– Почему я спел "Россию"? – неторопливо повторил он. Он хотел уже было ответить, что уже давно для себя решил, что будет петь только про то, что его волнует, а песня про Чистопрудный бульвар тогда его не волновала, но Наташа неожиданно задала ему новый вопрос:

– Игорь, а что для вас вообще значит Россия?

Игорь недоуменно пожал плечами.

– Россия – моя родина, – ответил он.

– А чуть-чуть поподробнее?

– Подробнее? – лицо у Игоря приняло сосредоточенное выражение. Он на секунду уткнулся отрешенным взглядом в стол, но потом вдруг его мысли сами начали выплескиваться наружу, – когда, говоришь о том, что тебя волнует, о том, что любишь и о том, что болит у тебя на сердце, не надо подбирать слова, они давно уже живут внутри. Что для него Россия? Это то место, где он родился, и где прошло его детство… Это его корни, которые держат его на этой земле – его близкие, его ребенок и его родители… Это язык, на котором он думает и пишет свои песни – Россия и родина для него понятия тождественные… А почему Россия, а не Советский Союз? Ему не нравится словосочетание Советский Союз – оно ассоциируется у него с ГУЛАГОМ. Его отец провел в сталинских лагерях страшных пятнадцать лет… Может поэтому под Россией он понимает ещё и ту страну, которую они потеряли больше семидесяти лет назад.

– Но Россия, и Советский Союз – суть империи, тоталитарные государства! – пылко возразила Наташа, окунаясь в привычное амплуа журналиста. – На протяжении всей своей истории и Россия, и Советский Союз вели войны, присоединяя к себе чужие территории, и тем не менее одно для вас Родина, а второе нет? Почему?

Игорь почувствовал, что слова Наташи царапнули его за живое. Он уязвлено отодвинул в сторону остатки еды и натянуто усмехнулся… Россия и Советский Союз тоталитарные государства? Нет… Немножечко не так… Действительно, Россия на протяжении всей истории вела войны и большая часть её территории вошла в её состав за счет военных конфликтов… Но стоит также помнить, что вся история человечества – это история войн… В Москве ведь тоже побывали и татары, и французы, и поляки, но у русских ведь нет ненависти к этим народам… А кроме того Россия расширялась не только за счет войн… К России добровольно присоединились и Грузия, и Украина… Почему-то никто не обращает внимание на тот факт, что присоединяясь к России, они доверяли ей настолько, что были уверены, что великая и сильная Россия не покусится ни на их язык, ни на их национальную самобытность, ни на их культуру…

– Подождите, Игорь, подождите! – Наташа погрозила ему пальцем. – Вы же сами только, что сказали, что большая часть России вошла в ее состав за счет войн… И все прекрасно знают и про завоевание Сибири, и про войну на Кавказе… А вспомните Сурикова и его картину "Покорение Сибири Ермаком", или стихотворение Лермонтова "Валерик", – в них же хорошо показано, каким способом прирастало государство Российское. О какой дружбе вы говорите?

Игорь согласно тряхнул головой.

– Это правда…

Он знал историю, и знал ее без прикрас, – тот кто, любит свою родину, считал он, тот должен знать историю без ретуши… Но то, что сейчас сказала Наташа было лишь частью правды… Да… Русские, действительно, покоряли северный Кавказ силой, хотя пришли туда не как завоеватели… И то, что генерал Ермолов был жестоким и своенравным наместником – это тоже правда… Но правдой также было и то, что Шамиль был безжалостным восточным правителем, а чечены уже тогда жили похищениями людей и обычай кровный мести вырезал у них целые семейные кланы… И в этом легко убедиться, – достаточно повнимательней почитать того же Лермонтова, "Героя нашего времени"… И если уж быть до конца честным, то надо признать, что Шамиль и Ермолов были схожи в своих методах и действиях, как близнецы-братья – один из них был предводителем гордого горного народа, который признает только сильного и презирает слабого, а второй отлично понимал, с каким народом ему приходится иметь дело… Но… И это тоже ведь только часть правды… Правдой было ещё и то, что плененный Шамиль после того, как был и отправлен на жительство в Калугу совершенно искренне говорил, что жалеет, что не знал России раньше, а то бы искал с ней дружбы, а не войны… И это тоже правда…

– Игорь, не путайте меня! Не мог он такого сказать! – громко возразила Наташа, так, что сидящий за соседним столиком негр, отвлекся от своего бифштекса и удивленно поднял голову. (Ему наверняка показалось странным, что эти двое ведут меж собой эмоциональный спор на неизвестном языке, который к тому же записывается на диктофон, но уже через пару секунд темнокожий афроамериканец равнодушно отвел глаза и снова погрузился в процесс поглощения пищи, – правило "прайвеси" действует в Америке повсеместно и неукоснительно. Наташа с Игорем, увлеченные спором, даже не заметили его удивленного взгляда.)

– Это правда… – спокойно повторил Игорь. – Как и правда то, что Шамиль и Ермолов, под конец жизни были дружны друг с другом… У Ермолова было поместье в Калуге – туда Шамиля отправили в почетную ссылку, назначив ему огромную пенсию… А кроме того… Мало, кто знает, что у того же Шамиля любимой женой была русская, а у генерала Ермолова, покорителя Кавказа, дети были от черкески. И не случайно Шамиль испрашивал позволения у царя разрешить присутствовать в Петербурге на похоронах Ермолова, а своим детям завещал быть верноподданными России.

– Этого не может быть… – недоверчиво сказала Наташа, но Игорь лишь снисходительно улыбнулся.

– Ну хорошо! А как же быть с Сибирью? – сверкнули упрямством Наташины зеленые глаза. Они были особенно хороши в тот момент – пылкие и возбужденные. – Вы ещё скажите, что и Ермак не покорял Сибирь!

Игорь опустил взгляд, в котором заискрилось лукавство. Нет, конечно же, он знал, что Ермак покорил Сибирь… Но знал он и о том, что Сибирью тогда назывался лишь город, столица татарского северного ханства… И что ещё почти за двадцать лет до похода Ермака Сибирский хан просил Ивана Грозного взять его ханство под руку Москвы, и что Иван Грозный принял тогда это предложение… Но после смерти хана власть в ханстве захватил узбекский хан Кучум, который отказался подчиняться Москве и, убив московского посланника, начал нападать на русские поселения… Вот и получается, что Ермак, лишь подавил внутренний мятеж… Но покорив столицу ханства, он, конечно, не мог покорить всю Сибирь… "Как бы он мог это сделать, когда под его предводительством находилось всего-навсего восемьсот казаков?" Неудивительно, что через три года после начала похода Ермака почти все войско его погибло, и сам он в конце концов попал в засаду, устроенную ему коварным ханом… Так, что через три года после начала сибирского похода в Сибири русских практически не осталось и там по-прежнему безраздельно властвовал хан Кучум…

– Но… Подождите… А кто же тогда присоединил Сибирь к России? – недоуменно спросила Наташа.

– Это было уже было позже, при Борисе Годунове… У Годунова был свой план покорения Сибири. Он приказал возводить по всей Сибири крепости и через пятнадцать лет после смерти Ермака вся Сибирь была застроена русскими фортами. Конечно же, хан Кучум пробовал нападать на них, но копья и стрелы слабое оружие против пуль и ядер… Поэтому вскоре сибирские племена вместо нападения на русских поселенцев стали налаживать с ними торговые отношения… Кстати, вам это не ничего не напоминает?

– Нет… А что мне это должно напоминать? – удивилась Наташа.

– Колонизацию Северной Америки… Но это так, к слову… Так, что на самом деле русская "колонизация" Сибири завершилась почти мирно и совсем не так, как её изображал Суриков на своей в картине… – и увидев растерянное лицо Наташи, Игорь добродушно улыбнулся. – Не удивляйтесь, Наташа… Нельзя писать песни о России и не знать ее истории… Когда я изучаю историю, мне это интересно, но, зная ее, я, например, могу с уверенностью говорить, что между русским и украинцем, белорусом и евреем нет исконной вражды… И я уверен, что многие сегодняшние межнациональные конфликты – это все надуманно… Наши народы давно живут вместе и давно связаны меж собой кровными узами… Кстати… Ещё Александр Сергеевич Пушкин говорил – копни любого русского, обнаружишь татарина… Поэтому не случайно, что русскую народную песню "Во поле береза стояла" написал татарин Нигмат Ибрагимов, а музыку к знаменитому "Русскому полю" – еврей Ян Френкель…

Наташа удивленно посмотрела на Игоря – оказалось, что с ним совсем не просто спорить, потому что он буквально подавлял своей эрудицией… И хотя интервью получилось совсем не такое, как она предполагала вначале – совсем не музыкальное, и даже не о самом Игоре, но она не жалела об этом – похоже, получилось просто замечательно… Наташа хотела ещё спросить о чем-то, но в этот момент, стоящий между ними на столе диктофон тихо щелкнул – миниатюрная кассета в нем закончилась. Игорь добродушно засмеялся:

– Ну, вот, Наташа… Я тоже свою часть уговора выполнил…

А потом они возвращались обратно, – проехав по длинной стреле Уильямсберского моста, оказались в Бруклине. Когда показался Брайтон, с нависшей над ним уродливой эстакадой метро, машина свернула вглубь городских построек, где на нешироких улицах английские вывески стали перемежаться с названиями, написанными по-русски. Последних становилось все больше и больше… Забавно было наблюдать на стенах домов рядом с английскими наименованиями до боли знакомое – "прачечная", "электротовары, батарейки", "продукты". Можно было подумать, что находишься в каком-нибудь южном портовом городе. Впечатление усиливалось ещё и тем, что прямо на улице у дверей домов на вынесенных из домов стульях сидели толстые тетки в пушистых ангорских кофтах, с любопытством разглядывающие проходящих мимо прохожих. Ещё мгновение и они, кажется, начнут лузгать семечки и обсуждать вслух последние сплетни. Неожиданно взгляд Игоря наткнулся за одинокую ссутуленную фигуру, отрешенно бредущую по тротуару. Длинные седые волосы выбивались из-под черной широкополой шляпы, а на длинном изогнутом носу неуклюже зацепились очки в массивной черной оправе. Было что-то очень знакомое в этой фигуре, и даже в манере идти, шаркая по асфальту стоптанными туфлями. Игорь нагнулся и настойчиво застучал в стекло, отделяющее места пассажиров от водителя.

– Эй! Остановите! Стоп, стоп!

Водитель резко остановил машину.

– Что случилось, Игорь? – Наташа обеспокоено взглянула на Таликова.

– Этого, конечно, не может быть… – произнес Игорь, пристально вглядываясь в окно. – Но я видел этого человека в Москве…

Наташа оглянулась, а затем окатила Игоря соболезнующим взглядом.

– Игорь! В этом районе живет почти полмиллиона евреев и почти у каждого есть черный сюртук и черная шляпа…

Но Игорь уже не слушал, – он хлопнул дверью и быстрым шагом подошел к старику, замер перед ним в нерешительности, мучительно осознавая, что его бледный английский не позволяет ему задать даже простейший вопрос.

– Простите, чем обязан? – спросил старик на чистом русском, близоруко поправляя очки.

– Извините… – замялся Игорь. – Вы меня не узнаете? Белый дом? Путч?

– Ах… Да, да… – старик растерянно закачал головою. – Помню… Как же… Белый дом… Нда-с… Конечно… У вас там друг погиб… Если не ошибаюсь, вы певец Игорь Таликов? Правильно?

Игорь облегченно улыбнулся и развел руками:

– А я уже подумал, что ошибся… Извините… Не могли бы вы подождать… Буквально секунду… – он стремительно метнулся к замершему у бровки тротуара желтому такси, но автомобиль, простужено фыркнув мотором, укатил, оставив одиноко стоять на тротуаре Наташу. Увидев ее, Игорь успокоено провел рукой по длинным волосам. Подойдя, произнес сконфуженно:

– Наташа, простите… Я хотел расплатиться сам…

– Да, бросьте, Игорь, – Наташа улыбнулась. – Ну что? Это действительно, ваш знакомый?

– Да… Пойдемте я вас познакомлю…

Когда они подошли, старик, наклонив голову, внимательно оглядел спутницу Игоря.

– Здравствуйте, здравствуйте… – пробормотал он надтреснутым голоском. – Какими судьбами?

При этом он принялся попеременно переводить взгляд на стоявших перед ним молодых людей, так, что было совершенно непонятно, к кому же адресован вопрос.

– У меня здесь гастроли, – на правах старого знакомого произнес Игорь. – А это Наташа… Работает на радиостанции "Голос Америки"…

– Очень, очень приятно, – старик протянул Наташе сухонькую ладонь. – А меня зовут Самуил Яковлевич… Самуил Яковлевич Шварц… Нда-с! Ну, что же мы стоим? Если вы не против, я готов угостить вас чаем… Пойдемте, пойдемте, молодые люди…

Сидя за широким столом, Самуил Яковлевич настойчиво подталкивал Наташе вазочку с густым малиновым варением.

– Берите, берите… Это мое, домашнее… Я для дочери специально из Москвы привез… Она у меня программист… Нда-с! Очень хороший программист… Тут с мужем живет… Вот с ее матерью выбрались посмотреть на их житье-бытье…

Наташа взяла в руки чашку с чаем, но больше так, для порядка, – сладкого ей не хотелось, как впрочем и есть вообще, – последние несколько дней аппетит у нее совсем пропал. ("Может это, конечно, и ничего не значит, – подумала она, – но, пожалуй, стоит обследоваться… Вот только закончу с этой передачей…") Чтобы отвлечь хозяина от настойчивого ухаживания, она спросила:

– Самуил Яковлевич, а где вы с Игорем познакомились?

– Как? Разве он вам не рассказал? – на лице у Самуила Яковлевича отразилось неподдельное изумление.

– Нет… Наверное, ещё просто не успел…

Самуил Яковлевич перевел укоризненный взгляд на Игоря – "как так?", а потом с солидностью произнес:

– Мы с ним ходили защищать Белый дом…

Но вдруг его лицо приняло жалостливое выражение и уже совсем другим, потухшим голосом он закончил:

– Был, знаете ли, в моей жизни такой эпизод… Очень захотелось поверить, что живу в другой, в свободной стране… А вот теперь чувствую себя полным идиотом… Поделом, что называется, старому дураку… Нда-с!

Наташа недоуменно вскинула тонко очерченные дуги-брови и растерянно поковыряла ложечкой в вазочке с вареньем.

– Самуил Яковлевич… Ну зачем вы так?

Но старик вдруг ощетинился, забулькал, как закипевший чайник:

– Я, знаете ли, молодые люди, уже старый человек, но мне не очень нравится, то, что сейчас происходит в Союзе… Нда-с! Вы простите меня, но я не настолько глуп, чтобы впасть в оргазм от вакханалии, происходящей в нашей стране… Я вам так скажу – экстаз хорош в постели… С красивой женщиной!.. (Игорь и Наташа смущенно уткнули взгляды в чашечки с чаем.) Но в экстазе нового общества не построишь… И вы зря улыбаетесь! – закончил он насуплено. Последние его слова, видимо, относились к тому, что Игорь с Наташей уже с трудом сдерживали улыбки. Ситуацию от неминуемого конфуза спас раздавшийся в прихожей звонок. Услышав его, Самуил Яковлевич завертел головой, как проснувшийся сыч, и растерянно пробормотал:

– Это, наверное, Фирочка пришла…

Неловко поднявшись, он прошаркал по длинному коридору к входной двери. Из коридора, который в общем-то и коридором было назвать нельзя, потому как через широкую арку он превращался в комнату, донесся его дребезжащий голос:

– Арончик, дорогой! Заходи, мой милый, заходи… Как хорошо, что ты пришел… А у нас как раз гости из Москвы…

В ответ послышался густой, насыщенный бас – словно кто-то прогудел в огромную тубу:

– Муля, я, наверное, некстати… Давай, я в другой раз зайду…

А затем опять голос Самуила Яковлевича:

– Ароша, брось! К чему эти церемонии? Пойдем я тебя познакомлю… Вот только надень мои тапочки…

Через несколько секунд Самуил Яковлевич ввел в комнату немолодого полноватого мужчину артистической внешности. У нового гостя был крупный, великолепно очерченный нос, резко выпирающий массивный подбородок и богатая, откинутая назад, кудрявая шевелюра – все это делало его похожим на старого светского льва. Импозантное впечатление лишь несколько портили широкие стариковские помочи, переброшенные через покатые плечи, и пузырящиеся на коленях брюки, давно забывшие о том, что такое утюг. Самуил Яковлевич ухватил товарища за руку и, подтащив его к столу, произнес торжественно, словно представлял члена королевской фамилии:

– Вот, молодые люди… Позвольте вам представить… Аарон Натанович Штимель… Бывший советский профессор и один из руководителей Госплана…

Бывший профессор снисходительно пророкотал:

– Ну-ну! Муля… Ну какой я, к черту, руководитель Госплана? Так… Был когда-то… руководителем среднего звена…

Но Самуил Яковлевич, упрямо сверкнув старомодными очками, повторил:

– Бывший руководитель Госплана… А ныне обыкновенный американский пенсионер…

Стареющий светский лев решил за благо не спорить, – то ли посчитал это ниже своего достоинства, то ли давно уже убедился, что спорить с Самуилом Яковлевичем бесполезно. Он перевел взгляд на Игоря и Наташу и снисходительно произнес:

– Здравствуйте, молодые люди… Насчет руководителя Госплана – это, несколько преувеличено… А насчет пенсионера согласен… – он тряхнул густой гривой. – У меня, как и Самуила Яковлевича, дети здесь живут… Американцы, знаете ли, на редкость практичный народ! Они готовы платить пенсию родственникам ценных специалистов, лишь бы эти специалисты оставались у них работать…

Сказав это – точнее протрубив (у Наташи даже создалось впечатление, что в старом светском льве погиб нераскрытый Шаляпин) он с независимым видом уселся за стол. Самуил Яковлевич тут же принялся его обхаживать, – наклонился и спросил:

– Ароша, дорогой… Варенье я тебе не предлагаю – у тебя диабет… Может чайку?

Профессор благосклонно кивнул:

– Чайку, Муля, давай… Чай у тебя замечательный…

Придвинув к профессору чашку со свежезаваренным чаем, Самуил Яковлевич решил все же завершить процедуру знакомства:

– Аарон, разреши я тебе представлю… – витиевато начал он. – Это Игорь Таликов. (Он ткнул ладошкой в Игоря.) – Известный в Союзе музыкант… Ты помнишь – я тебе рассказывал… Вместе с ним я – старый дурак, ходил защищать Белый дом… А это его спутница, очаровательная Наташа…

Светский лев учтиво приподнялся, взял за кончики пальцев Наташину руку и коснулся ее теплыми сухими губами. Наташа постаралась скрыть неловкость, – забавно было наблюдать за ухаживаниями этих двух давно постаревших чудаков. Сказала:

– Ну, что ж вы так себя ругаете, Самуил Яковлевич? Ну, перестаньте же в самом деле! Это даже некрасиво…

Маленький Самуил Яковлевич в ответ лишь близоруко прищурился – было заметно, что он чувствует себя неловко рядом со своим большим и импозантным товарищем.

– Наташенька, вы, конечно, можете считать меня старым сумасбродом… – затряс он своей маленькой растрепанной головой, словно ему было зябко. – Но вот Аарон Натанович… Он умнее меня, он вам быстро все растолкует…– и повернув голову к Аарону Натановичу, Самуил Яковлевич попросил. – Аароша, расскажи, пожалуйста, молодым людям про путч… Ну, то, что ты мне рассказывал…

Уступив таким образом слово своему внушительному другу, он скромно притулился рядом на металлическом стульчике. Импозантный профессор поняв, что оказался в центре внимания, приосанился и воодушевлено пробасил:

– Хорошо, Муля… Я расскажу… Путч, конечно, был липовый… Липовый был путч, друзья мои… А я ведь всю жизнь занимался планированием и анализом и худо бедно, а анализировать меня научили… Вот, вам, Игорь… Вам никогда не приходило в голову, почему это Бельцина так и не арестовали?… Вы спросите – откуда вдруг такой странный вопрос? Хм!… Я вам сейчас объясню!.. Помните, что, например, в своё время сделали в Польше? Там, перед тем, как ввести в стране чрезвычайное положение взяли и арестовали всю верхушку "Солидарности"! Всю! Подчистую… И с точки зрения логики, поступили абсолютно правильно! Оппозицию необходимо обезглавить – это закон борьбы! А Бельцина, который демонстративно порвал и с партией и с центральной властью – почему-то никто не трогает! Странно?… Действительно, странно… Но смотрите дальше! Когда Бельцин приезжает в Белый дом и делает там свои громкие заявления, – фактически объявляет путчистов вне закона, – никто не устраивает ему там блокаду, не отключает в Белом доме связь, свет… Словно от него ждут совсем другого… Не понятно? Конечно, не понятно… Против всех законов логики! Но все это, друзья мои, кажется удивительным и странным, если только не предположить, что Бельцин просто всех обманул! Ну, подумайте сами! Режим-то чрезвычайного положения на местах должны осуществлять, как раз местные органы власти, которые напрямую подчиняются Бельцину! Не идиоты же, в самом деле, путчисты, чтобы объявлять в стране чрезвычайное положение, не имея при этом возможности реально его осуществлять? А раз так – значит, они заранее должны были согласовывать свои действия с Бельциным! Так, что остается только констатировать, что без согласия Бельцина этот путч и не мог бы начаться… А уж как там он этим воспользовался – это уже другой вопрос!

Закончив свою пламенную речь, стареющий лев важно откинулся на стуле, давая возможность оценить стройность своих логических построений. Взяв чашку, он, громко причмокивая, принялся отхлебывать чай, блаженно при этом помарщиваясь… Игорь нерешительно возразил:

– Аарон Натанович… Но мы ведь просто чего то можем не знать… Нельзя же отрицать, что Бельцин во время путча показал себя сильным лидером… На мой взгляд такие люди и должны стоять у руля государства…

Старый профессор бросил на него снисходительный взгляд. Поставил чашку на место, он прогудел густым басом:

– Игорь, душа моя… Россия может стать единственной страной в мире, которая на рубеже XXI века готова полностью отказалось от планирования… Это факт… Нашему обывателю сейчас забивают голову всякой ерундой, – мол, отсутствие планирование – это панацея… Поверьте мне, в это могут поверить только очень и очень наивные люди! Для сравнения, скажем, в США планированием занимается 14 отраслевых министерств, в системе Министерства сельского хозяйства здесь занято 55 тысяч сотрудников. В промышленности министерства и корпорации составляют планы, как минимум на пятилетие… Кроме того… В большинстве развитых стран некоторые отрасли вообще находятся на дотации! Вы что, думаете – здесь дураки живут? Нет! Они здесь на этом деле собаку съели! Здесь давно знают, что лучше дотировать тех, кто работает, чем кормить-поить-одевать огромную армию безработных… Это ж элементарно! Но только в России этого не говорят… Или, что гораздо опаснее, не хотят говорить! Вот так! – и он по-театральному вздернул вверх указательный палец. Закончив столь эффектным образом свое выступление, он успокоено замер на стуле. Маленький Самуил Яковлевич преданно ткнулся лбом ему в пухлое плечо, а затем вскинул свою седенькую, лохматую голову и произнес:

– Аароша… Ты, как всегда, неотразим… У тебя редкостный дар раскладывать все по полочкам… Нда-с… – и, обернувшись к Наташе и Игорю, он со сверкающими от восторга глазами спросил. – Ну, как, молодые люди? Думаю, Аарон Натанович был достаточно убедителен?

Игорь с Наташей переглянулись, словно попали на занимательное шоу, став одновременно его участниками, но ответить из них так никто и не успел – в замочной скважине заскребыхал ключ и в комнату влетела маленькая пожилая женщина в теплой кофте. Она неуклюже волокла за собою принесенный с улицы стул.

– Ой ты боже ж мой, шо делается, Муля, а вы тут даже и не знаете, – пронзительно заверещала она. – Включайте же скорей телевизор – там передают, что Бельцин и Травчук развалили Советский Союз!

Ну, вот и все!

Америка, как призрачная страна Оз, растаяла в белесой дымке за окном иллюминатора. Короткий и яркий сон, после которого надо возвращаться в жесткую и суровую реальность страны, которая ещё осталась на картах, но которой уже не было наяву. Пора просыпаться… Блестящие небоскребы, сверкающий и переливающийся неоновыми огнями Город Большое Яблоко и женщина с пронзительно зелеными глазами, все это осталось в другом мире. Он нашел ее там, в этом сне, свою придуманную мечту, чтобы тут же потерять… Теперь уже, похоже, навсегда…

– Игорь вы действительно уезжаете? – спросила она перед тем, как попрощаться, там на Брайтоне, на берегу по зимнему серого и сердитого Атлантического океана.

– Да… Уезжаю… Я наверное сегодня вам столько глупостей наговорил… Простите… Наташа, а вы… Вы действительно замужем? – Игорь постарался, чтобы голос у него не дрогнул, но взгляд его выдал.

– Да, – поспешно ответила Наташа и, заметив на его лице застывший вопрос, тихо добавила. – Не обижайтесь, Игорь… Я люблю своего мужа…

Игорь опустил глаза и принялся полировать взглядом носки своих ботинок.

– Понятно…

Ну что ж! По крайней мере теперь все точки над "i" расставлены… А на что иное он, собственно говоря, рассчитывал? Что у нее никого нет и она, как увидит его, сразу бросится ему шею? Бред… Ерунда! Может это и к лучшему, что надо возвращаться. В конце концов, у нее своя жизнь, у него своя… Он не Высоцкий, а она не Марина Влади…

– Игорь… Оставьте мне, пожалуйста, на память ваш автограф, – вдруг попросила она.

Игорь растерялся, но потом быстро сунул руку за пазуху и вытащил оттуда свернутый в несколько раз лист. Развернул его. Это оказался тот самый рекламный плакат, который ему в день приезда подарил Питер Робинсон.

– У вас найдется ручка? – спросил он.

Наташа, порывшись в сумочке, передала ему тонкую шариковую авторучку. Игорь быстро написал что-то на афишке, размашисто расписался внизу и протянул плакатик и ручку Наташе.

– Спасибо! – Наташа аккуратно свернула лист и сунула его в сумку. – Счастья вам, Игорь! – но голос у нее был грустный.

– Вам тоже…

Ну, вот и все! Протянутая рука, рукопожатие… Всё, всё! Пора просыпаться… Домой! К черту гастроли! К черту даже огромную неустойку, которую ему придется выложить за несостоявшиеся концерты – слишком пошло развлекать эмигрантов здесь, в Америке, когда твоя страна разодрана на части… Игорь подавил рвущийся из груди тяжкий вздох, – не укладывалось в голове, что его страны больше нет! Он повернулся к дремавшему рядом в кресле самолета Аркадию и сказал:

– А знаешь, Аркаша… Я все раньше думал, что может быть хуже коммунистов? А теперь, кажется, знаю… Демократы! Дико звучит, а, Аркаш?

– Старик, дай поспать, – хмуро промычал в ответ Резман.

– Да и какие они, к ядренной фене, демократы… – с горечью произнес Игорь, отрешенным взглядом упершись в низкий потолок над головой. – Те же комсорги, да секретари обкомов перекрасившиеся… Что ещё вчера на партсобраниях своим партбилетом размахивали. Противно! Мы были готовы за них под танки лезть, а они, оказывается, нас просто использовали…

Аркадий повернулся к Игорю спиной и приложился щекой к короткой наволочке, надетой на спинку кресла.

– Пережили татаро-монгольское иго, смуту и коммунизм, переживем как-нибудь и это! – буркнул он, не размыкая плотно сомкнутых век.

– Ладно, спи, директор, – усмехнулся Игорь. – В Москву прилетим – отсыпаться будет некогда… Прилетим, буду делать новый концерт… Назову его "Эра вырождения"…

Но Аркадий вдруг резко вскинулся, как будто и не дремал вовсе. Глаза у него не сонные совсем, – злые, ненавидящие, неприязненно впились в Игоря.

– Игорь, блин, ты уже достал всех! – с клокочущей яростью заявил он. – Ты что думаешь ты умнее всех? Да? Ты думаешь, кто-нибудь протестовал, кто-нибудь вышел на демонстрацию, когда Союз развалился? Нет! Никто! Нигде! Не вышел! Понимаешь? НЕ ВЫ-ШЕЛ! Потому, что народ радоваться хочет! Радоваться! Рухнула долбанная Совдепия, на пороге новая жизнь – свобода, предпринимательство, частная собственность! А ты опять лезешь со своей сраной патетикой! На хрен это кому уже нужно! Понимаешь? На хрен!

Игорь посмурнел и посмотрел на товарища с тоскливым выражением.

– Вот то-то и погано, Аркаша…

– Что тебе погано? – резко спросил его Резман.

– Погано, что этого никто не понимает… – усмехнулся Игорь. – Страну развалили, а никто даже не пикнул! Приучают, что жить можно на халяву, а мы радуемся… Радуемся! Бери, хапай, кто сколько может… Продавайся! Потому, что когда нас всех купят, мы, оказывается, заживем счастливо и красиво! А ведь понятно, кто все купит! За пятак, по дешевке! Те же воры, и жульё коммунистическое… Только теперь они будут коммуниздить нагло, в открытую – не прикрываясь демагогией о светлом коммунистическом будущем…

Лицо у Аркадия запрыгало в нервных судорогах.

– Ну, да… Конечно, конечно! – рот перекосило в едкой издевке. – Все хотят в рай, только умирать почему-то никто не хочет… Но мир-то, старик, все равно переделать не удастся! Все уже придумано и додумано до тебя… И никому не нужна твоя правда, которая переворачивает весь мир! Не нужна, понимаешь? Такая жизнь и другой жизни у нас нет! А эта страна – она никогда не ценила честных людей, – ей не нужны ни профессионалы, ни таланты, – здесь вообще три поколения вдалбливалось другое! Здесь гегемоном был и останется хитрожопый мужик, который умеет только пиздить и пиздеть! Вот так! И поэтому я и хотел бы жить где-нибудь в другом месте! В Израиле, например, а не здесь, в этом сраном дерьме!

Аркадий замолчал, кусая белые от злости губы. Игорь уперся в него тяжелым взглядом и припечатал словно свинчаткой:

– Только ты забыл сказать, Аркаша, что это ещё и мой мир… А я не хочу жить в дерьме! И дети мои, чтобы жили в дерьме тоже – не хочу! И я не позволю этот мир поганить! Понял?

И в глазах у него было столько яростного и непримиримого упрямства, что Аркадий ни слова не говоря, повернулся к нему спиной…

Родное отечество встретило прилетевших привычной сутолокой и деловой суетой…

На первый взгляд здесь ничего не изменилось…

Все также падал снег за окнами, все также спешили люди на работу – привычную, обыденную… Казалось, что хотя страны уже не было, она продолжала жить, двигаться по инерции, как человек, поручивший пулю в сердце, который делает ещё несколько последних, бесчувственных шагов прежде, чем упасть… И только у иностранных посольств зазмеились, заизвивались темными плотными очередями ряды отъезжающих за рубеж… Навсегда – в Германию, в Америку, в Израиль…