Охотник за приданым

— У тебя нет никакого права говорить так, Мэт, — ответила Лили, не в силах сдержать свой гнев и в то же время прекрасно понимая, на сколь опасную почву она ступает. — Будь по крайней мере честен и признайся, что, даже делая мне предложение, ты и не думал отказываться от своей любовницы.

Мэт больше не владел собой. Эта хрупкая молодая женщина, ставшая его женой, сумела пробудить в нем чувства, которые до сих пор никогда не тревожили его и которым он не находил никакого объяснения. Его пальцы сомкнулись вокруг ее шеи, и он встряхнул девушку с невероятной силой.

— Мэт! Остановись!

Отчаянный крик Лили привел его в чувство, и он с ужасом оглядел ее растрепанные волосы и смятое платье — следы своего недавнего гнева.

— Боже праведный. Лили, ты будишь во мне дьявола.

Я не хотел причинять тебе боль, но когда увидел в саду вместе с этим Уинслоу, то ничего не мог с собой поделать.

Лили молча смотрела на Мэта, слишком напуганная и потрясенная, чтобы отвечать ему. Она и раньше видела его в ярости, но до сих пор он никогда не поднимал на нее руку.

— Я вернулся домой, чтобы попрощаться с тобой.

— Попрощаться? — рассеянно повторила девушка, еще плохо соображая. Она знала, что им предстоит разлука, но не предполагала, что это будет так скоро, и от его слов у нее почему-то сжалось сердце.

— Мои корабли готовы, все формальности закончены, и я вынужден торопиться, чтобы покинуть гавань до того, как ее заполонят англичане. Я собираюсь хорошенько пощипать их корабли — пусть знают, что напрасно недооценивали американских моряков. Чем больший урон я нанесу английскому флоту, тем большую пользу принесу нашему делу. Но мне не хотелось уезжать, не повидавшись с тобой и не сказав тебе.., не сказав тебе…

Боже! Ну почему так трудно подобрать слова?

— ..до свидания, — тихо закончил Мэт.

Лили бесшумно сглотнула, ее душили противоречивые чувства, мешая говорить. Что он хочет от нее услышать?

Что она будет скучать? Но она скорее умрет, чем признается в этом. Что он ей дорог? Да, Мэт, похоже, ей небезразличен, но выдать свои чувства значило бы дать ему лишний повод посмеяться над нею.

— Я… Я желаю тебе доброго пути, — выдавила она после долгой паузы, в течение которой перебирала про себя все, что хотела, но не решалась сказать. — А твоя любовница?.. Ты берешь ее с собой?

В ту же секунду Лили пожалела о сказанном. Она готова была откусить себе язык. Ну откуда в ней это желание постоянно дразнить его? Наверное, своего рода самозащита…

На сей раз Мэту удалось сдержаться.

— Клари, конечно же, никуда не поедет. «Морской ястреб» не место для женщин, но дело не в этом. Она в любом случае последний человек, которого я хотел бы видеть рядом с собой. Но, черт возьми, Лили, забудем на минуту о Клариссе и поговорим лучше о тебе. И о Уинслоу. Я запрещаю тебе видеться с ним в мое отсутствие.

— Что? Ты запрещаешь мне? Запрещаешь? Откуда в тебе столько наглой самоуверенности?

— Я не позволю своей жене развлекаться с любовником, пока меня нет дома.

— Плохо же ты меня знаешь, если полагаешь, что я способна осквернить супружеские узы и завести себе любовника. Пусть для тебя они ничего и не значат, но не суди по себе.

— Может, я и самоуверенный наглец, но к тому же еще и ревнивый наглец.

Янтарные глаза Лили широко распахнулись. «Что за игру он затеял?» — спрашивала она себя, наблюдая, как ярость на его лице уступает место какому-то другому, непонятному ей чувству. Уж не поддразнивает ли он ее, стараясь разжечь пожар, который она тщетно пытается погасить? Душа Лили в этот момент представляла собой поле битвы, на котором в смертельной схватке сошлись самые противоречивые эмоции. Она пытливо взглянула в прищуренные глаза Мэта, и где-то в глубине ее сознания забрезжила смутная догадка. Правды ради следовало признать: она и сама хотела того, что неминуемо должно было произойти.

Но потом она снова будет ненавидеть себя.

— Зачем ты меня мучаешь, Мэт?

— А ты не догадываешься? Я сам себя проклинаю, но ничего не могу поделать. Я хочу тебя. Лили. Я ухожу в море надолго. А если удача отвернется от меня — навсегда.

— Ну и отправляйся к своей любовнице, — гневно выпалила девушка.

А ее сердце молило: «Люби меня, Мэт, люби меня!»

— Если бы мне понадобилась Кларисса, то сейчас я бы не был с тобой.

Мэт подступил к ней ближе. Лили чувствовала на своей щеке его обжигающее дыхание, видела в его глазах голодный блеск. Сердце девушки бешено забилось. Снова он искушает ее своими медоточивыми речами, снова гипнотизирует пронизывающим взглядом. «Сопротивляйся! — приказала она себе — Сопротивляйся, пока еще не поздно!»

— Я не желаю заниматься с тобой любовью, — не веря себе, заявила Лили, с трудом выдавливая слова.

— Лгунья.

Он обвил сильными руками ее талию и настойчиво притянул к себе так близко, что Лили даже сквозь толстую ткань юбки могла почувствовать неопровержимое доказательство его желания. Ее охватила паника. Мэт, конечно же, ее муж, но не хозяин. Она начала отчаянно колотить по его груди, но ее удары лишь отскакивали от непробиваемой стены каменных мышц.

— Нет, отпусти меня! Я не хочу! Я не хочу тебя!

Злость только разожгла Мэта. Одна лишь мысль о том, что Лили находилась в объятиях Клэя Уинслоу, поднимала в его душе настоящую бурю, природа которой оставалась для него загадкой. По непонятным причинам он и пяти минут не мог пробыть наедине со своей женой, чтобы у него не возникло желание либо задушить ее, либо заняться с ней любовью. Да, ей и вправду ничего не стоило пробудить в нем ярость. Или это не ярость, а что-то другое? Конечно, Мэт был достаточно умен, чтобы понять: их с Лили связывает нечто гораздо более серьезное и глубокое. Однако он упорно старался не замечать этих чувств.

— Я могу сделать так, что ты захочешь меня, дорогая.

Хриплый голос мужа скорее походил на рычание, выдавая его невероятное напряжение.

Лили подхватил, закружил, смял внезапный порыв его страсти. Она как будто вдруг оказалась в эпицентре темной свирепой бури, во власти силы, превосходящей саму жизнь. Каким бы яростным ни было ее сопротивление, оно было сломлено безжалостным натиском Мэта, полностью подчинившим себе ее тело. С последним вздохом сожаления Лили покорилась его воле.

Однако какое-то чувство или, если угодно, внутренний голос запрещал ей сдаваться, призывая сохранить непокоренной хотя бы малую часть себя. Она отчаянно сражалась за каждую пядь своего тела, но тщетно — в конце концов Мэт вновь одержал верх.

Он яростно срывал с Лили одежду до тех пор, пока она не предстала перед ним совершенно обнаженной, стыдливо прикрывающей руками грудь. Но даже этот последний, трогательный в своей беспомощности жест не произвел на него никакого впечатления: он схватил девушку за запястья и с силой притянул к себе. Она хотела отвернуться, чтобы избежать его губ, однако Мэт снова оказался проворнее, и горячий, жадный поцелуй настиг ее: он не просил, а требовал, не просто брал, а вырывал, словно изголодавшийся волк, настигший наконец свою добычу и упивающийся теперь победой. Его страсть обволакивала, подавляла, топила весь окружающий мир в розовом тумане. Она закрыла глаза.

Внезапно он отпустил ее запястья, и руки девушки мгновенно взлетели вверх, чтобы обнять его за шею…, но так и повисли в воздухе. Мэт опустился перед ней на колени, сжал в ладонях ее ягодицы и прижался губами к нежному краю ее женского сокровища.

— Раздвинь ноги, дорогая, — глухо прозвучал его охрипший от желания голос.

Если бы Лили уловила в нем хотя бы намек на просьбу, она бы подчинилась. Но он приказывал.

— Нет, Мэт, — ответила она и плотнее сжала бедра.

— Ну же! — нетерпеливо скомандовал он, а когда реакции не последовало, запустил пальцы Лили между колен и насильно развел их в стороны; его губы сомкнулись на мягкой розовой плоти ее святая святых, а кончик языка проник в восхитительную, уже чуть влажную щель.

— О-о-о… — простонала Лили; ее пальцы впились в его плечи, ноги напряглись, а голова откинулась назад.

— Расслабься, дорогая, — словно сквозь сон донесся до нее голос Мэта. — Расслабься и не мешай мне.

Она больше не помышляла о сопротивлении — его рот творил чудеса, наполняя мир сверкающими образами, которые, словно в калейдоскопе, становились все причудливее и ярче. Горячая волна, зародившаяся в бедрах, толчками поднималась все выше; подобно весеннему половодью, она заполняла каждую клеточку, проникала в каждую жилку, будоражила каждый нерв. Настало мгновение, когда этот бурлящий, полный водоворотов и стремнин поток вдруг замер — но лишь затем, чтобы стремительно рвануться вверх, превращаясь в неудержимый всплеск пронзительно-острого наслаждения. Лили вскрикнула и забилась в сладострастных конвульсиях.

Мэт изнывал от желания обладать ею; его восставшая плоть так напряглась, что причиняла ему боль, и едва он почувствовал, как по телу девушки пробегают волны сладостной дрожи, то подхватил ее на руки и отнес на постель. Раздеться и лечь рядом было делом минуты.

Если до этого то, что испытала Лили, являлось просто верхом удовольствия, то теперь ее ощущения граничили с восторгом. Мэт входил в нее снова и снова, и чувствовать его внутри, слышать его учащенное дыхание, видеть искаженные в финальной агонии черты его красивого мужественного лица было ни с чем не сравнимым счастьем.

Но одна мысль по-прежнему не давала ей покоя: он снова владел не ею целиком, а только ее телом. Он снова не любил, а занимался любовью. О, ей нравилась близость с ним — хотя слово «нравиться» и слишком невыразительно, — и в то же время она ненавидела его за это.

В том, как он обращается с ней, ей чудилось что-то нечистоплотное, развратное, унизительное, и все ее существо восставало против него. Возможно, если бы он делал все то же самое, но только с любовью, ей бы так не казалось.

Ведь до сих пор он не сказал ей почти ни одного ласкового слова! «Раздвинь ноги» да «расслабься» — вот и весь разговор…

Она лежала с закрытыми глазами, не желая, чтобы он видел в них отблеск той чистой, звонкой радости, переполнявшей ее тело. Ей было слишком плохо и хорошо одновременно и.., стыдно за это.

Она обожала секс.

Она ненавидела секс.

Она ненавидела М эта.

Она ненавидела себя…

Мэт опять склонился над ней, его губы коснулись ее груди, а руки скользнули к бедрам.

— Что? Ты хочешь еще? — изумилась Лили. — Хватит, Мэт, перестань, я устала.

— Зато я еще нет, — спокойно ответил он.

— Неужели тебе мало?? — Его неутомимость поневоле вызывала восхищение. — Сколько же раз ты можешь это делать?

— Когда как, — коротко передернул плечами Мэт, — но сегодня я чувствую, что не дошел еще и до середины.

— О боже! — в ужасе воскликнула Лили. — Ты решил довести меня до помешательства?

— Успокойся, дорогая, тебе это не грозит, — усмехнулся он. — Ты слишком трезва и упряма, чтобы свихнуться. Никто не знает, сколько продлится война, а значит, меня долго не будет в Хоуксхевене. И я хочу, чтобы эту ночь ты запомнила навсегда. Что бы со мной ни случилось.

Его слова наполнили ее сердце неясной тревогой, но она лишь вздохнула и покорилась судьбе.

* * *

Час спустя они по-прежнему лежали рядом. На лице Мэта застыла блаженная улыбка, а Лили задумчиво смотрела в потолок.

— Я не понимаю, — вдруг сказала она.

— Что именно, дорогая? — лениво отозвался он.

— То, что ты делаешь со мной, иногда доставляет мне истинное наслаждение. Это так. Ты тоже, судя по всему, получаешь удовольствие. Но я не понимаю почему, ведь мы же не любим друг друга!

Мэт снисходительно усмехнулся.

— Ты смешиваешь два понятия, дорогая, — любовь и радости секса. Люди занимаются сексом исключительно ради удовольствия. А что такое любовь? Как я уже и говорил, еще одно слово, придуманное для определения и оправдания плотских утех. Так что, дорогая, мы с тобой уже перешли за эту грань условности: нас связывает нечто большее, чем любовь.

Лили повернулась к нему спиной. Неужели он прав?

А что, если любви действительно не существует? Если так, то можно ли быть счастливой в браке только благодаря сексу? Долго ли длится страсть, не питаемая любовью?

Ответ, казавшийся ей всегда таким простым, внезапно превратился в столь запутанный клубок чувств, настроений, ощущений и интересов, что у нее перехватило дыхание. Пока же в качестве некой обобщенной, описательной формулы напрашивалось следующее: для кого-то нет любви, а для кого-то она существует. Но это неминуемо вело еще к одному вопросу, который она просто не смогла не задать:

— Ты обещаешь хранить мне верность, Мэт?

Едва ли не впервые в жизни Мэт растерялся. В данный конкретный момент он и думать не хотел ни о какой другой женщине, но кто мог поручиться, что завтра, через неделю, через месяц его настроение не изменится? Его отношения с Клариссой длились без малого пять лет, и в конце концов она ему надоела. Лили же спрашивает о верности вообще, о верности на всю жизнь. Подобные сроки были вне его понимания. Да, до сих пор еще ни одной женщине не удавалось разбудить в нем такой океан страсти, но обещать быть верным всегда Мэт не мог. Так же как и не мог обещать любовь, не зная, что это такое.

— Если ты хочешь прямого, честного ответа, — совершенно серьезно сказал он, — то на данный момент ты единственная женщина, которую я хочу.

— А что будет завтра? — не сдавалась Лили.

— Мои чувства подсказывают мне, что я буду желать тебя долго.., очень долго, — выдавил из себя Мэт, полагая, что это полуобещание наконец ее устроит.

Но не тут-то было.

— Почему же тогда ты не хочешь признать, что любишь меня?

Мэт начал злиться: она опять зашла слишком далеко.

— Господи помилуй, Лили, ну зачем вечно превращать лучшие моменты нашей жизни в словесные баталии? Я надеялся, ты с уважением и пониманием примешь мою искренность и не станешь вынуждать меня красиво лгать.

Я ненавижу ложь. Она опасна. Ложь подобна бумерангу: всегда возвращается к солгавшему. Поэтому знай: что бы я ни говорил, это правда, только правда и ничего, кроме правды, — как на Библии!

Она ничего не ответила.

— Ты не спишь ли, дорогая? — с раздражением окликнул ее Мэт.

— Нет. Просто мне горько думать, что я обречена провести всю жизнь рядом с человеком, который меня не любит. Но я уже говорила тебе об этом и не хотела повторять.

Сердце Мэта сжалось, он уже жалел о своих резких словах.

— Не надо так переживать, — со всей доступной ему мягкостью сказал он. — Я не встречал никого лучше тебя.

Ты просто создана для… — Повисла неловкая пауза, это слово, казалось, застряло у него в горле, но все же в итоге прозвучало:

— ..Для любви. Я просто боготворю каждую пядь, каждый дюйм твоего великолепного тела!

«Тело, только тело и ничего, кроме тела», — с горькой иронией мысленно перефразировала Лили его недавние слова и, проглотив обиду, сказала:

— Я рада, что оно доставляет тебе удовольствие.

Мэт не уловил скрытого смысла, вздохнул с облегчением и почти радостно добавил:

— Ты и представить себе не можешь какое! Ладно, хватит разговоров. Давай поспим немного, а через пару часов начнем все сначала. Я намерен показать тебе кое-что любопытное. Уверен, ты будешь в восторге.

Господи, лучше бы он этого не говорил!

Лили сжалась, с трудом сдерживая слезы. О, она ни на секунду не сомневалась, что ему нравится заниматься с ней любовью. И до тех пор, пока она не будет препятствовать ему в этом, ей можно не опасаться Клариссы. Но ведь Мэт не хочет связывать себя никакими обязательствами, даже верностью! Что же он за человек?

Мужчина, в жизни которого нет места для серьезной привязанности. Нет места для любви. Нет места для жены…

Мужчина, срывающий плоды наслаждений, едва пожелает. Самовлюбленная, самоуверенная, упрямая.., великолепная, потрясающая, обаятельная свинья!

Как же она его ненавидит!

Ложь.

«Полюбить его было бы совсем нетрудно», — подумала Лили, проваливаясь в темную бездну сна.

Когда несколько часов спустя Мэт снова призывно прикоснулся к ней, она не задумываясь скользнула в его объятия, безропотно позволяя провести себя по новым лабиринтам страсти. На этот раз Лили сама оседлала Мэта, подобно лихой наезднице, забирая, вытягивая из его могучего тела максимум наслаждения, пока он снова, вконец обессилев, не забылся сном.

Лили посетила одна странная мысль. Еще недавно она упрекнула Мэта в неумении (или нежелании?) хотя бы притворяться, что он любит ее, когда они занимаются сексом. Теперь же ей казалось, что, если бы он это делал, она возненавидела бы его по-настоящему. Когда Мэт говорил о ее теле или о том, как он хочет заняться с ней сексом, его слова имели хоть какой-то смысл — пусть и не всегда ей приятный, но вполне конкретный; прикинься же он влюбленным не любя, они стали бы лишь пустым звуком, и тогда, скорее всего. Лили всерьез бы задумалась о том, существует ли любовь вообще. Есть понятия, которыми нельзя спекулировать, и Мэт, даже не веря в любовь, видимо, это чувствовал. Да, он порой рассуждал до отвращения цинично, зато был честен, поскольку говорил лишь то, что действительно думал. Его прямой натуре претила ложь, даже во спасение, и он не желал кривить душой. Честный человек отвечает за свои слова, но лгущий — вдвойне: сначала, когда не правда слетела с его уст и ему поверили, он несет ответственность перед богом, людьми и собственной совестью за свой поступок, а потом, когда ложь раскрыта, — за ее последствия. «Ложь подобна бумерангу: всегда возвращается к солгавшему», — сказал Мэт, и он был прав, хотя Лили и не сразу поняла это, потому что не хотела понимать. С женщинами такое случается. Сказав правду, Мэт лишил ее иллюзий, причинив тем самым боль, но разве честнее было бы вселять в нее несбыточные надежды?

Разобравшись с болезненной для себя честностью Мэта, Лили задумалась о другом: почему ей так трудно с ним? И ответ снова пришел сам собой: Мэт слишком опытен, слишком искушен в делах любви, слишком уверен в себе. Он никогда ни в чем не сомневается, все знает заранее, каждый шаг у него рассчитан и продуман. В нем нет романтики, непредсказуемости, порывистости. Мэт страстный любовник, и в то же время он слишком техничен. Чтобы добиться этого, надо потрогать здесь, а чтобы того — там… И ее тело тут же отзывается на его прикосновения, а как оно может не реагировать? Кто знает, не слишком ли хорошее знание женской анатомии сделало его циником? Эдаким кукловодом, знающим наперед, за какую ниточку дернуть, чтобы у очередной марионетки поднялась рука или согнулась в колене нога…

Лили и сама толком не знала, чего именно ищет в нем, кроме, разумеется, любви. Должно быть, способности безумно увлекаться, терять голову, не думать о последствиях.., короче говоря, всего того, что свойственно юности и что, похоже, привлекало ее в Клэе Уинслоу.

Сама того не подозревая, Лили взрослела.

* * *

На рассвете Мэт с неохотой покинул теплую постель, быстро оделся и, прежде чем уйти, еще раз взглянул на мирно спящую девушку. Она была прекрасна. Внезапно ему до боли захотелось разбудить ее и сказать ей те слова, которые она так ждала от него.., но вновь бес противоречия распорядился по-своему.

Идет война. Его могут убить. И только время решит, когда ему сказать себе: «Да, я люблю свою жену». Если это время у него будет…

Мэт подошел к кровати, нежно коснулся губами лба Лили и еле слышно прошептал:

— Спи, дорогая моя, и пусть тебе снятся хорошие сны.

Я очень хотел бы полюбить тебя и, если судьба будет добра ко мне, постараюсь понять, в чем заключается смысл этого таинственного чувства. Если же нет, то тебе лучше запомнить меня таким, какой я сейчас, и не знать, что я хоть в чем-то потерпел неудачу.

С этими словами он повернулся и быстро вышел из комнаты.

Однако Мэт не спешил покидать Хоуксхевен, у него оставалось еще одно незаконченное дело. Он заглянул в спальню Сары, разбудил ее, сказал, что зашел попрощаться, и уже куда суше добавил:

— Ты разочаровала меня, сестра.

— Боже мой, Мэт, в чем дело? — еще не совсем проснувшись, всполошилась Сара. — Что я такого сделала?

— Ты допустила, чтобы Лили и Клэй Уинслоу стали… хм.., близкими друзьями.

— Помилуй, я не думала, что ты примешь это так близко к сердцу. Ты совсем забросил бедняжку, и я не видела ничего дурного в том, что Клэй время от времени появляется у нас, дабы скрасить ее одиночество.

Ответ сестры прозвучал довольно двусмысленно, и Мэт нахмурился.

— Послушай, Сара, — строго сказал он, — я не могу допустить, чтобы из-за каких-то глупых сантиментов страдал мой авторитет. Отныне двери этого дома для Уинслоу закрыты. Я ясно выражаюсь?

— Более чем ясно! — обиделась Сара. Брат впервые отчитал ее, причем какой-либо своей вины она не видела.

Лицо Мэта смягчилось. Он слишком любил сестру, чтобы долго сердиться на нее.

— Прости, дорогая, — уже совсем другим тоном сказал Мэт, — но я очень тревожусь за Лили. Пожалуйста, сделай, как я прошу, а когда воина закончится, я искуплю все свои грехи перед ней.

— Ты отплываешь сегодня?

— Да. Мои корабли готовы, и я хочу покинуть Бостон до прихода англичан.

— А Лили знает, что долго не увидит тебя?

Губы Мэта тронула загадочная улыбка.

— Знает.

— Ты уже виделся с ней сегодня? Но ведь еще слишком рано!

— Я виделся с ней этим утром, этой ночью и прошлым вечером.

Столь исчерпывающий ответ сказал Саре все, что она хотела знать. Неужели ее упрямый братец наконец-то понял, что они с Лили созданы друг для друга?

О, ей так хотелось в это верить!

9

Проснувшись, Лили потянулась, нежась в лучах ласкового весеннего солнышка, и почувствовала, как все ее тело охватывает непривычная сладостная истома. События минувшей ночи разом ожили в памяти, и девушка в испуге взглянула туда, где еще совсем недавно лежал Мэт. Его место было холодным и пустым. Таким же, как и ее сердце Он ушел. И, возможно, никогда не вернется. И те слова, что она так жаждала услышать от него, навсегда останутся на его совести. Если у него есть совесть…

Сосредоточившись, она старательно восстанавливала в памяти все то, что он говорил этой ночью. Нет, ничего из сказанного даже отдаленно не напоминало признания в любви. Вопрос, который она сама поставила перед собой, засыпая, так и остался неразрешенным: как долго можно жить с мужчиной, не видящим разницы между истинным чувством и заурядным сексом? Отдаваться ему, зная, что тебя берут не из любви, а из похоти? Что же делать? Терпеть, теряя с каждым разом частицу себя, или искать любовь на стороне?

«Ты не сможешь вечно жить теми крохами, какими он считает возможным одаривать тебя, блюдя свою драгоценную свободу», — ответил внутренний голос.

Оставаться в Хоуксхевене означало впасть в полную зависимость от его мимолетных милостей, терпеть то холодность и безразличие, то вспышки страсти. Лили не желала делить Мэта ни с Клариссой, ни с другими женщинами, с нетерпением ожидавшими своей очереди прыгнуть к нему в постель. Оставаться в Хоуксхевене означало превратить свою жизнь в сущий ад.

Чем больше девушка думала об этом, тем хуже ей становилось. Без сомнения, за это время Мэт приобрел над ней немалую власть, красноречивым доказательством чему служила как прошлая ночь, так и то, что, несмотря на весь его эгоизм, ее сердце открылось для него. Внезапно мозг Лили пронзила страшная мысль: а что, если она беременна? Что, если его семя успело пустить корни и теперь разрастается внутри ее? И Лили пришла к единственно возможному решению.

Сначала надо убедиться, что она не носит ребенка Мэта, а затем, если все в порядке, оставить Хоуксхевен.

То, что, уходя, она навсегда потеряет свое состояние, ее мало волновало. Гораздо важнее было сохранить себя и уважение к себе. Лили сомневалась, что упрямый, гордый Мэт ринется за ней в Англию, умоляя ее вернуться. Да его туда и не пустят — идет война. Отец вряд ли откажет дочери в праве обрести покой под крышей родного дома, но, даже если такое случится, она сумеет как-нибудь прожить.

Оставаться с Мэтом — безумие. Постоянно страдать от неразделенной любви, переживая ночи страсти и дни, полные мучительных раздумий о том, что рано или поздно настанет час, когда он предпочтет ей любовницу… На такое могла согласиться только полная дура, а она себя таковой не считала.

За завтраком Лили выглядела слишком печальной и измученной для женщины, проведшей ночь любви со своим мужем. Или ее так расстроил отъезд Мэта?

— Сегодня ни свет ни заря Мэт разбудил меня, чтобы попрощаться, — сказала Сара с намерением хоть как-то завязать разговор.

— В самом деле? — оживилась Лили. — А он не просил тебя что-нибудь мне передать? Быть может, оставил записку?

— Нет, дорогая, он только сказал, что провел эту ночь с тобой, — покачала головой Сара и поспешила добавить:

— Лили, я уверена, Мэт понял наконец, как ему повезло, что он женился на тебе. И когда он вернется…

— ..Ничего не изменится, — закончила за нее девушка с такой ядовитой усмешкой, что сердце Сары болезненно сжалось.

— Но, Лили, поговорив сегодня с Мэтом, я решила… мне показалось, что ты и он.., что вы…

— Сара, милая, — слабо улыбнулась Лили, — твой брат провел эту ночь со мной только потому, что ему нужна была женщина. Мэт — сильное, здоровое животное, которое безумно гордится своей незаурядной потенцией. Его мужское самолюбие тешит то, что он может вломиться ко мне в любое время и у меня нет права ему отказать. Твой брат отменный любовник, и ему доставляет удовольствие оттачивать на мне свое мастерство.

Сара зарделась, смущенная подобной прямолинейностью.

— О, Лили, тебе всего восемнадцать, а ты уже так цинична. Неужели виною тому Мэт?

Лили опустила золотистые ресницы, их тени затрепетали на ее щеках, как крылья бабочек. Ей не следовало говорить с Сарой столь открыто. Особенно о человеке, который доводится ей братом и перед которым она преклоняется. Но не могла же она допустить, чтобы наивная девушка и вправду поверила, будто он по-настоящему полюбил свою жену. Да и себя не стоило обманывать. Мэт представления не имеет о том, что такое любовь.

— Не суди Мата слишком строго, — смущенно попросила Сара, искренне желая, чтобы две заблудших души наконец обрели друг друга.

— Нет никаких сомнений: твой брат предпочитает мне Клариссу.

— Ты ошибаешься, — горячо возразила Сара'. — За последние пять лет у него была тысяча возможностей жениться на ней. Но выбрал-то он тебя. Что теперь скажешь?

— Деньги, дорогая моя Сара, деньги. — В голосе Лили вновь зазвучали саркастические нотки. — И еще родословная, как у породистой гончей. У Клариссы нет ни того, ни другого.

— Ты не должна так говорить! Мне показалось, нет, я уверена, что, едва Мэт заговорил о Клэе…

— А что он сказал? — насторожилась Лили.

— Думаю, Мэт просто с ума сходит от ревности. Уезжая, он приказал не пускать Клэя на порог Хоуксхевена.

Что это, как не проявление любви?

— Мэт — собственник и не позволит никому и пальцем прикоснуться к своему достоянию, — мгновенно отреагировала Лили. — Я принадлежу ему — и руки прочь от любимой игрушки. Лишь он, по своему усмотрению, может пренебрегать мною, не замечать меня, использовать для любовных утех. Но одна мысль о том, что я могу предпочесть другого, для него непереносима.

— Думаю, ты ошибаешься. Не спрашивай почему.

Просто что-то в душе подсказывает мне, что Мэт по-настоящему привязан к тебе. Видела бы ты сегодня утром его лицо! Он был похож на кота, который только что полакомился сметаной.

— Это ничего не доказывает, — резко ответила Лили. — Разве ты не была бы счастлива после бурно проведенной ночи? Вот выйдешь замуж, узнаешь.

— А сама-то ты, Лили? — неожиданно спросила Сара, переходя в атаку. — Любишь ли ты Мэта?

Лили с минуту смотрела прямо перед собой остановившимся взглядом, храня напряженное молчание.

— В данную минуту я хотела бы ненавидеть его каждой клеточкой тела.

Увидев, как изменилось лицо Сары, Лили несколько смягчила ответ:

— Хочу, но не могу. Прошлая ночь показала, что я испытываю к Мэту очень сильные чувства. Я бы не смогла так отвечать на его ласки, если бы в моем сердце не теплилась хоть искорка любви к нему.

— О, Лили, — обрадовалась Сара, — я знала…

— Я не сказала, что люблю его. — Лили нахмурилась, не в состоянии выразить, что же она чувствует на самом деле.

— Конечно, не сказала, но это и так видно! — игриво воскликнула Сара.

— Возможно, — нехотя допустила Лили. — Вот только Мэт не верит в любовь. И я знала об этом с самого начала, еще до того, как мы поженились. Просто у меня не было другого выхода.

— Я, наверное, самая счастливая девушка на свете, раз меня любит такой парень, как Джеф, — вздохнула Сара, думая о всех проблемах на пути у Лили и Мэта.

— А ты и есть самая счастливая, Сара, и вполне заслужила свое счастье.

* * *

Клэю было отказано от дома, Джеф продолжал бывать в Хоуксхевене почти каждый день. Во время его частых визитов Лили чувствовала себя чужой и ненужной. Она выдумывала каждый раз предлог, чтобы сразу после обеда оставить влюбленных наедине. Одиночество прочно поселилось в душе Лили, отзываясь тупой болью в сердце.

Следующие недели принесли некоторое спокойствие. Она узнала, что не беременна, и ей стало легче. Ребенок навсегда привязал бы ее к мужу, и о побеге из Хоуксхевена нечего было и помышлять.

Летом 1812 года Лили редко видела Клэя. Лишь иногда, когда Сара навещала Джефа в его адвокатской конторе и брала ее с собой, они обменивались парой фраз. Джеф сообщил Уинслоу о решении Мэта, и тот молча подчинился. Как бы ни любил он Лили, она по-прежнему оставалась чужой женой, и с этим фактом следовало примириться.

Бостон кишел английскими солдатами, а флот Ее Величества перекрыл вход в гавань. Отныне американские суда не могли ни пристать здесь к родным берегам, ни выйти в море. Это, разумеется, касалось и кораблей Мэта. Лили понимала, что он не может вернуться, не подвергая свою жизнь смертельной опасности.