Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Закат Америки

ModernLib.Net / Философия / Поликарпов Виталий Семенович / Закат Америки - Чтение (стр. 16)
Автор: Поликарпов Виталий Семенович
Жанры: Философия,
Политика

 

 



ДВА ВРАЖДУЮЩИХ ЛАГЕРЯ

Вряд ли в Америке, помимо арабов, найдется еще хоть одна этническая группа, судьба и процветание которой в такой степени зависели бы от политических событий или результатов военных действий за пределами страны их проживания. Неудивительно, что во время вторжения иракских войск в Кувейт главные арабские организации США открыто выступили против действий Саддама Хусейна. Они поддержали резолюцию ООН, призывавшую Ирак вывести свои войска с оккупированной территории.

Конечно, нет нужды идеализировать ситуацию: есть и среди арабов, живущих в Америке, ультранационалисты, религиозные фанатики, ненавидящие сионизм и государство Израиль, испытывающие неприязнь к евреям. Есть они во всем мире. И здесь, в галерее у Ибрагима ан-Нашишиби, можно встретить арабов, которых новый характер отношений арабских стран с Израилем разделил на два враждующих лагеря.

«Вы говорите, поставив на Арафата, мы поддержали политику мира с Израилем, — заявляет Джордж Хури, инженер, который уже десять лет живет в Калифорнии. — Я думаю, что все кончится весьма печально. Нас ждет полное фиаско. Арафат отдал все, а что получил взамен? Ничего. Уж очень он доверяет израильтянам. Я же им ни капельки не верю. Десятилетия недоверия, ненависти, военного противостояния. Из моей души это никак не выветрится, никогда не изгладится из памяти. Вы помните, какой поднялся шум вокруг Иерихона! А Голанские высоты?! Вы можете себе представить, что Восточный Иерусалим снова попадет под арабский протекторат? Арафат должен уйти. Подумаешь, избрали его президентом. Пусть займет какой-нибудь официальный пост, но без власти, наподобие английской королевы».

«Я не политик, но полагаю, что Арафат ведет свою игру, — возразил ему Ибрагим Дайх, владелец лавки. — Играет серьезно и весьма разумно, стремится мирным путем разрешить сложные вопросы. Работы у нас непочатый край. Кто кроме нас будет все восстанавливать, строить, заключать контракты?»

Близкая родственница художника Ибрагима ан-Нашишиби Хелен Хандель на все имеет свою точку зрения: ' Тридцать семь лет я нахожусь в Штатах, но все эти годы мечтаю вернуться в свой дом в Вифлееме, где я родилась. Хочу увидеть могилу отца, снова ощутить запах груш, винограда и инжира, сладость и горечь миндаля — все мы выращивали сами. У нас были друзья среди мусульман, христиан и евреев. Сколько было смешанных браков! Не было никакой взаимной ненависти. Некоторые из нас имеют родственников среди евреев. Религия среди палестинцев никогда не была пре п ятствием для дружбы. Я христианка, а мой родственник Ибрагим — мусульманин. Что же, люди разные и вера у них разная — надо уважать их права". Однако можно смело утверждать, что подавляющее большинство арабо-американцев впитало традиции демократического общества и строит свои отношения с ним на основе его принципов. И не важно, идет ли речь о мультимиллионере Фаизе Сарофиме, названном в прессе в числе богатейших и наиболее преуспевающих американских финансистов, или о владельце фабр ик и женской одежды, или о рабочем автомобильного завода в Детройте. Особую остроту для арабов, проживающих в Америке, представляет процесс адаптации в американском обществе, связанная с ним проблема национальной самоидентификации.

Полиэтническое общество, принимающее иммигрантов, по-разному воздействует на весь ход их адаптации, ее глубину и характер, на возможность ее перерастания в ассимиляцию в новой среде за счет утраты иммигрантами их специфичных черт, определяющих их национальную принадлежность. Вполне закономерно утверждение, что даже в составе одной этнической группы можно наблюдать различные варианты этого процесса. На ходе адаптации арабов не могли не сказаться их особенности, существенные отличия в национальных традициях, культурном наследии, самые разные обстоятельства. Людям с высоким уровнем профессиональной подготовки, как правило, было довольно несложно бороться за свое место под новым для них солнцем. Труднее приходилось неграмотным, а таких было большинство среди арабов-иммигрантов. Они не знали английского языка, да и по своей профессиональной подготовке были пригодны только для самой черной работы. При оценке хода адаптации приходится учитывать возраст, пол, происхождение и религиозную принадлежность, жизненный опыт, уровень образования и профессиональную подготовленность, традиции, знание английского и других языков, политические и мировоззренческие ценности.


В ФОКУСЕ ВНИМАНИЯ ОБЩЕСТВА

Иммиграция арабов в Америку, — во-первых, является лишь частью, причем небольшой, потока, устремившегося сюда из различных стран и континентов: из Восточной и Юго-Восточной Азии, Латинской Америки, Африки и Восточной Европы. Между тем, адаптация к новым условиям — процесс весьма дорогой, она обходится в копеечку как самому иммигранту, так и стране, которая его принимает. Во-вторых, в результате разного рода политических событий, происходящих на Ближнем Востоке или в других регионах мира, арабы в Америке невольно оказались в фокусе внимания буквально всех слоев общества. Впрочем, отношение к ним формировалось не только сиюминутной злобой дня, но и некоторыми прошлыми ключевыми периодами истории. В-третьих, для многих арабов, в первую очередь, мусульман, американская среда оказалась чуждым, порой непонятным окружением. У себя на родине они привыкли к тому, что ислам определяет не только мировоззрение, но и быт, всю культурную и общественную жизнь. А здесь, в Америке, эта религия всего лишь одна из многих, и для подавляющей части общества она считается вещью за семью печатями.

В Европе миграционный процесс явно переживает критическую стадию. Вряд ли можно причины кризиса сводить только к конфликту религий или культур. В происходящем отчетливо видятся ядовитые ростки забытого было расизма, ощущается боязнь исламского фундаментализма, страх перед угрозой терроризма. Смогут ли европейские страны, такие, как Германия, Франция и Великобритания, где мусульманский фактор играет весьма заметную роль во внешней и внутренней политике, преуспеть в решении проблем адаптации иммигрантов-мусульман? В США воздействие мусульманского фактора ощущается все более заметно. Здесь неуклонно растет численность мусульман, не только арабов, но и выходцев из других стран. Достаточно вспомнить «марш миллиона мужчин» в Вашингтоне, проведенный в конце 1995 года организаци е й «нация ислама» и ее лидером Луисом Фарраханом, и ли заявлен и е лив и йского руководителя Муамара Каддафи, который пообещал в 1996 году выделить на нужды мусульманского лобби в США один миллиард долларов для того, чтобы «вести борьбу с Соединенными Штатами изнутри». Неудивительно, что некоторые члены Конгресса обратились к президенту США с просьбой создать специальную комиссию для изучения состояния расовой ситуации в стране.

Наплыв азиатских и латиноамериканских иммигрантов вызывает недовольство коренных белых американцев англосаксонского и немецкого происхождения, в основном протестантов. После второй мировой войны в национальном составе населения США произошел заметный сдвиг. Десятки миллионов иммигрантов существенно изменили состав населения страны, где раньше фиксировалась одна серьезная, и казалось, неизлечимая «болезнь» — негритянская проблема, порожденная присутствием этнической группы, насчитывающей почти 50 миллионов человек, или 20 процентов населения. А теперь все крупные американские города, прежде всего Нью-Йорк и Лос-Анджелес, превратились в мегаполисы, где причудливо перемешаны разные культуры, языки, расы и народы. Наплыв легальных и нелегальных иммигрантов из Азии и Латинской Америки сильно изменил языковую и культурную карту ряда крупнейших американских штатов, таких как Калифорния, Техас, Нью-Мексико. Здесь даже зазвучали требования о введении испанского языка в качестве официального. Иногда кажется, что постепенно происходит «завоевание» таких штатов, как Калифорния, нескончаемым притоком иммигрантов из соседней Мексики. А «латинос» — выходцы из Латинской Америки, как известно, трудно ассимилируемый, в отличие от иммигрантов из Европы, культурный элемент. Более того, они как и многие выходцы из Азии, начинают серьезно давить на белое большинство американцев, требуя для себя представительства в местных и других органах власти.

Это давление вызывает недовольство среди части белог о населения, которому не нравятся изменения внешнего облика их страны и государственные затраты на обустройство вновь прибывших. Их неприязнь изливается не только на массы малоимущих иммигрантов из разных стран, на законы, предоставляющие тем льготы для получения образован и я и работы, но и на преуспевающие этнические группы, которые, хотя и не имели подобных преимуществ, как, напри мер, арабы, но смогли добиться заметных экономических или иного рода успехов. Все это говорит о некотором росте межэтнической напряженности в США, что, вне всякого сомнения, ничего хорошего арабским иммигрантам не сулит.

Лет сорок тому назад в библиографических справочниках вряд ли можно было найти какое-либо упоминание о публикациях, касающихся арабо-американцев. В учебных, научных и других материалах того времени, где довольно детально проводился анализ жизни различных этнических меньшинств, публиковались таблицы их численности или иные данные, об арабах, как правило, почти не было никакой информации. Сегодня же арабо-американцы привлекают внимание самых различных кругов: правительственных служб, научных институтов и обществ, арабских правительств и общественных организаций, средств массовой и н формации, разных еврейских организаций, религиозных групп, торговых палат и учреждений. То и дело публикуются статьи, сборники, книги, защищаются диссертации, проводятся конгрессы, конференции или семинары, которые анализируют самые разнообразные стороны жизни арабо-американцев, прежде всего их религиозные воззрения и ход процесса адаптации в американском обществе. В начале 70-х годов были опубликованы первый том «Библиографии о национальных меньшинствах Америки» и «Справочник об американских меньшинствах», где впервые появилась информация об арабах-иммигрантах. Но чтобы понять механизм адаптации, надо определить прежде всего те критерии, которые позволяют говорить об успехе ассимиляции. А это вопрос весьма непростой.


МУХАММЕД СТАНОВИТСЯ МАЙКОМ

Можно взять наугад несколько городских районов в крупных городах на любом побережье и удивиться тому большому количеству и разнообразию этноконфессиональных групп, которые проживают совместно. В городе Сан-Диего, шестом по численности городе США, расположенном на Западном побережье близ границ с Мексикой, проживают представители более сотни этнических групп, в том числе и большая колония арабов, по оценке городских властей, не менее 50 тысяч. Каждая из этих групп стремится сохранить свою индивидуальность. Все реже и реже встречаешь в публикациях привычную метафору «американский плавильный котел». В ходу иное определение — мозаика. Проблема национальной самоидентификации при всей ее внешней остроте и злободневности не очень волнует сегодняшнюю Америку, к о гда речь идет о поиске сути всеамериканской общности, об успехе ассимиляции. Одним из объектив ных показателей, позволяющих говорить о ходе процесса ассимиляции, может служить учет происхождения представителей данной этнической группы.

У одних — родители лица арабского происхождения, у других — среди родителей есть как арабы, так и представители других этнических групп. Арабо-американцы смешанного происхождения считаются более ассимилированными, чем те, кто возводит свое происхождение к одной этнической группе.

Вполне закономерно возникает несколько вопросов. Имеются ли какие-либо демографические отличия между арабо-американцами, которые возводят свое происхождение только к арабским корням, и теми, кто утверждает, что среди его прародителей есть представители другой этнической общности? Какое воздействие оказывает ассимиляция на стремление отдельных арабо-американцев сохранить свой национальный язык или привычный экономический статус?

Как долго национальная идентификация арабов может сохраниться в новой среде обитания? Нам представляется, что ответ на эти вопросы даст реальную возможность увидеть сам процесс адаптации в его развитии, понять, с какими трудностями приходится сталкиваться арабам-иммигрантам в новой для них среде обитания.

В Америке практически никогда не было четкого разделения между «коренным» населением и пришлым. Постоянный приток иммигрантов был частью повседневной жизни. Разница между америка н цем и неамериканцем в национальном сознании не фиксировалась. Но эта психологическая установка, пожалуй, была характерна для первой половины XX века. Сейчас, если судить по многочисленным публикациям американской прессы, нередко присутствует чувство настороженности к вновь прибывшим, прежде всего неевропейцам.

Когда анализируешь данные, касающиеся арабо-американцев, то невольно отмечаешь строгую зависимость между гражданским статусом иммигранта и его происхождением. Среди арабо-американцев, получивших статус гражданина или постоянного жителя (то есть среди недавно прибывших), 88 процентов возводят свое происхождение к чисто арабским корням, а среди арабо-американцев, родившихся уже в США, таких насчитывается всего лишь около 47 процентов.

Разница, как мы видим, довольно существенная. С годами возрастает процент тех, кто возводит свое происхождение к мультиэтническим корням. Первое поколение арабо-американцев более однородно, последующие поколения более гетерогенны. Отметим, что многие арабо-американцы, особенно те, кто родился в Америке, носят, как правило, неарабские имена. Мухаммед с т ановится Майком, Усама — Сэмом.

Происхождение играет существенную роль в определении роли и места арабского языка в жизни арабо-американц е в. Фактор смешанного происхождения оказывает отрицательное воздействие на функционирование арабского языка. Статистические данные, которые имеются в нашем распоряжении, позволяют говорить об особенности, характеризующей всю этническую группу. Арабо-американцы чаще, чем другие этнические группы среди иммигрантов, предпочитают использовать свой родной язык: 37 процентов среди арабов и 9, 2 процента в других этнических группах. Наиболее четко эта тенденция просматривается среди «чистых» арабов (54 процента). Что же касается арабо-американцев смешанного происхождения, то среди них доля людей, отдающих предпочтение арабскому языку, составляет всего 11 процентов. Но даже и эта цифра намного больше той, которая указывает на лиц (три процента) в других этнических группах (естественно, речь идет о людях, которых можно сравнивать по характеру их происхождения), для которых национальный язык в общении является основным.

На сохранении национального языка среди арабо-американцев сказывается не только происхождение родителей, но и место их рождения. Немаловажную роль играет и возрастно й ценз, а также м есто рождения детей. В целом можн о отметить, что арабо-американцы смешанного происхож д ения в своей массе относительно м олодые люди, в то время как «чистые» арабы, как правило, значительно старше. Для наглядности приведем некоторые статистические данные.

Лица моложе 14 лет составляют среди «чистых» арабо-американцев 10 процентов, а среди арабо-американцев смешанного происхождения — 40 процентов. В других же этнических группах эти категории оцениваются соответственно в 18 и 29 процентов. Довольно скоро более старшая по возрасту группа арабо-американцев «чистого происхождения» будет замещена более молодой и крупной группой «смешанного происхождения». И тогда, естественно, сразу же обретут свою большую значимость и остроту проблемы сохранения национальной самоидентификации.


ПРОБЛЕМА «ОТЦОВ И ДЕТЕЙ»

Арабо-американцы «смешанного происхождения» отличаются и более высоким уровнем образования. Для них характерен профессионализм, позволяющий им занимать заметное место как в экономической, так и политической жизни страны. По всем этим показателям они выделяются даже среди остального американского населения.

В ходе процесса адаптации возникали трагедии в семьях, начиналась непримиримая борьба «отцов и детей», борьба за души. Стремлению родителей удержать детей в их вере, традиционном, веками утрамбованном образе жизни противостояли попытки детей вырваться из этого окрашенного национально-религиозной краской, ограниченного социальным забором мира. Правда, некоторые родители всячески подталкивали своих детей к адаптации и нередко говорили им: «Мы уехали из арабской страны, покинули ее навсегда, забудьте о том, что вы арабы, хватит с нас и Других проблем».

Молодые люди, входя в совершенно иной мир, который прельщает разного рода развлечениями и сравнительно более легким образом жизни, привносили особую напряженность в возникающем на чужбине арабском обществе. Детям не приходилось испытывать чувства потери своего профессионального "я". Им легче было сделать свой выбор в главном — в образе жизни. Пройдя через ранее недоступные им школы и университеты, дети постепенно уходили из своего народа, набрасывали на себя одеяние иной цивилизации. Менталитет менялся болезненно. С годами арабы все больше стали осознавать себя гражданами другой, ранее чуждой им страны. Они были преисполнены самых светлых надежд и горделиво готовились служить верой и правдой стране, их приютившей. Все набросились на изучение английского языка и американской литературы, стремились прежде всего породниться и слиться с окружающей их средой. Обычно это характерно для вновь прибывших, которые в своем внешне заметном порыве не очень заботятся о национальном самосохранении.

Но желаемого «слияния» все же быстро не получилось. Довольно значительным было и остается расстояние между христианином-американцем и иммигрантом-арабом, даже христианином. Один должен желать сблизиться с другим народом, обучиться американскому образу жизни, отбросив свои некоторые национальные отличия, не очень внешне выделяться, а другой не должен хотя бы возражать против того, чтобы в его среде появился новый слой людей, который желает почувствовать уважение по отношению к себе. Те арабы, которые поселялись разрозненными небольшими группами, подвергались в большей степени влиянию коренного населения, быстрее знаком и лись с новым и законами, перенимали его традиции, обычаи, одежду и в первую очередь язык, отходили от своей культуры и традиций. Молодым было легче закрепиться на новом месте, но тем не менее и они встречали немало препятствий, ощущали негативное отношение к себе. То-то и замечаешь, что некоторые арабы, не только молодые, на вопрос об их происхождении спешат ответить: я — итальянец, я — испанец. За этими ответами стоит также и желание скорее адаптироваться, ассимилироваться. Чтобы быть американцем, надо ощущать себя американцем. Интересно, как сами арабы оценивают ход процесса адаптации. Мей Шалал, студентка юридического колледжа, отвечая на вопрос о своей национальной принадлежности, говорит, что считает себя американкой иракского или, скорее, арабского происхождения, потому что, покинув Ирак вместе с родителями в раннем возрасте, многие вещи, касающиеся ее родной страны, она не помнит и не знает. Она не испытывает ностальгии по прежним временам. По ее мнению, национальная идентификация в значительной степени определяется принадлежностью к культуре арабов, к их культурному наследию. Она знает свои корни, не забывает о своем происхождении и религии, но не отвергает и воздействия американской культуры. Ей равным образом близки и египетская певица Умм Кальсум и американская звезда Барбара Стрезайнд. Она гордится тем, что может с полным основанием называть себя американкой и арабкой одновременно. Свое будущее она связывает с жизнью в Америке. Мнение студентки Мей Шалал разделяют многие арабо-американцы, особенно молодые, в первую очередь, девушки, которые получили образование в Америке и не хотят, чтобы их судьбу определяли обычаи и традиции, принятые в арабском мире.

Последнее десятилетие может быть названо эрой в истории арабской иммиграции. Это связано и с духовным, интеллектуальным, научным вкладом арабов в жизнь США, их ролью в культурной сфере. У них появились не только свои общественные организации, но и колледжи, школы. Их позиции в стране более или менее устойчивы, у них есть немалые капиталы, которые используются для развития бизнеса и для сохранения своей национальной идентификации. Арабо-американцы демонстрируют, что они могут быть не только бизнесменами, учеными, профессорами, но и наследниками своей древней культуры и традиций. За их спиной стоит богатая литература, многовековая история, богатейший язык, приверженность своей религии, уникальные национальные ценности. Вместе с тем совершенно очевидно, что они могут эффективно адаптироваться к новой среде. Теряя некоторые черты своей самоидентификации, они серьезно задумываются над своим будущим, над проблемами сохранения своего национального лица.

2.9. Боже, храни Америку.

(Тростников В. Господи, храни Америку // Москва.1991.№7)

Во время поездки по Америке у меня были две приятно-неожиданные встречи со своими. В Москве недосуг было повидаться, так пообщались в штате Нью-Джерси. Первая встреча — с собственной племянницей, девятнадцатилетней Женей. Высокого роста, элегантная, с толстой русой косой, она выглядит настоящей королевой на фоне неженственных и безвкусно одевающихся американок. Живет она пока по гостевой визе, но твердо намерена остаться в Штатах насовсем. С ее обаянием, хорошим английским, рукодельными способностями и целеустремленностью это ей наверняка удастся. Об изготовленных ею в лаковой технике пасхальных яичках уже писала местная газета, так что спонсоры, необходимые для получения вида на жительство, найдутся, а на крайний случай есть и женихи. Перед отбытием домой мы позвонили Жене еще раз и спросили, как дела.

— У меня-то все замечательно, — ответила она, — только вас жалко, бедненьких. Прямо душа болит за вас, что едете обратно…

Вторая встреча была с давней нашей знакомой, двадцатидвухлетней Асей, тоже статной, красивой и умной. Ася уже много лет пишет иконы и достигла в этом деле заметных успехов — ее похвалил сам знаменитый Зенон, которому трудно угодить. В Америку Ася приехала к своей подруге и взяла с собой маму. Больше чем на три недели маму с работы не отпустили, и когда этот срок кончился, она поехала в Нью-Йорк закомпостировать себе билет, полагая, что не связанная служебными обязательствами Ася еще какое-то время с удовольствием поживет в этом раю. Каково же было ее удивление, когда дочь встретила ее упреками: почему ты и мне не взяла билет, мне тут уже надоело, я хочу домой!

Это заставляет задуматься. Две русские девушки, похожие друг на друга и внешне, и не только внешне. Почти одного возраста, одного — советского — воспитания, обе художницы, обе верующие, обе с виду мягкие и уступчивые, но внутри самостоятельные, всегда сами решающие, как им поступить. Обе в Америке уже во второй раз и успели к ней приглядеться. Казалось бы, при таком сходстве их отношение к этой стране (и к России тоже) должно быть примерно одинаковым, а оно вон как отличается. Одна, просыпаясь по утрам и осознавая, что она в Лейквуде, ощущает прилив радости, слегка омрачить которую способна лишь мысль, что ее несчастный дядя вынужден возвратиться в не пригодную для жизни страну, именуемую Россией. Другая томится там, как птица в золотой клетке, и как о самом вожделенном событии мечтает о приземлении в Шереметьеве. В чем же тут дело?

Наверное, в самой глубине нашего "я", в каких-то неведомых его тайниках есть некий крошечный переключатель, который может находиться в двух положениях. Повернут он налево — все люди, вещи и поступки воспринимаются по-одному: повернут направо — совершенно по-другому. Никто из окружающих не видит, куда повернут в человеке этот винтик, да и сам он этого не знает, а все цвета картины мира зависят только от этого. У Жени и Аси они установлены в разных положениях, отсюда и различие их отношения к Америке и России…

Социальное дерево Соединенных Штатов выросло из саженца, каковым была первая основанная европейцами община. Кто же были эти европейцы? Первый камень будущего североамериканского государства заложила группа переселенцев из Британии, высадившаяся в 1610-м году с парусника «Майский цветок» неподалеку от современного Бостона, штат Массачусетс, на полуострове Кейп-Код. Через десять лет они перебрались на материк и основали город, которому присвоили имя английского порта Плимута, — это, видимо, было таким же проявлением ностальгии, как наречение городка под Ростовом Великим именем Переяславля Киевской Руси, покинутого из-за монгольского нашествия. Психологию беженцев можно понять,

Люди, прибывшие на «Мэй Флауэр», тоже были беженцами — они принадлежали к преследуемой на родине пуританской секте. И это было очень важным обстоятельством, в силу которого они начали свою жизнь на новом континенте совсем не в том качестве, что испанские завоеватели. Это предопределило дальнейшее коренное различие между США и Латинской Америкой.

И Колумб, и Веспуччи, и Орельяна, и все, кто шел с ними и за ними, видели свою миссию в том, чтобы присоединить захваченные у туземцев земли к метрополии, сделать их новым драгоценным украшением испанской короны. Совсем с другой целью прибыли в Северную Америку пассажиры английского парусника. Они навсегда рвали со своей прежней родиной, пути назад у них не было, всю свою дальнейшую судьбу они связывали с той землей, на которую вступали. Выражаясь библейским языком, она была для них Новым Израилем. Собственно, они так ее и называли. Это была для них Земля Обетованная, на которой они намеревались организовать свою жизнь в полном соответствии со своими религиозными принципами, выношенными еще дома, но пришедшимися там не ко двору. И хотя британская корона вначале претендовала на владение этой землей, уже через полтора столетия переселенцы подняли войну за независимость и вскоре закрепили свою самостоятельность уже и юридически, образовав собственную республику. Теперь эти принципы могли реализоваться свободно и открыто, и именно они были заложены в знаменитый Билль о правах, написанный «Отцами-Основателями» Североамериканских Соединенных Штатов. Так началось всемирно-историческое предприятие, которое можно назвать «великим экспериментом» ничуть не с меньшим правом, чем затеянную столетие с небольшим спустя в России попытку построить жизнь на марксистских основаниях. Американский эксперимент был даже более «чистым». Россия, где насаждался марксизм, была уже сложившейся страной с устоявшимся укладом, с выработанными в течение тысячи лет навыками в области трудовой деятельности, с глубоко укоренившимися представлениями о том, какими должны быть отношения между людьми и т. д. А огромный и пустынный американский континент был той идеальной чашечкой Петри, в которую можно было имплантировать любое мировоззрение и ждать, во что оно естественным образом разовьется.

Что же это было за мировоззрение? Его стержнем была восходящая к Лютеру идеология протестантизма. Ее черты как религии состоят в том, что она отвергает церковные таинства и почитание святых, в том числе и Богородицы. Ее философскую суть можно охарактеризовать как индивидуалистическую модификацию антропоцентризма, то есть такую картину мира, в центре которой стоит человек, понимаемый как отдельная личность, Отличие от европейского протестантизма состояло в том, что у беженцев индивидуалистическое начало было более сильным, доходящим до той степени, когда человек заявляет: «Моей жизнью распоряжаюсь только я, за свои поступки отвечаю я сам, и никто мне не указ», В Англии проповедовать такую форму личной самостоятельности было нельзя из-за наличия крепких традиций социального поведения и авторитетной еще в то время королевской власти, а в Германии — из-за сильного национального чувства немцев, делающего их народом, а не суммой гордых одиночек. А здесь эти одиночки могли развернуться вовсю, не сдерживаемые почти никакими ограничениями извне. Каждого из них увлек к незнакомым берегам и повел дальше на Дикий Запад романтический дух личного самоутверждения.

Заметим, что марксизм, испытательным полигоном для которого несколько позже стала Россия, представляет собой вторую модификацию антропоцентризма, где человек понимается как человек общественный, как член коллектива. Правда, она отличалась от первой модификации не только трактовкой понятия «человек», но и другой важной особенностью. Именно из-за того, что она сформировалась позже, когда модным стал якобы вытекающий из научных достижений материализм, она взяла в качестве своего философского кредо безбожие.

А вот Отцы-Основатели атеистами себя не считали. И они действительно верили в Бога, но это был Бог лютеранский, «Бог в моей душе», похожий не на Творца и Вседержителя, а скорее на ангела-хранителя, приставленного к человеку, чтобы внушать ему благочестивые мысли и побуждать на добрые дела. Имея в своем распоряжении такого «внутреннего», личного Бога, человек не только не нуждается в таинствах, но может даже не ходить в церковь, надеясь получить вознаграждение на том свете за такие добродетели, как честность, прямота, требовательность к себе, дисциплинированность, упорство, трудолюбие, бережливость и т. д. Но ведь перечень этих черт нам уже встретился, когда мы набрасывали психологический портрет человека, избравшего самость. Аналогия настолько близкая, что не может быть случайной. Конечно же, протестантизм есть тот же самый выбор, только сделанный на уровне общественной души. Тут, правда, может смутить то обстоятельство, что в ряду возникающих при этом выборе качеств должно фигурировать безбожие, а протестанты признают Бога. Но со временем Он делается в их сознании все более призрачным. Это происходит оттого, что Бог у них имеет более психологический, чем онтологический статус, а это первый шаг к тому, чтобы начать воспринимать Его как понятие вспомогательное и условное.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31