– Если большинство людей в мире захотят этого и согласятся хоть что-то предпринять, то этот день настанет, – рассудительно заметил Риф. – Но если в мире будут главенствовать Гитлер или японцы, ничего подобного не случится.
Элен устало улыбнулась.
– Господи, о чем это мы! Я ведь шла сюда, чтобы развеселить тебя, а не втягивать в грустные беседы.
– Ну так развесели, в чем же дело? – Он внимательно посмотрел на нее. – Кстати, где Лиззи, черт бы ее побрал? Со вчерашнего вечера я не видел ее, а после наркоза я был как боксер в нокдауне и даже толком не сумел разглядеть, как она выглядит. Надеюсь, сегодня она опять навестит меня?
– Может, она думала, что раз к тебе приедет Мелисса, то ей лучше не появляться? – предположила Элен. – Ты ведь в курсе, что Элизабет вчера вечером сообщила ей обо всем?
Риф чуть прищурился.
– А что Мелисса? Пришла – и ушла. Позвони Мелисса на пост дежурной сестры, та бы ей все рассказала. Где она, Элен? Кажется, ты что-то знаешь, но не говоришь мне?
Элен подумала, что нужно было бы подольше постоять у окна, чтобы не встречаться взглядом с Рифом.
– Понятия не имею, – ответила она, испытывая неловкость. – Вчера мы расстались с ней у больницы около девяти часов вечера. Я предложила ей пойти выпить чего-нибудь, но она... – Голос Элен дрогнул, и она мысленно обругала себя дурой.
– Она – что? – спросил Риф. Его ноздри раздувались, губы были плотно сжаты.
– Она сказала, что устала, – пояснила Элен. Риф проницательно уставился на нее, его темные глаза смотрели испытующе.
– Не пытайся мне врать, Элен! Почему это вдруг она не пошла с тобой вчера? Что именно она сказала?
Риф спас жизнь Тому. Хотя бы поэтому Элен не смела сейчас говорить ему неправду. Но ей очень хотелось соврать.
– Сказала, что должна поскорее поехать домой, чтобы объясниться с Адамом, – упавшим голосом наконец произнесла она.
– Объясниться с Адамом?! – спросил Риф, и его мускулистое мощное тело напряглось.
– Она сказала, что Адам и так уже знает о вашей связи. Я могу себе представить их разговор. Он ведь так сильно ее любит, и...
– Черт возьми! – Риф сбросил ноги с кровати, отчего игла капельницы легко выскочила из его руки.
– Посмотри, что ты наделал! – с ужасом вскричала Элен. – Лежи, ради Бога, и не двигайся! Не шевелись, я сбегаю за медсестрой!
– Да на черта мне медсестра! – выкрикнул он, но от резкого движения голова у Рифа закружилась и он почувствовал сильную слабость. Элен кинулась к двери, чтобы позвать кого-нибудь из персонала.
Дежурная медсестра тут же прибежала в палату. Увидев пепельно-белое лицо Рифа, она тотчас же распорядилась:
– Спасибо, миссис Николсон, что позвали меня, но теперь вам лучше уйти. Мистер Эллиот очень слаб, гораздо больше, чем сам полагает.
– Позвони Лиззи! – попросил Риф, обратившись к Элен. – Передай, что я очень хочу ее видеть. Скажи, что, если она не приедет ко мне, я сам к ней приду!
– Не раньше, чем получите мое разрешение, – непреклонно сказала медсестра.
Элен улыбнулась. Она не была уверена, что Рифу доводилось когда-нибудь выслушивать столь резкие возражения. Но, чувствуя, что вот-вот разразится гроза, Элен поспешила ретироваться. В холле она подошла к телефону-автомату и набрала номер Элизабет.
– Мистер Гарланд и мисси Гарланд – они сейчас вне дома, – ответил Чан, прежде чем Элен успела вымолвить хоть слово. – Пожалуйста, позвоните в другое время.
– Передайте, пожалуйста... – начала было Элен, но Чан уже положил трубку.
Взволнованная Элен отошла от телефона. Прежде слуга Гарландов по телефону был куда учтивее и обстоятельнее. Наверняка грубость Чана объясняется тем, что он говорил неправду. Адам и Элизабет должны быть сейчас дома, но не хотят отвечать на звонки. Она села за руль своей машины и попыталась представить, что происходит в доме Гарландов. И не следует ли прямо отсюда поехать к ним.
Жюльенна шла по больничному коридору, кокетливо крутя бедрами. Она направлялась в палату Тома. Ее рыжие волосы блестели, глаза лучились жизнелюбием и нежностью. На ней был костюм ярко-лимонного цвета, туго схваченный в талии. Юбка плотно облегала бедра, подчеркивая их. В вырезе жакета виднелись округлая грудь, шелковистая загорелая кожа и золотая цепочка с небольшим бриллиантовым кулоном.
– Мне бы хотелось видеть мистера Тома Николсона, – обратилась она к дежурной сестре.
Медсестра отлично знала, какой репутацией пользовалась Жюльенна.
– Ну разумеется, – ответила она, при этом ее голос оставался предельно нейтральным, не выдавая потаенных мыслей. – Сюда, пожалуйста.
Туфли на очень высоком каблуке громко стучали при каждом шаге Жюльенны.
– Как состояние мистера Эллиота? – спросила она у сестры, пробегая глазами прикрепленные на дверях палат фамилии пациентов. – Надеюсь, он выздоравливает?
Сестра повернула голову и встретилась взглядом с Жюльенной.
– Да, – ответила она, пытаясь угадать, кто из двоих мужчин больше интересует посетительницу и каковы в действительности ее отношения с тем и другим. – Ему просто нужно как следует отлежаться.
Если в тоне сестры и звучала ирония, Жюльенна ничего не заметила.
– Vous aves etetrisgentille[8], – сказала она, когда сестра открыла перед ней дверь в палату Тома. Действительно, сестра была предельно корректна. Как только Жюльенна увидела Тома с забинтованной грудью, улыбка сползла с ее лица.
– О, бедняжка! – воскликнула она и кинулась к его койке, наполнив палату запахом французских духов.
Том был чрезвычайно обрадован появлением Жюльенны. Вот уже два года как закончился их давнишний роман, но в отличие от большинства женщин Жюльенна умела не только любить мужчин, но и дружить с ними. Поэтому Николсон всегда относился к ней с симпатией.
– Ну как ты? – озабоченно спросила она, беря его за руку. – Ничего страшного?
– Все хорошо, Жюльенна, – сказал он, хотя его вид не соответствовал бодрому тону. – Пара сломанных ребер да перебитый нос – только и всего.
Жюльенна не обратила внимания на стоявший у койки высокий стул и уселась прямо на постель.
– Не сказала бы, что ты отлично выглядишь, cheri, – произнесла она, и при этом ее кошачье личико сделалось строгим и даже несколько печальным. – У тебя довольно Несчастный вид.
– Вот именно! – Переживания последнего времени и опасения за судьбу Ламун отразились на лице Тома, его губы были крепко сжаты. – Ты уже знаешь о нас с Ламун?
Жюльенна кивнула. Ей рассказала Элен, и случившееся не удивило ее. Она отлично понимала, что такой темпераментный мужчина, как Том, не может обходиться без женщины. Но он никогда не приходил с дамой на вечеринки и пикники, поэтому напрашивался вывод, что его любовница скорее всего китаянка.
– Мне очень жаль, что так вышло, – искренне сказала Жюльенна. – Но ты ведь должен был понимать, что у такого союза нет будущего, Том. Девушки вроде Ламун Шенг... Не представляю, как вам столько времени удавалось встречаться тайком?
– Гарланды приютили нас, мы встречались в их летнем домике, – хмуро ответил Том.
– Не может быть! – воскликнула Жюльенна, и ее темные глаза изумленно расширились. – Вот уж никогда бы не поверила! Мне Гарланды всегда казались такими чопорными и правильными. А теперь я вижу, что в глубине души Адам – настоящий романтик. А что касается Элизабет... – Жюльенна замолчала.
Том удивленно взглянул на нее, не догадываясь, почему она остановилась.
– А что Элизабет? – спросил он, понимая, что за молчанием Жюльенны скрыта тайна.
– Она любит Рифа, – без околичностей ответила Жюльенна. – Дерри сказал, что Риф даже собирается жениться на ней.
Том уставился на Жюльенну.
– Не могу поверить! – вымолвил он наконец. Жюльенна пожала плечами.
– Не буду переубеждать тебя, cheri, но, судя по всему, это сущая правда. И потому совсем скоро наш бедный Адам почувствует себя очень несчастным.
– Вот черт... – выдохнул Том, все еще не смея поверить в услышанное. – Подумать только: Риф и Элизабет! Мне подобное и в голову не могло прийти!
– Это у них уже давно, – тоном сведущего человека произнесла Жюльенна. – Еще до дня рождения маленького Джереми.
– Черт возьми... – повторил Том. Он был так поглощен своими отношениями с Ламун, что не потрудился даже задуматься о личной жизни своего друга. – Бедняга Адам...
Жюльенна взяла его за руку.
– Постарайся не думать о Ламун, cheri. Но ты, наверное, будешь чувствовать себя очень одиноким.
Лицо Николсона сделалось жестче.
– Я не могу смириться с этой мыслью, Жюльенна. Мне обязательно нужно увидеться с ней! Черт бы все побрал! И я обязательно ее увижу!
Жюльенна покачала головой.
– Нет, cheri, – печально произнесла она. – Я не уверена в этом. Думаю, что твоя Ламун сейчас уже очень далеко отсюда.
Жюльенна поднялась и с явным сожалением посмотрела на Тома.
– Если почувствуешь себя одиноко, позвони мне. Бывшие любовники всегда могут поддержать и утешить друг друга, не так ли?
Несмотря на боль в груди, Том выдавил улыбку. Он отлично понимал Жюльенну.
– Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, – ответил он, хотя его душа так и разрывалась от недостижимости Ламун. – Кто знает, может, я и вправду позвоню тебе.
В ответ она улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.
– До встречи, – сказала Жюльенна, искренне надеясь, что Том позвонит ей. – Храни тебя Господь!
Вечерело, и уже включили свет в коридоре больницы. Жюльенна пошла к сестринскому посту. Она немного замешкалась у двери палаты, где лежал Риф. Жюльенне очень хотелось увидеть его, пусть всего лишь на минутку. Неподалеку, за стеклянной перегородкой, сидела за рабочим столом медсестра и смотрела на посетительницу с явным интересом.
На лбу Жюльенны обозначилась чуть заметная морщинка. Вряд ли Риф будет возражать, если она заглянет и поинтересуется, как у него дела. Но наверняка Жюльенна сказать не могла. Реакция Рифа всегда была непредсказуема. Именно поэтому он и притягивал Жюльенну. Она отлично знала, как на ее слова могут отреагировать, скажем, Ронни, или Дерри, или даже Том Николсон. Но Эллиот отличался от других мужчин. И если сейчас он хотел быть один, Жюльенне вовсе не улыбалось оказаться в унизительном положении посетителя, которому с порога указывают на дверь.
– Ладно, как-нибудь в другой раз, cheri, – прошептала она и, улыбнувшись самой себе, отправилась по коридору к лестнице. Элизабет оказалась весьма прыткой, но Жюльенна была на нес не в обиде. Пусть Элизабет решила сжечь за собой мосты, это в конце концов ее дело. Жюльенна на ее месте скорее всего поступила бы точно так же. Хотя как знать? Она была замужем за Ронни, а не за Адамом. Ронни был ей по душе, с ним никогда не было скучно.
Жюльенна сбежала в холл по последнему пролету лестницы. Она испытывала сексуальное возбуждение, а у Ронни в семь встреча с Алистером в «Пенинсуле». И если она хотела застать мужа дома, следовало поторопиться.
* * *
Адам уставился на Элизабет, только что вошедшую в гостиную. Он выглядел изможденным, осунувшимся и сразу постаревшим.
– Ты любишь этого человека, насколько я понимаю? Не так ли? – без околичностей произнес он.
– Да.
Это слово произвело эффект разорвавшейся бомбы. Она видела, как Адам покачнулся, хотя и сохранил равновесие. Он стоял у камина, сжимая в руке трубку, которая давно потухла.
– Адам, мне, право же, очень жаль, – упавшим голосом произнесла Элизабет, делая шаг ему навстречу. – Очень жаль, что все так случилось.
Он жестом остановил ее.
– Нет! – произнес он, и это слово прозвучало как вопль исстрадавшегося человека, душе которого не найти успокоения. – Не смей приближаться ко мне, Бет! Не прикасайся ко мне! Я этого не вынесу! Видит Бог, не вынесу!
По ее лицу потекли слезы.
– Сядь, Адам. Позволь я сделаю тебе что-нибудь выпить.
– Черт побери, ничего мне не нужно! – закричал он, теряя самообладание. – Я хочу сохранить то, что у меня было всегда! Я тебя люблю, Бет! – Он крепко зажмурился. – Ты мне нужна, – упавшим голосом повторил он. – Ты единственный человек, который мне необходим. Видит Бог, Бет, я не представляю, смогу ли жить без тебя. Ты мне нужна еще с тех пор, как была ребенком.
Она подошла к Адаму и, взяв его под руку, подвела к креслу.
– Сядь, – мягко сказала она.
Он покорился, а она взяла графин и налила ему изрядную порцию бренди.
– На, выпей. – Она с усилием вложила бокал в руку мужа. – О, Адам, дорогой, если бы ты знал, как я старалась, чтобы ничего этого не случилось!
Он одним махом выпил бренди и со стуком поставил бокал.
– Стало быть, ты пыталась остаться со мной? – с неожиданной горечью произнес он. – Ты пыталась меня любить? Не его, а именно меня?! – От горя и негодования его лицо сделалось пепельно-серым. – Никак не могу понять, Бет! Мне казалось, что мы с тобой так счастливы...
– Мы жили... ну, впрочем, и сейчас тоже...
Она хотела сесть у его ног, но Адам с неожиданным проворством подался вперед и сильно схватил ее за запястья.
– В таком случае – почему?! – выкрикнул он. – Ради Бога, объясни же мне: почему?!
Он сделал ей больно, но у Элизабет не было сил вырваться.
– Я и сама не знаю почему! – искренне воскликнула она. – Но когда я с ним, такое чувство, будто у меня настоящая, наполненная, разнообразная жизнь. Словно он – часть меня самой. Я постоянно хочу быть рядом с ним. – Она увидела, как исказилось лицо Адама, но уже не могла остановиться. – Я хочу делить с ним жизнь...
Резко разжав руки, он заставил Элизабет опуститься на колени, до того неожиданным оказалось его движение.
– Ты с ума сошла! Мужчины вроде этого Эллиота никогда не женятся на тех, с кем спят! Ты для него ничего не значишь! Совершенно пустое место! Он не любит тебя, Бет! Это я, я, я люблю тебя!
Опершись о кресло, она поднялась. Слезы текли ручьем по ее лицу, падали на платье, на руки. Она ненавидела все, что происходило между ней и Адамом, ненавидела себя за то, что огорчает его.
– Это не совсем так, Адам. Он очень любит меня. И хочет, чтобы я была рядом.
Адам дернулся, словно его ударили.
– Ты сама не понимаешь, что говоришь... Не хочешь же ты сказать, что намерена уйти от меня только для того, чтобы жить с ним? С человеком, который понятия не имеет о верности? С человеком, который, в сущности, является убийцей?
В комнате неожиданно наступила тишина. Элизабет чувствовала себя будто на сцене. Казалось, происходящее было спектаклем. Силы внезапно покинули ее, и она усталым голосом произнесла:
– Мне придется уйти от тебя, Адам.
Он непонимающе уставился на нее. И она вынуждена была с обезоруживающей откровенностью добавить:
– У меня будет ребенок от него.
Адам зарычал, как лев в джунглях. Как слепец, он выставил перед собой руки, ему срочно нужно было сесть.
– О нет... нет... не могу поверить... Я отказываюсь в это верить!
Она подошла и оперлась о край камина.
– Я сама не представляю, что делать, – опустошенно сказала она. И это прозвучало не как призыв о помощи, а как обычная констатация факта. – Риф ведь еще ничего не знает. Но что бы я ни решила, здесь оставаться я не намерена, имей это в виду, Адам. Я перебираюсь в «Пен».
Убитый, он качал головой, не в силах произнести ни слова. Как только Адам смог, он сказал:
– Нет, в этом нет необходимости, Бет! Оставайся здесь, со мной!
– Я не могу, – ответила она, чувствуя, как при каждом слове ее сердце готово разорваться от горя.
Элизабет подошла к Адаму, опустилась перед ним на колени и взяла его ладони в свои.
– Так вышло. Я даже не смею надеяться на твое понимание случившегося. Но я люблю тебя. И всегда любила!
Лицо Адама осунулось, как у потерявшего все игрока. От душевных страданий он казался старше, чем обычно.
– Но любишь не так, как его, да?
Она сжала его ладони.
– Нет, его я люблю совершенно иначе. Какое-то время оба молчали. Наконец Адам сказал:
– Не уезжай, Бет. – В его голосе звучало отчаяние. Она подняла на него глаза.
Было очевидно, что в душе Адама происходит огромная внутренняя работа, что он пытается смириться с самым большим поражением в своей жизни.
– Риф еще не знает о ребенке? И не говори ему! Никому не говори об этом!
– Извини, Адам, я не вполне тебя понимаю.
Он с такой силой сжал ее руки, что Элизабет даже поморщилась от неожиданной боли.
– Это будет наш ребенок, наш с тобой, Бет! И отцом его буду я. Мы сможем и дальше жить вместе, как жили прежде. Мы ведь были счастливы, Бет! Ты сама столько раз это говорила! Пожалуйста, дорогая, не уходи. Останься, прошу тебя. Позволь мне заботиться о тебе и малыше!
Она разрыдалась. Безудержный плач сотрясал все тело Элизабет. Она всегда знала, что Адам любит ее. Но теперь поняла: его любовь так сильна, что он готов простить ей даже измену. Он предлагал ей все, что был в состоянии предложить. Но это уже было ни к чему. Что бы сейчас ни предлагал Адам – все было тщетно! Их совместная жизнь подошла к своему логическому концу. Она была погребена под ковром из цветов гибискуса.
– Нет, – с явным сожалением прошептала Элизабет, с усилием поднимаясь на ноги и думая о том, дарует ли ей Господь достаточно долгую жизнь, чтобы в конце земного пути она сама могла простить себя. – Я и сейчас считаю тебя самым добрым и любящим мужчиной в мире, Адам, но остаться не могу. Не могу дальше жить с тобой под одной крышей. И сегодня же перебираюсь в «Пен».
Он не шевельнулся. Не попытался даже подняться с места. Мир Адама внезапно обрушился. Бет уходит, и он не в силах остановить ее.
– Я люблю тебя, – безучастным голосом произнес он, наблюдая за тем, как Элизабет идет к двери. – Видит Бог, я и сейчас люблю тебя, Бет!
Взявшись за ручку, она покачнулась, но устояла на ногах и решительно вышла из комнаты, ничего не видя перед собой от застилавших глаза слез. Уложив вещи в один чемодан, она отнесла его вниз, не желая просить об этом Чана или Мей Лин. В холле она немного задержалась. Дверь в гостиную по-прежнему оставалась закрытой. Но Элизабет даже не подошла к ней. Что она могла сейчас сказать Адаму? Самое ужасное, самое чудовищное в их прощании было в том, что при всем ее добром отношении к Адаму в глубине души она ни на секунду не усомнилась в правильности принятого ею решения. Она вышла из дома и по белеющей в темноте гравийной дорожке пошла к гаражу.
– Боже, не могу поверить! – вскричала Элен с непритворным изумлением.
Было девять часов утра. Она приехала из Цзюлуна, чтобы увидеться с Элизабет или, если той нет, с Адамом. Ее очень обеспокоил отказ Чана позвать Элизабет к телефону.
От Адама сильно несло перегаром. Его домашний пуловер выглядел так, словно Адам в нем спал.
– Увы, это правда, – убитым голосом произнес Адам. – Она в «Пенинсуле».
– Но она вернется! – с отчаянной решимостью, которая должна была убедить Адама в правоте ее слов, воскликнула Элен. – Обдумает все спокойно – и обязательно вернется.
Адам отрицательно покачал головой.
– Нет, – твердо ответил он. – Не вернется она, Элен, не вернется. – Помолчав, он добавил: – Она от него беременна.
– Боже правый... – Элен уставилась на него. Шок был таким сильным, что ей едва не сделалось дурно. – О, Адам, дорогой... Мне, право, жаль...
– Я не нуждаюсь в жалости, – сурово заметил он. – Мне нужна Бет. Нужно, чтобы она ко мне вернулась. – Адам с надеждой взглянул на Элен. – Поговори с ней! Постарайся ее образумить! Я уже сказал ей, что ребенок не помеха. Лишь бы она сама вернулась ко мне, все остальное не имеет значения.
– Я непременно поговорю, – ответила Элен довольно неуверенно. Наверняка Элизабет поступила так вовсе не с бухты-барахты, а если она еще и носит ребенка от Рифа, то Элен едва ли сможет уговорить подругу вернуться к законному мужу. – Ты пока займись собой, – сказала она Адаму. – У тебя сейчас ужасный вид. Прими душ, переоденься, а потом мы с тобой позавтракаем. Я попрошу, чтобы Чан сварил яйца и накрыл на стол.
– Спасибо, Элен, – благодарно сказал он. Как ни тяжело было ему, он понимал, что если что-то ему сейчас и нужно, то именно такое материнское отношение и покровительство.
Адам медленно вышел из комнаты, больше обычного припадая на раненую ногу. Она обратила внимание на эту усилившуюся хромоту.
– Черт бы тебя побрал, Риф Эллиот, – прошептала она. – Что бы тебе влюбиться в Жюльенну или в кого-нибудь другого... Тогда не было бы никаких разбитых сердец.
Глава 20
Элизабет обосновалась в «Пенинсуле». Измученная, почти без сил, она попросила дать ей одиночный номер, предупредив, что может прожить в отеле довольно долго. Она была уверена, что Риф, узнав о ее переезде, будет настаивать, чтобы она перебралась к нему. Но переезжать к Рифу она не собиралась. Во всяком случае, пока. Она ушла от Адама не для того, чтобы сразу переселиться к другому мужчине. Она покинула его потому, что не могла более хранить ему верность, на которую он имел полное право рассчитывать.
Она устало прошлась по комнате. Выложила туалетные принадлежности на полочку в ванной комнате. Бросила на постель ночную рубашку. На туалетном столике стоял графин с холодной водой. Элизабет налила себе стакан и с удовольствием выпила. Она не хотела, чтобы ее сейчас беспокоили служащие отеля. Не нуждалась она ни в еде, ни в спиртном. Ей хотелось только спать и спать.
Она медленно разделась. От слез ее лицо осунулось, голова сильно болела. Повесив одежду на спинку стула, она с удовольствием приняла прохладный душ и легла.
Вот она и ушла от Адама. Ее усталый мозг жаждал забыться спасительным сном. К счастью, наступила ночь и этот ужасный день закончился. Движение по Солсбери-роуд понемногу стихло. Она сделала единственное, что и должна была сделать: прямо объявила Адаму о своей любви к Рифу. Сказала и о своей беременности. Она обязательно родит ребенка. Улыбнувшись при этой мысли, Элизабет закрыла глаза и тотчас же заснула.
На следующее утро она не сразу отправилась в больницу. Вместо этого поехала на Натан-роуд, в квартиру Ли Пи. Если уж начинать новую жизнь, то следует во главу угла поставить музыку. Слишком долго Элизабет была вынуждена оставлять ее на задворках.
Она была бледна и выглядела нездоровой, но ее глаза горели тем огнем, который маэстро сразу и безошибочно почувствовал. Не желая терять времени и не сказав ни слова по поводу ее затяжного отсутствия, он счел благоразумным промолчать.
Ли Пи сразу же пригласил ее к роялю, но вовсе не для того, чтобы она что-то играла, как в прошлый раз. Он начал с азов.
– Сыграйте мне ре-мажорную гамму в двух октавах, – сказал он. – Так легато, как сможете.
После первого же звука он остановил ее.
– Нет, нет, сесть вы должны по-другому. Вот так, хорошо. Ну а теперь еще разок.
Именно это ей и было нужно. Три часа кряду она играла и думать забыла об Адаме. Забыла и о Рифе. Даже о своей беременности.
Когда пришло время обеда, они перекусили рисом с рыбой. Элизабет рассказала Ли Пи, что всегда считала чрезвычайно трудным Второй фортепианный концерт Бартока. В ответ Ли Пи улыбнулся, и на какое-то мгновение его лицо покрылось множеством морщинок.
– Нет трудных музыкальных произведений, Элизабет. Все зависит от опыта, от квалификации пианиста.
Она улыбнулась, понимая его правоту. Ей доставляла удовольствие сама мысль о том, что она опять работает, серьезно занимается музыкой и, возможно, добьется больших успехов.
– Вы придете завтра? – спросил он, провожая Элизабет до двери.
– Я буду приходить ежедневно, – ответила она, и ее прекрасное лицо в эту минуту очистилось от следов душевных мук. Она чувствовала себя уверенно, голова была ясной.
– Но запомните, – предупредил он, – запомните, что во время концерта следует думать о темпе: он не должен быть слишком медленным, в противном случае произведение развалится на ряд обособленных фрагментов. Но и слишком быстрый темп не подойдет – в этом случае все звучит отрывисто. – Он улыбнулся и стал похож на гнома. – До завтра. Всего хорошего.
Как всегда во второй половине дня, на улицах было полно народу. Она отправилась к парому, чтобы оказаться в Виктории. На душе у нее полегчало. Жизнь больше не казалась ей грудой разбитых черепков. Она обретала смысл и форму, и у Элизабет исчезло чувство, что ее судьбой распоряжается кто-то посторонний. Она сама решала, что делать, как поступить, и от этого возникало приятное чувство свободы.
Когда Элизабет входила в больницу, она ощущала давно забытое чувство уверенности и полноты жизни. Широкая юбка цвета нильской воды шелестела, приятно касаясь ее ног.
– Как себя чувствует сегодня мистер Эллиот? Ему лучше? – спросила она дежурную медсестру.
Та чуть заметно приподняла бровь. Именно" потому, что миссис Гарланд пришла так поздно, а не появилась с самого утра, мистер Эллиот категорически потребовал, чтобы его выписали еще до обеда.
– Если не обращать внимания на его выходки, все остальное более или менее, – сухо заметила она.
Элизабет улыбнулась. Да, Риф-пациент был явно не подарок.
– Я могу его увидеть?
– Чем скорее, тем лучше, – ответила медсестра. – Но если он будет настаивать на немедленной выписке, постарайтесь его переубедить. Ему следует полежать у нас еще по крайней мере неделю.
Элизабет понимающе кивнула и пошла в палату Рифа.
При звуке открываемой двери он тотчас же обернулся.
– Ну и как прикажешь это понимать, черт побери?! – Но по его взгляду Элизабет поняла, что его гнев не вполне искренний. Глаза Рифа радостно лучились, он был несказанно рад наконец-то увидеть ее. – Проклятие, уже почти шесть часов вечера!
– У меня было много дел, – ровным голосом сказала она, подходя и чинно усаживаясь на край венского стула рядом с больничной койкой.
– Ближе, женщина! – рявкнул он. – Так, чтобы я мог до тебя дотянуться!
Она подчинилась его требованию, и, несмотря на то что он лежал под капельницей, а его грудь была плотно забинтована, некоторое время им было не до разговоров. Когда же она наконец сумела оторваться от Эллиота, то неуверенно сказала:
– А у меня есть для тебя новость.
– Я знаю.
Она сидела на краю его постели, и он не выпускал ее ладони из своих рук.
– Адаму все про нас известно. Элен рассказала мне. В облике Рифа читалось нескрываемое удовлетворение.
Элизабет отняла у него свои руки, поднялась и отошла к окну.
Брови Рифа сошлись на переносице.
– В чем дело, Лиззи? Все равно рано или поздно он обязательно бы узнал. В чем же дело?
– Я не хотела обрушивать на него это известие так внезапно, это было ужасно... – Она немного помолчала, затем добавила: – Я ушла от него. У меня не было выбора. Теперь я снимаю номер в «Пенинсуле».
В душе Риф ликовал, но вовремя сообразил, что Элизабет далеко не все ему сказала, и замер в ожидании.
Наконец она обернулась и взглянула ему в глаза. Падавший в окно солнечный свет серебрил концы ее волос.
– У меня будет ребенок, – просто произнесла она. Риф даже не спросил, от кого. Да в том и не было нужды.
– Ну ты и чертовка! – восторженно воскликнул он. – Ну-ка иди поближе, чтобы я мог поцеловать тебя.
На ее губах появилась робкая улыбка.
– Ты рад?
– Подойди поближе, сама узнаешь! – сказал он, протягивая свободную руку. Он сгреб Элизабет в объятия и притянул к себе. – Но почему, скажи на милость, ты вдруг решила перебраться в «Пенинсулу»? Нужно было прямиком ехать на мою квартиру!
– Нет, – сказала она и чуть заметно отстранилась, – нет, Риф, я пока не собираюсь переезжать к тебе.
Он уставился на нее как на сумасшедшую.
– А в чем дело? Или моя квартира слишком велика?
Элизабет отрицательно покачала головой.
– Размеры тут ни при чем. Дело в том, что я не хочу поступать скоропалительно: только что ушла от Адама – и тотчас же перебралась в дом другого мужчины. Не знаю, поймешь ли ты...
– Ничего не понимаю, – нахмурившись, признался он. – Я хочу, чтобы ты была со мной постоянно, каждую минуту, непрерывно. Ты ведь тоже хочешь всегда быть со мной? У нас будет ребенок. И тем не менее ты будешь жить в «Пенинсуле», а я – в своей квартире. Что за глупость!
Она так и думала, что Риф не сумеет ее понять.
– А я не считаю это глупостью, – негромко сказала она, – потому что мне это нужно.
– Что нужно? Спрятаться от всех? – мрачно поинтересовался он. – В таком случае я в этом тебе не помощник.
Она улыбнулась.
– Как бы там ни было, а тебе придется смириться с моим решением.
Весь ее облик дышал такой уверенностью и решительностью, что Риф понял: спорить бессмысленно. Во всяком случае, спорить теперь.
– И как же ты со всем справишься? – поинтересовался он, вспомнив о ее ахиллесовой пяте. – «Пен» – очень дорогой отель, разорит кого угодно. Адам вряд ли будет оплачивать твои счета, да и я не собираюсь этого делать.
Улыбка Элизабет стала еще шире.
– Никому из вас не придется за меня платить, если уж на то пошло, – с явным удовлетворением произнесла она, чувствуя, что возможность произнести подобную фразу улучшила ее настроение. – Отец оставил мне достаточно средств, чтобы я смогла позволить себе некоторые удовольствия.
– Черт бы его побрал в таком случае! – воскликнул Риф, и его глаза опять недобро сверкнули.
Он почти не сомневался, что отказ Элизабет переехать к нему будет приятен Адаму Гарланду. Вообще-то независимая в финансовом отношении женщина, которая вольна поступать, как ей вздумается, – та еще штучка. А судя по всему, Элизабет собиралась жить так, как ей хотелось.