Закат Америки

Распространение наркотиков, увеличение преступности, разрушение семей, падение уровня общественного образования, ухудшение трудовой дисциплины, сокращение сбережений из-за излишних расходов и финансового дефицита, заброшенность социальной инфраструктуры — дорог, мостов и пр., — недостаток капиталовложений в развитие исследований и производственное строительство — вот неполный перечень проблем, стоящих перед США. Подобные явления происходят из-за снижения уровня либерализма («окостенение» индивидуализма и «застой» процесса демократизации). В Америке, где слишком сильны традиции индивидуализма, чрезвычайно открытое для свободы общество и довольно высокий средний уровень жизни населения, данные болезненные симптомы проявляются в особо острой форме.

Однако эти явления никоим образом не присущи только Америке. Так называемые болезни богатых обществ, постепенно распространяясь, охватывают многие другие цивилизованные государства. Следует заметить, что форсирование действий в поддержку общественного мнения о «личной свободе» в современных условиях не может представлять собой ценности. Традиции индивидуализма и либерализма служат важнейшим источником деловой реактивизации в Америке и продолжают оставаться привлекательным примером для многих других стран.

В этом смысле утверждение о «банкротстве» США является опрометчивым. Хотя позиции американского относительного первенства в значительной степени утрачены, вряд ли стоит говорить, что США уступят кому-то свое положение великой и могучей державы. Утверждение о «закате» Соединенных Штатов подразумевает лишь серьезные просчеты в мировой стратегии. В этом смысле можно сказать, что и Западную Европу, и Японию, а также Восточную Европу в равной степени ожидает та же участь, поскольку США продолжают показывать пример эффективного хозяйствования.

Демонстрация явного американского превосходства — очевидная реальность, однако в его тылу происходят серьезные изменения, затрагивающие ценности американской системы и оказывающие воздействие на формирование мирового порядка. Одним словом, они выражаются в дальнейшем расширении и углублении процесса индустриализации. Если говорить о ценностях, то экономические успехи имеют намного большее значение, чем военные победы или территориальная экспансия. Точно так же на новой волне технологических реформ происходят крупные изменения в формах соперничества не только между государствами, но и между государствами и предприятиями.

2.11. В погоне за PAX AMERICANA.

(Брутенц К. В погоне за pax americana // Свободная мысль.1998.№5 и 6)

Насколько устойчива и долговременна гегемония США? Насколько реалистичны и осуществимы их претензии на «перенос» нынешней ситуации и в будущее? Как известно, «все врут календари» и прогнозы политологов сбываются редко, что, впрочем, их не смущает. В данном случае проблема особенно сложна из-за многозначности американского воздействия на международную жизнь. На США «работает» не только их мощь, их многоаспектный потенциал, но и то, что на сложном переходном этапе, переживаемом сейчас миром в целом и рядом его регионов, американское присутствие и американское лидерство зачастую играют и стабилизирующую роль, подталкивают демократические процессы или им содействуют. Поэтому мировое сообщество — реальное мировое сообщество, а не сведенное лишь к НАТО и его «окрестностям», — не может быть заинтересовано ни в конфронтации с США, ни в немедленном и даже быстротечном преодолении их доминирования. Да это и невозможно.

Верно и то, что некоторая часть международного политического истеблишмента, печати и общественности уже свыклась — не к чести своей — с верховенством и бесцеремонностью США, с существованием в «их» мире «хозяина».

И все же подобное положение не может быть вечным. Когда российские, китайские и некоторые европейские лидеры говорят о многополюсности мира, они не только выражают свои желания. Речь идет о реальной и неумолимой тенденции развития. Известен прогноз Всемирного банка, согласно которому к 2020 году США окажутся лишь вторыми в списке 15 «самых больших» экономик мира, а девять мест в нем будут принадлежать развивающимся странам. Даже если последние финансовые бури внесут коррективы в эти прогнозы (что отнюдь не неизбежно), основная тенденция останется неизменной.

Вашингтон уже сейчас не в состоянии диктовать свою волю во многих важных вопросах и все чаще сталкивается с сопротивлением. Экономические и политические «вызовы» Соединенным Штатам поступают с разных сторон, и они явно будут усиливаться. Постепенно формируются новые центры экономической, а следовательно, и политической силы. Иначе, правда, пока обстоит дело в военной области, но ныне в общем потенциале государственной мощи растет значение невоенных составляющих. К тому же пустить в ход военный кулак в современных условиях, как показывает опыт, в том числе недавний, является непростым делом.

Новые центры силы тем временем складываются в Азии (на подходе и некоторые государства Латинской Америки). Речь прежде всего о Китае, который сами американцы все чаще именуют «сверхдержавой XXI века», — и уже это одно означает, что США придется «потесниться». Отношения между США и Китаем — одна из главных тем, если не главная, для американских политиков.

Президент Клинтон заявил в октябре 1997 года, что «китайско-американское сотрудничество может оказать огромное влияние на положение в мире в ближайшие 40—50 лет». «Нью-Йорк таймс» выражается прямее: «С 1, 2-миллиардным населением, с одной из самых быстрорастущих экономик и амбициями стать военной силой, Китай однажды станет соперником Америки». По недавним подсчетам, впрочем, оспариваемым, «Рэнд корпорейшн» — одного из ведущих «мозговых центров» США, — Китай к 2015 году сравнится с ними по объему ВНП (11—12 триллионов долларов). Всемирный банк называл и более ранние сроки. Конечно, и в этом случае Китаю останется пройти огромный путь, чтобы дотянуться до США по многим важным показателям, но вектор развития недвусмыслен.

Вашингтон наращивает усилия, чтобы отвести эту неприятную перспективу, стремясь «приручить» Китай под флагом «интеграции» в «мировое сообщество», иначе говоря, в круг государств, признающих США лидером. Применяется при этом тактика «кнута и пряника».

«Пряник» — чрезвычайно выгодный для Китая доступ на американский рынок, подчеркнуто уважительное отношение и греющие сердце Пекина прогнозы (отчасти прерываемые патерналистскими «выбросами» американских официальных лиц), признание особой его роли в Азии, в перспективе даже в качестве главного партнера США в этом регионе. «Теплый прием Клинтоном Цзян Цземиня, — констатирует „Интернэшнл геральд трибюн“, — не изолированное явление. Он вытекает из рассчитанного амбициозного плана по созданию, как выразилась М. Олбрайт, „системы партнерства, которое даст определенную поддержку единственной остающейся сверхдержаве в решении мировых проблем“».

«Кнут» — проблема прав человека, поощрение диссидентов и вопрос о Тайване (в котором Китай является своего рода заложником), укрепление и расширение военного союза с Японией (по заключенному в сентябре 1997-го новому соглашению предусматривается — вопреки японской конституции — резкое расширение обязательств Токио, активная поддержка им операций американских вооруженных сил «в районах, окружающих Японию» даже при отсутствии прямой угрозы ей).

Показательны в этом смысле некоторые нюансы, связанные с передачей Китаю Гонконга. На протяжении недель пресса и телеканалы США и Англии посвящали повторявшиеся десятки раз репортажи отнюдь не событию исторического значения — возвращению Китаю его южных ворот, некогда захваченных британцами, не энтузиазму подавляющего большинства населения Гонконга и Китая, а демократически ориентированным реформам, которые Лондон уже после соглашения о передаче территории поспешно и в одностороннем порядке провел в последние несколько лет своего правления (до этого в течение полутора столетий, отмечает журнал «Тайм», Англию вопросы демократии в Гонконге не интересовали, и именно она не разрешала здесь прямые выборы). США и Англия поначалу даже намеревались бойкотировать церемонию возвращения Гонконга (но не были поддержаны ни европейскими союзниками, ни Австралией). Комментируя действия США, бывший премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю заявил, что «критика недостатка демократии в Гонконге… является способом нападения на Китай».

Вашингтон делает крупную ставку на молодое поколение китайцев — как в самой «Поднебесной», в частности через масскультуру, так и в самих Соединенных Штатах, где сейчас насчитывается более 100 тысяч студентов из Китая. США явно рассчитывают, что Китай проделает ту же эволюцию, что и Советский Союз — Россия, и события там разовьются в таком же направлении.

Однако Вашингтон скорее всего ошибается. Он не учитывает, что Китай, даже если во главе его встанут выпускники Гарварда — что весьма маловероятно, — будет жестко защищать свои национальные интересы, как уже делает сейчас, и отстаивать собственный сверхдержавный статус vis-a-vis статуса американского.

Все меньше плодов приносят попытки Вашингтона навязать свою внешнеполитическую позицию государствам АТР. Крепнущее стремление к самостоятельности, нежелание следовать наставлениям США и нарастающее раздражение их нередкой бесцеремонностью проявляют страны АСЕАН. На последней сессии этой организации М. Олбрайт получила отповедь, а ее рекомендации были отвергнуты. Индонезия в ответ на требование американских сенаторов о проведении демократических реформ в стране (где режим действительно авторитарен, но американские законодатели почему-то заметили это лишь сейчас, после тридцатилетнего тесного с ним сотрудничества, когда Индонезия стала демонстрировать самостоятельность) отказалась от приобретения американской авиатехники. Американская пресса назвала это «пощечиной США». Малайзия же открыто атакует линию Вашингтона в регионе. О растущем влиянии стран АТР свидетельствовало и официальное заявление — как бы к нему ни относиться — Ванкуверской сессии АТЭС о том, что из повестки дня будущих встреч этой организации исключается тема прав человека, которая воспринималась многими азиатскими странами как посягательство на их суверенитет, как способ нажима на них Запада с целью извлечения коммерческих выгод.

Финансовая буря, потрясшая ряд стран АТР, вызвала у кое-кого за океаном приступ веселого злорадства. Понятно, почему «некоторые в Америке наслаждаются, глядя на попавших в беду японцев и их помощников». Многие из тех, кто еще вчера восхвалял экономические достижения Азии, сегодня спешат «сменить пластинку». Пошли разговоры о конце «азиатского чуда» или даже его «придуманности», о банкротстве так называемых азиатских ценностей и «неиндивидуалистической формы капитализма», об «азиатском коллапсе как подтверждении силы американской модели капитализма».

Конечно, кризис на время ослабит экономические и политические позиции стран АТР, пострадает и их экономический динамизм, возможно, на какой-то срок возрастет зависимость от Запада. Но не изменится общее направление развития событий, его основная тенденция. Опрос 35 крупных американских и европейских многонациональных компаний, действующих в Азии, показал, что «корпорации сохраняют свою веру в Азию: 79 процентов из них не собирается изменять свою стратегию». Оптимизм в отношении ситуации в Азии высказывают многие рейтинговые агентства и даже руководство МВФ.

Недавний финансовый кризис скорее подтолкнет страны АТР к поискам путей укрепления фундамента своей самостоятельности, коллективной защиты от спекулятивных атак. Тем более что в регионе ширятся подозрения относительно сомнительной роли западных спекулянтов, недовольство ультимативными требованиями МВФ и Соединенных Штатов, убеждение в том, что пострадавшие страны АТР имеют здоровую в своей основе экономику, а кризис был развязан прежде всего внешними силами и стал проявлением не только неуправляемой стихии, но и целевого воздействия.

Как бы то ни было, кризис вряд ли усилит добрые чувства азиатов к Западу, и к США в первую очередь. Киссинджер, например, уже говорит о росте антиамериканских настроений в Азии. Сбылось предсказание о том, что возобновятся «вызвавшие враждебную реакцию Америки» попытки создания «своего» азиатского пула — «Азиатского валютного фонда», предложенного Сингапуром на заседании МВФ и Всемирного банка в Гонконге, или чего-либо подобного.

В конце февраля при Азиатском банке развития был создан свой фонд помощи (связанный и с МВФ) странам, находящимся в кризисной ситуации. В Джакарте на закрытой встрече министры финансов стран АСЕАН договорились о мерах по усилению роли местных валют во взаимной торговле, фактически — о плане «коллективной финансовой обороны». А Малайзия вообще отказалась от услуг МВФ, заявив, что его требования равносильны «экономическому колониализму».

Как бы ни развивались события, уже сейчас ясно, что практически никто в АТР и даже в Азии в целом не согласен — независимо от того, могут ли они говорить об этом вслух сейчас, — чтобы МВФ руководил развитием стран региона. Наконец, немаловажно и то, что кризис продемонстрировал существование уже и серьезной обратной зависимости — экономики западной от азиатской.

Уместно напомнить, что на путь динамичного развития встала (или встает) Индия, которая в итоге назревающего исторического рывка, опирающегося на экономический бум, несомненно, войдет в группу ведущих государств мира. И ее ревнивое отношение к своей самостоятельности, надо думать, лишь окрепнет. Уже сейчас заметна озабоченность Дели возникшей однополюсной структурой мира.

Хотя «обруч» НАТО плотно прикрепляет к США их европейских союзников, дело здесь обстоит тоже не просто. В отсутствие «склеивающего» материала — противостояния с СССР и его союзниками — европейцы показывают если не большую, то во всяком случае, большую и крепнущую готовность проявлять свою индивидуальность и занимать самостоятельную позицию. К отчетливее выраженной политической (и экономической) самоидентификации идет и развитие ЕС. Разве не это имеет в виду канцлер Г. Коль — вполне лояльный к США политик, называя своей целью «то, чтобы Европа была способна говорить одним голосом и реализовать свои интересы с помощью общей внешней политики». Конечно, сегодня Европа еще не близка к этой цели. Это вновь продемонстрировал боснийский конфликт: даже на «своем» континенте европейцы оказались неспособны положить конец массовой резне и насилию без участия США. И тем не менее стрелка политического компаса явно клонится в сторону «европеизма».

США ныне рассматривают Германию как «якорь» своей политики в НАТО и в Европе. Но вот что пишет бывший канцлер ФРГ, весьма авторитетный в Германии и за ее пределами Г. Шмидт: «НАТО и союз с США более не имеют прежнего влияния на „великую“ (grand) стратегию Германии. Она остается в альянсе, но европейская интеграция—дальнейшее развитие ЕС и тесное сотрудничество с Францией имеют растущее значение. Соединенные Штаты должны понять, что в следующем столетии Германия не будет автоматически занимать позицию на их стороне в спорах между Вашингтоном и Парижем. Жизнь, интересы Германии диктуют не попадать в изоляцию от европейских соседей, и Франция — наиболее важна». О подобных же тенденциях, в числе прочего, свидетельствует и договоренность (пусть даже пока не с вполне очерченным политическим содержанием) о регулярных встречах европейской «большой тройки» — Германии, России и Франции, достигнутая под аккомпанемент российских и французских заявлений, не без антиамериканского акцента, о многополюсности мира.

Уже сейчас союзники Вашингтона позволяют себе не соглашаться с ним в ряде крупных вопросов. Прежде всего из-за их позиции пробуксовывает американская политика «двойного сдерживания» — Ирана и Ирака, и США сейчас (с учетом и сдвигов в самом Иране) начинают ее менять. Премьер-министр Франции Л. Жоспен фактически выразил общую позицию европейцев, заявив, что «никто не согласится с тем, что США могут принимать законы, имеющие общемировое действие». Разошлись с Вашингтоном союзники и в вопросе об эмбарго против Кубы. В Европе, заявил близкий Колю деятель, бывший его помощник Тельчик, растет беспокойство относительно того, как США будут использовать свою позицию единственной сверхдержавы.

Оппозиционные настроения распространены и в Латинской Америке. В ходе визита Е. Примакова в этот регион в ноябре 1997 года шесть центральноамериканских государств, которые находятся под боком Вашингтона и достаточно от него зависят, подписали с российским министром Декларацию, в которой высказались за мировой порядок, основанный на принципах многополярности. А министр иностранных дел Колумбии Мехиа Велес даже заявил: «Колумбия не только как латиноамериканская страна, но и как председатель Движения неприсоединения, которое объединяет 113 стран мира, считает крайне важным придать многополярность современным международным отношениям. Мы думаем, что однополярность ведет лишь к действиям гегемонистского характера в отношениях между странами».

Более того, есть основания говорить о том, что 1997-й был временем оживления критики в адрес политики США, их «вождистских» методов. Можно, конечно, возразить, что в этом раздражении присутствует обычное недоброе чувство в отношении богатого и удачливого соседа, но в любом случае главным его источником остаются внешнеполитический курс США и используемые ими методы. Скептики могут также противопоставлять и взвешивать важность настроений и эмоций недовольных, степень их реальной зависимости от Вашингтона (с одной стороны) и заинтересованности в его покровительстве (с другой), но «крот истории» и тут не дремлет.

Показательно, что отношение к внешней политике США начинает заботить самих американцев. По возвращении Б. Клинтона с совещания «восьмерки» в Денвере некоторые американские газеты сообщили, что он был обеспокоен, а затем и оскорблен раздражением в отношении США, с которым там столкнулся. Ведущий обозреватель «Вашингтон пост» в предновогодней статье констатировал: «Более или менее открытые намеки об американском гегемонистском походе появляются регулярно… Мы имеем дело с чем-то важным, влияющим как на содержание, так и на стиль международных отношений», порекомендовав, однако, менять не политику, а «самовольную манеру в отношении менее сильных, но ценных партнеров». Подводя итоги 1997-го, «Голос Америки» выделил в качестве одной из его отличительных черт рост нареканий, в том числе со стороны союзников США, в адрес американской политики доминирования и желания Вашингтона «получать чистый чек, который он будет заполнять сам».

Куда «дует ветер», довольно явственно показал последний всплеск кризиса вокруг Ирака. Нет смысла преувеличивать его значение. Тем не менее ход и развязка кризиса стали отнюдь не рядовым событием: для современной международной жизни кризис явился своего рода «моментом истины», продемонстрировав некоторые тенденции, набирающие силу.

Во-первых, во всей красе было засвидетельствовано американское высокомерие силы (arrogance of power). Силовое давление на Саддама Хусейна было небесполезно, но Вашингтон ратовал за применение оружия, сконцентрировав в зоне Персидского Залива свыше 33 тысяч военнослужащих, десятки кораблей и сотни самолетов. Его постоянный представитель в ООН Ричардсон — а по некоторым сведениям, и более высокие лица — сначала всячески отговаривали Кофи Аннана от поездки в Багдад, завершившейся, как известно, соглашением. Стремление прежде всего продемонстрировать силу «хозяина» — тем более в районе, где Израиль своей бескомпромиссной позицией в последнее время изрядно подпортил «имидж» США, — пожалуй, единственное рациональное объяснение выбору бомбардировочного варианта. Ведь сами американцы признавали, что он никак не гарантирует уничтожения запасов или структур производства химического или бактериологического оружия, а некоторые эксперты даже подчеркивали опасность смертоносных бактериальных выбросов.

Во-вторых, вновь обнаружилась американская метода использовать ООН для «штампования» и респектабельной «подачи» собственных решений и не считаться с нею, если это не удается. Вспомним, как американские официальные лица (и масс-медиа) всячески напирали на то, что конфликт имеет место не между Вашингтоном и Багдадом, а между последним и ООН, но тут же заявляли, что предпримут односторонние действия, если это будет отвечать их «национальным интересам». Вместе с тем перипетии кризиса, позиция большинства членов Совета Безопасности, поездка в Багдад генсека ООН и ее результаты укрепили авторитет организации, создав прецедент более независимого функционирования ее структур.

В-третьих, ясно обнаружилось, что своеволие и «директивность» Штатов начинают надоедать, если уже не надоели. Создается впечатление, что многие страны отказались поддержать Вашингтон не только потому, что его позиция представлялась ошибочной, но и потому, что им не по душе гегемонистская линия США, их положение и поведение как единственной сверхдержавы. За исключением Англии европейские союзники США либо приняли пассивно-отстраненную позу, либо даже выступили против линии Вашингтона (Франция и обычно весьма лояльная Италия). Итальянский премьер Проди заявил после поездки К. Аннана: «Безусловно, альянс с США является фундаментальным фактором для будущего всей Европы. Однако подобные эпизоды показывают нам, каким образом надо строить такой альянс — на базе постоянного диалога. Это не может быть альянс, в котором один решает, а все остальные подчиняются». Еще несколько лет назад услышать подобное из уст итальянского премьера было бы невероятно. А в Европарламенте прозвучали жалобы на то, что Англия озабочена скорее проблемой поддержки США, чем стремлением (в качестве председательствующего сейчас в Совете министров Европы) формировать общую европейскую политику.

Арабские же друзья Вашингтона не только определенно высказались за дипломатическое решение, но и отказались предоставить свои территории для нанесения ударов по Ираку, указав, по сообщению агентства Рейтер, на необходимость «применить те же стандарты к отказу Израиля выполнять резолюции ООН». Отказались они, вопреки уговорам Олбрайт, и «взять на себя расходы, связанные с концентрацией в районе Залива американских вооруженных сил и явным курсом Вашингтона на длительное их пребывание там» (каждый очередной месяц содержания там войск США обходится в 100 миллионов долларов).

Не дала нужного эффекта и развернутая США (и во многом искусственно нагнетаемая — ибо никаких серьезных доказательств наличия у Багдада «смертельно опасных для всего человечества» запасов оружия массового уничтожения приведено не было) пропагандистская кампания. Стоит при этом отметить, что и в самих США (впервые со времен Вьетнама), а также в Англии начались выступления против бряцания оружием. Олбрайт и Ричардсон, державшие в университетах речи в поддержку американской политики, были освистаны.

По сути дела, США оказались в полуизоляции. То, что их угодливо поспешили поддержать новые партнеры, торящие себе дорогу в НАТО (Польша, Чехия и Латвия), не изменило положения, скорее придав ему несколько фарсовую тональность. Пусть Вашингтон вопреки достигнутым договоренностям и мнениям России, Франции, Китая, Бразилии, Португалии, Швеции и других членов СБ взялся — скорее для спасения собственного лица — толковать принятую Советом Безопасности резолюцию как «зеленый свет» для атаки на Багдад в тот момент, когда сами США сочтут, что Ирак не выполняет соглашение. Если бы США действительно пошли по такому пути, то это, по замечанию корреспондента агентства Рейтер, лишь воздвигло бы «сцену для дипломатической борьбы, в которой не Саддам, а Вашингтон окажется в изоляции».

Нынешняя развязка иракского кризиса и фактический срыв американского сценария — это, несомненно, внешнеполитическая неудача США, возможно, самая большая со времени окончания «холодной войны». И это указатель направления, в котором движется современный мир, — в сторону многополюсной структуры. Именно поэтому США, несмотря на всю свою подавляющую мощь и свои военные союзы, на воздушные и морские армады, которые без особого труда могли опустошить Ирак, не смогли навязать свое решение. Авторитетный британский журнал «Экономист» увидел в иракской эпопее симптом того, что «Соединенные Штаты в определенном смысле кажутся всемогущими, а на самом деле совсем слабы».

Конечно, подобный финал очередной фазы иракского кризиса имеет и негативную сторону — явное повышение авторитета Саддама Хусейна у себя дома и в арабском мире в целом. И это тоже результат и свидетельство изъянов в американской внешнеполитической линии. Но намного перевешивает то, что было показано: мировое сообщество — реальное мировое сообщество, а не только НАТО и его окрестности — не поддерживает ничье господствующее положение и способно на базе коллективного разума, через ООН, разрешать острейшие ситуации. Если это в какой-то мере охладит силовую эйфорию некоторых американских стратегов, в выигрыше окажутся все. Важно и то, что разряжена (по крайней мере, временно) ситуация, которая генерировала нарастание противоречий между Западом и мусульманским миром.

Так что, судя по всему, pax americana не окажется слишком долговечным. Вопрос, однако, в том, в какой форме — без серьезных конфликтов или иначе — будет проходить неизбежно болезненный для США процесс «отмирания» американской гегемонии…

2.12. Россия умерла, Америка умирает.

(Шляпентох Д. Россия умерла, Америка умирает // Независимая газета.24 декабря 1994)

КАЖДЫЙ русский эмигрант входит в свою провинцию. Провинция неизбежна, как налоги и смерть.

Я в Париже! Я в Париже — это Карамзин, и сходное — у Герцена. Глаза ищут Каабу, Стену Плача. Собор Святого Петра, да и вот они: витрина какого-то очередного магазинчика, вернее, лавочки. Блондинки в черных, а брюнетки в белых чулках и какое-то барахло, а рядом сидит владелец.

Абдулла ибн Абдулла сидит на завалинке (поверьте мне, читатель, в Нью-Йорке есть завалинка, совершенно такая же, как в русской или арабской деревне) и в дремотном блаженстве, клюет носом. Ежели кто-то приближается неосмотрительно близко к его блондинкам в черных чулках и брюнеткам в белых, он лениво приоткрывает левый глаз и тявкает старой шавкой, отрывисто и глухо: «Welcom! Welcom!» По большому счету, он ничего не ждет от этого случайно вынырнувшего из толпы индивидуума. Он знает, что никому не нужны ни его блондинки, ни его брюнетки, ни его русокудрый атлет, который «Makes love from behind» толстозадой негритянке. Никому не нужны его гуттаперчевые супермены, жевательная резинка всех сортов, дешевая бижутерия, открытки с видами Нью-Йорка; его душа не здесь, а там: в желто-сером песке, в дымчато-газовой пыли, в приземистых домиках, колючих зарослях метровых кактусов, в пронзительном вскрике «Велик Аллах!», в великом Рамзесе, четвертое тысячелетие поражающем хеттов. Что держит его здесь? Доллары, но доллары — это тоже душа, ведь все-таки кто-то покупает в его лавке, иногда, в противном случае он просто не смог бы платить налоги.

Нет, никто не покупает блондинок и брюнеток, белокурый красавец ублажает свою негритянку уже не один год. Покупают плюшевых медвежат, гуттаперчевых суперменов и, чаще всего открытки с красным сердечком, небоскребами и надписью: "I love New York». Покупают, чтобы послать в другой американский город, из одной провинции в другую.

Америка — великая заокеанская провинция, страна постбруновского космоса, великого, гордого космического одиночества. Европеец, и даже, может быть, еще русский, живет в эпоху Птолемея. Он знает, что у космоса-страны есть центр-столица, а от нее иерархическими ступенями, эманациями божественного логоса ниспадают провинции, области и города маленькие, полувеликие и вовсе никому не нужные и неизвестные, так, никчемная, планетка-пылинка, где-то там на отшибе галактики. Если даже происходит разрыв и старый космос рушится, дробится, то лишь для того, чтобы каждая часть его сорганизовалась по-старому: новая столица, и так до самого основания «телесного низа», как отметил бы Бахтин.

Американец не знает этого иерархизированного космоса. Он изначально жил в бруновском космосе. В Америке никогда не было столицы в ее традиционно европейском смысле, как не было и социальной иерархии, феодально-задушевного (или криминального, что в сущности одно и то же) коллективизма. Америка дробно-индустриальна, где каждый индивидуум, территория, городишко есть самодовлеющий центр. Парадокс заключается в том, что изначально евклидова, ригористски-прямолинейная американская душа признала релятивное многообразие людского космоса.

Центром Америки, сердцевиной ее культуры является личность автономная, самодовлеющая, независимая. Это Америка и только Америка; Европа, даже породившая Америку Англия, того не знает, она слишком опутана, укутана старой феодально-корпоративной, социалистической ветошью; европейцу страшно и одиноко в этом бескрайнем, безграничном американском космосе, где нет ничего, только искрятся, мигая на невообразимых расстояниях, звезды и матово светятся белесые сгустки галактических островов. Европейцу страшно и одиноко, и даже если случается прижиться здесь, он летит к Земле, чтобы по окончании летнего отпуска снова возвратиться в свой космический корабль.

Американца не пугает этот космос, более того, он желает его, он смело вступает в пустоту (100 миллиардов световых лет направо и налево; хотя известно, что эти понятия в космосе относительны) и называет этот космос своим словом «private» — частный; но значение его глубже и означает оно то, что у каждого из нас должно быть «пространство», нечто личное, интимное, о чем не должен знать никто. А если уж больно невмоготу и хочется высказаться, то на это есть платные психоаналитики, которые, усадив вас в кресло, почистят ваше либидо, подтвердят что-нибудь в вашем суперэго, и вы перестанете вожделеть ваших длинноногих студенток, царапающих в голубеньких тетрадках ответ на вопрос номер один: в чем суть учения Маркса и чем большевики отличаются от меньшевиков. Я всегда задаю этот вопрос на экзамене и показываю учебный фильм, заказываемый заранее: «Учение, которое разделило мир»; там на экране катятся по брусчатке тягачи с красноносыми ракетами и чеканят шаг русокудрые молодцы. А по окончании фильма говорю всем: всего этого нет, все это сгинуло, и эта площадь — новый форум, Карнак или Фивы.

«Privacy» есть у всех: у младенца, ползающего в своем закутке, у малыша в своей комнатке, у малыша в своей комнатке, у взрослого и старика. Смерть, как половой акт, интимна и антисоборна: только я и Бог. Смерть — кульминация «privacy». Вы думаете, что Америка — эта страна длинноногих блондинок «крутых» бизнесменов, доллара и всяких машин и машинок? Вы ошибаетесь. Америка это страна тех, кто умеет умирать.