Закат Америки

К концу 1999 года первые три страны Центральной Европы станут новыми членами НАТО, хотя их вступление в Европейский союз, вероятно, состоится не раньше 2002-2003 года; к концу 2003 года Европейский союз, возможно, начнет переговоры с тремя прибалтийскими республиками о присоединении к нему, и НАТО также будет вести речь об их, а также Румынии и Болгарии, вступлении в эту организацию, которое, вполне вероятно, состоится до 2005 года. Где-то между 2005 и 2010 годами Украина, при условии, что она осуществит значительные внутренние реформы и будет признана как страна Центральной Европы, должна быть готова к началу переговоров с Европейским союзом и НАТО.

Если стремление к расширению НАТО — а некоторые обязательства на этот счет сейчас уже приняты — не увенчается успехом, то это негативно скажется на идее расширения Европы и окажет деморализующий эффект на жителей Центральной Европы. Хуже того, это может подхлестнуть ныне мало заметные политические претензии России в Центральной Европе. Более того, вряд ли российская политическая элита разделяет желание европейцев, чтобы американское политическое и военное присутствие сильно ощущалось в Европе. Из всего этого следует, что, хотя укрепление отношений сотрудничества с Россией желательно для Америки, она обязательно должна всем ясно дать понять, каковы ее глобальные приоритеты. Если выбор должен быть сделан между большой европейско-атлантической системой и улучшением отношений с Россией, то предпочтение следует отдать первому.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЗАДАЧА РОССИИ

Новые связи России с НАТО и Европейским союзом, нашедшие свое отражение в совместном совете НАТО—Россия, могут побудить Россию принять долго откладывавшееся (еще со времен существования Советского Союза) решение в пользу Европы. Формальное членство в «большой семерке» и совершенствование механизма принятия политических решений в рамках Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (когда может быть создан специальный комитет по безопасности, в который войдут представители Америки, России и нескольких ведущих европейских стран) должны побудить Россию занять конструктивную позицию в вопросах политического и военного сотрудничества в Европе. Наряду с продолжающейся финансовой помощью Запада и осуществляемыми капиталовложениями, особенно в сфере коммуникаций, эти шаги могут еще больше приблизить Россию к Европе.

Однако в долгосрочном плане роль России в Евразии во многом будет зависеть от того, как она сама себя определит. Хотя региональное влияние Европы и Китая возросло, Россия по-прежнему остается собственником самой большой территории в мире, простирающейся на десять временных поясов и значительно превосходящей американскую, китайскую или европейскую. Потеря территории не является для России главной проблемой. Россия скорее должна быть озабочена тем, что в экономическом отношении Европа и Китай уже сильнее ее, и тем, что она отстает от Китая в плане модернизации социальной сферы.

При всех этих обстоятельствах Россия в первую очередь должна отдавать приоритет скорее своей собственной модернизации, чем предпринимать тщетные усилия по возвращению себе статуса мировой державы. Учитывая протяженность территории и ее разнообразный характер, именно децентрализованная политическая система и экономика свободного рынка должны скорее всего пробудить творческий потенциал российского народа и способствовать развитию огромных природных ресурсов страны. Так сказать, свободно конфедеративная Россия, состоящая из европейской России, Сибирской республики и Дальневосточной республики, также придет к выводу, что в таком случае ей будет легче поддерживать тесные экономические связи со своими соседями. Каждое из таких конфедеративных образований сможет успешно развивать творческий потенциал на местах, веками тормозившийся тяжелой бюрократической рукой Москвы. В свою очередь, децентрализованная Россия будет менее склонна к проявлению имперских амбиций.

Россия скорее всего будет готова порвать со своим имперским прошлым, если новые независимые постсоветские государства будут жизнеспособными и стабильными. Эта их жизнеспособность будет сдерживать любые, все еще сохранившиеся имперские поползновения России. Политическая и экономическая поддержка новых государств должна стать составной частью более широкой стратегии по включению России в систему трансконтинентального сотрудничества. Важнейшим компонентом такой политики является суверенная Украина, а также — поддержка таких стратегически важных государств, как Азербайджан и Узбекистан.

Широкомасштабные международные инвестиции во все более доступную Среднюю Азию не только приведут к укреплению независимости новых государств, но и благотворно скажутся на постимперской и демократической России. Разработка региональных ресурсов приведет к росту благосостояния и внесет ощутимый элемент стабильности, что уменьшит опасность возникновения конфликтов балканского типа. Развитие регионов благоприятно скажется также на соседних провинциях России, которые в экономическом плане имеют тенденцию скатываться вниз. Новые руководители регионов постепенно станут меньше опасаться политических последствий от более тесных экономических связей с Россией. В таком случае неимперская Россия может восприниматься регионами как крупнейший экономический партнер, а не как имперский правитель.

НЕУСТОЙЧИВЫЙ ЮГ ЕВРАЗИИ

Добиваясь стабильности на юге Кавказа и в Средней Азии, Америка должна проявлять осторожность, чтобы не оттолкнуть от себя Турцию, когда последняя пытается выяснить, можно ли добиться улучшения отношений между Соединенными Штатами и Ираном. Если Турция почувствует себя страной, вытесненной из Европы, она станет более исламской и менее склонной к сотрудничеству с Западом в вопросе интеграции Средней Азии в мировое сообщество. Америка должна использовать свое влияние в Европе, чтобы способствовать возможному вступлению Турции в Совет Европы и восприятию этой страны как европейского государства при условии, конечно, что Турция в своей внутренней политике не сделает драматического поворота в сторону ислама. Постоянные консультации с Анкарой относительно того, какое будущее ожидается в районе бассейна Каспийского моря и в Средней Азии, укрепят ощущение, что Турция является стратегическим партнером Соединенных Штатов. Америка должна также поддерживать стремление Турции проложить нефтепровод из Баку в расположенный на Средиземноморском побережье Сейхан — основной терминал для энергетических ресурсов бассейна Каспийского моря.

Следует также добавить, что увековечивание американо-иранского противостояния не отвечает интересам США. Любое возможное примирение должно быть основано на признании обеими сторонами того факта, что стабилизация ситуации в регионе отвечает их взаимным стратегическим интересам. Соединенные Штаты все еще заинтересованы в том, чтобы Иран был сильным, пусть даже движимым религиозными мотивами, но отнюдь не настроенным решительно против Запада государством. Американским долгосрочным интересам в большей степени соответствовало бы снятие существующих возражений Вашингтона в отношении тесных турецко-иранских экономических связей, особенно в вопросе строительства новых нефтепроводов из Азербайджана и Туркменистана. Действительно, финансовое участие Америки в подобных проектах пошло бы ей на пользу.

Хотя в настоящее время Индия играет пассивную роль, она тем не менее весьма заметна на евразийской сцене. Не имея политической поддержки, которую она получала ранее от Советского Союза, Индия сдерживается в геополитическом плане китайско-пакистанским сотрудничеством. Выживание демократии в Индии важно само по себе, поскольку оно лучше, чем многочисленные тома академических трудов, опровергает представление о том, что права человека и демократия — это исключительно западные ценности. Индия доказывает, что «азиатские ценности», пропагандируемые различными общественными деятелями, от Сингапура до Китая, просто-напросто антидемократичны и необязательно предназначены для Азии. Поражение Индии в этом деле явилось бы ударом по перспективам демократии в Азии и привело бы к оттеснению страны, которая внесла свой вклад в баланс сил в Азии, особенно учитывая рост влияния Китая. Индия должна участвовать в дискуссиях, относящихся к региональной стабильности, не говоря уже о том, что необходимо и дальше укреплять двусторонние контакты между военными ведомствами Америки и Индии.

КИТАЙ КАК ВОСТОЧНЫЙ ЯКОРЬ

Стабильного равновесия сил в Евразии не будет без достижения глубокого стратегического взаимопонимания между Америкой и Китаем и четкого определения растущей роли Японии. Это ставит перед Америкой две задачи: определение практических параметров и допустимых пределов роста влияния Китая как доминирующей региональной державы и решение проблемы со стремлением Японии выйти за рамки своего фактического статуса американского протектората. Если избегать излишних опасений по поводу растущей мощи Китая и экономического подъема Японии, то можно будет внести элементы реализма в политику, которая должна основываться на тщательных стратегических расчетах. Цель такой политики должна заключаться в том, чтобы склонить мощный Китай к конструктивному решению региональных проблем и направить энергию японцев в сторону широкого международного сотрудничества.

Подключение Пекина к серьезному стратегическому диалогу является первым шагом в стимулировании его интереса к нахождению общего языка с Америкой. Это отражается в обоюдной озабоченности двух стран в связи с положением в Северо-Восточной и Средней Азии. Вашингтону необходимо также устранить всякого рода неопределенности относительно его политики, согласно которой есть только один Китай, чтобы еще больше не осложнять вопрос о Тайване, особенно после того, как Китай получил Гонконг. Точно так же Китай заинтересован в том, чтобы показать, что даже Великий Китай может сохранить различный подход к своим внутренним политическим проблемам.

Чтобы добиться определенного прогресса, китайско-американский стратегический диалог должен быть непрерывным и серьезным. Следуя этим путем, даже в таких спорных вопросах, как Тайвань и права человека, можно найти определенное решение. Китайцам необходимо сказать, что либерализация в их стране — это не только чисто внутреннее дело, поскольку лишь демократический и процветающий Китай имеет какие-либо шансы переманить мирным образом Тайвань на свою сторону. Любые попытки решить проблему воссоединения с помощью силы поставят под угрозу китайско-американские отношения и подорвут способность Китая привлечь иностранные инвестиции. Претензии Китая на определяющую роль в регионе и получение статуса мировой державы уменьшатся.

Хотя Китай все больше заявляет о себе как о доминирующей в регионе стране, вряд ли в обозримом будущем он станет мировой державой. Часто высказываемая мысль, что следующей мировой державой станет Китай, вызывает паранойю за пределами Китая, а в нем самом порождает манию величия. Еще нельзя с полной уверенностью утверждать, что бурное развитие Китая будет продолжаться на протяжении двух ближайших десятилетий. Действительно, сохранение в течение длительного времени нынешних темпов роста потребует чрезвычайно благоприятного сочетания таких факторов, как национальное руководство, политическое спокойствие, дисциплина в социальной сфере, высокий уровень сбережений, широкий поток иностранных капиталовложений и региональная стабильность. Длительное существование комбинации всех этих факторов вряд ли возможно.

Даже если Китаю удастся избежать серьезных политических потрясений и сохранить свой экономический рост в течение четверти века — что под большим вопросом, — он все равно останется относительно бедной страной. Даже при увеличении внутреннего национального продукта в три раза уровень жизни в Китае с его доходами на душу населения останется ниже большинства развитых стран и значительная часть граждан будет продолжать жить в бедности. По уровню использования телефонов, автомобилей, компьютеров и т.д. китайцы будут отнюдь не на высоте.

За два десятилетия Китай может превратиться в глобальную военную державу, поскольку его экономика позволит руководителям страны направлять значительную часть внутреннего валового продукта на модернизацию вооруженных сил, в том числе на дальнейшее развитие стратегического ядерного арсенала. Вместе с тем следует отметить, что если Китай чрезмерно увлечется этим, то на долгосрочном экономическом подъеме Китая это может сказаться так же негативно, как гонка вооружений сказалась на советской экономике. Широкомасштабное военное строительство в Китае побудит Японию поторопиться дать соответствующий ответ. В любом случае, если не считать ядерные силы, в течение определенного времени Китай не сможет использовать военную мощь за пределами региона.

Великий Китай, становящийся доминирующей державой в регионе, — это особый вопрос. Реальной сферой регионального влияния Китая, скорее всего, станет некая часть будущей Евразии. Эту сферу влияния не следует путать с зоной исключительно политического доминирования, какую, например, имел Советский Союз в Восточной Европе. Это будет скорее похоже на регион, в котором слабое государство готово платить определенную мзду с учетом интересов, позиций и ожидаемой ответной реакции доминирующей там державы. Короче говоря, сфера китайского влияния может быть определена как регион, в котором первоочередным вопросом является: «А какова точка зрения Пекина на это?»

Великий Китай, похоже, получит политическую поддержку от своей преуспевающей диаспоры в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Маниле и Джакарте, не говоря уже о Тайване и Гонконге. Согласно журналу Asiaweek, общая стоимость 500 ведущих предприятий в Юго-Восточной Азии, принадлежащих китайцам, составляет около 540 млрд. долл. Страны Юго-Восточной Азии уже считают необходимым время от времени считаться с политическими высказываниями и экономическими интересами Китая. Эта страна, становящаяся мощной политической и экономической державой, может также оказывать в более открытой форме влияние на Дальневосточную Россию, выступая спонсором объединения двух государств на Корейском полуострове.

Геополитическое влияние Великого Китая не обязательно должно быть несовместимым с заинтересованностью американцев в стабильной, плюралистической Евразии. Например, растущий интерес Китая к Средней Азии сужает возможности России в деле достижения политической реинтеграции региона под контролем Москвы. В этой связи, и с оглядкой на Персидский залив, растущие энергетические потребности Китая означают, что он имеет общие интересы с Америкой в сохранении свободного доступа к нефтедобывающим регионам и в политической стабильности там. Аналогично этому поддержка Китаем Пакистана сдерживает стремление Индии подчинить себе последний. Это своего рода цена, которую Индия платит за сотрудничество с Россией в вопросах, связанных с Афганистаном и Средней Азией. Участие Китая и Японии в развитии Восточной Сибири также может способствовать стабилизации в этом регионе.

Суть дела в том, что Америка и Китай нуждаются друг в друге. Великий Китай должен рассматривать Америку как своего естественного союзника как по историческим, так и по политическим причинам. В отличие от Японии или России Соединенные Штаты никогда не предъявляли никаких территориальных претензий к Китаю. В отличие от Великобритании они никогда не унижали Китай. Более того, без надежных стратегических отношений с Америкой Китай вряд ли сможет продолжать привлекать огромные капиталовложения из-за рубежа, необходимые для того, чтобы играть главенствующую роль в регионе.

Точно так же, без китайско-американского стратегического сотрудничества, служащего как бы восточным якорем для развертывания американского присутствия в Евразии, у Америки не будет геостратегии для Азиатского континента, что, в свою очередь, лишит ее геостратегии для Евразии в целом. Для Америки Китай, включенный в широкую сеть международного сотрудничества, может стать важной стратегической картой — такой же, как Европа, и более весомой, чем Япония, — в деле обеспечения стабильности в Евразии. Для признания этого факта Китай может быть приглашен на ежегодную встречу руководителей семи стран, тем более, что недавно такое приглашение было направлено России.

НОВАЯ РОЛЬ ЯПОНИИ

Поскольку в скором времени в восточной части Евразийского континента демократический плацдарм не появится, очень важно, чтобы усилия Америки по налаживанию стратегических отношений с Китаем основывались на признании того факта. что успешно развивающаяся в демократическом и экономическом отношениях Япония является глобальным партнером Америки, а не расположенным на островах азиатским союзником в борьбе против Китая. Лишь на этой основе может быть построена система трехстороннего согласия — с одной стороны, Америка как мировая держава, с другой стороны, Китай как региональный лидер и, с третьей стороны, Япония как лидер в международном плане. Такое согласие может быть поставлено под угрозу в результате любого существенного расширения американо-японского военного сотрудничества. Япония не должна быть непотопляемым авианосцем Америки на Дальнем Востоке, а также она не должна быть главным военным партнером Америки в Азии. Усилия в том направлении, чтобы Япония играла подобную роль, могут отгородить Америку от азиатского континента, осложнить путь к достижению стратегического согласия с Китаем и негативно сказаться на попытках Америки укрепить стабильность в Евразии.

Учитывая холодность, с которой Япония продолжает сталкиваться в регионах из-за своего поведения до и после второй мировой войны, ей не суждено играть важную политическую роль в Азии. Япония не стремится к примирению с Китаем и Кореей подобно тому, как Германия примирилась сначала с Францией, а теперь намерена поступить таким же образом с Польшей. Подобно островной Британии в отношениях с Европой, Япония в политическом плане мало значит для азиатского континента. Тем не менее Токио может играть важную роль в международном плане, тесно сотрудничая с Соединенными Штатами в таких новых вопросах, как развитие и поддержание миротворческих процессов, избегая в то же самое время принятия контрпродуктивных мер для утверждения себя как региональной державы в Азии. Лидерство Америки должно направлять Японию как раз в этом направлении.

Тем временем подлинное японо-корейское примирение внесло бы значительный вклад в возможное объединение Южной и Северной Кореи на путях стабильности, смягчая международные осложнения, могущие при этом возникнуть. Соединенные Штаты должны содействовать сотрудничеству в таком направлении. Многие конкретные шаги, начиная от совместных университетских программ и кончая созданием объединенных военных формирований, могут быть осуществлены и в данном случае. После объединения двух стран на Корейском полуострове всеохватывающее и стабилизирующее в региональном плане японско-корейское партнерство может, в свою очередь, способствовать расширению американского присутствия на Дальнем Востоке.

Не нужно доказывать, что тесные политические отношения с Японией в интересах глобальной политики Америки. Но станет ли Япония американским вассалом, соперником или партнером, зависит от способности американцев и японцев вырабатывать общие международные цели и проводить разделительную линию между стратегической миссией США на Дальнем Востоке и притязаниями японцев на глобальную роль. Для Японии, несмотря на дебаты в стране по поводу внешней политики, отношения с Америкой остаются главным элементом для определения путей международного развития. Дезориентированная Япония, либо склонная к перевооружению, либо стремящаяся к сепаратным договоренностям с Китаем, будет означать конец американской роли в азиатско-тихоокеанском регионе и потерю перспектив на достижение стабильного трехстороннего соглашения между Америкой, Японией и Китаем.

Дезориентированная Япония будет скорее похожа на беспомощного кита, опасно мечущегося после того, как он оказался выброшенным на берег. Для того чтобы Япония обратила свой взор на страны, расположенные не только в Азии, нужны побудительные мотивы, а также специальный статус для нее, который обеспечивал бы ей возможность отстаивать свои национальные интересы. В отличие от Китая, который может добиваться статуса мировой державы лишь после того, как станет региональной державой, Япония может приобрести мировое влияние только в том случае, если сначала воздержится от попыток стать региональной державой.

Все это доказывает, что для Японии более важно понимать, что ее роль особого партнера Америки в мировых делах будет приносить и политические дивиденды, и экономическую пользу. С этой целью Соединенные Штаты должны стремиться к заключению американо-японского соглашения о свободной торговле, которое создаст общее американо-японское экономическое пространство. Подобный шаг, который зафиксировал бы укрепляющиеся связи между экономиками двух стран, послужит для Америки надежной опорой в деле расширения своего присутствия на Дальнем Востоке, а для Японии — основой развития конструктивных контактов в мировом масштабе.

ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

В долгосрочном плане стабильность в Евразии можно будет укрепить путем создания, вероятно, в начале следующего века трансъевразийской системы безопасности. Такая система может включать расширенную НАТО. связанную кооперативными соглашениями о безопасности с Россией, Китай и Японию. Однако, чтобы добиться этого, американцы и японцы сначала должны начать трехсторонний диалог с Китаем о политической безопасности. В таких переговорах о безопасности между Америкой. Японией и Китаем могут принять участие и другие азиатские страны, а позднее это может привести к диалогу с Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе. А это, в свою очередь, может открыть путь к проведению целого ряда конференций с участием стран Европы и Азии по вопросам безопасности. Таким образом, начнет обретать черты трансконтинентальная система безопасности.

1.4. Америка и мир: сегодня и завтра.

(Валлерстайн И. Америка и мир: сегодня, вчера и завтра // Свободная мысль. 1995. № 2 и 4)

Сегодня

Настоящее, о котором идет речь, началось в 1945-м и подошло к концу где-то в 1990 году. Не дольше, чем на протяжении этого времени, Соединенные Штаты оставались ведущей силой миросистемы. Зарождение этой гегемонии состояло в экономическом преуспевании, последствием ее явилось преуспевание и символом ее тоже стало наше преуспевание. Чем же заслужили мы столь редкую привилегию? Явились ли мы на свет великими? Было ли величие достигнуто нами или же оно оказалось нам предписано другими?

Сегодня берет начало в 1945 году. Тогда мир только что выпутался из долгой и страшной мировой войны, ареной которой служила вся Евразия — от островов крайнего Запада (Великобритания) до островов Дальнего Востока (Япония, Филиппины и Тихоокеанские острова) и от берегов Ледовитого океана до Северной Африки, Юго-Восточной Азии и Меланезии на Юге. На этом громадном пространстве происходило колоссальное уничтожение человеческих жизней и их материальной основы, то есть базы мирового производства.

Единственной крупной индустриальной зоной мира, где оборудование и инфраструктура не подверглись всеобщему разрушению, оказалась Северная Америка. Американские предприятия не только не были разбомблены, но благодаря военному планированию и мобилизации даже поднялись на новый уровень производственного развития.

Поскольку Соединенные Штаты вступили в мировую войну с производственной базой, уже тогда (как минимум) не уступавшей никому в мире, военные разрушения, выпавшие на долю остальных, образовали огромный пробел в мировом экономическом потенциале и эффективности производства. Эта брешь и послужила условием неслыханного дотоле процветания американских предприятий в последующие двадцать пять лет. То же экономическое одиночество США оставило американской промышленности лишь один путь к процветанию — через допущение значительного роста реальной заработной платы работников американской промышленности. Увеличение реальной заработной платы, приведшее к массовому владению собственными домами, машинами и прочими предметами долгосрочного пользования, а также сделавшее более доступным образование, как раз и составило то благосостояние американцев, которое изумляло весь мир.

Соединенные Штаты имеют склонность, оглядываясь на послевоенный мир, отмечать четыре великих достижения, основную заслугу в которых они оставляют за собой. Первейшим было восстановление опустошенной Евразийской территории и ее возвращение в производственные процессы мироэкономики. Вторым — поддержание мира в миросистеме, одновременное предотвращение ядерной войны и угрозы вооруженной агрессии. Третьим — в основном мирная деколонизация колониального мира, сопровождаемая оказанием значительной помощи в экономическом развитии. Четвертым — распространение на американский рабочий класс экономического благосостояния и полного его политического участия в системе наряду с отменой расовой сегрегации и дискриминации…

К 1960 году движение США к своим целям выглядело поразительно успешным. Новое благосостояние было налицо. Пригороды процветали. Невообразимо возросли пособия на высшее образование и здравоохранение. Была построена истинно общеконтинентальная сеть воздушных и наземных путей сообщения. Поднялись на ноги Западная Европа и Япония. СССР удавалось надежно сдерживать в пределах его договорной сферы влияния. Американское рабочее движение, очищенное от своего левого крыла, стало признанным компонентом вашингтонского истеблишмента. 1960-й был также годом Африки, годом, когда 16 африканских государств, в прошлом колоний четырех европейских держав, провозгласили свою независимость и вступили в ООН. Избрание Дж. Кеннеди на пост президента в том же году выглядело апофеозом новой американской действительности. Власть перешла, по его словам, в руки нового поколения, рожденного в этом веке (тем самым он подразумевал полное избавление от старых колебаний и недостатков), поколения, полностью преданного миру постоянного благосостояния и предположительно разрастающейся свободы.

Однако именно в этот момент начали выявляться цена процветания и его непредвиденные последствия. Институциональные основы послевоенного процветания начали если не распадаться, то ощутимо дрожать и даже сотрясаться. Американское и само мировое благосостояние сопровождалось растущим осознанием как внутри США, так и во всем мире расширяющейся пропасти между богатыми и неимущими, между центром и периферией, между включенными и исключенными из системы. В 60-х годах эта пропасть была относительной; в 70-х и тем более в 80-х она стала абсолютной. Но даже относительная (скорее именно относительная) пропасть уже грозила бедой, и бедой мировых масштабов…

Р. Рейган может верить, что он так запугал своей силой Советский Союз, что последний произвел на свет М. Горбачева. Но Горбачев появился в СССР как раз потому, что Рейган продемонстрировал недостаточную силу США поддерживать свои особые договоренности с Советским Союзом. СССР теперь был сам по себе и сам по себе, без условий «холодной войны» оказался в крайне скверном положении. Его экономика, которая еще могла держать голову над водой и даже показывать значительный рост производства во времена великого расширения мироэкономики в 1950-х и 1960-х годах, была слишком жестко устроена, чтобы справиться с грандиозным застоем мироэкономики 1970-х — 1980-х годов. Пар энтузиазма окончательно улетучился из советских идеологических котлов. Ленинская теория преодоления слаборазвитости оказалась такой же недейственной, как и все другие варианты развития — социалистические или рыночные — за последние 50 лет.

Горбачев следовал курсом, единственно доступным для СССР (вернее было бы сказать — России), для страны, которая предполагала сохраниться как значительная держава в ХХI веке. Ему было необходимо положить конец истощению советских ресурсов псевдоимперией. Тем самым Горбачев стремился ускорить темп ликвидации военного фасада «холодной войны» (когда ее политическая полезность была исчерпана) с помощью квазиодностороннего разоружения (выход из Афганистана, уничтожение ракет и т. д.), заставляя США ответить чем-то подобным. Москве также было необходимо избавиться от все более беспокойной и тяготившей ее имперской роли в Восточной Европе. Ну, а восточноевропейцы, конечно, были рады стараться. Все последние 25 лет они только о том и мечтали. Но чудо 1989 года стало возможным не потому, что Америка изменила свою традиционную позицию, а потому, что это сделал СССР. И сделал он это не из-за американской силы, а из-за американской слабости. Третьей задачей Горбачева была перестройка СССР во внутренне жизнеспособную структуру, которая была бы способна среди прочего справляться с национализмом новейшего выпуска. В этом он потерпел неудачу, но говорить о полной невозможности воссоздания чего-то вроде СССР преждевременно.

Чудо 1989 года явилось несомненным благом для народов Восточной и Центральной Европы, включая народы СССР. Благо это отнюдь не абсолютно, но по крайней мере оно открывает возможность обновления. Но это чудо вовсе не было благом для США. Америка не выиграла, а проиграла в «холодной войне», потому что война эта была не игрой, которую можно выиграть, а скорее менуэтом, который надо было танцевать. Конечно, превратив танец в соревнование, можно было одержать победу, но победа оказалась пирровой. Конец «холодной войны» устранил последнюю важную опору американской гегемонии и благосостояния — советский щит.

Немедленный итог — Ирак и кризис в Персидском заливе. Ирак отнюдь не вдруг обнаружил свои претензии на Кувейт. Он постоянно на протяжении как минимум 30 лет претендовал на кувейтскую территорию. Почему он выбрал именно это время для нападения? Мотивы налицо. Ирак, как и сотня других стран, переживает катастрофические последствия аферы с нефтешоком и ОПЕК и вытекающий из этого кризис финансовой задолженности. Ситуация была в особенности отягощена дорогостоящей и бесполезной ирано-иракской войной, участие Ирака в которой поощрялось коалицией (менее странной, чем это может показаться), состоявшей из США, Франции, Саудовской Аравии и СССР, ставивших своей целью истощение сил хомейнистского Ирана. В 1990 году Ирак, полный решимости не пойти ко дну, захватил кувейтские нефтяные запасы (а походя ликвидировал добрую часть своего внешнего долга), что тогда выглядело решением… Ирак понес гибельные потери в военной силе; громадный урон принесло стране уничтожение населения и инфраструктуры. Однако рано было бы делать вывод о политическом проигрыше Ирака.