Закат Америки

Кант, которого Флоренский назвал «философом протестантизма», так и сказал: мы не знаем, существует ли Бог, но мы должны думать, что Он существует, ибо это понятие полезно для организации общественной жизни, Вот только одного не учел Кант: верить во что-то только потому, что эта вера полезна, человек не может, ибо вера есть не что иное, как твердая уверенность в существовании предмета веры. И с каждым поколением общество этого типа становится все более безрелигиозным. Это происходило, конечно, и с американским обществом.

Однако процесс не был прямолинейным, В истории США был период, когда там чуть не появилась собственная аристократия, в это могло бы перевернуть всю систему ценностей. Но этому не дали случиться: слишком твердым оказалось намерение нации осуществить таки принципы Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона и других героев войны за независимость. Страна устояла в своем выборе.

Тоской по этой неосуществившейся возможности проникнуто одно из лучших произведений американской литературы — роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». Ценность этого художественного свидетельства особенно велика, поскольку оно является свидетельством невольным, сделанным вопреки убеждениям автора. Описывая события гражданской войны 1861—1865 годов, Митчелл разумом стоит на стороне северян, считает их прогрессивной силой и старается изобразить южан плохими людьми — жадными и жестокими. Но ее талант побеждает собственную рассудочную концепцию, и получается нечто противоположное. Все, что трогает нас в романе, связано лишь с «плантаторами» и «рабовладельцами», только они вышли живыми людьми, которым мы сочувствуем, слезами которых плачем и смехом которых смеемся, и сжимающий наше сердце грустный осадок от прочтения книги есть не что иное, как грусть от того, что эти полюбившиеся нам люди унесены беспощадным ветром истории. А вот среди прогрессивных северян нет ни одного запоминающегося образа — все они безлики и стереотипны. В общем, все тут так же, как в «Тихом Доне» Шолохова: симпатичны только «отрицательные» герои, а провозвестники светлого будущего отвратительны.

С поражением Юга не состоялась не только начавшаяся там складываться политическая форма, которая успела породить галерею ярких личностей. Сошла на нет и высокая американская культура. Какое-то время ей удавалось питаться ностальгическими воспоминаниями, и так родилось все истинно значительное в ней — и «Приключения Тома Сойера», и те же «Унесенные ветром», и, что особенно показательно, Фолкнер — последний великий писатель Соединенных Штатов. Истощились эти воспоминания, вымерли бабушки и дедушки, рассказывавшие о старых добрых временах своим впечатлительным внукам, и кончилась заслуживающая этого названия литература — ныне ее в этой стране нет и в помине. То же можно сказать о музыке и о живописи. Вместе с несправедливостью, которую видели в использовании невольничьего труда, была уничтожена завязывающаяся красота бытия, а ведь красота есть преддверие любви… Америка подтвердила свою решимость продолжить свой эксперимент.

Принятие в качестве идеала «человека, который сам себя сделал» и утверждение более сильной, чем в Западной Европе, формы индивидуализма содействовали быстрому материальному процветанию Америки, поскольку заставляли людей мобилизовать все свои умственные и физические способности на деловую активность. Однако в протестантизме американского образца были запрограммированы и другие механизмы, ведущие к снижению творческого потенциала нации. В какой-то момент, скорее всего в тридцатых годах нынешнего столетия, эти две противоположно направленные тенденции уравнялись. Это был «звездный час» Америки, ее кульминация, после которой она пошла на спад. Все пожилые американцы вспоминают эти времена со вздохом: «Да, сейчас уже не то…» Нет никакого сомнения в том, что государственная линия президента Рейгана, оживившая экономику страны и вернувшая некоторое уважение к забытым нравственным ценностям, имела своим источником его сильную ностальгию по «Великой Америке», которую он застал в юности и которую страстно хотел возродить. Но, хотя вначале ему что-то удалось, под конец он капитулировал перед теми же силами, которые сломили когда-то южан, и поворот к красоте и любви снова не состоялся. Переключатель застыл в положении «Я сам».

Каковы же те деструктивные механизмы, которые включает в действие принятый американским обществом индивидуалистический антропоцентризм?

Первый — это неизбежно возрастающая в сделавшем такой выбор обществе безрелигиозность и вытекающее из нее падение нравов. Помню, когда-то меня поразило часто звучавшее в передачах «Голоса Америки» утверждение: «Американцы — самая религиозная нация в мире». По свойственной молодым людям доверчивости к информации неотечественного происхождения я тогда принял его за чистую монету. С тех пор утекло много воды, я дважды сам побывал в Америке, проехал ее от канадской до мексиканской границы, внимательно в нее всматривался, беседовал с сотнями ее граждан, и теперь могу сказать совершенно определенно: американцы — абсолютно неверующая нация.

Я не думаю, что диктор регулярно повторявший свою фразу, намеренно обманывал слушателей. Он просто ошибался, и источником ошибки было то, что он пользовался неправильным критерием религиозности, характерным для протестантского о ней представления. Он основывал свои данные на опросах, то есть полагался на самооценки. При таком подходе религиозным считается человек, который на вопрос: «Верите ли вы в Бога?» — дает положительный ответ. Но это наивно. Неверующий даже скорее ответит на этот вопрос «да», чем верующий, ибо последний знает, что к истинной вере надо идти долгим и трудным путем, а первый полагает, что вера есть лишь допущение присутствия в мире какого-то высшего начала. На самом же деле критерий религиозности, как мы уже говорили, существует только один — ощущение реальности инобытия, которое мы после своей смерти встретим лицом к лицу, и осознание того, что подготовка к этой встрече является главной задачей нашей жизни на земле. А американцы могут признать инобытие разве лишь теоретически и никогда не будут учитывать его в своих поступках и намерениях. Они целиком живут в материальном мире и все свои силы употребляют только на то, чтобы устроиться в нем как можно лучше. Убеждение, что никакого иного существования, кроме здешнего, нет и быть не может, стало их национальным признаком.

Прямым следствием этого является исчезновение из общественного сознания такого понятия, как «грех», и замена его понятием «преступление». Между ними огромная разница. Грех есть переход грани между честностью и нечестностью, которую проводит вложенный в человека Богом нравственный закон, называемый совестью; преступление — это переход грани между тем, за что не наказывают, и тем, за что наказывают. И страшная правда Америки состоит в том, что большинство людей считается только со второй гранью, которую можно сдвигать, если научиться это делать. Это не поклеп: жизнь в своем непредсказуемом развитии несколько раз как бы специально создавала ситуации, в которых это полностью подтверждалось. Случалось так, что то в одном, то в другом городе США вечером отключалось электричество, и всюду при этом происходило одно и то же: под прикрытием темноты толпа начинала грабить магазины. Это значит, что американцы не воруют в основном потому, что не хотят быть пойманными, а быть непойманными ворами они согласны в любой момент. Впрочем, почему я сказал «не воруют», — воруют, да еще как! Высокий уровень готовности к преступлению порождает и высокий уровень самой преступности, который был бы еще выше, если бы не четкая и самоотверженная работа полиции.

Помимо явного криминала, нарастает в Америке и всякого рода жульничество, непорядочное поведение. В стране, которая славилась трудолюбием своих жителей, появились сегодня огромные пласты непроизводительного населения. Миллионы паразитов висят ныне на шее богатой пока еще Америки, считая, что грех не воспользоваться бесплатно таким богатством, что она от этого не обеднеет. Вырабатывается уже и разного рода «философия», оправдывающая жизнь на дармовщинку. Если бездельником является негр, он говорит: «Вы выжимали из нас соки на плантациях, теперь кормите нас». Если это белый неудачник, не сумевший реализовать свои амбиции, он обвиняет в своих бедах дурно устроенное государство и проникается убеждением, что это паршивое государство должно компенсировать нанесенные ему моральные травмы. А способов прожить не работая в США достаточно много, и главный из них — использование разных видов социальной помощи, так называемой «Welfare», на которую отпускаются большие средства из национального бюджета. Скажем, матерям-одиночкам выдают из казны определенную сумму на каждого ребенка, так что если у женщины трое-четверо детей и нет мужа, ей набегает очень приличная прибавка. Казалось бы, все справедливо и гуманно, так и должно быть. Но фокус в том, что во многих случаях у нее есть муж, иногда даже с хорошей зарплатой, но они специально не регистрируют свой брак, чтобы иметь дополнительные средства. Утаивание факта замужества от властей — не уголовное преступление, а мелкий обман, так что если аферистку и разоблачат, ее не посадят в тюрьму, а просто перестанут выплачивать пособие. А тот факт, что тут присутствует ложь, нисколько не смущает ни саму «ловко устроившуюся» женщину, ни ее знакомых, которые обычно все знают.

Особенно заметно разрушение моральных принципов в среде подростков, и в этом заключается самый тревожный симптом — ведь они представляют собой будущее Америки. Вот сравнительные данные, полученные статистиками на материале типичного американского городка. Методом анкетирования в 1940-м и в 1988-м годах были выявлены проблемы, более всего беспокоящие школьных учителей, и расположены по степени актуальности. Получилась следующая картина:

1940 год

1. Разговоры в классе.

2. Жевание жвачки.

3. Шум.

4. Бег по коридорам.

5. Несоблюдение очередей.

6. Одежда не по правилам.

7. Бросание мусора на пол.

1988 год

1. Злоупотребление наркотиками.

2. Злоупотребление алкоголем.

3. Беременности.

4. Самоубийства.

5. Изнасилования.

6. Ограбления.

7. Избиения.

Деградация морали очевидна. Другой механизм, несущий серьезную угрозу американскому обществу, порожден спецификой протестантизма как религии. Культивируя «Бога в душе», он не способен стать тем цементом, который связывает людей в единое целое, образуя из их совокупности организм более высокого порядка, называемый нацией или народом. Сначала это почти не сказывалось. Первая община представляла собой некий клан, и ее жизнь регулировалась родовыми законами; когда пионеры двинулись на Запад, их объединял романтический дух преодоления трудностей; в периоды войны за независимость и гражданской войны людей сплачивало общее стремление победить врага. Но когда страна была полностью благоустроена и стала такой сильной, что никакому противнику уже не приходило в голову на нее напасть, обнаружилось, что у Соединенных Штатов нет национальной идеи. Но ведь без такой идеи общество не может нормально функционировать, поэтому пустующую нишу надо было чем-то заполнить. Это заполнение должно было быть таким, чтобы помочь американцам обрести единое для всех понятие родины, и в то же время не противоречить их индивидуалистическому антропоцентризму. Решение нашлось само собой. Поскольку при сделанном американским обществом выборе «родина есть то место, где мне хорошо», искру патриотизма из его сердца могла высечь только такая идея: «Как хорошо у нас в Америке, где никакое внешнее давление не ограничивает индивидуальной свободы и каждый может добиться всего своими собственными силами». В общем, раз уж мы бесповоротно встали на путь самости, то пускай единодушное исповедование самости будет средством ее преодоления в тех пределах, которые необходимы для выхода на уровень коллективного существования. А это равносильно такому принципу: мы должны образовать единую семью, поскольку нас роднит присущий каждому из нас эгоизм.

Ясно, что это средство, подменяющее сущее утилитарным, представляет собой еще одну кантианскую хитрость и, как все подобные хитрости, ничего дать не сможет. Так оно и получилось: от него сейчас больше вреда, чем пользы, оно скорее разрушает, чем созидает. Изготовленное по такому рецепту национальное кредо оказалось столь поверхностным и расплывчатым, что возникшая вокруг него идеология не могла не стать такой же легковесной и эклектической. Чувствуя, что в нем кроется внутреннее противоречие, американцы выработали в себе устойчивую аллергию ко всякому докапыванию до корней, к любому серьезному философствованию, так что о его метафизическом обосновании нет и речи. Убеждение, что Соединенные Штаты — страна с идеальным жизнеустройством и самым привлекательным на свете типом культуры, внушается населению в основном на уровне обыденного сознания и условных рефлексов, а уж если какое-то умственное построение, созвучное национальному кредо, имеет наукообразный вид, оно сразу обретает огромную популярность и распространяется по стране подобно эпидемии. Разумеется, вскоре выясняется, что теория была ошибочной и нанесла нации ущерб. В полной незащищенности от интеллектуальных подделок состоит большая беда Америки.

Чтобы было понятно, о чем я говорю, приведу один пример. Еще недавно в США издавались большими тиражами сочинения доктора Спока, который учил, что ребенку прямо с пеленок нужно предоставлять полную самостоятельность: пусть делает что хочет, нельзя насиловать его натуру. Конечно, это был типичный приспособленец, безошибочно вычисливший, что может понравиться американской публике. Как врач, он, вероятно, понимал, к каким уродствам приведет подобное «воспитание», сводящееся к отмене всякого воспитания, но желание приобрести славу и деньги перевесило, и он начал пропагандировать тезис о нормативности «естественного поведения» детей. А «научное обоснование» заключалось в ссылках на то, что в некоторых африканских племенах детям разрешается заходить в любое бунгало и съедать все припасы, которые они там обнаружат. Спок попал в самую точку: его сограждане пришли в восторг и перестали заниматься своими малышами, употребляя освободившееся время на свои собственные дела. И что же из этого вышло? Приведенные выше данные показывают, как распоясалось в Америке юное поколение: думается, вклад в этот сдвиг прославившегося защитника прав детей не так уж мал. Это постепенно стали осознавать его сограждане, и спрос на его опусы упал. Поощрение «самости» у детей под напором фактов признано неудачной затеей. Поощрение «самости» у взрослых остается краеугольным камнем американского мировоззрения и дает те же плоды.

Сосредоточение всех помыслов исключительно на вещественной стороне бытия христиане называют «обмирщенностью». Пользуясь этим термином, можно дать Соединенным Штатам краткую характеристику: это царство сплошной обмирщенности (как у нас была когда-то сплошная коллективизация). Ее господство там настолько незыблемо, что она уже ничего не боится, даже призывов не обмирщаться. Американцы, целиком погрязшие в добывании денег и раздумьях о том, куда их вложить или на что истратить, не испытывают и тени смущения, слушая проникновенные проповеди священников или пасторов, в которых им внушают, что все это суета сует и в первую очередь нужно заботиться о спасении души. Им даже нравятся эти слова, — как заключающие в себе некую отвлеченную истину, однако им никогда не приходит в голову применить эту истину к себе лично. Там масса всяких христианских ассоциаций, и Евангелие, являющееся для них общим знаменателем, печатается десятками миллионов экземпляров, но общественное сознание не может правильно воспринять даже название этой великой Книги. «Евангелие» — это «Благая Весть», весть о приблизившемся в лице воплощенного Бога Небесном Царствии. Сам Иисус говорит о Себе: "Я не от сего мира (Иоанн, 8, 23), а Его любимый ученик Иоанн Богослов разъясняет эту мысль: «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира» сего (1 Иоанн. 2, 16). А жизнь в Америке целиком управляется материальными вожделениями и тщеславием, то есть она вся от мира сего. И с Христом, Который только для того и явился на землю, чтобы вознести человека на небеса, они поступили не менее жестоко, чем те, кто Его распял: полностью включили Его в земную систему ценностей, расположив где-то повыше томатного сока, но, конечно, много ниже доллара.

Я предвижу, что в этом месте многие читатели будут возмущены. «Разве можно так говорить, о стране, — воскликнут они, — где широко распространена всякого рода благотворительность, где люди улыбчивы и приветливы, где вам всегда готовы прийти на помощь, где, как нигде, носятся с инвалидами, придумывая для них облегчающие жизнь удивительные приспособления, где самозабвенно охраняют животных, всем миром бросаясь оттаскивать в море выбросившегося на отмель кита? Ведь все это — добрые дела, а свершение добрых дел есть один из признаков богобоязненности, то есть подсознательного допущения, что существует тот свет, где нас будут судить по нашим поступкам. И не стыдно ли русскому автору высокомерно называть безрелигиозным народ, который безо всякой для себя выгоды, движимый одним лишь чувством жалости, направляет миллионы продуктовых посылок его народу? Сам-то небось, когда был в Штатах, вовсю пользовался тамошним гостеприимством, да и какой-нибудь дефицит наверняка привез оттуда, а теперь начинает читать американцам мораль…»

Этот упрек был бы очень сильным, если бы не одно обстоятельство: я говорю не о личностях, а о социуме. В Америке можно встретить самых разных людей, в том числе и очень ярких, самоотверженных, умеющих горячо и преданно любить и совершенно бескорыстных. Но это будут лишь частные детали, за которыми все время просвечивает общий фон, характеризуемый формулой: «обмирщенность, ограниченность, самодовольство». Между прочим, и те яркие личности, с которыми мне приходилось беседовать в США, согласны с такой характеристикой. Приезжему же человеку, если он способен обращать свое внимание не только на продающиеся в магазинах товары и бегающие по улицам автомобили, этот фон неприятен. Его всюду раздражает наивная уверенность американцев, что их образ жизни самый лучший и только он может быть назван образом жизни цивилизованных людей, когда на самом деле в нем очень мало привлекательного, а многие его аспекты даже наводят уныние.

После того, как проходит возбуждение от знакомства с огромной и богатой страной и ее природными красотами, после того, как присмотришься к жизни американцев, которые в своем большинстве хорошие и добрые люди, их становится жалко. Начатый ими в семнадцатом веке эксперимент провалился! Устроить на принципе индивидуалистического антропоцентризма достойное венца мироздания бытие не удалось. Для этого ли замыслил человека Творец? Для бессмысленного потребления все новых и новых товаров? Для ежедневного вычитывания из пухлых газет многочисленных цифр и индексов, подсказывающих, где эти товары можно купить подешевле? Для постоянного раздумывания над арифметической головоломкой: взять покупку в кредит и списать долг из подоходного налога или заплатить сразу, чтобы не выплачивать проценты по займу? Для упоения собственной цивилизованностью, доказательством которой считается умение открывать банки с пивом, общее представление о теориях Дарвина, Маркса и Фрейда и убеждение в том, что эти великие ученые дали ключ к правильному пониманию мироустройства? Для проглатывания за утренним кофе журнальных статей с совершенно одинаковой интонацией — слегка ироничной, немного афористичной и всячески стремящейся внушить впечатление полной объективности? Для тепличного существования в долларовой империи, ссужающей деньги целому миру и живущей на проценты, откуда страдания, борьба и вера сотен миллионов людей в других странах кажутся результатом их собственной глупости? Для того, чтобы снисходительно учить этих страдающих, борющихся и верующих людей: живите как мы, и все будет у вас хорошо? Для того, чтобы однажды проснуться и увидеть, что вольной Америки больше нет, ибо ее взяли в свои загребущие руки хищные новые эмигранты, не повторившие ошибку индивидуалистов-протестантов и утвердившие в своей общине законы стадного поведения, позволившие им заполнить в социуме все промежутки между стоящими поодиночке потомками Отцов-Основателей?

Нет, не для этого. «Янкизм» оказался не тем вариантом жизнеустройства, ради которого человечество шло через тысячелетия борьбы и поисков. Это — тупиковый вариант. В том виде, в котором она существует сегодня, Америка не имеет будущего. Она лишает человека самого главного — глубинного измерения бытия. Ничто не служит в ней иконой, ничто не выводит на актуальную бесконечность, и потому она рано или поздно уйдет с исторической сцены.

Как это произойдет? Сейчас абсолютно невозможно это предсказать. Возможно, Господь попустит Америке несчастья, которые смирят впавший в гордыню ее народ, возможно, призовет к Себе иным способом. Его пути неисповедимы… Все серьезное, что Он нам посылает, всегда совершенно неожиданно. И оно обычно разрушает губительные для нас самих наши замыслы.

Нечто подобное мы видим в Америке уже и сейчас. Сколько усилий затратила эта страна, чтобы отгородить себя от потустороннего бытия непроницаемой стеной, а Бог взял да и проделал в этой стене сквозную дырку, через которую каждый желающий может посмотреть «туда»…

2.10. Действительно ли обанкротится Америка?

(Накасонэ Я., Мураками Я., Сато С., Нисибэ С. После «холодной войны». М., 1993)

ВОДОВОРОТ ИСТОРИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ В ГЕОПОЛИТИКЕ

Демонтаж «пакс-американской системы» в экономическом плане начался раньше, чем развал социалистического лагеря, однако происходил постепенно. Означавшая гегемонию Америки, эта система базировалась на подавляющем превосходстве всесторонней американской мощи (в то время толкование гегемонии и доминирования было слишком прямолинейным, по нынешним временам это означало бы просто лидерство). Однако впечатляющее превосходство американской государственной мощи примерно с середины 60-х годов начало постепенно таять. По мере того как волна и ндустриализации постепенно захватывала развивающиеся страны, этот факт стал еще более очевидным. Можно сказать, что Соединенные Штаты были заинтересованы в экономическом развитии Западной Европы и Японии. Поэтому относительное снижение доли США в совокупном мировом производстве тесно увязывалось с успехами глобальной политики Вашингтона.

Однако в широком плане наблюдались еще более важные изменения исторического значения, которые повлекли за собой демонтаж системы «пакс-американа», Такие изменения называют «информационной революцией», или «третьей промышленной революцией», отразившей новый этап технического прогресса. Благодаря этому экономические отношения перешагнули за рамки государственных границ и начался процесс глобального распространения индустриализации. Как следствие, произошли, можно сказать, революционные перемены и в отношениях между человеком и окружающей средой, а также в отношениях между государством и предприятиями.

Изменения в экономическом лагере социализма в отличие от этого пошли не путем медленного демонтажа, а приобрели форму внезапного обвала. Как только Советский Союз отказался от права контроля над Восточной Европой (от «доктрины Брежнева»), восточноевропейцы немедленно отшатнулись от системы ленинизма и почти сразу же практически вышли из сферы влияния СССР. Затем и сам Советский Союз, когда входившие в него республики объявили о своей независимости, развалился. В отличие от США, относительное падение превосходства которых с лихвой восполнялось успехами их внешней политики и дальнейшим распространением индустриализации, Советский Союз из-за провала национальной и экономической политики, а точнее в результате движения социализма в тупик, сам стал могильщиком своей системы.

Вслед за развалом структур «холодной войны» и двух экономических систем происходит еще одно крупное изменение. Это — изменение форм суверенных государств, ставших начиная с XVII в. основными субъектами международных отношений. С одной стороны, в связи с поднявшейся волной национализма демонтируется последняя «империалистическая держава» — Советский Союз, — а в странах Восточной Европы возрождается стремление к самоопределению народов, аналогичное тому, что происходит в Югославии. Имеются признаки и того, что «последние наступательные идеологии» — так называемый исламский фундаментализм и арабский универсализм — уступают место национализму.

С другой стороны, активизируется глобальная деятельность транснациональных корпораций и финансовых структур, за рубеж устремляется неисчислимый поток беженцев как по социальным, так и по политическим мотивам. Нельзя игнорировать и тот факт, что как в свободном, так и в коммунистическом лагере, а также в стоящих на грани установления диктатур государствах «третьего мира» стала поднимать голову так называемая народная власть (people power), оказывающая все более заметное влияние на внешнюю политику многих стран. Глобальное загрязнение окружающей среды, распространение по всему миру средств массового уничтожения и наркотиков порождают новые проблемы, которые невозможно решить в рамках только одного государства, что, естественно, изменяет форму поведения суверенных государств.

Как реакция на это в разных странах мира растет понимание того, что проблемы национализма и войны невозможно уже рассматривать через призму интересов только своих наций. Повсеместно наблюдается тенденция к созданию региональных структур. Суверенные государства все чаще оказываются в условиях, когда те или иные проблемы невозможно решить в одиночку. В условиях этих «геополитических изменений мировой истории» мы хотели бы выделить три обстоятельства.

Первое. Демонтаж «советской империи» не следует сводить к одному лишь провалу ленинизма, или, иначе говоря, краху доминирования плановой экономики и диктатуры компартии. Он свидетельствует о конце периода веры в «разумное начало», продолжавшегося в течение двухсот лет истории Нового времени. Переоценка способностей человека в области рационального планирования не может не вести к радикализму в деле обновления общества. В подобный радикализм постепенно вовлекаются и страны свободного мира, образцом чему может служить Япония. Можно сказать, что «перестройка» была нацелена на исправление именно этого коренного дефекта модернизма.

Второе. Распад системы «пакс-американа» прежде всего означает, что форма конкуренции между государствами меняется: «силовые игры» уступают место «играм за благополучие», имеющим тенденцию к многополюсности. База для перехода к «играм за благополучие» подготавливается, естественно, в ходе индустриализации, определяющим фактором которой становится необходимость для каждой страны найти свое место во взаимозависимой структуре международных экономических отношений. Подтверждением подобной взаимозависимости в экономической области является форсирование создания «совместных структур обеспечения безопасности» в сферах политики и военного дела.

Третье. «Игры за благополучие» не привели к ослаблению национальных государств. Наоборот, можно наблюдать случаи, когда нарастающая необходимость в мерах по устранению сложных разногласий, сопровождающих «игры за благополучие», расширяет роль национальных государств. Поскольку отмечавшийся в старых национальных государствах радикальный национализм рано или поздно должен ослабеть, можно сказать, что национальные государства в качестве базовой единицы международного сообщества сохранятся и в обозримом будущем.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ОБАНКРОТИЛАСЬ АМЕРИКА?

Среди наиболее крупных стран мира только Америка избежала разрушений во время второй мировой войны. Ее производственный потенциал, игравший роль «арсенала демократии», в войну еще более укрепился. В результате вскоре после окончания второй мировой войны американская экономика заняла господствующие позиции на мировом рынке. Валовой национальный продукт (ВНП) Америки в то время превышал 40% совокупного мирового ВНП. Помимо этого Америка заняла лидирующее место и в техническом развитии, не позволяя другим странам обогнать себя.

Благодаря позициям превосходства американский вклад в поддержание свободного мирового торгового порядка (вклад в обеспечение международной стабильности и предоставление капиталов с помощью «международных общественных фондов») становился практически единоличным. Америка во времена «холодной войны» выступала не только в качестве западного жандарма, но была и мировым банком в качестве «последнего надежного кредитора» в предоставлении необходимых финансов, а также глобальным Санта-Клаусом в деле оказания экономической помощи. Эти обстоятельства позволяют утверждать, что планета того времени была эпохой «мира с помощью Америки», то есть эпохой «пакс-американизма».

Но по мере того, как другие страны восстанавливались после разрухи, нанесенной второй мировой войной, Америка Постепенно утрачивала господствующие позиции, и к 60-м годам ее ВНП в мировом балансе снизился по сравнению с прежним до 25%. Тем не менее это не означало, что ее экономика зашла в тупик и ослабла. Относительное снижение американских позиций произошло в результате того, что США оказывали экономическую помощь для восстановления стран Запада, включая своих бывших противников — Германию и Японию, — открывали ряду государств свой обширный рынок и предоставляли им передовую технологию. Короче говоря, относительное уменьшение экономической мощи компенсировалось успехами американской внешней политики.

Валовой национальный продукт Америки уже в начале XX в. достигал 20% мирового уровня. Сейчас он ненамного превышает этот уровень, но масштабы американской экономики несопоставимы с аналогичными показателями любой другой страны мира. Если принять во внимание быстрое развитие мировой экономики в последние годы, то становится ясно, что относительное сужение американских позиций не означает «краха». В связи с этим вряд ли верно утверждение теоретиков банкротства («декланистов») о том, что «Америка обанкротилась из-за слишком щедрого предоставления помощи зарубежным государствам».

Современное американское общество породило многие болезненные явления, которые все более осложняются.