Обещания

Почти всю ночь он провел в местном баре, высасывая из него всевозможную информацию, а утром отправился в Чикаго и этим же рейсом вернулся в Веллингтон. Сейчас он ехал домой, в пансион Анни Чатфильд, с неплохой добычей — адресом и телефоном Кристи Скотт, с которой у него уже было назначено свидание. Все-таки за прошедшие сутки он добился неплохих результатов.

Некоторые полицейские просто обожают заниматься подобными делами. Для него же возня с молодыми и энергичными наркоманами была самой отвратительной и ненавистной частью обязанностей. Девяносто процентов из них сами были жертвами каких-нибудь подонков, и его в десять раз больше привлекала работа непосредственно с этими подонками. Но Кристи была действующим лицом спектакля, и ему приходилось действовать по сценарию. Получив от начальства необходимое разрешение на проверку девушки, входившей в число подозреваемых убийц, он познакомился с ней в самолете, летевшем из Чикаго в Веллингтон. Они договорились встретиться сегодня вечером.

Голубой седан, взвизгнув шинами на асфальте шоссе, промчался мимо и исчез в зеркале заднего вида. Чувствуя навалившуюся на него усталость, Матт включил сигнал левого поворота и, теряя терпение, остановил машину, чтобы пропустить другой приближавшийся автомобиль. Наконец он въехал на Эппл Лэйн и немного расслабился, думая о том, что в холодильнике у Анни наверняка найдется что-нибудь пожевать, и мечтая о чашке сваренного ею ароматного кофе. Потом он примет горячий душ — ив постель часов на шесть не меньше.

Впереди, в нескольких ярдах от него, с правой стороны дороги стояла девушка и с усилием пыталась отцепиться от чего-то, похожего на колючую ветку ежевики, кустарники которой пробивались через нижние сучья невысоких деревьев, росших рядом. Ветка оторвалась, и девушка упала вместе с ней на землю. Он резко остановил свой «Камаро», чуть не наехав на валявшиеся у дороги разбитые очки. Выйдя из машины, Матт увидел лежавшую на земле сумку с рассыпавшимися продуктами. Футах в тридцати от сумки валялась тонкая белая трость. По этой трости он понял, что девушка эта — вероятно, слепая постоялица Анни Чатфильд, о которой она как-то упоминала. Ей требовалась помощь.

На ходу оценивая ситуацию, Матт быстрыми шагами направился к ней. Несомненно, она была слепая — он видел слезы в ее глазах, но выражение глаз было абсолютно безжизненно. На шее он заметил несколько царапин. На нее было совершено хулиганское нападение, это было ясно. Сукины дети, ублюдки. Неудивительно, она просто обезумела от ужаса. Матт достаточно перевидал отбросов рода человеческого, чтобы не удивляться тому, что обще ство постоянно порождает мерзавцев, способных напасть на беззащитного слепого человека.

— Меня зовут Матт, — спокойным голосом сказал он и протянул руку, чтобы поддержать девушку.

Она в это время старалась вытащить из своих волос вцепившуюся в них длинную ветку кустарника. В конце концов ее попытки закончились тем, что колючее растение захватило их в плен обоих. Ему кое-как удалось схватить ветку рукой и отвести шипы от ее лица. Злые иголки впились в его пальцы, и он раздраженно выругался. Когда он стал чертыхаться, она снова испугалась и, наконец-то сумев высвободить свои волосы, инстинктивно повернулась, чтобы убежать. Он крепко держал ее за руку и, уворачиваясь от отчаянных ударов и толчков, снимал с нее остатки похожих на колючую проволоку веток ежевики.

Закончив проделывать это, Матт выпустил ее руку и пошел за палкой. Вернувшись через несколько секунд, он отдал ей трость и снова терпеливо повторил:

— Я Матт Хэлстон. Я живу у Анни Чатфильд. Не бейте меня палкой, ею можно даже поранить человека.

Ощутив в руке знакомый предмет, она немного успокоилась и стала понимать, что он говорит. Спустя несколько минут, она подтвердила, что на нее напали, и его охватила ярость. Черт, она весила не более ста пятнадцати фунтов, а в том парне, который на его глазах садился в машину, было, по меньшей мере, фунтов двести. Если бы он завернул за угол на две минуты раньше, он бы поймал этого вонючего ублюдка.

Матт внимательно посмотрел на девушку, чтобы удостовериться, что она не пострадала серьезно, и обнаружил несколько синяков на предплечье. Ее дамская сумочка исчезла. Скорее всего, воры выбросят сумочку где-нибудь поблизости на дорогу, и если они работают без перчаток, на ней окажутся отпечатки пальцев.

Он сложил в хозяйственную сумку все, что осталось от купленных Линной продуктов и, машинально подобрав с дороги осколки стекла, бросил их в кусты. Линна наотрез отказалась ехать в больницу, и к тому времени, как они подъехали к пансиону, у нее развилось послешоковое состояние. Она так сильно дрожала, что ему пришлось ее поддерживать по пути от машины к дому. Лицо девушки было перекошено от боли, и она призналась, что у нее нестерпимо болит голова.

Матт усадил Линну на кухне на стул и, быстро осмотрев ей затылок, обнаружил огромную, с куриное яйцо, шишку. На коже головы, однако, повреждений не было. Он не мог заставить ее позвонить родителям, а также отвезти в пункт медицинской помощи, потому что она не соглашалась. Он решил набрать 911, чтобы вызвать дежурного врача и патрульную машину. Возле телефона лежала записка Анни: она вернется не раньше трех часов.

Линна попросила чаю, и Матт занялся его приготовлением. Правая кисть девушки постепенно синела — этот подонок так грубо стаскивал кольцо с пальца, что обломал ей почти все ногти на руке. Она так сильно дрожала, что даже не могла держать чашку. Он сам стал осторожно подносить горячий напиток к ее губам. Если бы на теле девушки были какие-либо серьезные ранения, он бы, не задумываясь, вызвал «скорую» вне зависимости от желания пострадавшей.

Когда Линна повернула голову, он заметил на ее шее сзади кровоточащую рану. Ублюдок задел кожу чем-то острым, когда срывал ожерелье. Матт взял один из тазиков Анни, налил в него воды и добавил жидкого мыла, потом сходил в ванную и принес мягкое полотенце. Аптечку он нашел в шкафчике на кухне. Все было готово для того, чтобы промыть рану. Теперь, внимательно присмотревшись, он понял, что девушке было больше, чем те девятнадцать-двадцать лет, которые он дал ей сначала. И выглядела она гораздо привлекательнее, чем тогда, на дороге, с искаженным от страха лицом. Несмотря на только что пережитый ужас, она вела себя на удивление мужественно, стараясь не поддаваться эмоциям и физической боли. Наверное, незрячая жизнь ее многому научила. Опустившись возле нее на колено, он расстегнул ворот кофточки и стал как можно осторожнее промывать царапины от ногтей на шее.

— Он был невысокого роста, — сказала она дрожащим голосом. — Но такой тяжелый. И, похоже, не из спортсменов.

— Вы можете узнать его, если увидите? Я имею в виду, услышите…

Она наверняка помнит какие-то ощущения. Запахи. Проклятье! Где, черт возьми, патрульная машина? Должен же кто-то задать ей все эти вопросы, пока детали не исчезли из памяти.

— Думаю, да. Я хорошо запоминаю голоса, — она улыбнулась ему в тот момент, когда отвечала, и он поразился, до чего красивым стало ее лицо.

Смазанные йодом раны на шее превратились в неровные оранжево-красные полосы. Отложив в сторону смоченный йодом ватный тампон, он подул на эти полосы, чтобы они побыстрее высохли, забыв, что она не видит. Линна вздрогнула от неожиданности и подпрыгнула на стуле, затем поежилась.

— Когда я была маленькой, мой папа делал точно так же, — сказала она через секунду, все еще не в силах успокоить голос. — У вас есть дети?

— Я не женат, — Матт встал с колен и, разогнув замлевшую спину, обошел ее стул и остановился позади. — Если вы расстегнете еще пару пуговиц, я смогу перевязать и вот этот порез.

Лучше всего было чем-нибудь занять девушку. Она кивнула и дрожащими пальцами стала расстегивать блузку, придерживая ее на груди другой рукой.

Осторожно, чтобы не смутить, Матт открыл шею ровно настолько, насколько требовалось. Неожиданно она расплакалась, мучительные рыдания сотрясли все тело. Он сжал ей плечо и взял за здоровую руку, но она никак не могла успокоиться.

— Я не в силах была помешать ему, — судорожно всхлипывая, пожаловалась она. — Я не видела, не знала, что делать.

Слезы ручьем текли по ее лицу. Она была сломлена.

— Я даже сейчас не могу помочь вам… — горе переливалось через край.

Он попытался успокоить ее, как маленькую девочку:

— Все уже прошло. Больше никто вас не обидит. Но она расплакалась еще горше:

— Я не могу ничего сделать. Я не могу… Нельзя же быть такой беспомощной, — причитала она.

Через несколько минут Линна успокоилась, и Матт, достав из кармана ее юбки носовой платок, стал вытирать ей слезы.

— Простите, — сказала Линна срывающимся голосом, пытаясь взять себя в руки. — Все уже в порядке.

Она тяжело вздохнула и принялась объяснять ему свое состояние:

— Это все потому, что такого ужаса я не испытывала… — она остановилась, чтобы сделать глубокий вздох — …с тех пор, как узнала, что никогда уже не буду видеть, — тихим голосом закончила, она.

Матт не знал, что ответить. Он не мог отвести взгляд от, ее заплаканного лица, от глаз, чистых и красивых, но совершенно безжизненных. Он совершенно не разбирался в таких болезнях, как слепота, но ее огромные серые зрачки, оставаясь неподвижными, не расширялись и не сужались, а, замерев смотрели куда-то вперед, свидетельствуя, что прежде она видела.

— Как это, должно быть, страшно — потерять зрение, — сказал Матт, машинально произнеся вслух то, о чем подумал.

Линна закивала головой, и движение причинило ей боль, она тихонько застонала. Он снова взглянул на порез на шее. Из него текла кровь и нужно было как-то остановить ее. Не забывая, что находится с ней наедине, он осторожно отвернул касавшийся раны и промокший от крови ворот блузки и, собрав волосы с шеи, приподнял их, чтобы не мешали.

— Подержите вот так.

Она подняла руку и накрыла своей ладонью его ладонь, удерживавшую волосы. Теперь Линна немного успокоилась и могла ему помочь. Когда рука Матта выскользнула из-под ее руки, он вдруг почувствовал, что это прикосновение взволновало его — такого он еще ни разу не испытывал за те годы, что ему приходилось оказывать помощь пострадвшим на улице. Он приписал это своей крайней усталости и продолжил обследовать порез. Оказание первой помощи раненым гражданам, как мужчинам, так и женщинам, было обычным для него делом. Мысли Матта закрутились вокруг событий прошлых лет, унося его из этой комнаты. Он и раньше имел дело со слепыми. Ему встречались действительно незрячие люди, встречались и прикидывавшиеся слепыми мошенники. Молодые и старые. Честные люди и преступники. Были среди них и наркоманы. Кого только не довелось ему повидать на своем веку! «Все вполне объяснимо, — решил он. — Совершенно естественно. Ты чертовски переутомился, и тот факт, что она беспомощна и не может запретить смотреть на себя, когда ты этого захочешь, играет твоим воображением».

С предельной осторожностью он сдвинул дорогую ткань кофточки немного вниз, чтобы промыть рану — на полдюйма ниже той тонкой линии, где загар на шее переходил в бледно-молочный цвет спины, редко бывавшей открытой солнцу. Порез был довольно-таки серьезным и, вероятно, причинял ей ужасную боль. Когда рана заживет, на коже наверняка останется шрам. Она вздрагивала всем телом каждый раз, когда он смачивал свежую рану спиртом. Сжав зубы, Матт заставлял себя продолжать промывать рану, чувствуя, как напряженно закололо иголками кожу его собственной шеи.

Когда ему оставалось совсем немного, несколько прядей волос выскользнули из ее ладони и упали на шею, и она стала подбирать их поврежденной рукой. На этот раз предупредив, он подул, чтобы рана побыстрее подсохла, Линна поежилась от боли и нервно рассмеялась. Матт стал торопливо накладывать повязку, чтобы она смогла, наконец, опустить руки. Бинт ложился крест-накрест: со смуглого загара на молочную белизну, с молочной белизны на смуглый загар.

— Ну вот, пока не приедет врач, пусть останется так.

— Спасибо, — она с явным облегчением опустила затекшие руки на колени. — Спасибо за вашу заботу. Мне просто повезло, что вы тогда проезжали мимо.

— Мне только хотелось бы оказаться там на несколько минут раньше.

Она снова рассмеялась, и на этот раз ее смех закончился нервными всхлипами:

— Я бы тоже этого хотела.

В ярком дневном свете темно-коричневые шелковистые волосы девушки отливали красноватым золотом.

— Будьте добры, не двигайтесь, — попросил он, и пока она сидела, застыв словно камень, Матт, стараясь не сделать больно, выпутывал из ее волос застрявший в них листок ежевики.

Справившись наконец с упрямцем, он положил листок ей на ладонь.

Йод закончился, и Матт, приподняв правую руку Линны, стал спиртом смазывать всю внутреннюю поверхность предплечья, до самого локтя покрытую мелкими ссадинами. На лице девушки было выражение смиренной покорности, и, кроме коротких судорожных вздохов, она не проронила ни звука.

Она была на удивление стойкой. Матт видел, как взрослые мужчины раскисали, оказавшись в подобной ситуации. А она такая хрупкая. И ничего не видит. А он послан сюда для выполнения специального задания на короткий срок. Он отбросил эти мысли прочь.

Наконец послышался слабый вой сирены. Матт заметил, как от этого звука настороженно напряглось тело девушки. Они будут здесь через две минуты, прикинул он, и почувствовал, что одновременно с глубоким облегчением у него в душе зашевелилось сожаление. Полицейская машина уже подъезжала к дому.

Ко всем его чувствам примешивалось еще и сознание собственной вины. Матт не помнил ни номеров подозреваемого голубого седана, ни ее водителя, ни какой бы то ни было особой приметы, которую он мог бы сообщить своим коллегам-полицейским. Несомненно, немного позже он детально восстановит эту сцену в памяти. Так всегда бывает. Он видел того парня, и его подсознание выдаст ему подробную картину. Но позже. Если бы этот ублюдок знал, что ему надо делать, то немедленно уехал бы из страны.

Сирена защебетала у самого крыльца. Завизжали тормоза патрульной машины. Матт открыл входную дверь и посторонился, давая профессионалам вступить в дом и в свои права. Их реакция на то, что девушка является дочерью Сэма Боумонта, не оставляла сомнений, что, как она сама, так и ее отец были высокопоставленными лицами в поселке. Оба полицейских стали заметно нервничать, когда Линна решительно воспротивилась ехать в больницу. Матт, наблюдая, как она, подчинившись требованиям протокола, отвечает на вопросы его коллеги и как врач с необычайным волнением рассматривает ранения на ее теле, пытался понять, с какой целью было совершено это варварское нападение.

Ограбление — это понятно. Здесь все логично: легкая жертва, дорогое обручальное кольцо, золотое ожерелье, деньги в кошельке. Но почему с ней обошлись так жестоко? Почему этот здоровый сукин сын, который был как минимум на девяносто фунтов тяжелее, так издевался над ней, прекрасно зная, что перед ним слепой и беспомощный человек, не способный даже попытаться убежать от него? Это было странно. Матт почувствовал себя в полной растерянности, словно щенок, который, схватив в зубы носок, не знает, что с ним делать.

Если только этот парень не извращенец и не циничный «любитель», который почему-то запаниковал, то его действия совершенно не понятны. Она сказала, что нападение длилось не более двух минут, и у Матта не было оснований ей не верить. Но ведь не было предпринято даже попытки изнасилования, а сексуальные извращенцы именно с этого и начинают. Если же говорить о «любителях», то они, по крайней мере, стараются ощупать свою жертву. Этот же мерзавец действовал быстро, и каждое его движение было рассчитано. Он сумел снять с нее все драгоценности и как следует «обработать» всего за две минуты.

Линна была почти в полном изнеможении, когда ее стали расспрашивать о деталях происшествия. Матт помог ей припомнить те подробности, о кото рых она упоминала раньше. Он подтвердил, что видел на дороге парня, похожего на описанного Линной хулигана. Его мозг все это время не переставал напряженно работать, и вывод, который он делал на основе анализа всей ситуации, очень не нравился Матту: нападение было преднамеренным, оно имело своей целью запугать девушку.

Несмотря на то, что Линна часто путалась в незначительных деталях и приходила в замешательство, его поражало, как четко она запомнила главное, то, что пострадавшие обычно упускают из вида. Она смогла так точно описать этого рыхлого, потного, отвратительно пахнувшего парня, что он сразу же узнал в нем невысокого запыхавшегося молодого мужчину, садившегося в голубой седан.

К тому времени, как полицейский закончил составлять отчет, а врач дал ей пару болеутоляющих таблеток «тайленола», Линна была полуживая. Как только патрульная машина отъехала от дома, Матт провел ее в спальню и уложил в постель прямо в одежде, а сам принес с кухни табуретку и, поставив табуретку в коридоре возле приоткрытой двери комнаты Линны, уселся на нее. Если она проснется, то не должна испугаться, что осталась одна.

Его собственный адреналин уже иссяк, и он почувствовал, как на него, словно медведь, наваливается невыносимая усталость, а плечи туго стягиваются стальным кольцом сдерживаемой ярости, которая разгорается, как только он начинает думать о напавшем на девушку подонке. И сам не осознавая, почему он это делает, Матт стал отгораживаться от мыслей о Линне. «Не время сейчас отвлекаться на посторонние вещи, — говорил он себе. — И раньше тебя окружали красивые женщины, но ты ни разу не потерял головы из-за них. Ты просто устал, вот и все. Ты никогда не позволял себе увлечься пострадавшей, с которой судьба связывала тебя по долгу службы. Не позволишь и теперь».

Его строгая лекция, обращенная к собственному сознанию, была прервана возвращением Анни. Она вела за руку одну из маленьких девочек, живших в этом доме. Девочка выглядела так, будто была простужена. Он подождал, пока Анни отведет Чарли в ее комнату, и, когда она вернулась, вкратце рассказал ей о том, что случилось.

— Господи, куда катится этот мир? — сердито сказала Анни. — Человек не может среди бела дня спокойно пройти по улице?

Матт проинструктировал ее, какие лекарства давать Линне, и под материнское кудахтанье Анни относительно того, какие ужасные вещи случаются теперь с людьми, встал с табуретки, уступив ей место дежурного, и, еле волоча ноги, отправился в душ, думая только о том, как хорошо было бы поспать хоть пару часиков.

В семь часов в его подсознании вспыхнула лампочка, и он мгновенно проснулся. Голова, словно компьютер, стала выдавать информацию: номера на голубом «Форде Таурусе» принадлежали штату Огайо и начинались с цифр 005 или 006. У водителя были темные волосы, на вид ему было около тридцати лет.

Возбужденный, он вскочил с постели, быстро оделся и сбежал по ступенькам на первый этаж, где столкнулся с Анни, которая в это время выходила из комнаты Линны с подносом в руках. Она полушепотом сказала ему, что Линна немного поела и снова уснула.

— Вы поставили в известность ее семью?

— Нет, она не хочет беспокоить отца. Он не совсем здоров, — по секрету сказала Анни. — С ней будет все в порядке, я позабочусь.

Удовлетворенный тем, что Линна под присмотром, он спокойно пошел наверх, чтобы подготовиться к поездке в Веллингтон для свидания с Кристи Скотт. Он собирался пригласить ее в ресторан поужинать.

Глава 23

— Сделал предложение? — Паркер нагнулся над столом, чтобы долить остатки белого вина в бокал Джолин, и рассмеялся. Она что, берет его этим Спренгстеном на пушку? Он достал свою кредитную карточку «American Express», попросил афицианта принести счет и, подождав, пока уберут их стол, внимательно посмотрел на нее.

— Да, он действительно хочет на мне жениться, — с язвительной улыбкой подливала Джолин масла в огонь.

Черт побери этого сопляка! Может быть, она и вправду не обманывает? Она выглядит такой уверенной, говорит так спокойно и открыто наслаждается произведенным ее словами эффектом.

— Разумеется, хочет. А как же иначе? — безраз — личным тоном произнес он и с удовольствием заметил, как захлопнулась мышеловка.

— Что это значит?

Он усмехнулся про себя, увидев, как она растерялась. Не напрасно он прожил под одной крышей со своей матерью двадцать с лишним лет. Если Алис Файе и не научила его чему-нибудь другому, то уж как сбивать спесь с задравших нос девчонок, он знал, благодаря ей, в совершенстве. Теперь, если действовать по всем правилам, он должен осадить Джолин, подбросив ей пару таких бесспорных фактов, которые было бы бессмысленно отрицать.

— Мы ведь говорим о том парне, который содержит пять или шесть братьев и сестер?

— Их четверо, — не понимая, в чем дело, ответила она. — И что из того?

Вернулся официант со счетом. Паркер подписал квитанцию об оплате и неторопливо спрятал кредитную карточку в бумажник, заставляя Джолин ждать и вызывая тем самым раздражение. Затем он стал с таким искусством выводить ее из себя, что мать была бы просто в восторге.

— Прости меня, но я как-то не могу представить тебя в качестве няньки, — он скептически улыбнулся. — Заботливая мамаша многочисленного семейства голодранцев? Интересно. И сколько годочков младшенькому-то?

— Ты намеренно уходишь от самого главного. Джей любит меня, — она подняла свой бокал и, сделав глоток, посмотрела на него поверх бокала. — Джей не просто любит меня, он хочет доказать это на деле.

Паркер воспринял эту фразу с ликующим удовлетворением.

— У Джея четыре ребенка, о которых надо заботиться, и, само собой разумеется, самый простой выход из этого положения — жениться. Да, да, именно поэтому Джею удобно завести жену.

Она не в силах была вести с ним эту дуэль, касающуюся Джея.

— Это неправда. И если ты этого не знаешь, то я знаю наверняка. У него есть домработница.

— Домработница может уйти от него, — холодно заметил он. — У нас были десятки домработниц.

Она поставила бокал на стол и сказала, глядя ему прямо в глаза:

— Джей хочет стать моим мужем, а ты нет. Он неожиданно понял, что она говорит вполне серьезно, и эта игра все дальше толкает ее к разрыву.

— И ты собираешься дать ему свое согласие, ведь так?

— Да, собираюсь.

Паркер решил больше не рисковать. Приподнявшись над столом, он протянул руку и, взявшись пальцами за хорошенький подбородок, сказал:

— Меня по-настоящему волнует твоя свадьба, Джолин. Если ты собираешься замуж, то выходи за меня.

Он увидел вспыхнувший в ее глазах триумф, и, проклиная существование этого Джея Спренгетена, резко сменил тему разговора:

— Скажи, тебе нравится вино?

— Вино? — она непонимающе взглянула на него. — Нормальное вино, белое.

— Просто нормальное или нормальное для сорока долларов за бутылку?

Она попыталась отвернуться, но он снова повернул ее лицо к себе.

— Я ведь знаю тебя. Ты же не привыкла обходиться без этого. Ты выходишь замуж за парня, который еле сводит концы с концами. Вот какое будущее тебя ждет — нищета. Не видать тебе больше стодолларовых обедов. Тебе нужно хорошенько все это взвесить, а потом подумать над моим предложением.

Она была загнана в угол, и это было только прелюдией. Он достал из кармана изумрудное кольцо и стал медленно поворачивать его в пальцах, прежде чем отдать ей.

— Оно стоит немногим меньше пяти тысяч долларов, и то только потому, что я купил его у ювелира — друга моего отца.

Джолин взяла кольцо и, прежде чем она успела надеть его на палец, он накрыл ее ладонь своей.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя . Люблю каждую твою прожорливую клеточку?

Она нахмурилась и хотела было рассердиться, но не смогла, и он облегченно вздохнул:

— Я позволил тебе даже позабавиться с этим Спренгстеном, но я на самом деле люблю тебя. И не собираюсь отдать тебя ему только для того, чтобы через какое-то время ты снова вернулась ко мне.

Она самонадеянно улыбнулась:

— Я хочу подумать над этим.

— Только не играй со мной, — предупредил он. — Если бы ты и в самом деле хотела выйти за него замуж, то уже дала бы ему согласие. И не сидела бы здесь в ожидании лучшего предложения.

Она не могла отрицать этого, и он инстинктивно понял, что пора переходить в открытое наступление.

— Ты хочешь, чтобы это кольцо было обручальным, или подарить тебе с бриллиантом?

Она рассмеялась, и в ее глазах появилось удовольствие. Это была все та же Джолин.

— Хочу с бриллиантом, — требовательным тоном ответила она. — С большим бриллиантом!

Он усмехнулся, радуясь своей победе. Неожиданно ему до смерти захотелось затащить ее в постель.

— Значит, тебе хочется с большим? Каждая следующая секунда добавляла нетерпения. Он хотел ее немедленно, хотел всю, и поэтому был готов пообещать камень даже в сорок каратов.

Она понимающе взглянула не него.

— С очень большим, — медленно произнесла она, ее правая рука скользнула под стол, ясно давая понять, что она согласна.

Нагнувшись к нему, она зашептала, проводя влажным кончиком языка внутри его уха:

— Поехали куда-нибудь.

Паркер почувствовал, что не может терпеть ни секунды, еще немного, и… Он с серьезным видом взял кольцо с ее ладони и надел его ей на палец левой руки. В следующее мгновение они уже выходили из ресторана, и всю дорогу до мотеля она крепко держала его за руку.

Джей огляделся. Он находился в маленькой комнате со стенами персикового цвета, с коврами на полу тоже персикового цвета и с розовой женщиной, почти совсем белые крашеные волосы которой были скручены на затылке в узел. Она сидела за письменным столом и что-то ему говорила. Он не хотел слышать ни одного ее слова. Ни он, ни Стефен не спали всю прошедшую ночь, и сейчас было еще слишком рано, чтобы суметь заставить себя сосредоточить внимание.

— Можно его увидеть? — перебил он женщину, с трудом сдерживая нетерпение.

— Я понимаю ваше беспокойство, но мы считаем, что прежде всего вас следует к этому подготовить, — общественная представительница окружной больницы открыла одну из папок, лежавших на столе, заглянула в медицинскую карту и, прежде чем продолжить, полистала ее страницы. — Мы лечим его от алкоголизма и склонности к наркотикам. Он почти постоянно бредит.

Она подняла глаза и тоном человека, выполняющего свои служебные обязанности сказала:

— Я не знаю, как долго вы не видели вашего отца. У него уже последняя стадия цирроза печени.

Ему не терпелось побыстрее закончить этот разговор:

— Да, и что же?

— Он выглядит просто шокирующе, мистер Спренгстен.

Это ее «мистер Спренгстен» шокировало его еще больше, чем все, что она до сих пор говорила, и он вдруг понял, что, когда умрет отец, старшим в семье останется он. До конца своих дней он будет называться человеком старшего поколения среди всех своих родственников.

— Что вы сказали? — спросил Стефан, заполняя своим голосом наступившую паузу.

— Я хочу вас предупредить, что цвет его кожи стал зеленым, и весит он всего около девяноста фунтов.

— Зеленым?

Ну разумеется, она пошутила. Но женщина утвердительно кивнула и посмотрела на них с сочувствием. Ерунда какая-то. Люди не могут быть зеленого цвета.

— Как вы думаете, сколько ему осталось жить?

— Совсем недолго. Очень хорошо, что вы сумели так быстро прилететь, — она закрыла папку с историей болезни и встала со стула. — Теперь, пожалуй, можно пройти.

Они последовали за ней к лифту и поднялись на этаж, где находилось онкологическое отделение. Женщина подвела их к палате номер 411 и открыла дверь.

Все, что она говорила им, подготавливая к встрече с этим лежавшим в постели человеком, не могло сравниться с тем, что он представлял из себя в действительности. Джей никогда не видел ничего подобного: ни трупы, которых он насмотрелся в армии, ни Кати Райе не представляли из себя такой жуткой картины, которая предстала сейчас перед его глазами. Это был скорее скелет, а не человек, скелет, завернутый в бумажную кожу. И ведь он действительно был зеленым — живой мертвец в оболочке из тончайшей серо-зеленой кожи, тело которого было присоединено к расположенным вокруг аппаратам. С обеих сторон от кровати стояли капельницы, иголки которых были вставлены в вены его рук. Он мучительно тяжело дышал, и, казалось, при каждом вдохе с болью всасывал в себя весь воздух палаты. Джей почувствовал, как у него внезапно пересохло во рту. Он сделал судорожное глотателное движение, чтобы убедиться, что сам может нормально дышать. Неожиданно раздался жуткий, не похожий на человеческий голос, измученный, слабый от боли, и в то же время непримиримо воинственный, голос, в котором не было и тени узнавания.

— Что вы здесь делаете? Что вы… — раздраженный вопрос утонул в продолжительном приступе отрывистого и сухого кашля и через несколько минут снова всплыл: — …хотите?

Реакция Джея была мгновенной. Теперь он не мог ошибаться. Этот человек не сможет успокоить его брата, сняв с него муки самобичевания. Этот человек не был их отцом. Нет ни малейшего сомнения в том, что этот живой труп, лежавший перед ними, мог быть кем угодно, только не Джеймсом Спренгстеном.

На какой-то короткий миг глаза больного просветлели, в них мелькнула разумная мысль. Джей быстро назвал себя сыном Джима Спренгстена и спросил, как его зовут.

— Нам нужно найти нашего отца, — спокойно сказал он. — У вас обнаружили его личный знак участника войны во Вьетнаме.

— Он отдал его мне, чтобы меня приняли в… Неожиданно раздался тихий голос Стефена:

— Когда?

Но старик уже потерял нить разговора и бессвязно забормотал:

— Мы с Джимом были друзьями. Пару лет назад.

Джей попытался все же прояснить картину.

— Он отдал вам этот знак два года назад? Человек-труп заворочал туда-сюда головой на подушке, страдальчески улыбаясь.

— Детки Джима, — сказал он, как будто был знаком с ними раньше.

— Как вас зовут? — спросил Стефен. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем старику удалось собраться с мыслями.