как выразился ее отец?

Матт никак не мог сосредоточиться. Он вышел на улицу, сказав Дино, что хочет пораньше уйти на обед. Вернувшись в участок после продолжительной прогулки, Матт решил, что все-таки позвонит Сэму Боумонту и обсудит с ним его предложение. Разумеется, при этом придется поступиться гордостью, но в данной ситуации он готов был пойти на все, только бы не потерять Линну.

В тот же вечер Сэм Боумонт неожиданно скончался.

Глава 33

Выполненные обещания…

Матт приехал в особняк Боумонтов, чтобы выразить его семье соболезнование. Он позвонил в дверь и, засунув руку в карман, нащупал спичечный коробок. Ему открыла блистательная Алис Файе, просто неотразимая в своем черном платье и сверкающих бриллиантах. Улыбнувшись Матту, она провела его в гостиную.

— Моя падчерица спустится к нам через несколько минут, — медовым голоском пропела Алис Файе. — Как только Линна оденется, мы отправимся на панихиду. Признаться, я рада, что у нас есть несколько минут, чтобы поговорить наедине.

Матт встретил ее испытующий взгляд. В нем не было узнавания, но что-то насторожило Матта. В голосе этой женщины звучали нотки предостережения.

— Как мне сказал Паркер, Сэм провел с вами предварительную беседу насчет возможного получения вами работы в «Боумонт Херальд».

— Да, вы правы. Он предложил мне работу, и я решил принять его предложение.

— М-м-м… к сожалению, теперь, когда мужа не стало, я думаю, нет смысла продолжать этот разговор, — любезным тоном сказала она и снова ему улыбнулась.

— Правда? Почему же?

— Ввиду того, что моя падчерица слепа, возникает необходимость назначить опекуна для руководства газетой, и все решения, касающиеся кадров, будет принимать именно этот человек.

— Так вот в чем дело. Насколько я понимаю, этим человеком собираетесь стать именно вы, миссис Боу… простите, Алис Файе?

— По-моему, это совершенно вас не касается, детектив Хэлстон.

— Но раз именно вы отказываете мне в предложенной ранее работе, то остается только предположить, что это именно вы и есть. Могу я узнать, когда это произойдет?

— Очень скоро, уверяю вас, — сдержанно сказала; Алис Файе.

В дверях показалась Линна, и Матт сразу же подошел к ней, чтобы поздороваться. Она выглядела подавленной, но спокойной. На ней было чудесное нежно-розовое шерстяное платье, темные стекла очков скрывали глаза.

— Ты прекрасно выглядишь, — ласково сказал Матт. — Сэму наверняка бы это понравилось. К ним подошла Алис Файе

— Послушай, дорогая, это же, как никак, похороны твоего отца. Я думала, ты наденешь черное платье, — ледяным тоном заметила она.

— Папе никогда не нравилось, когда я носила черное, — ответила Лиина, не поворачивая головы в сторону мачехи. — Это платье было одним из его самых любимых.

— Смотри сама. Но черный цвет в данной ситуации гораздо более уместен.

Матт повернулся к Алис Файе и взял ее за запястье. Она с возмущением взглянула на него, оскорбленная такой неслыханной дерзостью. Он же спокойно достал из кармана коробок спичек из бара «Никлсон» и вложил его в ее ладонь. Взглянув на коробок, она мгновенно побледнела и медленно перевела взгляд на лицо Матта, неожиданно вспомнив, при каких обстоятельствах они встречались раньше.

— Мне кажется, ваш сын сейчас на кухне, — неторопливо произнес он.

— Да… конечно… вы правы, — Алис Файе поспешно вышла из комнаты, чтобы найти Паркера.

— Я искренне тебе сочувствую.

— Спасибо.

Линна стояла напротив, и он заметил, что на каблуках она почти с него ростом. А еще ему показалось, что она смотрит ему в лицо.

— Папа сказал мне, что он звонил тебе и разговаривал насчет газеты. Он сказал, что очень уважает тебя и переживает, что совершил ошибку. Я уверила его, что ты все поймешь правильно.

— Да, ты права, я все понял правильно.

— Скажи, что ты дал сейчас Алис Файе? — неожиданно спросила Линна.

Она сняла солнечные очки, и Матт заглянул в ее глаза, блестевшие от невыплаканных слез. Эти ожившие вдруг глаза поразили его, словно удар молнии.

— Ты видишь меня? Она кивнула.

— У тебя светло-карие глаза с черными ресницами и такие темные волосы, темнее которых я еще ни у кого не видела. Она взяла его руку в свою и стала медленно двигать ею вперед и назад напротив своего лица, безо всякого напряжения повторяя головой ее движения.

— Сейчас я вижу только свет и тень. Цвета вырисовываются очень редко, но врачи говорят, что все возможно. Все зависит от того, насколько серьезно поражены глазные нервы и в какой степени на них подействовала многолетняя пассивность.

Он был так изумлен, что не мог найти слов, чтоб выразить свои чувства. С какой точностью она описала его внешность!

— Как? — наконец сумел произнести он.

— Никто ничего точно не знает. Доктор Пичтри считает, что толчком послужили удары головой. И это единственный вывод, к которому он приходит. У меня два раза были вспышки зрения, когда я видела по-настоящему. Врачи хотят, чтобы я переехала в Чикаго на то время, пока они будут изучать мой случай.

— Чикаго? — выдохнул он, боясь поверить ее словам. — И что ты решила? Поедешь? Она кивнула, не сводя глаз с его лица.

— Когда?

— Наверное, скоро. Но мне нужно еще найти кого-нибудь, кто помог бы мне руководить газетой.

— Мне кажется, я знаю кой-кого, кто подошел бы для этой цели. Тебе нужно подыскать квартиру в Чикаго?

Она снова кивнула и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в открытый от изумления рот. Матт поцеловал ее в ответ, испытывая безмерное наслаждение.

— Ты хочешь, чтобы мы сначала поженились?

— Не обязательно.

— Хорошо.

Он снова прикоснулся губами к ее лицу и продолжал целовать даже тогда, когда в гостиную вошел Паркер, чтобы отвезти их в церковь. Алис Файе ехала на службу в отдельной машине.

Двумя днями позже Паркеру пришлось отражать агрессию своей будущей жены.

— Что эта за свадьба, на которой будет присутствовать всего тридцать пять человек? И разве теперь, когда твой отец умер, нельзя ее немного отложить? Почему, собственно говоря, не устроить такую свадьбу, какую хочу я?

— Потому что я не знаю, когда теперь у меня будет свободное время, Джоли. Мне придется разрываться между страховой компанией, делами, касающимися недвижимости, и управлением доверительной собственностью отца. Я буду просто счастлив, если в следующем году у меня появится хоть одна свободная минутка. Я знаю, милая, ты хочешь устроить грандиозное торжество. Поверь, мне бы тоже этого хотелось, но нам придется все сделать так, как мы запланировали раньше. Давай не будем спорить, а займемся лучше обустройством нашей жизни.

— Тебе легко говорить, ты ничего не теряешь. Зато мне приходится отказаться от всего. Паркер вздохнул, измученный разговором. — Подумай хорошенько, я только что потерял отца. Завтра я скажу перед алтарем «согласен», и если ты хочешь выйти за меня замуж, то должна сделать то же самое. В противном случае ты потеряешь меня, новый дом и путешествие в Акапулько. — Эти слова заставили Джолин замолчать, на что Паркер и рассчитывал, и он поцеловал ее.

— Где-то с середины января, как только мы вернемся, ты сможешь устраивать большие приемы. А теперь езжай, купи себе платье и что там тебе еще нужно.

Когда Джолин наконец улыбнулась, Паркер вышел из комнаты, чтобы немного отдохнуть в библиотеке отца. Распахнув дверь, он увидел Алис Файе, которая подходила к камину со стопкой пожелтевших бумаг. В камине слабо потрескивал огонь.

— Что ты делаешь? — спросил он. — Это же бумаги отца.

— Я прекрасно об этом осведомлена, если хочешь знать. Я его вдова, и у меня есть полное право разбирать эти бумаги.

— Разбирать, разумеется, можешь, но ведь ты уничтожаешь их, — он встал на ее пути и выхватил бумага из рук. Она попыталась отобрать их у него, но не смогла,

— То, что он решил назначить тебя главным наследником своего состояния, еще не значит, что ты будешь указывать мне, что делать и чего не делать, — разъяренно прошипела она. — Мне наплевать на то, что я там подписывала, когда мне было двадцать два года. Не забывай, что я твоя мать, и не для того я терпела Сэма все эти годы, чтобы теперь подчиняться твоим приказам да еще слушаться этого Бурта Хольмана.

— Отец оформил твою часть наследства в виде доверительной собственности только из-за налогов, мама. Это позволяет нам сэкономить миллионы. Мы так решили с папой. Вспомни, ты же сама всегда настаивала на том, чтобы я стал его преемником. И, как я понимаю, папа исполнил твое желание. Я обещаю, что никогда не буду несправедлив к тебе, поэтому, почему бы нам не…

— Я не собираюсь спрашивать разрешения у своего сына на то, чтобы тратить деньги, слышишь?

— К сожалению, мама, тебе придется это делать. И деньги буду выдавать тебе я, — он взглянул на бумаги, которые были зажаты в его руках. — Зачем ты собиралась их сжечь?

— Давай-давай, прочти, что там написано, — мрачно сказала она. — Когда ты узнаешь, что он задумал, просто ужаснешься.

Это был черновик письма, написанный рукой его отца, адресованный Бурту Хольману. Паркер пробежал его глазами и вернул ей все бумаги. Он даже не пошевелился, когда она бросала их в огонь.

— Только через мой труп деньги твоего отца уйдут из нашей семьи, — со злостью заявила она. — Слава Богу, об этом ничего не сказано в завещании, будь оно трижды проклято, поэтому теперь не о чем беспокоиться,

— А я и не беспокоюсь, мама. Я знаю точно, отец никогда не обсуждал эту тему с Буртом. Об этом знают только двое: ты и я.

— Я никогда этого не видела и ничего об этом не знаю. — Она величавой поступью вышла из комнаты, оставив его стоять у камина и пристально вглядываться задумчивыми глазами в дымившуюся в камине золу.

На следующий день рано утром Паркер отправился в пансион Анни Чатфильд.

В дверях дома его встретил Джей.

— Прими мои соболезнования, — сказал он без тени враждебности и, взглянув на часы, добавил: — Разве ты не женишься сегодня?

— Не женюсь до двух часов дня. Можно войти?

Паркер проследовал за Джеем на кухню и согласился выпить чашку кофе.

— Джолин сказала мне, что пригласила тебя на свадьбу. Ты на самом деле собираешься прийти?

— А Джиллиан будет?

Паркер бросил на него косой взгляд.

— Разумеется. Она будет подружкой невесты, — он в недоумении потряс головой. — Ничего не понимаю. Джиллиан?

— Да, Джиллиан, сестра Джолин. Если она будет на свадьбе, то и я буду.

Паркер с удивлением смотрел на него, начиная, наконец, кое-что соображать.

— Черт, такого оборота я не ожидал. Джей пожал плечами.

— О чем здесь можно вести разговор? Ты ведь женишься на Джолин.

Паркер вдруг от всей души рассмеялся, первый раз за все эти тяжелые дни. Засмеялся и Джей. Паркер снова потряс головой.

— Где мы можем с тобой поговорить? Они вышли на заднее крыльцо, захватив с собой чашки с кофе, и Паркер уселся на качели.

— В тот вечер, перед тем как мой отец умер, мы долго беседовали с ним, — начал он, внимательно смотря в лицо Джея. — Он сказал мне, что это только твоя заслуга, что у Линны начинает восстанавливаться зрение, и просил, чтобы я помирился с тобой.