Глава 17

Она попыталась было вырваться, что-то сказать, но при первом же прикосновении к ней его руки почувствовала его сильное тело и ощутила исходивший от него жар. Элизабет поняла, что решимость оставляет ее. Со слабым стоном она прижалась к его груди, казалось, лишенная остатков воли.

– Не надо... – слабо прошептала она, поднимая голову и глядя в его глаза. – Пожалуйста, Риф, не надо...

При свете луны склоненное над ней его лицо с высокими скулами казалось едва ли не свирепым.

– Надо! – резко выдохнул он и нагнулся, еще крепче обняв Элизабет.

Она слабо попыталась вырваться из его тесных объятий, отвести губы от его рта, но так сильно желала его, что внезапно разгоревшаяся в ее душе страсть не позволила серьезно сопротивляться. На один короткий миг она предприняла последнее отчаянное усилие, но затем ее руки сами собой обхватили его голову, объятие Рифа сделалось еще крепче, и Элизабет почувствовала прикосновение его сухих горячих губ.

Она сдалась полностью и бесповоротно. Его руки оказались под мягким шелком ее платья, и Элизабет даже и не пыталась протестовать, она лишь крепче прижалась к Эллиоту, испытывая неутолимое желание.

– Я хочу, хочу тебя, Лиззи... Хочу тебя... – сдавленно прошептал он.

За его спиной Элизабет был хорошо виден свет в окнах танцевального салона, который проникал на дорожку сквозь деревья сада, разноцветные китайские фонарики, освещавшие террасу. Она едва смогла вымолвить каким-то чужим голосом:

– Да, да... Сейчас, здесь! О, пожалуйста! Скорее! Скорее!...

Потом они стояли, крепко обнявшись, а вокруг сгущалась горячая влажная ночная тьма, и их тела еще сотрясались от испытанного экстаза. Немного придя в себя, Эллиот сказал:

– Должно быть, тебе придется рассказать Адаму о том, что произошло. И будет лучше всего, если ты вернешься со мной в Гонконг.

Элизабет отстранилась от него, а волосы, освободившиеся от шпилек, разлетелись у нее по плечам.

– Нет, – спокойно и вместе с тем уверенно произнесла она, не собираясь обсуждать эту тему. – Адаму я ничего не скажу. Это разобьет ему сердце. И с тобой в Гонконг я тоже не поеду.

Риф нахмурился.

– Надеюсь, ты не намерена повторять мне сейчас все то, что я уже слышал однажды? – резко спросил он. – Не думаешь ли ты, что я отпущу тебя от себя?!

Она покачала головой, и ее волосы блеснули в мягком лунном свете, как драгоценная слоновая кость.

– Нет, – мягко призналась она, и ее руки крепче обняли Рифа, она плотнее прижалась к его груди. – Я никуда больше от тебя не уйду, но, если ты хочешь, чтобы я была с тобой, Риф, прими мои условия.

– Что это за условия? – резко спросил он, поднимая ее подбородок и заглядывая в глаза.

– Я останусь с Адамом!

Он издал глухой протестующий звук, но она не дала ему ничего сказать и так же решительно продолжила:

– Я ему многим обязана, Риф. Всю жизнь он любил, заботился обо мне, и я тоже далеко к нему не безразлична.

Риф еще больше нахмурился, и тогда она произнесла немного мягче:

– Не путай мои обязательства и любовь, Риф! Адаму я буду отдавать лишь первое. А тебе принадлежит и то и другое. Разве этого мало?

Он глухо произнес:

– Мне мало!

– Но ничего большего я предложить тебе не смогу.

Цикады трещали вокруг, с террасы донесся чей-то приглушенный смех, звон бокалов. После долгого молчания уголки губ Рифа чуть дрогнули и приподнялись.

– Что ж, придется согласиться и на это, – сказал он и поцеловал Элизабет, которая, он знал, никуда уже от него не денется.

Элизабет сидела за туалетным столиком, задрапированным вощеным ситцем. На ней сейчас были лишь пеньюар и ночная рубашка. Она расчесывала волосы. Адам вошел в комнату.

– Я был уверен, что ты давным-давно видишь третий сон, – весело произнес он. Было заметно, что сегодня он выпил больше обычного.

Он стащил с себя белый смокинг и бросил его на кресло, затем стянул с шеи галстук-бабочку и швырнул его на постель. Подойдя к Элизабет, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и поцеловал жену в щеку.

– Мммм... От тебя замечательно пахнет, дорогая, – с удовольствием произнес он и, перестав раздеваться, обнял ее за плечи. – Так плохо, когда тебя нет рядом, Бет! За весь вечер я не увидел ни одной женщины, которая могла бы посоперничать с тобой в красоте.

Она с усилием улыбнулась и осторожно отложила щетку для волос. Хотя Элизабет отдалась Рифу со всей страстью и безраздельно принадлежала ему, это совсем не повлияло на ее приязнь к Адаму. Но все же именно сегодня она не могла заниматься любовью еще и с мужем. Тем более что до сих пор все еще ощущала на своем теле горячие прикосновения рук Рифа.

– Приятно слышать, – сказала Элизабет, вставая. Она подошла к креслу и подняла брошенный мужем смокинг. – Наверное, после моего ухода тебя взял в оборот этот биржевой брокер из Брайтона?

– Нет, – произнес он несколько разочарованно. Адам никогда не принуждал жену к близости, интуитивно чувствуя, когда она устала или попросту не настроена заниматься сексом. Ее поведение сейчас лучше всяких слов говорило о ее нерасположенности к любовной игре. Разочарование Адама было очевидно. Он сел на край постели и сбросил туфли. – У меня есть новости, которые, надеюсь, придутся тебе по душе, – произнес он, стягивая рубашку через голову. Предвкушая радость жены, Адам даже слегка взбодрился. – Завтра в десять утра отходит поезд в Куала-Лумпур. И если ты еще не передумала, мы вполне можем на него успеть. – Он обернулся в надежде увидеть радость на ее лице.

Как раз в эту минуту она вешала его смокинг в платяной шкаф. Он заметил, как рука Элизабет слегка дрогнула. Но она не повернула головы, а когда заговорила, ее голос был странно высоким и даже надтреснутым:

– Знаешь, это, конечно, очень мило с твоей стороны, Адам, но только я передумала. Я поняла, что лучше пока нам не уезжать никуда. Обойдемся без путешествий, немного отдохнем.

И она сняла воображаемую пылинку с лацкана его смокинга. Удивленный таким оборотом разговора, Адам сказал:

– Мне казалось, что тебе очень хочется уехать отсюда. Сама же говорила, что для тебя это важно.

Его доброта и осознание, чем она платит Адаму за эту доброту, заставили ее щеки ярко вспыхнуть от стыда и тайного унижения. Элизабет все еще стояла спиной к мужу, делая вид, что продолжает изучать костюм Адама, нет ли на нем пылинок.

– Теперь все изменилось. – Она старалась, чтобы ее голос звучал совершенно безучастно, будто речь шла об обычном женском капризе, который прошел сам собой.

Адам недоуменно покачал головой.

– С тобой не соскучишься, дорогая. Или, может, у тебя появились новые планы?

Она обернулась и взглянула на Адама. Не планы, а Риф появился у нее, вот в чем дело.

– Нет, – ответила она, быстро погладила мужа по руке и пошла к своей постели, чтобы, не дай Бог, он не расценил ее жест как приглашение к близости. – Обещаю тебе, что в будущем мы будем ездить лишь туда, куда захочешь ты.

Адам широко улыбнулся.

– О'кей! – согласился он, ложась в постель. – Стало быть, завтра с утра берем машину и отправляемся на север острова. Хочу взглянуть, готов ли в случае чего Сингапур отразить нападение японцев. Интересно, какие у них укрепления. Нельзя ли что-нибудь применить в Гонконге.

Она ответила мужу улыбкой. Ее чувство к нему было искренним и глубоким, и у нее даже навернулись слезы на глаза.

– Останься ты в армии, давно был бы генералом. Спокойной ночи, дорогой!

Он повернулся к ней, поцеловал и потушил свет, втайне радуясь, что завтра не придется ехать в Куала-Лумпур. Бет, кажется, угомонилась, и ее душевное равновесие, которое в последнее время не на шутку заботило Адама, восстановилось.

Три дня она не виделась с Рифом. Они не обсуждали это вслух, но само собой было очевидно, что к Адаму следует относиться с максимальным уважением. В присутствии мужа не могло быть и речи ни о каких случайных встречах.

В душе Элизабет установился некоторый покой. Она перешла Рубикон, и теперь назад дороги не было. От этой мысли ее волнения улеглись, и она стала спокойнее, ибо что уж теперь было волноваться...

На следующий день они с Адамом взяли машину и с удовольствием объездили остров. Через весь город они выбрались на окраину, за которой сразу начинались джунгли с преобладанием казуарин и незнакомой местной экзотической растительности с толстыми сочными листьями. Обезьяны и множество птиц с пестрым оперением сидели на деревьях. Достигнув северной оконечности острова, Элизабет и Адам некоторое время разглядывали узкий пролив, отделявший Сингапур от Малайского полуострова.

– Японцы едва ли смогут напасть на Сингапур и Гонконг одновременно, – предположила Элизабет, стоя на обсаженном пальмами пляже и прикрываясь рукой от солнца. – Иначе им пришлось бы пробиваться через весь полуостров. А это невозможно. Тут такие горы и непролазная растительность. Никакой танк не пройдет.

На Элизабет были светлые брюки и блузка василькового цвета, расстегнутая на груди. Взглянув на жену, Адам улыбнулся.

– Ты знаешь даже больше, чем Денхолм Гресби. Она рассмеялась и затем сказала, чуть нахмурившись:

– Не думаю, что это комплимент, ведь сэр Денхолм ни в чем не разбирается. Во всяком случае, когда говорит о Гонконге, видно, что он полный профан.

Адам поднес к глазам бинокль, пытаясь отыскать следы линии укреплений. Но так и не смог ничего увидеть. И это его не изумило. Зачем тут укреплять оборону? В отличие от Гонконга Сингапур представлял собой неприступную крепость, захватить которую невозможно. Напрасно он полагал, что увиденное здесь можно использовать в Гонконге.

– Насколько я могу судить, Сингапуру особенно не о чем беспокоиться, – сказал он, отнимая бинокль от глаз. – Хотя, откровенно говоря, когда имеешь дело с японцами, нельзя успокаиваться, от них всего можно ожидать. Они убеждены, что если уж задумают на кого напасть, победа будет на их стороне. – Он вытер потную шею. – Ну, куда теперь? Может, заедем в отель «Си Вью», там, говорят, замечательные закуски с соусом карри? Вчера в баре мои знакомые очень рекомендовали попробовать.

– Прекрасно! – с радостью согласилась Элизабет и направилась к автомобилю. – Нам в сторону города?

– Отсюда нужно поехать на восток. Мне удалось выяснить, что живущие на острове британцы считают этот отель чем-то вроде деревенского паба. Такого, где можно выпить перед обедом в воскресенье и где не возбраняется немного попеть, если вдруг появится желание.

Она протянула Адаму руку.

– Почему-то вдруг я заскучала по дому. Черт знает сколько времени даже не вспоминала о своем «Фор Сизнз». Интересно, как ты думаешь, по воскресеньям у нас все как раньше? Или из-за войны все переменилось?

– Пока все, наверное, остается по-прежнему, – сказал Адам, откидывая дверцу взятого напрокат «мерседеса». – В газетах пишут, что пока идет «странная война». Такое впечатление, будто вообще ничего не происходит. Будем надеяться, что так будет и впредь.

В среду Адам спросил жену, не хочет ли она одна побродить по здешним магазинам, чтобы он не докучал ей своим присутствием. Элизабет тотчас же сообразила, что у него появились дела.

– А чем ты будешь заниматься? – игриво поинтересовалась она. – Опять, наверное, тесной компанией соберетесь в баре?

– Да нет, – добродушно ответил он, набивая трубку табаком. – Там кое-кто собирается в картишки перекинуться, ну и я был бы не против с ними сыграть. Но если ты, конечно, не возражаешь.

– Разумеется, нет! Только прошу, не проигрывай последние штаны. Мне кажется, что эти владельцы каучуковых компаний – прожженные плуты. С ними держи ухо востро.

Она позвонила Рифу, оставившему ей номер своего телефона, и сообщила, что весь день свободна.

– Но меня отпустили ходить по магазинам. Может, встретимся у «Робинсона»? Я хочу там выбрать себе платье.

– У тебя ровно десять минут, – категорично заявил он с явным нетерпением в голосе. – Если в десять минут второго тебя не окажется у входа в «Робинсон», я приду в отдел готового платья и силком вытащу тебя оттуда.

– Буду ждать! – сказала Элизабет. Ее глаза сияли, на щеках играл густой румянец. Она бросила трубку и выскочила из комнаты.

«Робинсон», довольно большой магазин, располагался на Рэффлз-плейс, недалеко от отеля. Элизабет схватила с вешалки первое попавшееся ей на глаза платье, приложив его к себе, покрутилась перед зеркалом и, даже не примерив, распорядилась завернуть.

– Но, право же, мадам, лучше было бы примерить и убедиться, что оно вам впору, – сказал продавец, на лице которого было написано нескрываемое изумление.

– Оно мне в самый раз, я уверена, – сказала Элизабет, чувствуя себя на седьмом небе. У нее даже немного кружилась голова. – Пожалуйста, поскорее заверните, я очень спешу.

Она опоздала минут на пять. Риф уже поджидал ее у входа.

– Ну наконец-то! – сказал он, с улыбкой обнимая ее. – А то я уже собирался брать магазин приступом.

На ярком солнце его волосы красиво переливались, а чисто выбритое загорелое лицо делало Рифа похожим на араба. Не обращая внимания на окружающих, Риф нагнулся и жадно поцеловал ее в губы.

Несколько прохожих удивленно повернулись в их сторону, какой-то тип от удивления застыл на месте, уставившись на счастливых любовников.

Как раз в это время Мириам Гресби собиралась войти в «Робинсон», где она условилась встретиться в ресторане с приятельницей. Ее муж приехал в Сингапур по делам, и этим утром у него была назначена встреча с губернатором острова. Она же обычно предпочитала здешние магазины магазинам Гонконга. Поэтому с удовольствием поехала сюда с мужем. И вот теперь Мириам стояла, не веря собственным глазам. Всегда казавшаяся ей такой неприступной и прекрасно державшейся на людях, Элизабет Гарланд при всем честном народе буквально бросилась в объятия Рифа Эллиота.

Для кого угодно это было бы верхом неприличия, но для Элизабет Гарланд!.. Мириам Гресби видела, как Эллиот и Элизабет оторвались друг от друга, как он взял ее под руку и они направились к открытому «крайслеру». Мириам поспешно прикрыла рот. Все, больше никаких приглашений на обеды и ужины Гарландам! И она позаботится о том, чтобы и все ее приятели закрыли двери своих домов перед этой четой.

Когда «крайслер» отъехал, она вспомнила еще один случай, когда видела Элизабет и Эллиота. Это случилось у отеля «Пенинсула», но тогда столь дикая мысль не могла прийти Мириам в голову! То есть она как раз пришла ей в голову, но показалась совершенно абсурдной. Она проводила «крайслер» взглядом. Да, уже тогда можно было обо всем догадаться. У них, судя по всему, длительный роман. Мириам решительно направилась в «Робинсон», ее ноздри возмущенно раздувались, ей хотелось как можно скорее поделиться с подругой своим открытием.

Риф Эллиот никогда не привозил своих сингапурских девушек в дом в Холланд-парке на окраине города. Даже Мелисса тут никогда не бывала. В этом большом белом бунгало прошло его детство. Может, поэтому он, сам того не сознавая, не превратил его в любовное гнездышко. Как бы там ни было, но сейчас Риф лежал рядом с обнаженной Элизабет и тихо радовался, что ни одна другая женщина не ступала в этот дом.

Они не опустили жалюзи, но перед окнами росла густая виноградная лоза, рассеивающая солнечный свет. На стене солнце рисовало сложные переплетения листьев и ветвей, тени мерно колыхались на гладкой поверхности.

– Не спеши, – произнес Риф, когда Элизабет повернулась к нему.

Его голос был низким и полным любви. Она крепко прижалась к нему, как бы желая слиться с любимым. Грудь Элизабет мягко коснулась его груди. – Сейчас, дорогая, нам с тобой спешить некуда.

Он стал целовать Элизабет короткими, стремительными поцелуями, как бы проводя разведку и одновременно возбуждая ее. Он любовался ее прекрасным телом, заметил крошечную родинку под левой грудью и небольшой шрам на бедре.

– Ты такая красивая, – сказал он, медленно проводя рукой по шелковистой коже Элизабет и испытывая необычайное наслаждение.

– О, Риф... – протяжно выдохнула она, когда он прижался к ней всем телом. Она ласкала его волосы, больше всего ей хотелось слиться с ним в одно целое.

– Я так люблю тебя, Лиззи, я всегда буду тебя любить! – страстно произнес он и впился в ее раскрытые губы.

Она выгнулась, стараясь прижаться к нему еще крепче.

– Я тоже люблю тебя! – прошептала она.

Сверху вниз он посмотрел на Элизабет взглядом, полным неистовой страсти.

– Навсегда?

– Навсегда!

И они слились воедино, испытывая огромное наслаждение от каждого мгновения близости.

Потом они лежали, тяжело переводя дыхание, а солнечные лучи удивленно заглядывали в комнату.

Полковник Сандор положил перед собой последний отчет Рифа и с некоторой усталостью в голосе сказал:

– Если верить этому, получается, что любой фотограф или парикмахер в Юго-Восточной Азии – японский шпион.

– Мистер Мамацу, чье фотоателье неподалеку от «Рэффлз», – определенно шпион, – мрачно подтвердил Риф. – К нему приходит очень много военных, которые хотели бы отослать своим женам и возлюбленным фотографии на память. Он делает им скидку. У него отбоя нет от желающих запечатлеть себя.

Полковник Сандор встал из-за стола, подошел к окну и задумчиво уставился на зеленую подстриженную лужайку перед домом. Ему было неприятно сознавать, что его лучшим агентом оказался американец, а не англичанин. Американцев полковник терпеть не мог: слишком уж высокого о себе мнения, слишком самоуверенные. Что же касается Эллиота, полковнику постоянно казалось, что тот втайне испытывает к нему презрение.

– Пока мы перехватываем и читаем их шифровки, – сухо произнес полковник, – я не думаю, что они в состоянии причинить нам существенный вред.

Риф плотно сжал губы. Он и не предполагал, что у полковника может быть об этом иное мнение. Прошло уже немало времени с его последнего визита в Форт-Каннинг, но пятеро японцев, о шпионской деятельности которых Эллиот докладывал в своем предыдущем рапорте, по-прежнему оставались в Гонконге, как и работал на прежнем месте парикмахер из отеля «Гонконг».

– Позволю себе с вами не согласиться, – сдержанно произнес он.

Полковник Сандор неохотно оторвался от вида за окном. От яркого солнца трава казалась изумрудно-голубой. Для крикета день был как нельзя более подходящим.

– Ваше согласие или несогласие со мной и моим мнением оставьте при себе, мистер Эллиот, – стараясь не выходить из себя, произнес он, хотя и чувствовал, что его выдержка иссякает.

Глаза Рифа сверкнули недобрым огнем. Полковник Сандор казался ему типичным чиновником из Уайтхолла. Проводя политику государственных мужей, находившихся за тысячи миль отсюда и понятия не имевших о Востоке и восточном менталитете, полковник демонстрировал такое же чудовищное непонимание проблемы.