Глава 16

Бога. Вашу одежду мы выстираем быстро. Не пройдет много времени, как Вы снова отправи­тесь в путь, сестра Гвендолен.

«Но я еще не монахиня», – хотела возразить Гвен.

Она дотронулась до волос, которые игуменья разрешила сохранить несчастной сиротке до окончательного обета. А ей все еще хочется по­стричься в монахини? Что изменилось? Что-то изменилось и очень значительно, и это имело отношение к странным внутренним ощущениям.

Было бы богохульством рассказать Святому ордену, что она видела во сне прошлой ночью и о чем думала во время бодрствования.

Мечты о Тайриане… Разбирая спутавшиеся пряди, Гвен подошла к окну и выглянула на улицу.

Внизу во внутреннем дворике стоял предмет ее грез, беседуя с каким-то пузатым мужчиной.

Гвен отпрянула назад, чтобы он не увидел ее без головного убора.

Девушка присела на кушетку и вскоре, свер­нувшись калачиком, крепко заснула. Недавно вымытые красивые волосы спустились на пол, блестящие волны образовали светло-серебристое озерцо на черно-желтом ковре.

Постучав и не получив ответа, Тайриан во­шел в небольшую комнату. Он гадал, почему требуется так много времени, чтобы выстирать одежду Гвендолен и помочь ей переодеться.

Мельком оглядев комнату, Тайриан решил, что хозяйка ушла куда-то вместе с Гвендолен, но тут на глаза ему попалось изумительное сочетание голубого с серебристым.

Гвен…

Бог мой, он даже не подозревал, что такая красота существует на свете, причем сосредото­чивается вся в одной хрупкой женщине.

Послушнице. Которая скоро станет монахиней.

Тайриан попятился и почти выбежал из ком­наты. Он налетел на молодую служанку, идущую по коридору с одеждой Гвен в руках, покры­вало и апостольник взлетели в воздух. Удержи­вая на ногах девушку одной рукой, другой Тайриан успел схватить головной убор и спасти его от падения в помойное ведро.

– Ух, – отдуваясь, произнесла служанка. Еще одна хорошенькая горничная, направ­ляясь к ведру, подмигнула рыцарю.

– Быстрая работа, господин! – подняв вед­ро, она повернулась к нему. – Ха! Если здесь есть настоящая монахиня, то дайте мне эту бе­лоснежную штуку – я ее съем!

– Ешь, – ответил Тайриан, протягивая апостольник. – И это послушница, а не мона­хиня, – добавил он, уходя.

– Клянусь своей лучшей метлой, – сказала одна служанка другой, когда они смотрели, как уезжают рыцарь с золотистыми глазами и скром­ная послушница, – эта хорошенькая монахиня так и не примет постриг.

– Послушница, – поправила вторая девушка.

– Послушница или монахиня, – продол­жала первая, – она никогда не уйдет от этого мужчины.

– Она не может говорить, у нее нет голоса.

– Обет молчания.

– Не думаю.

Девушка провела метлой по полу.

– А впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Он собирается проглотить ее цели­ком. Это видно по глазам, – она подошла к узкому окну и положила подбородок на шерша­вую ручку.

Вторая, с хрустом вонзив зубы в темно-крас­ное яблоко, заметила:

– И как она смотрела на него.

Обе девушки вздохнули. И прежде, чем снова приняться за работу, какое-то время перебра­сывались яблоком, глядя.

Солнце сияло так, будто потоки теплого меда струились с небес. Отем сидела посреди вереско­вого поля между крутыми зелеными холмами и заплетала длинные рыжие волосы в две косы, потом уложила их короной вокруг головы.

Чем больше Отем размышляла о перспективе найти сестру, тем более одинокой она себе каза­лась, Винтер была где-то недалеко, и когда-ни­будь она отыщет ее. Но Отем боялась, что никог­да больше не увидит двух других сестер. Винтер с ее серебристыми волосами и ангельской внеш­ностью было легче описать. Не многие молодые женщины выглядят столь привлекательно и безупречно. Но опять же, повторяла себе Отем, она не видела сестру несколько лет, и существо­вала возможность, что Винтер превратилась в заурядную толстушку. Хотя это маловероятно. Отем не думала, что Винтер так изменилась, ведь она сама осталась стройной и гибкой. Вин­тер где-то здесь, такая же прекрасная, как и в детстве.

День шел за днем, и Отем припоминала все больше событии из своего прошлого. Теперь она точно знала, что ее настоящий отец Ричард Мюа, а человеком, который возвратился в замок с известием, что Ричард убит на поле боя, был Роберт, брат отца. Он солгал: Ричард вернулся через неделю. Роберт был отвратительным мер­завцем, а не ее отец. Ричард был добрым и поря­дочным человеком. Именно Роберт придумывал всякие небылицы и лгал без зазрения совести. Оба брата были почти одного возраста и выгля­дели, как близнецы, а может, они и были близ­нецами, сейчас этого не узнаешь.

Итак, теперь Отем знала, что у нее был дядя. Кого еще она вспомнит? Лицо матери по-преж­нему оставалось неразличимым. В памяти мель­кало прекрасное лицо, но этот образ быстро ис­чезал.

– Тебе понадобится потрясение, чтобы все вспомнить, – сказал ей как-то на днях Рейн, – подобное шоку, который ты испытала, став сви­детельницей – убийства родителей.

Рейн и сейчас говорил что-то. Полдня он молчал, а потом разразился потоком слов. Ей приходилось удерживаться, чтобы не сказать «я люблю тебя» пусть даже в шутку.

Откуда она вообще знает, что любит Рейна? Любить кого-то означает безоговорочно дове­рить человеку свою жизнь, открыть ему душу, разделить с ним мечты, стремления, а не только постель.

Мужчине проще. Ему достаточно взглянуть на женщину, решить, что он ее хочет, и больше никаких проблем. Он заглядывает женщине в глаза, думая, что от его взгляда она растает, пойдет за ним на край света и будет верить, что каждое произнесенное им слово – чистей­шая правда.

«Но не я», – подумала Отем. Потребуется что-то особенное прежде, чем она ляжет в пос­тель мужчины. Ему придется или напоить ее (чего не случалось ни разу в жизни), или заставить поверить, что завтра наступит конец света. Ему придется ползать перед ней на коленях, говорить, что она для него – солнце, луна и звезды. Он должен будет заявить, что не может жить без нее. Он обязан будет сказать, что весь мир крутится вокруг нее, что он достанет ей луну или единорога – мифическое животное, похожее на лошадь с одним рогом, отыскать будет легче, чем забраться на небо за луной.

– Отем, мы должны ехать, – Рейн шел к ней по вересковому полю, ведя за собой Гоуст.

«Когда на него вот так падает солнечный свет, он великолепен», – подумала Отем. Она сказала бы ему это, не будь он в последнее время так серьезен.

– Далеко до Кирклея?

– Не дальше, чем мы проехали. Сейчас по­едем вон тем путем, – он прищурился, глядя на солнце. – Хорошо! Дни становятся все жар­че – скоро лето. Теперь ты не будешь мерзнуть по ночам.

Отем шла за Рейном до дороги, где они сели на лошадей, и гадала о причине задумчивого настроения своего спутника. Он был сам не свой, больше не смеялся с девушкой, и создава­лось впечатление, что ему надоела ее компания.

– Ты довезешь меня до Кирклея?

– Что? А, да.

Ну что ж, у них еще будет время для бесед. Больше всего Отем недоставало Барри.

Остаток дня они ехали, почти не разговари­вая; по дороге купили хлеб и сыр у бродячего торговца, переходившего из селения в селение.

Впереди показались очертания дома из кам­ня и бревен. Отем с Рейном остановились возле него, съели пойманную в речке рыбу и исследо­вали дом снаружи и внутри.

– Посмотри-ка, бутыль вина, – сказал Рейн, склонившись над старым сундуком.

– Может, оно от старости уже стало ядови­тым, – ответила девушка. – Эта бутыль такая огромная, что из нее можно напоить двадцать человек.

– Ты хочешь вина или нет? – проворчал, Рейн, поворачиваясь к ней.

Отем из другого конца комнаты отрезала:

– Можешь выпить все сам. Я иду во двор – вдруг мы просмотрим людей, которые, возмож­но, живут здесь. Нельзя дать гарантию, что они не явятся посреди ночи и не выкинут нас из этой, – она сморщила носик от отвращения, – прогнившей старой кровати.

– А кто сказал, что мы останемся здесь на ночь? – сделав глоток вина, Рейн посмотрел на девушку со счастливой улыбкой на устах.

– Хорошее вино, – он сделал глоток, потом еще один. – Крепкое. Хорошо! Пожалуй, мы можем остаться здесь. Посмотри за лошадями, госпожа Отем, – сказал он, устраиваясь возле сундука и вытягивая перед собой ноги.

Подобно вспышке молнии Отем пронеслась через комнату и вырвала бутылку из рук Рейна.

– Если ты хочешь напиваться, делай это, когда ты один, без меня, – она закрыла бутыль пробкой и швырнула на покрытую мехом кро­вать. – Как ты сможешь быть моим защитни­ком, если будешь не в состоянии ясно различать предметы или хлопнуть себя по бокам обеими руками? Если ты выпьешь все это вино, ты отключишься на целую ночь и… что это за шум?

Рейн широко улыбнулся:

– Какой шум? Я ничего не слышу. Просто разыгралось твое женское воображение.

– Да? – Отем подбоченилась. – Вот ви­дишь! В прошлый раз, когда мы услышали шум, это оказались разбойники. Тогда ты был начеку. А сейчас ты выпил совсем немного, а твой слух уже ослаб.

– Отем… – простонал Рейн, – я… кажется, я… только что выпил… что-то ужасное… навер­ное… яд…

Он тяжело повалился на пол и, прежде чем закрыть глаза, прошептал:

– Ты была права… Оно ядовито…

– Рейн! – Отем бросилась к нему и начала трясти. – О, нет! Я просто пошутила, Рейн! Пожалуйста, пожалуйста, скажи что-нибудь! – она взяла бутылку и, испустив пронзительный крик, бросила ее на пол. – Рейн, поговори со мной! Неужели это был яд?

Сильная мужская рука схватила ее за ло­дыжку и дернула. Отем упала на Рейна, кото­рый подмял ее под себя и рассмеялся:

– Здорово одурачил тебя, правда?

– Ты… слезай, болван!

– Слезай… болван? Что ты говоришь? — он снова рассмеялся. – Благовоспитанной леди не пристало так выражаться! Ай-ай-ай! А-а, на­верное, ты тоже отпила из бутылки?

– Рейн, ты слишком тяжелый.

– Ты не считала так, когда я был Барри. Почему вдруг Рейн тяжелее? Почему Барри луч­ше? – он взял девушку за подбородок и прис­тально взглянул в глаза. – Потому что ты не ощущаешь в нем угрозы?

– Вряд ли. Я помню, как Барри прыгнул на меня как-то ночью и пригнал к своим друзь­ям, одним из которых был Тайриан – в рясе монаха.

– Нет, Тайриан оставался в тени. Думаю, что в ту ночь Рассел надел сутану Тайриана.

– Ты совсем запутался. Ты даже не разби­раешься в собственных проказливых друзьях. Пусти, я встану! – Отем забарабанила кулака­ми в его грудь. – Ты! Мешок раздавшихся мускулов!

Рейн затрясся от смеха:

– Вот это мне в тебе и нравится, Отем. Ни­какой скуки! Мужчине, который женится на тебе, скучать не придется!

– Что?

– Сильному мужчине нужна смелая женщи­на. Обладающая и смелостью, и остроумием.

– А ты, Рейн Гардиан, сейчас один, а в следующее мгновение другой. Кто может понять тебя?

– Ты меня понимаешь, – сказал Рейн с довольной ухмылкой.

– Твоя личность меняется изо дня в день. Временами – через каждый час. Кто ты на самом деле? Была ли Тирсел твоей сестрой? Или все это было представлением, как костюмы, которые ты носишь, и лица, которые надеваешь на себя?

– Кто знает, – ответил Рейн, пожав плеча­ми. – Вполне возможно, я принц из далекой страны. Мое имя, может быть, вовсе и не мое.

– Ни капельки не удивлюсь, – ответила Отем с коротким смешком и нахмурилась.

– Давай, госпожа! Продемонстрируй мне еще раз свой бесстыдный нрав. Катайся через меня, целуй, как ты делала тогда в огороде. Это был чудесный день: ты бросилась на меня, словно наглая, бесстыжая шлюха!

– Ты перепил вина, – холодно заметила Отем.

Рейн перекатился на спину и положил де­вушку на себя.

– Нет. Я пьян от тебя, госпожа. От страсти. От желания. Я тут же занялся бы любовью с тобой, если бы только ты позволила.

– Но я не позволяю. Женись на мне, и я позволю, – Отем сама изумилась последним словам.

– Что? – выдохнул Рейн.

– Я не имела в виду…

– Нет имела. И я женюсь, женюсь на тебе, дорогая!

– Ну конечно! – резко обрезала она. – Ты женишься на мне и получишь и земли, и замок. Тебе даже не придется требовать назад свои соб­ственные!

– Откуда ты знаешь, что они у меня есть?

– Знаю, – девушка посмотрела ему прямо в лицо. – Это написано на тебе. Ты либо титу­лованный лорд, либо принц, как ты сам гово­рил. Но король лишил тебя всех владений из-за какого-то совершенного тобой преступления, – глаза ее потемнели и стали пронзительными. – Что ты сделал, Рейн? Украл королевскую драго­ценность, которую носил при себе на счастье во время битвы при Азенкуре?

Рейн зашевелился и снова оказался сверху. Глядя в глаза девушке, он тихо проворчал:

– Так ты знаешь все, да? Считаешь меня вором? Нет, Отем. Я стремлюсь возвратить ко­ролю его рубин и не крал его никогда. Зачем мне рубин Черного Принца?

Отем толкнула его в грудь.

– А что ты хочешь сделать с моей фамиль­ной драгоценностью?

Отпустив девушку, Рейн вытянулся на полу, раскинув руки в стороны. Неожиданно он пока­зался Отем совершенно измученным.

– Мы уже говорили об этом раньше. У меня нет с собой этого камня. И я не уверен, что он вообще остался в моем владении, – на его лице появилось встревоженное выражение.

Отем удивленно спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Я ведь говорил тебе. Вполне возможно, что кто-то добрался до тайника и забрал камень, – так Рейн сказал только для того, чтобы заста­вить девушку прекратить вопросы о местона­хождении драгоценности.

Он устал от этих вопросов и начинал волно­ваться из-за других людей, связанных с этим камнем.

Драгоценность. Отем никогда не узнает, на­сколько она ценна. По крайней мере, пока он не будет готов показать ее.

Девушка несколько минут обдумывала ска­занное, потом задала еще один вопрос:

– Забрал? Ты имеешь в виду главного коро­левского шерифа Дюка Стефана или Дрого. Который из них? Почему ты оставил драгоцен­ный камень в доступном месте, где любой во­ришка – вроде тебя – может прийти и унести его?

– Главный королевский шериф? Разве о нем было сказано хотя бы слово? И кто сказал, что камень в доступном месте? – спросил Рейн, прищурив глаза.

Отем отвернулась и встала на ноги.

– Спасибо тебе, Рейн. Теперь я знаю, что ты прячешь его в укромном месте. Может, в шкатулке для драгоценностей, замурованной в стене? Или за секретной панелью в спальне женщины? Твоей любовницы? Ну да! Очень хорошее место для тайника!

Рейн быстро встал рядом с Отем.

– А почему ты решила, что камень розовато-лиловый? Разве он не может быть синим, красным или еще каким-нибудь? – он обнял девуш­ку за тонкую талию и погладил изгиб бедра. Глядя на его руку, Отем сказала:

– Откуда такая смелость, прекрасный ры­царь?

Он рассмеялся, а девушка отвела руку.

– О, нет, – простонал Рейн, притягивая ее к себе.

– Рейн! – Отем заглянула в зеленые глаза. Его лицо находилось в нескольких дюймах. – Ты ведь не собираешься изнасиловать меня? Ты, конечно, сильнее и легко добился бы своего.

Она заметила, как при этих словах брови его озорно приподнялись.

– Чего же ты хочешь?

– Поцеловать тебя. Тебе действительно ну­жен поцелуй, Отем, и поцелуй настоящий.

Не дожидаясь согласия, Рейн крепко обнял девушку и припал к ее губам. Отем ощутила жар мужского тела, и сердце забилось, как у загнанной лошади. А потом она застыла.

Рейн почувствовал это и оттолкнул девушку.

– Что ты хочешь от меня?

– Драгоценный камень, – прошептала она.

– Сейчас я не могу отвести тебя к нему или принести его тебе.

Отем резко повернулась к нему спиной, не говоря ни слова. Рейн обошел ее, чтобы загля­нуть в лицо.

– Почему вдруг гробовое молчание, госпо­жа? Ты выглядишь не очень уверенно. Я что-то сказал или сделал, что расстроило тебя? – он приподнял пальцем ее подбородок.

– Подобно большинству мужчин, – проши­пела она ему в лицо, – ты совершенно бессерде­чен. Ты берешь только то, что можешь взять и бросить.

Девушка направилась к двери.

– Подожди, госпожа!

Когда Отем повернулась, Рейн тихо сказал:

– Я не большинство мужчин. И я еще не получил тебя.

Глубокой ночью, когда оба не могли заснуть, Отем приподнялась на локте и, бросив взгляд через комнату, спросила:

– Рейн, ты спишь?

– Конечно, нет. Тюфяк жесткий, и ты непо­далеку, кто ж сможет заснуть? Ты могла бы проявить снисхождение… Если бы ты позволи­ла мне спать с тобой, то, возможно, мы оба на­шли бы желанный покой.

Отем презрительно фыркнула.

– Смеешься и не веришь, да? Я показал бы тебе, как получить спокойный ночной отдых. Мы могли бы очень хорошо провести время. Я бы принес бутыль с вином…

– Нет.

Рейн приподнялся на локте.

– Я пойду выпачкаю лицо грязью, надену лохмотья и снова превращусь в Барри. Мы бу­дем заниматься любовью, перемажемся в грязи, мирно проспим остаток ночи и…

– Нет.

– Тогда в чем дело? Зачем ты спрашивала, не сплю ли я? Ты хочешь устроить дискуссию? – он коротко, насмешливо рассмеялся. – Про­шу прощения, госпожа, я имел в виду следую­щее: я буду что-нибудь говорить, а ты возражать или обзывать меня гадкими словечками.

– Очень смешно.

Рейн подложил руки под голову и глубоко вздохнул:

– Ну, я думал так, – он повернулся, стараясь разглядеть девушку в полумраке комнаты. – А ты так не думала?

– Нет.

– Давай я подойду к тебе и почешу тебе спинку. Тебе это понравится!

– Нет.

– Девушка, ты начинаешь действовать мне на нервы. Проснувшись утром, ты рискуешь обнаружить, что я ушел. На этот раз – навсегда.

– Я тебе не верю. Ты поклялся защищать меня. Ты меня не оставишь. Ты поможешь най­ти мою сестру, будешь сопровождать нас в Са­терленд, привезешь мой драгоценный камень и покажешь его барону Ориону, он свяжется с королем Генрихом, и вы вместе устроите мое замужество, не спрашивая моего мнения.

– Ну, ну. Как же плохо ты знаешь меня, – Рейн перевернулся на другой бок. – Спи. Тебе понадобятся все запасы энергии, когда одним прекрасным утром ты обнаружишь, что сама должна заботиться о себе.

– Ты не бросишь меня. Ты слишком страст­но хочешь заняться со мной любовью. А вот когда это случится, тогда, возможно, ты оста­вишь меня одну. Так что я позволю тебе это после того, как мы найдем Винтер. Тогда мо­жешь уходить. Я не стану переживать, если больше никогда не увижу твоего лица.

– Ах, вот что! Девственность в обмен на помощь в поисках сестры? Ты откажешься от своего главного достояния – своего девичества?

Он снова приподнялся на локте и взглянул на Отем. Она лежала на спине, уставившись в потолок.

– Так обстоит дело, девушка?

Отем засмеялась:

– Если такое произойдет, то ты не будешь больше докучать мне своим обращением «де­вушка»?

– Конечно. Если я овладею тобой, то никог­да уже больше так тебя не назову.

– Ты полностью уверен в своей доблести? Мой дядя был таким же. Он не сомневался, что мама с радостью примет его в своей постели, когда отец отсутствует.

– А может, ты уже вовсе и не девушка? Кто этот жуликоватый дядя, о котором ты столь низкого мнения?

– Его звали Роберт, и он был подлецом. Но нет, он не изнасиловал свою драгоценную пле­мянницу.

– Драгоценную?

– Да. Он считал нас всех драгоценными.

– Всех?

Всех четырех сестер – чуть не вырвалось у нее.

Итак, подумал Рейн, значит, не Ричард вла­дел драгоценным камнем, а Роберт Мюа. Не уди­вительно, что Отем запуталась в воспоминаниях об отце. Дядя – Роберт Мюа. Только если ее мать вышла замуж за дядю, он мог стать еще одним отцом – отчимом… Что ж, вполне воз­можно. И Рейн все это время считал, что именно Ричард отдал ему на хранение драгоценностъ. Но это был Роберт. Роберт – отчим, а не отец. Ричард, наверное, был к тому времени уже мертв. У Роберта, должно быть, возникли про­тиворечия с Дрого и Дюком Стефаном. Но в Живых не осталось ни Роберта, ни Ричарда – никого, кто рассказал бы то, что Рейну хотелось знать.

Отем повернулась на бок и, не мигая, смот­рела на покрытую трещинами стену. Потом ее взгляд скользнул по темному, оборванному го­белену. В комнате чувствовался едва уловимый запах пота. Кто жил здесь прежде? Были ли они счастливой парой? Ругались? Безумно лю­били, прежде чем расстались или один из них умер? Не витают ли их призраки в доме сейчас?

Скорее всего, они были счастливы и очень любили друг друга, потому что Отем показалось, что приятная спокойная атмосфера окутала кровать. Девушка слышала, что Рейн уже ус­нул: его тихое похрапывание внушало чувство уверенности и защищенности.

Отем улыбнулась этой мысли, и сон принял ее в свои объятия.

Безопасность… Могла ли она быть так увере­на… ведь в другом конце комнаты спит привле­кательный похититель драгоценных камней? Насколько защищена она от себя самой?..

В западной части небосвода еще блистали звезды, едва начал заниматься день, когда Отем проснулась и обнаружила, что она в доме одна. Рейна нигде не было видно – ни внутри, ни сна­ружи, отсутствовал его конь и походная упряжь.

Рейн исчез. Осел тоже пропал.

Прошедшей ночью она видела Рейна во сне. Они занимались любовью. А потом Рейн стоял, сверкая доспехами, с мечом в руке. Лицо его было жестким и безжалостным, он повернулся и бросился на Отем с ножом. Она побежала, Рейн – следом. И вдруг оказалось, что на нем темное одеяние – темное, как лес, окружавший их.

На этом сон оборвался.

Рейн вошел в жизнь Отем подобно загадочно­му ветру – и точно так же покинул ее.

Быстро собрав вещи, Отем оседлала Гоуст и отправилась в путь. Она уезжала с одновремен­ным чувством счастья, взволнованности и любо­пытства.

Последние немногочисленные звезды подми­гивали девушке, пока она тихо пробиралась вверх по тропе.

Почему она счастлива? Опасно находиться на дороге одной – она уже испытала это на собственном опыте. И все же, ощущение счастья не покидало ее.

Какая дорога ведет в Кирклейский скит? Отем посмотрела на розовеющий восток и повер­нула на север.

Несколько мгновений она стояла, застыв, как статуя.

– Я сделаю это, – прошептала девушка.

Она пересекла последний мост нерешитель­ности.

«Я могла бы вернуться в город, это не так далеко. Я могла бы послать за сопровождаю­щими в Сатерленд. Уже через две недели я была бы в своей старой комнате в замке. Я снова бы занималась своим садом, собирала бы травы и семена…

Я была бы трусом!

На север, в Кирклей!»

Нет рядом мужчины? Пока Отем не нужда­ется ни в ком. Она найдет Винтер, вернется с ней в Сатерленд, и они будут жить долго и счаст­ливо. Обе выйдут замуж за хороших людей – сильных, красивых, заботливых. Ее муж оты­щет и вернет фамильный камень и станет ее героем. Рядом с ним она забудет о страхе, смо­жет полностью довериться ему.

Только бы найти такого мужчину, который не бросит ее никогда.

Хороший мужчина – все равно, что сокровище.

Глава 17

Отем находилась в седле уже несколько ча­сов. Она съехала с дороги и по каменистому выступу перебралась на узкую тропу, идущую через ольховую чащу. Встретив по пути неболь­шую полянку, девушка остановилась съесть гор­бушку хлеба и попить воды, И снова, как только она села на лошадь, лес окружил ее многовеко­выми деревьями и зарослями шиповника.

Внезапно Отем остановилась. Ей послыша­лось – или раздалось в действительности – позвякивание еще одной уздечки и пары шпор. Стайка воробьев, которая собиралась примос­титься на молоденькой сосне, неожиданно сме­нила направление и упорхнула в другую сторо­ну. Это показалось девушке подозрительным и непонятным.

Лес расступился ненадолго, и Отем увидела большак, ведущий к очередному городку, и де­ревушку, где из немногочисленных крестьян­ских изб поднимались струйки дыма.

Затем девушку снова окружили деревья. Лес становился все гуще, все чаще попадались тем­ные сосны, в густых ветвях которых прятались тени. Рядом тянулось болото с камышами и ситниками. Тропа поднималась по нагроможде­нию камней и вдруг уперлась в отвесный мыс.