Грехи людские

В ответ она лишь улыбнулась.

– Да, атмосфера стала какой-то неуютной, напряженной. Мне кажется, что мистеру Эллиоту следовало хорошенько подумать, прежде чем являться со своей подружкой в ресторан, куда частенько хаживает его тесть. – Она против воли произнесла это имя и рассердилась на себя. Что это ей вдруг пришло в голову заговорить о Рифе Эллиоте? Он совершенно, ни капельки не интересовал ее.

Пройдя через холл, они оказались в саду отеля.

– Ему лучше знать, кого и куда приводить, сидит тут его тесть или не сидит. Хотя приводить, конечно, не стоило, – согласился Том.

– Только потому, что она малайка?

Он согласно кивнул, и морщины вокруг его рта сделались глубже.

– Да, таких женщин сюда не приводят. В Гонконге много мест, куда можно прийти с малайкой или китаянкой, но есть и такие, куда цветных женщин приводить не принято. И отель «Репалс-Бей» – в их числе. Особенно на воскресный обед.

Она осторожно сказала:

– Мы с Адамом вчера не пошли на скачки. Мы были на Новой территории.

– Ну и как вам там понравилось? – с усилием сохраняя спокойное выражение лица, поинтересовался Том. Лишь по его взгляду можно было догадаться, что в этот момент его мысли очень далеко.

– Мы были в Кам Тин.

Он резко остановился.

– О... – произнес он, мгновенно все поняв. – И стало быть, вы видели...

– Да. Она очень привлекательна. И вы, судя по всему, очень ее любите.

Он грустно улыбнулся.

– Да. Ее зовут Ламун Шенг. Ее отец – один из богатейших здешних землевладельцев. Узнай он только, что его дочь влюблена в европейца, так в двадцать четыре часа выдаст ее замуж за подходящего китайца.

– И поэтому о вас никто не знает?

– Почему? Элен знает. Иногда мне, правда, кажется, что она из-за этого несколько разочаровалась во мне. Вы ведь знаете, она такая прямолинейная, что думает, то и говорит. И ей не вполне понятно, почему я открыто не встречаюсь с Ламун, как, например, это делает Эллиот.

– А и вправду, почему вы не можете появляться с ней открыто? – с интересом спросила Элизабет. Дом казался ей не тем человеком, кого можно уличить в коварстве замыслов или обвинить в том, что он придает слишком большое значение мнению посторонних.

– Потому что, стоит только другим узнать о моей связи, моя карьера будет поставлена на карту. Меня тотчас же переведут в Африку, в Индию или какую-нибудь Внешнюю Монголию, чего доброго. А Ламун пострадает куда больше. Она будет вынуждена выйти замуж за человека, которого подберет ей отец. А так по крайней мере мы с ней спокойно видимся. Надеюсь, что наши встречи будут продолжаться.

Они вернулись в ресторан. К своему облегчению, Элизабет увидела, что угловой столик наконец освободился. Наверное, Риф Эллиот вместе с подружкой-малайкой отправились возмущать спокойствие в другом месте.

– А что ты думаешь о Рифе Эллиоте? – спросила Элизабет у Адама, когда они возвращались домой по горной дороге.

Адам пожал плечами.

– Ничего не думаю. Самонадеянный тип, судя по всему. У него, должно быть, железные нервы, поскольку он так запросто пригласил тебя пообедать.

Элизабет окинула взглядом росшие вдоль дороги голубые ирисы.

– Скажи, а ты был бы против, прими я его приглашение? – спросила она.

Машина вильнула в сторону. Адам выправил руль и с нескрываемым изумлением взглянул на жену.

– Конечно, я был бы против. Он женат и, кроме того, известный бабник. Если бы тебя увидели с ним, то твоей репутации был бы нанесен серьезный удар.

Почувствовав угрызения совести, она поспешно взяла его за руку.

– Извини, дорогой, разумеется, ни о каком обеде с Рифом Эллиотом и речи быть не может. Не понимаю, почему я завела этот странный разговор.

Они спустились по горному серпантину, который вел к ипподрому и дальше к Виктории. На губах Адама заиграла чуть заметная улыбка.

– Должно быть, тебе было интересно узнать, приревную я тебя или нет?

В ее глазах появилась грусть, и она крепко сжала его руку.

– Нет, Адам, – горячо призналась она. – Я совсем не хочу, чтобы ты меня ревновал. Я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы огорчить тебя. Никогда в жизни!

Глава 9

Алистер Манро лихорадочно нажал на тормоз, и колеса его старенького «остина» отчаянно завизжали. Иногда передвигаться на автомобиле по оживленным и многолюдным улочкам Цзюлуна было совершенно невозможно. Такси сигналили как бешеные: они не могли проехать из-за затора, который устроили несколько рикш. Среди застывших машин и рикш носился мальчишка-китаец, пытаясь поймать удиравшую от него и истошно кудахтавшую курицу. За курицей стлался целый шлейф перьев. Воспользовавшись суматохой и временной остановкой движения, уличный торговец с двумя тяжелыми корзинами на бамбуковом коромысле подбежал к автомобилю Алистера и крикнул:

– Свежие креветки! Не желаете свежих креветок? Алистер отрицательно покачал головой.

– Нет, спасибо, – сказал он, отводя взгляд от даров моря в корзинах. Затем Алистер отчаянно надавил на клаксон «остина». Он никак не мог понять, почему вдруг Элен пришло в голову из тихого привилегированного Пика перебраться в клоаку Цзюлуна. Кто-то другой, возможно, это и понимал, только не Алистер. Наконец курица, виновница переполоха, была поймана. Рикши расчистили проезжую часть. Движение возобновилось. С хладнокровным выражением уличный торговец понес дальше свои корзины с креветками.

Алистер свернул налево и оказался на Натан-роуд. По крайней мере квартира Элен располагалась неподалеку от парка. Будет удобно играть там в футбол с Джереми. Губы Алистера под аккуратными усами сжались. Ему хотелось бы делать для Джереми очень много, а вместо этого он лишь разыгрывал из себя доброго дядюшку. А ведь Алистер хотел быть отцом мальчику и Дженнифер. Сам он был уверен, что отлично справился бы с этой ролью. Алистер затормозил перед недавно построенным многоквартирным домом. Поговаривали, что «Королевских шотландцев» могут перевести в другое место, поэтому Алистеру хотелось как можно скорее уладить свои отношения с Элен. Не впервые он пожалел, что она вдовствует всего год с небольшим. Если бы это длилось дольше, Алистер смог бы проявить большую настойчивость, уговаривая ее выйти за него замуж. Не было ничего странного в том, что она хотела немного подождать. Элен еще горевала по Алану, и Алистер понимал, что для нее выскочить замуж означало оскорбить память покойного супруга.

В этой квартире Элен жила всего неделю, но в ней уже все казалось более или менее обжитым. Войдя в просторную, залитую солнцем гостиную, он сразу обратил внимание на фотографию Алана в серебряной рамке, стоявшую на лакированном бюро. Дети с радостными криками бросились ему навстречу.

– Дядя Алистер, пойдем в парк? Или поиграем в футбол? – предложил Джереми, прижимаясь к нему.

Алистер поднял мальчика и посадил к себе на плечи, обнял маленькую Дженнифер и вышел с детьми в сад, где Элен пересаживала герань из горшков на клумбу, уже подготовленную для цветов.

– Пытаешься сделать что-то вроде английского сада? – с улыбкой поинтересовался он.

Она ответила ему улыбкой. Элен была в стареньком сарафане, заправленном в шорты, – вполне возможно, то были шорты Алана. На ее щеке виднелся след грязи, волосы, как обычно, были не прибраны.

– А почему бы и нет? – поинтересовалась она, поднимаясь, чтобы поздороваться с ним. В руке она держала маленькую лопатку. Полная грудь Элен выпирала из-под тонкой ткани сарафана. – На меня хорошо действует эта красная герань. Думаю посадить здесь и фиалки с первоцветом.

Алистер с трудом удержался от поцелуя. С самого начала их знакомства Элен заявила, что в присутствии детей не желает проявлений физической близости, чтобы не волновать их. Алистер с пониманием отнесся к этому, хотя Элен его и расстроила. Сейчас его губы сложились в ироническую усмешку. Он почти наверняка знал, о чем мог подумать Том, когда свояченица заявила ему о желании переехать в собственную квартиру. Том как пить дать догадался, что они хотят иметь более подходящее место для встреч. Увы, все оказалось иначе. Хотя они и были близки и Элен отдавалась ему истово и страстно, но она категорически отказывалась заниматься любовью в непосредственной близости от детей и ничто не могло заставить ее изменить этому правилу. Ей казалось ужасным, что дети могут, не дай Бог, услышать или, что еще ужаснее, случайно увидеть что-нибудь.

– Я хотел бы поговорить с тобой, – сказал он, спуская Джереми с рук.

– Как, разве мы не пойдем гулять в парк? – с явным разочарованием в голосе спросил мальчик.

Алистер взъерошил его светлые волосы.

– Немного погодя, Джереми. Сейчас я хотел бы потолковать с твоей мамой.

Увидев выражение лица Алистера и уловив решительные нотки в голосе, Элен сделалась серьезной, а ее сердце ушло в пятки. Господи, ну почему ему мало того, что есть? Ведь если он будет торопить события, то ему же будет хуже, в первую очередь именно ему. Он почувствует себя отверженным. А это ни к чему, совершенно сейчас ни к чему! Она всегда чувствовала себя прекрасно рядом с Алистером, ему удавалось доставлять ей радость в постели и избавлять ее от страха одиночества. Но заменой Алану он не стал и вряд ли когда-нибудь станет. И вот теперь, именно теперь он вынуждает ее произнести все это вслух.

– Ну-ка, дети, пойдите и отыщите Джунг Лу, – устало сказала Элен. – И попросите ее немного поиграть с вами.

– Мы не хотим к Джунг Лу, – возразила Дженнифер. – Мы хотим быть с тобой и дядей Алистером.

– Потом, потом. – Элен поцеловала дочь и сына и передала детей няне. – Побудьте с ними полчасика, Джунг Лу. Мне необходимо поговорить с майором Манро. Пусть никто нам не мешает.

С этими словами она прошла в гостиную, закурила и глубоко затянулась, выпустив дым.

– Я знаю, Алистер, что ты собираешься сказать. И я не хочу этого слышать. Почему ты не хочешь оставить все как есть?

– Меня не устраивают наши отношения. Наш батальон могут в любой момент передислоцировать. И мне бы хотелось, чтобы до этого мы с тобой уладили кое-какие формальности.

Она взглянула на него с признательностью и отчаянием. Он старался вести себя корректно и благородно даже сейчас, когда собирался сделать ей предложение. Она чувствовала, что он и сам смущен, и это усиливало ее симпатию. На службе он был твердым, уверенным в себе человеком, но как только речь заходила о личной жизни, сразу же делался сдержанным, скромным и очень уязвимым. Она решила перевести разговор на другое и, не дожидаясь инициативы с его стороны, сказала:

– Почему ты уверен, что «Королевских шотландцев» непременно передислоцируют? В таком случае здесь почти не останется войск, которые могли бы нас защитить в случае опасности.

– Ну, говорят, что мы тут и так находимся слишком долго и в этом нет особого смысла. Если начнется война, то в Европе, и именно там, будут происходить главные военные действия. Так что нам дали понять, что нужно готовиться к возвращению в Англию. – Он взял из ее руки сигарету и затушил в пепельнице. – Я хочу, чтобы мы с тобой поженились, – сказал он, и по выступившему на его щеках румянцу можно было определить, как сильно он волнуется. – Понимаю, ты уверена, что прошло еще слишком мало времени после смерти твоего мужа. И что еще не время для такого важного шага. Но события заставляют спешить, Элен. Я не хочу вернуться в Англию, не надеясь когда-нибудь вновь тебя увидеть. – Он взял ее за руку. – Пожалуйста, Элен, – хрипло сказал он. – Ты знаешь, я не оратор, говорить не слишком-то умею. Но я люблю тебя и хочу заботиться о тебе.

У нее ком встал в горле. Она почувствовала, что к глазам подступили слезы. Алистер такой хороший, такой честный. Ей невыносимо было думать о том, что такого прекрасного мужчину она сейчас будет вынуждена расстроить.

– Извини, Алистер. – Она перевела взгляд с его лица на фото в серебряной рамке, стоявшее на полированной поверхности бюро. – Но я не могу решиться на такой шаг. Пожалуйста, постарайся меня понять.

Он с трудом сглотнул. Алистер говорил правду, он не был златоустом. Он вообще не относился к тем мужчинам, что легко и привычно чувствуют себя в женском обществе. Хотя ему было уже тридцать два года, до Элен у него было совсем немного женщин. И ни на одной из них он не хотел жениться. Поначалу в Элен его привлекли простота и естественность, нежелание казаться сложнее и утонченнее, чем на самом деле. Она была естественной и открытой, лишенной какого бы то ни было коварства.

– Я ведь не говорю, что нужно сломя голову бежать и регистрировать брак, Элен, – не унимался он. – Я понимаю, что если ты говоришь «рано», стало быть, для тебя еще рано. Но мне хочется услышать от тебя обещание, что рано или поздно мы обязательно поженимся. – Он вытащил из кармана обручальное кольцо и неловко добавил: – Не знаю, сможешь ли ты его надеть и вообще подойдет ли оно...

Кольцо было с внушительного размера бриллиантом. По лицу Элен покатились слезы, она не могла больше сдерживаться. Как это типично для Алистера: купить такую дорогую вещь в надежде сделать приятное, не подозревая, что хуже этого подарка едва ли можно придумать. Чтобы надеть на палец кольцо Алистера, ей пришлось бы снять перстень, подаренный Аланом. Элен отчаянно замотала головой.

– Нет, – сдавленным голосом произнесла она, – я не могу...

Он взял ее правую ладонь в свою и сказал:

– На эту руку, любимая...

То, что Алистер понял ее, потрясло Элен. Она уткнулась головой ему в грудь и разрыдалась, не в силах сдерживаться. Алистер знал, что она оплакивает Алана. Он крепко прижал Элен к себе. Когда ее рыдания стихли, он взял ее правую руку и надел кольцо на безымянный палец. Элен не противилась.

– А потом ты наденешь его на левую руку, – сказал он. – Как только будешь к этому готова.

Она сглотнула слезы и согласно кивнула. Элен сейчас впервые подумала о том, что она, наверное, настоящая дура – ведь только дура может отвергать такого мужчину.

– Давай-ка я напою тебя чаем, – глухим от слез голосом произнесла она и поспешила на кухню. Она сделала крепкий сладкий чай с молоком – именно такой и любил Алистер.

Жюльенна выгнула спину, кудрявые ярко-рыжие волосы упали ей на лицо. Ее глаза были смежены, рот приоткрыт, она стонала от наслаждения.

– О, это было замечательно, не так ли? – спросила она после того, как Дерри вошел в нее с победным криком. Жюльенна оперлась локтем о постель, ее глаза лихорадочно блестели.

Дерри не мог произнести ни слова, он лишь хмыкнул, выражая согласие. Сердце его бешено колотилось, как у человека, одолевшего милю менее чем за четыре минуты.

Жюльенна радостно рассмеялась, взяла прядь его волос и намотала себе на палец. Не такие, как у Ронни, прямые и гладкие, – у Дерри были непокорные вьющиеся волосы.

– Может, ты хотел бы еще разок? – весело спросила она.

Приоткрыв глаза, он посмотрел на нее. Сегодня они впервые занимались любовью. Он понятия не имел, какие прежде были у нее любовники и на какие подвиги они были способны, но он не собирался с ними тягаться. Смерть от разрыва сердца в постели не входила в ближайшие и отдаленные его планы.

– Шутишь? – с выражением произнес он.

В ответ Жюльенна весело рассмеялась и уткнулась лицом в его грудь, покрытую обильным потом.

Когда он смог наконец восстановить дыхание, то спросил:

– А Ронни знает, где ты сейчас? Жюльенна пожала плечами.

– Понятия не имею. Может, думает, что я в клубе... Хожу по магазинам, может быть...

Облокотившись о подушки, он взобрался повыше и протянул руку за сигаретами и зажигалкой на ночном столике.

– Черт знает что у вас за брак. Неужели он никогда не пытается узнать, где ты бываешь, как проводишь время?

Жюльенна вздохнула. Всегда одно и то же. Рано или поздно ее любовники непременно принимаются выяснять, что у нее за брак. В отличие от других Дерри проявил интерес с самого начала. Встав коленями на смятую простыню, она пристально посмотрела на него. Ее грудь была полной, с красивыми розовыми сосками.

– Я ни с кем не намерена обсуждать свою семейную жизнь, – сказала она, и эти слова прозвучали с такой необычной для нее серьезностью, что Дерри вопросительно приподнял брови. – Я очень счастлива с мужем. Я люблю Ронни. И Ронни меня тоже любит. И если я и позволяю себе иногда поразвлечься, это ни в коей мере не влияет на мой брак и отношения с мужем. Ты понимаешь?

– Умру – не пойму! – искренне ответил Дерри. Она чуть нахмурилась, но Дерри обнял ее и притянул к себе.

– О'кей, дорогая. Если тебе хочется, пусть так оно и будет. Никаких разговоров о Ронни. Но о чем же, черт побери, мы будем в таком случае разговаривать?

– О Мелиссе, – подсказала она. – Ты, случайно, не знаешь, где она сейчас может быть? Ведь если Риф и вправду держит ее взаперти – а судя по всему, так оно и есть, – почему бы тебе что-то не предпринять?

На этот раз пришел черед Дерри нахмуриться. Мелисса приходилась ему сестрой, ему были отвратительны и судебное разбирательство, и сплетни, которые оно вызвало. Ему так же, как и его отцу, претило то, что стали известны некоторые подробности жизни Мелиссы.

– С Мелиссой все в порядке, – резко ответил он. – Конечно, для нее суд оказался серьезным испытанием, но что поделаешь... Она еще не вполне оправилась, ей трудно бывать на публике и смотреть людям в глаза. Особенно после ужасных обвинений, которые ей бросил адвокат Рифа.

Жюльенна кончиком языка провела по его груди и плоскому животу.

– Хочешь сказать, что он не удерживает ее на ферме силой? – разочарованно протянула она.

– Именно.

Ее нежные пальцы тронули Дерри внизу живота, и он возбудился.

– Жаль, – с сожалением произнесла Жюльенна. Она с улыбкой смотрела, как напрягается его плоть, доставившая ей немало наслаждения.

Дерри прикрыл глаза. Ему казалось немыслимым, что Жюльенна так быстро, в сущности, не дав ему отдохнуть, опять сумела привести его в боевую готовность. Но как бы там ни было, а все равно приятно лежать, расслабившись от ее умелых ласк. Но о Мелиссе он ничего не намерен ей рассказывать. Сестра должна пережить, выстрадать то, через что ей пришлось недавно пройти. Дерри вовсе не собирался скрещивать мечи с Рифом Эллиотом и требовать, чтобы тот вернул Мелиссу в дом на Пике.

Жюльенна устроилась поудобнее, продолжая его ласкать.

– А ты слышал, что «Королевских шотландцев» хотят перевести с острова?

Дерри не слышал, да и вообще ему было наплевать. Он был бизнесменом, а не солдатом.

Он лежал, сладостно млея от ее томительных манипуляций.

– А ты откуда знаешь? – не открывая глаз, поинтересовался Дерри.

– Один приятель рассказал, – ответила она, раздумывая, стоит ли продолжать связь с майором «Королевских шотландцев» или целесообразнее дать ему отставку. Если и впредь с ним встречаться и при этом не прекращать отношений с Дерри, то даже при ее изворотливости ситуация может оказаться слишком запутанной. Она вздохнула. Дерри был исключительным любовником. И, судя по всему, ее отношения с «Королевскими шотландцами» должны стать более прохладными.

– Адам Гарланд полагает, что будет огромной ошибкой убрать «Королевских шотландцев» отсюда. Он уверен, что японцы непременно нападут на остров, и, стало быть, нужно не ослаблять оборону, а, напротив, потребовать подкрепления.

– Ну и дурак же он! – с презрительной интонацией сказал Дерри. – Ради Бога, не останавливайся, ты сейчас так замечательно все делаешь...

Огонь жег его плоть, а Жюльенна продолжала возбуждать его.

– Гарланд – это тот самый пожилой англичанин, которого занесла сюда нелегкая?

Жюльенна согласно кивнула.

– У него молодая и красивая жена, которая к тому же и очень... – Она задумалась, действительно ли Элизабет такая уж недотрога и никогда не знала других мужчин, кроме собственного мужа. – Очень неопытная, я бы сказала.

Дерри было решительно наплевать на супругу какого-то там Адама Гарланда.

– Боже, как чудно ты все делаешь... – выдохнул он, когда Жюльенна вобрала в себя его плоть.

– Ну же, cheri! – возбуждающе прошептала она. – Я хочу показать тебе, что и во второй раз может быть ничуть не хуже первого.

Он застонал, а Жюльенне казалось, словно она до краев наполнена его возбужденной плотью.

– О, это прекрасно, cheri! – прошептала она, чувствуя, как сильные пальцы Дерри впились в ее ягодицы. С нарастающим блаженством Жюльенна приговаривала сдавленным шепотом: – Великолепно...

Том Николсон и Ламун лежали на подушках, разбросанных прямо на полу летнего домика Гарландов. Элизабет как-то пригласила их к себе на обед, после чего они стали часто бывать у нее в доме на обедах и ужинах... Она сдержала свое слово и никому не говорила о связи Тома и Ламун. Кроме Элен, об их отношениях никто не знал, даже Алистер и Жюльенна.

– Так не может дольше продолжаться, Ламун, – настойчиво произнес Том. – Я должен поговорить с твоим отцом.

– Нет! – На ее золотистом лице резко выделялись огромные черные глаза. – Если ты это сделаешь, то всему придет конец, Том. Он отошлет меня куда-нибудь и заставит выйти за подходящего китайца. Ему нельзя ничего говорить! Ни сейчас, ни в будущем!

– Не может же он и вправду заставить тебя выйти замуж против воли, – сказал Том. Он вскочил и принялся расхаживать взад-вперед по комнате. – На дворе 1939год, а не глухое средневековье!

– Для китайских девушек из приличных семей на дворе все еще средневековье, – с грустью произнесла Ламун.

Томвыругался, сознавая, что она совершенно права. Он понимал также, что никакими силами ему не удастся убедить отца Ламун выдать дочь замуж за англичанина.

Она поднялась с подушек и грациозно подошла к Тому. Ее распущенные длинные черные волосы ниспадали на спину.

– Не принимай это близко к сердцу, Том, – мягко произнесла она, взяв его за руку. – Мир такой, какой он есть.

Он со сдержанным рычанием обхватил ее и привлек к себе. Он любил Ламун, но иногда ее китайское спокойствие выводило его из себя.

– Не понимаю, как можно спокойно относиться к этим предрассудкам?! – с отчаянием воскликнул он.

Он был выше ее на добрый фут, так что ей пришлось стать на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его рта.

– Потому что ничего не поделаешь, Том. Мы оба понимаем правила игры и должны терпеть их, согласны мы с ними или нет.

– Будь прокляты подобные правила! – с ненавистью произнес он. – Далеко не все уважают эти правила. Риф Эллиот, например, плевал на них с высокой колокольни!

– Ну, то Риф Эллиот, – насмешливо сказала Ламун. – Риф Эллиот вообще ни на кого не похож. Его китайские подружки не из приличных семей, и он не собирается жениться ни на одной из них.

– Но если бы захотел, то мог бы жениться, – мрачно сказал Том.

Ламун лишь усмехнулась. Хотя в глубине души она думала, что на сей раз Том прав. Но Риф Эллиот не Том, а она не шлюха из бара. Для таких, как Ламун, смешанный брак немыслим. Тут не может быть извинений, исключений из правил, вариантов или дискуссий. Ее отец-торговец, по мнению его партнеров-европейцев, отличался широтой взглядов, но у себя дома отметал все иноземное и был суровым главой семьи, подобно другим китайским отцам и мужьям из его сословия. Догадайся он, что у его дочери роман с англичанином, и Ламун никогда не увидела бы больше ни Тома, ни родного Гонконга.

– Мы должны быть благодарны судьбе уже за то, что есть, – сказала она деловито. Ее гибкое стройное тело плотно прижалось к телу Тома. – Если бы не курсы медсестер, мы с тобой вообще бы не встречались. Ты должен быть благодарным хотя бы за это.

– Я и так благодарен. Только один раз днем и один раз вечером в неделю мне слишком мало, – сказал он, касаясь губами ее волос.

Когда Япония развязала войну против Китая, Том и Ламун извлекли из этого события некоторую пользу. Ламун попросила отца разрешить ей посещать медицинские курсы при одной из больниц, и тот согласился. Эти занятия не могли повредить положению их семьи. И кроме того, в осложнившейся международной обстановке дочь-медсестра могла оказаться полезной.

Ламун наслаждалась занятиями, то есть она не ходила на них вовсе, используя эти часы для встреч с Томом. Поначалу каждое свидание было сложным делом. Они, например, не могли просто пойти в ресторан или бар, посидеть и выпить по коктейлю, не могли посещать клубы, куда ходили многие друзья Тома. Не могли и танцевать в «Пенинсуле», сидеть, держась за руки, в интимной, при свечах, полутьме «Парижского гриля». Ведь на них сразу же обратили бы внимание. И рано или поздно слухи непременно достигли бы ушей ее отца, на это понадобились бы считанные дни, если не часы. Поэтому они ездили на Новую территорию, стараясь избегать оживленных автомобильных трасс, и там, взявшись за руки, гуляли. Именно там Адам и Элизабет и увидели любовников. Теперь приходилось менять маршруты.

Летний домик Гарландов стоял в стороне от любопытных глаз, довольно далеко от главного дома, на краю сада. По мере того как их визиты к Гарландам становились чаще, это строение сделалось местом их постоянных свиданий. Вечером по четвергам, в часы занятий на курсах, даже если Элизабет и Адам отсутствовали, бой открывал дверь Тому и Ламун и они уединялись в своем гнездышке.

– Не понимаю, почему ты приходишь сюда, но отказываешься бывать в моем доме? – как-то спросил у нее Том. – Ведь отсюда до него рукой подать, всего минут пятнадцать.

– Потому что, если случится что-то ужасное и узнают о наших свиданиях, отец будет не слишком огорчен, ибо выяснится, что мы встречались в доме уважаемой супружеской пары. И наоборот, отец потеряет лицо, если окажется, что я бывала в твоем холостяцком доме.

Том понимал, что значит для китайца «потерять лицо» и как это бывает страшно. И потому больше не спорил с Ламун. Их короткие встречи урывками продолжались. И маленький домик в саду Гарландов стал для них центром вселенной.

Взяв Ламун на руки, он отнес ее на подушки. Впервые они встретились в Доме правительства, где крупные китайские предприниматели устраивали приемы для своих европейских собратьев. Мать Ламун заболела, и девушка пошла туда с отцом. Том никогда раньше не встречал такой восхитительной девушки. Ее волосы, гладко уложенные в традиционную прическу, блестели, темные миндалевидные глаза были почти всегда опущены. Лишь однажды она бросила взгляд на Тома, и он заметил затаенную улыбку в уголках губ девушки. Именно тогда Том понял, что ее тянет к нему не меньше, чем его к ней.

С самого начала он был уверен, что совершенно невозможно назначить ей свидание обычным образом.

Ведь без отцовского разрешения китаянки из приличных семей не встречаются с молодыми людьми, так что свидания в принципе дело немыслимое. А тем более встречи с европейцем. Но Том был настойчив. Он приехал к дому ее отца и дождался, когда из ворот особняка выехал «ролле», в котором сидела девушка. «Ролле» отвез ее в модный парикмахерский салон в центре города. Когда через час она вышла, Том поджидал ее на тротуаре. К его невыразимому облегчению, она согласилась с ним встретиться. Именно тогда Ламун впервые решилась пропустить свои занятия на курсах.

В последующие месяцы Том мучился, как никогда прежде. Ламун с удовольствием приходила на свидания и, когда он целовал ее, скромно, чуть-чуть, размыкала губы. Том понимал, что если с европейскими женщинами можно заниматься любовью, о многом не задумываясь, то в данном случае следовало все как следует взвесить и обдумать. Ведь если Ламун забеременеет, то никакой поспешной женитьбой положения не исправишь. Просто встречаясь с ним, она и так уже подвергала себя чудовищному риску. Он не имел права настаивать, чтобы Ламун рисковала еще больше, ведь она могла сломать себе жизнь.

Том не привык к длительному воздержанию, особенно если речь шла о женщине такой редкостной красоты. Он желал Ламун слишком сильно и был не в состоянии справиться со своими эмоциями. До того у него была короткая и не слишком приятная связь с Жюльенной, а кроме того, время от времени он захаживал в бары и ночные клубы. Но очень скоро доступные женщины ему осточертели. Китаянки в барах с длинными распущенными волосами и нежно-золотистой кожей были лишь грубой копией очаровательной Ламун: на вид такие же, как она, вместе с тем они не имели с ней ничего общего и даже отдаленно не могли заменить ее.

В начале года, когда он по делам уехал в Англию, расставание принесло ему облегчение. На расстоянии Том рассуждал более спокойно и здраво. Он подумывал о том, чтобы прекратить всякие отношения с Ламун.

На обратном пути в Гонконг он встретил на корабле Элизабет Гарланд, и в его душе вновь поселилась надежда. Если кто-то и мог прогнать мысли о Ламун, то лишь такая женщина, как Элизабет. Но вскоре выяснилось, что Элизабет вовсе не Жюльенна, что она не склонна к легким связям и не ищет новых сексуальных партнеров. Он даже не попытался приударить за Элизабет, зная, что все равно ему ничего не перепадет. Кроме того, Том был уверен, что ни одна женщина на свете, даже такая красивая, как Элизабет, не в состоянии вытеснить Ламун из его сердца.

– Но мы должны с тобой пожениться! – в отчаянии произнес он, опуская ее на подушки. О черт, он любил ее уже восемь месяцев, а последние четыре вел абсолютно монашеский образ жизни, словно принял целибат. Так долго не могло продолжаться.

Она лежала совершенно неподвижно, густые и переливчатые, цвета чернил волосы были разбросаны по плечам.

– Мы не можем пожениться, – не отводя от него глаз, произнесла она. В ее взгляде появилось выражение, какого Том прежде не видел. – Но мы можем жить, как живут муж и жена...

Его дыхание сделалось громким и учащенным. Сердце отчаянно колотилось в груди.

– Нет, – выдохнул он, – ведь это для тебя огромный риск!

Она обняла его за шею. Если они не будут близки, она рискует куда больше. Он такой милый и сильный, этот тридцатипятилетний мужчина, не привыкший к длительному воздержанию. И существует опасность, что он примется искать удовольствий на стороне, с другими женщинами. Например, с симпатичной и сексапильной миссис Ледшэм или с шлюхами из баров. Кроме того, Ламун сама хотела близости. Она хотела чувствовать его сильное, напряженное обнаженное тело. Хотела получить как можно больше наслаждения, пока их тайная связь не раскрылась и отец не отослал ее куда-нибудь в глушь.